Рот, который совсем недавно испускал ужасные крики, слегка приоткрылся. И из него послышался легкий вздох. Губы потрескались, в углах рта засохла кровь.

Тирта теперь попыталась прямо обратиться к сознанию ребенка. Оно свободно и сохранило разум!

Она почти не надеялась на это!

С радостным возгласом она обняла своего подопечного, произносила без слов звуки радости и благодарности. И тут в сознании ее отчетливо возникло слово, так отчетливо, словно ребенок произнес его вслух:

— Джерик! — слово это окружено страхом, как огонь охватывает дрова, подброшенные в костер.

— Здесь нет Джерика. — Она призвала на помощь речь. Ответить мыслью на мысль — это свыше ее способностей. — Я Тирта, а это… — Впервые она чуть растерянно взглянула на сокольничего. Она не спрашивала, как его зовут, зная, что сокольничьи стараются сохранить свои имена в тайне от чужих.

— Я Нирель, маленький брат, — сказал тот, обратившись непосредственно к ребенку. По его лицу струйками тек пот, собираясь крупными каплями на подбородке. Во время сражения он снял шлем, и ребенок, повернув голову, смог ясно увидеть его.

Маленький брат? Да, она держит в руках мальчика, и это ее удивило. Такая невероятной силы иллюзия может принадлежать только женщине. Поэтому Тирта была уверена, что унесла с бойни девочку. Но это мальчик, маленький, однако, вероятно, старше, чем можно предположить по росту. И тело у него, едва прикрытое короткой рубашкой, коричневое и худое. Темные волосы вьются, как у всех Древних, локон упал на лоб, почти касаясь ровных бровей. Но в глазах нет ничего от маленького ребенка.

— Я Алон. — Говорил он отчетливо. — Я… — На лицо его снова набежала тень, он ухватился руками за куртку Тирты, крепко сжал ее, так что ногти его впились в мягкую кожу.

— Где?.. — Он отвернул от нее голову и спрятал лицо, поэтому голос его звучал приглушенно.

Тирта решила сделать вид, что не поняла вопрос.

— Мы в холмах, — спокойно ответила она.

Плечи его сгорбились, тело конвульсивно дернулось, мальчик всхлипнул. Долго лежал с закрытым лицом, потом повернул голову и прямо взглянул на них обоих.

— Все мертвы. — Это был не вопрос, а утверждение, и Тирта обнаружила, что может ответить только правду.

— Мы так считаем.

— Они сказали, что пришли от лорда Хоннора.

Показали запечатанный цилиндр, адресованный Ламеру, и потому перед ними открыли ворота. Тогда он рассмеялся и…

Снова тело его дернулось, и Тирта в ответ крепче его сжала. Но на этот раз заговорил наклонившийся вперед сокольничий:

— Маленький брат, наступит время для возмездия крови. А до того смотри в предстоящие дни, а не в прошедшие. — Такие слова он мог бы обратить к человеку своего возраста и из своего народа. Тирта ощутила негодование. Неужели он считает, что так можно утешать ребенка? Разве такой совет принесет утешение?

Но он как будто оказался прав, потому что Алон пристально посмотрел ему в глаза. Его маленькое лицо приобрело серьезное напряженное выражение, и между ними словно произошел обмен мыслями, как между человеком и птицей. А Тирта при этом ничего не ощутила.

— Ты птичий человек, — медленно сказал мальчик. — А он?..

Он высвободился, поднял худую руку и указал на сокола, который выглядел так, словно хочет уснуть. Его желтые глаза полузакрылись, крылья он плотно прижал к телу.

— На своем языке он называет себя Крылатый Воин. Он вождь стаи и…

— Один из обученных, — медленно сказал Алон.

И обратился непосредственно к птице:

— Пернатый брат, ты великий боец.

Сокол раскрыл глаза, взглянул на него сверху вниз и испустил негромкий гортанный крик.

Алон снова повернул голову и посмотрел прямо в лицо Тирте.

— Ты.., ты как Яхне, правда? — снова тень легла на маленькое лицо. — В ней был Зов. Ты.., ты другая.

Но в вас обеих Кровь.

Тирта кивнула.

— Я древней крови, брат-родич, но родилась в другом месте. Я из-за гор.

