Глава 13

ИСТОРИЯ ИЗОБРЕТАТЕЛЯ

Миссис Бон ждала сына, сидя в одном из больших резных кресел подле главного входа. Чарли сначала не заметил маму, потому что ее заслонила громоздкая туша доктора Блура. Тот что-то с серьезным видом ей втолковывал, и вид у мамы был испуганный и взволнованный, как у провинившейся школьницы. Завидев Чарли, она робко помахала ему и нервно улыбнулась.

Доктор Блур резко развернулся.

– А, вот мы где, – изобразил он бодрое добродушие. – А я как раз рассказываю твоей маме, как ты у нас хорошо себя вел всю неделю, не считая небольшого… э-э… недоразумения с плащом.

– Да, сэр, – ответил Чарли, а сам озадачился, как объяснить маме про обмен плащами. Наверно, рваный плащ Габриэля придется просто спрятать.

Миссис Бон встала, поспешно чмокнула Чарли в щеку и, пока доктор Блур не провозгласил чего-нибудь еще, быстренько вывела сына за двери.

– Приятных вам выходных! – напутствовал их доктор Блур, будто бы и забыв, что выходные-то уже наполовину прошли.

– Да, сэр, – сказал Чарли, но «спасибо» не добавил.

Однако мама даже не попеняла ему за невежливость.

– Как ты насчет прогуляться пешком, сынок? Для Патона еще слишком светло, а такси мне поймать не удалось. А школьного автобуса сегодня нет, так что…

– Извини, мам.

– Это несправедливо – оставлять тебя после уроков в первую же неделю! – горячо возмутилась мама. – Но мы забудем об этом, ладно? Мейзи там наготовила прямо-таки гору, и все твое любимое.

У Чарли заранее слюнки потекли.

Они с мамой перешли площадь перед академией и двинулись по переулку, который вел на Хай-стрит. И только когда они уже почти прошли всю Хай-стрит, Чарли заметил, что за ними по противоположной стороне улицы крадется какой-то старикашка.

Впрочем, Чарли мгновенно понял, что это за старикашка. Крался он неубедительно, да и грим с костюмом были ниже всякой критики. Взрослая одежда была соглядатаю явно велика. А из-под потрепанной шляпы шпиона торчали такие ярко-рыжие пряди, что борода по сравнению с ними выглядела несомненно фальшивой.

– Мам, а ты можешь идти чуточку побыстрее? – попросил Чарли. – А то за нами хвост.

– Хвост? – миссис Бон замерла и нервно обернулась. – Кто за нами шпионит?

– Да просто мальчишка, – объяснил Чарли. – Вон он, на той стороне улицы. Ну и дурень, он же и так знает, где я живу. Ему просто нравится шпионить.

– Пойдем, Чарли. – Мама схватила его за рукав и потянула в какой-то темный переулок. – Так получится дольше, но я не выношу, когда за мной шпионят.

Ага, так маме это не впервой, понял Чарли. Ну конечно, она же рассказывала, что вскоре после свадьбы папа начал все время озираться. Но кто же шпионил за ними тогда, спрашивается?

А мама вела его какими-то переулками и закоулками, в которых Чарли в жизни не бывал.

– Я и сама уже сто лет кружным путем не хожу, но тут мало что изменилось. Вот мы и на месте! – выпалила она. Они очутились на соборной площади. – Ах! – Мама прижала руку к груди, как будто у нее сердце замерло при виде громадного собора. – Твой папа, бывало, играл здесь на органе, – приглушенно сказала мама. – Но я не ходила сюда с тех пор… с тех пор, как он… перестал играть.

Мама прибавила шагу, точно хотела поскорее уйти с площади, и тут на пути у них с Чарли, конечно же, оказалась книжная лавка Инглдью.

– А я знаю даму, которая тут живет. – Чарли замедлил шаг и заглянул в витрину. – Давай зайдем?

