Подборка материалов по современному состоянию армии
      "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО": Время "Ч" БУНТ НА КОЛЕНЯХ (Открытое письмо офицеров генерального штаба министру обороны Российской Федерации) РОХЛИН Л.Я.: СОСТОЯНИЕ ТУЗЕМНЫХ ВОЙСК ЗАПАДА В РОССИИ (О ВЗРЫВООПАСНОМ ПОЛОЖЕНИИ В АРМИИ) Заявление для печати председателя Комитета Шмидт Дзоблаев: ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ В АДУ (исповедь заложника)
      "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО"
      1-2-97
      Время "Ч" ---------------------------------------------------------------------
      АРМИЯ И ЕЛЬЦИН ---------------------------------------------------------------------
      Публикуемый нами дневник генштабиста - не просто крик о помощи. Это, скорее, вопль отчаяния гибнущей армии России. Нашим правителям так и не удалось за шесть лет армию реформировать. Они предпочли ее уничтожить: так ведь им безопасней. До чего же нужно было довести наше офицерство, чтобы один из представителей его элиты - Генштаба решился написать то, что вам предстоит прочитать. Быть может, кто-то возразит автору - не следует, мол, всю вину взваливать на одного президента, который к тому же болен и уже давно реально не руководит страной. Однако дневник Виктора БАРАНЦА - материал сугубо личный и субъективный. И в этом его ценность. Предание этого дневника гласности - дело огромной государственной важности. Если в срочном порядке не обратить внимание на положение в армии, через 3-4 месяца ситуация может выйти из-под контроля. И последнее. Трагизм ситуации еще и в том, что эта публикация наверняка не подвигнет Кремль изменить что-то в лучшую сторону. Скорее всего, дело кончится гонениями, но не против воров в погонах, а против человека, решившегося вслух сказать то, о чем думают сотни тысяч офицеров и солдат.
      Я ГОЛОДНЫЙ И ОЧЕНЬ ЗЛОЙ. Сегодня опять ушел на службу задолго до того, как проснется семья. Чтобы не смотреть в глаза жене, детям и догине Шерри. Моего офицерского пайка с осточертевшей говяжьей тушенкой хватает на неделю. В холодильнике - пустынная зима. С некоторых пор я стал замечать, что домашние каждый вечер встречают меня глазами моей вечно голодной собаки.
      В метро я видел сухую старуху. В руках она держала плакатик: "Подайте Христа ради - хочу кушать". Такой же плакатик мне захотелось повесить на грудь поверх шинели. Я бы только добавил подпись: "Защитник Отечества"...
      КАНДИДАТ В КАМИКАДЗЕ
      Сквозь давно не мытые оконные стекла своего генштабовского кабинета я гляжу на президентский кортеж, несущийся по Знаменке в сторону Кремля. Из моего окна очень удобно угрохать машину Ельцина.
      Гранатомет или граната типа "Ф-1" - вещи для этого отличные, но слишком шумные. Да и для прохожих небезопасные - много осколков. Останется только застрелиться сразу после того, как разлетятся на куски президент и его длинный сверкающе-черный членовоз.
      Перебираю варианты. Еще один способ отправить Ельцина на тот свет - установить радиоуправляемую мину на дороге в лючке канализации, над которым наш Верховный Главнокомандующий регулярно проезжает. Мину можно купить в Москве почти на любой толкучке за 500 баксов. Это примерно две мои месячные зарплаты. Но где взять деньги, если уже три месяца государство не отдает армии долги? А тут еще, как назло, приболела жена, и я стал единственным кормильцем.
      На днях мне пришлось полдня торчать в двадцатиградусный мороз на Киевском рынке, чтобы продать комплект зимней военной одежды. Когда офицер продает свою форму, он предает собственную честь. Я молил Бога, чтобы меня никто не узнал из своих, генштабовских, или их жен, частенько в последние месяцы забредавших сюда с той же целью. Но все случилось хуже некуда: меня узнал давний знакомый - отставной преподаватель академии Генерального штаба. Заметив, что я дымлюсь от стыда, он раскрыл свою громадную, как танковый чехол, сумку, набитую сантехникой:
      - Ничего зазорного, полковник. Жизнь вынуждает...
