1

Трупы – ее работа. Она изучает их, думает о них. Они часто снятся ей по ночам. Но мало этого – оказывается, в каких-то потаенных, ей самой неведомых закоулках сознания она жалеет их.

Десять лет службы в полиции закалили Еву, научили здравому взгляду на смерть и на то, что так или иначе к ней приводит. Кто-то, может быть, и назвал бы этот взгляд циничным. Да и зрелище, представшее ее взору дождливой ночью на замусоренной улице, не было чем-то из ряда вон выходящим. Но оно потрясло Еву.

Женщина была красива. Волосы ее золотой волной разметались по грязному тротуару. Широко раскрытые глаза казались неестественно лиловыми на омытом холодным дождем бескровном лице. В них застыло выражение горького недоумения, столь частое у нежданно встретивших смерть.

Дорогой костюм женщины был того же цвета, что и ее глаза. Пиджак оставался застегнутым на все пуговицы, но юбка задралась, оголив стройные бедра. На пальцах, в ушах, на лацкане пиджака – везде были драгоценности. Кожаная сумочка с золотой застежкой валялась рядом.

Горло ее перерезал страшный кровавый шрам.

Присев на корточки, лейтенант Ева Даллас внимательно осмотрела тело. Картина была ей знакома – чего только она не успела навидаться, – но каждый случай имел свои особенности. Ведь ни одна жертва не похожа на другую, и у каждого убийцы особый почерк, и потому всякое убийство в своем роде уникально.

Прибывший по вызову наряд знал свое дело – поперек улицы уже были расставлены полицейские маячки, а щиты заграждения надежно укрывали место происшествия от взоров зевак; благодаря этим щитам оно странным образом выглядело почти уютным. Дорожное движение, и без того не слишком интенсивное в этом районе, перекрыли. Из соседнего борделя неслась разудалая музыка, время от времени слышались вопли и гогот посетителей. Разноцветная вращающаяся вывеска заведения то и дело озаряла сцену вспышками неона, отчего по телу убитой женщины пробегали фантастические блики.

Ева подумала было прикрыть бордель на сегодня, но решила не связываться – себе дороже. В здешних местах убийства не были редкостью, и никто из посетителей заведения не понял бы, с какой это стати из-за незнакомой мертвой бабы им всем ломают кайф.

Один полицейский с разных ракурсов снимал место происшествия на видеокамеру. Чуть поодаль двое репортеров, съежившись от сырости и холода, ждали своей очереди, лениво обсуждая спортивные новости. Они еще не видели жертву и поэтому понятия не имели, кто она.

«Интересно, лучше это или хуже – знать жертву?» – размышляла Ева, немигающим взглядом уставившись на лужу крови, смешавшейся с дождевой водой.

С прокурором Сесили Тауэрс она общалась только по службе. Но и этого Еве было достаточно, чтобы составить о ней четкое представление как о женщине сильной и целеустремленной. Состоявшаяся личность, думала Ева, настоящий боец, твердо стоявший на страже правосудия.

Уж не по делам ли правосудия занесло ее в это ужасное место?

Со вздохом Ева нагнулась, достала из дорогой изящной сумочки удостоверение личности убитой и, глядя на него, начала наговаривать в диктофон:

– Сесили Тауэрс, сорок пять лет, разведена. Адрес: 83-я улица, 2132, квартира 61Б. Не ограблена. Ювелирные украшения на месте. При ней… – Ева быстро проверила содержимое бумажника, – двадцать долларов банкнотами и пять кредитных карточек. Явных следов борьбы или попытки изнасилования нет.

Закончив диктовать, она снова посмотрела на распростертую на тротуаре женщину. «И что ты, Тауэрс, здесь забыла? Какого черта тебя занесло так далеко от мест, где бывают люди твоего класса?»

Одета как на работу, пришло в голову Еве. Она отдавала должное вкусу Сесили Тауэрс и искренне восхищалась ею: безупречные костюмы насыщенных цветов, которые хорошо смотрятся на экране телевизора, и точно подобранные аксессуары, придающие облику прокурора женственность.

Ева выпрямилась, автоматически отряхнула колени.

– Убийство, – бросила она полицейским. – Упакуйте тело.

Ева ничуть не удивилась, увидев на тротуаре у дома Сесили Тауэрс стайку вооруженных телекамерами журналистов. Они уже пронюхали про убийство и теперь шли по следу. В их лицах Еве всегда чудилось что-то волчье. Это была стая хищников, не намеренных возвращаться в логово без добычи – сенсационной информации. На то, что уже три часа ночи и льет как из ведра, этим тварям было глубоко плевать.

Игнорировать камеры и не обращать внимания на градом обрушивающиеся вопросы Ева научилась сравнительно недавно. Телевизионщики и пресса впервые обратили на нее пристальное внимание из-за громкого дела, которое она расследовала минувшей зимой. Но не только из-за того дела, добавила Ева мысленно, ледяным взглядом изничтожив репортера, набравшегося было наглости преградить ей дорогу. Еще из-за ее отношений с Рорком.

Зимой она расследовала несколько убийств, совершенных с особой жестокостью. Но о любом убийстве, даже самом зверском, люди вскоре забыли бы. Рорк же не позволял забыть о себе ни на один день.

– У вас уже что-нибудь есть, лейтенант? Кого вы подозреваете? Каков мотив преступления? Правда ли, что тело прокурора Тауэрс найдено обезглавленным?

Чуть замедлив шаг, Ева окинула взглядом кучку мокрых насупленных репортеров. Она сама промокла, устала и была на взводе, но об осторожности не забывала. Она уже усвоила, что с людьми из средств массовой информации надо держать ухо востро: стоит хоть в чем-то подставиться – и они уже своего не упустят, сожрут со всеми потрохами.

– В настоящий момент от имени Управления полиции Нью-Йорка я могу заявить только, что расследование обстоятельств гибели прокурора Тауэрс начато.

– Дело поручено вам?

– Да, мне, – ответила Ева и, миновав двух полицейских охранников, вошла в подъезд.

Просторный холл многоэтажного здания был полон цветов. Благоухающие пышные букеты заставили Еву вспомнить об утопающем в ароматах весны экзотическом острове, на котором они с Рорком провели три незабываемых дня – ей тогда надо было восстановить силы после пулевого ранения и общего нервного истощения.

В других обстоятельствах она не отказала бы себе в удовольствии предаться волшебным воспоминаниям, но теперь, показав охране свое удостоверение, Ева решительно направилась к лифту.

По холлу сновали полицейские. Двое возились с компьютерной системой безопасности, другие наблюдали за входными дверями, у лифтов тоже была выставлена охрана. Народу сюда явно нагнали больше, чем это необходимо, – отметила Ева. Но, в конце концов, это можно понять, ведь при жизни прокурор Тауэрс была их коллегой.

– Квартира охраняется? – спросила она у полицейского у лифта.

– Да, мэм, – ответил тот. – После вашего звонка в два десять никто не входил в квартиру прокурора и не выходил из нее.

– Мне понадобятся записи системы безопасности. Для начала – за последние двадцать четыре часа, – сказала Ева, заходя в лифт, и нажала на кнопку нужного этажа.

Двери закрылись, и кабина плавно пошла вверх.

На тридцать первом этаже царила музейная тишина. Холл, в отличие от нижнего, был тесным, как и в большинстве жилых небоскребов, понастроенных за последние полвека. Пол устилал пушистый ковер, в стены через равные интервалы были вделаны зеркала, призванные создавать иллюзию пространства.

Зато в квартирах, очевидно, с пространством было все нормально: на каждом этаже их только три, пришло в голову Еве. Специальной полицейской отмычкой она открыла дверь и вступила в апартаменты Сесили Тауэрс.

С первого взгляда было видно, что хозяйка квартиры очень неплохо зарабатывала и на обустройство жилища денег не жалела. Еве сразу бросились в глаза две картины, украшавшие бледно-розовую стену над диваном в розовую и зеленую полоску. Фамилию художника Ева и не пыталась вспомнить: ее познания в живописи были весьма скромными, да и теми она была обязана Рорку, равно как и умением за элегантной простотой разглядеть нешуточное богатство.

«Интересно, каков был годовой доход мадам прокурора?» – подумала она, профессиональным взглядом окидывая обстановку.

В квартире было идеально чисто, порядок здесь явно поддерживался неукоснительно. Вообще, насколько Ева могла судить, Тауэрс была педантична во всем – в том, как она одевалась, в том, как относилась к работе, даже в том, как тщательно скрывала от любопытной публики свою частную жизнь.

Но что же, скажите на милость, занесло эту элегантную, умную, педантичную даму в подозрительный квартал, да еще посреди ночи?

Ступая по светлому деревянному полу, кое-где покрытому половичками под цвет мебели и обоев, Ева подошла к столику у стены. Он был уставлен фотографиями в изящных рамках. На фотографиях были дети – мальчик и девочка. Жизнь обоих прослеживалась на всем ее недолгом пока протяжении – от пеленок до колледжа.

Фотографии несколько озадачили Еву. Уже несколько лет она по разным делам сталкивалась с Тауэрс, но о том, что у нее были дети, даже не подозревала.

Некоторое время постояв в задумчивости, Ева тряхнула головой и направилась к небольшому компьютеру, стоявшему на письменном столе. Она включила машину и затребовала расписание Сесили Тауэрс на второе мая.

– Так… – шевеля губами, Ева читала выданный компьютером текст: – С утра час в фешенебельном частном клубе здоровья, потом целый день в суде, в шесть часов встреча с известным адвокатом… – А это уже интересно, – пробормотала Ева, и брови ее приподнялись. – Вечером – ужин с Джорджем Хэмметом.