– Магазин же закрыт, – поспешно возразила мама. – Видишь – табличка висит. – Она потащила Чарли дальше, продолжая на ходу: – Патон побывал здесь прошлой ночью. И притащил целую гору книжек. Вообще с твоим дядюшкой последнее время творится что-то из ряда вон выходящее. Он прямо на себя не похож.

Ого! Неужели дядя Патон все-таки выбрался из подполья?

Мейзи, наверно, высматривала их из окна номера девять, потому что, когда Чарли вошел в кухню, чайник уже грелся на плите, а стол ломился от вкусностей.

– Да какое право они имеют держать тебя под замком целый выходной! – с этим воплем Мейзи чуть не задушила Чарли в объятиях.

– Он нарушил правила, – раздался голос из кресла-качалки у плиты. – Это ему наказка. – И бабушка Бон сурово воззрилась на Чарли. – Мальчик, что у тебя творится на голове? Ты вообще брал с собой расческу?

– Брать-то я брал, – неохотно ответил Чарли, – но мадам надзирательница за нашими прическами не очень следит, а вы ведь знаете, кто у нас надзирательница.

– Лукреция, разумеется, – отрезала бабушка Бон.

Но Мейзи с мамой этого не знали – они хором ахнули.

– Почему мы только сейчас об этом узнали? – воскликнула мама.

– А почему я обязана вам отчитываться? – старуха фыркнула и демонстративно погрузилась в книгу, словно ничего и не случилось.

– Что ж, – сказала Мейзи в пространство, – с некоторыми тут не соскучишься.

Но бабушка Бон прикинулась, будто не слышала этих слов, а потом сделала вид, что ей решительно неинтересно уютное чаепитие со всякими лакомствами, за которое с аппетитом уселись прочие обитатели номера девять, исключая, разумеется, дядюшку Патона.

Чарли хотелось узнать, как там поживает дядя, но бабушка Бон приняла такой ледяной вид, что он смолчал. Еще не хватало новых пререканий! Он решил плотно перекусить, а потом навестить Бенджи.

– Ну и куда ты собрался? – осведомилась бабушка Бон, когда Чарли, выполнив первую часть плана, приступил ко второй и направился к двери.

– В гости к другу, куда же еще, – ответила за него Мейзи.

– А с какой это стати? – вопросила бабушка Бон. – Его обязанность по выходным – проводить весь день в кругу семьи, а не шляться по приятелям.

– Не говорите глупостей, Гризелда, – заступилась за внука Мейзи. – Ну, беги, Чарли.

И Чарли поспешно брызнул за дверь, пока бабушка Бон не изрекла что-нибудь еще. В доме напротив его ждал не только Бенджамин, но и Фиделио. Оба были взбудоражены и с порога потащили Чарли в кухню, усеянную огрызками пиццы, крошками от чипсов и банановой кожурой. Спринтер-Боб вовсю лакомился кусочками, упавшими под стол, но, завидев Чарли, радостно залаял и заскакал вокруг, норовя лизнуть его в лицо большим липким языком.

Чарли с трудом уклонился от изъявлений песьей любви, а Бенджамин, горя нетерпением, тут же приступил к рассказу. Пока Чарли торчал в академии, Бенджи с Фиделио успели сделать грандиозное открытие!

– Вообще-то это Фиделио его сделал, – признался Бенджи. – Помнишь, ты мне подарил говорящую собаку, так вот Фиделио предложил прокрутить пленку дальше и проверить, не записано ли там чего еще. И так и оказалось! Там целая речь!

– А-а-а, так вот вы мне про что утром сигналили! – протянул Чарли. А он-то ломал голову, что друзья такое изображали под окном! – Про собачий хвост!

– А до тебя не дошло? – усмехнулся Фиделио. – Ладно, раскрой уши пошире, сейчас услышишь потрясающую историю.

Чарли придвинул себе стул. Мальчики уже успели выволочь ящик доктора Толли из подвала, а металлического пса поставили посреди усыпанного крошками, корками и кожурой стола.

– Слушай! – Фиделио дернул пса за хвост и, как только знакомый голос начал разъяснять инструкции, потянул его за ухо, чтобы промотать пленку. – Сейчас, сейчас, – добавил он.

