Пролог

Она обрекла себя на смерть в ту минуту, когда ответила на телефонный звонок. Она не стала спорить со звонившим, не усомнилась в неотложности просьбы. Напротив, меняя свои планы на вечер, она ощущала приятное возбуждение. Ее движения были изящны, но неторопливы, пока она одевалась и собирала все, что ей было нужно взять с собой.

Она прошла по своей уютной квартирке, приглушая свет, не забыла даже перевести в спящий режим маленького заводного котенка, подарок ее возлюбленного.

Она назвала его Сачмо[1].

Он мяукнул, мигнул ярко-зелеными глазками и свернулся клубочком. Она ласково погладила его по шелковистой белой шерстке.

– Скоро вернусь, – прошептала она, даже не подозревая, что не сможет сдержать обещание.

Она оглядела квартиру, открывая дверь, улыбнулась, когда ее взгляд упал на роскошный букет красных роз в вазе на столе. И вспомнила Ли.

В последний раз она заперла за собой дверь.

Следуя своей привычке, она начала спускаться по лестнице – стройная, спортивного сложения женщина с яркими синими глазами. Светлые волосы, спускавшиеся ниже плеч, свободно колыхались у нее за спиной. Они распадались на прямой пробор и словно заключали ее прелестное лицо в рамку. Ей было тридцать три года, она была довольна жизнью и чувствовала, что все больше влюбляется в человека, подарившего ей котенка и розы.

Она думала о Нью-Йорке, об этой жизни, об этом мужчине, как о новой главе, которую она прочитывала с удовольствием, неторопливо перелистывая страницы и на каждом шагу открывая для себя что-то новое.

Она отодвинула от себя эти мысли и сосредоточилась на том, куда ей предстояло пойти, что предстояло сделать. И десяти минут не прошло после телефонного звонка, а она уже легко миновала второй лестничный марш и свернула на следующий.

У нее остался миг, чтобы заметить движение, когда убийца заступил ей дорогу. Еще один – на удивление, когда узнала его лицо. Но времени было слишком мало, она не успела даже слова сказать, когда заряд, выпущенный из парализатора, ударил в солнечное сплетение и опрокинул ее.

Она пришла в себя от жесткого удара, перенесшего ее из забытья к крови и боли. Это был мгновенный переход от тьмы к свету. Заряд парализатора оставил ее обездвиженной. Все ее тело онемело и стало бесполезным, а вот ум действовал четко и ясно. Внутри этой парализованной оболочки она боролась, прилагая отчаянные усилия. Она заглянула в глаза убийцы. В глаза друга.

– За что?

Вопрос выдавал ее слабость, но его надо было задать. Есть же объяснение, есть ответ… Ответ есть всегда.

Она получила ответ и умерла в подвале, пятью этажами ниже своей прелестной квартирки, где благоухали алые розы и котенок урчал во сне.

1

Ева вышла из-под душа и вступила в сушильную кабину. Она закрыла глаза, упиваясь блаженством, пока струи теплого воздуха овевали тело. Ей удалось проспать восемь часов подряд, а проснулась она настолько рано, что успела насладиться «водной терапией», как она сама это называла.

Тридцать раз по дорожке в бассейне, сеанс в джакузи, а затем двадцатиминутный горячий душ. Отличный способ начать день.

Как раз накануне она провела весьма плодотворный день: закрыла дело за два часа. Если уж парень, убивший своего «лучшего друга», хотел представить дело как вооруженное ограбление, ей-богу ему не следовало тотчас же цеплять на запястье компьютерные часы убитого с дарственной гравировкой.

Она давала показания в суде по предыдущему делу, и, сколько ни бился представитель защиты, сколько ни выпячивал грудь, сколько ни надувал щеки, сколько ни пускался в напыщенные рассуждения, ему не удалось даже волосяной трещинки проделать в ее показаниях.

А для полного блаженства она поужинала дома со своим мужем. Они вместе посмотрели кино. Потом занялись феерическим сексом и наконец уснули. Восемь часов подряд.

Жизнь удалась. На данный момент.

Чуть ли не напевая на ходу, Ева схватила халат, висевший на ручке двери, и вдруг остановилась, замерла, нахмурилась, изучая его. Откуда тут взялся короткий шелковый халат темно-вишневого цвета?

Она могла бы присягнуть, что никогда не видела его раньше.

Пожав плечами, Ева накинула халат и вошла в спальню.

На свете есть много способов сделать хорошее утро прекрасным, подумала Ева, но все остальные ничего не стоят в сравнении с одним. Вот он. Рорк, попивающий кофе в их спальне и изучающий биржевые данные на экране.

Эти руки, творившие магию прошлой ночью… Сейчас в одной руке Рорк держал кружку с кофе, а другой рассеянно поглаживал толстого кота. Двухцветные глаза Галахада жмурились от удовольствия, и Ева хорошо его понимала.

Этот прекрасно очерченный рот, творивший с ней нечто невероятное, заставлял извиваться и кричать от наслаждения. А потом она оставалась обессилевшей, размякшей, теряющей сознание от счастья.

Вот уже скоро будет два года, как они поженились, размышляла Ева, а горевший между ними огонь не угасал. И вот, словно в доказательство, ее сердце подпрыгнуло и бешено застучало в груди, когда он повернул голову и эти дерзко-синие глаза встретились с ее глазами.

«Интересно, а он это ощущает? – спросила себя Ева. – Неужели ощущает? Каждый раз? Все время?»

Он улыбнулся. Чувствуя себя восторженной дурочкой, Ева в который раз подумала, что боги, наверное, плачут от радости, любуясь делом своих рук.

Он поднялся и подошел к ней – такой высокий и стройный – и заключил ее лицо в свои ладони. Стоило ей ощутить прикосновение его ловких пальцев, а потом и его волшебных губ, как славно начатое утро стало ослепительно-прекрасным.

– Кофе? – спросил Рорк.

– Ага. Спасибо. – Она была ветераном полиции, лучшим полицейским убойного отдела, крутой сукой, по ее собственному определению, но сейчас колени у нее подгибались от слабости. – Может, нам взять несколько дней? – Рорк тем временем запрограммировал на «автоповаре» кофе и – уж она-то хорошо его изучила! – какой-то завтрак, который намеревался в нее впихнуть. – Я думаю, может, в июле? Ну, вроде как наша годовщина. Если сможешь втиснуть это между мировым господством и скупкой недвижимости в планетарных масштабах.

– Странно, что предложение исходит от тебя.

Рорк поставил на стол кружку кофе и две тарелки. Так, значит, в меню на это утро яичница с беконом. Растянувшийся на диване Галахад тут же открыл глаза, поднял голову и насторожился. Рорк лишь погрозил ему пальцем и решительно сказал «нет». Кот плюхнулся обратно и повернулся к ним спиной.

– Я как раз подумывал о паре недель.

– Что? Уехать? На несколько недель? Я не могу…

– Да-да, я понимаю. Преступность захлестнет Нью-Йорк в июле 2060 года и превратит его в дымящиеся руины, если лейтенанта Даллас здесь не будет, чтобы служить и защищать.

В голосе Рорка слышалось туманное очарование его родной Ирландии. Он поднял кота и спустил его на пол, освобождая место для Евы.

– Может, так оно и будет, – пробормотала она. – И нечего винить во всем меня. Я не понимаю, как ты можешь бросить все на несколько недель и уехать, когда в твоих руках девяносто процентов разведанной Вселенной. Надо же всем этим управлять!

– Да брось, не больше пятидесяти. – Рорк снова взял свою кружку и взглянул на Еву, словно приглашая ее присоединиться. – В любом случае какой смысл иметь все это и тебя в придачу, дорогая Ева, если я не могу провести с тобой время вдали от всего этого? От твоей и моей работы?

– Ну, я могла бы взять неделю.

– А я думал, четыре недели.

– Четыре? Четыре недели? – ужаснулась Ева. – Да это же месяц!

Рорк смотрел на нее смеющимися глазами.

– Месяц, говоришь? Да, ты права.

– Я не могу взять месяц. Месяц – это же… это же месяц!

– Точно подмечено. Логика железная.

– Ха-ха. Слушай, я могла бы растянуть это до десяти дней, но…

– Три недели.

Ева нахмурила лоб.

– Послушай, – продолжал Рорк, – мы с тобой в этом году уже дважды откладывали поездки на выходные. Один раз из-за твоей работы, другой раз – из-за моей. Три недели.

– Я не могу взять больше двух, даже если…

– Две с половиной. Разницу поделим пополам. – Рорк протянул ей вилку.

Ева взглянула на него с обидой.

– Ты с самого начала собирался сойтись на двух с половиной, да?

Рорк взял ее руку и поцеловал.

– Ешь давай, а то яичница остынет.

Ей случалось вытягивать признание из хладнокровных убийц, запугивать скользких, как угри, информаторов и добывать у них информацию, но еще ни разу не довелось с чистым счетом выиграть в споре с Рорком.

– Ну и куда мы поедем на эти две с половиной недели?

– А куда бы тебе хотелось?

Теперь она улыбнулась. Кому он нужен, этот чистый счет?

– Я подумаю.

Ева поела, оделась, наслаждаясь сознанием того, что времени у нее достаточно и можно не торопиться. Застегивая кобуру, она даже подумала: а не побаловать ли себя еще одной порцией кофе перед уходом?

Но тут подал сигнал ее коммуникатор. Вытащив рацию из кармана и увидев на дисплее надпись «Вызов», Ева тут же целиком переключилась на рабочий режим.

Рорк наблюдал за ней. Он не уставал этому поражаться. Вот только что ее глаза смотрели весело, а теперь стали холодными и бесстрастными глазами копа. Она выпрямилась, все ее длинное, поджарое тело подобралось, ноги, расставленные автоматически на ширину плеч, прочно уперлись в пол. И лицо – ее чудное, резко очерченное лицо! – лишилось всякого выражения.

