«Доктор Павлов, – подчеркивал в своей записке С. П. Боткин, – по оставлении при академии посвятил себя специально изучению физиологии, которой по преимуществу занимался еще и в университете, проходя курс естественных наук. Близко стоя к его работам, я с особым удовлетворением могу засвидетельствовать, что все они отличаются оригинальностью как по мысли, так и по методам; результаты же их по всей справедливости могут стоять наряду с лучшими открытиями последнего времени в области физиологии, почему, по моему мнению, в лице доктора Павлова мы имеем серьезного и остроумного ученого, которому академия должна помочь на избранной им ученой дороге».

До глубокой старости И. П. Павлов вспоминал о своей работе в лабораториях Р. Гейденгайна и К. Людвига в Бреславле и Лейпциге, о том, как обогатила его эта поездка новыми идеями, помогла усовершенствовать мастерство экспериментатора. «Заграничное путешествие, – писал он в своей «Автобиографии», – дорого было для меня главным образом тем, что познакомило меня с типом ученых работников, каковы Гейденгайн и Людвиг, всю жизнь, все радости и горе ее положивших в науке и ни в чем другом».

Итогом напряженной, целеустремленной и исключительно плодотворной, самоотверженной, сопряженной с острой материальной нуждой и лишениями жизни И. П. Павлова стали его свершения, выдающиеся открытия в науке. На поприще физиологии он был известен не только в России, но и за ее пределами.

Своим авторитетом, выдающимися научными достижениями И. П. Павлов словно магнитом притягивал к себе молодых энтузиастов науки. В его лабораториях проводили исследования, знакомились с новыми приемами операций, методиками экспериментов студенты Военно-медицинской академии, специалисты, прикомандированные к Институту экспериментальной медицины, врачи из разных концов страны и из-за границы: американские ученые Ф. Бенедикт и И. Келлог; английские – У Томсон и Е. Каткарт; немецкие – В. Гросс, О. Конгайм и Г. Николаи; японские– Р. Сатаке, X. Ишикава; бельгиец Ванде Пют, швейцарский невролог М. Минковский, болгарский врач Л. Починков и др.

Многие отечественные и зарубежные специалисты работали под руководством талантливого физиолога без денежного вознаграждения. Правда, такие сотрудники довольно часто менялись, и это сильно мешало ученому планомерно проводить научные исследования в больших масштабах. Все же добровольцы-энтузиасты немало помогли в реализации идей ученого.

В отделе физиологии Института экспериментальной медицины, который служил основной базой его научно-исследовательской работы, у него работало всего два штатных сотрудника, в убогой лаборатории Академии наук – один, да и тому Павлов платил из личных средств, на кафедре физиологии Военно-медицинской академии их число было также сильно ограничено.

В один из тяжелых периодов своей жизни И. П. Павлов был вынужден прибегнуть к побочным заработкам, некоторое время он преподавал в школе для фельдшериц. И, тем не менее, всецело был предан любимому делу.

Как-то раз видя, в каком бедственном положении находится их руководитель, на плечах которого была уже семья, сотрудники лаборатории собрали деньги и принесли ему. И. П. Павлов поблагодарил всех и охотно взял. Каково же было удивление их на следующий день – на всю сумму ученый накупил собак для опытов.

Нередко свои мизерные заработки Иван Петрович тратил на покупку подопытных животных и прочие нужды исследовательской работы в своей лаборатории. Профессор Н. Я. Чистович, работавший в то время под руководством И. П. Павлова, позднее писал: «Вспоминая это время, я думаю, каждый из нас ощущает чувство живейшей признательности нашему учителю не только за талантливое руководство, но, главное, за тот исключительный пример, который мы видели в нем лично, пример человека, всецело преданного науке и жившего только наукой, несмотря на самые тяжелые материальные условия, буквально нужду, которую ему приходилось переносить со своей героической «дражайшей половиной».

