«Итак, вожак разбойников богат», – заключила Лэйли. Возмущенно фыркнула: а сам-то неопрятен, грязноват, среднего роста, жирен и несколько не в форме, мягко говоря. Лэйли закончила осмотр, приняла решение: прошла к раненому и встала рядом.

– Давай сэкономим время, – предложила эльфа. – Мы вас, как любит говорить мама, того, и верблюды наши.

– То есть до торга в Эфизе ты дожить не желаешь, – усмехнулся «купец». – А я уже хотел сказать, чтобы тебя не били слишком сильно, не портили шкуру. Доброта обычно не ведет к пользе дела.

И добавил, чуть повернувшись к своим подручным:

– Убрать всех. И чисто.

Предводитель разбойников рванул повод, вынуждая коня вздыбиться и закрутиться на месте. Лэйли указала раненому на седока и коротко бросила: «Твой». У нее снаряженного лука нет, а у парня в ногах как раз лежит подходящий. Мужчина нервно дернул здоровым плечом, но спорить не стал. То есть тоже полагал – седок жить не должен. Лэйли отстегнула рукоять убранного в пояс клинка. Эльфийская гибкая булатная оса, длинная. Мамины заклятия, папина ковка… Он всегда надеялся, что оса не пригодится дочери в настоящем бою. Говорил, убивать – не женское дело. Наверное, был прав, но здесь особого выбора у нее нет. Пройти мимо, отвернуться – и себя уважать станет не за что.

Лучник, выцеливавший Лэйли с первого мгновения, разочарованно сплюнул в песок. Убивать молодую симпатичную женщину, не наигравшись, ему было досадно. Уже все себе представил, уже давно в мыслях сорвал халат. «Само собой, первым после хозяина», – усмехнулась Лэйли. Они тут все – первые после хозяина. И потому ее будут убивать прежде израненных людей, от злости за неосуществленное. Удачно. Иначе могло бы не хватить времени. Отбить назначенные ей стрелы успеет, а нацеленные в соседа – едва ли.

– В брюхо, – лениво бросил первый лучник.

– Красивая грудь, – отозвался его сосед. – Я бью под правую, пусть еще повизжит.

Лэйли стояла и с отвращением слушала продолжение издевательского выбора мишеней на ее теле.

Это – люди? Она знала их давно, с раннего детства, полторы сотни лет. Но не таких. Отец предупреждал, но поверить было невозможно. Еще он просил не судить по подобным выродкам обо всех. Людей много, и они разные. Один, уже раненный, стоит рядом и будет пытаться ее защищать. Даже закрывать – видно, как дернулся. Спасибо ему, а то уже небо от чужой злобы темнеет и кажется, что привычный мир вот-вот рухнет.

– Сказала тебе, выцеливай ублюдка, – резко одернула соседа Лэйли. – Из этих кто-то нужен живым для допроса?

– Тот, в центре, с ятаганом, – неуверенно сообщил раненый сдавленным голосом. – Ты серьезно?

Ответить не удалось. Последний лучник удостоил вниманием ямочку на щеке. Эльфа возмущенно тряхнула головой – да откуда у нее, тонкой и легкой, дурацкие ямочки?

Первый лук скрипнул, изгибаясь и копя опасную силу, готовую стать смертью. И Кошка Ли прыгнула – вперед и сразу вбок, вдоль линии стрелков. Низкое гудение распрямляющейся из поясных ножен навитой на талию осы – сродни звуку тетивы, но быстрее и звонче. Оса опасна не только уколом, но и хлестким ударом. Разгибаясь, она порвала горло тому, первому, целившему в живот Лэйли. Прочие не заметили стремительного смазанного движения, укола, рывка, свистящего замаха… Только четвертый лучник успел нервно дернуть лук вверх и вправо, туда, где жертва неподвижно стояла еще мгновение назад.

Жутко им. Нет врага, есть только хруст костей, хрип и брызги крови. Седьмой завизжал, десятый оказался достаточно быстр, чтобы сообразить, насколько все плохо, и попытаться бежать. Последний спустил тетиву без надежды попасть хоть в кого-то. Просто рука уже не жила и не могла держать лук.