И доктор Толли заговорил вновь, но теперь голос его звучал совсем иначе: встревоженно и печально. Чарли навострил уши.

Милая Джулия, – начал голос, – если ты слушаешь эту запись, значит, ты раскрыла секрет моей дорогой девочки – той, которая раньше звалась Эмма Толли, но теперь носит другое имя. Надеюсь, тебе удалось найти надежное место для ящика с надписью «Двенадцать колоколов Толли». Я никому не могу довериться, Джулия. За мной шпионят, подслушивают под дверью, крадут у меня письма, и к тому времени, когда ты получишь это письмо, они украдут мою жизнь. Я знаю. Я и так уже совсем слаб. Я не в силах встать с постели. Враги отравили меня, Джулия, и это мне кара за то, что я сделал с дочкой.

Итак, слушай мою печальную повесть, и ты узнаешь, как я оказался в столь прискорбном положении. Как тебе известно, я решился отдать нашу маленькую Эмму. Жадность руководила мною. То, что мне предложили в обмен на дитя, было для меня величайшим сокровищем. Они пообещали мне скульптурное изображение моего предка, рыцаря из Толедо, вооруженного острейшим мечом в мире. Мне было велено оживить его. Преисполнившись гордыни, я возомнил, будто и вправду смогу сделать это. О, как я заблуждался! Пять лет я провел в напрасных трудах. Пять лет потратил впустую. Я ученый, а не волшебник. Когда Эмме исполнилось семь, я попросил их вернуть мне девочку. Они ответили отказом, потому что я не смог выполнить задание.

Тут Бенджи вдруг чихнул, и все вздрогнули, как будто чары, навеянные на них напряженным голосом доктора Толли, разрушились. Щелк! Фиделио выключил запись.

– Да, все это, конечно, интересно, – протянул Чарли, – но пока я не возьму в толк, куда он клонит.

– Про отравителей жуть как интересно, – вставил Бенджи.

– Ты, Чарли, дальше послушай! Следующий фрагмент – это да! – воскликнул Фиделио. – Там-то как раз самое главное.

Бенджи и Чарли покорно замолкли, а Фиделио пустил запись дальше, и голос доктора Толли вновь загудел из металлической собаки.

Джулия, они пообещали мне, что я смогу видеться с девочкой, навещать ее. И я подумал, что Эмме будет гораздо лучше жить в любящей семье, с мамой, папой и братом, чем со мной, рассеянным и раздражительным вдовцом. Мы договорились, что в один прекрасный день они объяснят малышке, кто она на самом деле, и тогда девочка сможет совершить самостоятельный выбор и вернется к нам с тобой, Джулия. Я надеялся, что так оно и будет. Но тогда я еще не знал, на что способен Манфред.

Чарли глянул на Фиделио, а тот многозначительно округлил глаза.

– Так это он?.. – робко шепнул Бенджи, но Чарли шикнул на приятеля.

Помнишь ли ты тот день, – продолжал голос доктора Толли, – когда я пришел к тебе в магазин и ты нарядила малютку Эмму в белое платьице и повязала ей красивый бант? Но ты не пошла с нами на соборную площадь. Ах, если бы ты отправилась с нами!

Их было четверо: Блур с женой, его сынок и еще старик. Тогда мальчишке было лет восемь. Они поставили передо мной ящик, и точно, в нем была скульптура. И тогда я взял Эмму на руки и передал старику.

Вот тогда-то все и случилось, Джулия. Все пошло совсем не так, как я ожидал. Когда у нас над головой забили часы, из собора вышел какой-то мужчина. Я тотчас узнал его – это был молодой органист. Из распахнутой двери собора доносилось звучное пение хора. Он поднял руку и воскликнул: «Остановитесь! Так нельзя!»

Он кинулся между нами, и тогда старик ударил его по лицу. Органист толкнул его, и старик рухнул наземь, ушибив голову о каменные плиты. Он закричал от боли. И тут я заметил, что Манфред устремил на органиста сверкающие глаза. Органист закрыл лицо руками и упал на колени.

