— Сашка, дурень… Ну, где у тебя мысли, а? В каком месте?
      Турецкий взял руку жены, поцеловал и положил себе на плечо. Потом вновь принялся целовать лицо жены — такое знакомое и такое незнакомое, такое милое и такое строгое.
      — Ой! — с смехом сказала Ирина. — Что-то мне шампанское в голову ударило…
      — Тебя это расстраивает? — осведомился Турецкий, на секунду прервав поцелуи.
      — Наоборот. Мне этого так давно не хватало.
      Она обхватила взлохмаченную голову Турецкого и прижала ее к груди.

5

      Проснувшись рано утром, Турецкий сходил на кухню и выпил рюмку ледяной водки, закусив ее вчерашним салатом, который, постояв ночь в холодильнике, стал в десять раз вкуснее. Если и было похмелье, то после рюмки водки его как рукой сняло.
      Александр Борисович выкурил сигарету, вмял окурок в пепельницу и вернулся в спальню. Некоторое время он стоял перед кроватью, глядя на спящую жену и улыбаясь. Всё-таки Ирка обалденно красивая женщина, подумал он. И как она со мной живет, с таким ослом? Могла бы найти себе какого-нибудь олигарха… Они нынче любят умных да красивых. Глупые куклы с ногами от ушей их уже не устраивают. Внезапно в голову Турецкому пришли стихи. Он присел на край кровати и тихо зашептал.
      Твои глаза — как чистые озера,
      Где крохотные камушки на дне,
      Где водорослей тонкие узоры,
      Где сам я отражаюсь в глубине…
      Ирина улыбнулась во сне.
      — Ты моя лапа, — прошептал Турецкий, наклонился и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал жену в щеку.
      Затем примостился рядом и, сладко зевнув, тут же уснул.
      Проснулся он спустя три часа. Ирины рядом не было, но из комнаты раздавался ее негромкий голос — она с кем-то беседовала по телефону.
      Александр Борисович лежал в постели и, весело щурясь, поглядывал в окно. Настроение был отличное. Он знал, что сейчас встанет, пройдет на кухню, достанет из холодильника пару вазочек с салатами, графин с недопитой водкой, огурчики и… При мысли об этом «и» на душе у бывшего «важняка» стало тепло и уютно.
      Ирина в гостиной положила трубку. Послышались ее легкие шаги, дверь распахнулась и она вошла в спальню.
      — А, ты уже проснулся. Как самочувствие в первый день нового года?
      — Лучше, чем в последний день старого. А ну-ка, иди сюда! — Турецкий хлопнул ладонью по постели.
      Ирина села на кровать, наклонилась и поцеловала мужа в губы. Лицо ее, однако, выглядело встревоженным.
      «Плохие новости», — понял Александр Борисович и почувствовал, как отличное настроение куда-то улетучивается. Ни дня без плохих новостей. Когда же это кончится!
      — Ир, кто звонил? — тихо спросил Турецкий.
      — Алина. Моя троюродная сестра из Астрахани.
      — Это которая? Такая двухметровая дылда с рыжими волосами?
      Ира покачала головой:
      — Нет. Невысокая, черненькая. У нее отец татарин.
      — А, помню, помню. Зажигательная дамочка. И чего она хотела? Уж не в гости ли решила пожаловать? Если так, то я согласен. Завсегда рад хорошенькой женщине.
      — Сань, прекрати юродствовать.
      — Оп-па. — Александр Борисович нахмурился. — Кажется, я не «догнал» ситуацию, как говорит наша дочь. Что случилось?
      — У Алины маленький сын — Марат.
      — Да-да, я помню, — кивнул Турецкий. — Маратик. Славный мальчуган. С ним что-то случилось?
      — Случилось, Сань. Он попал под машину. Множественные повреждения внутренних органов. Нужна операция.
      Турецкий взлохматил пятерней волосы.
      — Н-да, дела. Мы можем чем-то помочь?
      Ирина пересела на диван и задумчиво сложила руки на груди.
      — Ир, так чем мы можем помочь? — повторил вопрос Турецкий.
