Глава седьмая

Но вернемся к Андрею Андреевичу Власову.

Колонну, в которой шли штабные работники армии, немцы встретили минометным огнем, и она вынуждена была отойти.

Отчаяние сквозит в радиограмме, посланной из Штаба 2-й Ударной сразу, как только стало ясно, что прорыв не удался.

«23 июня 1942 г. 01 час 02 минуты. Войска армии после прорыва силами 46-й стрелковой дивизии вышли на рубеж Безымянного ручья 900 метров восточнее отметки 37,1 и только в этом районе встретились с частями 59-й армии. Все донесения о подходе частей 59-й армии к реке Полисть с востока предательское вранье».

Утром 23 июня окончательно сломленная во время ночного штурма 2-я Ударная армия еще держала оборону по линии Глухая Кересть – Новая Кересть – Ольховка, но вечером немцы прорвались в район посадочной площадки в Новой Керести, а к 16.00 просочились к КП армии. И хотя к восьми часам вечера немецких автоматчиков от КП удалось отбить, было понятно, что армия доживает последние часы.

«23 июня 1942 г. 22.15. Противник овладел Новая Кересть и восточнее. Проход восточнее реки Полисть вновь закрыт противником… Активных действий с востока не слышно. Артиллерия огонь не ведет. Еще раз прошу принять решительные меры по расчистке прорыва и выходу 52-й и 59-й армий на реку Полисть с востока. Наши части на западном берегу Полисти. Власов. Зуев. Виноградов».

«23 июня 1942 г. 23.35. Бой на КП Штаба армии отметка 43,3. Помощь необходима. Власов».

Что происходило в 52-й и 59-й армиях, понятно.

Мерецкову не удалось организовать штурмовую группировку такой силы, которая способна была проломить немецкую оборону. И как всегда в таких случаях, снова горькая правда о неудаче так обильно разводилась лукавством, что, в общем-то, может, и незначительные преувеличения успехов, складываясь воедино, превращались в настоящий, как и было приказано, прорыв.

К этому лукавству подталкивал генералов и сам характер болотистой местности, где сплошной линии обороны не могло быть ни у нас, ни у немцев… Но для задыхающейся в кольце, гибнущей 2-й Ударной армии успокоительные сообщения о прорыве окружения звучали насмешкой.

«24 июня 1942 г. 00.45. Прохода нет, раненых эвакуировать некуда – Вас вводят в заблуждение… Прошу Вашего вмешательства».

Утром 24 июня немецкие автоматчики прорвались к штабу армии, и все командование перешло на КП 57-й стрелковой бригады.

Отсюда и ушла в Штаб фронта последняя радиограмма…

«24 июня 1942 г. 19.45. Всеми наличными силами войск армии прорываемся с рубежа западного берега реки Полисть на восток, вдоль дорог и севернее узкоколейки. Начало атаки в 22.30. 24 июня 42 г. Прошу содействовать с востока живой силой, танками и артиллерией 58-й и 39-й армий и прикрыть авиацией войска с 3.00. 25 июня 42 г. Власов. Зуев. Виноградов».

К 22.00. колонна, в которой выходил на этот раз и генерал Власов, переместилась в район КП 46-й стрелковой дивизии, откуда в 24.00. двинулись к пункту отхода. В голове колонны шло два взвода роты Особого отдела армии, вооруженные двенадцатью ручными пулеметами, и взвод сотрудников Особого отдела НКВД с автоматами. Дальше двигались начальник Особого отдела А.Г. Шашков, Военный совет армии, отделы Штаба армии. Замыкал шествие взвод роты Особого отдела.

Согласно сводке Генерального штаба, составленной на основе доклада К.А. Мерецкова,«25 июня к 3 часам 15 минутам согласованным ударом 2-й и 59-й армий оборона противника в коридоре была сломлена, и с 1 часа 00 минут начался выход частей 2-й армии».

Человеку, не искушенному в стилистике штабных документов, может показаться странным, что выход окруженной армии начался за два с лишним часа до того, как удалось сломить оборону противника. Однако никакого противоречия тут нет. Ведь эту безумную атаку шатающихся от голода бойцов и называл Кирилл Афанасьевич «выходом из окружения».