      За последнее время я перебрал много способов левого заработка: после службы собирал офисную мебель в одном из банков на Арбате, разгружал вагоны с древесиной на товарной станции и даже рекламировал "гербалайф" среди пузатых иностранцев у входа в "Метрополь", до тех пор пока майор ФСБ не посоветовал: "Смойся дальше, чем я вижу".
      Мои приработки были мизерными. Так что покупка "адской машины" была столь же нереальной, как приобретение "мерседеса".
      Когда полковникам очень плохо, им в голову лезут очень плохие мысли...
      ГЕНШТАБОВСКИЕ НИЩИЕ
      В дверь моего кабинета входит сослуживец. Он бросает жадный взгляд на пачку сигарет "LM", лежащую на столе.
      - Старик, извини, можно стрельнуть?
      Слова еще говорятся, а пальцы уже выковыривают сигарету из пачки. Это нормально. Так часто делаю и я. Секунда стыда - зато пять минут кайфа. Лет десять назад я бы скорее пробежал по улице голяком, чем стрельнул у сослуживца сигарету. Сейчас это обычное дело. Убогая жизнь и святые каноны офицерского этикета превращает в условные. Мы опускаемся, сами того не замечая.
      Полковник гасит окурок. И смотрит на меня глазами, которые я каждый день встречаю в пешеходных переходах и в метро, - так смотрят бомжи.
      - Старик, у тебя полтинника до получки не найдется?
      Я ничем не могу помочь, поскольку сам начал рабочий день с обхода кабинетов. Вот и сейчас по лабиринтам узких подземных коридоров бреду в соседнее здание. Осталась одна надежда - друг, который служит в Центре военно-стратегических исследований ГШ. На его рабочем столе огромная секретная карта, облепленная роями цифр и букетами стрел. В том месте, где турецкая пехотная дивизия предположительно должна прорваться к Воронежу, лежит отрывной листок календаря, на котором от руки написано: "Иванову - 100, Петрову - 500, Сидорову - 750"...
      - Ты, случаем, не богат? - опережает меня стратег, который больше озабочен собственным безденежьем, чем возможным прорывом турок.
      По тому же маршруту возвращаюсь обратно. А навстречу замминистра обороны генерал армии Константин Иванович Кобец. Неспешная, уверенная походочка, ухоженные волосы, крупное красноватое личико без признаков недоедания и какие-то тяжелые глаза. Каждый раз, когда встречаюсь с этим человеком, почему-то испытываю недобрые чувства. Есть у нас такие генералы, при встрече с которыми у меня в голове мелькают разные нехорошие слова. Уже пятый год за Кобецом тянется длинный шлейф слухов: его фамилия называется в числе лиц, некогда занимавшихся грязными делишками в неком криминально-коммерческом "Информационном агентстве" при участии знаменитого шулера Димы Якубовского, его уличили в причастности к нечистоплотной сделке, связанной с продажей коммерческой фирме минобороновского 25-этажного дома в Северном Чертанове, о его сказочной даче в Архангельском рассказывают легенды. Не так давно всплыли какие-то "церковные документы" с его подписью... Уже ни для кого не секрет, что Кобец имеет надежную крышу в кремлевских кругах и потому его никто не трогает.
      Мы идем навстречу друг другу. На мне нет головного убора, и потому я по уставу обязан прижать руки большими пальцами к бедрам и поворотом головы отдать честь. Честь отдавать не хочется. Потому ныряю в боковой выход...
      Я возвращаюсь в кабинет и начинаю зло рыться в столе в надежде откопать среди вороха бумаг брикет венгерского рыбного бульона. Голодная генштабовская мышь уже отгрызла половину моей порции. Стакан, вода, кипятильник. И я уже похож на облизывающегося кота, ожидающего смачного куска с хозяйского стола.