      Ирина вздохнула:
      — Боюсь, что почти ничем. Операция очень дорогостоящая. Нужно отвезти мальчика в Германию. Мужа у Алины, как ты помнишь, нет. Родители ее далеко не миллионеры, даже наоборот. Живет в заводском общежитии. В общем, деньги взять неоткуда.
      — Так надо обратиться с призывом к каким-нибудь спонсорам. Дать объявление в Интернете и так далее.
      — Уже давала.
      — Ну и?
      — Собрала только четверть суммы.
      — Значит, надо еще раз бросить клич.
      — Она готова, но времени уже нет. Через пять дней Марата нужно везти в клинику. Иначе всё.
      Александр Борисович задумался.
      — Черт, и мы с тобой нынче не при деньгах. Нинке за семестр не заплатили. И за ремонт машины я еще не расплатился. Сколько хоть нужно-то?
      — Вместе с реабилитационным курсом тридцать тысяч долларов.
      Турецкий присвистнул.
      — Ого!
      — Вот тебе и ого. Жалко мальчишку. Очень способный парень. С четырех лет на пианино играет. Сейчас в музыкальной школе для одаренных детей по классу композиции учится.
      — Сколько ему сейчас?
      — Как Ваське. Десять. — Ирина страдальчески сжала пальцы. — Черт, и ведь ничем нельзя помочь.
      Александр Борисович помолчал.
      — Да, сумма большая, — выдал он, наконец. Протянул руку и погладил жену по плечу. — Ну, зая, не расстраивайся ты так. Я попробую что-нибудь придумать. У меня много знакомств, ты же знаешь.
      — Не думаю, что твои знакомства тут помогут, — грустно сказала Ирина. — Никто не захочет отстегнуть с барского плеча тридцать тысяч. Это ведь не вложение денег, а акт милосердия. На это мало кто способен.
      — У меня есть пара толстосумов, которые…
      — Саш, кончай, а! — Ирина поднялась.
      Она была очень расстроена. Турецкий поскреб в затылке. Затем протянулся за сигаретами и пошарил, не глядя по тумбочке. Пальцы его наткнулись на маленький картонный прямоугольник. Турецкий машинально поднес его к лицу и прочел:
      …
       Вячеслав Иванович Прокофьев
       Менеджер
       Фирма «Ваш праздник»
      — Эт-то еще кто? — растерянно проговорил Александр Борисович и вдруг вспомнил. — А, старый знакомый…
      — Ты это о ком? — спросила Ирина без всякого любопытства.
      — Да встретил вчера одного знакомого в баре…
      — В баре?
      — Ну да. Заскочил на минутку выпить бокал пива и… Постой… — Турецкий приподнялся на локте. В ушах у него зазвучал голос Прокофьева, зазвучал отчетливо и внятно:
      …
       «Александр Борисович, кажется, у меня есть для вас работа. Клиент не я, клиент мой отец. Дело у него конфиденциальное, и он сам переговорит с вами о нем. Кстати, насколько я знаю, он готов щедро заплатить. По-настоящему щедро».
      — Он готов щедро заплатить, — пробормотал Турецкий.
      — Что? — не поняла Ирина, с легким удивлением посмотрев на мужа. — Кто готов заплатить?
      — Гм… — Александр Борисович задумчиво потер нос. — Что ж, посмотрим, насколько ты щедр, приятель.
      — Саш, ты о ком говоришь-то?
      — Да о вчерашнем знакомом из бара. Я совсем забыл, а он ведь предлагал мне работу.
      — Что за работа? — насторожилась Ирина.
      Турецкий пожал плечами:
      — Понятия не имею. Я был не в настроении с ним разговаривать. Да и ему некогда. Всё-таки новогодний вечер…
      Ирина посмотрела на визитную карточку, которую Александр Борисович все еще вертел в пальцах.
      — Это его визитка?
      — Угу. Надо бы позвонить.
      — Но ведь у вас уже есть работа. Ты вчера рассказывал. Какой-то Митрохин…
      — Ну, с «делом Митрохина» мы покончим сегодня вечером, — усмехнулся Турецкий. И подумал: «Если, конечно, его не прикончат раньше».
      — А потом? — спросила Ирина.
