Неделю спустя Эдвард уже сходил на берег в порту Саванны. Он без труда нашел налоговую контору и, заплатив налоги, выяснил, как добраться до плантации Фарради. Арендовав в городских конюшнях подходящую лошадь, Эдвард тотчас же отправился в путь и на следующий день, около полудня, подъехал к новенькому особняку.
      У крыльца его встретил пожилой темнокожий слуга и взял под уздцы лошадь. Молча кивнув старику, Эдвард взбежал по ступенькам, постучал в дверь и стал осматриваться. За спиной его рос роскошный куст сирени, наполнявший воздух густым ароматом. Неподалеку раскачивались на ветру качели. Живая изгородь была аккуратно подстрижена.
      Наконец дверь отворилась. Перед ним стояла высокая негритянка в белом тюрбане.
      – Могу я видеть миссис Ганновер? – осведомился Эдвард.
      – Нет, сэр, ее нет дома, – ответила служанка.
      Эдвард нахмурился. А вдруг ее и здесь нет? Неужели он напрасно проделал такой путь?
      – Но ведь она здесь живет, не так ли? – Эдвард пристально взглянул на служанку.
      – Да, сэр. Но сейчас ее нет дома.
      Он вздохнул с облегчением.
      – Я Эдвард Ганновер. Могу я подождать ее?
      Чернокожая женщина посмотрела на него с подозрением.
      – Мисс Виктория о вашем приезде ничего не знает.
      – Но вы знаете, кто я?
      – Да, сэр. Вы муж мисс Виктории.
      – Совершенно верно. Я бы хотел пройти и дождаться ее возвращения, если мне будет позволено.
      Служанка медлила с ответом. Наконец сказала:
      – Видите ли, сэр, мисс Виктория ничего мне про вас не говорила.
      – Не имеет значения, – заявил Эдвард. – Я подожду на веранде.
      – Полагаю, вы все-таки можете пройти в дом, – проговорила негритянка.
      Эдвард улыбнулся:
      – Спасибо. А вас зовут не Бекки?
      – Верно, Бекки. – Служанка тоже улыбнулась и отступила в сторону, пропуская гостя.
      Эдвард вошел в холл и вопросительно посмотрел на Бекки.
      – Я скажу Моссу, чтобы отвел вашу лошадь в стойло, мистер Ганновер.
      – Буду весьма признателен. А где мой сын?
      – Наверху, мистер Ганновер.
      – Можно на него взглянуть?
      Служанка покачала головой:
      – Не знаю, мистер Ганновер. Мисс Виктории это может не понравиться.
      – Я проделал такой долгий путь, чтобы его увидеть, Бекки. Ты же не хочешь меня разочаровать, правда?
      Бекки не смогла устоять против обаяния Эдварда. Она снова улыбнулась и сказала:
      – Ладно, полагаю, не будет ничего страшного, если вы его увидите. Вы ведь приехали издалека.
      Служанка повела гостя на второй этаж. Открыв одну из дверей, прошептала:
      – Вот, проходите… О, наш малыш уже проснулся, – проворковала негритянка, переступая порог.
      Эдвард остановился посреди комнаты. Он видел пухленькую ножку, высунувшуюся из-за прутьев колыбели. Немного помедлив, он подошел к Бекки, взявшей малыша на руки.
      – Это твой папа, Фарради. Какой он прелестный, мистер Ганновер, правда?
      Эдвард молча разглядывал младенца. У мальчика были такие же, как у него, черные волосы и темно-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
      Эдвард не мог понять охвативших его чувств, но он вдруг ощутил стеснение в груди – ведь перед ним был его сын, его плоть и кровь.
      – Можно мне подержать его, Бекки? – проговорил он дрогнувшим голосом.
      Негритянка улыбнулась и протянула ему ребенка. Осторожно прижав его к груди, Эдвард спросил:
      – Как зовут моего сына?
      – Майкл Фарради Ганновер, – ответила Бекки.
      – Фарради?