Эмма заливалась перепуганным плачем, но Манфред перевел свой ужасный взор на меня, и я помимо своей воли передал ему мою рыдающую малютку. Соборные часы пробилиполдень, Манфред взглянул в глаза Эмме, и она умолкла. Она как будто оцепенела.

Я струсил, Джулия, и поступил самым постыдным образом. Я сбежал с площади. Схватил ящик и помчался прочь от собора, петляя по узким переулкам, будто за мной гналась свора демонов.

Позже мне удалось выяснить, что они отправили Эмму в другую семью, но наотрез отказались сообщить мне, в какую именно. Старик после падения остался калекой. А молодого органиста я больше никогда не видел. Я понял, что и он, и моя Эмма попали под чары похуже гипноза: всю оставшуюся жизнь над ними будет тяготеть ужасное заклятие, если я не отыщу способ снять чары. И я нашел его, Джулия. По крайней мере, я верю, что у меня это получилось. В ящике с надписью «Двенадцать колоколов Толли» хранится тот самый звук, который может снять чары с малютки Эммы. Блуры пронюхали о моем изобретении и, конечно, жаждут уничтожить его. Если ты одну за другой нажмешь буквы, из которых складывается надпись, ящик откроется.

– Ага, так вот как он открывается! – обрадовался Чарли.

– Чшш! – Фиделио приложил палец к губам. – Дослушай!

– Да, чуть было не забыл, – прибавил голос доктора Толли. – Зачем им понадобилась моя дочка? Мы с доктором Блуром когда-то вместе учились, и, естественно, я доверил ему эту тайну. Дело в том, что Эмма умеет летать. Правда, летала она всего лишь раз, еще совсем младенцем. Но кто знает?..

Береги себя, Джулия. Пленка кончается. Ко мне в дверь стучат. Прощай.

– Ну, каково? – Фиделио хлопнул себя по коленкам. – Вот так история, а? Потрясающе. Эта девочка умеет летать! Кто бы она ни была.

– Мы с ребятами подумали и решили, что это Эмилия Лун, – тихо сказал Чарли. – А органист…

– Что – органист? – быстро спросил Фиделио.

– Так, ничего, – отмахнулся Чарли. Возможно, молодой органист – это был его отец, но как теперь его найдешь? Он мог подеваться куда угодно. Нет, сначала надо отыскать Эмму Толли, а потом уж я как-нибудь найду папу, решил Чарли.

Фиделио так и рвался в бой. Ему надоело только строить планы.

– Сегодня же надо убрать отсюда ящик, – решительно сказал он. – Теперь мы знаем, что в нем и зачем.

– Да, но за мной опять шпионит этот треклятый Аза! – пожаловался Чарли. – Он сядет нам на хвост – и привет.

– Тоже мне проблема. – Фиделио показал Чарли здоровенный футляр от ксилофона, принесенный с собой. – Папа обещал подъехать и забрать меня. Если вы с Бенджи пойдете в обход квартала, Аза наверняка потащится за вами. Папа приедет минут через десять, так что, если повезет, Аза будет слишком далеко и не увидит, как я загружаю футляр с ксилофоном в машину. А если и увидит, так подумает, будто это просто музыкальный инструмент.

Чарли с Бенджамином единодушно признали, что план лучше некуда. Общими усилиями ящик доктора Толли запрятали в пустой футляр от ксилофона, и Чарли с Бенджи двинулись по направлению к парку. Уже стемнело, но за мальчиками трусил Спринтер-Боб, так что они ничего не боялись. Вскоре они заметили знакомую фигуру неубедительно загримированного Азы, который крался за ними по другой стороне улицы, то и дело прячась за деревьями. Заметили, но виду не подали.

Погуляв по окрестностям минут двадцать, мальчики вернулись домой к Бенджи. Фиделио с «ксилофоном» уже и след простыл.