– Даллас.

Сообщение для лейтенанта Евы Даллас. Встретить офицеров в доме 525 на Двадцать третьей улице, Вест-Сайд. Подвал жилого многоквартирного дома. Возможно, убийство. Жертва – женщина.

– Принято. Еду. Известить детектива Делию Пибоди. Встречу ее на месте.

– Ну что ж, ты хоть позавтракать успела, – заметил Рорк, когда она сунула коммуникатор в карман, и легонько скользнул пальцем по маленькой ямочке у нее на подбородке.

– Да, но последней кружки кофе мне уже не пить. Хотя, с другой стороны, неопознанной пока женщине с Двадцать третьей улицы в Вест-Сайде тоже больше кофе не пить.

Улицы были забиты машинами. «Весна, – думала Ева, с трудом прокладывая себе путь в густом потоке, – это время нарциссов и первых туристов». Она пробилась к Седьмой авеню и там смогла перевести дух на целых десять кварталов. Опустив стекло, она вдыхала напоенный запахами города воздух, а легкий ветерок овевал ее лицо и трепал короткие каштановые волосы.

От уличных лотков несло дымком, запахом яичницы из восстановленного белка и бурдой, именуемой «кофе», из-под отбойных молотков, которыми команда дорожных рабочих атаковала огороженную часть тротуара, летела тонкая каменная пыль. Грохот этих отбойных молотков, симфония автомобильных гудков, встретившая ее при подъезде к новому затору, топот пешеходов, торопливо пересекавших перекресток, – все это была понятная ей городская музыка.

Ева следила, как уличные торговцы – с лицензией или без, это еще надо было посмотреть – расставляли свои столы в надежде заинтересовать ранних приезжих из пригорода или туристов. Вдруг им захочется перекусить на ходу? Теплые зимние шарфы и перчатки на передвижных прилавках сменились бейсболками и трикотажными майками. Продавцы зеленных лавок выставляли на тротуар ящики с овощами и фруктами, радующими глаз и вызывающими аппетит.

Трансвестит ростом чуть ли не в шесть с половиной футов ковылял мимо на высоченных каблуках-шпильках. Он подошел к одному из фруктовых ящиков и, откинув назад гриву золотистых волос, взял в руки дыню и бережно сжал ее, пробуя на спелость. Тут в кресле с моторчиком подкатила крошечная старушка, явно перешагнувшая столетний рубеж. Выбирая фрукты, трансвестит и старушка принялись дружески болтать.

«Надо любить Нью-Йорк, – подумала Ева, – или держаться от него подальше».

Так, продвигаясь в потоке машин, она наконец добралась до Челси.

У дома номер 525 она остановила машину во втором ряду, включила сигнал «На дежурстве» и, не обращая внимания на ругань и неприличные жесты, которыми провожали ее жители любимого города, оказавшиеся по соседству, вылезла из машины. «В Нью-Йорке не то что жить – умереть спокойно не дадут», – подумала Ева.

Она прикрепила свой полицейский жетон к лацкану жакета, извлекла из багажника полевой набор и подошла к патрульному, дежурившему у парадного.

– Что тут у нас?

– Тело в подвале, женщина, на вид около тридцати. Удостоверения нет, драгоценностей нет, сумки нет, вообще ничего нет. Одета полностью, так что вряд ли это на сексуальной почве. – С этими словами патрульный провел Еву внутрь. – Один из жильцов с сыном нашли ее, когда спустились забрать из шкафчика мальчонкин велик. Парень был наказан или что-то в этом роде. Ладно, это к делу отношения не имеет. В общем, они сообщили. Мужчина говорит, вроде бы она тут живет или где-то по соседству. Вроде бы видел ее раньше, но он не уверен. Он спешил увести оттуда сына и не успел ее разглядеть.

Они спустились по железной лестнице. Подковки полицейских башмаков громко лязгали по металлу.

– Оружия я не заметил, но у нее ожоги вот здесь, – патрульный похлопал себя пальцами по сонной артерии. – Похоже, ее вырубили электрошокером.

– Пошлите двух патрульных опрашивать соседей, – распорядилась Ева. – Кто что видел, когда и где. Позаботьтесь, чтобы жильца и его сына охраняли. Имена?

– Бирнбаум Терренс. Мальчонку зовут Джей. Мы их охраняем в квартире шестьсот два.

Ева кивнула двум офицерам, охранявшим место обнаружения трупа, и включила свою камеру.

– Лейтенант Ева Даллас на месте в пять двадцать пять. Вест-Сайд, Двадцать третья улица. Моя напарница на подходе. Узнайте, есть ли в здании суперинтендант или управляющий. Если есть, я хочу его видеть.

Первым делом Ева осмотрела помещение. Цементный пол, глубокие металлические шкафы, трубы под потолком, паутина. Ни окон, ни дверей. Камер наблюдения нет.

– Мне понадобятся все диски с камер наблюдения на входе и на лестнице. И найдите мне управляющего.

«Заманил ее сюда, – думала Ева, открывая полевой набор и вынимая баллон с изолирующим составом. – Или заставил силой. Может, она спустилась сюда за чем-то, и он на нее напал. Безвыходная ситуация».

Она осмотрела тело с того места, где стояла, покрывая руки и башмаки изолирующим аэрозолем. Стройная, но не хрупкая. Голова повернута в другую сторону от Евы, светлые волосы закрывали лицо. Волосы блестящие, чисто вымытые, одежда хорошего качества.

«Не уличная женщина, – сказала себе Ева, разглядывая единственную видную ей руку. – Только не с таким отличным маникюром, не с таким шампунем, не с такими одежками».

– Жертва лежит на левом боку, спиной к лестнице. Видимых отпечатков на цементном полу нет. Пол выглядит чистым. Бирнбаум двигал тело?

– Он говорит, что нет. Он говорит, что подошел, проверил пульс на запястье. Говорит, что рука была холодная, пульса не было. Он все понял и поспешил увести сына.

Ева обошла тело, присела на корточки. Какое-то неясное предчувствие точило ее, в мозгу загудел сигнал тревоги, желудок свело спазмом. Она откинула светлые волосы с лица жертвы.

На мгновение, на одно мучительное мгновение ее пронзило ледяным холодом.

– Черт побери! Черт побери! Она из наших.

Патрульный, оставшийся с ней, шагнул вперед.

– Она – коп?

– Да. Колтрейн Амариллис. А ну-ка живо прокачайте мне адрес. Детектив Колтрейн, разрази меня гром!

«Моррис, – подумала Ева. – Чтоб мне сгореть».

– Она жила здесь, лейтенант. Квартира четыреста пять в этом доме.

Ева проверила отпечатки пальцев, потому что этого требовала процедура. Надо было все сделать по протоколу. Тошнотворное опасение переросло в холодное бешенство.

– Убитая опознана как детектив Колтрейн Амариллис, Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка. Проживала по данному адресу, квартира четыреста пять. – Ева приподняла полу легкого жакета. – Где твое оружие, Колтрейн? Где твое чертово оружие? Они тебя убили твоим же оружием? Твоим же собственным оружием? Они пустили его в ход против тебя? Оборонительных ранений не видно, одежда вроде бы в порядке. На теле нет следов насилия, если не считать ожога от электрошокера. Он ткнул тебе в горло твое же оружие, верно? На полную мощность.

До Евы донесся топот ног на лестнице. Подняв голову, она увидела свою напарницу.

Пибоди выглядела по-весеннему свежей и цветущей. Темные волосы, завивающиеся на шее, смягчали ее острое лицо. На ней был розовый блейзер и розовые кеды. При других обстоятельствах Ева уничтожила бы ее язвительными замечаниями за такой выбор цвета.

– Как это по-дружески – вызвать нас практически к началу смены, – усмехнулась Пибоди. – Так, кто тут у нас?

– Это Колтрейн, Пибоди.

– Кто? – Пибоди подошла, взглянула вниз, и румянец у нее на щеках сменился пепельной бледностью. – О мой бог! О боже, Моррис… О, нет!

– При ней нет оружия. Возможно, убита ее же собственным оружием. Если оно здесь, мы должны его найти.

– Даллас!

В глазах у Пибоди стояли слезы. Ева прекрасно понимала свою напарницу, у нее самой слезы стояли в горле. Но она покачала головой.

– Не сейчас. На это еще будет время, но позже. Офицер, возьмите сопровождающего и проверьте ее квартиру, убедитесь, что там чисто. И дайте мне знать. Живо!

– Слушаюсь.

Ева расслышала в голосе полицейского не слезы, а закипающий гнев. Гнев, который уже глухо ворочался и в ее груди.

– Даллас, Даллас, как же мы ему скажем?

– Обработай место. Мы потом об этом подумаем. А пока нас работа ждет. Здесь и сейчас. – Впрочем, ответа у Евы все равно не было. – Ищи оружие, кобуру, все, что могло принадлежать ей. Отработай это место, Пибоди. А я займусь телом.

Руки у нее не дрожали, когда она взяла из набора измерители и приступила к работе. Работа выморозила из головы страшный вопрос. Вопрос о том, как она скажет главному судмедэксперту, как скажет своему другу, что женщина, зажигавшая звезды в его глазах, мертва.

– Время смерти двадцать три сорок.

Сделав все, что могла сделать, Ева выпрямилась.

– Что-нибудь есть? – спросила она у Пибоди.

– Нет. Все эти шкафы… Если бы убийца хотел оставить оружие и спрятать его здесь, места полно.

– Ладно, бросим на это экспертов. – Ева потерла переносицу. – Надо поговорить с мужчиной, который ее нашел, и с его сыном, надо осмотреть ее квартиру. Мы не можем везти ее в морг, пока не известим Морриса. Я не допущу, чтобы он узнал, увидев ее на столе.

