После обеденной остановки латтамус на придорожных полях стал попадаться реже. Там и тут виднелись полосы зерновых и овощей. Изгороди вокруг них были попроще, будто поставленные на короткое время. А впереди по-прежнему ползла темная тень… а, может, Нейлу просто казалось, что тень ползет к людям и повозкам, а не наоборот. Теперь уже стало ясно, что это темный лес, стена деревьев, и так же ясно, что отодвинуть ее будет нелегко. На полях местами остались огромные пни, некоторые были обуглены, словно обглоданы огнем. Нейл представил себе, какую работу нужно провести, чтобы вырвать из девственного леса такое поле, и глубоко вздохнул.

Он попытался объединить то, о чем догадывался и что знал, насчет участков и людей, которые на них работали. Одежда, повозки, намеки обоих Козбергов и слова рабочего-кучера показали Нейлу, что это поселение сектантов. Таких появилось немало за столетия, прошедшие после путешествия первых землян в глубокий космос и колонизации других миров. Группы, объединенные религией, находили необитаемые миры и, не тревожимые «мирскими» оккупантами, претворяли в жизнь свои утопии. Некоторые становились столь эксцентричными, что их жизнь обращалась в цивилизацию, полностью чуждую прошлому первопоселенцев. Другие же освободились от иллюзий или утратили, забыли прежние мечты, и только развалины и могилы указывали на прошлое.

Нейл встревожился. Фермерская работа могла оказаться непосильно тяжелой – похоже на то. И религиозный фанатизм был опасностью, казавшейся ему хуже, чем любая естественная опасность на любой планете. У Свободных Торговцев и верования были свободными. Их космополитическое происхождение и работа привели к большой терпимости к людям и идеям. «Ведущий Дух» на родной планете Милани, уничтоженной огнем во время войны, признавался его поклонниками в качестве доброй и снисходительной силы. Узкие жесткие рамки, в которые некоторые люди заключали свою религию, делали ее Силой, стоящей далеко от человеческой борьбы, и это было так же опасно для чужаков, попавших в их среду, как бластер в руках врагов. И это зловещее напоминание Козберга-младшего об «обучении» больно поразило Нейла.

Он страстно хотел получить возможность спрашивать. Но вопросы могли привлечь к нему внимание, а этого он не хотел. Вопросы относительно религии и целей внутри фанатичной общины чаще всего были запретными даже для своих. Нет, лучше смотреть, слушать и пытаться соединять обрывки сведений.

Повозка свернула с дороги в ворота в стене из кольев, бывшей значительно выше полевых изгородей – по всей вероятности, воздвигнутой для защиты, а не просто для отделения одного участка от другого. Их появление было встречено лаем.

Собаки, достаточно похожие на земных, чтобы их можно было так назвать, в количестве пяти или шести бегали и прыгали за более низким забором и изо всех сил старались привлечь внимание прибывших. Нейл смотрел на это зрелище и думал, какая угроза заставила жителей участков, находящихся в тени видимого теперь леса, держать такую свору. Может быть – по спине Нейла пробежал холодок – они караулили рабочих?

Повозка въехала на пустую площадь, окруженную домами, и Нейл мигом забыл о собаках, с удивлением уставившись на главный дом участка. Этот… эта штука была такой вышины, как двухэтажные дома в Диппле, но это был просто ствол дерева, положенный набок, с прорубленными в нем двумя рядами окон и широкой дверью, сохранившей еще остатки коры. Ну и ну! Его удивили пни на полях, но то были остатки молодых деревьев по сравнению с этим чудовищем! Вот, значит, из каких деревьев состоит лес Януса!

3. Сокровище

Нейл стоял, опираясь руками на длинную рукоять большого обдирочного топора. По его обнаженному до пояса телу, покрытому серебристой пылью, струйками сбегал пот. Солнце, показавшееся ему в первый день таким бледным, выказывало свою силу волнами жара. Он повернул голову, как часто делал за последние недели, к холодной зелени леса, который они атаковали. Неясная протяженность темной зелени была как обещание водоема, куда человек мог бы окунуть вспотевшее, опаленное жаром тело, расслабиться, уснуть.