– Получилось! – торжествующе воскликнул Бенджи.

– Молодчина Фиделио! – с чувством сказал Чарли. – А теперь пойду-ка я домой. До завтра!

– А завтра мы отнесем запись мисс Инглдью, да?

– Так и сделаем.

Чарли поспешил домой, умирая от желания поскорее выложить все дядюшке Патону. Тот, как нарочно, встретился ему в прихожей в полном одиночестве, но явно был не настроен выслушивать секретные сведения. Дядя Патон собирался уходить и принарядился: элегантный черный костюм и – ого! – фиолетовый галстук-бабочка. Более того, он недавно подстригся и побрился. Более того, от него и пахло необычно – каким-то пряным одеколоном, а не привычной смесью чернил и лежалых бумаг.

– Вот это да! – не сдержался Чарли. – А куда вы собираетесь, дядя Патон?

Дядя сконфузился.

– Но ты же сам просил меня раздобыть тебе ключ у мисс Инглдью, – выдавил он.

– А он нам уже не нужен! – радостным шепотом сообщил Чарли.

Дядя как будто не услышал этих слов.

– Я… э-э… кгхм. – Он кашлянул. – А я вот пригласил мисс Инглдью на ужин.

– Ничего себе!

Вот так новости. Сколько Чарли себя помнил, дядя никогда и никого не приглашал на ужин.

Дядя тоже понизил голос, наклонился к Чарли и приглушенно сказал:

– Гризелда не очень-то этому обрадовалась.

– Еще бы она обрадовалась! – Чарли усмехнулся.

Дядя хлопнул его по плечу, подмигнул и растворился во мраке ночи. Ночь выдалась непроглядно темной.

Чарли заволновался за дядю Патона. Хоть бы дяде повезло и вечер прошел без звона разбитых лампочек!

Бабушка Бон заперлась у себя, так что атмосфера в кухне царила самая мирная. Мейзи и мама увлеченно уткнулись каждая в свой журнал, но при виде Чарли сразу же засыпали его вопросами насчет первой школьной недели. Чарли рассказал все самое интересное и смешное. Умолчал он только про Габриэля Муара и еще про то, что папа, по мнению Габриэля, жив. Про плащ он тоже решил пока не рассказывать. Сначала надо придумать какое-то объяснение.

В этот вечер Чарли не ложился гораздо дольше, чем обычно, – ведь спать-то его всегда загоняла бабушка Бон. Да и потом, завтра же воскресенье, и мама не станет будить его спозаранку. Но все-таки в конце концов глаза у мальчика стали слипаться, он зевнул раз, другой и решил, что заснуть лучше все-таки в собственной постели, а не носом в чашку. Пожелав Мейзи с мамой спокойной ночи, Чарли отправился спать.

Он не заметил, как уснул, зато заметил, как проснулся. За дверью творилось что-то странное. Кто-то со скрипом мерил шагами лестницу – вверх-вниз, вверх-вниз. Потом этот кто-то двинулся в кухню. Чарли протер глаза и, с трудом стряхнув сон, прокрался вниз.

Дядя Патон, закрыв лицо руками, сгорбился за кухонным столом, озаренный одной-единственной сиротливой свечкой. Пиджак и галстук валялись прямо на полу.

– Дядя, что стряслось? – шепотом спросил Чарли. – В чем дело?

Ответа не последовало – только сдавленный стон. Чарли сел напротив дяди и стал ждать, пока тот вынырнет из бездны отчаяния. Что же это его туда повергло?

Наконец дядя поднял голову.

– Все кончено, Чарли, – возгласил он.

– Что – все? – не понял Чарли.

– Я не выдержал, – сокрушенно поведал дядя. – Случилось то, что и должно было случиться. Наша с тобой общая знакомая, мисс Инглдью, выглядела просто сногсшибательно. Вообрази, черное платье, высокая прическа и эта шея… лебединая шея… Я был в полнейшем ошеломлении.

– Еще бы, – отозвался Чарли.

– Но я продержал себя в руках до самого десерта.