Столь же чудесно было переосмыслено и появление нескольких бойцов 2-й армии, прорвавшихся сквозь немецкие порядки. Его облекли в более приятную для генеральского уха формулировку почти победной реляции: «Оборона противника сломлена».

Но кое-кому из бойцов и офицеров действительно удалось прорваться на этот раз. Они и рассказали, как происходило дело.

«Все становилось безразличным, часто впадали в полудрему, забытье. Поэтому совершенно неясно, откуда взялись силы, когда… мы начали выходить. Выходить – не то слово. Ползли, проваливаясь в болото, вылезли на сухую поляну, увидели своих танкистов – наши танки, развернув башни, били по фашистам. Но немцы простреливали эту поляну – на ней живого места не было. Одно место я даже (вспомните, что автор воспоминаний Н.Б. Вайнштейн в первых числах июня был ранен в ногу) перебежал. Что руководило направлением – куда бежать, – тоже неясно, инстинкт какой-то, даже осколочное ранение в плечо показалось пустяком в этом содоме».

«Немцам был приказ уничтожить нас, – завершая свою эпопею, вспоминал Иван Никонов. – Они загалдели, открыли огонь, поднялись в атаку, мы дали ответный огонь из всего оружия.

Когда они отошли, мы еще постреляли и оставили позиции. Подошли к КП, развели огонь, сожгли все, кроме своего оружия. Тут оказался помощник начальника штаба Казаков, которого у нас в полку давно не было видно.

– Кто проводник? – спрашиваю я.

– Не знаю, куда ушли, и куда вести, тоже не знаю, – ответил он. – Ты тут все знаешь, веди.

Я пошел вперед к бывшей узкоколейке. Все пошли за мной, но приотстали, растянулись. Отошли недалеко. Вдруг, спереди, огонь по нам. Все кинулись бежать.

Думал, ошибка какая-то. Посмотрел, действительно, метрах в двадцати от меня немцы в воронках лежат и стреляют.

– Товарищ командир, – говорит Поспеловский, – я слепну и идти не могу…

Взглянул ему в глаза, зрачков уже нет…

Стояли мы четверо в одном квадратном метре. Комполка, справа – я, слева – комиссар, против – инженер полка. Вдруг мина прямо в грудь инженеру полка, и его разнесло; комполка ранило в ноги. Комиссар и я остались невредимы…

Рванулись вперед со стрельбой. Немец открыл огонь по нам из всех видов оружия. Наши с противоположного фронта, видимо, поняли. Раз немец открыл огонь, значит, мы наступаем на выход. Стали бить из орудий по его переднему краю».

Еще менее удачной была судьба штабной колонны. Около двух часов ночи вся группа, согласно показаниям генерал-майора Афанасьева, попала под артминометный заградительный огонь.

«Группы в дыму теряются. Одна группа во главе с Зуевым и начальником Особого отдела с отрядом автоматчиков ушла от нас вправо.

Мы с группой Власова, Виноградова, Белищева, Афанасьева и др. ушли сквозь дым разрывов влево… Пройти вперед не смогли. И мы решили идти обратно на КП 46-й стрелковой дивизии, куда вернулся и штаб 46-й дивизии.

Ждали момента затишья, но, увы, с запада противник прорвал фронт и двигался к нам по просеке во взводных колоннах и кричал: „Рус, сдавайся!“. Мне было приказано организовать оборону КП, но противник продолжал нажимать, увеличил свои силы, увеличился огонь по КП.

Нужно отметить, что тов. Власов, несмотря на обстрел, продолжал стоять на месте, не применяясь к местности, чувствовалась какая-то растерянность или забывчивость. Заметно было потрясение чувств… Было немедленно принято решение, и Виноградов взялся за организацию отхода в тыл к противнику с выходом через фронт опять к своим»…

Хирург А.А. Вишневский присутствовал в эти дни на переднем крае, где пыталась прорваться окруженная армия.

Вот записи из его фронтового дневника:

«25 июня. В шесть часов вечера поехали к Мясному Бору. По дороге расположены питательные и перевязочные пункты. Вдоль узкоколейки идут люди в зимнем обмундировании, худые, с землистым цветом лица. Встречаем двоих, совсем мальчиков.