Ева пару раз видела этого Хэммета – Рорк вел с ним какие-то дела. На нее Хэммет произвел впечатление человека вполне приятного. Насколько она знала, он был предприимчив и в то же время осторожен, что позволяло ему получать от своего бизнеса очень и очень солидный доход.

Так, значит, Хэммет был последним, с кем Сесили Тауэрс встречалась в день смерти.

Нажав на нужные кнопки на клавиатуре компьютера, Ева подождала, когда из принтера вылезла страничка с расписанием, сложила ее и засунула в сумочку.

Потом Ева вызвала программу «теле-линк» и запросила запись всех входящих и исходящих звонков за последние двадцать четыре часа. По-хорошему, стоило бы копнуть глубже, но на это время еще будет, рассудила она. Когда информация появилась на экране, Ева переписала нужный файл на дискету, затем вытащила ее и приступила к тщательнейшему обыску квартиры. Обыск занял у нее кучу времени.

К пяти утра голова у Евы буквально раскалывалась: вызов на задание застал ее в постели Рорка, спала же она всего какой-нибудь час, и это теперь начинало сказываться.

– По имеющейся информации, – устало наговаривала она в диктофон, – жертва проживала одна. Не обнаружено никаких признаков того, что жертва покинула квартиру вынужденно или второпях. Не обнаружено также ничего, что могло бы объяснить, как и зачем жертва оказалась на месте преступления. Информация с компьютера записана на дискету с целью дальнейшего изучения. Кассеты с видеозаписями системы безопасности изъяты полицией. В настоящий момент я – лейтенант Даллас – покидаю квартиру жертвы и направляюсь в муниципальное управление. Лейтенант Ева Даллас. Пять ноль восемь утра.

Ева выключила диктофон, уложила его в сумочку и вышла.

До Центрального участка она добралась только в одиннадцатом часу. Живот сводило от голода, и ей пришлось завернуть в буфет. Она совсем не удивилась, что все мало-мальски съедобное уже подмели коллеги, оглядела убогие остатки и взяла шоколадный кекс с теплым пойлом, которое здесь выдавали за кофе. Сдерживая отвращение, Ева проглотила все это и направилась в свой кабинет. Она лишь успела опуститься на стул, как раздался писк ее сотового телефона.

– Лейтенант, – услышала она голос майора Уитни.

– Да, шеф, – ответила Ева, едва сдерживая досаду.

– Зайдите ко мне. Прямо сейчас.

Прежде чем она успела открыть рот, Уитни дал отбой.

– Черт возьми! – пробормотала Ева.

Она устало потерла лицо и обхватила голову руками, запустив обе пятерни в короткие, не слишком аккуратно подстриженные волосы. Вызов шефа камня на камне не оставил от ее самых что ни на есть скромных планов: проверить сообщения на автоответчике, позвонить Рорку и, наконец, минут на десять закрыть глаза.

Ева встала, потянулась, сняла кожаную куртку. Рубашка под курткой была сухой, но джинсы промокли насквозь. Рассудив, что переодеться все равно не во что, Ева смирилась с этим неудобством, взяла свои записи и вышла в коридор.

Если очень повезет, подумала она, у шефа удастся выпить еще чашку кофе. Но, едва переступив порог кабинета Уитни, Ева поняла, что о кофе не может быть и речи.

Против обыкновения, майор Уитни не сидел за столом, а стоял спиной к двери, глядя в большое, во всю стену, окно. Из него открывался великолепный вид на город, на страже порядка которого Уитни стоял вот уже тридцать лет. Весь его вид мог бы говорить о спокойной задумчивости, если бы не намертво сцепленные за спиной руки с побелевшими костяшками пальцев.

Ева внимательно смотрела на широкие плечи, черные с проседью волосы и мощную спину этого человека, который пару месяцев назад отказался от поста начальника полиции, чтобы продолжать делать свое дело здесь.

– Шеф, – произнесла она.

– Дождь перестал.

Ева никак не ожидала подобного приема и потому несколько смутилась, но спустя мгновение ответила:

– Да, сэр.

– Послушайте, Даллас, это же, в общем, хороший город! Легко забываешь об этом, глядя на него из этого кабинета. Но город, в общем-то, хороший. Хотя сейчас мне трудно себя в этом убедить.

Ева не знала, что ответить, и молча ждала.

– Я поручил это дело вам, хотя формально должен был бы поручить его Деблински.

– Деблински – хороший полицейский.

– Да, хороший. Но вы лучше.

Ева не могла сдержать довольную улыбку, она и в самом деле была крайне польщена. К счастью, Уитни по-прежнему стоял к ней спиной.

– Я ценю ваше доверие, майор.

– Вы заслужили его. Поверьте, у меня были довольно веские причины нарушить субординацию и выбрать вас. Мне нужен лучший из лучших. Чтоб в лепешку разбился, но убийцу нашел.

– Майор, все мы тут знали прокурора Тауэрс. Во всем Нью-Йорке нет полицейского, который не был бы готов разбиться в лепешку, лишь бы найти ее убийцу.

Уитни глубоко вздохнул и повернулся к Еве. Несколько мгновений он молча смотрел на женщину, которой поручил расследование. Она была стройна и на первый взгляд даже могла показаться хрупкой. Но он знал, что это не так – у него были случаи убедиться, сколько силы и энергии заключено в этом изящном теле. Глубокие тени под ее карими глазами и бледность скуластого лица выдавали крайнюю усталость. Но сейчас он не мог позволить себе беспокоиться об усталости подчиненных.

– Сесили Тауэрс была моим другом – близким другом.

– Понимаю, – кивнула Ева, стараясь скрыть удивление. – Мне очень жаль, шеф.

– Я знал ее много лет. Мы ведь вместе начинали – амбициозный работяга-полицейский и юрист-трудоголик. А потом мы с женой крестили ее сына. – Уитни умолк, но почти сразу же взял себя в руки и продолжил: – Да, кстати, о ее детях. Жена как раз поехала встретить их. До похорон они будут жить у нас. – Прокашлявшись, он заговорил сквозь зубы, почти не раскрывая рта: – Сесили была одним из самых старых моих друзей. Я не только восхищался ею как профессионалом – я очень любил ее. Моя жена совершенно убита случившимся, а дети Сесили просто раздавлены горем. Единственное, чем я мог хоть как-то утешить их, это обещать сделать все возможное, чтобы найти убийцу их матери. Чтобы восторжествовало то, чему она отдавала все свои силы, – справедливость.

Уитни тяжело опустился в кресло. Сейчас он совсем не походил на начальника – перед Евой был просто безумно усталый человек.

– Я говорю вам все это, Даллас, чтобы вы поняли: в этом деле от меня не приходится ждать объективности. Я буду сама предвзятость. И поэтому я всецело завишу от вас.

– Очень благодарна вам за откровенность, шеф, – сказала Ева и на мгновение замолчала, взгляд ее стал жестче. – Я считаю, что как близкого друга жертвы вас следует допросить как можно скорее. И вашу жену тоже. Если вам обоим это удобнее, допросы я могу проводить у вас дома, а не здесь.

– Прекрасно, Даллас, – вздохнул Уитни. – Потому-то я и назначил вас следователем по этому делу. Немногие из вашей братии способны вот так прямо переходить к делу, невзирая на лица. У меня к вам только одна просьба. Вы сделали бы мне большое одолжение, согласившись пару дней подождать с допросом моей жены. И лучше будет не вызывать ее сюда, а допросить дома.

– Хорошо, сэр.

– Ну а теперь расскажите, что у вас уже есть.

– Я обследовала квартиру жертвы и ее рабочий кабинет. Из кабинета я взяла документы по делам, которые она вела за последние пять лет. Их надо внимательно изучить. Возможно, кто-то, кого она в свое время упрятала за решетку, уже вышел на свободу. Среди ее клиентов было довольно много обвиняемых в убийствах с особой жестокостью. И все они сели.

– Да, в суде Сесили была сущим тигром. Никогда не упускала ни малейшей детали, никогда не ошибалась. До сегодняшней ночи.

– Майор, скажите, как она могла очутиться там ночью? Вскрытие показало, что смерть наступила в час шестнадцать. Тот район не из приятных: грабежи, проституция; в паре кварталов от того места, где ее нашли, – известная точка торговцев наркотиками.

– Я сам себя все время спрашиваю об этом. И не могу найти ответа. Сесили была женщиной осторожной, но в то же время… как бы это лучше сказать… самонадеянной. – Уитни чуть заметно улыбнулся. – Как ни странно звучит, но это так. Она не сомневалась, что справится с любым подонком. Но чтобы сознательно подвергать себя серьезному риску?.. Не знаю, не знаю…

– В последний раз она выступала против некоего Флуэнтеса, обвиняемого в убийстве второй степени – задушил любовницу. Его адвокат настроен решительно, но Тауэрс все равно наверняка бы его посадила.

– Этот Флуэнтес – под стражей или на свободе?

– На свободе. До того не привлекался, так что его выпустили под смехотворный залог. Как вы думаете, могла Тауэрс пойти на встречу с ним?

– Совершенно исключено. Встретиться с обвиняемым вне зала суда значило бы заведомо проиграть дело. – Уитни задумался, вспомнил, очевидно, живую Сесили, и по его лицу пробежала судорога. – Этого бы она себе ни за что не позволила. С другой стороны, он мог обманом добиться встречи с ней.

– Я подумала об этом. Кстати, вчера вечером она собиралась поужинать с Джорджем Хэмметом. Вы знаете этого человека?

