Жертва, не ведая о том, что ей предстоит сейчас исполнить свой долг перед народом и умилостивить жестоких богов, приближалась на нетвердых ногах. Когда до нее оставалось едва ли три шага, жрец стремительно вылетел из-за укрытия и отточенным движением вонзил клинок в горло пьяного. То-то будет потеха богам, когда вместе с горячей кровью они получат и толику хмельного напитка!

Хрипя, жертва стала заваливаться на спину, но убийца не позволил ей этого. Ускользнув от хлещущей из горла крови, он схватил жертву за плечо и сальные волосы и крутящим движением развернул к себе спиной. И лишь затем позволил телу всей тяжестью обрушиться на солому.

Тревожно заблеяли ламы – они почуяли запах крови и стали рваться с привязей.

Жрец вздрогнул и приготовился скрыться в темноте, если кто-то вздумает проверить, что так испугало глупых животных. Мысленно он послал на головы тупых тварей проклятие, заодно укорив за неосторожность себя самого. Не стоило учинять засаду в таком месте! Но в приютном доме продолжалось веселье, играл заезжий музыкант и оглушительно смеялись служанки. Шума никто не услышал, и жрец отер со лба внезапно выступивший пот.

Раб дернулся в последний раз, булькнул распоротым горлом и замер. Это было некстати, но ритуал прекращать нельзя было ни в коем случае. Морщась от запаха перегара и крови, жрец вонзил клинок в грудь мертвеца и сделал длинный надрез, освобождая ребра с левой стороны груди.

Великие боги! Примите эту жертву!

Вытянув руки в сторону звезд, жрец сдавил горячее человеческое сердце пальцами, имитируя его последнее содрогание. Боги так далеки, что не заметят подобной мелочи. Человек до рези в глазах вгляделся в равнодушное черное небо, истово мечтая увидеть хотя бы проблеск внимания к еще теплой крови.

И он увидел!

Сияющий глаз бога медленно прочертил небосвод, подмигнув жрецу два раза! Тот едва не захохотал от восторга и счастья, но подавил естественный порыв и преклонил колено, возвращая сердце на место. Наконец-то боги приняли дар!

Кетук плеснул на ладонь ледяной воды из кувшина и протер лицо. Вода пахла глиной и нисколько не освежила – будто в разгар дня окунулся в поильню для лам.

Отец, конечно, уже ушел. Скоро праздник, и есть возможность обменять хоть на один резной булыжник больше, если прийти на рынок раньше других резчиков по камню и занять выгодное место. А может, он решил доделать каменного солдата, которого вырубал по заказу распорядителя. Даже скорее всего, потому что торчать на рынке и зазывать менял было не в отцовском характере.

От очага, сложенного в хозяйственном углу, тянуло вонючим дымом сушеного навоза. Мать склонилась над слабым огнем и подбрасывала в него топливо, которое разминала кривыми коричневыми пальцами. Одна из сестер толкла в котелке стылую маисовую кашу, оставшуюся после вчерашнего ужина. Младшие дети возились на шкурах ламы, сальных и протертых во многих местах. К утру те свалялись и больше походили не на лежак, а на кучу хлама. Внутри нее попискивал младший мальчишка.

Кетук как старший сын и воин на службе у сапаны спал отдельно.

А дров-то осталось совсем мало, недаром на помет перешли… Может, отцу сегодня повезет и он сможет обменять свои фигурки на что-то стоящее: маниок или новую посуду взамен разбившейся, например. Вот как недавно, когда он смог раздобыть тощую курицу и мешочек соли.

– Я не сказал, – проговорил Кетук. – Завтра в поход выступаем.

– Куда? – опешила мать.

Она и остальные дети, братья и сестры Кетука, разом перестали приводить себя в порядок и уставились на него. А старший после Кетука парень дурашливо вытянул руки с невидимым копьем и стал толкать сестру, всего на год младше него. Та завизжала и плеснула в мальчишку водой из ладошек.