Он шевельнулся, не освобождаясь, а садясь прямее. Она помогла ему устроиться поудобнее.

— Из-за гор… — повторил он. — Но там зло… — Он поднял голову и посмотрел на нее. — Нет… Тьма… я ее чувствую. Ты не из Тьмы, сестра-родственница.

Ты с востока, где собираются тучи? Яхне много раз пыталась прочесть метательные камни, но всегда между нами и востоком была Тьма. Приходят разные существа, спускаются с холмов, но они не такие, как Джерик… — Губы его на мгновение дрогнули. — Потому что Джерик человек, и по собственной воле решил служить Тьме.

— Из-за гор, из Эсткарпа. Там не так много зла, маленький брат. — Тирта ответила серьезно, тем же тоном, что и сокольничий. — Но мои предки жили в этой земле, и теперь я вернулась с определенной целью.

Он кивнул. Поведение его совсем не напоминало детское. Тирта думала, естественно ли это для него или же Сила, которая помогла ему скрыться, не только удвоила Дар, но и сделала ребенка взрослым. Он казался старше своей внешности.

— Тут бродят такие, как Джерик. — Он еще больше высвободился из ее рук. — Они следят. И они ненавидят Древнюю кровь. Меня старались прятать, но они как-то узнали.

Сокольничий вложил в ножны свое необычное оружие и надел шлем.

— Тогда, кажется, нам следует найти убежище получше. — Он встал, поднял руку с крюком, и сокол тут же сел на нее.

Алон окончательно высвободился, хотя Тирта держала его за плечо, помогая встать. Трудно поверить, что ребенок, который недавно был таким беспомощным и слабым, проявляет подобную живость. Мальчик на мгновение пошатнулся, потом выпрямился, насколько позволял рост, и стоял устойчиво, хотя не высвобождался из руки Тирты. Сокольничий привел лошадей.

Алон круглыми глазами посмотрел на торгианца и нерешительно поднял руку. Лошадь фыркнула, по шагу начала приближаться к мальчику, словно была удивлена и насторожена. Сокольничий выпустил ее повод. Лошадь опустила косматую голову, принюхалась к ладони мальчика, фыркнула.

— Он.., он другой. — Алон перевел взгляд с торгианца на пони, потом назад.

— Да, — ответила Тирта. — В Эсткарпе такие лошади считаются боевыми и высоко ценятся.

— Он один. — Алон словно не слышал ее или слова не имели для него значения. — Тот, кому он служил, мертв; и с тех пор его дни пусты. Но примет ли он меня? — лицо мальчика изменилось. Его осветила улыбка, яркая, как солнце, которое воображала себе Тирта, вытаскивая его из темноты. Он коснулся развевающейся челки лошади, и голос его оживился, — Он принимает меня! — словно произошло нечто удивительное и невероятное, изменившее весь мир.

Впервые с того времени, как они вместе в пути, Тирта увидела улыбку сокольничего и подумала, что он сильно отличается от своих соплеменников. Войн подхватил Алона и посадил в пустое седло.

— Езди на нем хорошо, маленький брат. Как сказала леди, таких найти нелегко.

Алон наклонился вперед, провел ладонью по шее торгианца, а лошадь задрала голову, заржала, сделала два небольших шага в сторону, словно была очень довольна собой и всадником.

И вот все верхом — сокол снова уселся на седло сокольничего — направились глубже в холмы. Тирта с тревогой следила за мальчиком. Хотя сама она сознательно воспитывала в себе твердость, с детства училась защищать свою сущность и то назначение, что ждет ее впереди, она не могла поверить, что ребенок может так быстро оправиться от ужаса происшедшего.

Возможно, справедливо ее предположение: использование Дара высвободило в нем способность принимать мир таким, каков он есть. И поэтому, как и предложил сокольничий, Алон смог смотреть вперед и не оглядываться.

В полдень они остановились у ручья: в холмах вода встречалась часто. Мальчик разделил с ними остатки путевого хлеба. На охоту времени не было.

Расспрашивая, они обнаружили, что знания о местности на востоке ограничены у Алона рассказами торговцев с небольшого рынка или путников, которым владелец фермы настолько доверял, что разрешал переночевать.