      – Да, так его зовет мисс Виктория.
      – Мне хотелось бы побыть с ним немного наедине, – пробормотал Эдвард.
      – Что ж, полагаю, это можно устроить, мистер Ганновер. А я пока пойду приготовлю что-нибудь на обед вам и маленькому Фарради. Когда захотите пообедать, спускайтесь с ним вниз.
      Эдвард подождал, когда за служанкой закроется дверь, потом вместе с ребенком сел в кресло.
      – Сынок, ты, бесспорно, самый красивый малыш на свете.
      Мальчик похлопал отца ладошкой по щеке и засмеялся. Эдвард прикоснулся губами к крохотной ручке сына. До сегодняшнего дня этот малыш был для него безликим существом, о котором он знал только одно: мальчик – его наследник. Но сейчас Эдвард вдруг почувствовал, что сердце его переполняется любовью к этому крохотному существу. И он понял, что никому не отдаст сына.
      – Что ж, Фарради, о таком сыне можно только мечтать. – Эдвард улыбнулся и провел ладонью по черным шелковистым волосикам ребенка. – В один прекрасный день, сынок, мы с тобой проедем по всему Рио-дель-Лобо, и я покажу тебе твои владения.
      Фарради что-то ответил ему на своем детском языке, и Эдвард от души рассмеялся.
      – Идем, малыш. Давай спустимся вниз и посмотрим, что нам Бекки приготовила на обед.
      Услышав на лестнице шаги, Бекки вышла навстречу и проводила Эдварда в столовую.
      – Хотите, мистер Ганновер, покормить мальчика?
      – Я не умею, Бекки, – улыбнулся он.
      – Тогда я покормлю его сама, а вы смотрите, – сказала служанка.
      Глядя, как малыш ест, Эдвард весело смеялся – впервые за долгое время он почувствовал себя счастливым.
      – Должен сказать, что манерам за столом ему еще нужно поучиться, правда, Бекки?
      – Дайте ему время, мистер Ганновер. Он вырастет и станет настоящим джентльменом.
      – Бекки, а тебе не кажется, что он необыкновенно красивый ребенок? – спросил Эдвард.
      – Конечно. – Бекки сверкнула белозубой улыбкой. – Он почти такой же хорошенький, как его мама, когда была маленькой. Нужно было ее видеть… Белокурый ангелочек с огромными голубыми глазами.
      – Как ты думаешь, Бекки, когда она вернется? – спросил Эдвард.
      – Право, точно не знаю. Мистер Бодайн до завтрашнего дня пробудет в Саванне, так что ей сегодня придется работать не только за себя, но и за него. Скорее всего она вернется поздно.
      Эдвард провел с сыном весь день. Вечером явилась кормилица и забрала Фарради, чтобы покормить и уложить спать. Эдвард же пошел прогуляться и спустился к реке.
      Плантация Фарради поражала своей красотой. Эдвард недоумевал: «Откуда у Виктории деньги на восстановление дома и всего хозяйства? Впрочем, не имеет значения. Если она действительно меня разлюбила, то пусть остается на своей бесценной плантации. Но сына я ей не отдам».
      Теперь Эдвард принял решение: да, он непременно заберет сына в Техас, а Виктория его не очень-то интересует.
      Эдвард вернулся в дом, и Бекки проводила его в кабинет, где он мог дождаться возвращения жены. Сюда, по заверению служанки, она приходила каждый вечер.
      – Не говори ей, что я здесь, Бекки. Я хочу сделать ей сюрприз.
      – Хорошо, не скажу, мистер Ганновер.
      Эдвард обвел комнату взглядом и тотчас же заметил портрет, висевший над камином. Он затаил дыхание – со стены на него смотрела женщина необыкновенной красоты. Но это была не Виктория, как ему показалось сначала. Хотя женщина на портрете была очень на нее похожа. Наверное, это ее мать, подумал Эдвард.
      Тут раздался цокот копыт, а затем послышался голос, преследовавший его уже долгие месяцы.