      С нами что-то происходит.
      В памяти, как в калейдоскопе, мелькают лица и гарнизоны... Я видел плачущего полковника Генерального штаба: его жена тайком продала любимца семьи, голубого немецкого дога, чтобы купить билет до Хабаровска, - надо было срочно лететь на похороны отца. Мой друг из Питера, всю офицерскую жизнь помешанный на старинных книгах и собравший редкостную домашнюю библиотеку, сегодня втихаря от домашних приторговывает на книжных развалах на Невском. В Тихом океане американские матросы с палубы корабля показывали нашим военным морякам свои белые и черные задницы под безудержное ржание офицеров. А каких-то пять-шесть лет назад они отдавали честь нашему военно-морскому флагу... В ракетной шахте под Нижним Тагилом я видел майора-дистрофика, который звонко выскребал ложкой тушенку из консервной банки и рассказывал о том, что у его детей и жены эта тушенка уже вызывает рвоту. На Камчатке в магазине "Военторга" офицеры и прапорщики брали продукты "под запись" в долговой книге - до получки. Когда же приходила получка, долги в три раза перекрывали ее. На Арбате бомжующий ветеран Великой Отечественной войны десятый день скандально торговался с чавкающим жевательной резинкой скупщиком наград. Тот предлагал старику загнать орден Красного Знамени за тридцать тысяч. Хозяин ордена хотел сто. И кричал на спекулянта:
      - Ты еще ссыкун, чтобы давать за добытый кровью орден семь пакетов кефира!
      С НАМИ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ.
      Уже пишется славная летопись еще одной ратной кампании чеченской. Хоть бы историки не забыли чего, особенно как десантным полком мы за два часа брали Грозный. А затем вывозили в Ростов, как мороженую говядину, трупы наших пацанов, "умиравших с улыбкой на устах".
      На подмосковной военной авиабазе Чкаловской долго не пересыхал ручей цинковых гробов, в которых были запаяны русские воины - седые полковники и 19-летние пацаны. Уже вся Россия "заминирована" этими неуклюжими и страшными металлическими коробками с кодом "Груз-200". Цинковый гроб стал единицей измерения "эффективности" нашей политики.
      Где-то на северной окраине Грозного в январе 1995-го чеченский снайпер выцелил светлую голову моего друга полковника Володи Житаренко. Кто хоронил погибших на войне друзей, тот знает, что нет на свете тяжелее ноши, чем гроб друга. Но эта ноша неподъемна, если друг гибнет на бестолковой войне.
      Верховный Главнокомандующий купался в Черном море, играл в теннис и дегустировал редкостные южные вина, а его полки совсем рядом тупо терзали чеченские села, смутно понимая, какой такой "конституционный порядок" по велению президента они пришли сюда наводить. Слепая жажда мести за погибших товарищей очень часто была двигателем геройства.
      Еще ни одна армия мира не добивалась победы там, где ее солдаты не понимали, во имя какой идеи они идут на смерть.
      Военный хирург, за три чеченских месяца наковырявшийся в человеческом мясе больше, чем за 30 лет службы, рассказывал мне, что чаще всего ему приходилось слышать от искалеченных пациентов крик: "За что?!"
      Он не знает ответа. Армия не знает ответа. Страна не знает ответа.
      "ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ АРМИЮ!"
      После того как Горбачев принял "историческое" решение о выводе наших войск из Европы, в армии начался период невиданного морального разложения, которое еще больше усугубилось при Ельцине, развязавшем руки "дикому" бизнесу. Сокращение Вооруженных Сил с их гигантскими и плохо контролируемыми запасами оружия и вещевого имущества и других материальных средств, сращение с коммерцией породили в армии хищную идеологию преступной наживы за счет того, что принадлежало государству.