Серафима Васильевна всегда была для Ивана Петровича не только верным другом, но любящей и преданной женой. Их любовь была взаимной – общность духовных интересов, близость взглядов по многим вопросам жизни – все это помогало переносить невзгоды жизни. Иван Петрович Павлов говорил: «Искал в товарищи только хорошего человека и нашел его в моей жене – Саре Васильевне, урожденной Карчевской, терпеливо переносившей невзгоды нашего допрофессорского жития, всегда охранявшей мое научное стремление и оказавшейся столь же преданной на всю жизнь нашей семье, как я лаборатории».

А вот как отзывалась о своем муже она: «Иван Петрович был хорошего роста, хорошо сложен, ловок, подвижен, очень силен, любил говорить и говорил горячо, образно и весело. В разговоре сказывалась та скрытая духовная сила, которая всю жизнь поддерживала его в работе и обаянию которой невольно подчинялись все его сотрудники и приятели. У него были русые кудри, длинная русая борода, румяное лицо, ясные голубые глаза, красные губы с совершенно детской улыбкой и чудесные зубы. Особенно нравились мне умные глаза и кудри, обрамлявшие большой открытый лоб».

Они венчались и были преданы друг другу всю жизнь. Жили в основном нуждаясь материально и даже бедствуя: молодоженам в тот период жизни недоставало денег, чтобы «купить мебель, кухонную, столовую и чайную посуду, да и белья для Ивана Петровича, так как у него не было даже летней рубашки».

Серафима Васильевна неоднократно умоляла его ускорить защиту диссертации на степень доктора медицинских наук, справедливо укоряла, что он все время занимается оказанием помощи своим ученикам в лаборатории и совсем забросил собственные научные дела. Но И. П. Павлов был неумолим; он стремился получить более новые, значительные и достоверные научные факты для своей докторской диссертации и не помышлял об ускорении ее защиты.

Со временем, по мере постепенного улучшения материального положения семьи, в связи с повышением должностного ранга и присуждением ему премий им. Адама Хойнацкого Варшавским университетом такого рода инциденты стали редким явлением и исчезли совсем. Серафима Васильевна взяла на себя всю тяжесть семейных забот и на протяжении многих лет безропотно переносила все неприятности и неудачи, которые в ту пору были у Ивана Петровича. Своей верной любовью она немало способствовала успехам мужа в науке. Супружеская жизнь Ивана Петровича оказалась на редкость счастливой.

В 1904 г. И. П. Павлов был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине «в знак признательности его работ по физиологии пищеварения, которые позволили изменить и расширить наши знания в этой области». Одним из величайших достижений И. П. Павлова является разработка способа получения у животных большого количества натурального желудочного сока, который необходим больным, страдающим заболеванием желудка. Благодаря его методу хронического эксперимента стало возможным изучение целостного, практически здорового животного. Теперь мы знаем, что если нервная система дает сбой, то страдает весь организм, т. е. все болезни от нервов. Именно И. П. Павлов на основе метода хронического эксперимента обосновал принцип нервизма – идею о решающей роли нервной системы в регуляции всех органов и систем организма.

В 1907 г. он был избран членом Российской Академии наук. В этот период времени он проводил работы по физиологии высшей нервной системы.

Ученый неоднократно обращался к общественности и просветительским обществам с призывом о частной поддержке его лабораторий. Такая помощь иногда оказывалась. Например, благодаря субсидии московского мецената X. С. Леденцова удалось начать строительство знаменитой «башни молчания» – специальной лаборатории для изучения условно-рефлекторной деятельности у собак. Это была единственная в мире лаборатория по изучению высшей нервной деятельности. Она представляла собой особое помещение, позволяющее поместить подопытное животное в полную изоляцию от внешнего мира.

Проводя свои опыты, ученый заметил, что выделение слюны у собаки может происходить даже в ответ на шаги человека, приносящего ей пищу в одно и то же время. Значит, у собаки вырабатывалась условная связь между звуком шагов и получением еды. Таким образом, пища – безусловный, врожденный раздражитель, вызывавший слюноотделение. Шаги же – условный раздражитель. Сама связь, образующаяся в коре головного мозга, получила название условного рефлекса. Условным раздражителем могут служить и звонок, и свет, и тепло, и холод, и много другое.