      Александр Борисович дернул уголком губ:
      — Да в том-то и дело… Как в финале Гамлета». «Дальше — тишина». Так, мелочевка всякая, ничего серьезного и денежного. — Он снова взглянул на визитную карточку. — А вот господину Прокофьеву я позвоню.
      — Он богат?
      Турецкий покачал головой:
      — Вряд ли. Если только не подпольный миллионер. Но он что-то говорил про своего отца. И я сейчас припоминаю… — Турецкий наморщил лоб. — Да, помню. Отлично помню! Его отец приходил тогда ко мне. Пытался всучить взятку.
      — Ты взял? — насмешливо осведомилась Ирина.
      — А как же! Я ведь не дурак отказываться от денег!
      — Куда же ты их подевал?
      — Как всегда, потратил на казино и дорогих проституток.
      Ирина улыбнулась.
      — Ну, на это не грех и потратить. Один раз живем!
      Они переглянулись и рассмеялись.
      — А если серьезно, Сань, что это за человек?
      — Ты об отце?
      Ирина кивнула:
      — Угу.
      — Да мутный какой-то господин. Насколько я помню, у него было что-то вроде казино… Где-то в провинции. Или игорный зал… Или еще что-то в этом роде.
      — Если так, то деньги у него водятся. — Ирина взяла с тумбочки телефонную трубку и протянула ее мужу. — Турецкий, звони немедленно.
      — Что, даже кофе не попью? — с напускным недовольством спросил Александр Борисович.
      — Позвони, а потом попьем вместе. Если договоришься о встрече, я тебе разрешу выпить не только кофе, но и рюмку водки.
      — Водки? — шутливо воскликнул Турецкий. — Ты что, серьезно?
      — Вполне, — в тон ему ответила Ирина. — Видишь, на какие жертвы я готова пойти ради Алины и ее сынишки!
      При упоминании о больном мальчике Ирина опять приуныла.
      — Ладно, зая, не грусти заранее. — Александр Борисович взял телефон и поцеловал теплую ладонь жены. — Прорвемся!
      Жена внимательно на него посмотрела и улыбнулась.
      — Ты знаешь, Сань, когда ты так говоришь, я ничего не боюсь. Ладно, пойду сделаю тебе кофе.
      Ирина чмокнула мужа в нос и ушла на кухню. Турецкий подождал, пока за ней закроется дверь и набрал номер, указанный в визитке.
      — Слушаю вас, — почти тотчас же отозвался на том конце мужской голос.
      — Я говорю с Вячеславом Ивановичем Прокофьевым?
      — Да, Александр Борисович, это я. Как хорошо, что вы позвонили…

* * *

      Ирина поставила турку на плитку и присела на табурет. Лицо у нее было грустным, по краям рта проступили две тонкие морщинки. В памяти у нее возникло веселое лицо маленького Маратика. Мальчишка, в самом деле, был очень смышленый. В последний раз Ирина видела его года четыре назад. Тогда у них состоялся очень серьезный и очень взрослый разговор.
      — Тетя Ира, а почему у вас нет сынишки? — спросил мальчуган.
      — У нас с дядь Сашей есть дочка, — улыбнулась в ответ Ирина.
      — А у моей мамы есть и сынишка и дочка!
      — Да, я знаю.
      Тогда, вертясь на коленках у Ирины, мальчишка выдал фразу, которая на всю жизнь засела у нее в памяти.
      — Теть Ира, если я умру, у мамы останется Гузель!
      Ирина улыбнулась.
      — Ты будешь жить долго и счастливо. И доживешь до самой старости! Будешь седым-седым дедушкой!
      Мальчик улыбнулся в ответ и произнес — задумчивым, странным и совсем не детским голосом:
      — Может быть, и буду. А может быть, и нет. Мне приснилось, будто я умер, и мама плачет. И тогда я подумал, что это хорошо, что у мамы есть еще и дочка. Вам тоже надо родить еще одного ребеночка!
      — Хорошо, убедил. Я обязательно рожу второго ребеночка. А ты взамен перестань думать о всяких глупостях, хорошо?
      — Хорошо, — кивнул малыш.