      – Мосс, скажи Джошу, чтобы проверил переднее копыто Уорика. Похоже, у него расшаталась левая подкова.
      Старик что-то сказал в ответ, а потом послышались шаги – Виктория вошла в холл. И тотчас же снова раздался ее голос:
      – Бекки, как вел себя сегодня Фарради?
      – Он у нас очень веселый и послушный.
      – Как жаль, что он уже спит. – Виктория вздохнула. – Принеси мне ужин в кабинет, Бекки. Только я сначала поднимусь на него взглянуть.
      Эдвард услышал ее шаги – она поднималась по лестнице. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Виктория спустилась вниз. Прошло еще несколько секунд – и вот она вошла в кабинет.
      Виктория не сразу заметила мужа, поскольку просматривала письма, которые держала в руках. Эдвард же невольно залюбовался стоявшей перед ним женщиной. Казалось, она стала еще прекраснее. И сейчас она снова была в черных бриджах, заправленных в сапоги, и в белой рубашке. Ее чудесные золотистые волосы стали гораздо длиннее – они спускались по плечам почти до пояса.
      Сердце Эдварда бешено колотилось; казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Ему ужасно хотелось нарушить молчание, и он с трудом сдерживался.
      Тут Виктория, очевидно, почувствовала его присутствие и чуть приподняла голову. Увидев начищенные до блеска сапоги, она замерла на несколько мгновений. Когда же их взгляды наконец встретились, Виктория тотчас почувствовала: стена, которую она столь старательно возводила вокруг своего сердца, дала трещину. До этого момента она даже не представляла, до какой степени истосковалась по мужу. Ей хотелось броситься к нему на грудь и ощутить, как ее обнимут его сильные руки. Хотелось вернуться к прежней, счастливой жизни. Однако на лице Эдварда не было радости; более того, казалось, он смотрел на нее с неприязнью.
      – Итак, Виктория, мы наконец-то встретились, – проговорил он, пристально глядя ей в глаза.
      – Как ты меня нашел? – прошептала она.
      – О, дорогая, ты оказалась очень предусмотрительной. Сумела надежно скрыть свои следы. Только кое о чем забыла. Ты забыла, что извещение об уплате налогов за плантацию Фарради присылают мне.
      – Не понимаю…
      – Налоговая контора известила меня, что сумма налога увеличена в связи постройкой нового дома.
      Виктория кивнула:
      – Да, верно. А я об этом не подумала.
      – Естественно.
      Эдвард подошел к жене, и она невольно отступила на шаг.
      – Ты не хочешь поздороваться со своим мужем, дорогая? – Он по-прежнему смотрел ей прямо в глаза.
      – Зачем ты приехал? – прошептала Виктория, чувствуя слабость в ногах от его близости. О, как же она истосковалась по нему!
      – А разве ты не догадываешься? – Он окинул взглядом ее стройную фигуру.
      Она молча покачала головой.
      – Уж не от Пола О’Брайена ли ты только что вернулась? Не он ли задержал тебя допоздна? Насколько мне помнится, твои чары неотразимы, – продолжал Эдвард с ухмылкой.
      Она вскинула руку и влепила ему пощечину. Он поморщился. На его щеке пламенел след от ее ладони.
      – Не меряй меня своими мерками, Эдвард. Мне помнится, что именно ты нашел усладу в чужих объятиях.
      – Виктория, забудь об этом! – Он схватил ее за руку и привлек к себе. Письма, которые она держала, упали на пол. – Так что же, Виктория? – Эдвард провел пальцем по ее губам. – Что ты думаешь о своем поведении? Неужели ты не чувствуешь своей вины?
      И тут она вдруг поняла, что действительно виновата перед мужем. Да, она проявила малодушие, когда сбежала из дома при первой же размолвке. Она бросила Эдварда в тот момент, когда они больше всего друг в друге нуждались. Как же теперь загладить свою вину, как искупить ту боль, которую она ему причинила?