– Да, немного знаком. Сесили встречалась с ним время от времени. Но там не было ничего серьезного – во всяком случае, так утверждает моя жена. Она давно пыталась подыскать для Сесили «идеального мужчину».

– Майор, сейчас, пожалуй, самое время задать вам этот вопрос. Без протокола. Вы состояли с жертвой в интимных отношениях?

У Уитни дернулась щека, но выражение глаз осталось прежним.

– Нет, не состоял. Мы дружили, и я безумно дорожил нашей дружбой. По сути, она была членом семьи. Вы ведь понимаете, что такое семья, Даллас?

– Нет, – произнесла Ева без всякого выражения. – Боюсь, что не понимаю.

– Простите меня, – Уитни спрятал лицо в ладони и пальцами сильно надавил на веки. – Я не должен был спрашивать вас об этом. Впрочем, и ваш вопрос был не лучше. – Он отнял руки от лица и посмотрел на Еву. – Вам ведь не случалось переживать потерю очень близкого человека, Даллас?

– Не припомню ничего подобного.

– Это надолго выбивает из колеи, – пробормотал он почти про себя.

Его слова прозвучали более чем убедительно. За те десять лет, что Ева знала Уитни, она успела повидать его в самых разных состояниях. Он бывал раздраженным, нервно-нетерпеливым и хладнокровно-жестоким. Но никогда еще она не видела шефа совершенно раздавленным.

«Если терять близких так ужасно, можно считать, что мне сильно повезло», – мелькнуло у Евы в голове. У нее не было семьи, а от детства остались только смутные обрывки малоприятных воспоминаний. Более или менее отчетливо свою жизнь она помнила с восьми лет, когда ее, оборванную и всеми брошенную, добрые люди подобрали в техасской глуши. А что с ней происходило до того, не имеет никакого значения – по крайней мере, Ева всегда упрямо убеждала себя в этом. Она стала тем, кем была сейчас, благодаря лишь собственным усилиям. Конечно, у нее были друзья – люди, которым она могла полностью доверять. Но друзья – это все-таки не родные. Самые близкие отношения связывали Еву с Рорком. Этому человеку она отдавала все, что только могла отдать. Интересно, если бы ей вдруг пришлось потерять его – ввергло бы ее это в ту же пучину отчаяния, в какой оказался Уитни из-за смерти Тауэрс?

Вернувшись в свой кабинет, Ева не стала размышлять над этим отвлеченным вопросом, а набросилась на кофе с конфетами, которые ей удалось раскопать в завалах одного из ящиков стола. В теперешних обстоятельствах нормальный завтрак представлялся ей такой же несбыточной мечтой, как, к примеру, недельный отпуск на островах Индийского океана. Глотая остывший кофе и заедая его конфетами, Ева прямо на мониторе читала отчет о результатах вскрытия.

Время смерти то же, что было названо врачами с самого начала. Причина смерти – потеря крови и кислородное голодание, наступившие вследствие рассечения яремной вены. Приблизительно за пять часов до смерти жертва пообедала. Меню ее последнего обеда: морские гребешки с зеленью, вино, кофе, свежие фрукты со взбитыми сливками.

Сообщение о преступлении поступило в полицию очень быстро. Сесили Тауэрс была мертва от силы десять минут, когда ее тело заметил таксист, у которого хватило смелости или безрассудства заехать в тот район. Первая патрульная машина прибыла на место преступления через три минуты после его звонка.

Убийца к этому времени благополучно скрылся. Впрочем, в подобном квартале это не проблема. С одинаковым успехом он мог незамеченным уехать на машине, убежать переулками или просто зайти в один из ближайших кабаков. Правда, он должен был перепачкаться кровью – из перерезанной яремной вены кровь бьет фонтаном. Но тут убийце, видимо, помог дождь, смывший кровь с его рук.

Деваться некуда – придется прочесать весь квартал, опросить десятки человек, отнюдь не склонных к сотрудничеству с полицией, но обычно соглашающихся говорить за определенную мзду.

Ева с головой погрузилась в изучение фотографий места происшествия, но тут, как назло, запищал сотовый телефон.

– Отдел убийств, лейтенант Даллас слушает.

– Что скажете, лейтенант? – раздался знакомый голос, бодрый и напористый.

Ева едва сдержалась. Она была очень невысокого мнения обо всех репортерах вообще, но Си Джея Морса считала последним подонком.

– Вам повезло, Морс. То, что я хотела бы вам сказать, я на сей раз говорить не стану.

– Бросьте, лейтенант! – Голос Морса звучал уверенно. – Вы же знаете: публика имеет право знать то, что ей знать хочется.

– Ну а я имею право решать, что ей знать не надо. Мне нечего вам сказать.

– Мило! Неужели мне придется сообщить, что Ева Даллас, лучшая из лучших нью-йоркских сыщиков, ровным счетом ничего не накопала по делу об убийстве одной из самых уважаемых, самых выдающихся и самых популярных представительниц власти? Что ж, я легко это сделаю. Не знаю только, насколько такая подача информации понравится вам.

– Морс, если вы думаете, что мне до всего этого есть хоть какое-нибудь дело, вы глубоко заблуждаетесь. – Ева усмехнулась и уже занесла палец над кнопкой отключения.

– Вам, возможно, и все равно, но как это скажется на репутации отдела? – поспешно произнес Морс. – В частности, на репутации майора Уитни, который назначил вас на это дело в обход субординации. Ну и про Рорка, конечно, вспомнят.

Ева убрала палец от кнопки.

– Расследование убийства Сесили Тауэрс – первоочередная задача нашего отдела, майора Уитни и моя. Можете опубликовать это заявление. И запомните: Рорк не имеет никакого отношения к моей работе в управлении.

– Да что вы говорите?! А я-то полагал, что все, что касается вас, касается и Рорка. И наоборот. Кстати, тут выяснилось еще одно небезынтересное обстоятельство: да будет вам известно, что ваш Рорк вел дела с убитой, с ее бывшим мужем и с ее нынешним любовником.

Руки Евы непроизвольно сжались в кулаки.

– Рорк – бизнесмен. Он ведет много разных дел с большим количеством разных людей. Кстати, я и не знала, что вы снова взялись за светскую хронику, Си Джей.

Последние слова задели Морса за живое. Больше всего на свете он не любил напоминаний о том, что в начале своей карьеры подвизался на ниве скандальных слухов и светских сплетен. Теперь, когда он сумел занять прочное положение в судебной журналистике, подобные напоминания стали ему особенно неприятны.

– У меня с тех пор остались кое-какие связи.

– А еще с тех пор у вас остались угри по всей физиономии. Попробуйте, что ли, их чем-нибудь мазать, – не слишком остроумно огрызнулась Ева и отключила телефон.

Она вскочила на ноги и принялась нервно мерить шагами тесное пространство своего кабинета. Ну какого черта в связи с убийством всплыло имя Рорка?! И что за дела у него были с Тауэрс, с ее любовником и бывшим мужем?

Ева снова рухнула в кресло и сердито уставилась на разбросанные по столу бумаги. Ладно, о связях Рорка с покойным прокурором она все узнает очень быстро. Хорошо хоть то, что она была абсолютно уверена в его алиби. В тот день и час, когда неизвестный злоумышленник перерезал горло Сесили Тауэрс, Рорк самозабвенно и неистово занимался любовью с лейтенантом Даллас.

2

С большим удовольствием Ева поехала бы сейчас к себе домой – в квартиру, которую она продолжала снимать, несмотря на то что почти все ночи проводила у Рорка. Там она могла бы немного привести себя в порядок, спокойно подумать, поспать, наконец. И попытаться восстановить события последнего дня жизни Сесили Тауэрс. Но вместо этого она поехала к Рорку.

Ева смертельно устала и вела машину автоматически: благо она хорошо знала дорогу и легко маневрировала на запруженных машинами улицах. Ей выпала возможность минут на десять расслабиться. Весна в тот день наконец-то вступила в свои права. Ева опустила стекла, и в машину тут же вторглись звуки оживленной улицы: автомобильные сигналы, шуршание покрышек, гудки автобусов, болтовня пешеходов.

Чтобы не слышать навязчивых туристских громкоговорителей, она повернула на Десятую улицу. Можно было бы выиграть время, проехав мимо Центрального парка, но Еве не хотелось в тысячный раз слушать о нью-йоркских достопримечательностях, истории и традициях Бродвея, великолепии музейных собраний и ассортименте товаров, предлагаемых шикарными магазинами, протянувшимися от Пятой до Мэдисон-авеню.

Ненадолго застряв в пробке на 56-й улице, Ева оказалась прямо напротив огромного рекламного щита, на котором потрясающий красавец целовался с не менее потрясающей красавицей. Надпись гласила, что изрядной долей восторга оба они были обязаны освежителю дыхания «Горный источник».

Неподалеку от Евы две машины оцарапали друг другу борта; из обеих выскочили водители и принялись обмениваться изощреннейшими проклятиями. К сцене не остались безучастными ни пассажиры оказавшегося рядом автобуса, ни пешеходы, моментально столпившиеся на тротуаре. Вскоре на место происшествия прибыла патрульная машина. Дорожный полицейский в мегафон убеждал эмоциональных водителей не мешать движению, обещая в противном случае наложить штраф.

Мало-помалу пробка рассосалась. По мере того как Ева пробиралась от центра к окраинам, состоятельные жители которых принадлежали к привилегированным слоям, облик улиц менялся – они становились шире и чище, все больше вдоль них было деревьев, вскоре начали появляться целые скверы и небольшие парки. Проезжавшие мимо машины были по большей части новыми и исключительно дорогими, пешеходы – все, как один, – облачены в костюмы от лучших портных.