В первую очередь Козберг, прибыв на эту часть Опушки, указал своим новым рабочим на ужасные опасности этой лесистой местности, манящей своими соблазнами. И самая большая опасность таилась в одинокой полуразрушенной хижине, на которую он указал им – она стояла как раз посередине полоски леса, выдававшегося языком в очищенные с великим трудом акры будущего поля. Теперь это было проклятое место, которое человек не смеет тревожить. Эта хижина – они смотрели на нее с безопасного расстояния – была и будет могилой грешного человека, который так страшно оскорбил Небо, что был поражен «зеленой лихорадкой».

Религиозные фанатики не убивали, нет, они просто бросали в холодное одиночества леса тех, кто подхватывал эту неизлечимую болезнь, посланную в наказание за грехи. И может ли выжить человек, оставшись в дикой местности без ухода, с высокой температурой и бредом, характерными для первой стадии болезни? И кто знает, какие еще опасности подстерегают людей в тени гигантских деревьев? Время от времени люди там видели чудовищ, и всегда это было ранним утром до восхода солнца или в сумерках.

Нейл задумался насчет этих «чудовищ». Рассказы домочадцев Козберга всегда имели дикий достаточно странный привкус, но описание существ явно было рождено живым воображением. Все рассказы сходились только в одном – что неизвестное существо было такого же цвета, что и окружающая его растительность, и что у него четыре конечности. Как оно ходило, на двух ногах или на четырех, свидетельства, похоже, расходились. Собаки на участках ненавидели это существо.

Любопытно, что характерной чертой поселенцев было отсутствие добра и сочувствия. Первые опасения Нейла относительно особенностей общества на Янусе полностью подтвердились. Вера любимцев небес была узкой и жестоко реакционной. Жители участков явно шагнули назад на тысячу лет, в прошлое своего рода. У них не было желания узнать что-нибудь о природе Януса, они лишь упорно, день за днем дрессировали страну, приспосабливая ее к образу жизни их родной планеты. Там, где другой тип поселенца пошел бы в глубину лесной страны для изучения, любимцы небес боялись подойти к дереву иначе, как с топором, ножом или лопатой, и жаждали только рубить, обдирать, выкапывать.

– Эй, Ренфо, наклоняй его! – крикнул Ласья, который тащился по полуразрытому участку, держа топор на плече.

Это был давний работник Козберга. Он взял на себя обязанность подгонять новичков. Следом за ним шел Тейлос с ведром грязной воды. Его лицо сморщилось от усилия, которого ему это стоило. Бывший воришка из Корвара старался использовать все хитрости и плутни, каким он научился в своем темном прошлом, чтобы облегчить себе жизнь. В первый день расчистки его вернули обратно в усадьбу с распухшей лодыжкой, и Нейлу показалось, что это было преднамеренно неудачное обращение с корчевальным крюком. Демонстративно прихрамывая при ходьбе, Тейлос добивался расположения на кухне и в ткацкой. Его лукавый язык был столь же быстр, сколь медлительны в работе руки. В конце концов, женское население дома Козберга приняло его в помощники. Таким образом он избавился от полевых работ. Правда, Нейл, слыша резкий голос хозяйки, сомневался, что Тейлос выбрал благую участь.

Сейчас Тейлос наклонился над стволом поваленного дерева и глупо ухмылялся за широкой спиной Ласьи, подмигивая Нейлу, в то время как тот начал обрабатывать один из стволов.

– Ну, видел каких-нибудь чудовищ? – спросил Тейлос, когда Нейл сделал паузу, чтобы подойти напиться. – Полагаю, что за их шкуру можно получить хорошую цену в порту, но никто не был достаточно умен, чтобы взять с собой пару собак и немножко поохотится.

Его полунамек указывал на мысль, которая бродила в сознании всех новичков – каким-нибудь образом организовать самостоятельную торговлю, открыть кредит в порту и в один прекрасный день, пусть не скоро, получить свободу.