В одной из своих работ И. П. Павлов отмечал: «Всю совокупность высшей нервной деятельности я представляю себе отчасти для систематизации повторяя уже сказанное выше, так. У высших животных, до человека включительно, первая инстанция для сложных соотношений организма с окружающей средой есть ближайшая к полушариям подкорка с ее сложнейшими безусловными рефлексами, инстинктами, влечениями, аффектами, эмоциями… Вызываются эти рефлексы относительно немногими безусловными, т. е. с рождения действующими, внешними агентами. Отсюда ограниченная ориентировка в окружающей среде и вместе с тем слабое приспособление. Вторая инстанция – большие полушария, но без лобных долей. Тут возникают при помощи условной связи ассоциации, новый принцип деятельности: сигнализация немногих безусловных внешних агентов бесчисленной массой других объектов, постоянно вместе с тем анализируемых и синтезируемых, дающих возможность очень большой ориентировки в той же среде и тем уже гораздо большего приспособления».

Выработка разнородных и разностепенных условных рефлексов – одна из существенных функций коры больших полушарий мозга. Эти рефлексы лежат в основе простых и сложных поведенческих актов и составляют основной фонд высшей нервной или психической деятельности высших животных и человека. По мнению ученого, «с фактом условного рефлекса отдается в руки физиолога огромная часть высшей нервной деятельности, а может быть и вся».

В октябре 1920 г. Герберт Уэлльс встретился в Петрограде с И. П. Павловым. Он писал: «Павлов все еще продолжает свои замечательные исследования – в старом пальто, в кабинете, заваленном картофелем и морковью, которые он выращивает в свободное время». Иван Петрович Павлов считал, что его дело «как научное – именно общечеловеческое, интернациональное, а не специально русское» и мечтал довести его до конца.

Октябрьскую революцию 1917 года он не принял: «проделываемый опыт над Россией, социальный и политический опыт обречен на непременную неудачу», – полагал ученый. Среди полного хаоса и разрухи продолжать научную деятельность было невозможно, и он в июне 1920 г. обратился в Совет народных комиссаров с прошением: «о приискании мне места вне родины, на котором я мог бы достаточно пропитываться с моей женой и без помехи продолжать мою научную работу, которую смею считать очень важною и на которую мой мозг еще вполне способен…»

Зарубежная пресса активно обсуждала прошение И. П. Павлова работать за границей. Каролинский медико-хирургический институт, присуждавший Нобелевские премии по физиологии и медицине, направил B. И. Ленину просьбу разрешить И. П. Павлову «выехать в Швецию, где ему была бы предоставлена возможность в благоприятной и спокойной обстановке проводить свои великие исследования». В письме подчеркивалось, что «эта идея возникла в научных кругах Института, присуждающего Нобелевские премии, и была подхвачена Шведским Красным Крестом: профессору Павлову ничего о ней неизвестно». (Есаков В…И академик Павлов остался в России // Наука и жизнь. 1989. № 9. C. 79–80.)

Как можно было отпустить одного из величайших ученых мира, единственного в стране лауреата Нобелевской премии, почетного члена 90 иностранных и отечественных академий, университетов, различных научных обществ, «представляющего большую культурную ценность», по словам В. И. Ленина, из страны?

2 февраля 1921 г. В. И. Ленин подписал ответ на письмо Центрального комитета Правления Шведского Красного Креста:

«Гуманная помощь в форме присылки различных медикаментов, предложенная шведским Красным Крестом больным Петроградской коммуны, была принята правительством Российской Советской Федеративной Социалистической Республики с искренней благодарностью. Однако, к своему сожалению, Российское Советское правительство вынуждено отклонить просьбу Центрального комитета шведского Красного Креста относительно переезда Павлова для научной работы в Швецию, так как в настоящее время Советская Республика вступила в период интенсивного строительства, что требует напряжения всех духовных и творческих сил страны и делает необходимым эффективное содействие и сотрудничество таких выдающихся ученых, как профессор Павлов…

Теперь, когда военные нападения всех врагов России отбиты и взаимные связи со странами Западной Европы вновь постепенно, но неуклонно устанавливаются, существует надежда, что для развития и применения русской науки будут созданы необходимые условия» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 302–303).