Наконец ее машина подъехала к владениям Рорка. Деревья в парке стояли в цвету, и на фоне по-весеннему свежей, сочной листвы яркими пятнами выделялись белые, розовые, красные гроздья соцветий.

Дом из серого гранита и стекла сверкал в лучах предзакатного солнца. В первый раз Ева увидела его несколько месяцев назад, но все равно каждый раз по-прежнему поражалась этому чистому воплощению откровенно беспредельного богатства. И каждый раз невольно спрашивала себя, что может быть общего у нее с владельцем этого особняка.

Ева остановила машину у подъезда и взбежала вверх по ступенькам. У нее был свой ключ, но пользоваться им она считала ниже своего достоинства. Дворецкий Рорка, Соммерсет, в свою очередь, глубоко ее презирал и не давал себе труда пытаться свое презрение скрыть.

Вот и теперь он открыл ей дверь с уже готовым недовольным выражением на лице. Оглядев Еву с головы до ног, дворецкий дал понять, что от его внимания не укрылось, в каком плачевном состоянии пребывает ее одежда – та же самая, что в прошлый раз.

– Мы не ждали вас так скоро, лейтенант.

– Кто это – мы? – язвительно хмыкнула Ева. Зная, как это злит Соммерсета, она стянула грязную и мокрую кожаную куртку и вручила ее почтенному старцу. – Рорк дома?

– Он занят делами строительства.

– Курорт «Олимпус»?

Соммерсет брезгливо скривил рот.

– Как вам, должно быть, известно, я не имею привычки совать нос в дела Рорка.

«Да ты всегда прекрасно знаешь, где он и чем занят!» – подумала Ева, но промолчала и через просторный холл направилась к мраморной лестнице.

– Я поднимусь наверх и приму ванну, – заявила она, а потом уже с середины лестницы с некоторым высокомерием бросила: – Доложите ему о моем приходе, когда он закончит со своими делами.

Едва перешагнув порог спальни, Ева принялась раздеваться. Ее путь к ванной обозначила цепочка брошенных на пол вещей – сначала ботинки, потом рубашка, джинсы, белье.

Она включила горячую воду и насыпала в ванну ароматической соли, привезенной Рорком из каких-то экзотических мест. Эта соль придавала воде цвет морской лазури и запах сказочного леса.

Вода была такой горячей, что Ева сначала никак не могла собраться с духом и опуститься в огромную ванну. Наконец она решилась, набрала в легкие побольше воздуха и с головой окунулась в благословенный жар. Досчитав до тридцати, она подняла голову и с закрытыми глазами застыла в полном блаженстве.

В этом состоянии ее и застал Рорк.

Другой бы на его месте решил, что она полностью расслабилась. Но это означало бы, подумал Рорк, что этот другой совсем не знает и не понимает Еву Даллас. Сам же он был так близок с ней – и сердцем, и умом, – как не бывал близок ни с кем прежде. Но и для него в дебрях ее души и сознания оставалось множество неизведанных уголков. Ева не переставала удивлять его; каждый раз, когда он был с ней, ему открывалось что-то новое.

В ароматной пене было видно только ее лицо – щеки раскраснелись от жара, глаза закрыты. Но Рорк видел, что полностью Ева не расслабилась. О внутреннем напряжении говорила едва заметная складка между бровями.

Нет, Ева погружена в свои мысли, она чем-то обеспокоена и что-то обдумывает, решил Рорк. Он подошел к ванне бесшумной походкой, которую приобрел еще в детстве, проведенном в дублинских трущобах. Когда он уселся на край ванны, Ева не пошевелилась, но Рорк знал, что она наверняка почувствовала его присутствие.

Через некоторое время Ева открыла свои золотисто-карие глаза и пристально посмотрела в его синие. Как всегда, от одного взгляда на Рорка она испытала тревожное волнение. Его безупречно красивое лицо, обрамленное густыми темными волосами, не переставало удивлять ее – это было сошедшее с живописного полотна лицо падшего ангела.

– Извращенец, – произнесла Ева, нахмурив брови.

– Но это же моя ванна! – ответил Рорк и, погрузив в пену руку, провел ею по груди Евы. – Ты сваришься живьем.

– Я люблю, когда горячо. А сейчас мне нужно как можно горячее.

– Нелегкий выдался день?

«Будто ты не знаешь! – мелькнуло в голове у Евы, и она немножко обиделась. – Ты ведь всегда все знаешь…» Вслух она ничего не сказала и только пожала плечами. Рорк встал, подошел к встроенному в стену бару и наполнил вином два хрустальных бокала. Вернувшись, он снова сел на край ванны и протянул один бокал Еве.

– Ты совсем не спала и наверняка почти ничего не ела.

– Обычное дело.

– Все равно это беспокоит меня, лейтенант.

– Легко же тебя обеспокоить!

– Это потому, что я тебя люблю.

Эти слова, произнесенные его неповторимым голосом, в котором ей всегда чудилось дыхание туманных вересковых пустошей Ирландии, смутили Еву. Она знала, что, как это ни невероятно, Рорк говорит правду, но сама не могла ответить ему тем же. Поэтому она молча пригубила вино.

Не услышав ничего в ответ, Рорк растерянно помолчал, а потом спросил:

– Что там произошло с Сесили Тауэрс?

– Ты ее знал?

– Не то чтобы хорошо. Так, встречал в обществе, имел кое-какие деловые отношения – в основном через ее бывшего мужа… Она была восхитительна, умна и опасна.

Ева даже приподнялась из воды.

– Опасна? Для тебя?

– Не для меня конкретно, – Рорк глотнул вина и слегка скривил губы. – Она была грозой для не вполне честных предпринимателей, любых нарушителей закона. Я бы сказал – преступного сознания как такового. Кстати, в этом смысле она была очень похожа на тебя. К счастью, я уже давно ничем подобным не занимаюсь.

Последнее заявление Ева подвергла сомнению, но вслух ничего не сказала.

– Раз ты знал ее хотя бы поверхностно, может быть, рискнешь предположить, кому была нужна ее смерть?

Рорк опять глотнул из бокала, на этот раз побольше.

– Это допрос, лейтенант?

Шутливый тон, каким был задан этот вопрос, не понравился Еве.

– Считай, что допрос, – ответила она.

– Как вам будет угодно. – Рорк встал и начал расстегивать рубашку.

– Эй, что это ты делаешь?!

– А ты как думаешь? – Рорк сбросил рубашку и принялся за брюки. – Коль скоро меня собирается допрашивать голый следователь, расположившийся в моей собственной ванне, с моей стороны логично составить ему компанию.

– Пошел к черту! Человека убили…

– Можно подумать, что когда-нибудь дела обстояли иначе! – Погрузившись в воду, Рорк решил, что еще чуть погорячее – и они оба превратились бы в два ошпаренных трупа. – Вспомни, когда мы познакомились, тоже убили человека. Не могу понять, почему меня так тянет к тебе – даже сейчас, когда ты сидишь здесь с невидимым полицейским значком, приколотым к твоей несравненной груди. – Рорк провел рукой от ступни Евы вверх, к ямке под коленкой – ее слабому месту. – Я хочу тебя, – пробормотал он. – Прямо сейчас.

Бокал задрожал в руке Евы. С огромным трудом овладев собой, она отстранилась и сказала деловым тоном:

– Расскажи мне сначала о Сесили Тауэрс.

Рорку ничего не оставалось, как смириться и отступить. Но про себя он решил, что все равно не выпустит ее из ванны, не добившись своего, – нужно только проявить терпение.

– Сесили Тауэрс, ее бывший муж и Джордж Хэммет входили в совет директоров одной из моих компаний. Она называется «Меркурий» – в честь быстроногого посланца богов. Занимается и импортом, и экспортом. Быстрые перевозки, доставка на места…

– Про «Меркурий» я знаю, – перебила его Ева. – Хотя, признаться, не подозревала, что он принадлежит тебе.

– Я приобрел эту компанию лет десять назад. Из-за неумелой организации дела в ней тогда шли из рук вон плохо. Сесили Тауэрс и Марко Анжелини, ее бывший муж, тоже вложили деньги. Они, кажется, еще были женаты или только-только развелись. Разошлись они, кстати, тихо и мирно, без проблем и скандалов. Джордж Хэммет тоже был одним из инвесторов. Тогда между ним и Сесили скорее всего ничего не было. Они сошлись только через несколько лет.

– А в треугольнике Анжелини – Тауэрс – Хэммет тоже все было тихо и мирно?

– Вроде бы да, – ответил Рорк и, нащупав скрытый в стене пульт, включил музыку: что-то протяжное и заунывное. – Если тебя интересует моя роль, то для меня это был только успешный бизнес. Бизнес – и все.

– Насколько противозаконна деятельность «Меркурия»?

– Шутишь, лейтенант? – ухмыльнулся Рорк.

Стиснув зубы, Ева решительно оттолкнула его руку, скользившую все выше по ее ноге.

– Сесили Тауэрс была непримирима к любым нарушениям закона и искореняла их, невзирая на лица. Если бы она вдруг обнаружила, что с «Меркурием» не все чисто, она бы не посмотрела, что в компанию вложены ее деньги, и возбудила бы дело.

– О да! Она уличила меня в грязных играх, и мне не оставалось ничего, кроме как заманить Сесили в подозрительный район, где ее уже поджидал нанятый мной головорез. Такова ваша версия, лейтенант?

