- Интересует, - сказал я. - Еще как.
      - А почему, собственно?
      Нет лучшего способа обескуражить собеседника, чем задать прямой вопрос, особенно когда ему есть что скрывать. Нина, по-видимому, знала это правило.
      - Ну, я волновался, ждал. И потом, когда идешь на свидание, нелишне...
      - Вы ошиблись. - Она стряхнула пепел, и по тому, как она это сделала, было видно, что курильщик из нее некудышный. - Я на работе задержалась. Переучет у нас.
      - Вы, значит, в магазине работаете?
      - Нет, я библиотекарь, - сказала она и вышла на кухню.
      Вскоре оттуда донесся запах разогреваемого молока.
      При мысли, что его готовят для меня, я содрогнулся - с детства не переношу молоко, особенно кипяченое. Однако спорить с женщиной, да еще если она задалась целью поставить вас на ноги, дело не только бесполезное, но и небезопасное. Я знал это по опыту общения с матерью, и Нина, ясное дело, вряд ли была исключением.
      - Мне с детства противопоказано все молочное, - предупредил я, с тоской глядя, как она размешивает в стакане столовую ложку меда.
      - Пожалуйста, без капризов, - подтвердила она мои худшие опасения.
      - Неужто у вас совсем нет жалости!
      - Пейте. - Нина подала мне стакан и стояла над душой до тех пор, пока последняя капля этого отвратительного пойла не перешла в мой организм. Не оценив проявленного мной мужества, она взяла стакан и отнесла его на кухню.
      - Посидите со мной, - попросил я, когда, выключив свет и прихватив с собой книгу, она направилась к себе в спальню.
      Нина в нерешительности остановилась, потом зажгла настольную лампу и присела. Свет мягким пятном лег на ковер, оставляя неосвещенными углы комнаты.
      - Устали? - спросил я.
      - Немного.
      - Спать, наверно, хотите?
      - Нет, рано еще. Я раньше двенадцати не ложусь.
      - Бессонница?
      Она неопределенно пожала плечами:
      - Привычка. - Немного помедлив, спросила: - Скажите, а вас действительно зовут Володя?
      - Конечно. А почему вы спрашиваете?
      - Да так...
      Меня кольнуло сомнение: что, если она все же заметила следы обыска и сейчас об этом скажет? Но даже если так и было, Нина предпочла обойти этот скользкий вопрос.
      - Просто вспомнила место из книжки, что вы читали. Про короля, который переоделся, чтобы его не узнали.
      - И что же?
      - Ничего... Так вы серьезно решили переезжать?
      - Серьезно.
      Я думал, наш разговор только завязывается, но Нина посмотрела на часы.
      - Уже поздно, - сказала она, - постарайтесь уснуть.
      - Посидите еще, до двенадцати далеко.
      Она промолчала, но книжку отложила.
      Момент подходящий, располагающий к откровенности. Может, спросить у нее про Герася? Про Тофика? Сказать, к примеру, что они приходили, пока она была на работе. Нет, опасно, сейчас любой вопрос как шаг по минному полю.
      - Это кто? - Я показал на фотографию, стоявшую на книжной полке. Брат?
      Нина отрицательно покачала головой.
      - Знакомый?
      - Нет, это муж.
      Или у меня начисто пропал слух, или она говорила слишком тихо. Так тихо, что я скорей догадался, чем услышал ответ.
      - А где он?
      - Погиб.
      - Погиб?
      - Да, несчастный случай.
      Мы помолчали. Паузу заполнил пронзительный стрекот цикад. Сдается, со вчерашнего дня их стало еще больше и с каждым часом все прибывало.
      - Это случилось две недели назад? - спросил я.
      - Кто вам сказал?
      - Никто. Просто спрашиваю.
      Она потеребила оборку халата, разгладила на коленях складки.
      - Да, две недели назад.
      - Тогда я, пожалуй, знаю, как это произошло... Не удивляйтесь, фамилия ваша на почтовом ящике написана, а о муже я во вчерашней газете прочел, в разделе происшествий. Фамилии сходятся, инициалы, по-моему, тоже. Сначала думал: случайность... Кузнецов С. В. - правильно? Он, кажется, заплыл дальше, чем положено?