– О боже, нет конечно!

– Дай мне подумать. – Ева уставилась на стену. – Узнай, в какую смену он работает. Мы не вызовем перевозку, пока…

– Патрульные уже знают, что убит полицейский, Даллас. Сейчас пойдут слухи. Коп. Женщина. Этот адрес. Да пусть хотя бы этот район. Если Моррис услышит…

– Черт. Да, ты права. Все верно. Оставляю тебя за старшую. Патрульные охраняют Терренса Бирнбаума и его сына в квартире шестьсот два. Первым делом поговори с ними. Не давай никому увозить ее отсюда, Пибоди.

– Не дам. – Пибоди прочитала текст на экране своего карманного компьютера. – Одно хорошо: Моррис работает с полудня до восьми. Он еще не приехал в морг.

– Я поеду к нему. Я ему скажу.

– Господи, Даллас. – Голос Пибоди задрожал. – Господи!

– Если закончишь в шестьсот второй до моего возвращения, начинай осмотр ее квартиры. Частым гребнем, Пибоди. – «Этапы, – напомнила себе Ева. – Нельзя пропускать этапы. Надо действовать последовательно». – Позвони электронщикам, но дай мне время отъехать. Все ее блоки связи, все данные. Патрульные ищут управляющего. Конфискуй диски с камер наблюдения.

– Даллас, – мягко заговорила Пибоди. – Я знаю, что делать. Ты сама меня учила, что надо делать. Я все сделаю. Можешь мне доверять.

– Знаю. Знаю. – Ева с трудом перевела дух. – Не знаю только, что я ему скажу. Как я ему скажу.

– Не представляю…

– Я тебе позвоню, когда… поговорю с ним.

– Даллас! – Пибоди схватила ее за руку. – Скажи ему… если получится, скажи ему, что я сочувствую. Что мне очень, очень жаль.

Ева кивнула и начала подниматься по ступенькам. Убийца ушел этим путем, думала она. Другого пути нет. Вверх по этим самым ступенькам и вышел в эту дверь. Не зная сама, что делает – то ли ведет следствие, то ли просто тянет время, – Ева открыла набор, вынула миниатюрные очки-микроскопы и принялась осматривать замок, дверной косяк… Никаких признаков взлома.

Он мог воспользоваться карточкой-ключом Колтрейн. А может, вошел первым, бросился на нее, когда она спустилась.

Черт, черт, черт, она никак не могла представить себе эту картину. Ей не удавалось выбросить из головы посторонние мысли и увидеть.

Ева поднялась еще на один пролет и точно так же осмотрела дверь черного хода. С тем же успехом.

Может, жилец? Может, кто-то впущенный кем-то из жильцов (возможно, самой убитой)? Может, кто-то с универсальным ключом или великий умелец вскрывать замки, не оставляя следов?

Ева изучила камеру наблюдения над дверью черного хода. Потом вернулась внутрь, закрыла и опечатала дверь. К ней подбежал один из патрульных.

– В квартире чисто, лейтенант. Кровать застелена, никакой немытой или неубранной посуды не видно. Все чисто и аккуратно. Свет приглушен. У нее был этот… гм… заводной котенок. Оставлен в режиме сна.

– Видели там ее оружие? Ее жетон?

– Нет, лейтенант. Мы нашли переносной сейф у нее в спальне. В шкафу. Там как раз место для табельного оружия и для запасного. Гнезда специальные. Но они пусты, сейф не заперт. Жетона я не видел. Мы не стали обыскивать квартиру, но…

– Что вы делаете со своим жетоном, когда приходите домой со службы, офицер Джонас?

– Кладу на комод.

– Вот именно. Оружие запирают, а вот жетон кладут на комод. Может, на крышку сейфа, но чтоб был под рукой. Теперь тут за старшую детектив Пибоди. Имя убитой не разглашать, вам ясно? Никаких утечек. Держите при себе вплоть до особого распоряжения. Вопросы есть?

– Никак нет.

– Убили одну из наших. Она достойна уважения.

– Да, лейтенант.

Ева вышла из дома, остановилась на тротуаре. Запрокинув голову, она взглянула на ползущие по небу облака. Серые на голубом. «Что ж, все правильно, – сказала себе Ева. – Это жизнь. Так и должно быть».

Она прошла к машине, открыла дверцу. Водитель, чью машину она заперла, припарковавшись во втором ряду, высунул голову в окно и потряс кулаком.

– Долбаные копы! – заорал он. – Думаешь, вся улица твоя или как?

Ева потешила себя мыслью о том, как подойдет к его машине и врежет ему кулаком в лицо. Потому что один из копов, которых он так темпераментно проклинает, лежит мертвым на цементном полу подвала.

Видимо, что-то отразилось у нее на лице, в ее холодном взгляде. Он втянул голову внутрь, поднял стекло и заблокировал замки.

Ева еще немного посверлила его взглядом и увидела, как он съежился за рулем. Тогда она села в машину, выключила знак «На дежурстве» и отъехала.

Адрес Морриса она узнала по компьютеру, вмонтированному в приборный щиток. «Странно, – подумала Ева. – Я никогда не бывала у него дома, а ведь считала его другом, а не просто коллегой». Да, они редко общались вне работы. Интересно, почему?

Может быть, потому, что она не умеет общаться? Светское общение для нее всегда подобно визиту к зубному врачу. Да, наверно, все дело в этом.

Ева знала, что Моррис любит музыку, особенно джаз и блюз. Он и сам играл на саксофоне, одевался как рок-звезда, у него в запасе всегда была куча интересных историй, зачастую ей непонятных.

Доброжелательный, веселый, мудрый Моррис. Он питал уважение к мертвым и огромное сострадание к тем, у кого смерть отнимала родных и близких.

А теперь настал черед женщины, которую он… любил? Любил ли он ее? Может быть, может быть. Во всяком случае, Моррис относился к ней серьезно. Он принимал ее интересы, дела, заботы близко к сердцу. И это у него на этот раз смерть отняла близкого человека.

Облака принесли короткий весенний дождь. Он не барабанил по ветровому стеклу, а лишь слегка забрызгал его. Если он усилится, уличные торговцы испарятся со своими прилавками под зонтиками. Тайны нью-йоркской коммерции. Уличное движение замедлится, а вот пешеходы ускорят шаг. На какое-то время улицы станут блестящими, как зеркала. Торговцы наркотиками натянут на головы капюшоны и продолжат свой бизнес или спрячутся в подворотнях, пока дождь не кончится. А если дождь затянется? Проще найти бриллиант на тротуаре, чем свободное такси.

«Благослови боже город Нью-Йорк, – подумала Ева, – пока он не съел тебя живьем».

Моррис жил в Сохо. Ну, конечно, можно было догадаться. Доктор, избравший своей профессией заботу о мертвых, был таким же богемным, экзотичным, артистичным, как и район, в котором он жил.

У него была татуировка – «Смерть с косой», вспомнила Ева. Она нечаянно подсмотрела, когда однажды пришлось позвонить ему среди ночи, а он не позаботился блокировать видео, хотя был в постели, едва укрытый простыней.

Он был чертовски сексуален. Неудивительно, что Колтрейн…

О боже, боже!

Она начала тянуть время, убеждая себя, что ищет место для парковки: ничего не могла с собой поделать. Уличные художники торопливо собирали картины, скульптуры, краски, глину или раскрывали над ними палатки: спешили укрыть свое хозяйство от дождя. Многие из них – те, кому не хватало денег на модную мастерскую, – жили здесь, среди артистических ателье, ресторанов, клубов и кафешантанов.

Ева нашла место в трех кварталах от дома Морриса и пошла пешком, а люди вокруг нее бегали и суетились, стремясь укрыться от дождя. Она поднялась к парадной двери, собираясь нажать на звонок… и поняла, что не может. Он увидит ее на экране домофона и задумается. Он спросит, в чем дело, а она не сможет ответить. Поэтому Ева не позвонила, а нарушила его право на частную сферу и воспользовалась своим универсальным ключом, чтобы проникнуть в крошечную прихожую, общую для нескольких студий.

Она выбрала лестницу, чтобы еще немного потянуть время, и сделала круг у его двери. Что ему сказать?

Тут стандартной фразой не отделаешься. Тут невозможно сказать: «С глубоким прискорбием извещаю вас… сожалею о вашей утрате». Только не здесь, только не с Моррисом. Моля Бога, чтобы вразумил ее и внушил ей верные слова, Ева нажала на кнопку звонка.

Пока она ждала, ее охватил озноб. Сердце бешено стучало. До нее донесся щелчок замка. Светодиод на двери сменился с красного на зеленый.

Моррис открыл дверь и улыбнулся ей.

Его длинные волосы свободно рассыпались по спине. Ева никогда раньше не видела его непричесанным, его волосы всегда были аккуратно заплетены в косу. На нем были черные брюки и черная футболка. Восточные миндалевидные глаза казались чуть сонными. И голос у него был сонный, когда он поздоровался.

– Даллас. Приятная неожиданность у меня на пороге в дождливое утро.

Ева прочла в его глазах любопытство. Ни тревоги, ни беспокойства. Она видела, что он ничего не считал с ее лица. Пока еще нет. «Еще пара секунд, – подумала Ева. – Еще пара секунд, и его сердце разобьется».

– Можно войти?

2

В квартире на стенах висели самые разные картины: от абстрактных работ, выполненных ослепительно-яркими красками, до карандашных рисунков с изображениям женщин в разной степени обнаженности.

Это была настоящая студия с серебристо-черной кухней, перетекающей в красную столовую, за которой шла гостиная. Лестница с металлическими ступеньками вела вверх, на второй уровень, тоже открытый, огороженный только полированным поручнем.