– Да нет, ничего подобного я не думаю, но…

– Зато другие могут подумать, – докончил он за нее. – И тогда ты окажешься в весьма пикантном положении.

– Мне на это наплевать! – Сейчас она беспокоилась только о положении самого Рорка. – Но ты должен рассказать мне обо всем. Если в ходе следствия всплывут какие-то обстоятельства, которые свяжут твое имя с делом об убийстве Сесили Тауэрс, мне нужно быть к этому готовой.

– А ты полагаешь, что такие обстоятельства и вправду существуют?

– Нет, но, если что-то такое есть, мне придется передать дело другому следователю.

– Тебе не кажется, что мы с тобой это уже проходили?

– Если ты имеешь в виду дело Дебласс, то теперь все обстоит иначе. Ты не подозреваемый, Рорк! – Увидев, что он нахмурился, Ева постаралась говорить так, чтобы в ее словах звучало не раздражение, а здравомыслие. Ну почему с Рорком всегда все так сложно? – Я совершенно уверена, что ты не имеешь никакого отношения к убийству Сесили Тауэрс. Я выражаюсь достаточно ясно?

– И тем не менее ты устроила мне настоящий допрос.

– Рорк, я – полицейский. Я должна опросить всех, кто был хоть сколько-нибудь знаком с жертвой. И с этим я ничего не могу поделать.

– Ну конечно. И начать решила с меня… Скажи, Ева, ты мне доверяешь?

– Дело не в том, доверяю я тебе или нет.

– Это не ответ! – Его взгляд стал холодным и отчужденным, и Ева решила, что повела себя неправильно. – Пойми, если ты не доверяешь мне, значит, все наши отношения сводятся только к обоюдоприятному сексу.

– Ладно, я постараюсь говорить по-другому, – она с трудом сохраняла спокойствие: реакция Рорка напугала ее. – Я ни в чем тебя не обвиняю. Даже если бы мы были с тобой незнакомы, я все равно допросила бы тебя одним из первых. Но вышло так, что я тебя хорошо знаю. Вот. – Она закрыла лицо руками. Ева всегда чувствовала себя несчастной, когда ей приходилось объяснять свои чувства. – Мне бы очень хотелось держать тебя в стороне от этого дела. И я надеюсь, что твои ответы дадут мне такую возможность. Но в то же время я не могу не думать о том, как можно использовать твои отношения с Сесили Тауэрс в интересах раскрытия убийства. Все. И то, и другое мне дается нелегко.

– Ну, так бы с самого начала! – Рорк набрал в легкие побольше воздуха и начал: – В деятельности «Меркурия» абсолютно все законно. По крайней мере – в последнее время, когда отпала нужда кое-что предпринимать в обход законов. Компания работает, приносит неплохую прибыль. И вообще, какой идиот, имея неподкупного прокурора в совете директоров, стал бы проворачивать нелегальные сделки?

Он сказал это так, что Ева сразу поверила ему. У нее как будто камень с души свалился, и она наконец смогла говорить просто и спокойно.

– Отлично. Но у меня будут еще вопросы. И журналисты уже вышли на твой след.

– Я знаю. Это очень неприятно. Они мешают тебе?

– Пока нет.

Ева позволила себе одно из нечастых проявлений нежности – крепко сжала руку Рорка. Он подался вперед и дотянулся до ее руки губами. Увидев, что Ева улыбается, он понял, что наконец-то она начала расслабляться, сбросила владевшее ею напряжение.

– Не слишком старайся держать меня в тени, – сказал он. – Я могу и сам со всеми разобраться. И не стесняйся задавать мне вопросы – вполне допускаю, что мои ответы помогут тебе в расследовании.

– Когда будет нужно, я обязательно обращусь к тебе, – на этот раз, почувствовав его руку на своем бедре, Ева улыбнулась и изобразила крайнее удивление: – Что, прямо здесь? И без акваланга?

Рорк ринулся к ней так, что вода перелилась через край ванны.

– Да. И нам будет очень хорошо, – в качестве доказательства он запечатлел поцелуй на ее расплывшихся в улыбке губах.

Ночью, когда Ева уже мирно спала, Рорк лежал рядом с ней и смотрел на звезды, заглядывающие в спальню через стеклянный потолок. На лице его отражалось беспокойство, которое он сумел не показать Еве. А беспокоиться было о чем. Они познакомились благодаря делу об убийстве, и вот теперь снова в их жизнь и их отношения вторглось убийство. Женщина, лежащая рядом с ним, сражалась с преступниками – точно так же, как делала это Сесили Тауэрс. «Что, если ей стоила жизни защита закона?» – подумал Рорк.

Он уже давно взял себе за правило не размышлять слишком много о тех опасностях, которым подвергается Ева на службе. Все равно тут ничего не поделаешь – она не мыслит себя без своей работы. Рорк хорошо это понимал, поскольку сам был таким же. Он тоже начинал с нуля и лишь благодаря собственным силам стал тем, кем был сейчас. Но его дело – покупать и продавать. Оно дает ему все преимущества власти и больших денег.

Рорк пытался понять, не кроется ли причина смерти Сесили Тауэрс в каких-то хитросплетениях его бизнеса. Он ничуть не солгал Еве, когда сказал, что с «Меркурием» все чисто. Теперь… Но это не всегда было так. С другой стороны, помимо «Меркурия», ему принадлежит еще великое множество компаний, и некоторые из них прокручивают дела в известной мере сомнительные. В конце концов, именно сомнительными операциями он составил себе состояние, которое теперь позволяло ему заниматься преимущественно легальным бизнесом.

Например, контрабанда всегда была делом прибыльным и увлекательным. Вспомнить хотя бы изысканные вина из Франции, бесподобные голубые алмазы, добываемые в Индии, тончайший китайский фарфор…

Ему уже давно не приходилось действовать в обход закона, чтобы заработать себе на хлеб, – но, как известно, на свете нет ничего сильнее привычки.

А главное – Рорк не мог быть до конца уверен, что ему удалось превратить «Меркурий» в абсолютно легальную компанию. Ведь то, что сам он рассматривал как деловую хитрость, с точки зрения Евы, могло быть серьезным правонарушением…

А Рорку очень хотелось, чтобы она абсолютно доверяла ему.

Ева что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. «Ну вот, – подумал Рорк, – даже во сне она отворачивается от меня… Так не должно продолжаться. Многое нужно менять – и как можно скорее».

Рорк попытался представить, что он может сделать прямо сейчас. Обзвонить несколько человек и задать им кое-какие вопросы, касающиеся Сесили Тауэрс, нетрудно. Намного сложнее будет – и займет к тому же гораздо больше времени – прекратить все мало-мальски сомнительные операции в его многочисленных компаниях.

Он снова посмотрел на Еву. Она крепко спала. Он знал, что ей часто снятся дурные сны, но сейчас у нее на душе был мир. Порадовавшись этому, Рорк встал и принялся за дело.

Утром Еву разбудил аромат кофе. Настоящего отборного кофе с южноафриканских плантаций Рорка. К этому роскошному напитку Ева, надо признаться, очень быстро привыкла, а живя у Рорка, даже ловила себя иногда на непреодолимом пристрастии к нему.

Еще не открыв глаза, Ева улыбнулась.

– Такое могут подавать только на небесах!

– Я рад, что тебе нравится, – отозвался Рорк.

Мутным спросонья взором Ева обвела комнату. Рорк уже был одет в один из своих черных костюмов, всегда каким-то образом подчеркивавших его волю и решимость добиться своего любой ценой. Сидя у небольшого письменного стола в углу спальни, он с очевидным удовольствием завтракал и одновременно просматривал на мониторе сводки новостей.

Серый кот по имени Галахад, похожий на огромного слизняка, лежал на ручке кресла, разноцветными глазами алчного призрака уставившись на хозяйскую тарелку.

– О боже! Неужели всего шесть часов?! Ты давно встал?

– Не очень. Ты вчера не сказала, когда тебя разбудить.

– У меня есть еще пара часов. – Ева выбралась из постели и, потягиваясь, оглядывалась вокруг в поисках какой-нибудь одежды.

Рорк очень любил смотреть, как Ева по утрам сидит на его кровати – совершенно обнаженная, еще не совсем проснувшаяся. Он показал на спинку стула, куда заботливо повесил все подобранные им с полу детали туалета, но Ева предпочла халат и с трогательной утренней неуклюжестью скользнула в него.

Рорк налил кофе и, когда Ева плюхнулась в кресло напротив, протянул ей чашку. Кот решил сменить дислокацию и вспрыгнул ей на колени. Он был так тяжел, что Ева невольно ойкнула.

– Как спалось?

– Замечательно! – ответила Ева и одним духом выпила всю чашку. – Вот теперь я немного похожа на человека.

– Есть хочешь?

Ева утвердительно хмыкнула и взяла с серебряного подноса пирожное в форме лебедя. Откусив от него изрядный кусок, она налила себе еще кофе и сделала несколько глотков. Глаза ее наконец полностью раскрылись. В приливе щедрости она отломила лебедю голову и протянула ее Галахаду.

– Страшно люблю смотреть на тебя по утрам. Но только иногда мне кажется, что, если бы не кофе, ноги бы твоей здесь не было.

– Угадал! – Она с аппетитом жевала пирожное, запивая его ароматным напитком. – Впрочем, против секса я тоже не возражаю… иногда.

– То-то я заметил, что вчера ты не особенно сопротивлялась. Сегодня я должен лететь в Австралию. Вернусь только завтра, а может, и послезавтра.

– А-а… – Ева даже не пыталась скрыть разочарования.