      И тут ей стало ясно, что надо сделать. Сердце ее, казалось, разрывалось на части, но ради Эдварда она была готова на все. Потом, оставшись одна, она выплачется в подушку, но сейчас следовало проявить твердость.
      – Я знаю, Эдвард, чего ты хочешь, – проговорила она с невозмутимым видом. – Когда будешь уезжать, заберешь с собой Фарради, я не возражаю.
      Эдвард с удивлением взглянул на жену. Он не ожидал, что она так быстро сдастся, и это его насторожило.
      – А может, ты ночью сбежишь, прихватив с собой моего сына? Ты ведь всегда убегаешь, Виктория, когда возникают трудности.
      – Даю тебе слово, что на этот раз не убегу, Эдвард.
      – Даешь слово? – Он расхохотался. – Ты в прошлом уже нарушила свое слово. Помнишь, ты обещала любить меня вечно?
      Она едва не бросилась ему в объятия; ей хотелось сказать мужу, что она верна данному слову и будет любить его до конца своих дней. Но гордость и на сей раз пересилила, и Виктория проговорила:
      – Можешь запереть меня в моей комнате.
      – Возможно, это неплохая идея. Но я прекрасно тебя знаю… Ты что-нибудь придумаешь, чтобы перехитрить меня.
      Виктория тяжко вздохнула. Было очевидно, что Эдвард теперь испытывает к ней лишь презрение и ненависть. И это она во всем виновата Да, именно она разрушила их любовь.
      – Эдвард, если бы я осталась в Техасе, ты бы заставил меня избавиться от ребенка?
      Какое-то время он смотрел на нее не мигая. Потом произнес:
      – Да, заставил бы.
      Виктория молча кивнула. На глаза ее навернулись слезы. Она сердилась на себя из-за того, что плачет, но ничего не могла с собой поделать. Утирая слезы тыльной стороной ладони, она пробормотала:
      – Значит, я поступила правильно, когда сбежала. Если бы я осталась, у тебя не было бы сына и некого было бы везти в Техас.
      Он пожал плечами:
      – Не стоит об этом говорить. Лучше позаботься о том, чтобы собрали вещи Фарради. Я уезжаю немедленно.
      Ему хотелось стиснуть жену в объятиях и зацеловать до смерти, но он был вынужден держать себя в руках.
      Виктория подошла к столу и села. Взглянув на мужа, проговорила:
      – Полагаю, что сейчас ехать не следует. Это было бы неразумно.
      Эдвард молчал, и она продолжала:
      – Тебе нужно найти кормилицу, которая согласится поехать с тобой в Техас. Фарради еще требуется материнское молоко.
      – У него есть кормилица. Я видел ее сегодня. Я ей заплачу, и она поедет со мной.
      – Сомневаюсь, что ты сможешь уговорить Рут поехать с тобой. У нее семеро своих детей. Да и муж ее не отпустит. Его зовут Джош. – Виктория взяла лист бумаги и принялась писать. – Следует повесить объявление о том, что ты ищешь кормилицу. Я уверена, что желающие быстро откликнутся. Возможно, уже завтра к вечеру ты сможешь с ними переговорить.
      Эдвард молча наблюдал за женой, писавшей объявление, и удивлялся ее выдержке. Рука Виктории ни разу не дрогнула, хотя он прекрасно знал, какие чувства она сейчас испытывала.
      Наконец она подняла голову, и их взгляды встретились.
      – Я скажу Моссу, чтобы он повесил его завтра утром. Если хочешь, можешь здесь переночевать.
      – Благодарю тебя за гостеприимство и принимаю приглашение. Если, конечно, ты сама не будешь испытывать при этом неудобств.
      – Не волнуйся, Эдвард. – Она словно разговаривала с незнакомцем. – А где твой багаж? В Саванне?
      – Да, в гостинице «Странник».
      – Я отправлю за ним Джоша.
      – Спасибо, – кивнул Эдвард.