– За перевал, – сказал Кетук. – В лес.

– И то дело. А то работать скоро некому будет. – Кетук был согласен с ее мнением, как обычно. Мать прожила на свете в два раза больше него и отлично знает, как хорошо трудятся на полях рабы. Потом-то, конечно, часть из них мрет от плетей и недоедания, но случается это нечасто… А через год можно и снова набег совершить.

– Жениться бы тебе, – вздохнула мать. – Гляди, отнимут у тебя Арику.

И это тоже было правдой. Вернее, Кетук опасался того же, что и старая женщина. Вот было бы ему двадцать лет! Так нет же, еще целый год нужно терпеть. Когда родители Кетука и Арики десять лет назад сговорились о будущей свадьбе своих детей, никто и предположить не мог, какой красавицей станет Арика. Сейчас ей всего шестнадцать, а ни один покупатель не может пройти мимо нее спокойно, с закрытым ртом. Арика даже старалась ходить в рваной одежде и мазала личико сажей из очага, да всё напрасно, молву не остановишь.

А главное – Кетук знал, что многие девушки сами стремятся обратить на себя внимание знати. Как еще выбиться из нищеты? Если повезет, возьмут в семью сановника младшей женой, научат ткать и готовить роскошные блюда. Или устроят в храм, чтобы совершать каждодневные ритуалы. А тут уже всё в руках богов, которым куда ближе дворцы возле вершины, чем крошечные домики у подножия, склеенные друг с дружкой, как маисовые зерна в котелке. Будут боги милостивы – заметит тебя сапана и возьмет к себе в чертоги любимой наложницей…

Нередко Кетук слышал за спиной подобные пересуды. И столько же раз хотел поговорить с невестой наедине и убедить ее позаботиться о себе. Но вдвоем их не оставляли. К тому же Арика всегда так смотрела на жениха, что язык у него отнимался. Доведись ему остаться с девушкой наедине, ничего бы она так и не услышала – так и просидел бы напротив нее Кетук безъязыким камнем.

– Он их копьем проткнет! – радостно сказал один из ребят и тут же изобразил, как это надо делать.

– Как бы его самого не проткнули… Ну хоть голов принесешь, всё богам будет что показать.

Кетук поморщился, словно маис в плошке перед ним был несвежим. Ему нисколько не нравилось, что воины, вернувшиеся из похода, развешивают под крышей своего дома головы убитых врагов. Мало того что они воняют и привлекают множество мух, пока не высохнут. Так ведь еще все знают, как эти головы добываются! Кто побогаче и успел награбить побольше, потом покупает их у соратников. Вот и получается, что самые доблестные, пожалуй, меньше всех имеют трофеев. Настоящее мастерство только во время мирного состязания и можно доказать – и Кетук очень серьезно готовился к нему. И не зря, вот в походе и проверит, чему успел научиться.

– Так ты чего в казарму-то не торопишься? – всполошилась мать.

– Иду, иду! – Кетук запил кашу холодной водой и поднялся.

Как обычно, поверх холщовой рубахи, в которой он и спал, Кетук надел свой воинский плащ до колен, расшитый сестрами по всем канонам. Морда пумы смотрелась на нем как живая, а при ходьбе она словно скалила огромные клыки. В таком плаще никакой чиновник не остановит солдата и не спросит, почему он шатается по улицам, а не работает вместе с семьей на общинном поле.

Кетук пригнулся в дверях и вышел на узкую улочку. Худая лама соседа, привязанная к каменному пальцу, повернулась к юноше и фыркнула.

После того как год назад Кетуку повезло поступить в солдаты и он стал бывать в квартале сановников, его собственное жилье казалось ему отвратительным. Не нравился низкий тесный дом под кукурузной соломой, его слепые корявые стены и облезлые собаки, давно уже забывшие, кто их хозяин. Всё здесь его раздражало – наглые ламы и беззаботные рабы, не обязанные содержать семью, вороватые собаки и глупые куры, визгливые дети и вредные старухи. А особенно не нравилась ему вонь от желоба для нечистот, куда сливали ночные горшки все пять семей, принадлежащих к его общине. Кетуку казалось, что эта вонь прилипла к нему с самого рождения и не отстанет уже никогда.