Ласья нахмурился.

– И не мечтай! Никакой торговли у тебя не будет, ты это знаешь, трусливый жук. Все, что ты добудешь или найдешь, принадлежит мастеру участка, не забывай этого! Не хочешь ли ты, чтобы тебя осудили, как грешника первой степени, и Спикер наложил на тебя кару?

Нейл бросил взгляд через край деревянного ковша.

– Что здесь можно добыть или найти такого, что неугодно Спикеру?

Ласья нахмурился еще больше.

– Греховные вещи, – пробормотал он.

Нейл опустил ковш в бадью. Он заметил, что Сэм Тейлос внезапно вздрогнул и застыл в ожидании. Так как Ласья не продолжил, Тейлос задал вопрос, интересовавший как Нейла, так и его:

– Греховные вещи, вот как? И какие они, Ласья? Мы не хотим иметь дело со Спикером, так что лучше скажи нам, чего не поднимать, если мы найдем. А то мы еще влезем в неприятности и уж тогда заявим, что нам не говорили. Козберг – двуногий ужас, это уж точно, но он может выслушать нас, если мы так скажем.

Тейлос был прав. Как бы ни был мастер участка суров, чувство справедливости у него оставалось. Справедливости, но не милосердия, конечно. Ласья замер с поднятым топором. Его нижняя губа подобралась, так что в профиль он стал похож на какую-то хищную птицу.

– Ладно, ладно! – он резко опустил топор. – Иной раз люди, работающие на расчистке, находят вещи…

– Какие вещи? – перебил его Нейл.

Замешательство Ласьи возрастало.

– Вещи… ну, можно сказать, вроде сокровищ…

– Сокровища? – воскликнул Тейлос, и его бледные губы сжались, в сузившихся глазах блеснул жадный интерес.

– Какого рода сокровища? – спросил Нейл.

– Не знаю… ну, предметы… по виду как драгоценные…

– И что делают с этими вещами? – Тейлос облизал губы.

– Во имя Спикера их разбивают на куски и сжигают.

– Зачем? – спросил Нейл.

– Потому что они прокляты – вот почему! И всякий, кто их коснется, проклят тоже!

Тейлос усмехнулся.

– Драгоценности, значит. Пусть себе будут прокляты, лишь бы мы их нашли. Их можно отнести в порт и свободно обменять или продать. Зачем же их ломать? Может, они и здесь окажутся полезными – может, это машины, каких у нас нет, а мы надрываемся, валя деревья и выкорчевывая пни.

Ласья поднял на него тяжелый взгляд.

– Ну, ты-то не надрываешься, Тейлос. А любимцы небес не пользуются машинами. Во всяком случае, если кто-нибудь попытается сцапать сокровища и об этом узнают, его выгонят туда, – он ткнул большим пальцем в сторону леса, – одного, без еды, без инструментов, без всего, с голыми руками. И ты ничего не продашь в порту. Тебе не позволят идти в порт, пока не убедятся, что на тебе нет ничего, кроме штанов на голой заднице. Нет, они правы – эти сокровища не для того, чтобы их брать. Так что, если найдете, кричите, и достаточно громко.

– Откуда они появились? Я думал, в этом мире нет местной расы, – сказал Нейл.