      Самая крупная в мире войсковая группировка - Западная группа войск - в 1991-1994 годах превратилась в Клондайк для военного и гражданского ворья. Вырученные от продажи "излишков" войскового имущества колоссальные валютные средства, которые по указам Ельцина должны были идти на строительство жилья для военных, нередко переводились в российские и иностранные коммерческие банки и пускались в оборот.
      Меня поражала откровенная наглость некоторых наших минобороновских генералов: в то время когда семьи офицеров и прапорщиков выведенных из-за рубежа частей ютились на пустырях в палатках и бараках, а строительство многих жилых объектов замораживалось "из-за нехватки финансовых ресурсов", министр обороны Грачев и некоторые его замы покупали дорогостоящие иномарки, строили роскошные виллы в ближнем Подмосковье, пускали в коммерческий оборот десятки миллионов долларов и немецких марок. Гигантские денежные суммы, предназначенные для приобретения продовольствия для войск, переводились на счета коммерческих структур и "прокручивались" в тот момент, когда армейские командиры вынуждены были вместо хлеба кормить солдат сухарями и расходовать неприкосновенные запасы.
      Десятки тысяч офицеров и прапорщиков бродили по городам и весям в надежде снять за приемлемую цену угол для семьи, а в это время десятки проектировщиков и архитекторов корпели над проектами многоэтажных дач для министра и наиболее приближенных генералов.
      Когда-то мне довелось сидеть в знатном немецком пивном кабаке с офицерами военной миссии Великобритании. Они откровенно крутили пальцами у виска, когда речь зашла о согласии Горбачева, Ельцина и Шеварднадзе пойти на унизительные условия "бегства" наших войск из ФРГ. Когда-то численность английского контингента в Германии была в 300 раз меньше советского. Англичане уходили более десяти лет. Мы же за три года в авральном порядке вывели более 500 тысяч военнослужащих. Около 100 тысяч из них не имели жилья.
      Два десятка дивизий мы вынуждены были бросить в открытые поля. В то время я побывал в военном гарнизоне Богучары, под Воронежем. Тогда строительство городка только начиналось, и офицеры с семьями жили в палатках и кунгах по уши в грязи. Офицеры дивизии не боялись проклинать Ельцина даже в присутствии генералов и полковников Генштаба. Никто из них не считал, что не надо было уходить из Германии. Говорили главным образом о том, что "надо было сделать все толково", планомерно, с достоинством. Сопрягая темпы вывода войск и темпы строительства жилья и военных городков. Истина элементарнейшая. Но на нее откровенно начихал Горбачев. Он зарабатывал дешевую популярность у немцев на унижении своих солдат и офицеров.
      Ельцин пошел тем же путем. Он не только не притормозил бегство наших сильнейших дивизий, а, наоборот, ускорил его, пойдя "на более сжатые сроки".
      Там, в Богучарах, мы сидели в брезентовой палатке, по которой беспрерывно строчил холодный осенний дождь, пили из минных алюминиевых колпачков разбавленный спирт и смотрели по "видику" любительский фильм о проводах последних российских частей из Германии. Явно "уставший" Ельцин, неуверенно дирижирующий оркестром и наваливающийся на кого-то из дипломатической свиты. Не менее "уставший" замминистра, тайком справляющий малую нужду под трапом самолета. Бывший главком Западной группы войск генерал-полковник Матвей Бурлаков с притуманенным взором. И его замполит генерал Иванушкин, заснувший на пресс-конференции своего босса в зале ожидания подмосковной авиабазы Чкаловской 1 сентября 1994 года...
      Офицеры штаба некогда элитной танковой дивизии, в стылую осеннюю пору 1994 года сидящей по уши в жирном воронежском черноземе, до слез под ядреный войсковой мат ржали над выходками своего Верховного Главнокомандующего. То был невеселый смех.
      Накануне 9 мая в Министерстве обороны состоялся торжественный прием известных военачальников - ветеранов Великой Отечественной. После банальных праздничных речей и вручения подарков, как водится по пять капель. За Победу, за Победителей, за не вернувшихся с войны.