Туман, что скопился в низине, над рекой, еще не успел рассеяться и наполнял воздух ледяной сыростью. Горы с противоположной от бога Солнца стороны были глубоко синими, будто окунувшимися в стылую воду, даже белые макушки у них отливали синевой.

Кетук повернулся к ним спиной и зашагал по улочке вокруг горы, на склоне которой притулилась столица государства аймара, Тайпикала. Навстречу ему то и дело попадались крестьяне с мотыгами и палками. Они шли, разумеется, в другую сторону – к узким террасам, опоясавшим склон. Приближается время сбора кукурузы и маниока, каждый нынешний день будет кормить весь город, когда наступит сезон дождей.

Молодой воин повернул вверх, к застроенному хорошими каменными домами участку города. В прошлом году здесь случился оползень, и часть горы съехала вниз, похоронив под собой десяток крестьянских домишек. Зато крыши знати стали казаться еще выше, почти вровень с облаками – особенно когда бог Солнце пляшет по золотым волокнам, вплетенным в солому, голыми пятками.

Землю после обвала собрали и насыпали из нее несколько новых участков для маиса, а валуны размельчили и добавили к стене со стороны леса. Пара мягких камней досталась и Акучо – отцу Кетука.

Вообще-то Акучо повезло, что он родился в семье резчика по камню и сам стал резчиком. Когда работаешь с камнем, придавая ему резцом нужную форму или выдалбливая прекрасный рисунок, общаешься с самими богами… А в обычной жизни не обязан подчиняться общине и многочисленным правилам, пеленающим крестьян и солдат по рукам и ногам. Зато и довольствие твое целиком зависит от чиновника или жреца. Попадется тебе привередливый ценитель прекрасного, и по десять раз будешь переделывать одно и то же украшение для здания или храма, сбивая в кровь руки. А плата за результат одна…

И никакой надежды самому пробиться в чиновники.

– Кетук!

Юноша вздрогнул и оглянулся. Неужели его узнал один из старейшин и хочет спросить о причинах безделья? Но нет, его догонял запыхавшийся товарищ, такой же солдат. Звали его Синчи. В отличие от Кетука он был настоящим наследственным воином – его отец года два назад погиб во время похода на восток, в страну священных пум и змей. Синчи несколько месяцев назад женился и построил себе закуток рядом с родительским домом, где и проживал сейчас с беременной женой. Кетук помогал ему собирать камни для стен, покрывать их глиной и плести плотную крышу из промазанной глиной же травы.

– Вот, заметил тебя и решил присоединиться, – сказал Синчи, и они зашагали рядом. – На рынок идешь?

– Да, собираюсь проведать отца.

– Что ж, заглянем к нему вдвоем, – легко согласился Синчи. – Только ненадолго, чтобы не пропустить сбор в казарме.

Он еще в прошлом году, когда Кетук только нанялся в войско простым копьеносцем, стал помогать новобранцу с усвоением воинской премудрости. Правда, сразу же признался, что ему приказал сотник. Синчи был гораздо более умелым и физически развитым воином, хотя Кетук тоже даром время не терял, когда ворочал валуны с отцом. Но вся сила Кетука была бестолковой, потому что он не умел как следует приложить ее, тратя на лишние движения. Правда, с тех пор родился не один месяц, и сейчас товарищи уже почти сравнялись в воинских умениях.

– Сегодня же не должно быть сбора! – возразил Кетук.

– Пользуйся каждой возможностью покидать копье и поработать с пращой, – наставительно отозвался друг. – Ты ведь не хочешь погибнуть в первой же схватке с врагами.

– Лесные дикари, – фыркнул молодой солдат.