– Конечно, нет. Здесь никогда не встречали людей. Я как-то слышал, что эта планета известна уже более ста лет по планетному времени. Угольный Синдикат купил ее на первом аукционе Инспекции – для перепродажи. Это было задолго до войны. Но Синдикат только и сделал, что занес эту планету в свои списки и послал две экспедиции, которые ничего здесь не нашли. Тут пара маленьких морей, а все остальное – лес. Полезных ископаемых не обнаружено, по крайней мере, в таком количестве, чтобы имело смысл их добывать, вообще нет ничего, кроме деревьев. Когда это выяснилось, Синдикат решил избавиться от невыгодной планеты и продать ее поселенцам. Эти любимцы небес раньше жили на каком-то клочке неплодородной земли на сверхсухой планете и лезли из кожи, чтобы как-нибудь выжить. Каким-то образом они сумели собрать нужную сумму для уплаты аванса Синдикату, и ринулись сюда. Как раз в это время началась война. Акции Синдиката оказались у врага и обесценились, так что никто больше не являлся сюда требовать свою собственность. Насколько я знаю, любимцы небес таким образом получили весь Янус. У них есть для продажи латтамус и кора – достаточно для того, чтобы держать открытым космопорт и быть занесенными в торговые карты. Вот и вся история. И здесь не было и признаков аборигенов, просто эти сокровища появляются через время от времени. Никаких остатков, никаких развалин – ничто не указывает, чтобы тут когда-нибудь что-то было, кроме деревьев. А эти деревья росли – некоторые, конечно – почти две тысячи планетных лет. Как раз такие мощные, чтобы быть убежищем для рейдеров или им подобных. Но никогда не находили и следов посадки кораблей. Любимцы небес решили, что сокровища насаждает Темная Сила, желающая ввести людей в грех, и пока невозможно доказать, что это утверждение неверно.

Тейлос презрительно фыркнул.

– Ну и глупо же рассуждают!

– Может быть, но они здесь хозяева, – предупредил Ласья.

– А ты сам когда-нибудь видел эти сокровища? – спросил Нейл, возвращаясь к своей обычной работе.

– Один раз, на участке Моргейма – он следующий к югу. В том году там был лесоповал как раз в подходящее время для выжигания. И нашел его хозяйский сын. Они сразу позвали Спикера и окружили нас, чтобы молиться и уничтожить находку. Однако им это не очень помогло, только подтвердило их точку зрения насчет греховности.

– Как?

– Ровно через неделю этот самый сын заболел зеленой лихорадкой. Они вывезли его в лес. Я был одним из его сторожей.

– А зачем его было сторожить?

– Больной зеленой лихорадкой полностью теряет соображение, и иногда бежит, куда попало. Его нельзя подпускать к людям, потому что тот, кого он коснется, заболеет тоже. Так что, если он пытается сбежать, на него накидывают веревку и привязывают к дереву.

– И оставляют больного умирать! – Нейл уставился на Ласью.

– А больше ничего и не сделаешь, болезнь неизлечимая. Врач из порта сказал, что мы все можем ею заразиться. Иногда родня дает больному сонное питье, чтобы он умер во сне, но Спикеры говорят, что это неправильно: человек должен сознавать, какой он грешник. И знаешь, парень, больной ни в чем не нуждается, ни на что не смотрит. Он уже не человек, – Ласья ударил по дереву. – Говорят, что болезнь эта нападает на тех, кто нарушил какие-нибудь правила или был с чем-то не согласен. А этого Моргейма отец два раза учил в поле за то, что тот неправильно работал. Так что, когда он заболел, это было вроде наказания.

– Ты веришь этому? – спросил Нейл.

Ласья пожал плечами.

– Бывает, видишь, как это происходит, или слышишь о таких случаях. Все те, кого поразила зеленая лихорадка, имели неприятности с правилами поведения. Была одна девушка, вроде слегка свихнутая – все ходила в лес, говорила, что очень любит деревья. Ее крепко проучили за бродяжничество. Она была еще не вполне взрослая. Однажды ночью ее нашли в постели всю в жару и увезли прямо в лес. Неприятно было, она так кричала! А ее мать – вторая жена Козберга – впала в ужасное состояние. Старик запер ее на две недели, пока не удостоверился, что все благополучно прошло.

Нейл яростно спросил:

– Почему же ее просто не убили? Это было бы милосерднее!

Ласья хрюкнул.

– Они так не думают. Быть добрыми к ее телу – значит, губить душу. Она умерла в муках, в соответствии с ее грехом. Они думают, что если человек умрет не в Очищении, как они это называют, он вечно будет во тьме. Если на нем большой грех, он должен за него платить: либо принять нелегкую смерть, либо еще что-нибудь. Их образ мышления не изменишь, лучше не ввязываться. Они дают выучку всякому, не только своим верующим. Ну, хватит болтовни! Ты, Тейлос, давай, проваливай с ведрами! Скажи мастеру участка, что груз у нас почти готов. И не мешкай по дороге.