      Кофейная пена с шипением выплеснулась на конфорку. Ирина быстро переставила турку на стол, снова опустилась на табурет и горько разрыдалась.

6

      Иван Максимович Прокофьев, отец Вячеслава, оказался невысоким, ладно скроенным мужчиной лет шестидесяти, с приятным, хотя и несколько одутловатым, лицом и седыми волосами, аккуратно зачесанными набок. На подбородке у него красовалась седая бородка-эспаньолка, делавшая его похожим на какого-нибудь писателя или ученого. Вместо галстука Иван Максимович носил яркую шелковую бабочку.
      Они сидели за столиком кофейни, у самого окна, так, что солнечные лучи, падая на белую скатерть и белые чашки, воспламеняли их и заставляли мужчин щуриться.
      — Отличный сегодня день, — сказал Прокофьев, попыхивая трубкой и поглядывая на Турецкого небольшими, внимательными глазами.
      — Да, неплохой, — согласился Александр Борисович.
      Турецкий был готов к любому повороту дела. Если условия окажутся нелепыми, а задание невыполнимым, он просто встанет и покинет кафе. Но если дело покажется вполне осуществимым, а условия — приемлемыми — в этом случае Александр Борисович был не намерен медлить. Он подпишет договор и уйдет отсюда с авансом в кармане. Подобный исход встречи был заранее обговорен в телефонном разговоре. В сумке у Турецкого лежал бланк договора с печатью агентства и пустыми графами, которые можно было заполнить в течение десяти минут.
      — Спасибо, что согласились встретиться, — сказал Прокофьев. — Мой сын много рассказывал о вас. Говорил, что вы «легенда». И, как мне кажется, даже немного гордился тем, что посадили его именно вы. — Прокофьев улыбнулся и добавил: — Как бы странно это ни звучало.
      — Действительно, странно, — отозвался Турецкий и отхлебнул кофе.
      Он чувствовал себя немного глупо. Напротив него сидит человек, сына которого он несколько лет назад упрятал за решетку. А тональность разговора была такой, словно он, Александр Борисович, был строгим учителем, беседующим с отцом неуспевающего ученика. Того самого ученика, которому «строгий учитель Турецкий», ради «его же блага», влепил двойку.
      — Я введу вам в курс дела, — снова заговорил Прокофьев. — Но сначала вы должны пообещать мне, что наш разговор будет строго конфиденциальным.
      — Всё, что вы мне скажете, останется между нами, — привычно заверил будущего клиента Турецкий.
      Иван Максимович удовлетворенно кивнул.
      — Полагаю, так и будет. Вы не из тех, кто нарушает слово. Итак, дело вот в чем. В городке под названием Лебедянск у меня есть театр.
      — Театр? — вскинул брови Турецкий.
      Прокофьев кивнул:
      — Именно так. Когда-то «Глобус» был городским театром, но несколько лет назад я выкупил его у города и стал его полновластным хозяином.
      — Поздравляю, — сказал Турецкий.
      — Спасибо, — абсолютно серьезно ответил Прокофьев. — Театр «Глобус» имеет богатую историю. Сто лет назад его основал один лебедянский меценат — купец по фамилии Ларионов. Тот не жалел денег на его содержание, выписывал лучших актеров из обеих столиц, и очень быстро «Глобус» приобрел славу лучшего театра в губернии.
      — Приятно слышать, — брякнул Александр Борисович, сдерживая зевок. — Но нельзя ли поближе к делу?
      Иван Максимович посмотрел на сыщика и прищурился.
      — Да, вы правы. Я начал слишком издалека. Просто я очень люблю свой театр и готов рассказывать о нем часами.
      «Только не это», — с усмешкой подумал Турецкий.
      — Тогда, пожалуй, я сразу перейду к делу, а потом уже мы побеседуем о нюансах.
      — Это было бы великолепно, — заметил Александр Борисович.
      — Дело, собственно, вот в чем. Четыре дня назад пропала одна наша артистка. И не просто артистка, а выражаясь театральным языком, «прима»! Екатерина Шиманова. Она играла главные роли во всех наших постановках. При этом ей всего двадцать семь лет.