– Откуда?

– Из 2-й Ударной…

Везут на лошадях раненых. Яркое солнце освещает их равнодушные, окаменевшие лица… Идет красноармеец, почти старик, тащит ротный миномет, ручной пулемет и карабин – вот настоящий герой! Смерть угрожает на каждом шагу, и в этих условиях он полз узким коридором, не бросая оружия!

Пошли на командный пункт 59-й армии к генералу Коровникову, встретили Мерецкова, он сидит на пне, вокруг него много народа. Мы поздоровались. Где-то совсем близко разорвалась бомба и задрожала земля, но все будто не замечают. Мерецков рассказывает об Испании, где он воевал.

У Коровникова отеки обеих ног. Все ждут генерала Власова – командующего 2-й Ударной армией. Ходят различные слухи: кто говорит, что он вышел, кто говорит, что нет. Начсанарма Боборыкина видели, как он полз, комиссара санотдела тащили на носилках; говорят, что он замечательный человек, болел нефрозонефритом, по-видимому, погибнет или уже погиб.

Пошли назад, встретили девушку, всю в грязи.

– Откуда?

– Из 25-й стрелковой бригады.

Эта хирургическая сестра – Ира Петраченко из Смоленска – уже третий раз выходит из окружения. Мы довели ее до места сбора. Здесь всех моют, кормят, дают чистое белье.

Возвращаюсь в Костылево, попали под сильный минометный огонь. Осколком перебило бензопровод в нашей машине…

В Селищенские казармы попало две бомбы, в перевязочной убито пятнадцать человек, двенадцать – тяжело ранено, контужен врач.

Ночью узнал, это у Семеки приступ острого аппендицита. С Машиловым – начальником ГОПЭП 59-й армии поехали к нему. Волхов переехали по понтонному мосту, который днем был разбит, а сейчас уже исправлен. В пять часов утра приехали в эвакоприемник 52-й армии.

Приступ у Семеки уже прошел, и он празднует день своего рождения. Среди участников – армейский хирург Гуревич. Мы тоже приняли участие в пиршестве. Было очень уютно, но у всех на сердце тяжелым камнем лежит мысль о судьбе 2-й армии.

26 июня. С Бурмановым поехал в Мясной Бор. Вчера немцы закрыли все проходы, и за ночь никто не вышел. Командующего и членов Военного совета 2-й Ударной армии до сих пор нет…

Ночью опять будет атака. Достал свой автомат и в 11 часов вечера поехал к горловине Мясного Бора, где опять назначен выход частей 2-й армии.

Ночь. В небо взлетают ракеты: белые, зеленые, красные – очень красиво. Дорога идет по берегу Волхова, и луна освещает гладь реки. Над ней темнеют контуры развалин. По нашему приказанию прибыло 50 машин, чтобы сразу же увозить ослабленных голодом людей в питательные пункты.

Подходим к землянке. В ней спит врач Веселев, с которым я встречался в Финляндии… Смелый и милый человек. Здесь он возглавляет организацию по приему раненых 2-й армии. Мы зашли к нему в землянку и решили остаток ночи провести здесь. Беспокоит нас тишина.

На столе появилась водка с витамином „С“. Ее почему-то нежно именуют ликером. Мы с Песисом на этот раз пить не стали, а просто легли спать. Некоторое время я прислушивался к разговорам, потом тихо запели „Ермака“ и я уснул.

27 июня. Проснулись от сильной канонады. Артиллерия, минометы и „катюши“ стреляли через нас. Выяснилось, что немцы закрыли все щели в кольце, и сегодня из окружения не вышел ни один человек…

28 июня. За ночь из 2-й Ударной армии вышло всего шесть человек; из них трое легкораненых. Едем на командный пункт к Коровникову. Добрались благополучно. У них шло заседание Военного совета, вскоре оно кончилось, вышел Мерецков и поздоровался с нами. По виду его можно было судить, что он сильно расстроен».

Увы…

Почти никому из руководства 2-й Ударной армии не удалось выйти из окружения.

Начальник Особого отдела армии А.Г. Шишков был ранен еще в ночь на 25 июня и застрелился.

Комиссар Зуев погибнет через несколько дней, напоровшись на немецкий патруль возле железной дороги.