24 января 1921 г. было принято постановление Совета Народных Комиссаров «Об условиях, обеспечивающих научную работу академика И. П. Павлова и его сотрудников».

И. П. Павлов радуется любой помощи, поддержке – всему, что движет его научную деятельность, принимает все нужное для физической лаборатории, которой он заведовал в Институте экспериментальной медицины, но от усиленного «специального пайка, равного по калорийности двум академическим», отказывается наотрез. Ученый считает, что в такое трудное время нельзя «быть в привилегированном положении сравнительно с близкими товарищами». В его лаборатории наиболее ценные для эксперимента собаки подкармливались за счет академического пайка сотрудников. И. П. Павлов считал себя вторым поколением российских физиологов, основоположником отечественной физиологии – И. М. Сеченова.

В короткий срок были созданы наилучшие условия для научных исследований великого ученого. В Институте экспериментальной медицины была закончена постройка «башни молчания». К 75-летию И. П. Павлова физиологическая лаборатория была реорганизована в Физиологический институт Академии наук СССР (ныне носящий имя Павлова), а к его 80-летию в Колтушах (под Ленинградом) начал работать специальный научный институт-городок, единственное в мире научное учреждение такого рода, его называли «столицей условных рефлексов».

«Ему тогда было 86 лет, – вспоминал американский ученый У Кэпиоп, – и он еще сохранил много прежней подвижности и жизненной энергии». Особо он отмечал совместно проведенный им день с И. П. Павловым в институте, построенном для продолжения экспериментальных работ И. П. Павлова, который выразил сожаление, что не было такой возможности в таких условиях работать раньше. И если бы можно было повернуть время назад…

Рефлекс цели имеет огромное значение. Он есть основная форма жизненной энергии каждого из нас. Жизнь только для того и красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели, или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой. Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делаются только людьми, стремящихся к той или иной поставленной ими себе в жизни цели, – писал И. П. Павлов. «Высокими» людьми он называл тех, для кого главной целью были нравственные, духовные ценности, задачи и свершения. Таким был он сам, всю свою жизнь посвятив науке.

О своей научной деятельности И. П. Павлов говорил: «Что ни делаю, постоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют мои силы, прежде всего моему отечеству, нашей русской науке».

Его «Письмо к молодежи», написанное в 1935 г., за год до смерти, стало своеобразным завещанием грядущим поколениям, тем, кто посвятил себя науке.

Письмо к молодежи

«Что бы я хотел пожелать молодежи моей родины, посвятившей себя науке?

Прежде всего – последовательности. Об этом важнейшем условии плодотворной научной работы я никогда не смогу говорить без волнения. Последовательность, последовательность и последовательность. С самого начала своей работы приучите себя к строгой последовательности в наполнении знаний.

Изучите азы науки, прежде чем пытаться взойти на ее вершины. Никогда не беритесь за последующее, не усвоив предыдущего. Никогда не пытайтесь прикрыть недостатки своих знаний хотя бы и самыми смелыми догадками и гипотезами. Как бы ни тешил ваш взор своими переливами этот мыльный пузырь, – он неизбежно лопнет, и ничего, кроме конфуза, у вас не останется.

Приучите себя к сдержанности и терпению. Научитесь делать черную работу в науке. Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты.

Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не смогло бы поднять ее ввысь, не опираясь на воздух. Факты – это воздух ученого. Без них вы никогда не сможете взлететь. Без них ваши «теории» – пустые потуги.

Но, изучая, экспериментируя, наблюдая, старайтесь не оставаться у поверхности фактов. Не превращайтесь в архивариусов фактов. Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения. Настойчиво ищите законы, ими управляющие.

Второе – это скромность. Никогда не думайте, что вы уже все знаете. И как бы высоко не оценивали вас, всегда имейте мужество сказать себе: я невежда. Не давайте гордыне овладевать вами. Из-за нее вы будете упорствовать там, где нужно согласиться, из-за нее вы откажетесь от полезного совета и дружеской помощи, из-за нее утратите меру объективности.