Он слишком долго тренировался с копьем и кинжалом, бегал с товарищами по крутым тропам и купался в ледяной воде. Теперь он мог не опасаться жителей леса, способных победить лишь обезьяну и такого же, как они сами, получеловека.

– Не могу поверить, что увижу пуму, – вырвалось у Кетука.

– Мне отец рассказывал о них, – похвастался Синчи. – Наши-то совсем не страшные! – Он ткнул пальцем в нарисованную на плаще морду животного. – А пума как заревет ночью – сердце выпрыгивает!

– Это же бог, – рассудительно кивнул Кетук.

– Только ты его не увидишь… Иначе смерть. Кто увидел пуму – считай мертвец.

В этом Кетук сомневался, но промолчал. Пусть жрецы говорят, что увидеть живого бога невозможно. Почему в таком случае кому-то удалось узнать, как именно выглядит бог-животное, и рассказать об этом? И почему люди могут видеть Солнце, хотя это тоже бог?

Дорога стала круто забирать вверх, по обе стороны от нее появились высокие стены из плоских камней, с деревянными калитками – за ними дома знати. Скоро солдаты вышли на самое большое и открытое место в Тайпикала, вплотную примыкавшее к пирамиде Солнца. Тут уже было гораздо оживленнее, чем на крестьянских улицах. Повсюду бродили в поисках пищи бездомные псы, расхаживали важные чиновники и прочие приближенные к власти люди. Мастера различных искусств – по выделке ткани и шкур, по шерсти и камню и самые важные и почитаемые – по золоту, занимали вокруг рыночной площади рабочие домики и прилавки. Все помещения тут были немного утоплены в грунт, чтобы быть зримо ниже первого уровня священной пирамиды, а стены домов выложены резными плитками. Кетук и Синчи прошли мимо посуды, ненадолго задержавшись возле нового ряда изделий с еще не поблекшими рисунками на округлых боках. Особенно им понравилась пума с семью хвостами, в орнаменте из листьев коки. Следом за лавкой посудного мастера расположились ряды резчиков по кости, вязальщиков шерсти и ткачей. Затем еще один посудный ряд – тут юноши расхохотались, вызвав смущение некрасивой девушки, которая обменивала кувшины, горшки и прочие предметы из глины. Еще бы, ведь мастер нанес на некоторые свои изделия любовные сценки. Но мужественные солдаты больше обратили внимание на вазу, похожую формой на голову одноглазого воина.

– Отличная штука! – заметил Синчи и покачал вазу пальцем.

– А ты глянь, что у нее на другой стороне. – Кетук осторожно повернул тяжелое изделие. На «затылке» у глиняного воина было вылеплено морщинистое, жуткое лицо клыкастого бога со змеями вместо волос.

– Да уж, такая для всякого сгодится…

– Эту не меняю, – насмешливо сказала девушка. – Да у вас и нет ничего, сразу видно.

– А эта? – Синчи показал пальцем на кувшин с переплетенными телами, а локтем другой руки толкнул Кетука и подмигнул ему.

– Вам бы всё смеяться! Шагали бы лучше в казарму, и куда только ваш сотник глядит. – И девушка отвернулась.

Вереница лам с мычанием пронесла мимо несколько мешков с маисовым зерном. Охраняли их такие же солдаты, как и Синчи с Кетуком, некоторые узнали товарищей и приветствовали их. Многие скорчили завистливые физиономии. Понятно, отправиться в настоящий поход за рабами куда почетнее, чем сопровождать жрецов и грузы или торчать возле ворот в храмы и чиновные дома.

Порыв ветра принес едкий запах горящих стеблей киноа и костей. В десятке шагов дальше находилась мастерская по изготовлению извести, и рядом с ней уже толклись молодые чиновники в красных плащах. Видимо, начальство отправило их за известковыми шариками, без которых кока совсем не так хороша.

Солдаты свернули в короткий тупик в нескольких шагах от первого ряда плоских валунов, служивших основанием храма Солнца, и спустились по короткой каменной лесенке в крошечную мастерскую Акучо.