Этой территорией правил лорд Хоннор, но, по словам Алона, власть его была непрочной. Титул его часто оспаривался. Хотя он по-своему честный человек — для Карстена — и заботился о тех, кто сохранял ему верность. Фермой владел некто Парлан. Он сам не из Древних. Ему не нравилась опасная жизнь на плодородных равнинах, где почти непрерывно шла война. Он привел семью в эти предгорья, пытаясь избежать постоянных набегов, которым подвергался последние десять лет или даже больше.

Но два дня назад он заболел, и руководство хозяйством перешло в руки его племянника Диона. Парлан был стар, он служил еще в армии Пагара, оставался в одном из гарнизонов и потому не участвовал в роковом вторжении в Эсткарп. Испытанный боец, он в последующем хаосе был искалечен, женился и принял земельный участок, который отвел ему его командир. Но потом изменил свои планы и переселился ближе к горам, когда его командир был предательски убит, а отряд разгромлен.

У Алона не было близкого родства с Парланом.

Он оказался в его семье, когда она покидала равнины.

Он тогда был совсем маленьким, и ему сказали, что он сын родича, убитого вместе с лордом командиром.

Мать его тоже погибла во время набега.

— Меня вырастила Яхне, — рассказывал он. — Она… Все ее почему-то побаивались, я думаю. — Он слегка нахмурился. — И она совсем не была им родственницей. Но она умела лечить и много знала, учила служанок ткать и изготовлять краски. И поэтому за, их изделия Парлан получал хорошую цену на рынке. И еще… — Он покачал головой. — Не знаю почему, но он часто приходил к ней, когда случались неприятности, и она засыпала. Или так только казалось.

А проснувшись, она с ним говорила. Но меня всегда отсылала, говоря, что ее дела не должны интересовать мужчин. А когда я начинал ее расспрашивать, она сердилась, хотя я не понимал, почему.

— Потому что она занималась колдовством, — заметил сокольничий.

— И еще, наверно, потому, что верила, как верит большинство, что Дар принадлежит только женщинам. — Сама Тирта теперь полностью изменила свое мнение об этом.

— Дар? — повторил Алон. — Что я сделал, испугавшись? Они сказали, что устроят охоту и загонят зайца. — Он вздрогнул. — Оруженосец Джерика бросил меня на поле, и я побежал, а потом… потом… — Он вопросительно взглянул на Тирту. — Не знаю, что произошло. Там было темное место, но не злое, это я знал. Похоже на дом, в котором можно спрятаться и быть в безопасности. Я как-то нашел его и спрятался. И прятался там, пока меня не позвали. Позвали так громко, что я не мог не откликнуться.

Тирта обнаружила, что не может думать о нем как о ребенке, каким он кажется. Она неожиданно спросила:

— Сколько тебе лет, Алон?

Снова он нахмурился.

— Не знаю: Яхне мне не говорила. Знаю только, — он неодобрительно взглянул на собственное маленькое тело, — что я слишком мал ростом. Фрит, который казался моим ровесником, когда мы были маленькими, рос, он на голову выше меня. Меня называли «ребенком на руках», когда хотели посмеяться надо мной. Я, кажется, был не такой, как другие, Даже Сала — ей всего десять лет — переросла меня..

Я думаю, что с тех пор, как мы пришли с равнин, прошло двенадцать лет.

Двенадцать лет! Может, и больше! Тирта удивленно посмотрела на сокольничего и увидела на его лице то же удивленное выражение. Маленькое тело, которое она держала на руках, принадлежит ребенку не старше шести. Может, в жилах мальчика не только кровь Древних. Она читала в Лормте рассказы о странных скрещениях. У долгоживущего племени дети должны развиваться медленно, и их кажущееся детство будет длиться долго. Древние жили долго и много лет сохраняли юношеский облик, в сущности, почти до самой смерти. Но такое долгое детство ново и для нее.

Если в горах бродят слуги Тьмы, из Эскора могли пройти и другие. Возможно, в Алоне меньше человеческого, чем можно предположить на основании внешности. Если это так, его добровольный уход в себя, уход из видимости, может быть вполне естественным.

К вечеру они нашли хорошее место для лагеря.

Над землей поднималась покрытая мхом и дерном плита, а рядом с ней углубление, похожее на пещеру.