– Сделай мне приятное – пока меня не будет, поживи здесь!

– Я же уже говорила. Одна я себя здесь чувствую неуютно.

– А ты попробуй наконец привыкнуть к мысли, что этот дом не только мой, но и твой. Ева… – он накрыл ее руку своей. – Ты когда-нибудь начнешь всерьез воспринимать меня и мои чувства?

– Просто у себя дома мне лучше, чем здесь без тебя. И к тому же у меня куча работы.

– Ты не ответила на мой вопрос, – заметил Рорк. – Ну да ладно. Я позвоню тебе, когда вернусь. – И добавил уже другим, спокойным и деловым тоном, поворачивая к Еве монитор: – Кстати, о твоей работе. Погляди, что пишут в газетах.

Ева была готова к чему угодно. Поэтому замелькавшие на экране однообразные заголовки вызвали у нее только усталую, слегка брезгливую улыбку. «Убийство видного нью-йоркского прокурора». «Полиция сбита с толку». Часто попадались фотографии Сесили Тауэрс – в зале суда и за его стенами, – а также фотографии ее детей, комментарии экспертов, всякие цитаты.

На какой-то момент внимание Евы задержал ее собственный портрет с подписью, гласящей, что она – лучший в городе полицейский, занимающийся расследованием убийств.

– По этому поводу мне можно только посочувствовать, – мрачно прокомментировала она эту рекомендацию.

Однако это было еще не все. Некоторые газеты напоминали читателям о деле, которое она расследовала зимой, – его пикантность заключалась в том, что там фигурировал сенатор Соединенных Штатов и три мертвые шлюхи. И каждый писака считал своим долгом упомянуть о связи Евы с Рорком!

– Да какое этим шакалам дело до того, кто я такая и с кем я сплю!

– Вы оказались в центре общественного внимания, лейтенант. Подробности вашей жизни поднимают тиражи.

– Я – полицейский, а не персонаж светской хроники, – раздраженно бросила Ева. – Давай-ка включим телевизор. Мне нужен «Канал 75».

Рорк нажал на кнопку дистанционного управления. Засветился большой экран, послышалась торопливая репортерская речь, и Ева нахмурилась.

– Полюбуйся на него! Это самая ядовитая безмозглая гадина во всем Нью-Йорке!

Рорк попивал кофе и с любопытством смотрел репортаж Си Джея Морса. Он уже понял, что Евино презрение к прессе за последние месяцы переросло в отвращение. И произошло это из-за скандального дела Дебласс: Ева теперь не могла и шагу ступить, чтобы не наткнуться на очередного журналиста. Но ее ненависть к Морсу он разделял вполне.

– Итак, трагически оборвалась жизнь знаменитой и замечательной женщины. Женщины твердых принципов, женщины, посвятившей себя служению обществу. Она была убита на улице, на улице нашего с вами города. Сесили Тауэрс и ее дела не будут забыты! Но понесет ли заслуженное наказание убийца? Пока что полиция Нью-Йорка не может ответить на этот вопрос. Лейтенант Ева Даллас, которой поручено расследование, не сообщила ничего утешительного.

На экране появилась фотография Евы, и голос Морса за кадром продолжал:

– Мы связались с ней, но Ева Даллас отказалась давать комментарии по делу. В результате город наполнился слухами. Говорят, что подробности дела не случайно тщательно скрываются…

– Ну какой сукин сын! Какие подробности?! Что скрывается? – Ева стукнула кулаком по подлокотнику кресла, и Галахад благоразумно перебрался на ковер, очевидно, решив, что там безопаснее. – Расследование ведется чуть больше суток.

– Угомонись, – сказал Рорк миролюбиво, но Ева вскочила и как разъяренная тигрица заметалась по комнате.

– …Многие наши известные сограждане были связаны с прокурором Тауэрс. Среди них и непосредственный начальник Даллас, майор Уитни. Недавно майор отказался от должности начальника полиции, так и не дав вразумительного объяснения своему поступку. Старинный и весьма близкий друг погибшей…

– Все! – заорала Ева. – Я этого слизняка по стенке размажу. Где, черт подери, Надин Ферст? Уж лучше она, чем этот мерзавец! У нее хотя бы есть представление о порядочности.

– А может, тебе устроить пресс-конференцию, Ева? И выдать им информацию, которую ты сочтешь нужной.

– Да пошли они все… Слушай, это был репортаж или мнение редакции?

– По-моему, разница невелика. Репортер имеет право высказывать собственное мнение.

– Да знаю я! – Она продолжала ходить по комнате, и полы ее халата развевались, как паруса. – Ему не сойдет с рук намек на то, что мы что-то скрываем! Уитни гордится тем, что в его отделе дела ведутся честно. И твое имя трепать никто не позволит. А все-таки какой мерзавец этот Морс!

– Меня лично он не волнует, Ева. И тебя не должен.

– Он меня не волнует, он меня бесит! – Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. И вдруг губы ее расплылись в злорадной улыбке. – Я знаю, как я ему отплачу! – Ева снова открыла глаза. – Интересно, что скажет этот ублюдок, если я свяжусь с Надин Ферст и пообещаю ей эксклюзивное интервью?

– Иди сюда, – сказал Рорк, отставляя чашку.

– Зачем?

– Не спрашивай. – Он сам встал, подошел к ней и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал. – Ты сводишь меня с ума.

– То есть ты хочешь сказать, что мой план тебе нравится?

– Мой покойный папаша иногда принимался учить меня жить. «Парень, – говорил он заплетающимся от выпитого языком, – хочешь драться – дерись без правил. И бей всегда ниже пояса». У меня есть предчувствие, что еще до заката ты уделаешь Морса так, что у него яйца будут всмятку.

– Не всмятку, – гордо улыбнулась Ева. – Я их ему напрочь оторву!

Рорк притворно вздрогнул.

– Женщины-злодейки такие сексапильные. Ты, кажется, говорила, что пара часов у тебя есть?

– Уже нет.

– Увы! Проверку придется отложить. – Он достал из кармана дискету. – Возможно, это тебе пригодится.

– А что это?

– Кое-какая информация. О Сесили Тауэрс, о ее бывшем муже, о Хэммете, о «Меркурии».

Ева вцепилась в дискету обеими руками.

– Но я же не просила тебя об этом.

– Не просила. Ты бы, несомненно, и сама получила эту информацию, но я решил сэкономить твое время. Кстати, если тебе нужно мое оборудование – оно к твоим услугам.

Ева поняла, что он говорит о незарегистрированном оборудовании, о существовании которого не подозревало даже ведомство компьютерной охраны.

– Пока что я предпочла бы действовать по официальным каналам.

– Как тебе будет угодно. Но если передумаешь, когда меня не будет, знай, что Соммерсет уже предупрежден о том, что у тебя есть доступ.

– Соммерсет был бы счастлив узнать, что у меня имеется доступ в ад, – сердито буркнула Ева.

– Извини.

– Ничего, это я так. Мне надо переодеться. – Она пошла к двери, потом вдруг обернулась. – Рорк, ты не думай, я много размышляю об этом.

– О чем?

– О том, как ты ко мне относишься.

– Тут и размышлять нечего, – усмехнулся он.

3

Ева даром времени не теряла. Оказавшись в кабинете, она первым делом разыскала Надин Ферст. В студии ей сообщили, что Надин объезжает исправительные колонии – делает репортаж о пенитенциарных реформах. Услышав по телефону заспанный голос Надин, Ева сообразила, что не учла разницы во времени.

– Даллас?! – уточнила Надин хриплым голосом. – Господи, да здесь же сейчас глубокая ночь!

– Извините. Но вы, надеюсь, уже проснулись?

– Проснулась, исполненная ненависти к вам!

– Вы там получаете новости?

– Вообще-то да, но я была немного занята, – ответила Надин. – Подождите секунду, я возьму сигарету.

– И давно вы стали курить?

– Здесь любой закурит, – сказала Надин, затягиваясь. – Это крысиная нора! Но купить можно все что угодно: сигареты, химию… А какая здесь медицина! Прошлый век! К тому же никаких развлечений…

– А к убийцам относятся, как к преступникам, – сыронизировала Ева. – У меня просто сердце разрывается от жалости!

– Да вы не можете себе представить, что здесь творится! Во всей колонии нет места, где можно прилично поесть, – пожаловалась Надин. – Ладно, что вам надо?

– Хочу вас кое-чем порадовать, Надин. Вы когда возвращаетесь?

– Это зависит от разных причин. – Надин наконец проснулась окончательно. – У вас есть что-то для меня?

– Чуть больше суток назад была убита прокурор Сесили Тауэрс. Ей перерезали горло. Тело было обнаружено на тротуаре на 144-й улице, между Девятой и Десятой авеню.

– Тауэрс?! Боже милостивый! Она давала мне интервью несколько месяцев назад, после дела Дебласс. Ограбление?

– Нет. Драгоценности и бумажник остались при ней. А там такой райончик, что грабитель с нее даже туфли бы снял.

– Черт! – Надин на секунду умолкла. – Потрясающая была женщина. Расследование поручено вам?

– Угадали.

– Понятно. – Надин задумалась. – Так почему же следователь, ведущий столь важное дело, обращается ко мне?

– Потому что ваш знаменитый коллега Морс уже все жилы из меня вытянул.

– Вот гад! – Надин нервно затянулась. – Теперь ясно, почему я ничего не знаю. Он утаивает от меня информацию.

– Вы со мной всегда играли честно, Надин. Я с вами – тоже.

Надин несколько секунд молчала.