Лэйли обернулась к вооруженным саблями и к тому, с ятаганом, которому предстояло прожить дольше прочих. Отметила краем глаза: всадник уже падает из седла, стрела аккуратно и уверенно прошла меж ребер и достигла сердца. Самоуверенный наемник, не надевший кольчуги… и точная работа лучника. Как движения осы, предназначенной в первую очередь для укола. Тонкий клинок требует выдающейся скорости движений, он неспособен парировать тяжелый меч или даже саблю в мощном замахе: согнется, спружинит, оттолкнет назад и вбок своего же владельца, к такому нужна привычка. Да и она, Кошка Ли, не выдержит прямой удар, слишком легка. Потому оса именно женское оружие, у маленьких есть скорость. Ее не зря учили. Главное – не останавливаться, так отец говорил. Потом станет страшно и тяжело от содеянного. Важно успеть положить их всех до осознания. На раненого надежды нет.

Впрочем… Лэйли обнаружила вторую стрелу в груди одного из мечников. И заинтересовалась, во сколько жизней обошлось пленение воина. Явно тренированного мастером, способного на большее, нежели любой из фальшивых конокрадов. Ранен в предплечье, но все же и теперь ловок и спокоен. Успел положить еще одного, пока она добиралась до владельца ятагана через прочих, бестолково и испуганно машущих саблями – словно она и вправду оса, которую можно отогнать от меда таким глупым способом. Паника – удел трусов. При такой реакции могли бы создать куда больше проблем, даже ранить, пусть и не тяжело, вскользь.

Лэйли подрезала сухожилия под коленями мощного темнокожего воина и испортила ему, падающему, вооруженную руку. Вторую приколола осой к телу уже покойного подельника. И обернулась к своему союзнику, бледному, но пока уверенно сохраняющему сознание ясным.

– Спрашивай.

– Спасибо, – удивленно кивнул тот. Чуть помолчал. – Он едва ли ответит. Но все же… Вас послал сам эфрит?

– Ты молчал, когда спрашивали, – хрипло усмехнулся владелец ятагана. – Я тоже упрям. Что может случиться со мной, кроме смерти? Она уже рядом.

– Я могу «случиться», – холодно пообещала Лэйли.

Иногда очень полезно иметь глаза дикой кошки. Одно движение – перстенек остался в ладони, возвращая прежнюю внешность. Лэйли знала, как воспринимают ее взгляд люди. Но такой бурной реакции все же не ожидала. Воин охнул и сжался, пытаясь сотворить отказавшей рукой охранный жест. Задрожал, зашептал невнятно, бледнея и заикаясь.

– Эфрити, я не знал, что встал на вашем пути. Не уводите душу к нему, я все скажу. Нас нанял повелитель страны Дэйгэ. Он не желал вмешательства магов запада. Он рассчитывал сохранить влияние при новой власти. Если мы совершили недопустимое… о, эфрити, позвольте мне уйти, я все сказал. Не уносите к нему!

Стрела прервала поток визгливых жалоб. Лэйли еще раз отметила, что воин безошибочно бьет из лука. Надела перстень на палец и обернулась. Не хватало еще и от этого услышать вопль испуга! И без того теперь объяснений – на полный день, вот ведь незадача… Но спасенный оказался еще и умен. Кивнул благодарно и осел, роняя лук. Бой позади, последнее усилие по натяжению тетивы сожгло остатки сил. Глаза (теперь она рассмотрела – черные до фиолетового тона, как у старшей сестры) стали блекнуть, взор утратил осмысленность. Объяснять странность зрачков сделалось некому, кругом только мертвые и умирающие… ужасно.

Ей хватило времени и на истерику, и на лечение обоих еще живых, и на обучение навьючиванию верблюдов, и на осмотр каравана на предмет полезного в долгом пути. А еще на сожжение в огне магии тел погибших.