      Я увидел, как медленно наполняются влагой ее глаза. В них вдруг отразилось и одиночество, и боль, и тревога, и страх. Я непроизвольно накрыл ладонью лежавшие на коленях руки.
      Несколько мгновений она сидела неподвижно. Потом встала.
      - Спокойной ночи.
      - Я не хотел вас огорчать, поверьте...
      - Спокойной ночи, - повторила она и вышла в соседнюю комнату.
      Глава 3
      1
      Говорят, будто голодному человеку мерещатся сплошь изысканные яства, будто в его фантазии рождаются рецепты самых диковинных блюд, о которых не упоминается даже в толстых кулинарных книгах. Может, оно и так, не знаю, только первое, о чем я, проснувшись, подумал - это об обыкновенной горбушке и хорошо прожаренном куске мяса. Главное, рассуждал я, сбрасывая с себя одеяло, чтобы и того и другого было побольше.
      С таким настроением одна дорога - на кухню.
      Отбивной я там не нашел. Зато обнаружил хлеб, масло, два сваренных вкрутую яйца, колбасу и стакан остывшего чая. На десерт отдельно, в блюдечке, лежали приготовленные для меня таблетки. Целых три штуки.
      Первым делом я выбросил таблетки, они были без надобности. Если не считать мучительно сосущую пустоту в желудке, чувствовал я себя превосходно. А вот остальное пришлось как нельзя кстати: мои деньги вместе с вещами лежали в камере хранения, и теперь я вряд ли наскреб бы на приличный завтрак. Разве что на булочку и стакан газировки. К тому же время завтрака давно минуло - мой самозаводящийся пылевлагонепроницаемый хронометр показывал половину двенадцатого.
      Я наскоро умылся, обновив вчерашнее свое приобретение, затем поставил на плиту чайник и приступил к трапезе.
      Четкой программы на предстоящий день не было. Я сознательно не строил никаких планов, поскольку со вчерашнего дня каждый мой шаг скорее всего контролировался Герасем. Верней, не обязательно им персонально, а теми, кого он прикрывал во время обыска. Для них я - темная лошадка, заезжий коммерсант, подыскивающий партнера для сделки. Следовательно, и вести себя нужно соответственно. Поболтаюсь по городу, наведаюсь на толчок, потрусь у комиссионок. Там видно будет, что и как.
      Вскоре от яиц осталась одна скорлупа. В ход пошел третий бутерброд с маслом и последний кружок колбасы. Когда с ним было покончено и я собрался было почаевничать, в дверь постучали.
      Я придвинул сахарницу. Повторялась вчерашняя история, но на этот раз у меня не было ни малейшего желания соревноваться в скорости с непрошеным визитером. С какой стати? Захочет - войдет, не захочет - пусть уходит, скатертью дорога. Не силком же его в дом тащить!
      Стук повторился.
      - Войдите! - крикнул я на всякий случай и высыпал в стакан пятую ложку.
      Дверь, как ни странно, отворилась - должно быть, игра в прятки наскучила не одному мне.
      - Проходите, - я намеренно громко зазвенел ложкой, наводя пришельца на цель.
      Гость поскрипел половицами и направился к кухне. Еще шаг, и он вырос на пороге, заслонив собой весь дверной проем. Мать честная: Герась собственной персоной - прошу любить и жаловать! Воистину легок на помине!
      - Салют, - сказал он, шныряя по сторонам заплывшими жиром глазками.
      - Салют, - сказал я.
      - Как жизнь?
      - Течет, как видишь, - ответил я уклончиво. - Зачем пожаловал?
      Он покрутил своей усеченной башкой. Спросил, показывая через плечо:
      - Ты один?
      - Нет, опер под столом прячется. С магнитофоном.
      - Чего мелешь?! - недоверчиво покосился он, но не поленился и, присев на корточки, заглянул под стол.