В том коллективе, которым мне приходится руководить, все делает атмосфера. Мы все впряжены в одно общее дело, и каждый двигает его по мере своих сил и возможностей. У нас зачастую и не разберешь – что «мое», а что «твое», но от этого наше общее дело только выигрывает.

Третье – это страсть. Помните, что наука требует от человека всей его жизни. И если у вас было бы две жизни, то и их бы не хватило вам. Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и ваших исканиях.

Наша родина открывает большие просторы перед учеными, и нужно отдать должное – науку щедро вводят в жизнь в нашей стране. До последней степени щедро.

Что же говорить о положении молодого ученого у нас? Здесь, ведь, ясно и так. Ему многое дается, но с него много спросится. И для молодежи, как и для нас, вопрос чести – оправдать те большие упования, которые возлагает на науку наша родина».

И. П. Павлов (Павлов И. П. Полн. собр. соч. Т. 1. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1951. С. 22–23)

Чтобы дети не болели (А. А. Кисель)

Александр Андреевич Кисель (1859–1938), добрый и отзывчивый человек, поначалу не связывал свою работу врача с больными детьми. В Киевском университете на медицинском факультете ему особо запомнились преподаватели теоретических дисциплин – общей патологии и патологической анатомии – Н. А. Хржонщевский и Г. Н. Минх. Именно их влияние сильно сказалось на первых шагах и дальнейшей деятельности А. А. Киселя. Профессор Н. А. Хржонщевский был прогрессивным общественным врачом, участвовал во врачебных съездах, руководил Киевским отделением Пироговской комиссии по распространению гигиенических знаний. Огромное впечатление на тогда еще студента А. А. Киселя произвела и личность профессора Г. Н. Минха, в своем дневнике он называет его «дорогим учителем». Григорий Николаевич Минх был действительно подвижником науки, свои исследования проводил, ставя опыты на себе, с риском для жизни. Именно они, его любимые учителя, зародили интерес к теоретическим дисциплинам, к естествознанию – основе медицины, а также способствовали общественной деятельности будущего самобытного ученого-врача. В Киеве он организовал и возглавил клиническое общество студентов-медиков. Очень пригодились ему в дальнейшем и лекции С. П. Боткина, которые он слушал, будучи еще студентом, приехав на короткое время в Санкт-Петербург. Александр Андреевич навсегда запомнил то, какие высокие этические требования к врачу предъявлял С. П. Боткин, его стремление подвести под клинику основы естествознания, большой интерес к теории, и позже, переехав в Санкт-Петербург, после окончания университета, он часто бывал на его амбулаторных приемах.

Александр Андреевич всегда создавал вокруг себя особенную, светлую атмосферу, хорошее настроение. Еще в юные годы он любил странствовать в окрестностях Киева, слушать пение птиц, смотреть, как бегут воды Днепра, и просто сливаться с окружающей его природой, как ребенок радоваться всему, что его окружает.

В зрелые годы, уже будучи профессором, он по выходным дням собирал обычно товарищей на загородные походы. «С большой благодарностью, – отмечает в своих записях врач Никольский, – вспоминаю я экскурсии, которые устраивал Александр Андреевич по воскресным дням в окрестностях Москвы; здесь с прогулкой соединялись и научные беседы; Александр Андреевич создавал всегда бодрое, приподнятое настроение и давал нам отличную зарядку на целую неделю».

Поэтому неслучайно работа в детской клинике Военно-медицинской академии у первого профессора педиатрии в России Н. И. Быстрова пришлась ему по сердцу, и сближение с Н. П. Гундобиным, видным преподавателем педиатрии, определили дальнейший путь научно-врачебной деятельности Александра Андреевича Киселя. С 1890 г. он после защиты диссертации и до конца своей жизни – 48 лет проработал в Ольгинской детской больнице (впоследствии Первая детская туберкулезная), которую сделал образцовой по постановке лечебного дела и научной работы. Здесь был создан новый научный центр, куда стекались молодые врачи-педиатры, это был еще и организационно-методический центр, который разрабатывал и выпускал материалы по лечению и предупреждению туберкулеза у детей. В Ольгинской больнице А. А. Кисель разработал и сформировал основные принципы своего клинического учения.