– Ого! Так это же хорошо.

– Решительно ничего хорошего, – простонал дядя Патон, – хотя, полагаю, ужин ей понравился.

– А что вам подавали?

– Устриц, салат «Цезарь», жареную утку и десерт а-ля Павлова1[2].

– Объедение, – с энтузиазмом отозвался Чарли, который слабо представлял себе вкус всего этого, за вычетом разве что утятины.

– Но вино ударило мне в голову. От счастья у меня закружилась голова, – с горестным вздохом продолжал свою печальную повесть дядя. – На нашем столе стояла безобидная свечка, но, увы, за спиной у Джулии на стене была лампа под алым абажуром, и вот – дзынь! – она взорвалась. Осколки так и посыпались во все стороны. И на ее чудесное платье, и на прическу, и я вскочил, и тут взорвалась еще одна лампочка, возле соседнего стола. Можешь себе представить мое состояние.

– Но ведь никто не догадался, что это вы! – возразил было Чарли.

– Не догадался бы, не выстави я себя полным идиотом! – шепотом закричал дядя Патон. – Я пустился в извинения: ах, ох, простите, и тут – бац! – взорвалась третья лампочка. И еще, и еще, и я выбежал вон с криками «простите!». Мне стало так неловко, я просто не знал, что делать, – оставаться в ресторане было нельзя, а не то там бы взорвались все лампочки до единой.

– Ну не расстраивайтесь вы так! Вы наверняка придумаете, как объяснить все мисс Инглдью, – попытался утешить его Чарли.

– Ах, Чарли, так ведь я же не заплатил по счету! – всплеснул руками дядя. – Что она обо мне подумала! Решила, что я трус, который испугался каких-то лопнувших лампочек и сбежал? Предоставив даме расплачиваться за ужин?!

– Вам надо просто сказать ей правду, – посоветовал Чарли.

– О нет! – душераздирающе простонал дядя Патон. – Только не это. Мы обречены, Чарли, и ты, и я. Над нами тяготеет ужасный рок. Ибо мы – иные. Ибо злосчастное наше семейство с его злосчастными способностями…

– Вот еще! Ничего мы не обречены! – свирепо возразил Чарли. – Да возьмите же себя в руки, дядя Патон! У меня страшно важные новости! Ну пожалуйста, сосредоточьтесь!

Но дядя Патон опять опустил скорбную главу на руки, и похоже, решил пребывать в таком положении всю оставшуюся жизнь. Тогда Чарли начал пересказывать все то, что доктор Толли наговорил на пленку внутри механического пса. Он говорил и говорил, и наконец дядя Патон поднял голову и стал внимательно слушать.

– Силы небесные! – вскричал дядя, когда Чарли дошел до органиста. – Лайелл!

– Так это был папа?

– Несомненно, – бросил дядя. – Рассказывай дальше!

Когда Чарли подошел к концу странной истории доктора Толли, дядя Патон выглядел уже гораздо лучше. Он оживился.

– Какая необычная история! Просто в голове не укладывается! – воскликнул он. – И какая трагическая, мой мальчик. Да, поистине трагическая. Бедное дитя. И твой отец… ах, как жаль, что я не смог всему этому помешать! Я уверен, я более чем уверен, что, пытаясь спасти дитя, он тем самым обрек себя на смерть.

– Дядя, так ведь папа-то жив! – быстро сказал Чарли.

– Что? Нет, Чарли, как ни жаль, но, боюсь, ты заблуждаешься.

И тогда Чарли рассказал дяде про Габриэля Муара, про синий плащ и отцовский галстук.

– Вряд ли он врал – врать ему незачем, – закончил он. – Вы бы его видели, дядя! Он тоже умеет всякие чудные штуки. Ну, все равно как я голоса слышу, а Манфред гипноз наводит… а вы вот лампочки взрываете.

– Мне остается только поверить тебе на слово, Чарли. Но пойми, я видел то место, где автомобиль рухнул в карьер. Твой отец просто не мог выбраться, а если он и спасся, то где же он теперь?