      - Ну ладно, хватит! - Я не забыл прием, который он оказал мне в день нашего знакомства, но с тех пор кое-что изменилось. Мы поменялись ролями, и я не отказал себе в удовольствии подчеркнуть это. Конечно, в доступной форме. - Выкладывай, чего надо. И покороче, у меня время не казенное.
      Пустая затея: Герась обладал толстой кожей - булавочные уколы на него не действовали. Он втиснул свои пудовые кулаки в карманы шортов, прошелся, обживая пространство, отчего в кухне сразу стало и тесно и неуютно.
      - А ты времени зря не терял. - Он показал на оставшуюся неубранной постель. - Неплохо устроился, а?
      Меня так и подмывало поставить его на место, но я не мешал ему высказаться, ибо не сомневался, что немного погодя обо всем увиденном и примерно в тех же выражениях он доложит тому, по чьей указке здесь находился.
      - Она девочка что надо, аппетитная. Не гляди, что худенькая. Последовал игривый жест и кивок в мой адрес. - Везет же некоторым...
      - Меньше суй нос в чужие постели - повезет и тебе.
      Нарывчики на его лице предательски побагровели. Не иначе как я ненароком задел больное место.
      - Ты по делу или как?
      - Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.
      - Ну заглянул. Дальше что?
      Герась пропустил мою реплику мимо ушей.
      - Чаи гоняешь?
      - А ты против?
      - Да нет... Может, угостишь?
      - Перебьешься.
      Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.
      - Перебьешься, - повторил я.
      - Что-то ты сегодня больно суровый, - насторожился он. - К чему бы это?
      - Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет - проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.
      В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.
      - Слушай, - выдавил он после глубокого раздумья, - да ты никак нашел, что искал?
      - Не твоя забота. - Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. - С вами найдешь, только языками трепать умеете.
      У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:
      - Не нашел?
      - Я этого не говорил.
      Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:
      - Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?
      - Ну, допустим, нужен.
      - А без "допустим"?
      - Нужен.
      - Тогда собирайся, - тоном, не допускающим возражений, сказал он. Да поживей. Там разберемся.
      * * *
      - Одну минуточку, молодые люди! - Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. - Не желаете приобрести? Через неделю тираж!
      Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:
      - Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.
      - Легкая, легкая, - согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.
      Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.
      - А ты ж чего, сынок? - спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. - Бери. Или снова торопишься?
      - Тороплюсь, бабушка, - сказал я. - В другой раз непременно возьму.
      - Пошли, пошли, кончай трепаться. - Герась спрятал билеты в карман. Опаздываем.
      Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.
      - Далеко еще? - спросил я.
      - Уже пришли, - сказал Герась и направился к бару "Страус", вывеска которого висела поперек тротуара.
      Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой "Закрыто" и пропустил меня вперед.
      В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд - короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
      Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
      - Как дела, Витек? - приветствовал его Герась.
      - О'кэй, - односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
      - Клиента вот привел - наш кадр. Знакомься...
      Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось - я ведь тоже на память не жалуюсь.
      - Мы не опоздали?
      Бармен вопросу не удивился - надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
      - Придется подождать, - сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. - Вам кофе?
      - Да, покрепче, - сказал Герась. - Чтоб с пенкой.
      - И бутерброд с ветчиной, - добавил я, различив в полутьме поднос с едой. - Можно два.
      Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
      - Музыку вруби! - крикнул вдогонку Герась.
      Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
      - Годится, - одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. - Кури.
      Я отказался.
      - Это же "Данхил", чудик! - поднял он брови. - Такие в магазине не купишь.
      - Не имеет значения. Бросил. - Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
      - Ну как знаешь... - Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. - А погода сегодня ничтяк, не жарко.
      Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.
      - Так откуда ты, говоришь, приехал? - спросил Герась.
      - Говорю, что издалека. А что?
      - Да так, любопытно.
      - Про летающие тарелки слышал?
      - Ну?
      - Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.
      Он осклабился:
      - С тобой не соскучишься.
      - Очень этому рад, - сказал я, польщенный.
      - Надолго к нам?