Тейлос, вылив воду, заторопился, пока был в поле зрения Ласьи. По всей вероятности, эта быстрая походка превратилась в еле ползущую, когда он скрылся за кустарником. Поскольку обычно молчаливый Ласья сегодня был вроде бы разговорчив, Нейл решил воспользоваться этим и узнать, что можно.

– Ласья, здесь кто-нибудь покупал себе свободу?

– Свободу? – дровосек, видимо, был оторван от каких-то своих мыслей. Он усмехнулся. – Не мучай себя, парень, не думай об этом. Если бы ты мог взять на плечи фэза и обежать с ним дважды вокруг участка, тогда ты мог бы думать о покупке свободы. Это гнусно-нищенский мир, и внешняя Опушка – владения Козберга. И он не отпустит ту пару рук, которую он добыл. Пока они еще могут работать, разумеется. Ты не очень силен, но ты не лодырь, как Тейлос. Ты выполняешь дневную норму. Я был военнопленным в Авалоне. По лагерю ходили и предлагали работу. И я согласился – это лучше, чем оставаться там взаперти и сойти с ума. Когда я сюда приехал, у меня тоже были идеи насчет того, чтобы выкупить себя. Но только здесь вся земля, каждый кусочек вонючего гнилого дерева принадлежит Небу, по их понятиям. И только истинно Верующий может получить право на участок. Это хитрый трюк в их игре. Истинно Верующий должен быть таковым от рождения. Они составили договор, когда покидали тот неудачный мир, где жили раньше, чтобы их не беспокоили посторонние с другими идеями. А раз уж ты не прирожденный Верующий, ты не можешь сказать им, как ты был бы счастлив принять их веру. Ты здесь, и они зажмут тебя в кулак, если ты возмутишься, тебя проучат, а то и выгонят в лес, причем там, где захотят. А теперь давай-ка зачищай здесь. Нам лучше сделать красивый груз для старика, когда он придет нюхать вокруг.

Далеко ли они от порта? Добрый день путешествия в повозке, запряженной фэзами. Пешком, наверное, куда больше. Да и можно ли удрать с работы, даже если и добраться до этой единственной связи с космосом? Плата за проезд на космическом корабле будет баснословно высокой, а проситься в члены команды бесполезно. Симпатии офицеров всегда будут на стороне мастера участка, а не рабочего, пытающегося удрать. И если здесь нет законной системы выкупа за свободу… Нейл яростно воткнул топор в твердое дерево. Не хотелось думать, что мрачная информация Ласьи правильная, но, похоже, что так оно и есть.

Ласья оторвал его от тяжелых раздумий.

– Возьми-ка веревку и вытащи одно из тех бревен. Подтяни его сюда.

Нейл бросил топор и пошел к тому месту, где лежали сваленные за последние два дня деревья. Он все еще был вне зоны основного леса, но масса начавшей вянуть зелени действовала освежающе. Здесь природа ощущалась по-другому: здесь были ароматы, свободные от человеческой грязи. Он импульсивно сорвал горсть шелковистых листьев и прикоснулся к ним лицом, вдыхая их пряный аромат.

Внезапно ему захотелось уйти дальше, к деревьям. Что, если какой-то человек полюбит лес? Это будет означать изгнание в неизвестную местность. Но будет ли это хуже, чем жизнь на участке? Он думал об этом, обвязывая ствол веревкой. При первом рывке веревка больно врезалась ему в плечо. Слишком велико сопротивление. Нейл встал на колени и увидел, что ветка воткнулась в мягкую землю и крепко заякорила дерево. Он стал обрезать ее обдирочным ножом. Солнечный свет пробивался сквозь листву, и в том месте, где Нейл возился, что-то блеснуло. Нейл зацепил ладонью влажную глину и открыл то, что лежало под ней.