Чарли помрачнел и пожал плечами. Он и сам не знал ответа на этот вопрос, зато знал, что тело отца так и не нашли.

– Наверно, бабушка Бон не разрешила его совсем убить, потому что он все-таки был ее родной сын. Но она подстроила ту автокатастрофу и все остальное, потому что не могла заставить его плясать под свою дудочку. Понимаете, дядя, они все участвовали в этой гадости, и Блуры, и Юбимы – все, кроме вас. Им только поперек слово скажи или просто не послушайся, и они сразу тебя прикончат, или куда-то упрячут, или заставят забыть, кто ты такой.

– Ах, мой мальчик! – вдруг грохнул кулаком по столу дядя Патон. – Я так виноват. Мало было просто держаться тише воды ниже травы. Не буду отрицать, я знал, что затевается нечто скверное. Мои драгоценные сестрицы шушукались и строили какие-то козни, и устраивали тайные совещания, и к ним ходил доктор Блур и его жуткий дед Иезекииль, а я не обращал на все это внимания.

– Дед? – удивился Чарли.

– Да, дед, – кивнул Патон. – Самый злобный старикашка, каких только свет видывал. Ему сейчас уже больше ста лет. А однажды вечером мне позвонил Лайелл. Он тоже обнаружил, что затевается нечто скверное, и просил моего совета. В те времена он жил на другом конце города с тобой и твоей мамой. Мы договорились встретиться на площади у собора. – Дядя вновь закрыл лицо руками. – И я не пошел, Чарли, – простонал он. – Я… я забыл.

Понимаешь, я работал над книгой. Но что такое книга в сравнении с жизнью человеческой? Так я больше и не видел твоего отца.

Хотя папино исчезновение оказалось связано с кучей таинственных и зловещих событий, Чарли все равно расправил плечи от гордости. Папа пытался предотвратить преступление! Он не струсил!

– Дядя, я завтра пойду отнесу мисс Инглдью пленку доктора Толли, – начал он, – а заодно постараюсь ей все объяснить насчет вас и лопающихся лампочек… и всякого такого.

– Это очень мило с твоей стороны, – печально произнес дядя, – но, боюсь, все попытки в данном направлении обречены на провал.

– Ничего они не обречены! – вскипел Чарли, и тут только сообразил, что шум они с дядей подняли изрядный, а бабушка Бон почему-то до сих пор носа в кухню не сунула.

– А что случилось с бабушкой? – поинтересовался он.

Дядя вдруг улыбнулся – впервые за эту ночь.

– Я подсыпал ей кое-чего в молоко. Так что крепкий сон ей гарантирован. Возможно, что до завтрашнего вечера.

Чарли захихикал – не смог сдержаться. Дядя тоже. Фыркая и посмеиваясь, они поднялись по лестнице и разошлись спать, на время забыв о своих заботах. Но только на время.

Глава 14

БИЛЛИ ЗАКЛЮЧАЕТ СДЕЛКУ

Когда Билли Гриф сказал Чарли, что преспокойно ночует в спальне один-одинешенек, он вообще-то соврал. Потому что на самом деле Билли терпеть не мог субботние ночи. Трудно уснуть, когда знаешь, что еще целый день и целую ночь проведешь в полном одиночестве.

Пес по имени Душка и правда составлял Билли компанию – на свой собачий лад, – но слишком мало знал о людях, чтобы поддерживать занимательную беседу. Душка все больше рассказывал обо всяких звериных делах и переживаниях, а к тому же он был стар и потому непрестанно жаловался на свои многочисленные болячки. Билли старался ему посочувствовать, но в глубине души предпочел бы общество другого мальчишки или, на худой конец, даже девчонки.

Билли знал, что в академии учатся еще несколько сирот, но все они уже обзавелись славными приемными родителями. Мальчик частенько размышлял над тем, почему никто не усыновил его. Наверно, потому, что я так странно выгляжу, решил он в конце концов. Наверно, никому не нравится, что у меня белые волосы и красные глаза.