      - Надолго.
      - Дело или так, проветриться?
      - Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.
      - Нет, я серьезно.
      - Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.
      - На работу? - заинтересовался он. - И куда?
      За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:
      - В милицию.
      Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:
      - Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. - Посидел в раздумье. Черт с тобой, не хочешь - не говори. Мне лично наплевать.
      "А кому не наплевать?" - чуть было не спросил я.
      - Давай так, - продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, - давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?
      - Говорил.
      - Я нашел покупателя, правильно?
      - Пока я его не вижу.
      - Он подойдет. - Герась посмотрел на "сейку", скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. - Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.
      - Что именно ты хочешь обсудить?
      - Я о своей доле. Сколько ты мне отвалишь?
      Да, изящным такой подход не назовешь!
      - За что? - спросил я.
      - Как за что? - оскорбился он. - Ты что ж, воображаешь, что я за красивые глаза стараюсь?
      - А ты стараешься?
      - Не морочь голову! Гони монету! Иначе...
      - Что иначе? - Я облокотился о стойку. - Ты меня за кого принимаешь? За благотворительный комитет? Я даром деньги не плачу.
      - Как это даром?
      - А так. Где твой покупатель?
      - Я же сказал, придет.
      - Вот когда придет, тогда и обсуждать будем. Кстати, на который час вы с ним условились?
      - На двенадцать.
      - На двенадцать?! - искренне возмутился я. - Ты что, издеваешься? Уже час дня!
      - Не час, а без четверти, - поправил он. - А если и час. Сказано ждать, значит, будем ждать.
      - И до каких пор?
      - Хоть до вечера.
      Не зная, пригодится мне это или нет, я решил воспользоваться случаем, чтобы набить себе цену. К тому же опоздание вполне могло быть подстроено специально, как и вчерашняя слежка. Если не самим Герасем, то его хозяином.
      - Ну нет, ребята, играйте в эти игры без меня. - Я встал.
      - Ты куда? - Он встал тоже.
      - Неважно. Так серьезные дела не делаются. Заруби себе это на носу и дружку своему передай. А мне здесь больше делать нечего. Пока. Привет семье.
      И с чувством оскорбленного достоинства я направился к выходу из бара. По моим расчетам, Герась должен был не мешкая ринуться следом. Но он этого не сделал, во всяком случае, не торопился. Я успел дойти до угла, прежде чем услышал за спиной его учащенное дыхание.
      Знать бы, на что ушли эти минуты! На совещание с барменом? С самим хозяином, который все время находился где-то рядом, за бамбуковой занавеской, и подслушивал наш разговор - недаром в помещении была этакая темень. А может, Витек и есть хозяин и ему не понравился наш спор с Герасем?
      "Ну-ну, не сгущай краски, - осадил я себя. - Вспомни Русоса. Если бы вас подслушивали, то наверняка выключили бы музыку. Какое ж подслушивание при таком шуме!"
      - Слышь, как тебя, подожди... - Герась догнал меня и дернул за рукав рубашки. Физиономия у него при этом была просительная и вроде как виноватая.
      - Ну, что еще?
      - Дай передохнуть... - Его грудь вздымалась, усиленно поглощая кислород, а глаза в узких, как бойницы, прорезях были беспокойны и трусоваты. - Сейчас... сейчас мы с тобой на тропу пойдем...
      - На какую еще тропу?
      - На обыкновенную... Маршрут есть такой. Стас по нему курсирует...
      2
      - Ох, засекут меня, ох, засекут... - бубнил Герась не переставая.
      Он крепко приуныл, мой покровитель, и, думается, не без причины: позволив мне уйти из бара, он таки нарушил данные свыше инструкции. А тут еще гонорар за посредничество уплывал из-под пальцев. Есть от чего прийти в отчаяние.
      - Чует мое сердце, влипну, ох, влипну...
      Сопровождаемые его негромкими жалобными стенаниями, мы дошли до драматического театра и остановились под аркой у главного входа.