      – А теперь, если ты не против, я покажу тебе твою комнату.
      Виктория взяла лампу и направилась к двери. Эдвард последовал за ней. Он видел, как соблазнительно покачивались ее бедра, когда она поднималась по ступенькам лестницы. Открыв дверь спальни, расположенной напротив комнаты Фарради, Виктория вошла и поставила лампу на стол.
      – Бекки принесет тебе воды, чтобы ты мог умыться. Я знаю, что ты привык каждый вечер принимать ванну, но уже довольно поздно.
      – Кувшина воды мне хватит.
      – Если тебе понадобится что-нибудь еще, скажи Бекки. – Виктория направилась к двери, но у порога остановилась и, обернувшись, сказала: – Если я так легко согласилась его отдать… не думай, что я его не люблю. – Молча кивнув, она вышла из комнаты и осторожно притворила за собой дверь.
      Эдвард со вздохом опустился на кровать. Он получил желаемое, но почему-то не испытывал удовлетворения. Он улегся на спину и закрыл глаза. О Боже, его по-прежнему влекло к ней, и ночью ему придется бороться с искушением. Ему хотелось заключить ее в объятия и рассказать, как долго он ее искал и как по ней истомился. Хотелось прикоснуться к ней и ощутить тепло ее тела. Неужели он навсегда останется у нее в плену?
      Когда Эдвард уснул, ему приснился белый песчаный пляж, на котором они с Викторией сооружали замок. Потом он страстно ее целовал и обнимал… Эдвард проснулся в холодном поту и попытался не думать о Виктории. Он долго лежал без сна, не в силах забыться. Услышав плач Фарради, он быстро оделся и зашел в детскую. Колыбель была пустой, но он увидел, что дверь в соседнюю комнату открыта, – вероятно, это была спальня Виктории. Она тихо разговаривала с сыном. Эдвард прислушался.
      – О, мой милый, ты обо мне скоро забудешь. Ты никогда не узнаешь, как мама тебя любит. Возможно, потом, когда ты подрастешь, кто-нибудь тебе расскажет обо мне. Но у тебя будет отец. Он будет тебя любить и сделает твою жизнь счастливой.
      Виктория начала тихонько напевать малышу колыбельную. Ее голос дрожал, и она всхлипывала время от времени. Наконец проговорила:
      – Вот и хорошо, что ты уснул. Сегодня ты будешь спать со мной. Пока ты здесь, мы не будем разлучаться ни на минуту.
      Эдвард вернулся в свою комнату. Он до рассвета лежал без сна и думал о Виктории. Он почувствовал ее боль, как свою собственную.

      Виктория проснулась на рассвете. Фарради спал рядом с ней, и она, осторожно поднявшись с постели, начала одеваться. Потом разбудила мальчика, покормила его и вышла с ним на прогулку.
      Эдвард наблюдал за женой из окна спальни. Он видел, как Виктория с сыном уселась под деревом. Она то и дело целовала его в щечку и ерошила ему волосы. Через некоторое время она поднялась и направилась к дому.
      Эдвард вышел из спальни и спустился вниз, чтобы встретить жену в холле.
      – Доброе утро, Эдвард. Как спалось?
      – Спасибо, хорошо, – солгал он. – А как ты?
      – Мы хорошо спали. Правда, Фарради?
      Она подняла сына над головой, и тот залился веселым смехом.
      Эдвард протянул к нему руки, и Виктория передала ему мальчика. Он осторожно погладил его по волосикам и чмокнул в щечку.
      – Какой ты хорошенький маленький мальчик.
      Фарради похлопал отца по щеке и прижался к нему.
      Виктория наблюдала за ними с болью в сердце. Фарради был маленькой копией своего отца. Это сходство особенно бросалось в глаза, когда они находились рядом.
      В комнату вошла Бекки. Она с улыбкой проговорила:
      – О, мистер Ганновер, малыш Фарради очень похож на вас.