Некоторое время Билли смотрел, как мерцают призрачным светом огоньки свечей в окне напротив – в комнате Манфреда. Затем, не задернув штор, он перебрался через Душку и залез в постель. Но не успел мальчик улечься, как пес фыркнул и сел.

– Билли хотят видеть, – сообщил он.

– Кто это хочет меня видеть? – Билли слегка встревожился.

– Старик. Сейчас. Провожу.

– Прямо сейчас? Но ведь совсем темно и… А зачем я ему?

– Душка не знает. Пойдем.

Билли нашарил на полу тапочки, вытащил из ящика тумбочки свой фонарик, потом накинул халат и вслед за псом вышел из спальни.

Батарейка в фонарике у Билли была при последнем издыхании, так что мальчик едва различал в тусклом свете куцый хвост пса, семенившего впереди. Вообще-то надо бы попросить кого-нибудь из ребят принести свежую батарейку, но кого именно – Билли никак не мог решить. А вот на следующие выходные я поеду в гости к Чарли, и уж он-то точно раздобудет мне батарейку, сообразил Билли.

Душка между тем двигался гораздо быстрее обычного, так что Билли то и дело переходил на бег, чтобы поспеть за престарелым псом. Однако, добравшись до лестницы, Душка сбавил скорость и начал с трудом взгромождаться наверх, тяжело пыхтя. Ночные путешественники очутились в резиденции блуровского семейства. Воздух здесь был теплый и душный. Если Манфред обнаружит меня у себя под дверью, будет полный ужас, подумал Билли и задрожал.

– А вы уверены, что это не ошибка? – спросил Билли у пса. – Может, вы что-то перепутали?

– Душка не ошибается, – фыркнул пес. – За мной.

И Билли послушно последовал за ним по коридорам, в которых пахло свечными огарками, а потом вверх еще по одной лестнице – и очутился в каком-то темном помещении, еле освещенном газовыми рожками1[3], которые тихо шипели по стенам. Со стен и потолка повсюду свисала паутина, а сам потолок был весь в трещинах.

– Вкусно пахнет, – отметил Душка.

– Вкусно? – Билли сморщился. – По-моему, воняет тухлыми яйцами и еще… чем-то дохлым.

– Вкусно, – настаивал пес. Он приблизился к черной двери с массивной латунной ручкой. Дверь была вся изборождена глубокими царапинами, и, когда Душка заскребся в нее, Билли понял, откуда они взялись. Пес явно часто хаживал сюда.

Душка поскребся в дверь трижды, и в ответ раздался надтреснутый и надменный голос:

– Войдите!

Билли послушался и нажал на латунную ручку. Ну и странная же комната оказалась за дверью! Освещалась она только пламенем большого камина, а у камина в инвалидном кресле сидел какой-то старик. Жидкие пряди седых волос свисали ему на плечи из-под красной шерстяной шапочки, а лицо у старика было похоже на череп: глаза утонули в темных провалах глазниц, щеки впалые, да такие впалые, что их почти не видно, и рот тонкий, запавший, жуткий. Когда Билли вошел, этот жуткий рот изобразил улыбку.

– Подойди-ка поближе, Билли Гриф, – поманил его старик длинным скрюченным пальцем.

Билли сглотнул, но повиновался. В комнате стояла невыносимая, удушливая жара. А старик-то еще и в плед закутался, ничего себе! На полпути к камину Билли остановился. Душка прошлепал мимо него и улегся у огня, тяжело пыхтя.

– Тут так жарко, сэр. – Билли начал задыхаться.

– Ничего, потерпишь. Мой песик обожает погреться у камелька. Правда, Перси? – И старик любовно усмехнулся, глянув на пса. Впрочем, эта гримаса больше напоминала оскал.

– А я думал, это кухаркин пес.

– Он тоже думает, что он кухаркин пес, потому что я уже не в состоянии выводить его погулять. Верно, Перси?

– А мне он сказал, что его зовут Душка. – Билли сделал робкий шажок вперед.