Он заморгал. Рассказ Ласьи не подготовил его к такому зрелищу. И в самом деле, что это? По виду вроде бы из дерева – на серой земле лежали шар, коробочка, стержень длиной в ладонь и толщиной дюйма в два, свернутое кольцом ожерелье из сверкающих зеленых капелек.

Рука Нейла протянулась к прутику и подняла его на свет. Он глубоко вздохнул в полном изумлении. Сколько лет уныния, однообразия, и вот он не мог дать названия тому, что держал в руке. Пруток приятно холодил руку, как весенняя вода, зачерпнутая из ручья, освежает рот. Он весь светился зеленым, золотым, опаловым цветами драгоценного камня. Его форма, очертания приводили в восторг, очаровывали глаза. Это было сказочное чудо. И оно принадлежало ему. Ему!

Движимый инстинктивным страхом, Нейл огляделся вокруг. Разбивают, сжигают – вот что, по словам Ласьи, делают с такими вещами! Да, конечно, таковы их ограниченные воззрения. Сломать красоту, разрушить ее, как они ломают и разрушают красоту леса. У Нейла не было ни малейшей надежды сохранить сокровище целиком, он не хотел и пытаться сделать это, но этот стержень, эту трубку с ее пленяющей магической красотой он не мог отдать разрушению!

В любую минуту мог подойти Ласья, но можно ли где-то спрятать его?

Нейл крепко сжал свое сокровище в кулаке. Не найдется ли подходящего места в деревьях? Нейл встал, шагнул в тень деревьев и увидел в одном стволе темное дупло. Он сунул в него пруток как раз вовремя: Ласья замахал ему рукой.

Нейл метнулся обратно, закидал разрытую землю и стал тянуть за веревку. Ласья подошел к нему. Нейл не посмел оглянуться, посмотреть, закрылась ли вновь землей его находка.

– Пустоголовый дурень! – накинулся на него Ласья. – Чего ты надрываешь брюхо? Подложи под него ветку!

Ласья опустился на одно колено, чтобы копнуть ножом, как только что сделал Нейл, но вдруг отпрыгнул назад, словно наткнулся рукой на притаившегося ядовитого червя. Он вскочил и вцепился в Нейла, оттаскивая его от дерева и громко при этом призывая Козберга. Ласья повиновался закону.

4. Грешник

Тейлос стоял у изголовья койки, сводя и разводя руки, словно хотел схватить что-то несуществующее. Он наклонился к Нейлу, то и дело облизывая губы бледным языком.

– Ты видел что-то, ты видел! Сокровище? Какое сокровище, парень?

Все двенадцать инопланетных рабочих спали в одном специально отведенном для этого помещении. Все они, кроме Ласьи, который остался снаружи, как надзиратель, окружили Нейла. Одиннадцать пар глаз уставились на него.

– Ласья его выкопал, потому что дерево зацепилось ветвями. Я тянул веревку, а он копал. Вдруг он оттолкнул меня и позвал Козберга. Я увидел в земле что-то блестящее – вот и все.

– Зачем, зачем было звать Козберга? – спросил Тейлос, обращаясь ко всей компании. – Отнести клад в порт, и любой торговец выхватит его из рук и даст цену, достаточную, чтобы можно было уехать отсюда.

– Нет, – сказал, покачав головой, Ханноза, неразговорчивый человек, один из тех рабочих, что были здесь уже долго, – ты не в курсе, Тейлос. Ни один из торговцев, прибывших на Янус, не будет иметь дела с нами, потому что в противном случае потеряет портовую лицензию.

– Капитан – может быть, – согласился Тейлос. – Но не говори мне, что вся команда так уж и отвернется от выгодного дельца на стороне. Послушай, ты, грязный корчевщик, я с Корвара, и знаю, как можно пристроить сокровища. За диковинные вещи дают большую цену, достаточно большую, чтобы неплохо заплатить всей цепочке – от члена команды до финального продавца в каком-нибудь богатом месте.