      Даже отдаленно не представляя, как выглядит человек, которого караулим, не зная, предстанет ли он перед нами в бескозырке или, скажем, проедет мимо в кресле на колесиках, я тем не менее подверг ревностному осмотру всех, кто находился на площади перед театром. Их было немного на этом голом и пустынном в дневные часы пятачке: ватага мальчишек-велосипедистов, две-три парочки, спутавшие день с ночью и страстно обнимающиеся на виду у впавших в полудрему пенсионеров, да женщина с коляской - в Стасы никто из них явно не годился.
      "Неужто снова облапошили? - подумал я, зараженный пессимизмом своего спутника. - Неужто опять, сам того не желая, я лью воду на чужую мельницу?"
      - Засекут, как пить дать, засекут, - продолжал тянуть свою грустную арию Герась. - Я ж на учете. Меня в милиции как облупленного знают. А тут иностранцев полно...
      - Где ты видишь иностранцев? - не выдержал я.
      - Где-где, - передразнил он. - "Интурист" рядом. До "тропы" рукой подать. Мне б за километр обходить, а я суюсь прямо в пекло...
      - Ладно, не скули.
      - Конечно, тебе-то что, тебя здесь никто не знает. И карточки твоей в милиции нет...
      - Нет, так будет. Связался на свою голову. Ну где она, "тропа" твоя хваленая? Идем, что ли?
      - Подождем еще немного, а? - предложил он неуверенно и тут же, себе противореча, махнул рукой: - А, была не была, не век же здесь торчать. Пошли... - И двинулся через мощенную брусчаткой площадь.
      В рощице, неподалеку от театра, действительно было помноголюдней. И тропа была. Да не одна, а с полдюжины. Тенистые, уложенные дерном, они петляли в душистых зарослях рододендрона, между увешанных мелкой листвой эвкалиптов и вели вдоль берега в лощину, где располагался гостиничный комплекс "Интуриста". Оттуда и валила сюда иностранная публика в поисках тишины и прохлады.
      Не успели мы сделать и четырех десятков шагов по этому утопавшему в зелени Эдему, как идущий впереди Герась резко тормознул и шарахнулся вправо, совершив одновременно разворот на полных сто восемьдесят градусов.
      - Стой! - скомандовал он.
      По инерции я сделал шаг-другой в том же направлении.
      - Стой, говорю! - прошипел он свирепо. - И не таращься в ту сторону! Не видишь, Стас клиента обрабатывает.
      Навстречу нам по одной из боковых тропинок шел высокий пожилой мужчина в белой тенниске, подрезанных до колен хлопчатобумажных брюках и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним семенил среднего роста малый с круглым румяным лицом и, энергично помогая себе руками, что-то ему втолковывал. Это и был, как я понял, "Стас, обрабатывающий клиента".
      Они прошли совсем близко, однако ничего, кроме обрывка фразы, произнесенной на скверном, искаженном до неузнаваемости немецком, я не разобрал.
      - Он что, языки знает, твой приятель?
      - Заткнись! - Герась дождался, пока оба скрылись за деревьями, и лишь затем сообщил: - Самоучка он. И по-немецки, и по-английски шпарит, будь здоров! - И уж совсем по-свойски поделился: - Во работает, гад! Который сезон на "тропе", а ни разу не попался. А спроси, почему?
      - Почему? - откликнулся я.
      - Нюх собачий. Он иностранцев этих за версту как рентгеном схватывает, знает, кто чем дышит: кто позагорать приехал, а кто чемодан порастрясти. Глаз у него наметанный. Ну и языки, конечно. Светлая голова! "Ладу" на этом деле поимел последней модели - уметь надо! Железный кадр! За ним не пропадешь! - Истощив запас комплиментов, он бухнулся на стоявшую поблизости скамью. - Хорошо, что не разминулись. Я ж говорю, ты везунчик.
      Хотел бы и я так считать, только вот оснований пока не имелось. Мы прождали десять минут, и еще столько же. Герась пообмяк, растекся по скамейке своими могучими телесами, вроде вздремнул даже. А я вернулся к тому месту из немановского "Энигматика", на котором застрял во вторник, сидя на набережной. Но и теперь ничего путного не получалось, больно заковыристая была вещица.