В воздухе здесь висела сухая пыль. По углам и вдоль ближней стены в беспорядке лежали массивные камни, в основном плохие и потрескавшиеся. Только два-три были хороши, особенно белый, в рост человека. Акучо удалось выпросить его у распорядителя храмовых работ для исполнения особого заказа – а какого именно, чиновник пока не решил.

Сам мастер трудился над черным камнем, по всему видно, чрезвычайно твердым, поскольку работа продвигалась медленно. И тонкой ее тоже назвать было нельзя, всё из-за той же твердости материала, почти равной твердости самого инструмента. Куски отскакивали от изваяния, когда и как хотели.

Уже сейчас было понятно, что Акучо задумал изготовить воина с головой пумы – можно было распознать ее свирепый оскал. На макушке воина сидел высокий шлем.

– Доброе утро, мастер, – громко сказал Синчи, перекрикивая стук каменного зубила и бившего по нему плоского тяжелого окатыша. Кетук тоже поздоровался, скинул плащ и повесил его на крюк.

– А, Синчи!

Кетук заметил, что отец уже устал, несмотря на довольно равнее утро, – инструменты почти выпали у него из рук. Лицо его покрывала грязновато-серая пыль, она набилась в морщины и стекала вместе с потом извилистыми дорожками.

Акучо был одет в свою обычную рабочую накидку, протершуюся на локтях, и в ней-то уж пыли скопилось столько, что хватило бы слепить из нее чашку.

– Если бы ты помогал мне, Кетук…

– Сколько можно перемывать старый песок, отец? Я уже выбрал свою дорогу и назад не поверну и не пожалею.

– Даже если тебя убьют в сражении? – запальчиво спросил старый мастер.

Уже произнеся эти слова, он понял, что сказал нелепость. Все трое рассмеялись, погасив минутное напряжение. Уже не раз подобные разговоры происходили между Акучо и Кетуком, особенно же бурно они спорили в первые дни после того, как юноша объявил о решении поступить в войско и отказался от перспективы стать мастером по камню. Возможно, будь отец поудачливее в своем ремесле, всё сложилось бы иначе…

В любом случае всю жизнь вдыхать пыль и отбивать руки об инструмент представлялось Кетуку невероятно скучным. А на воинской службе у него появлялся шанс добиться чего-то иного – может быть, даже стать когда-нибудь сотником и поселиться в квартале знати.

– А что это? – поинтересовался Синчи и положил ладонь на шлем будущей скульптуре.

– Осторожно! – воскликнул мастер и кинулся проверять прочность деревянных подпорок, что поддерживали изваяние в нужном положении. – Не приведи боги, упадет и расколется, тогда-то уж точно не видать мне храмовых заказов. Буду ваять погребальные статуэтки до конца дней… Это мое лучшее произведение!

– Да что ты говоришь?

– Да, этого солдата поставят на краю пирамиды вместе с другими, чтобы охранял покой старых правителей. Самое сложное еще впереди! Одежду вырубить, пояс, жезл и семь штук черепов… Да тут не на один месяц работы!

Кетук уже давно знал все подробности замысла. Такие же точно изваяния сейчас вырубали еще два мастера по камню, но им помогали старшие дети, которым предстояло научиться у отцов всем тонкостям мастерства.

– Я опять поговорю с сотником, – сказал он. – Тебе должны придать в помощь кого-нибудь из старших детей.

– Сколько раз ты уже с ним толковал, – проворчал Акучо. – А гора так и не сдвинулась. Пока к распорядителю работ не попадешь, ничего не получится. И еще за ребят просить вздумал – да разве же разрешат им в сезон от поля отойти?

– Я не сейчас буду просить, – смутился юноша. – Мы завтра в поход выступаем.