«Нужно прежде всего знать, – писал он, – хорошо знать, как протекают болезни, т. е. надо прежде всего хорошо знать естественное течение болезней. Мы должны изучить законы течения болезней, только тогда мы сможем научиться изменять их в благоприятную для больного сторону…

Чтобы овладеть патологическим процессом, получить возможность воздействовать на него, руководить его течением и в конечном счете преодолеть и ликвидировать, нужно прежде всего познать его подлинную природу».

В течение болезни у каждого больного имеются «свои индивидуальные особенности, иногда весьма значительные». А. А. Кисель подчеркивал, что лечить надо не болезнь, а больного, – положение, восходящее к заветам лучших отечественных клиницистов: М. Я. Мудрова, С. П. Боткина, Г. А. Захарьина. «Множество внешних условий, – отмечал не раз А. А. Кисель, – профессиональных и бытовых, вносят свои изменения в течение болезни».

При лечении детей он обращал внимание на то, как протекает заболевание, сделал вывод, что «изучение течения легких заболеваний имеет большое научное значение. Тяжелые случаи – это результат наслоения на естественное течение болезни дополнительных неблагоприятных, осложняющих факторов». По его мнению, необходимо обращать самое пристальное внимание на малозаметные, скрытые формы заболеваний, чтобы вовремя принять меры. Так, при хронических заболеваниях – малярии, ревматизме, туберкулезе бывают межприступные периоды.

«Вместе взятые межприступные периоды занимают очень много времени, и поэтому количество наносимого организму в это время вреда очень велико. Есть полное основание думать, что главный вред, который получает организм при хронических болезнях, следует отнести в первую очередь на межприступные периоды».

На вопрос, когда по преимуществу следует проводить лечение хронических болезней – во время приступов или вне их, А. А. Кисель отвечал: «Во время приступа болезни возбудитель оживляется, и в это время он может быть даже менее доступен для терапевтического воздействия. В течение межприступных периодов возбудитель болезни слабеет в своей активности; в это время и следует главным образом принимать лечебные меры».

Лечение, по мнению А. А. Киселя, должно основываться на собственных силах организма, которые нужно поддерживать и направлять в нужную сторону. Поэтому главное внимание врача должно быть направлено в сторону усиления естественных защитных сил детского организма, в сторону всемерного и всестороннего их укрепления. Это касается как отдельного ребенка, так и всего детского населения страны в целом. «Надо добиваться улучшения условий жизни, нормального режима, надо давать детям много воздуха, солнца, и тогда им будут не страшны никакие болезни».

«Нас интересуют в первую очередь, – писал А. А. Кисель, – профилактика болезней, оздоровление широких масс населения. Горизонты профилактической медицины заманчивы, увлекательны, в полном смысле слова беспредельны».

А. А. Кисель был, можно сказать, первопроходцем в изучении туберкулеза в детском возрасте, этим вопросом почти не занимались, считалось, что у детей эта болезнь встречается крайне редко и, в основном, в тяжелых формах.

За время полувековой врачебной работы он наблюдал около 30 тысяч больных туберкулезом детей, сделал огромное количество вскрытий и разработал свою теорию. А. А. Кисель опроверг существующее мнение, что у детей встречаются только локальные формы этого заболевания. В детском возрасте, по его мнению, чаще всего встречается «общее» поражение организма без явных локальных изменений», такую форму болезни он назвал «хронической туберкулезной интоксикацией». Это не столько местное, сколько общее заболевание. А. А. Кисель дал клиническую картину изменений в организме под воздействием туберкулезной интоксикации, которые происходят во всех его тканях и органах.

Появление в педиатрии нового клинического понятия «хроническая туберкулезная интоксикация» позволило врачам-педиатрам ставить диагноз у инфицированного ребенка независимо от местонахождения очага. Оно опровергло распространенное во врачебных кругах мнение о предрасположенности детей к туберкулезу. Таким образом, заставляло врачей более внимательно, детально исследовать ребенка и всесторонне оценивать имеющиеся симптомы.