      Не лезла в глотку водка. Что-то противоестественное было в этом совместном застолье старых и молодых генералов и полковников. Герои непобедимой и легендарной, спасшие страну. И "великие стратеги" расстрела депутатов в Белом доме. Бездари, погрязшие в Чечне. Я чувствовал себя непутевым сыном, промотавшим дорогое наследство отца...
      Когда уже был потерян счет тостам во славу именинников и в шумном гомоне невозможно было услышать, о чем из дальнего конца зала сквозь сигаретный дым лопочет очередной выступальщик, мой сослуживец-полковник сообщил, что предлагается выпить за преемственность традиций.
      Увидев, что рюмка моего соседа - ветерана, генерал-полковника артиллерии - не наполнена, я схватил бутылку "Распутина". Генерал накрыл рюмку рукой и угрюмо буркнул:
      - Я такие тосты не пью. Огоньку позвольте?
      Мы закурили. Генерал первым нарушил неловкую паузу:
      - Как служится, полковник?
      - Нормально.
      - А как у тебя с совестью?
      - Вы о чем, товарищ генерал?
      - Я тебе не товарищ. Это Грачев тебе товарищ.
      Встреча двух поколений славных защитников родины грозила перерасти в острый диспут.
      - Что вы сделали с нашей армией, полковник?
      Я не знал, что ответить. Тамада с другого конца стола прокричал сквозь балаган:
      - Слово предоставляется Герою Советского Союза, генерал-полковнику... почетному гражданину Смоленска и Воронежа...
      Мой собеседник резко встряхнул головой и встал:
      - Налей!
      Я налил. Зал притих.
      - Мой тост очень краток, - неожиданно звучно и четко объявил мой сосед. - Предлагаю выпить за славную Советскую Армию! Не чокаясь!
      После некоторого замешательства публика неуверенно проглотила этот тост. А в сторону "президиума" застолья уже мчался официант, в свободное от основной службы время подрабатывающий стукачом. Еще через пять минут официант вызвал меня в курительную комнату и передал приказ заместителя начальника Генштаба - лично спровадить генерала домой: "Машина у второго подъезда".
      Мой генерал жил на Сивцевом Вражке. В его квартире, пахнувшей старой кожаной мебелью, царил холостяцкий бардак - жена генерала лежала в госпитале. Мы сели на кухне.
      - Ты пей, - сказал он мне, - я все равно с тобой чокаться не буду.
      Генерал принес на кухню огромную схему захвата его армией плацдарма на Днепре, повесил ее на ручку холодильника и стал читать мне лекцию, то и дело постукивая большой вилкой по стрелам и номерам дивизий.
      Где-то за полночь, когда пехотные батальоны уже вырезали фрицев на том берегу Днепра, я заснул и был разбужен негодующим криком:
      - Встать! Умыться!
      После второй бутылки выяснилось, что генерал был ранен в городе, где я родился.
      - Если бы я знал, каких засранцев освобождаю, я бы твой город не брал! - сказал он, сдирая с себя рубашку. - Вот смотри, во что ты мне обошелся.
      Его бок напоминал хорошо засохшее копченое мясо. Уже светало, когда мы расстались. Генерал стоял на балконе в белой майке и курил. Я махнул ему рукой. Он не ответил. Он со мной ни разу так и не чокнулся.
      Я снова воображаю, что будет, если раздолбаю машину Ельцина под окнами Генштаба...
      Театрально проревут на похоронах илюшины, шумейки, батурины, рябовы, филатовы, барсуковы, грачевы - все те, кому нынешний режим дал возможность отлично поживиться в мутной воде реформаторства.
      А где-то в ободранных российских деревнях перекрестятся голодные старики. Вздохнут рабочие заводов и фабрик, месяцами не получающие зарплату. Луч надежды осенит и армию, в унижении и крови прожившую последние годы.