      Наконец Стас вынырнул из-за дальнего поворота дорожки.
      Он приостановился, будто принюхиваясь, покрутил головой и направился к нам ленивой походкой человека, которому некуда и незачем спешить.
      Герася со скамейки как ветром сдуло.
      - Ну что, Стасик, с уловом? - заискивающе осведомился он, когда расстояние сократилось до пределов слышимости.
      - А ты почему здесь? - Стас был недоволен и не скрывал этого. - Я тебе где велел находиться?
      Герась указал на меня глазами: мол, не при постороннем же выяснять этот сугубо частный вопрос, подхватил его под локоть и отвел в сторонку. Он был значительно выше ростом и, чтобы вещать в снисходительно подставленное ухо, вынужден был согнуться в три погибели.
      Стас слушал не прерывая. Потом задал ряд вопросов. И, заручившись исчерпывающей информацией о моей особе, вернулся, чтобы проверить ее по первоисточнику.
      - Тебя как зовут? - начал он с азов.
      - Владимир.
      - Фамилия?
      - Миклухо-Маклай, - не сморгнув, ответил я.
      Стас скользнул по мне тусклым, ничего не выражающим взглядом.
      - У тебя ко мне дело?
      - Поговорим, там видно будет. - Я решил держаться прежнего курса на сдержанность - чем несговорчивей партнер, тем меньше подозрений он вызывает, тем больше к нему доверия. Прием, известный со времен строительства египетских пирамид.
      - Что ж, поговорим. - Стас подал Герасю знак, и тот крупной рысью удалился в противоположную от моря сторону. - У меня пятнадцать минут. Свободных. Думаю, нам хватит.
      Он присел рядом, закинул ногу на ногу, и я заметил маленькую аккуратную штопку на его безукоризненно выглаженных брюках. Очевидно, к одежде, как и ко времени, он относился предельно экономно.
      - Ну давай, Вальдемар, выкладывай.
      - Собственно, я думал, ты в курсе. Твой ассистент поднял меня из постели, сказал, что в двенадцать...
      - Я не о том, - остановил он меня.
      - О чем же?
      - Кто ты? Что ты? Откуда?
      В любом разговоре рано или поздно определяется лидер, тем более в таком, как наш. Последние полчаса инициативой владел я. Теперь функции нападающего взял на себя Стас, и мне пришлось перейти к активной обороне. Но я был не в претензии.
      - Автобиографию, значит? Так бы и сказал. Тебе как, с подробностями или в сокращенном виде? Устно? Или, может, письменно? Характеристику представить, справку с места жительства?
      Он растянул губы в улыбке, отчего лицо сделалось совсем круглым - не лицо, а лучащийся простодушием шар. Ну вылитый колобок из финальной сцены с лисицей!
      - Герась предупредил, что ты парень с юмором. Это неплохо. Но... Улыбка сползла с его лица, будто ее там и не было. - ...Но я не Герась. Ты не клоун. И мы не в цирке. Не так ли? - Стас выдержал паузу, ожидая возражений, но таковых не последовало, и он тронулся дальше. - Я задал вопрос. Ты на него не ответил. Почему? - Еще одна многозначительная пауза. - Уточним для начала. Чтобы потом не путаться. Кто кому нужен? Я тебе или ты мне?
      - Я считал, что взаимно. А иначе не к чему и огород городить.
      - Согласен. И все же я тебя совсем не знаю.
      Похоже, игра в "а ты кто такой?" была особенно популярной в их компании. И я не стал отступать от ее несложных правил.
      - Но и я тебя тоже не знаю.
      - Не уверен, - как бы между прочим обронил Стас.
      В это время мимо нас неторопливой походкой продефилировала женщина со скучающим, ярко накрашенным лицом. Я дождался, пока она исчезнет в конце тропинки, и лишь тогда сказал:
      - Тебе не кажется, что было бы намного лучше, если бы мы приступили прямо к делу? Сколько можно ходить вокруг да около?