В квартире ощущался простор, наполненный светом и воздухом. Может быть, благодаря всем этим контрастным краскам, подумала Ева. А может быть, все дело было в Моррисе, в его вещах, в его интересах, в его личности, отраженной во всем, что его окружало.

Чаши, вазы, бутылки, камни, фотографии боролись за место с книгами – неудивительно, что Моррис сразу подружился с Рорком! – и музыкальными инструментами. И это еще не все. Тут были фигурки драконов, маленький бронзовый гонг и, как ей показалось, настоящий человеческий череп.

Наблюдая за ее лицом, Моррис указал на длинную кушетку.

– Почему бы тебе не присесть? Могу предложить сносный кофе. Ничего похожего на то, к чему ты привыкла, но сносный.

– Спасибо, не нужно.

Но мысленно она сказала другое: «Да, давай сядем, выпьем кофе. Все, что угодно, лишь бы не говорить об этом».

Моррис взял ее за руку.

– Кто-то умер? Кто-то из наших? – Он крепко сжал ее руку. – Пибоди…

– Нет, не Пибоди… нет. – «Я только все порчу», – сказала себе Ева. – Моррис, это детектив Колтрейн.

Она видела по лицу, что он не понимает, не связывает ее ответ со своим вопросом. Тогда Ева сделала единственное, что могла сделать: вонзила нож ему в сердце.

– Ее убили прошлой ночью. Она мертва, Моррис. Ее больше нет. Мне очень жаль.

Он выпустил ее руку и отступил на шаг. Ей была знакома эта реакция. Как будто прерывание контакта может все остановить и пустить вспять.

– Амми? Ты говоришь об Амариллис?

– Да.

– Но…

Моррис поймал себя на полуслове. Отрицание – стандартная реакция. Ева знала, что он хочет спросить: «Ты уверена? Ошибки быть не может? Нет, это какая-то ошибка». Но он хорошо ее знал и не стал тратить слова попусту.

– Как?

– Давай сядем.

– Скажи мне, как.

– Ее убили. Похоже, ее собственным оружием. Оружие пропало – и табельное, и вытяжное. Мы ищем. Моррис…

– Нет. Не сейчас. – Его лицо стало непроницаемым, словно маска, вырезанная из полированного камня – одного из тех, что украшали его жилище. – Просто расскажи мне, что тебе известно.

– У меня пока мало что есть. Ее нашли этим утром в подвале ее дома. Один из соседей спустился туда с сыном. Время смерти мы определили: двадцать три сорок прошлой ночью. На месте нет никаких следов борьбы, в ее квартире тоже. На ней – никаких видимых ранений, кроме ожогов электрошокера на горле. При ней не было ни удостоверения, ни сумки, ни украшений, ни жетона, ни оружия. Она была полностью одета.

Ева заметила, как по гладкому камню, в который превратилось лицо Морриса, пробежала едва заметная тень, и все поняла. Убийство и без того дело скверное, но изнасилование еще больше все усугубляет.

– Я еще не просматривала диски с камер наблюдения, надо было сначала сказать тебе.

– Мне надо переодеться. Сейчас я переоденусь и поеду на работу. Я приеду и осмотрю ее.

– Нет, вот этого не будет. Скажи, кому ты больше всех доверяешь, кого ты сам выберешь, и я устрою, чтобы вскрытие делал тот, кого ты назовешь. Но только не ты сам.

– Это не тебе решать. Я – главный судмедэксперт.

– А я – ведущий следователь. И мы с тобой оба знаем: твои отношения с… – Ева замялась на слове «жертва», – с детективом Колтрейн означают, что тебе придется отойти в сторону. Возьми минуту, возьми сколько угодно минут, подумай об этом, но тебе придется смириться. Ты не можешь работать с ней, Моррис. Ради нее и ради тебя самого.

– Думаешь, я буду сидеть сложа руки? Думаешь, я отойду в сторонку и позволю кому-то другому к ней прикоснуться?

– Я не прошу тебя сидеть сложа руки. Но вот тебе мое последнее слово: ты не будешь ее резать. – Когда Моррис повернулся к лестнице, Ева просто взяла его за руку. – Я тебя остановлю. – Она говорила тихо и почувствовала, как напряглись и сократились мышцы его руки. – Давай, можешь мне врезать. Наори на меня, брось что-нибудь, разбей, сломай. Все, что хочешь, лишь бы тебе стало легче. Но я не дам тебе над ней работать. Теперь она и моя тоже.

Черное бешенство полыхнуло в его глазах. Ева приготовилась получить удар и стерпеть. Пусть выпустит пар. Но бешенство растаяло, сменилось скорбью. На этот раз, когда Моррис повернулся, Ева его отпустила.

Моррис подошел к широкому окну, за которым кипела веселая суета Сохо. Он уперся ладонями в подоконник и наклонился, словно стараясь перенести на руки часть тяжести, которой не выдерживали ноги.

– Клиппер. – Бесконечная горечь звучала в его голосе. – Тай Клиппер. Пусть он о ней позаботится.

– Я прослежу.

– Она всегда носила кольцо на среднем пальце правой руки. Четырехгранный розовый турмалин в обрамлении мелких зеленых турмалинов. Серебряный ободок. Это родители ей подарили на совершеннолетие.

– Понятно.

– Ты говоришь, в подвале ее дома. Ей незачем было туда спускаться.

– Там есть шкафы, – возразила Ева.

– У нее не было шкафа. Она мне как-то раз говорила, что они там слишком дорого дерут за эти шкафчики. А я сказал: если ей надо что-то хранить, пусть хранит у меня. Но она сказала, что не так уж много добра у нее накопилось и в дополнительном месте нужды нет. Так зачем она спустилась в подвал?

– Я это узнаю, – пообещала Ева. – Клянусь тебе, Моррис, я узнаю, кто это сделал и почему.

Моррис кивнул, не оборачиваясь. Он упорно смотрел на людей, на движение, на жизнь за окном.

– Есть какое-то внутреннее ощущение… Когда связываешься с копом, кто бы это ни был – друг, любовник, просто коллега, – всегда каким-то шестым чувством понимаешь, что есть риск их потерять. Я стольких мертвых копов обрабатывал – мне ли не знать! Но надо об этом забыть, надо запереть это потайное место, потому что… нельзя же жить без любви, без друзей… Это твоя работа, твоя жизнь. Но в глубине души ты знаешь, ты всегда помнишь. И все же, когда это случается, не веришь. Это кажется… таким невозможным. Кто знает смерть лучше, чем я? Чем мы с тобой, – поправился Моррис, поворачиваясь к Еве. – И все равно не верится. Она была такая живая… А теперь ее нет.

– Кто-то отнял у нее жизнь. Я их найду.

Он опять кивнул, с трудом дотащился до кушетки и рухнул на нее.

– Я влюблялся в нее. Знаешь, так… постепенно. Мы оба словно падали в безвоздушном пространстве – долго, неторопливо. Нам не хотелось спешить, хотелось наслаждаться этим, смаковать. Мы все еще узнавали друг друга. Мы были еще на той стадии, когда стоило ей войти в комнату, стоило мне услышать ее голос, как все у меня внутри начинало петь.

Моррис уронил голову на руки.

Умение утешать не было в числе присущих Еве Даллас качеств. Вот Пибоди, подумала Ева, нашла бы верные слова, верный тон. Сама Ева могла лишь действовать по наитию. Она подошла к Моррису и села рядом с ним.

– Скажи мне, что для тебя сделать, и я это сделаю. Скажи мне, что тебе нужно, и я это достану. Ли…

Она никогда раньше не называла его по имени. Возможно, тут сработал эффект неожиданности. Как бы то ни было, Моррис повернулся к ней. А когда он повернулся к ней, Ева обняла его. Он не развалился на куски, не стал рыдать, просто прижался щекой к ее щеке.

– Я должен ее увидеть.

– Знаю. Дай мне немного времени. Мы о ней позаботимся.

Моррис отодвинулся.

– Ты должна задавать вопросы. Включай свою камеру и вперед.

– Ладно. – «Стандартная процедура, – подумала Ева. – Это ведь своего рода утешение, не так ли?» – Скажи мне, где ты был вчера вечером с девяти до полуночи?

– Работал почти до полуночи, взял сверхурочные, надо было разобраться кое с какими бумагами. Мы с Амми на той неделе собирались прихватить несколько дней и махнуть на долгие выходные в Мемфис. Даже забронировали номер в гостинице. Решили погулять по парку, заглянуть в Грейсленд[2], послушать музыку. Я говорил кое с кем во время ночной смены. Могу дать тебе имена.

– Мне не нужны имена. Проверю твой журнал на работе, и мы двинемся дальше. Она тебе что-нибудь рассказывала о своих делах? О работе? Ее кто-нибудь тревожил? Смущал?

– Нет. Мы вообще старались не говорить о работе. Она была хорошим копом. Любила находить ответы. Она была собранной и дисциплинированной. Но она не жила своей работой. Она не такая, как ты. Для нее работа… это была просто работа. Но она была умна и делала свое дело хорошо. Я это видел всякий раз, как нам случалось пересекаться по работе.

– Что у нее на личном фронте? Бывшие?

– Мы начали встречаться вскоре после того, как она перевелась сюда из Атланты. И хотя мы не торопили события, решили, пусть все идет, как идет, ни один из нас не встречался ни с кем другим. У нее был серьезный роман в колледже. Это продолжалось больше двух лет. Потом какое-то время у нее были отношения с другим копом, но ничего серьезного. Она сама сказала, что, как правило, предпочитает просто встречаться с кем-то время от времени. Я стал исключением из этого ее правила. Знаю, был кто-то еще, было что-то серьезное, но это закончилось до ее переезда в Нью-Йорк.