Начальник штаба Виноградов, которому только-только присвоили звание генерал-майора, тоже погиб. Но сам Власов уцелел…

Одним из последних видел генерала Власова начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии майор Александр Иванович Зубов (тот самый Зубов, который несколько дней назад задержал красноармейца-людоеда).

«В 9 часов вечера полковому комиссару Шабловскому оторвало руку. Я его затащил в четыре сосны, сделал перевязку, слышу, кричит лейтенант и просит оказать помощь командующему Власову, который, как заявил капитан, погибает. Мы с командиром 176-го полка Соболем указали место, где ему найти укрытие. В это укрытие был доставлен и командующий Власов. В 12 часов дня 25 июня штаб 2-й Ударной армии и штаб 46-й дивизии находились в одном месте…»

Мы специально выделили здесь воинские звания… Понятно, что накладка – кричит еще лейтенант, а заявляет уже капитан! – возникла непредумышленно. Но вместе с тем в накладке этой очень точно передана неразбериха, царившая тогда в районе прорыва армии.

И в этой неразберихе известия о Власове, начиная с 25 июня, становятся все обрывочней, пока не прекращаются совсем.

Как явствует из рапорта, поданного на имя начальника Особого отдела НКВД Волховского фронта, заместитель начальника Особого отдела НКВД 2-й Ударной армии, капитан госбезопасности Соколов пытался 25 июня отыскать Власова, но это ему не удалось.

«Мы обнаружили шалаш, где Власов находился, но в этом шалаше была только одна сотрудница военторга по имени Зина, которая ответила, что Власов находился здесь, но ушел к командиру 382-й дивизии, а затем якобы имел намерение перейти на КП 46-й дивизии».

В 13.30, когда Соколов отыскал Зину, дорогу на КП дивизии уже перерезали немецкие автоматчики, и капитан прекратил поиски Власова.

Куда ушли генералы и офицеры, мы узнаем из показаний все того же начальника политотдела 46-й стрелковой дивизии майора Александра Ивановича Зубова.

«В 12 часов дня 25 июня, – рассказывал он, – штаб 2-й Ударной армии и штаб 46-й дивизии находились в лесу в одном месте. Командир дивизии Черный сообщил мне, что мы сейчас идем в тыл противника, но командующий Власов предупредил, чтобы не брать лишних людей и лучше стремиться остаться одним. Таким образом, нас осталось из штаба 2-й Ударной армии 28 человек и не менее было из штаба 46-й дивизии. Не имея питания, мы пошли в Замошеское болото и шли двадцать пятого и двадцать шестого. Вечером мы обнаружили убитого лося, поужинали, а утром двадцать седьмого июня начальник штаба 2-й Ударной армии, посоветовавшись с Власовым, принял решение разбиться на две группы, так как таким большим количеством ходить невозможно. В два часа дня мы раскололись на две группы и разошлись в разные стороны».

Это же подтвердил и генерал-майор Афанасьев.

«Тов. Виноградов договорился с тов. Власовым, что надо разбиться на маленькие группки, которые должны сами себе избрать маршрут движения и планы своих действий. Составили списки и предложили нам двигаться. Перед уходом… стал спрашивать Власова и Виноградова, они мне сказали, что еще не приняли решения и что они пойдут после всех».

Старший политрук отдельной роты химической защиты 25-й стрелковой дивизии Виктор Иосифович Клоньев утверждал, что видел Власова «примерно 29 июня»…

«Двигаясь на север со своей группой в районе леса, три километра юго-западнее Приютина (Протнина? – Н. К.), я встретил командующего 2-й Ударной армии генерал-лейтенанта Власова с группой командиров и бойцов в количестве 16 человек. Среди них был генерал-майор Алферьев, несколько полковников и две женщины. Он меня расспросил, проверил документы. Дал совет, как выйти из окружения. Здесь мы переночевали вместе, и наутро я в три часа ушел со своей группой на север, а спросить разрешения присоединиться, я постеснялся»…

Это последние известия об Андрее Андреевиче Власове.

После этого след Власова теряется вплоть до 12 июля, когда Власов был взят в плен немцами в крестьянской избе в деревне Туховежи.

Часть третья

В трясине