– Постойте, постойте… Эксклюзивное интервью?!

– Это мы обсудим, когда вы вернетесь.

– Считайте, что я уже там!

Ева с улыбкой положила трубку. «Это заткнет тебе пасть, Си Джей!» – подумала она. И, напевая что-то себе под нос, встала из-за стола. Ей надо было кое с кем повидаться.

В девять утра Ева уже стояла посреди роскошно обставленной гостиной Джорджа Хэммета. Пол был выложен бордовыми и белыми мраморными плитами. На одной из стен красовался огромный тропический пейзаж. На широком низком диване были разбросаны серебристые подушки. Но Ева решила пока не садиться.

Хэммет вышел из соседней комнаты, и вид у него был ужасный.

Бледный, глаза опухли, щеки запали. Проседь в густых волосах стала еще заметнее.

Серые глаза казались тусклыми – по-видимому, от усталости и горя.

– Ева! – Он подошел к ней, взял руку в свои ладони и коснулся губами щеки, явно показывая, что считает эту встречу неофициальной.

– Я не хочу вас задерживать, Джордж… – сказала она, чуть отступая назад.

– Пустяки! Извините, что не сразу вышел. Говорил по телефону. – Он указал на диван, и Еве пришлось сесть. – Могу я вам что-нибудь предложить?

– Благодарю, не надо.

– Может быть, кофе? – улыбнулся он. – Насколько я помню, вы большая любительница кофе. У меня есть тот самый сорт, который предпочитает Рорк. – Хэммет вышел на кухню и быстро вернулся с кофейником и двумя чашками. Продолжая улыбаться, он повернулся к Еве: – Надеюсь, это поможет мне успокоиться. Я ждал вашего визита, Ева. Или мне теперь следует называть вас «лейтенант Даллас»?

– Значит, вы понимаете, зачем я пришла?

– Конечно. Сесили… Никак не могу в это поверить! – его голос дрогнул. – Столько раз слышал в новостях, разговаривал с ее детьми и с Марко… И все равно не могу поверить в то, что ее больше нет.

– Вы видели Сесили Тауэрс вечером того дня, когда ее убили?

Хэммет чуть заметно вздрогнул.

– Да. Мы ужинали вместе. Мы часто ужинали вдвоем – мы ведь были очень близки… Вы, наверное, спросите, насколько близки? Скажу сразу: у нас были интимные отношения. На протяжении нескольких лет мы были любовниками. Я очень ее любил.

– Но вместе вы не жили, – заметила Ева.

– Дело в том, что она… В общем, нас это устраивало. У нас, скажем так, были разные вкусы, кроме того, мы оба ценили свою независимость. По-моему, это даже укрепляло наши отношения. – Он тяжело вздохнул. – Мы не делали из них тайны, наши друзья и родственники – все знали. Но на публике мы наши отношения не афишировали. Боюсь, теперь этого скрыть не удастся.

– По-видимому.

– А впрочем, это уже не важно, – признал он. – Важно только одно: найти того, кто это сделал. Ах, Ева, если бы вы только знали! Сесили была… Она была самой замечательной женщиной в мире!

Интуиция подсказывала Еве, что переживания Хэммета искренние, но она отлично знала, что и убийцы могут переживать.

– Вы должны мне сказать, когда видели ее в последний раз, Джордж. И ваш ответ мне придется записать на диктофон.

– Да, конечно. Это было в десять часов. Мы поужинали «У Робертса» на 12-й улице. Потом взяли такси. Сначала я отвез ее. Да, около десяти, – повторил он. – Я приехал домой через четверть часа – ждал кое-каких сообщений.

– Как обычно проходили ваши встречи? То есть я хотела сказать – где?

– Где? – переспросил он задумчиво. – По-разному… Часто приезжали сюда, иногда – к ней. Время от времени хотелось чего-то необычного, и мы снимали на ночь номер в «Паласе». – Он внезапно замолчал и уставился в пустоту. – Боже мой! Боже мой!

– Простите, – пробормотала Ева, понимая, что никакие слова не помогут его горю. – Я искренне вам сочувствую.

– Кажется, я начинаю все осознавать, – через силу проговорил Хэммет. – И, когда понимаешь наконец, что случилось, становится еще тяжелее. Она вышла из такси, рассмеялась, послала мне воздушный поцелуй. У нее были такие красивые руки… А я поехал домой – и забыл о ней! Стал заниматься делами. В двенадцать принял снотворное и лег: утром у меня было назначено заседание. Я спокойно спал, а она в это время лежала под дождем, мертвая… Не знаю, как смогу это вынести.

– Я бы, конечно, предпочла побеседовать с вами позже, но, увы, должна была прийти сегодня. Кажется, вы последний человек, который видел ее живой.

– Кроме убийцы. – Он вдруг напрягся. – Если, конечно, не я ее убил.

– Чем скорее я это выясню, тем будет лучше. Для всех.

– Да, конечно… лейтенант.

Она услышала горькие нотки в его голосе.

– Вы не помните, какой компании принадлежало такси? Мне надо проверить ваши передвижения.

– Такси вызывали из ресторана… Кажется, это был «Рапид».

– Разговаривали ли вы с кем-нибудь между полуночью и двумя часами ночи?

– Я уже говорил, что принял лекарство и лег спать около полуночи. Один.

Это можно было проверить, просмотрев запись охранной видеосистемы у входа в здание, но Ева отлично знала, что при желании запись можно и уничтожить.

– А в каком настроении она была в тот вечер?

– Пожалуй, слегка рассеянная – очевидно, думала о деле, над которым работала. Мы поболтали о ее детях, главным образом о дочери. Мирина собирается осенью замуж. Сесили очень радовалась тому, что дочь решила устроить настоящую свадьбу – с белым платьем, фатой, с подружками невесты.

– Она не говорила о чем-нибудь, что ее беспокоило?

– Насколько я помню, нет. С делом, которое она вела, было все в порядке. Сесили надеялась, что ей удастся добиться максимального наказания.

– Ей никто не угрожал? Она не получала необычных посланий?

– Нет. – Хэммет прикрыл глаза ладонью. – Неужели вы думаете, что если бы я знал что-то важное, то скрыл бы это от вас?

На этот вопрос Ева предпочла не отвечать.

– Как вы полагаете, зачем ей понадобилось отправиться в Вест-Сайд, да еще в такое время?

– Представления не имею.

– Могла ли она встречаться, например, с информаторами?

Хэммет явно хотел что-то сказать, но передумал.

– Я… я не знаю, – пробормотал он. – Мне это в голову не приходило. Она была такая упрямая и всегда полагалась на собственные силы.

– А какие, на ваш взгляд, у нее были отношения с бывшим мужем?

– Пожалуй, дружеские. Довольно прохладные, но тем не менее дружеские. Они оба были очень привязаны к детям. Когда мы с Сесили стали близки, он был, если так можно выразиться, обижен. – Хэммет замолчал и внимательно посмотрел на Еву. – Не думаете же вы, что… – он криво усмехнулся. – Марко Анжелини, подстерегающий с ножом в руках бывшую жену? Нет, лейтенант. У Марко есть недостатки, но Сесили он никогда не обижал. Да и вообще он слишком холоден и консервативен. Насилие – не его стиль. Кроме того, у него не было мотивов для убийства.

«А вот это нам предстоит выяснить», – подумала Ева.

Отправившись из квартиры Хэммета в Вест-Сайд, Ева словно совершила путешествие в другой мир. Здесь не было ни роскошных домов, ни цветников, ни дорогих машин. А были потрескавшиеся тротуары, стены, расписанные граффити, призывавшими посылать куда подальше все живое.

И люди здесь были под стать окружающему. Какой-то наркоман посмотрел на Еву и так плотоядно усмехнулся, что ей стало не по себе. Уличный торговец, сразу распознавший в ней полицейского, тут же покатил со своей тележкой куда подальше от нее. Он явно торговал не только безделушками и дешевыми украшениями. И знал, что встречаются еще такие полицейские, которые относятся к запрету на наркотики всерьез.

Но наркотики сейчас Еву не интересовали. Ей надо было получить ответы на некоторые вопросы.

Дождь смыл кровь. Команда полицейских, обыскавших место преступления, собрала все, что могло оказаться уликами. Ева стояла на тротуаре, где погибла Тауэрс, и пыталась представить себе, как все происходило.

Повернулась ли она к убийце лицом? Скорее всего. Успела ли увидеть нож? Возможно. Но среагировать не успела.

Ева огляделась по сторонам. Из окон, из-за заржавленных машин, притулившихся вдоль обочины, на нее смотрели недоброжелательные глаза здешних обитателей.

Сесили Тауэрс приехала не на такси: ни в одной из компаний нет записей о том, что сюда кого-нибудь доставляли. Ее собственная машина стояла в гараже, а на частнике Тауэрс не поехала бы…

«Подземка! – решила Ева. – Быстро и безопасно – во всяком случае, пока не выйдешь на улицу». Выход из подземки был метрах в двухстах отсюда.

И все-таки для прокурора Тауэрс было более естественно взять такси. Может быть, она торопилась? Или не хотела, чтобы кто бы то ни было видел, что она приехала сюда? Так или иначе, Сесили Тауэрс полагалась на свои силы – так ведь Хэммет про нее говорил? И она ничего не боялась…

Ева представила себе, как Сесили поднялась по лестнице подземки, вышла на улицу. Дождь лил как из ведра, и она наверняка раскрыла зонтик… И тут Еву осенило. Зонтик! Куда подевался зонтик? Такая рассудительная и практичная женщина не выйдет под дождь без зонта. Ева вытащила диктофон, повторила рассуждения вслух. Надо будет обязательно это проверить.