– Она не жаловалась на кого-то из соседей? Может, к ней кто-то приставал?

– Нет. Она обожала свою маленькую квартирку. Даллас, у нее в Атланте остались родные.

– Знаю. Я их извещу. Может, к тебе кого-нибудь пригласить? Позвонить кому-нибудь?

– Спасибо, не нужно.

– Я не привела с собой консультанта, потому что…

– Не нужен мне консультант. – Моррис прижал пальцы к глазам. – У меня есть ключ от ее квартиры. Он тебе понадобится.

– Да.

Моррис поднялся по лестнице. Вернувшись, он протянул ей карточку-ключ.

– А у нее был ключ от твоей квартиры?

– Да.

– Смени замки.

Моррис вздохнул.

– Да, ты права. Держи меня в курсе. Я должен знать, как идут дела.

– Я буду держать тебя в курсе.

– Я должен в этом участвовать. Мне это нужно.

– Позволь мне над этим поработать, – мягко сказала Ева. – Я с тобой еще свяжусь. Захочешь поговорить – звони в любое время. Доступ круглосуточный, ты же знаешь. А теперь мне пора вернуться к работе. К ней, к Амариллис.

– Передай Таю… Попроси его, пусть включит для нее Эрика Клэптона[3]. Любой из дисков моей коллекции. Она очень любила Клэптона.

Моррис проводил Еву до лифта, открыл для нее старомодную узорчатую решетку.

– Хотела бы я, чтобы слова утешения хоть что-то значили. Пибоди… Она просила тебе передать, что ей очень жаль.

Ева вошла в лифт, не сводя глаз с Морриса, пока не защелкнулась решетка и не сомкнулись двери лифта.

По дороге домой она позвонила Пибоди.

– «Чистильщики» нашли оружие?

– Ответ отрицательный.

– Черт побери. Я возвращаюсь на место. Созвонись с моргом. Главный судмедэксперт Моррис назначил судмедэксперта Тая Клиппера ответственным за это дело. Да, он просит судмедэксперта поставить диск Эрика Клэптона во время вскрытия.

– О черт… Как он? Как…

– Он держится. Доведи до их сведения, что это распоряжения Морриса. И возвращайся на место, Пибоди. Мы с тобой пройдем эту квартиру дюйм за дюймом.

– Я как раз собиралась начать. Поговорила с Бирнбаумом и его сыном. Из них больше ничего не выжать. Патрульные обходят соседей: тоже пока ничего. Камеры наблюдения…

– Введешь меня в курс, когда я приеду через десять минут.

Ева отключила связь. Ей хотелось тишины. Хотелось просто помолчать и прийти в себя. Она ничем не поможет делу, если даст скорби овладеть ею, увидев горе в глазах друга.

Вернувшись к дому Колтрейн, Ева дождалась ухода бригады экспертов. Тело как раз увозили.

– Передайте ее с рук на руки медэксперту Клипперу, – кратко распорядилась Ева. – Она коп. Она получает приоритет.

– Мы знаем, кто она. – Один из членов команды повернулся, когда тело было загружено в фургон. – Она не только коп, она – женщина Морриса. Мы о ней позаботимся, лейтенант.

Убедившись, что все в порядке, Ева ушла в дом и поднялась по лестнице в квартиру Колтрейн. Она открыла дверь квартиры ключом-карточкой, который дал ей Моррис, и обнаружила внутри Пибоди.

– Нелегко тебе пришлось, – заметила Пибоди. – По лицу видно.

– Значит, надо справиться с этим поскорее. Сигнализация?

– Я проверила по-быстрому. На задней двери ничего. Должно быть, он там вошел и обесточил камеру. Над этим работают наши электронщики. Камера над парадной дверью не выключалась. Я видела, как она вошла примерно в шестнадцать часов. У нее была сумка с файлами – сумка здесь, на месте – и пакет с ужином из ресторана. Она больше не выходила. Во всяком случае, через парадную дверь. Есть камеры на лестнице, они были отключены. Обе камеры – и на площадке, и на ступеньках. Бездействовали с двадцати двух тридцати до ноля часов. Есть камеры в лифте, они работали без перерыва. Она не входила в лифт. Сосед подтверждает, что она всегда пользовалась лестницей. Была у нее такая привычка.

– Значит, убийца ее знал. Знал ее привычки. Значит, он взял ее на лестнице.

– У меня там работает команда «чистильщиков». Прочесывают сверху донизу.

– Чтобы взять ее так чисто, так быстро, – продолжала Ева, – убийца должен был знать, что она собирается выйти из дому. Откуда он узнал? Или это была еще одна привычка – гулять перед сном, – или он сам выманил ее из дому. Мы проверим ее переговоры, но если дело было так, значит, убийца звонил ей на сотовый, а потом забрал его с собой. Это был кто-то, кого она знала. Друг, бывший любовник, один из ее информаторов, сосед по дому или кто-то из близких знакомых. Тот, кого она подпустила так близко, что он сумел ее подловить. Впечатления? – спросила Ева, окинув взглядом квартиру.

– Вряд ли она покинула квартиру не по своей воле, под давлением. Слишком уж тут все аккуратно прибрано, и потом этот заводной котенок… – Пибоди указала пальцем, и Ева нахмурилась, глядя на свернувшийся клубок белой шерсти. – Я проверила его дисплей. Она перевела его в режим сна в двадцать три восемнадцать. Будь у нее неприятности, вряд ли она вспомнила бы о котенке.

Ева пристально разглядывала комнату, обходя ее кругом. Чувствовалось, что тут живет женщина. Было что-то очень женское во всем этом порядке.

– Итак, убийца звонит ей по сотовому. «Выходи, давай вместе выпьем». Или: «Я ужасно поссорилась с приятелем, приходи, мне надо поплакаться тебе в жилетку». Нет-нет. – Ева покачала головой и вошла в маленькую спальню с горой подушек на аккуратно застеленной кровати. – Она взяла с собой вытяжное оружие. Обычно копы не выходят из дому без оружия, но я как-то слабо представляю, зачем ей потайной ствол, если она просто идет с кем-то выпить в баре.

– Кто-то из ее информаторов. «Встретимся в таком-то место в такое-то время. У меня есть для тебя классное дерьмо».

– Да-да, это могло сработать. Поговорим с ее шефом, с ее напарником, с ее командой, посмотрим, над чем она работала. Может, она встречалась с неофициальным осведомителем или просто с кем-то, кому не вполне доверяла. На всякий случай взяла вытяжной ствол. Просто для пущей надежности. И все-таки он ее подловил. Свалил без борьбы.

– Она же не ожидала увидеть его у себя на лестнице! – возразила Пибоди. – Он просто застал ее врасплох.

Ева промолчала. Ей надо было это обдумать, еще раз пройти весь путь, все проверить.

– Давай посмотрим, что тут можно найти.

Они принялись за работу. Обыскали ящики, шкафы, осмотрели одежду, рылись в карманах. У мертвых нет частной сферы, и Ева считала, что Колтрейн, будучи копом, должна это понимать.

Она нашла в ящике тумбочки набор масел для тела и несколько игрушек. Пришлось блокировать образы, так и норовящие поселиться у нее в голове: образы обнаженных тел Морриса и Колтрейн, упоенно перекатывающихся по постели.

– Ей нравилось красивое белье, – заметила Пибоди, роясь в других ящиках. – Шикарное белье. Женственное, сексуальное. Она любила красивые вещи. Вазочки, настольные лампы, подушки. В ящиках идеальный порядок, не то что у меня. Вещей у нее не так уж много, если ты меня понимаешь. Битком не набито. И все не то чтобы одинаковое, но хорошо подобранное. У нее тут красиво, другого слова и не подберу.

Ева подошла к изящному угловому столику. На нем стоял компактный компьютер с блоком связи. В единственном неглубоком ящичке она нашла электронную записную книжку, но, когда попыталась вывести данные на экран, ей было отказано в доступе.

– Она же коп, – рассудила Ева. – Конечно, она закодировала доступ. Ладно, пометим для электронщиков. Я хочу знать, что там.

Чем больше она искала, тем больше узнавала об убитой. Пибоди была права, Колтрейн любила красивые вещи. Не кокетливые, просто женственные. Но никакого беспорядка, нагромождения, все на своих местах. Розы в гостиной живые. Свежие.

Ева нашла коробку с открытками из цветочных магазинов. Все открытки были от Морриса. Он говорил, что они много месяцев встречались только друг с другом. По крайней мере цветы ей посылал только Моррис, судя по открыткам.

Но это еще не означало, что у нее не было никого на стороне. Когда женщина выходит из дома в столь поздний час, не исключено, что у нее свидание.

И все-таки не похоже, думала Ева. Она же видела Колтрейн с Моррисом. Чувствовала между ними притяжение.

– Надежный дом, – вслух сказала Ева. – Симпатичная квартирка, игрушечный котенок. Хорошая мебель, красивая одежда. При этом она не барахольщица, она очень разборчива. Украшений мало, но, опять же, все, что есть, хорошего качества.

– То же самое с шампунями, лаками, косметикой, – подхватила Пибоди. – Она знала, что ей подходит, что ей нравится, этого и придерживалась. У меня, например, целый ящик забракованной помады, теней, туши и всякой ерунды. Вот, смотрите, ее духи. Один флакон. В холодильнике остался недоеденный китайский ужин. В вакуумной упаковке, все аккуратно запечатано. Есть кое-что из «здоровой пищи», вода в бутылках, соки. Две бутылки вина.