      ...Но что изменится, если убрать Ельцина? На смену такому "царю" может прийти другой. Так уже было. И я начинаю остывать от крамольных мыслей. Ельцин уйдет сам. Уйдет, судя по всему, по-брежневски. Но смена его лиц навеки останется для России и его армии классическим уроком политического хамелеонства...
      ИДОЛ БЕЗ ПОЗОЛОТЫ
      В конце восьмидесятых мне довелось участвовать в собрании партактива Московского военного округа. Военные встретили Ельцина так, как когда-то встречали русские войска появление Кутузова. Боже, как же мы тогда его чтили! Казалось, призови нас Боб вымести Горби из Кремля, мы сделали бы это в мгновение ока. Сегодня же в кабинетах и коридорах Министерства обороны и Генштаба я постоянно слышу о нем убийственные по жесткости слова.
      Что же произошло? Почему кумир и надежда армии стал ее врагом? Знает ли Ельцин, что сегодня офицеры в войсках, сидя за бутылкой водки или разведенного спирта, все чаще задаются вопросом: когда же наконец их президент и Верховный Главнокомандующий уйдет из Кремля? Бывают разговоры и покруче: "А не взять ли нам власть в свои руки?.."
      Знает ли Ельцин, что уже в недрах Минобороны и Генштаба некоторые офицеры поговаривают о создании своей военно-патриотической организации с целью "навести порядок в стране"? Не потому ли специальным представителям ФСБ в МО и ГШ с некоторых пор вменено в обязанность ежедневно докладывать начальству о малейших проявлениях нелояльности руководства МО к главе государства? Каждый день с Новоарбатской площади на Лубянку улетает краткий и таинственный телефонный доклад: "По "первому" и "второму" все нормально". Это значит, что и министр обороны, и начальник Генерального штаба пока ничего крамольного в голове не держат. Но зато держат тысячи других людей в погонах.
      "По результатам социологических исследований, проведенных независимыми армейскими и гражданскими исследователями-учеными, рейтинг популярности Бориса Ельцина в Вооруженных Силах с 42 пунктов (1990 год - 1-е место) упал до 17 пунктов (1994 год - 8-е место) и до 10 пунктов (1995 год - 12-е место)". В это можно или верить, или нет. Но если который год подряд восемь войсковых офицеров из десяти яростно костерят Ельцина, то это, наверное, правда.
      А ведь многие помнят его выступления на сессиях Верховного Совета СССР. Будущий российский президент до крови драл горло за то, чтобы было введено парламентское утверждение силовых и всех прочих министров, чтобы была исключена малейшая возможность использования армии в разрешении внутригосударственных конфликтов. А как по-рыцарски дрался он с коррупцией?
      Куда же делся тот, бунтующий и справедливый Ельцин?
      Один из сотрудников военной контрразведки, полковник Александр Беляев, вспоминал:
      "В Московском гарнизоне после победы Ельцина в 1991 году отмечалось всеобщее ликование. По нашим каналам пошла информация, что почти 80 процентов кадровых военнослужащих и членов их семей проголосовали за Бориса Николаевича..."
      Генерал-майор Вячеслав Трушин, в начале девяностых ответственный работник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, рассказывал:
      "Мы даже не знали, как об этом докладывать в ЦК КПСС. Ельцин везде побеждал безоговорочно. Мы в Главпуре, естественно, велели результаты исследований спрятать с глаз подальше и без нашего разрешения больше никаких исследований и опросов не проводить. Но в ЦК по неведомым каналам информация все-таки просочилась, и наше начальство было вызвано "на ковер" на Старую площадь. Был большой скандал..."
      Зимой 1991 года (особенно после вильнюсских событий) в Министерстве обороны СССР и Генеральном штабе стала бурными темпами нарастать тревога в связи с "вулканическими всплесками" суверенизации республик. Развитие событий в этом направлении означало катастрофу для Вооруженных Сил, поэтому в нашем ведомстве крайне негативно относились к политикам, инициирующим развал СССР. Уже нельзя было не видеть, что Ельцин, почуявший близость развала, находил даже какое-то упоение в этой трагедии. Он как бы мстил Горбачеву за издевательства.