      – Ты действительно так думаешь, Бекки? – спросил Эдвард. Замечание служанки ему польстило.
      – Да, сэр, конечно. А теперь, если вы позволите, я заберу Фарради, чтобы покормить.
      Эдвард передал малыша Бекки. Тот захныкал, не желая расставаться с отцом.
      – Он необыкновенно умный мальчик, – сказал Эдвард, поворачиваясь к жене.
      – Да, – кивнула Виктория. Она почувствовала, что к горлу ее подкатил комок. – Ты будешь сейчас завтракать, Эдвард?
      – Если ты тоже позавтракаешь.
      Они прошли в столовую, и Виктория быстро накрыла на стол. Затем налила себе и мужу по чашке кофе. Какое-то время оба молчали. Наконец Эдвард спросил:
      – Почему ты ничего не ешь?
      Она пожала плечами:
      – Я редко завтракаю.
      – Ты очень похудела.
      Виктория встала из-за стола.
      – Прости, Эдвард…
      – Сядь, Виктория. Я хочу с тобой поговорить. Ты должна уделить мне немного времени.
      Она медленно опустилась на стул и вопросительно посмотрела на мужа.
      – Скажи, Виктория, где ты взяла деньги на восстановление дома и хозяйства? Уезжая из Техаса, ты почти ничего не взяла с собой, не так ли?
      – Это долгая история, Эдвард, и мне бы не хотелось утомлять тебя подробностями.
      – Все, что тебя касается, не может утомить меня.
      – Но ведь ты меня ненавидишь, Эдвард, правда?
      Он улыбнулся, но в его улыбке не было теплоты.
      – Ненависть – слишком сильное чувство, Виктория. – Он провел пальцем по кромке чашки. – Правильнее будет сказать, что ты мне безразлична.
      Виктория ухватилась за край стола. Еще никогда ей не требовалось столько самообладания, как сейчас. Казалось, она вот-вот потеряет над собой контроль.
      Тут в парадную дверь постучали, и тотчас же послышался голос Пола. Виктория вздохнула с облегчением, она надеялась, что присутствие Пола придаст ей сил.
      – Вы, похоже, завтракаете? А я уже забыл, когда ел, – сказал Пол, входя в столовую.
      Виктория улыбнулась молодому человеку.
      – Рада видеть тебя, Пол. Спасибо, что зашел.
      Мужчины обменялись оценивающими взглядами, и Пол проговорил:
      – Я уже слышал о вашем приезде.
      – Ничего удивительного, мистер О’Брайен.
      Пол кивнул:
      – Вы правы. Ведь отсюда до моего дома – рукой подать.
      – Пол, не выпьешь ли чашечку кофе? – спросила Виктория.
      – Охотно. Нет-нет, не вставай. Я обслужу себя сам. – Он подошел к буфету и налил кофе.
      Эдвард следил за Полом с презрительной усмешкой – тот вел себя как дома, и Эдварда это ужасно раздражало.
      – Вы надолго к нам пожаловали, мистер Ганновер?
      – Не думаю. Я пробуду здесь ровно столько, сколько потребуется, чтобы завершить кое-какие дела, – проворчал Эдвард.
      Он сознавал, что им с Полом придется раскрыть друг перед другом все карты. По глазам соперника было видно, что и он об этом догадывался.
      Пол вопросительно взглянул на Викторию. «Уж не собирается ли она возвращаться с Эдвардом в Техас?» – подумал он. Сделав глоток кофе, молодой человек откинулся на спинку стула и проговорил:
      – Бодайн мне сказал, что ты, Тори, собираешься осушить часть болот, чтобы расширить площади под посевы хлопка в следующем году.
      – Да, верно, – кивнула Виктория. – Бодайн считает, что затраты превысят доходы, но я с ним не согласна.
      – Мне кажется, Тори, что это и впрямь потребует больших денег. Но ты могла бы посадить там рис. Он исключительно хорошо растет на такой почве.