– У нее есть любовник, но она живет одна. Есть мужской несессер, наверняка Морриса. Мы у него спросим, не будем посылать в лабораторию. Мужская рубашка, трусы, носки, брюки… Похоже, все его. Но его присутствие здесь не слишком заметно. Наверно, они больше времени проводили у него. У него квартира раза в четыре больше этой, местоположение отличное – кругом кафе, клубы, рестораны, галереи. Откуда убийца знал, что она вчера была дома? Выслеживал ее? Надо было спросить Морриса, как часто они встречались, был ли у них какой-то распорядок.

– Даллас, дай ему еще немного времени, пусть оклемается. Мы это потом проверим.

– Убийца сюда не заходил. Слишком рискованно. Его могли увидеть. Зачем рисковать? Нет-нет, он позвонил ей по сотовому.

– Они могли заранее договориться о встрече, – возразила Пибоди.

– Опять-таки зачем рисковать? Она могла сказать кому-нибудь. Моррису, своему напарнику, своему шефу. «Я сегодня встречаюсь с Икс». И мы бы уже говорили с Иксом, а не гадали, кто он такой. Моррис работал, она не могла об этом не знать. Она не станет звонить ему в столь поздний час и говорить, что она куда-то направляется. Она просто собралась, отключила котенка и пошла. Она знала своего убийцу или того, кто это подстроил. Давай позовем сюда «чистильщиков», пусть ОЭС заберет ее электронику. – Ева проверила время. – Заедем в морг, а потом уведомим родственников.

– Я это сделаю. Ты сказала Моррису, – добавила Пибоди. – Я возьму на себя родственников.

– Ладно, – согласилась Ева. – А потом мы обе поговорим с ее напарником, с ее командой, с ее шефом.

В машине Пибоди сидела, ссутулившись и глядя в боковое окно.

– Даллас? Меня кое-что мучит. Я просто должна об этом рассказать.

– Ты разозлилась, когда она закрутила с Моррисом. Тебе было обидно.

– Ну да, – с облегчением призналась Пибоди. – Я ее даже не знала, вообще не знала, и я подумала: кто она, черт побери, такая? Приплыла сюда невесть откуда, южная штучка – я прямо так и подумала: «южная штучка» – и сразу зацапала нашего Морриса?! Глупо, конечно, я же с Макнабом, у меня никогда ничего не было с Моррисом, я разве что иногда позволяла себе вполне понятные, здоровые и допустимые фантазии. Но я сразу решила, что она мне не нравится – вот только за это. А теперь она убита, и я чувствую себя полным дерьмом по этому поводу.

– Знаю. У меня то же самое. За исключением фантазий.

– Ну вот, теперь мне стало самую чуточку легче. – Пибоди выпрямилась и покосилась на Еву. – Ты правда никогда не фантазировала насчет Морриса? Ни разу? Ни на минуточку?

– О боже, конечно нет!

– Ну хоть чуть-чуть, – настаивала Пибоди. – Допустим, однажды ночью ты входишь в морг, там непривычно пусто, заглядываешь в главную прозекторскую, а там Моррис. Нагишом.

– Нет! Прекрати забивать мне голову всякими глупостями! – Но, как ни странно, ей тоже стало легче. – Разве вы с Макнабом мало трахаетесь, что тебя обуревают непристойные фантазии по поводу коллеги? Да еще в морге?

– Я не знаю, почему так получается. В морге, конечно, жутко, но Моррис все-таки ужасно сексуальный. А с Макнабом мы трахаемся регулярно. Вот взять хоть прошлую ночь. Мы с ним…

– Не хочу ничего знать!

– Не я начала…

– Это говорит лишь о том, что твои фантазии о Моррисе сказались на моем душевном состоянии.

Пибоди пожала плечами и перешла к другой теме:

– Моррис назначил кого-нибудь специально для Колтрейн?

– Клиппера.

– Тая? Его называют «Таю-По-Таю». Вот и говори о сексе. И почему патологоанатомы все как на подбор – умереть не встать?

– Эта загадка мне всю жизнь покою не дает.

– Нет, я серьезно. Клиппер – это нечто. Он «голубой», и у него есть постоянный партнер, но смотреть на него… м-м-м… Отрада для усталых глаз. Его партнер – художник. Людей малюет. В прямом смысле слова – боди-арт. Тела расписывает. Они уже шесть лет вместе.

– Откуда ты все это знаешь? – поморщилась Ева.

– В отличие от тебя, я интересуюсь жизнью других людей. Особенно мне нравятся сексуальные подробности.

– По крайней мере сексуальные фантазии тебе не грозят, раз уж Клиппер не увлекается женщинами.

Пибоди задумчиво поджала губы.

– Я могу с этим работать. Два голых парня, боди-арт, я. Тут масса возможностей. Просто море.

Ева позволила Пибоди пофантазировать минутку. Она знала: проще думать о безумном сексе, чем об убийстве другого копа, о страданиях друга и коллеги.

Но минутка скоро истекла. Когда они прибыли в морг и двинулись вперед по длинному, выложенному белой плиткой коридору, настроение изменилось. Это была не просто смерть, не просто убийство. Надо было сохранять объективность, но ее подтачивали по краям острые зубы личной утраты.

Навстречу им вышла лаборантка. Она остановилась, увидев Еву и Пибоди.

– Клиппер занял апартаменты Морриса. Не знаю, заглянет Моррис или нет, может, вы его раньше увидите… Передайте, что мы все здесь.

– Хорошо.

Девушка беспомощно развела руками.

– Все, что в наших силах. Черт, – пробормотала она и отвернулась.

Ева вошла в прозекторскую, в которой обычно работал Моррис. На его месте стоял судмедэксперт Тай Клиппер – шесть футов сплошной мускулатуры в бледно-голубой рубашке и брюках цвета хаки. Он закатал рукава до локтей, поверх одежды на нем был прозрачный защитный балахон.

Его волосы были подстрижены коротким ежиком. Аккуратная эспаньолка добавляла крутизны его консервативному одеянию и жесткому лицу. Но главное в Клиппере его глаза – огромные глаза под тяжелыми веками искрились янтарем в удивительном контрасте с темной кожей.

– Я еще не закончил. Извините. – В его голосе слышался мягкий кубинский акцент.

– Что вы можете мне сказать?

– Она не была изнасилована. Нет следов сексуального нападения или каких-либо сексуальных действий. Для Морриса, я думаю, это важно.

– Да, это важно. – В воздухе разливалось пение. Мужской голос взывал к кому-то по имени Лайла. – Это Эрик Клэптон? – спросила Ева.

– Да.

– И это тоже для него важно. – Ева подошла ближе. – Оборонительных ранений нет. – Она изучала лежащее на плите тело Колтрейн, как изучала бы любую улику. – Следов насилия, кроме ожогов на шее, нет.

– Есть незначительные синяки на лопатках, на затылке. – Клиппер указал на экран компьютера и вызвал нужный снимок. – Такие можно получить, например, стукнувшись спиной о стену.

– Значит, кто-то ее толкнул.

– Возможно. Смерть последовала вскоре за нанесением этих легких гематом. Ожоги на шее соответствуют разряду электрошокера, прижатого к коже. Повторяю, ожог контактный. Ее оружие нашли?

– Нет.

– Пока не найдете, я не смогу подтвердить, что именно оно послужило орудием убийства. Пока могу сказать только, что ожоги соответствуют контактному разряду табельного полицейского электрошокера.

– Если использовали ее табельное оружие, как, черт побери, он сумел ее разоружить? Толкнул ее к стене, она ударилась спиной. Для копа этого мало. Нет никаких порезов, нет следов связывания. – Поскольку Клиппер, в отличие от Морриса, не предложил ей очки-микроскопы, Ева взяла их сама и наклонилась над Колтрейн, изучая кожу. – Нет ссадин или потертостей на запястьях, на лодыжках. Так, а тут у нас что? Вот тут, у нее на бицепсе. След укола?

– Думаю, да, это след шприца.

– Как же он подобрался к ней так близко, чтобы вколоть шприц, а она не оказала сопротивления?

– Я пометил токсикологию флажком. Вы правы в том, что снаружи следов насилия нет. Зато есть внутри.

Ева бросила быстрый взгляд на Клиппера, потом переступила и пригляделась внимательнее к разрезу в форме буквы Y.

– Что я тут вижу?

– Ее внутренние органы травмированы.

– Смерть всегда травматична. – Ева присмотрелась к разрезу пристальнее. – Ее ударили парализатором?

– Мне надо провести еще несколько анализов, потом скажу точнее. Как я понимаю, вам нужны быстрые ответы, – добавил Клиппер, взглянув на Еву. – Но…

Ева покачала головой, усилием воли взяв себя в руки.

– Моррис назначил вас, потому что, насколько я могу судить, вы копаете глубоко и чисто. Но дайте мне хотя бы обоснованную гипотезу. Я вас не попрекну, если ошибетесь.

– Парализатор высокой мощности, фронтальное нападение. Расстояние не больше трех-пяти футов. В центр туловища.

– Это ее вырубило, – подхватила Ева, – вырубило начисто. Итак, она получила заряд, ударилась о стену. На лестнице. Это было на лестнице. Идем дальше. Она упала. Значит, он должен стащить ее вниз, в подвал. Следов волочения нет. Значит, нес ее на себе. А может, он был не один. Они снесли ее вниз. А почему бы не прикончить ее прямо на лестнице? Зачем такие сложности? Потому что они чего-то хотели. Что-то ей сказать или чтобы она им что-то сказала, – продолжала Ева. – Поэтому он или они несут ее вниз и приводят в чувство уколом. Что бы это ни было – амфетамин, адреналин… – «Боль, – подумала Ева, – они заставили ее очнуться и ощутить боль. Беспомощность. Тело парализовано, но разум работает». – Чтобы что-то сказать или что-то спросить. А когда они с этим покончили, покончили и с ней. Она знала, что ее убьют. Когда прижали электрошокер к горлу, она уже знала, что ее ждет.