Отец опешил, а потом только махнул устало рукой. Кетук отвернулся к полкам с готовыми вещицами, когда-то изготовленными отцом в свободные от заказов часы. Тут были сланцевые диски с удивительно тонкой гравировкой, изображавшей неведомых животных, и полированные плоские зеркальца, и даже несколько «ненавидимых» им погребальных человеческих фигурок. Они были так необычны, что никто не захотел обменивать их на зерно или что-то другое. Может быть, поэтому Акучо и забросил самое простое и прибыльное в ремесле мастера по камню – вырезание таких фигурок из мягкого камня – и ввязался в подряды для оформления храмов. А ведь мог бы жить вполне беззаботно и вытащить из крестьянской рутины старшую дочь! Каждый день в храме Смерти сжигают множество покойников, и душе каждого нужно незамысловатое вместилище в виде фигурки.

Что ж, раз уж они пришли и есть немного времени, можно и помочь старому мастеру поработать над второстепенными кусками его изваяния.

– Вы уже слышали? – встрепенулся Акучо.

– Что случилось?

– Опять ночной демон на охоту выходил, – понизив голос, поделился свежим слухом мастер. – Возле приютного дома слугу купца зарезал, ночью. Еще теплого нашли, с вырванным сердцем…

Кулаки у солдат сжались от гнева и бессилия. Уже не в первый раз бесчинствует по ночам демон, и не раз уже десятник наставлял своих воинов быть особо внимательными во время ночного бдения, на страже покоя горожан.

Некоторые вполголоса говорят, что убийства вершит кто-то из жрецов и этого злодея нужно скорее изловить и предать суду. Но что-то не верится. Не может быть, чтобы человек изображал демона, не страшась смерти. Значит, это всё-таки злой дух из подземного царства берет свою дань!

– А вдруг это не демон, а человек? – в сомнении проговорил Кетук.

– Откуда ты знаешь? – снисходительно отозвался отец. – Рабы наболтали? Народ не обманешь, сынок! Разве под силу человеку сотворить такое? Всю кровь выпил, вместо желудка дыра! И ламы в загоне как завороженные стояли, ни одна голос не подала – не иначе демон их околдовал.

– Кто видел труп? – спросил Синчи.

– Да уж видели.

Кетук только рукой махнул. Если уж по рынку слух пролетел, словно пожар в сухом лесу, теперь бесполезно кого-либо переубеждать. Даже если была в том нужда или приказ. И не дело это простого солдата, пусть жрецы отдуваются за поступки своего собрата или обозленного демона.

В душе он был на стороне отца – в самом деле, слишком уж редко стали приносить в жертву рабов, а когда в последний раз даровали богам ребенка, о том старикам одним ведомо. Неудивительно, что темные силы поднялись из земных глубин и пользуются безнаказанностью. С другой стороны, как-то же можно умилостивить богов подземного царства, если небесные жители и сам бог Солнца словно забыли о людях?

Утренняя суета в городе, что лежал под взглядом верховного жреца и первого наставника Аталая, быстро сошла на нет. Бог Солнце целиком появился над склоном горы на востоке, а его рабы уже носили воду в кувшинах и выпалывали сорняки на самых неудачных делянках. Другие, где маис взошел в полный рост, уже пора было освобождать от урожая – кто-то обламывал початки, кто-то выкорчевывал растения, уже ненужные людям, с помощью острых палок. Но ламам эти зеленые «пустышки» вполне могли пригодиться.

Слабые женщины срезали со стеблей и срывали с початков сочные листья и волокна, чтобы слуги богатых чиновников отнесли мешки с этой «ботвой» в загоны со скотом. Сами стебли женщины рубили на куски, запасая материал для будущих глиняных построек, а бесполезные лохматые корни складывали в кучи – из них выйдет отменная зола для удобрения почвы.

Не только крестьяне трудились сейчас для пропитания народа аймара и его правителей. Если приглядеться, можно было увидеть далеко внизу, где река разливалась в небольшое озерцо, рыбаков. А охотники, промышляющие дикими ламами и другим более мелким зверьем гор, ушли по делам еще затемно. Не говоря уж о пастухах, опекающих стада альпака, – те и вовсе живут вдали от Тайпикала.