      Беловежская пуща расчленила единую систему Вооруженных Сил. Россия в одну ночь потеряла 17 общевойсковых и танковых армий, два армии ракетных войск стратегического назначения, три армии ПВО, пять армий ВВС, почти всю стратегическую авиацию, а также более 30 дивизий и несметное количество отдельных частей, военных объектов, баз и арсеналов.
      Ельцин ехал в Белоруссию, мне кажется, как инициатор-авантюрист: у него даже не было обстоятельного плана раздела Советской Армии, не было и простейших расчетов возможных последствий этого дележа. Словно очумевший от манящего запаха кремлевской самки-власти мартовский медведь, он рвался к ней напролом сквозь густые и колючие заросли проблем.
      Еще не были выработаны единые принципы национализации частей и кораблей Советской Армии, военно-промышленных предприятий, баз и объектов, дислоцировавшихся на территориях союзных республик. Еще не были детально просчитаны военно-стратегические последствия Беловежского пакта для России и других республик СССР. Еще не были согласованы "джентльменские условия" с главами всех республик Союза, касающиеся правовых механизмов роспуска СА. Еще не были детально проработаны многие сотни других военно-политических вопросов, а Ельцин "бомбардировал" Кравчука и Шушкевича призывами стать хозяевами в собственном доме.
      И он достаточно точно сумел сыграть на инстинктах жажды самостоятельной власти. После Беловежской пущи началась грызня за военное наследство СССР, вспыхнули межнациональные войны и конфликты на территории бывшего СССР, уже унесшие свыше 110 тысяч человеческих жизней. Три политика за один вечер самочинно решили судьбы 300 миллионов людей. Эта авантюра будет мстить нам, возможно, веками.
      Так кто же выиграл после Беловежской пущи? Россия? Или Ельцин, утешивший свое самолюбие тем, что выгнал Горбачева из Кремля? Да еще 10-15 процентов проворных дельцов, сумевших набить мошну увесистыми капиталами. Да гигантская армия бандитствующей мафии...
      Когда стране очень плохо, то о политике военный человек думает чаще, чем о служебных обязанностях.
      ПОЧЕМУ АРМИЯ РАЗОЧАРОВАЛАСЬ В ЕЛЬЦИНЕ
      Августовские (1991 года) события в Москве стали совершенно новой точкой отсчета в отношениях "Ельцин - армия". И прежде всего потому, что эти события получили в войсках резко негативную оценку.
      В высших эшелонах военного ведомства часть генералитета считала, что ГКЧП надо было действовать смелее и решительнее, другие вообще отрицали необходимость ввода войск в столицу. Но и те и другие были едины в одном: никакого военного путча не было - была неудачная и плохо просчитанная попытка поддержать ГКЧП войсками.
      Ельцин же активно акцентировал внимание на том, что удалось подавить именно военный путч.
      Армия очень тонко чувствовала искусственность раздувания шума вокруг августовских событий, испытывая определенную вину за свершившееся, но и одновременно - раздражение.
      Первое же инициированное Ельциным "военное" решение - назначить главкома ВВС Евгения Шапошникова министром обороны - было негативно воспринято не только у нас в МО и ГШ, но и в войсках. Такое назначение многие считали политически конъюнктурным и даже - дилетантским. Армия, привыкшая, что ею руководили многоопытные сухопутные генералы, не хотела принимать в роли нового министра "летуна", возвысившегося только потому, что сумел продемонстрировать особую преданность Ельцину.
      И вся дальнейшая кадровая политика Ельцина в армии будет неизменно ориентироваться прежде всего на лояльность назначенцев. Дров будет наломано много.