Ева стащила с головы очки и отбросила их в сторону.

– Они использовали ее табельное оружие. Нарочно пустили в ход, потому что так больнее, оскорбительнее, унизительнее. Устроили засаду на лестнице, парализовали. Снесли вниз, сделали укол, заставили очнуться. Убили. Все заняло минут двадцать. Довольно быстро. Забрали ее оружие, удостоверение, жетон, телефон, украшения. Почему украшения? Все остальное имеет смысл. Это профессионально. Но украшения? Это любительщина. Так почему? Берешь, потому что можешь взять? Сувенир на память?

– Чтобы оставить ее ни с чем? – предположила Пибоди. – Она же осталась ни с чем. Они оставили ее одетой, может, потому, что дело было не в сексе. Не такое унижение им было нужно. Но они взяли то, что ей дорого, и оставили ее на полу в подвале. Значит, она осталась ни с чем.

– Возможно, – кивнула Ева. – Да, похоже на то. Вряд ли Моррис сегодня выйдет на работу, – повернулась она к Клипперу. – Но если выйдет, сделайте все возможное, чего бы это ни стоило, чтобы он ее не увидел, пока она…

– Сделаю.

3

Ева торопливо шла по Центральному управлению. Она предпочла эскалаторы лифту, чтобы не давиться в тесной коробке с другими копами. Впрочем, их и на эскалаторах было немало. Встречаясь взглядом с ними – рядовыми в униформе, начальством, детективами в штатском, – она поняла, что слух уже прокатился по всей конторе.

Когда Ева вошла в свой «загон», вся суета и разговоры прекратились вмиг. Она поняла, что объяснения не избежать.

– В двадцать три сорок вчера вечером детектив Амариллис Колтрейн была убита неизвестным лицом или лицами. Довожу до сведения всех сотрудников нашего подразделения, что любые предусмотренные отпуска могут быть и скорее всего будут отменены, пока это дело не будет закрыто. Я дам разрешение на сверхурочные для любого из вас, кто будет подключен к расследованию. Если кому-то во время следствия потребуется личное время или отпуск по уважительной причине, согласовывайте со мной. И учтите, причина должна быть уважительной. Никаких заявлений в прессу по этому делу, официальных или неофициальных, без согласования со мной. Каждый из вас с этого момента может считать это дело частью своей текущей нагрузки. Отныне она наша.

У себя в кабинете Ева сразу же бросилась к «автоповару». Ей нужен был кофе. Но не успела она вынуть из гнезда дымящуюся кружку, как следом за ней в кабинет вошел детектив Бакстер.

– Короче, Бакстер.

– Я хотел сказать, что мы с Трухартом подчищаем кое-какие концы по одному делу. Скоро все увяжем. Если тебе нужны ноги, руки, глаза, уши, если нужно бегать с поручениями, таскать тяжести, разгребать дерьмо, мы с малышом, – так Бакстер называл своего верного помощника и стажера, – к твоим услугам. К черту сверхурочные, Даллас. Мы не будем их оформлять. Только не в этом деле.

– Хорошо. – Ева ничего другого и не ждала, но приятно было, что люди не обманывают ее ожиданий. – Я собираюсь поговорить с ее шефом, с ее напарником, с ее бывшими коллегами из Атланты. Я затребую копии всех ее дел, открытых и закрытых, ее личные заметки. И мне понадобится свежий взгляд, чтобы их проверить. Надо будет проверить всех жильцов в ее доме. Проверить всех, с кем она регулярно контактировала. Соседей, продавцов в магазине, разносчика пиццы. Все ее связи – старые и новые. Ее друзей, бармена, наливавшего ей выпивку. Я хочу знать все о ней.

– Моррис…

– Я сама им займусь, но надо дать ему время. К тому времени, как вы с Трухартом свяжете все концы в вашем деле, у меня для вас будет море работы.

– Ладно. Я, признаюсь, сам за ней слегка приударил, когда она здесь появилась.

– Бакстер, ты слегка приударяешь за всеми, за каждой особой женского пола.

Он улыбнулся, радуясь, что она так легко к этому отнеслась.

– Что я могу сказать? Ничего лучше женщин на свете нет. Она, между прочим, тоже со мной флиртовала. Мило так, совсем легко, понимаешь? Она думала только о Моррисе. Любой из нас взялся бы за это дело, никто бы от него не отказался, потому что она была копом. А уж из-за Морриса каждый будет просто жилы рвать. Просто хотел, чтоб ты знала.

– Дай мне знать, когда закроешь свое дело.

– Слушаюсь.

Ева поставила кружку кофе к себе на стол и заметила, что у нее много входящих сообщений. Большинство из них наверняка от репортеров. Ну, эти она перевалит на представителя по связям с общественностью, пока ей не прикажут самой ими заняться.

Она перебрала сообщения, кое-что отбросила, кое-что оставила. Одно из них было от ее майора. Уитни через секретаря распорядился немедленно доложить о деле, как только она вернется в свой кабинет.

Отставив кружку кофе, Ева встала и вышла в «загон».

– Пибоди, позвони лейтенанту, под началом которого работала Колтрейн, договорись о встрече с ним в самое ближайшее время. Передай ему, что нам нужна также встреча и с теми сотрудниками, которые были с ней связаны. Я иду к Уитни.

«Жаль, времени мало», – думала Ева, пробираясь по лабиринтам управления к владениям Уитни. Ей нужно было время – привести в порядок мысли, открыть дело, отредактировать свои записи, начать беспристрастные раскопки биографии погибшей женщины-копа. Но когда Уитни вызывал ее, приходилось откладывать все.

Он не стал держать ее в приемной. Стоило ей войти, как секретарша сразу направила ее в кабинет шефа.

Уитни поднялся из-за стола навстречу ей и как будто заполнил собой весь кабинет. Он излучал властность и носил ее, как костюм, скроенный на заказ и сшитый первоклассным портным. Впрочем, власть принадлежала ему по праву, он ее заслужил. Хотя он больше не работал на улицах, а сидел за столом в своем кабинете, его властность была властностью копа.

– Лейтенант.

– Сэр.

Он не сделал ей знак садиться и сам тоже не сел. Значит, они покончат с этим стоя. С минуту Уитни изучал ее. Его темное лицо хранило серьезность, взгляд был холоден.

– Докладывайте.

Ева коротко отчиталась и положила диск со съемками, сделанными на месте преступления, ему на стол.

– Я договариваюсь о встрече с ее лейтенантом, с ее напарником, с ее коллегами по участку: вдруг кто-то сможет пролить свет, сообщить какие-то детали.

– Морриса проверили?

– Да, сэр. Он работал, есть свидетели, равно как и записи с камер наблюдения. И его журнал это подтверждает. Нет нужды перепроверять его местонахождение. Он чист.

– Хорошо. Очень хорошо. А теперь изложите мне ваше мнение, Даллас. Как вы это видите.

– Она была дома. То ли получила звонок на сотовый, то ли о встрече – деловой или личной, установить сейчас уже не представляется возможным, – было договорено заранее. Ее сейф с оружием открыт и пуст. Там есть отделения для стандартного табельного оружия и – поменьше – для вытяжного. Для табельного оружия она использовала поясную кобуру.

Сама Ева предпочитала плечевую кобуру: ей нравилось чувствовать вес оружия.

– Стало быть, она вышла из дома при оружии.

– Да, сэр. Я склонна думать, что она вышла из дому по делу, а не для развлечения. Это из-за вытяжного оружия. Но я еще мало о ней знаю. Пока не знаю, что она за коп.

Уитни кивнул:

– Продолжайте.

– Она покинула квартиру где-то после двадцати трех восемнадцати. У нее был игрушечный котенок, и она перевела его в режим сна в указанное время. Включила охранную систему и начала спускаться по лестнице. Свидетели утверждают, что у нее это вошло в привычку. Засада была устроена на лестнице. Атаковали спереди. Удар из парализатора отбросил ее к стене. Нападавший отнес ее в подвал здания, ввел в организм пока не установленный стимулятор, чтобы привести ее в чувство. В двадцать три сорок электрошокер – возможно, ее собственный – прижали к ее горлу и выпустили разряд. Электронный отдел проверяет замки и сигнализацию. Мы уже знаем, что камера над дверью черного хода была выведена из строя. Этим путем он вошел, и, насколько я могу судить, на замке следов взлома нет. Значит, у него была карточка-ключ и код. Или он очень искусен. Он знал ее привычки, знал, что она будет спускаться по лестнице. Он ей позвонил, и она вышла ему навстречу. Я так это вижу. Она знала своего убийцу.

– На первое время прессой будет заниматься наш представитель по связям с общественностью. Смерть одного копа особого шума не вызовет. Если ситуация изменится, я дам вам знать. Вы имеете право бросить на расследование сколько угодно людей по вашему усмотрению. Опять-таки в случае изменения ситуации я дам вам знать. Это дело помечено как приоритетное для всех отделов. Мне нужны копии всех поступающих отчетов. В момент поступления.

– Да, сэр.

– Закройте это дело, лейтенант. Я вам окажу любую помощь.

– Да, я понимаю.

– Я вскоре буду говорить с ее родственниками. К ним обратится и ее лейтенант. Полагаю, они захотят устроить похороны и заупокойную службу в Атланте, но мы проведем панихиду здесь. Я дам вам знать, когда все будет готово.

– Я позабочусь, чтобы мой отдел был проинформирован.

– Я отрываю вас от работы слишком надолго. Но пока вы еще здесь, хочу задать вам один личный вопрос. У Морриса есть все, что ему нужно?

– Хотела бы я это знать. Не знаю, что еще можно для него сделать на данный момент. Мне кажется, у них все было очень серьезно.

Уитни кивнул.