      — Она у вас и старух играла? — поинтересовался Турецкий, едва не зевнув. Еще не успев начаться, эта история уже ему наскучила. Какой-то провинциальный театр. Какая-то пропавшая актриса, которая — с вероятностью девяносто процентов — загуляла перед праздниками с каким-нибудь денежным ухажером. Может быть, он увез ее в Крым. Или на Гавайи. Или к черту на кулички. Какая, в сущности, разница?
      — Екатерина Шиманова могла сыграть что угодно, — сдержанно ответил Прокофьев. — Я говорю не как владелец театра, а как его художественный руководитель. Она — гениальная актриса!
      «Что же она до сих пор торчит в вашем Лебедянске, если такая гениальная?» — хотел спросить Турецкий, но сдержался. Сейчас его в этом деле интересовало только одно — гонорар. Если бы не больной мальчик, он давно бы плюнул и сделал театралу «ручкой». Однако ситуация не располагала к подобным выходкам.
      — Итак, она пропала, — сказал Александр Борисович. — Как вы это обнаружили и что предприняли для ее поисков?
      — Четыре дня назад она должна была играть Снегурочку в постановке по Римскому-Корсакову.
      — Опера?
      — Скорее, новогоднее шоу с элементами мюзикла. Спектакль начинался в семь часов вечера. Она позвонила в полшестого. Сказала, что уже едет, и что через десять минут будет в гримерке.
      — Она всегда приезжала в притык?
      Иван Максимович вздохнул.
      — Почти. Назвать очень дисциплинированным человеком Катю нельзя. Пару раз она едва не опоздала к началу спектакля и заставила нас здорово понервничать.
      — Могу себе представить, — усмехнулся Турецкий. — Я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
      — Да, собственно, продолжать почти нечего. Она так и не приехала в театр. Ни через десять минут, ни через час… Она вообще не приехала. Мы кое-как выкрутились… Выпустили на сцену артистку из второго состава. Тем не менее, факт остается фактом — Екатерина Шиманова пропала.
      — Гм… — Александр Борисович задумчиво нахмурил лоб. — Она ехала на такси или на своей машине?
      — Видимо, на такси. Машина у нее была, но Катя всегда боялась… то есть, боится садиться за руль. — Прокофьев слегка покраснел. — Простите, я не хотел бы говорить о ней в прошедшем времени.
      — Ничего, бывает. Екатерина замужем?
      Иван Максимович покачал головой:
      — Нет, и никогда не была.
      — Детей тоже нет?
      — Нет, — вновь проговорил Прокофьев. И грустно добавил: — Хотя детишек она любит.
      — Ее родители богаты?
      — Ну… отец Кати — довольно состоятельный человек. Он владеет автосалоном, заправками, чем-то еще. Кроме того, он — основной спонсор нашего театра, — скромно добавил Прокофьев.
      — Ему никто не звонил, не предлагал выкупить дочь? — быстро спросил Александр Борисович.
      — Нет, — твердо ответил Иван Максимович.
      — Ясно, — задумчиво проговорил Турецкий. — Эта ваша Катя — она красивая женщина?
      — О! Очень красивая! — Прокофьев улыбнулся. — Восемь лет назад она даже победила на городском конкурсе красоты. С тех пор красота ее ничуть не увяла, скорей даже наоборот!
      — Значит, у нее должен быть жених. Ну, или просто парень.
      — Гм… — Иван Максимович облизнул губы. — Ее руки домогался один… местный хулиган. Даже не хулиган, а так, полное ничтожество. Некий Алексей Данилов. Он приходил к ней свататься, но Сергей Николаевич спустил его с лестницы.
      — Сергей Николаевич это?…
      — Это ее отец, — пояснил Прокофьев. — Сергей Николаевич Шиманов.
      — Ясно. А как насчет самой Екатерины? Она любила этого парня?
      Прокофьев нахмурился.
      — Этого никто сказать не может. Они встречались некоторое время. Потом, вроде бы, расстались. Видимо, он просто наскучил Кате. Поняв, что теряет любимую, Данилов сделал ей предложение.
      — В тот самый день, когда отец Кати спустил ее с лестницы?