Чиновники, чьи аккуратные домики густо облепили прекрасный древний дворец сапаны и его родственников, гонцы, плетельщики писем и донесений, младшие жрецы и храмовые девушки, плавильщики металлов и строители, солдаты и уборщики улиц… Велика и многолюдна столица аймара, и все ее жители встретили новый день трудами и мыслями о процветании своего народа.

Но земля и скудость ее плодов тревожили Аталая куда больше, чем всё остальное, даже строптивый нрав молодого сапаны. Как ни поднимай воду к террасам, сколько их ни поливай, с каждым годом зерна запасается всё меньше и меньше. Как будто богиня Земля устала кормить своих детей и забыла о них, а живительные соки в ее чреве бегут уже совсем не так резво, как в дни сотворения мира. Аталаю даже пришла в голову дикая мысль, что бесконечный полив вымывает из земли что-то важное, без чего маис родится слабым, и это невидимое «что-то» попросту стекает обратно в реку и уплывает к далекому океану на западе.

Нет, недаром задуман и почти воплощен им в жизнь план очередного набега на дикие племена за перевалом. Новые рабы совсем не помешают – напротив, именно они расчистят от несъедобной травы новые склоны холмов, соорудят новые террасы-поля и засеют их зерном. Подсказанный звездами план, как это всегда происходило с замыслами Аталая, принудил двигаться множество людей.

И грядущий праздник весеннего равноденствия, когда воины уже вернутся с живой силой, даст хозяйству еще один толчок. Ведь именно тогда богам будет принесена благодарственная жертва, заодно должная напомнить им, что всего через несколько месяцев придет весна. И слегка сморщенные зерна маиса, проращенные во влажных и прохладных подземельях, нужно будет внести в распаренную талым снегом и Солнцем землю. Людям не следует забывать, что живут они лишь милостью Творца, слепившего их когда-то из кукурузной муки, – так же как и весь мир, игрушку непостижимых космических сущностей.

Да не оставит богиня Земля своих детей без ласки и снисхождения, да будет милостив и не хмурится бог Солнце, прикрывая слепящее око тучами-веками!

Произнеся мысленно эти слова, Аталай бросил последний взгляд на шумную площадь у подножия пирамиды и отправился по узкой и крутой лестнице в глубину строения. С собой он прихватил факел, который воткнул в кольцо, как только поднялся на площадку. Еще несколько лет назад он ходил тут без всякого освещения, на память, но теперь ноги у него уже не те и порой дают слабину, когда под ступнями оказываются выбоины старых ступеней.

– Уже уходишь, Аталай? – услышал верховный жрец.

Он как раз остановился передохнуть на узкой площадке перед входом в звездную комнату. Отсюда было не очень удобно следить за ночными светилами, но зато копии многих самых нужных в работе документов – рисунки созвездий и поясняющие их схемы, начертанные на глиняных табличках еще первыми жрецами, – находились именно здесь.

– Ило! Так и провел тут всю ночь?

Аталаю нравился этот молодой жрец, всего два месяца назад допущенный в звездную комнату. Сейчас он сидел в светлом пятне каменной трубы, пробитой к западной стене пирамиды под крутым углом, и рассматривал крупную табличку с какими-то петроглифами. Рядом с ним на полу лежала золотая наблюдательная труба, в которой отблескивала обсидиановая линза.

– Нет, – смутился Ило. – Я почти всё время простоял наверху, и еще…

– Проспал полшестицы?

– Прости, господин.

– Можешь наконец отдохнуть. Молодой сапана Кумари не приходил? Я так и думал.

Вдаваться в подробности Аталай не стал. Не дело это мальчишки – вникать в детали государственного управления, пусть разбирает старые петроглифы, учится предсказывать погоду или определять сроки жертвоприношений. Не нужно в деталях знать это и наследнику правителя, на то есть жрецы. Не обязан он соперничать с Творцом мира, знающим небеса как свою ладонь, кто еще в начале времен измерил самую землю и пересчитал все звезды.