– Ладно, будем делать, что можем. Надо добыть для Морриса ответы на вопросы.

– Да, сэр.

Вернувшись к себе, Ева закрылась в кабинете и начала просматривать свои записи. Она сделала первые записи в деле и подготовила доску.

– Даллас?

– Уже поступают отчеты из лаборатории, – сказала Ева, оторвавшись от работы, когда Пибоди вошла в кабинет. – Мне даже не пришлось угрожать или подкупать кого-то, чтобы сделали по-быстрому. И дело не только в том, что убили копа. Главное, это была дама сердца нашего Морриса. Ее накачали стимулятором – довольно, чтобы она пришла в сознание и все понимала, но не могла двигаться, сопротивляться. На ней – ни единого следа. Ни одного отпечатка на задней двери – снаружи или внутри. Заизолировался, а потом еще стер все следы, чтоб уж наверняка. Ее внутренние органы страшно травмированы парализатором. Она была бы в скверной форме, даже если бы выжила. Он позаботился, чтобы все было наверняка, но был осторожен и точно знал, как настроить парализатор, чтобы жестко вырубить ее, чтобы она уже не встала, но осталась жива. Пока он сам ее не прикончит.

– Я поговорила с полицией в Атланте. Договорилась, чтобы к ее родителям и брату послали консультанта-психолога.

– Хорошо.

– Ее лейтенант готов принять нас в любое время. Они работали бригадой, поэтому у нее не было одного определенного напарника. Она сотрудничала с каждым из членов команды.

– Тогда я поговорю с каждым из них, – сказала Ева. – Пошли, надо этим заняться.

Пибоди бросила взгляд на фотографию с удостоверения личности Колтрейн.

– Она и вправду была красива. – Пибоди отвернулась и последовала за Евой. – Я занялась ее соседями. Дженкинсон сказал, что у него есть время, он мне помогает. Ходила к электронщикам. Макнаб говорит, они работают. Они уже послали кого-то забрать ее комп. Домашний уже забрали, а теперь забирают персональный из участка.

– Да, я так и поняла.

– Макнаб мне сказал, что на домашнем компе она сохранила письма от Морриса. Шутливые, романтичные, сексуальные… – Пибоди вздохнула, пока они спускались. – И еще письма от родителей, от брата, от друзей из Атланты. Все в отдельных файлах. Деловые письма там тоже были. Макнаб их сортирует. Последний разговор на домашнем телефоне записан около восьми вечера. Это был Моррис. Он разговаривал с ней во время ужина. На домашнем телефоне за вчерашний день больше ничего нет. Она отработала смену с восьми до четырех.

– Нам нужно установить, когда она заходила в китайский ресторан. А может, она и не заходила, может, это был заказ?

– В китайский ресторан? – переспросила Пибоди.

– Остатки еды у нее на кухне. У нее с собой был пакет из ресторана, это видно на диске с камеры наблюдения. Вот я и хочу знать: она это заказала на работу, чтобы потом захватить домой, или заехала в ресторан по пути с работы? Начинай проверять рестораны, торгующие с доставкой и на вынос поблизости от ее дома.

– Есть.

– В отчете медэксперта говорится, что она ела примерно в семь тридцать, выпила бокал вина. Включила утилизатор мусора, так что экспертам ловить практически нечего. Давай-ка узнаем, одна она ужинала или в компании. Восстановим все ее передвижения по минутам. Каждый шаг, начиная со вчерашнего утра.

– Ты спросила Морриса насчет позапрошлой ночи? Они провели ее вместе?

– Нет, не спросила. Черт… Надо было спросить. Черт! – В гараже Ева остановилась и вытащила сотовый телефон. – Отойди, Пибоди, дай мне поговорить с ним. – Она набрала номер Морриса и, не ожидая, что он ответит, переключилась сразу на голосовую почту. – Моррис, это Даллас. Очень не хотелось тебя беспокоить, но мне нужно составить хронологию на вчерашний день. Когда сможешь, дай мне знать: вы с детективом Колтрейн были вместе вчера утром? Мне бы это помогло…

– Слушаю. – Его лицо появилось на экране. Глаза были тусклые, под ними черные круги, взгляд опустошенный. – Позавчерашнюю ночь она провела здесь, со мной. Мы поужинали в бистро за углом. «У Жака». Где-то около восьми. Потом вернулись сюда, ко мне. Она ушла вчера утром около семи. Нет, уже после семи, в восьмом часу. Она работала с восьми до четырех.

– Ладно. Спасибо.

– Вчера я дважды говорил с ней по телефону. Она позвонила мне где-то после полудня, а потом я позвонил ей домой в свой перерыв на ужин. С ней все было в порядке. Не помню, что я ей говорил, что она мне говорила. Я пытался вспомнить, но у меня ничего не вышло.

– Это не имеет значения. Все, что вы сказали друг другу за последние месяцы, – вот что важно. Только это и имеет значение. Я загляну к тебе позднее, если ты…

– Нет, но спасибо за предложение. Пока мне лучше побыть одному.

– Ты очень хорошо ему сказала, очень правильно, – заметила Пибоди, когда Ева убрала телефон в задний карман. – О том, что они говорили друг другу. Что это важнее всего.

– Сама не знаю, хорошо это или чушь собачья. Даже думать об этом не хочу.

Участок Колтрейн был зажат между корейским овощным магазинчиком и еврейской кулинарией. Уродливое здание, выстроенное после Городских войн. Эта бетонная коробка, пожалуй, выдержала бы прямое попадание бомбы, но не прошла бы даже отборочного тура на конкурсе красоты.

Этот полицейский участок был таким же, как и многие другие. В нем пахло отвратительным кофе, потом, крахмалом и дешевым мылом. Входили и выходили патрульные в униформе и тяжелых башмаках: возвращались со смены или уходили в наряд. При входе они предъявляли жетоны, а вот штатским приходилось помаяться, преодолевая охрану. Ева поднесла к сканеру свой жетон. И ей, и Пибоди пришлось сверить отпечатки пальцев, после чего их пропустили.

Она прошла прямо к столу дежурного сержанта и предъявила жетон ему. Сержант оказался суровым, если не сказать свирепым, ветераном с дубленой шкурой. Вид у него был такой, будто он только что позавтракал доброй порцией трехдюймовых гвоздей.

– Лейтенант Даллас и детектив Пибоди из Центрального управления к лейтенанту Делонгу.

Глаза-буравчики просверлили лицо Евы.

– Это вам досталось дело?

Ему не пришлось уточнять, что за дело: и Ева, и копы, оказавшиеся в пределах слышимости, и так все поняли.

– Верно.

– Восемнадцатая бригада – этажом выше. Лестница – тут, лифт – вон там. У вас уже что-то есть? Удалось что-то выжать?

– Только начали выжимать. За последние несколько дней к ней не заходил кто-нибудь подозрительный? Кто-то, с кем нам следует поговорить?

– Что-то никто в голову не приходит. Хотите проверить мой журнал, я вам это обеспечу. И не в мое дежурство тоже.

– Спасибо, сержант.

– Не знаю, каким она была копом, но не было случая, чтоб не поздоровалась, проходя мимо этого стола. Это кое-что говорит о человеке, если он находит минутку сказать «доброе утро».

– Да, думаю, вы правы.

Они предпочли лифту железную лестницу без перил. Ева почувствовала, как глаза копов провожают их на второй этаж. Общая комната оказалась меньше, чем ее «загон» в управлении. И здесь было тише. Сюда втиснули шесть столов, за четырьмя из них сидели люди. Два детектива работали на своих компьютерах, еще двое говорили по телефону. Молодой человек – помощник по административной части – сидел за коротким прилавком. Ева отметила, что глаза у него зареванные, а лицо – кожа была белая-белая – покрыто красными пятнами.

– Лейтенант Даллас и детектив Пибоди к лейтенанту Делонгу.

– Да, мы… он вас ждет.

И опять Ева ощутила на себе глаза копов. На этот раз она повернулась к ним и встретилась взглядом с каждым. Вся обычная работа в отделе замерла. Ева читала в их лицах гнев, негодование, горе и настороженную критическую оценку. «Так ли ты хороша, чтобы постоять за одного из нас?»

А за стеклянной стеной она увидела мужчину, который поднялся из-за стола и двинулся к выходу. Ева поняла, что это и есть лейтенант Делонг.

Он был невысок – ниже среднего роста, на вид – за сорок, широкоплеч, спортивен. Темно-серый костюм с белой рубашкой и серым галстуком. Вьющиеся черные волосы подстрижены коротко и аккуратно зачесаны со лба узкого лица. По глазам и крепко сжатому рту было видно, в каком он напряжении.

– Лейтенант. Детектив. – Он пожал руку Еве и Пибоди. – Прошу в мой кабинет.

Остальные копы молча проводили их взглядами в кабинет, отделенный от «загона» стеклянной стеной. Делонг закрыл дверь.

– Во-первых, позвольте вам сказать, что и я сам, и вся моя бригада будем оказывать вам полное и всяческое содействие. Все, что вам нужно, в любое время.

– Спасибо.

– Я уже скопировал для вас все дела, которые вела детектив Колтрейн, дал разрешение вашему ОЭС забрать ее электронику. Вот тут у меня копия ее личного дела и мои заметки о ней. – Он протянул папку. Пибоди взяла ее и положила в сумку. – Можете использовать мой кабинет для беседы с членами команды или одну из наших кабин. А если хотите, можете использовать комнату для совещаний этажом выше.

1

Прозвище Луи Армстронга (1901–1971), великого джазового музыканта, трубача и певца. (Здесь и далее прим. пер.)

2

Поместье Элвиса Пресли, после его смерти открытое для посещений.

3

Один из крупнейших джазовых гитаристов ХХ века.