Ханноза по-прежнему качал головой.

– Тут дело в доверии. Ты знаешь, или должен знать – в любом порту это означает наказание по полной строгости. За последние три года только в этом районе было найдено пять кладов, как говорят. И со всеми поступили одинаково: уничтожили под внимательным наблюдением.

– Зачем? – спросил Нейл. – Разве они не понимают, что это важные находки?

– Для кого важные? – возразил Ханноза. – Для любимцев небес важнее всего их вера и их образ жизни. Если известия о таких находках дойдут до археологов, придется открыть двери всем этим людям, которые бросятся на Янус. Это означает контакт с другими обычаями и верованиями. Любимцы небес считают, что этого не должно быть. С их точки зрения в этих предметах заложено зло, вот они и уничтожают его.

– Это же глупо! – Тейлос ударил маленьким кулачком по койке. – Абсолютно глупо ломать такие вещи!

– Подойди, скажи об этом Козбергу, – посоветовал один из рабочих. – Мы же, поскольку во время Церемонии продолжали работать на полях, должны немного отдохнуть, – и он вытянулся на своей койке, подавая пример другим.

Тейлос подошел к окну, хотя что он мог отсюда увидеть, Нейл не знал. Сам Нейл лег и закрыл глаза. Все его тело дрожало от сильного возбуждения, и он опасался, как бы остальные в комнате не почувствовали этого. Значит, он сделал невозможное, утаив для себя часть находки? Видно, удача благоволила ему.

Закрыв глаза, он снова увидел эту трубочку, ее цвет, ее узор и ощутил в ладони ее гладкость. Что это такое? Для чего она была сделана? Кто оставил ее там и зачем? Спрятано про запас, или поспешно укрытая добыча? Хотелось бы порасспросить окружающих насчет других находок, но можно ли это сделать, не выдавая никому, что он знает об этой находке больше, чем говорит?

Если ему удастся сохранить свою находку, то прав ли Тейлос? Можно ли будет договориться с каким-нибудь членом экипажа? И каким образом он сможет впоследствии объяснить наличие у него денег? Впрочем, потом будет время, полно времени, чтобы об этом подумать. Все зависит от того, хорошо ли он спрятал трубку.

Зеленый, золотой, красный, синий и другие цвета, названий которых Нейл не знал, смешивались, кружились, составляя то один, то другой узор. Как хотелось бы Нейлу снова взять эту вещь в руки и посмотреть на нее подольше. Это была красота сама по себе, даже больше, чем красота: сердечность. Взять бы ее в руки и принести Милани… Нейл вертелся на жесткой узкой койке возле стены из ободранных бревен.

– Выходи! – приказал Козберг, распахнув дверь. Рабочие немедленно подчинились его реву.

Нейл вышел вслед за Ханнозой и увидел во дворе все население участка. Младенцы протестующе кричали на руках у матерей. Ребятишки стояли нахмуренные, удивленные. Сам Козберг, держа шапку в руках, стоял во главе всего семейства истинно верующих, лицом к человеку в длинном сером плаще поверх обычной тусклой одежды поселенца.

Незнакомец был с непокрытой головой, и его всклокоченные волосы были такими же серыми, как и плащ, так что трудно было разобрать, где кончаются волосы и начинается ткань. На лице с густой бородой выделяется острый, как клюв, нос и удивительно бледные, с красным ободком, глаза. Один глаз все время слезился, слезы капали на широкую бороду и блестели на ней.

– Грешники! – словно кнут, хлестнул голос, такой же повелительный, как и у Козберга. Заметный трепет пробежал по семейству верующих при этом обвинении. – Темная Сила пробралась на ваш участок, чтобы поставить свою ловушку. Тьма тянется только ко тьме. Ваше Небо закрыто облаками.

Одна из женщин застонала. Два ребенка захныкали. Человек в плаще обратил взор к небу, которое действительно было облачным, более темным, чем обычно бывало по утрам, и запел, вернее, захрипел, как ржавая пила. Слова песни Нейл не понимал.