      — Именно, — кивнул Иван Максимович. — Он пришел с цветами, в костюме и при галстуке. Но Катя даже не стала с ним разговаривать. Она ушла к себе в комнату. Но Данилов — очень упрямый парень. Он решил переговорить с Сергеем Николаевичем. Не понимаю, как он мог рассчитывать на согласие? — Прокофьев усмехнулся. — Когда-то он работал механиком в автосалоне, но полгода назад его выгнали за пьянство. С тех пор он нигде не работал.
      — На что же он жил?
      — Бабка завещала ему квартиру со всем содержимым. Там было много антикварной рухляди: бронза, фарфор, старинная мебель. Впрочем, ничего по настоящему ценного.
      — Откуда вы знаете?
      — Хозяин антикварной лавки — мой приятель, — пояснил Прокофьев. — За полгода парень распродал всё, что можно было продать.
      — И все вырученные деньги потратил на Катю? — уточнил Турецкий.
      Иван Максимович тонко усмехнулся.
      — Красивая подруга — дорогое удовольствие, — сказал он. — Катя любила… то есть, любит развлекаться. Рестораны, ночные клубы, поездки к озеру на уик-энд. Но, с другой стороны, на что же он рассчитывал? Такая женщина не может сидеть с утра до вечера дома и варить ему куриные бульоны… из кубиков.
      — Да, вы правы, — согласился Александр Борисович, доставая из кармана сигареты. — Полагаю, с парнем уже побеседовали?
      — Да, и очень пристрастно, — ответил Прокофьев.
      — Ну, и?
      — Он ничего не знает. Кроме того, у него есть алиби. Он весь вечер просидел в баре с приятелями. Его там видели, как минимум, человек десять.
      — Ясно, — проговорил Турецкий. — Полагаю, милиция её уже ищет?
      Иван Максимович замялся.
      — Видите ли, Александр Борисович, наш театр очень старый, — с вежливой улыбкой говорил Прокофьев. — И он… как бы это получше сказать?… В общем, у него есть определенная репутация. Отличная репутация, добавил бы я. Эта репутация складывалась не месяцами и не годами, она складывалась десятилетиями! Да-да, не улыбайтесь.
      — И не думал улыбаться.
      — Мы не можем позволить себе бросить даже малую тень на наш театр, — сказал Иван Максимович, скорбно сложив брови.
      — Да, я понимаю, — снова кивнул Турецкий. — Именно поэтому вы решили не обращаться в милицию?
      — Совершено верно. Мы решили обратиться к вам. Вы поможете нам, Александр Борисович?
      — Я готов попробовать, — ответил Турецкий деловито. — Если сойдемся в цене.
      Иван Максимович сухо улыбнулся.
      — Деньги не проблема. Сергей Николаевич, как вы понимаете, за ценой не постоит. Он готов на все ради счастья дочери и репутации театра.
      — Он так любит театр?
      — Да, любит. Всегда любил. В юности он даже пытался поступить в театральный институт. И не один раз. Даже став бизнесменом, Сергей Николаевич никогда не пропускал ни одной нашей премьеры.
      — Стало быть, дочь осуществила его мечту, — сказал Турецкий. — А что насчет ее матери? Она такая же одержимая театралка?
      — Увы, — грустно произнес Иван Максимович, — мать Екатерины Сергеевны умерла два года назад. Поскользнулась на льду и упала. Перелом позвоночника. Сейчас у Сергея Николаевича другая жена.
      — Надо полагать, молодая и красивая?
      — Угадали. — Прокофьев едва заметно усмехнулся. — Они вместе уже полтора года. Нинель — очень хорошая женщина.
      — Екатерина с ней ладит?
      Иван Максимович улыбнулся:
      — Еще как! Молодая мачеха стала ей лучшей подругой. Хотя… Нинель не очень любит театр. Однако они вместе ходили в фитнесс-клуб, регулярно всей семьей выезжали за город на пикники. Несколько раз втроем ездили за границу. Так что, в этом плане у них было полное взаимопонимание.
      «Как всегда, — подумал Турецкий. — В таких семьях всегда всё в порядке, пока не копнешь поглубже».
      Прокофьев поднял руку и глянул на часы.