      Еще негативнее армия отнеслась к решению Ельцина усадить в мае 1992 года в кресло министра обороны Павла Грачева - десантника, быстро скачущего по ступеням военной карьеры после Афганистана, не обладавшего еще кругозором и опытом, необходимыми для военачальника такого масштаба. К тому же - с весьма посредственным рейтингом в армии.
      Ельцин практически полностью отдал Министерство обороны на откуп своему фавориту. Именно при Грачеве началась великая эпоха реформаторского бардака, которая продолжается до сих пор. Он стал олицетворением ельцинской политики в военной области - импульсивной, непродуманной, малопрофессиональной, грубой. Негативно относясь к Грачеву, армия так же стала относиться и к Ельцину.
      Зимой 1992-го политическая карьера Ельцина висела на волоске. Несколько тысяч представителей Вооруженных Сил, съехавшиеся в Москву на Всеармейское Офицерское собрание, яростно топали ногами, свистели и зло требовали, чтобы Ельцин и его подельники по Беловежской пуще немедленно прибыли в Кремлевский Дворец съездов.
      Увидев среди многочисленных гражданских гостей известного бизнесмена Константина Борового, я спросил, какой интерес заставил его прибыть на сугубо военное мероприятие. Глаза Борового хитровато заблестели, и он полушутя-полусерьезно ответил:
      - Нельзя быть вдалеке от места, где может поменяться власть...
      Над Кремлем витала гроза. Казалось, еще немного - и оскорбленная армия повернет историю в обратную сторону.
      Ельцин долго не появлялся. Он, по признаниям очевидцев, в состоянии легкой паники выслушивал информацию о ходе офицерских дебатов. Когда же совсем запахло жареным, он решился. Аппаратные чиновники подготовили ему успокоительную речь с популистскими штучками типа обещаний выдать всем желающим офицерам валюту на строительство частного жилья и т.д. Его выступление прерывалось гулом негодования в зале и весьма колючими репликами. Разошлись недовольные друг другом.
      Долгое время между Ельциным и Грачевым соблюдалось правило: ежедневно, примерно в 10.00, министр обороны докладывал президенту о положении дел в армии. Какими были эти доклады? Говорили, что Грачев изо всех сил старался создать у Ельцина впечатление, что Вооруженные Силы под его руководством находятся в высокой степени боеготовности и, что он неизменно подчеркивал, надежно управляемы.
      Создавалась парадоксальная ситуация: президент сообщал народу, что "боеготовность Вооруженных Сил находится на уровне, гарантирующем..." - а Грачев в секретных приказах бил в колокола из-за снижающейся боеготовности войск: армия полураздета, полуголодна, полуоплачена, полурасквартирована. Сотни шифрограмм от командующих военными округами и флотами сливались в гигантский стон. В июле 1995 года дошло до того, что во многих воинских частях солдатам вместо хлеба стали выдавать сухари.
      Помню скандал, связанный со взрывом складов на Тихоокеанском флоте и трагедией на острове Русском. Ельцин тогда сделал небывало резкую выволочку Грачеву. Грачев убрал командующего ТОФом адмирала Георгия Гуринова. Но был ли виноват Гуринов, если и в МО, и в Главном штабе ВМФ до сих пор хранится ворох шифрограмм, в которых он предупреждал вышестоящее начальство и о возможных последствиях невнимания к социально-бытовым проблемам гарнизона на острове, и о том, что флотские склады более чем в шесть раз перегружены боеприпасами? А Москва продолжала гнать туда эшелоны.
      После отставки Гуринова по флоту прокатилась волна протестов. Все чаще стало звучать колючее сочетание слов: "антипрезидентские настроения".
      Что же в 1992 - 1996 годах вызывало наибольшее недовольство военнослужащих и членов их семей?
      Летом 1996 года мне довелось видеть конфиденциальный документ, составленный, судя по всему, военной контрразведкой, - "О характере основных критических высказываний военнослужащих в адрес президента РФ". Ельцину инкриминировались:
      1.