      Он кивнул, давая понять, что согласен и что ему тоже досадно тратить драгоценные минуты на пустячные препирательства, да что поделаешь - надо.
      - Ну хорошо, а валюта у тебя откуда?
      - Нашел, украл - какая разница?
      - Разница есть. И большая, - возразил он.
      - Не усложняй. По мне: встретились и разбежались - куда проще. Разве не так?
      - Так-то оно так. Но почему я должен тебе верить?
      - Верить, между прочим, легче, чем не верить, - изрек я подходящую к случаю истину. - Не так хлопотно.
      - Да ты, Вальдемар, философ. А поконкретней можно?
      - Можно и поконкретней: тебе придется мне поверить - у тебя просто нет другого выхода.
      - Это в каком смысле? - Реакция у него была отменная. Совсем как у зверька, мгновенно фиксирующего малейший намек на опасность. Даже если опасность мнимая.
      - В прямом. Я, например, сказал, что меня зовут Владимир. А мог сказать, что герцог Бекингем. И в том и в другом случае ты будешь сомневаться. Выходит, я прав: тебе нужна справка. Дай тебе справку, ты характеристику потребуешь, рекомендации, а у меня их нет. Какой же выход? Вот ты спрашиваешь, где я взял валюту? Я говорю, нашел. Тебя это не устраивает, но ничего другого я тебе не скажу. Поверишь - будем говорить дальше, не поверишь - распростимся до новых встреч, я ведь ни на чем не настаиваю.
      - Интересно рассуждаешь. - Его выпуклые, не то серые, не то бледно-зеленые глаза, смотревшие до сих пор вяло и безразлично, на миг стали жесткими, злыми, и вновь проступило сходство со зверьком, хитрым и осторожным.
      Он хотел что-то добавить, но тут на тропинке вновь появилась женщина. Она поравнялась с нами и, уперев руки в бока, глуховатым голосом спросила:
      - Который час, мальчики?
      Стас поднялся с лавки, подошел к ней вплотную и шепнул что-то на ухо.
      - Скотина! - взвизгнула она и как ужаленная с крейсерской скоростью понеслась по дорожке к "Интуристу".
      - Я слушаю. - Стас вернулся на скамейку и как ни в чем не бывало принял прежнюю позу.
      - А чего слушать, я все сказал. Выводы делай сам, не маленький.
      Могло показаться, что я избрал слишком крутую, рискованную линию. По сути же, я не рисковал совсем. Либо Стас замешан в историю с "Лотосом", и тогда в силу неизвестных мне причин сам во мне заинтересован и не выпустит прежде, чем не попытается использовать в своих целях. Либо я ошибся, и никакого отношения к смерти Кузнецова он не имеет, а может, и вообще его не знает. Тогда и подавно незачем с ним миндальничать: чем раньше мы расстанемся, тем лучше. В ближайшие дни им займутся другие люди и по другому поводу, уж я об этом позабочусь.
      А пока требовалось создать видимость, что меня занимает исключительно сделка, о которой говорил Герасю, одна только сделка, и ничего больше. Это единственный способ заставить Стаса раскрыть карты.
      - Мне не доверие твое нужно, а дело сделать. И как можно скорей. У меня времени в обрез, а вы второй день резину тянете, родословную мою выясняете, будто я спаниель с подмоченной репутацией. Что ты, что помощничек твой. Как не надоест? Я же у вас документы не спрашиваю!
      - И напрасно, - желчно заметил Стас. - А вдруг я из милиции, что тогда?
      - Это ты-то?
      - А что, не похож?
      Мне вспомнился вчерашний обыск, сомнения, которыми так и не поделился с Симаковым.
      - Не хотелось затевать этот разговор, да ты сам напрашиваешься. Из милиции, говоришь? А кто устроил за мной слежку? Кто приставил ко мне этого ублюдка? Кто влез в чужую квартиру и перевернул в ней все вверх дном?! Да ты сам милиции боишься больше, чем я. Думаешь, не знаю, что вы искали на Приморской?