Александр Андреевич Кисель не ограничился лишь теоретическими разработками. Он, по примеру своих предшественников, в духе традиций лучших передовых российских врачей, сочетал научную работу с практической: не только изучал туберкулез, но и настойчиво добивался практических мероприятий по борьбе с этой болезнью. Им при Московском обществе борьбы с детской смертностью была организована комиссия по изучению туберкулеза у детей, для ослабленных детей созданы две летние школьные колонии, четыре площадки. А. А. Кисель принял участие в сборе средств в «День белой ромашки», читал лекции населению, врачам. Позже, в мае 1918 г., он возглавил научную комиссию по детскому туберкулезу, и вместе с ним пришли его ученики и друзья, которые с большим энтузиазмом принялись за работу А. А. Кисель был умелым организатором, он заражал молодых врачей своим примером, доказывая, как можно и должно трудиться, чтобы быть полезным своему Отечеству Он вырастил многих врачей, которые продолжили его научную и практическую работу по борьбе с туберкулезом у детей в разных уголках своей родины.

В поле его научной деятельности было также исследование ревматизма у детей. Он первым из русских педиатров указал, что ревматизм, вопреки распространенному мнению, болезнь не стариков, а детей. Это типичное хроническое инфекционное и общее для всего организма заболевание, причем висцеральный ревматизм, его кардиальная (сердечная. – Авт.) форма, которая часто бывает у детей, может привести и к инвалидности. Многие во врачебной среде были не согласны с его концепцией, и только через 30 лет она стала общепризнанной. Возникла необходимость не только в углубленном научном изучении ревматизма, но и широкой профилактической работе по борьбе с ним. И снова А. А. Кисель – вдохновитель и организатор комиссии по ревматизму в Обществе детских врачей.

Человек и врач – как тесно в одно целое слились в личности Александра Андреевича и его высокие профессиональные качества, и его активная гражданская позиция. Не считаясь со своим временем, он самозабвенно трудится – старается облегчить страдания больных детей.

В 1934 г. Александр Андреевич Кисель создает специально оборудованную ревматологическую клинику для детей в Москве в одном из корпусов Первой клинической детской больницы. Он потребовал, чтобы была пристроена веранда и применил один из своих излюбленных методов – лечение «свежим воздухом»: больные в меховых шапках спали зимой на открытой веранде. Это была аэротерапия.

Он также занимался малярией и организовал «комиссию по изучению вопроса о ликвидации отдельных случаев малярии». В течение многих лет изучал рахит у детей, был инициатором и непосредственным организатором мероприятий по борьбе с эндокринными заболеваниями.

А. А. Кисель особое значение придавал лечению детей свежим воздухом, солнцем, водой, а также гимнастике, массажу, правильному питанию. Именно он стал назначать полноценное питание детям, больным брюшным тифом, дизентерией и доказывал огромный вред длительной ограниченной диеты при этих заболеваниях. Он часто читал публичные лекции, писал брошюры для населения.

А. А. Кисель в течение всей своей жизни занимался и педагогической деятельностью. В 1890–1911 гг. преподавал в Московском университете, был бессменным председателем Московского общества детских врачей, много внимания уделял студенческим кружкам. Он был педагогом по призванию. Молодым врачам он говорил, что «секрет знания заключается не в том, чтобы много знать, а в том, чтобы хорошо знать».

«Постоянная близость преподавателя со слушателями, проверка знаний на практических занятиях – это самое главное. Экзамены – это иногда только формальная отписка о внешнем и только внешнем благополучии. Необходима совместная работа преподавателя со слушателями. Эту работу можно провести только тогда, когда группа небольшая и преподаватель хорошо знает каждого слушателя, следит за тем, как он усваивает предмет, имеет возможность помочь ему в том или другом отношении… Эта постоянная связь со слушателями оказывает совершенно исключительные услуги успешности преподавания, облегчает и оживляет его, приводит к тому, что слушатель начинает активно относиться к своему делу, увлекается им».

Своеобразно относился А. А. Кисель и к чтению студентами медицинской литературы. На лекциях он говорил, что медицинская книга существует не для чтения, а для основательного изучения, и рекомендовал студентам не читать руководства от начала до конца, а внимательно штудировать те главы, которые относятся к заболеванию, демонстрированному на лекциях.