      – Знаю, Пол. Но я думаю о перспективе. За несколько лет расходы окупятся. Теперь, когда война закончилась, хлопок пользуется большим спросом. Более того, я уверена, что в скором времени возникнет его нехватка и цены поползут вверх.
      Пол мысленно улыбнулся. Он понял, что Виктория возвращаться в Техас не намерена.
      – Вероятно, ты права, Тори. И ты знаешь, что можешь всегда рассчитывать на мою помощь.
      – Спасибо, Пол. Но ты уже был более чем щедр ко мне и никогда не жалел своего времени. Простите меня, джентльмены, но я вынуждена вас покинуть. – Виктория встала и добавила: – Мне надо распорядиться насчет твоего объявления, Эдвард. И попросить Джоша, чтобы он доставил из города твой багаж.
      Виктория направилась к двери. Мужчины молча смотрели ей вслед. Когда она вышла, Пол поднялся, взял кофейник и вернулся к столу.
      – Еще кофе? – предложил он Эдварду.
      Тот кивнул. Пол наполнил его чашку, затем налил и себе. Эдварда душил гнев, и ему стоило большого труда сохранять хладнокровие. У него возникло подозрение, что Пол с Викторией стали любовниками.
      – Значит, вы все же нашли Тори… – пробормотал Пол.
      – Да, но без вашей помощи, – проворчал Эдвард. – Почему же вы лгали?
      Пол пожал плечами:
      – Просто я с пониманием отнесся к просьбе Тори. Мне претило лгать вашему человеку, но Тори для меня на первом месте.
      – Разумеется.
      – Зачем вы приехали? Не знаю, что произошло между вами, но вижу, что вы заставили Тори страдать.
      Эдвард прищурился и сквозь зубы процедил:
      – Это вас не касается, но все же отвечу. Я приехал за сыном. Я забираю его в Техас.
      Пол вскочил на ноги столь стремительно, что опрокинулся стул.
      – Ничего не выйдет! Я не позволю тебе забрать Фарради! Это разобьет Тори сердце.
      Эдвард тоже поднялся.
      – Ты слишком далеко заходишь, Пол. Я уже сказал, что это тебя не касается. Фарради – мой сын. Но я оставляю тебе его мать, если она еще не стала твоей.
      – Идиот! – прошипел Пол, бросаясь на соперника.
      Но Эдвард ловко уклонился и ударил Пола кулаком в живот. Тот вскрикнул и рухнул на колени.
      – Я со дня нашей первой встречи знал, что когда-нибудь нам с тобой предстоит выяснить отношения, – проговорил Эдвард.
      – Ты не стоишь и мизинца Тори, – проворчал Пол. Поднявшись на ноги, он снова бросился на соперника.
      О’Брайен оказался достойным противником, и Эдвард почувствовал к нему невольное уважение. Однако это не помешало ему в схватке – изловчившись, Эдвард нанес Полу сокрушительный удар в челюсть.
      Пол покачнулся, из глаз его посыпались искры. В следующее мгновение Эдвард заломил ему руку и проговорил:
      – Ты немного запутался, не так ли? Не кажется ли тебе, что честь жены должен защищать ее муж?
      – Но муж не должен причинять жене страдания, – проворчал Пол, морщась от боли.
      Тут на шум прибежала Бекки. Подбоченившись, она топнула ногой и закричала:
      – Да кто же вам позволил драться в доме мисс Виктории?! Немедленно прекратите!
      Эдвард выпустил руку Пола и вышел на веранду. Пол последовал за ним. Осторожно потрогав саднившую челюсть, он пробормотал:
      – Эдвард, Тори была тебе верна. Хотя не могу сказать, что я не пробовал склонить ее к себе. Ты слишком плохо ее знаешь, если считаешь, что мне это удалось. И еще… Если ты увезешь Фарради, она это не переживет. Известно ли тебе, что во время родов Тори едва ни умерла? Эдвард, не забирай у нее Фарради. Возвращайся в Техас и оставь ее в покое.