Интересно, где ее поджидал убийца? На улице? Или в одном из близлежащих домов? А может, в баре или в клубе?

– Привет, беляночка!

Ева, нахмурившись, обернулась. Перед ней стоял огромный негр. Волосы его, как и у многих в этом районе, были украшены перьями. На щеке – ярко-зеленая татуировка: ухмыляющийся череп. На нем был алый жилет, надетый на голое тело, и обтягивающие алые же штаны.

– Привет, черненький, – ответила Ева в тон ему.

Негр ухмыльнулся.

– Ищешь работу? – Он кивнул на здание нудистского клуба на другой стороне улицы. – Тощая ты больно, но, может, они тебя и возьмут. Белых у них мало. Все больше мулатки. Могу замолвить за тебя словечко.

– С чего это?

– По доброте душевной и за пять процентов, лапочка. Такая белая красотка может неплохо заработать.

– Я обдумаю это предложение, но пока что работа у меня есть, – усмехнулась Ева и вытащила свой значок.

Негр тихонько присвистнул.

– Как это я не просек? Ну, ты даешь, беляночка! От тебя копом и не пахнет.

– Хорошим мылом пользуюсь. Как зовут-то?

– Называй меня Крэком. Когда головы трещат от моих ударов, они издают такой звук. – Он показал ей свои ручищи. – Крэк! Усекла?

– Я понятливая. Позапрошлой ночью ты был здесь, Крэк?

– Увы. В тот вечер у меня был выходной, и я посещал культурное мероприятие, так что вся забава прошла мимо.

– И что это было за мероприятие?

– Фестиваль вампиров в Граммерси, я туда отправился со своей новой подружкой. Обожаю смотреть на этих кровососущих! Но, говорят, здесь было шоу не хуже. Прокуроршу пришили. Важную тетку, да к тому же красавицу. И тоже кровищи было полно.

– Все точно. А что ты еще слышал?

– Я? – Он провел рукой по груди. Ноготь на указательном пальце был остро заточен и выкрашен в черный цвет. – Ниже моего достоинства слушать уличные сплетни!

– Ну, это-то видно. – Ева, отлично знающая правила игры, достала из кармана пятьдесят долларов. – А нельзя ли купить немного твоего достоинства?

– Что ж, цена подходящая. – Купюра исчезла в его огромной ладони. – Говорят, около полуночи она ошивалась в «Пяти лунах». Вроде как ждала кого-то, но не дождалась и смылась. – Он взглянул на тротуар. – Только далеко не ушла, да?

– Не ушла. Она о ком-нибудь спрашивала?

– Ничего такого не слышал.

– Кого-нибудь видели с ней вместе?

– Плохая была ночка. Все по домам сидели. Может, какой кретин под кайфом и шлялся по улицам, но его еще найти надо.

– Мне нужен такой, кто любит с ножичком играть.

– Здесь, беляночка, ножи имеются у многих. А чего их так-то с собой таскать?

«Логично», – подумала Ева.

– Знаешь кого-нибудь, кто недавно вышел из тюрьмы?

Он расхохотался.

– Лучше спроси, знаю ли я кого другого.

– Понятно. – Она полезла в карман и вытащила еще одну купюру. – Дай знать, если услышишь что-нибудь интересное.

– Ладно. А ты дай знать Крэку, если захочешь работенку сменить.

Он пошел к клубу, а Ева направилась в «Пять лун».

Может, когда-то это заведение и знавало лучшие дни, но сейчас оно представляло собой просто забегаловку. И посетители здесь явно были не из разговорчивых.

До вечера было далеко, но сюда, очевидно, многие приходили с утра – залить пожар в груди. В крохотном зале толпился народ: кто-то стоял у игральных автоматов, кто-то – у стойки, поближе к бутылкам. Несколько человек взглянули на Еву и равнодушно отвернулись.

Бармен, как и в большинстве подобных мест, был, судя по всему, не из тех, кто склонен выслушивать рассказы посетителей о своей тяжелой жизни. Скорее он исполнял функции вышибалы. В отличие от сидевших в зале он не носил ни перьев, ни бус, а был одет в строгий белый пиджак.

– Будете пить? – спросил бармен.

Голос у него был напряженный и сдавленный. Ева поняла, что ей едва ли удастся добиться многого.

– Нет. – Она показала ему свой значок, и несколько посетителей тут же отодвинулись подальше. – Позапрошлой ночью здесь произошло убийство.

– Не здесь.

– Но жертва была здесь?

– Тогда она была жива.

Кто-то подал ему знак, бармен достал стакан и налил туда какую-то мутную жидкость.

– Вы дежурили?

– Я работаю каждый день.

– Вы видели жертву раньше? Здесь или где-то поблизости?

– Нет.

– Она с кем-то встретилась здесь?

– Нет.

Ева задумчиво барабанила пальцами по стойке.

– Хорошо, давайте поподробнее. Скажите мне, во сколько она пришла, что делала и когда ушла.

– В мои обязанности не входит наблюдение за посетителями.

– Так… – Ева угрожающе подняла указательный палец. – Я из отдела расследования убийств, и в мои обязанности не входит охрана здоровья граждан. Но если я вызову санкоманду и они обследуют помещение, то наверняка лишат бар лицензии.

Бармен на мгновение замер, но довольно быстро оценил ситуацию.

– Эта женщина пришла в начале первого. Ничего не пила. Ушла приблизительно через час. Одна.

– Она с кем-нибудь разговаривала?

– Не произнесла ни слова.

– Она кого-то искала?

– Я не спрашивал.

– Но вы же за ней наблюдали! Видно было, что она кого-то ищет?

– Да. Но она никого не дождалась.

– Она провела здесь около часа. Что делала?

– Ничего. Стояла и смотрела по сторонам. Иногда глядела на часы. Потом ушла.

– Кто-нибудь вышел за ней следом?

– Нет.

Ева рассеянно вытерла руку о джинсы.

– У нее был зонтик?

Бармен удивленно – насколько удивление доступно барменам – посмотрел на Еву.

– Да. Лиловый. Такого же цвета, как ее костюм.

– Она забрала его с собой?

– Конечно. В ту ночь шел сильный дождь.

Ева кивнула и отошла от стойки – расспросить посетителей.

Когда Ева вернулась наконец в Центральный участок, больше всего ей хотелось принять душ. После часа, проведенного в «Пяти лунах», ей казалось, что она покрылась слоем липкой грязи.

Но сначала надо было написать отчет. Она вошла в свой кабинет и уставилась на кудрявого человека, сидящего за ее столом.

– Какая встреча!

Фини развалился в кресле, удобно устроив ноги на Евином столе.

– Рад тебя видеть, Даллас. Жду уже полчаса. Ты у нас такая занятая дама…

– Некоторые полицейские вынуждены работать – в то время как другие предпочитают играть в компьютерные игры.

– Давно бы вняла моим советам и перешла в наш отдел!

Ева сбросила его ноги со стола и присела на краешек.

– Просто так заглянул?

– Хочу предложить свои услуги, подруга. – И он протянул ей пакетик с засахаренными орешками.

Она жевала орехи и рассматривала Фини. Лицо крупное, щеки обвисли, уши великоваты, под глазами мешки. Пожалуй, внешность не самая привлекательная, но Ева привыкла. И к Фини относилась с искренней теплотой.

– С чего это вдруг?

– На то у меня есть три причины. Первая – неофициальная просьба майора Уитни. Вторая – я очень ценил прокурора Тауэрс.

– Тебя вызвал Уитни?

– Это была личная просьба, – повторил Фини. – Он решил, что мои уникальные способности пригодятся. И расследование пойдет быстрее.

Ева сама ценила Фини и одобрила решение шефа.

– Так ты включишься в работу официально или нет?

– Тебе решать.

– Тогда давай официально, Фини.

– Я так и знал, что ты это скажешь, – усмехнулся он.

– Прежде всего я хочу, чтобы ты проверил телефон погибшей. Нет никаких свидетельств о том, что в ночь, когда ее убили, у нее были посетители. И сама она не звонила никуда. Значит, кто-то позвонил ей и назначил встречу.

– Понял.

– И еще мне нужно проверить всех, против кого она выступала в суде обвинителем.

– Всех?!

– Всех, – она расплылась в улыбке. – Думаю, тебе на это понадобится раза в два меньше времени, чем мне. Еще мне нужны родственники, возлюбленные, друзья. И особенно подробно – информация о ее последнем деле.

– Господи, Даллас! – воскликнул Фини. – Жена вообще забудет, как я выгляжу.

– Таков удел жены полицейского, – философски изрекла Ева и потрепала его по плечу.

– Рорк тоже так считает?

– Мы не женаты. – Ева тут же нахмурилась и убрала руку.

Фини тихо усмехнулся.

– Кстати, что он поделывает?

– С ним все в порядке. Он в Австралии.

– Ясно. Несколько недель назад видел вас обоих в «Новостях». Какой-то прием в «Палас-отеле». Ты классно выглядишь в платье, Даллас.

Ева нервно передернула плечами.

– Не знала, что ты смотришь светскую хронику.

– Обожаю! – весело признался он. – Наверное, интересно вести такую шикарную жизнь?

– Временами, – буркнула она. – Фини, мы будем обсуждать светские развлечения или расследовать убийство?

– Надо стараться, чтобы времени хватало и на то и на другое. – Он встал и с удовольствием потянулся. – Сначала я займусь ее телефоном, а потом уж – несчастными, которых она упекла за решетку. Буду держать связь.