      — Кстати, через пару минут Сергей Николаевич будет здесь, — сообщил он.
      — Ясно, — сказал Турецкий. — Вы у него, вроде как, «на разогреве». Ввели меня в курс дела, чтобы он сразу взял быка за рога.
      Прокофьев улыбнулся.
      — Можно сказать и так. А, вон и он идет!
      Турецкий глянул в окно. От стоянки к двери бара уверенной походкой шагал высокий, широкоплечий мужчина в коричневом пальто. Он был смугл и черноволос, но на висках уже серебрилась седина.
      — Всегда точен, как часы! — с улыбкой сказал Прокофьев.
      Не прошло и минуты, как Шиманов оказался возле стола.
      — Сергей Николаевич Шиманов, — представился он густым басом, пожимая руку Турецкому.
      — Александр Борисович Турецкий.
      — Очень приятно.
      Он сел за столик, подозвал официанта и сказал:
      — Двойной эспрессо. Только быстро. — Затем повернулся к Турецкому. — Иван Максимович уже рассказал вам о нашей проблеме? — спросил он.
      «Проблема, — подумал Турецкий. — Он называет это „проблема“. Любой другой на его месте сказал бы „горе“.
      — Да, я уже в курсе.
      — Когда вы можете выехать в Лебедянск?
      — Если мы договоримся насчет гонорара, то прямо сегодня, — ответил Александр Борисович.
      Прокофьев поднялся со стула.
      — Прошу прощения, но мне пора идти, — сказал он с вежливой улыбкой. — Чрезвычайно рад был с вами познакомиться, Александр Борисович! И еще раз спасибо вам за моего Славика. Как выяснилось, вовремя «сесть» — это тоже удача.
      Дождавшись, пока Прокофьев уйдет, Шиманов пробасил:
      — Итак, обговорим вопрос гонорара. Сколько вы хотите, Александр Борисович?
      — Тридцать тысяч долларов, — ответил Александр Борисович, спокойно глядя бизнесмену в глаза.
      — Это большие деньги, — сказал Сергей Николаевич.
      — Я знаю. Но речь идет о вашей дочери.
      Шиманов подумал и кивнул:
      — Да, вы правы. Но, кроме того, что я отец, я еще и бизнесмен. Как бы дико и неуместно это ни звучало. А потому давайте договоримся так: в случае, если моя дочь найдется и с ней все будет в порядке, вы получите… пятьдесят тысяч долларов. Если нет, я покрою ваши расходы и выпишу вам чек на пять тысяч. Как вам такие условия?
      Турецкий склонил голову набок и задумчиво посмотрел на бизнесмена. В лице Шиманова, в его блестящих глазах, в цвете его лица, манере дергать уголком губ — было нечто такое, что безошибочно выдавало… «А может быть, я и не прав, — подумал Александр Борисович, осаживая себя. — Бизнесмен подобного уровня не может быть кокаинистом. Хотя почему нет? Втянуть носом дорожку кокаина — отличный способ снять стресс после тяжелого трудового дня».
      — Видимо, вы очень хладнокровный человек, — сказал Турецкий. — Что ж, ваши условия кажутся мне справедливыми.
      Сергей Николаевич кивнул:
      — Вот и отлично. Должно быть, я кажусь вам чудовищем?
      — Почему?
      — Ну… вы, вероятно, ожидали, что я скажу что-нибудь вроде: «Я согласен на любые деньги, только найдите мне мою дочь!»
      — Признаться, обычно родители пропавших детей говорят именно так, — заметил Турецкий.
      Шиманов помолчал. Затем сказал — тихо и спокойно:
      — Я очень люблю свою дочь, Александр Борисович. И я сделаю всё, чтобы найти ее. Однако вам я плачу не за дочь, а за вашу работу. Как любому наемному служащему. Полагаю, это справедливо?
      — Вполне, — согласился Турецкий.
      — Значит, мы договорились. Чек на пять тысяч я выпишу вам прямо сейчас. Плюс — две тысячи на расходы. Этого ведь достаточно?
      — Увидим, — ответим Александр Борисович.
      — В случае, если ваши усилия окажутся бесплодными, аванс останется у вас.