Тирта заметила внизу семью зайцев. Выпустив подряд три стрелы, она спустилась за добычей. Алон, впервые с того времени, как сел верхом на торгианца, проявил признаки усталости. Он сидел на седле, снятом сокольничим, сгорбившись, и ежился от резкого ветра. Легкая одежда не защищала его от холода.

Нагромоздив каменную стену, они разожгли костер в глубине полупещеры, поджарили на огне мясо и поели. Тирта добавила к мясу травы из своих запасов. Каменная стена нагрелась, и от нее исходило приятное тепло. Сокольничий порылся в седельных сумках и достал пару брюк. Они оказались велики Алону, но их привязали ему у пояса двойной веревкой, завернули штанины и тоже подвязали. Сапог не нашлось, но, по крайней мере, теперь мальчик не будет натирать ноги во время езды верхом. Тирта заметила воспаленные красные места у него на внутренней поверхности ног и натерла их мазью.

Алон сидел у костра, жадно ел и вытирал жирные пальцы о траву. Но вот он повернулся к сокольничему.

— Лорд Нирель…

— Я не лорд, маленький брат, — возразил тот. — Мы в Гнезде не пользуемся титулами жителей равнин. — Тут он замолк. Вспомнил о том, что Гнезда больше нет, что братство его давно исчезло, подумала Тирта.

— Тогда я буду называть тебя мастер меча Нирель, — сказал Алон, — потому что ты действительно мастерски им владеешь. Но у тебя не один меч на поясе… — Он указал на необычное оружие. — И я такого раньше никогда не видел. Хотя к хозяину Парлану часто приходили его старые друзья, и многие приходили с оружием, которое они высоко ценили и которым гордились. Что это?

Сокольничий извлек меч-кинжал. Теперь шар на его рукояти был тусклым и темным, даже огонь костра не отражался в нем. Он мог быть мертвым, как любой другой металл.

— По правде говоря, не знаю, маленький брат. Это дар Крылатого Воина, и в нем есть то, чего я не понимаю… — Он поднес меч к костру, и пламя отразилось от лезвия. — Я думаю, он не только очень стар, но в нем живет Сила, как в топоре Вольта.

Очевидно, Алон никогда не слышал об этом знаменитом оружии. Но вот он протянул палец, не коснулся им лезвия, но провел в воздухе линии, повторил знаки, изображенные на клинке от рукояти до острого конца.

— Этот рисунок… — Он остановился, дойдя до конца линии, — он похож на то, что носила Яхне под одеждой на цепочке. Я думаю, это была ее тайна. Я видел эту вещь только раз, и она сразу ее спрятала. Этот меч пришел из-за гор или в нем Сила сокола?

— Сокольничьи не имеют дела с такой Силой, — последовал сдержанный ответ. — И, насколько я знаю, меч не из Эсткарпа. Должно быть, его принесли враги Эсткарпа, потому что мы нашли его на том месте, где обрушились горы и погребли под собой захватчиков. Но мне трудно поверить, что кто-то из Карстена мог принести вещь, которую считает проклятой.

— Да, он должен быть очень древним. — Алон провел рукой вдоль лезвия, на этот раз от конца к рукояти, как будто мог при помощи этого жеста прочесть что-то полезное для владельца меча. — Но он не для пролития крови, и кровь никогда не обагряла его.

Он говорил уверенно и властно, и девушка и сокольничий удивленно посмотрели на него. Алон чуть виновато рассмеялся.

— Если бы тут была Яхне, я за такие слова получил бы по губам. Она не любила, когда я говорю то, что знаю. Но это правда. Я всегда чувствую оружие, которое убивало: смерть прилипает к нему, как кровь.

Здесь я этого не чувствую. Но все же это оружие.

— Я скорее назвала бы его ключом, — прервала Тирта. — Благодаря ему сокольничий вернул тебя, он и его сокол вызвали тебя назад, в этот мир. В этом мече Сила, и он отвечает тем, кто к ней обращается, даже если у позвавших нет Дара.

Алон мигнул.

— Со временем он может сделать даже больше. Если бы у меня были знания Яхне, может, я смог бы взять его в руки. Странно, но во мне растет какое-то новое чувство. Как будто мне предстоит сделать открытие. Я… я больше не Алон, вечный ребенок, но кто-то другой — я не знаю еще, кто, но должен побыстрее узнать.