Но не владеющий хотя бы частью такого знания сапана не может стать полноправным сыном бога Солнца, и вот это уже посерьезней.

– Я помогу тебе нести факел, Аталай, – вежливо предложил Ило и встал.

Он пошел первым, держа источник света высоко над головой. Долгие пятьсот ступеней к подземным переходам наконец закончились.

– Придешь сегодня вечером на ужин? – спросил Аталай.

– Майта обо мне спрашивала? – вскинулся помощник.

Наверху и по бокам остались многочисленные галереи и пустоты, оставленные древними строителями пирамиды внутри ее каменного тела. Многие из них были заполнены золотыми украшениями, прекрасной керамикой, деревянными и ткаными изделиями, почти не подверженными тлению. Если бы эти великолепные предметы могли хоть немного повысить урожай, цены бы им не было.

– Конечно, спрашивала, – кивнул верховный жрец.

Жаль, что его дочь проявляла к Ило лишь вежливый интерес, да и то в основном потому, что Аталай явно хотел этого.

Они достигли развилки подземного хода. Теперь можно было свернуть или в одну сторону, к гробнице мертвых сынов Солнца, или в другую – к обители сапаны Таури и его домочадцев. Ило на некоторое время замешкался, ожидая приказаний, и верховный жрец молча кивнул налево. Сейчас у него не было настроения общаться с мумиями, выспрашивая у них кратчайшую дорогу к помыслам богов.

Навстречу им стали попадаться жрецы разных рангов и служительницы-девушки – группами и поодиночке. Пирамида велика, галерей и залов в ее чреве множество. Впереди праздник осеннего равноденствия, к которому все помещения надо привести в полный порядок, чтобы сошедшие с небес боги могли убедиться в верности людей.

Через тысячу шагов они вышли к самому крупному залу во всём подземном «городе». Вырубленный в форме трилистника, зал служил перекрестком путей. Тот, что вел направо, оканчивался под жреческим кварталом. Другой же приводил ко дворцу сапаны.

– Спасибо, Ило.

Аталай кивнул в ответ на вежливый поклон помощника и отправился во дворец. Здесь было гораздо светлее, чем внутри главного храма, и дополнительного освещения не требовалось – оно проникало сквозь умело проделанные в скале отверстия, минуя зеркала и линзы.

Достигнув продовольственного погреба, где уже суетились поварята, Аталай прошел через пост охраны на узкую лесенку, ведущую прямиком в покои наследника. Этой дорогой могли ходить только он и сам Кумари, все прочие были вынуждены проделывать более длинный путь через дополнительные посты и переходы.

Но подняться в покои воспитанника Аталаю не дали. На первом этаже дворца ему попалась группа из нескольких старших жрецов и военачальников. Завидев верховного жреца, они с явным облегчением призвали его вернуться к расследованию убийств.

– Ты просил никого не подпускать к месту пира ночного демона, – напомнил племянник сапаны, сотник. – Мы разослали гонцов сразу после того, как хозяин приютного двора доложил о смерти человека с запада.

– Купец? – похолодел Аталай. Если демон примется за приезжих, торговля неминуемо рухнет и с прибрежными товарами будет туго.

– Нет, носильщик.

– Найдите Ило, и пусть его приведут туда же, – распорядился верховный жрец.

У входа их уже поджидали воины с паланкинами. Сердце Аталая, лишь только он получил страшную весть, толчками билось в груди, словно просясь наружу. Неужели поймать злодея так и не удастся? Всем солдатам, бдящим на ночных улицах Тайпикала, даны строгие указания останавливать всякого подозрительного человека и тотчас поражать его отравленными дротиками и копьями, если он покажется им похожим на демона или человека-убийцу.

Вот уже в четвертый раз, примерно каждый месяц, выходит неведомая тварь на ночную охоту и убивает!

Или это в самом деле незримый демон, посланец подземного царства, или же солдаты слишком опасаются приставать к подозрительным людям – кому хочется погибнуть в неравной стычке с самой смертью?