      — Вы настоящий делец, — сказал Александр Турецкий, едва сдерживаясь, чтобы не усмехнуться. — Если вы не против, мы подпишем договор прямо сейчас.
      Шиманов не возражал. Александр Борисович достал из сумки бланки договора и протянул их Сергею Николаевичу. Тот всё внимательно прочел, заполнил пустые графы и затем размашисто расписался.
      — Дело сделано, — сказал он, протягивая Александру Борисовичу его вариант договора. — Осталось вручить вам деньги и получить от вас расписку.
      Шиманов достал из кармана чековую книжку и авторучку. Проставил сумму, неторопливо расписался и протянул чек Турецкому. Взамен Александр Борисович быстро набросал расписку, украсил ее своим стремительным автографом и передал Шиманову. Сделка, таким образом, была совершена.
      — Да, я забыл сказать вам еще про одно условие, — заговорил Сергей Николаевич странным голосом, который показался Турецкому зловещим.
      — Что за условие?
      — Если моя дочь погибнет, и я не найду виновных, за ее смерть ответите вы. Лично.
      Брови Турецкого взлетели вверх.
      — Это что, шутка? — холодно спросил он.
      Сергей Николаевич покачал головой.
      — Нет, я не шучу. Если Катя погибнет, я буду считать, что в ее смерти виноваты вы. Это будет для вас хорошим стимулом. И вы будете знать, что, рискуя ее жизнью, вы рискуете своей.
      — Мне ваше условие кажется идиотским, — сказал Турецкий раздраженно. — Вы, похоже, не до конца понимаете, с кем имеете дело. При необходимости я могу привлечь к делу МУР и Генпрокуратуру.
      Шиманов усмехнулся и кивнул.
      — Да, я наводил о вас справки, и знаю, что у вас богатые связи. Но меня это не остановит. Ради дочери я пойду на всё. Надеюсь, что то же самое вы готовы сделать ради безопасности жены.
      — При чем здесь моя жена? — насторожился Турецкий.
      — Вашу жену зовут Ирина Генриховна Турецкая, — медленно и четко произнес Шиманов. — В данный момент она направляется в офис компании «Ти Джей Электроникс», чтобы провести с сотрудниками психологические тренинги.
      — Что это значит? — сухо спросил Александр Борисович.
      — Это значит, что пока вы ведете следствие, я буду следить за каждым шагом вашей жены, — спокойно пробасил Шиманов. — Если мне не понравится ваша работа, я оставляю за собой право наказать вас так, как посчитаю нужным.
      Турецкий побледнел.
      — Вы угрожаете моей семье?
      Шиманов качнул большой головой:
      — Нет. Но я хочу, чтобы вы знали: отныне жизнь вашей супруги зависит от того, насколько успешно вы проведете расследование. Мы совершили сделку. Вы получили аванс и теперь работаете на меня.
      Некоторое время Александр Борисович молча и угрюмо разглядывая Шиманова. Потом вздохнул.
      — Похоже, вы действительно, не шутите, — сказал он. — Хорошо, я возьмусь за это дело. Но имейте в виду: если с головы моей жены упадет хоть один волос, я достану вас из-под земли.
      — В этом я не сомневаюсь, — спокойно ответил Сергей Николаевич. — И я запомню всё, что вы сказали. Приступайте к работе, господин Турецкий. Время не на нашей стороне, и мы не должны медлить.

7

      — Ну, как? — с тревогой и любопытством спросила Ирина, когда Турецкий переоделся и сел за стол.
      Александр Борисович откусил кусок пирога с рыбой и похвалил:
      — Вкусно!
      Ирина улыбнулась.
      — Дурень, я не об этом. Как твое новое дело. Ты взялся за него?
      — Слушай, Ир, а не слишком ли мало в пироге лука?
      — Турецкий, не заговаривай мне зубы.
      — Ладно. — Александр Борисович отхлебнул чаю и сказал: — Завтра утром я вылетаю в Лебедянск.
      — О, Господи! Где это?
      — Там! — неопределенно махнул рукой Турецкий. — С Плетневым я уже переговорил. Дело Митрохина они доведут до конца без меня.
      Ирина прищурила голубые глаза.