Утром Лэйли сидела у крохотного костерка мрачная и утомленная. Идти на прекрасный и загадочный восток уже не особенно хотелось. Все ее детские наивные представления сгорели вместе с караваном. Но идти надо. Эфриты – это персонажи из сказок, даже у эльфов. Теперь выяснилось, что кое-кому они знакомы в лицо. И явно подобны ей взглядом. Значит, надо разбираться. Отцу и на западе дел хватит, тут ее работа. Раз решились идти через пески звать чужих магов, значит, времени на раздумья уже нет. Вот тебе, Кошка Ли, твое долгожданное приключение – бери, как просила… Ну почему так часто сбывшееся непохоже на грезы?

Потом она пожалуется отцу. Рир умеет объяснять даже необъяснимое. А пока надо спешить.

Раненый воин очнулся на заре, когда караван из трех верблюдов уже двигался к востоку. Долго смотрел на восход, улыбаясь и шепча что-то без звука. «Наверное, молитву», – решила Лэйли. Потом попытался приподняться, удивился легкости и послушанию тела. Изучил остатки каравана. Фыркнул.

– Ты верблюдов который раз в жизни видишь, о достойная дочь мухош?

– Глупо спрашивать то, что уже сам рассмотрел. Как смогла оседлать – так и хорошо, пока кто поумнее не очнулся. Кстати, я Лэйли, или Кошка Ли, меня так все зовут. Короткое имя быстрее кричать, а я способна разозлить очень быстро. Имей в виду, и сама я сержусь весьма резво.

– Я не имею права сердиться на ту, кому обязан столь многим, – побледнел воин и согнулся в поклоне. – Простите грубость слепого и ничтожного. Своей жалкой жизнью и спасением моего господина я обязан вам, – вежливо поклонился воин еще глубже, почти лег на седло, а затем спрыгнул на песок. – Я Гэхир и имел редкую честь принадлежать достойному магу Фэризу из страны Дэйгэ. Но не смог его уберечь, и теперь ваша воля – взять меня в оплату благодарности господина за его спасение или оставить здесь, в песках, на смерть, я иного не заслужил.

– У вас все слишком кроваво, – пожаловалась Лэйли. – И все кому-то принадлежат. Ужас. Не хочу больше я туда идти, в Дэйгэ. Почему принадлежишь? И почему «оставить на смерть»?

Воин пожал плечами, удивляясь непонятливости спутницы, столь совершенно владеющей родной для него речью. И стал рассказывать подробно и неспешно, остановив караван и опустив тело мага на споро устроенное ложе, под полог, создающий тень.

Когда-то давно, уже никто не помнит точного времени, с запада пришли в край Дэйгэ настоящие маги. Они умели самое важное для сухой жаркой страны – вызывали дождь, усмиряли песчаные бури, лечили от яда змей и прочих тварей пустыни. Неудивительно, что каждый властелин пожелал заполучить их для себя. Была большая война. Маги не хотели ее, да и гибли они, помогая людям, слишком часто. Потом осталось всего семь волшебников. И тогда племена одумались, собрались на большой совет. Каждый род признал магов выше султана и любой иной власти. И каждый обещал никогда не подвергать опасности жизнь творящих волшбу. А еще отсылать лучших воинов в полную власть тех, кто дарует дождь. Пока рабы молоды – служат защитой заклинателям. Старея, они хлопочут по дому, пишут историю мага и рассказывают ее в селениях. Чтобы не было соблазна уйти, вернуться к родному очагу и предать почетное и трудное служение, их не просто отдают – продают за особую цену. Род избранного воина получает в течение пяти лет обильные дожди и защиту от всех иных угроз пустыни. Сам воин принимает клеймо мага, которому посвящен, и живет, пока жив хозяин. Гэхир показал свою метку – в основании шеи. И пояснил: рабы не могут пережить хозяина. Старея, маг вытягивает их силу, продлевает свое пребывание в мире, он полезен и должен успеть подготовить ученика. А воинов в песках много.

Тот, кто избран, но не уберег жизнь мага, должен уйти в пустыню и умереть. Высохнуть – иначе засуха падет на его род, заклеймит позором. Теперь он, Гэхир, оказался именно в таком положении. И смиренно ждет решения госпожи.

– От меня немного пользы, – вздохнул воин. – Вы маг и воин, достойная. А я ничтожен дважды – не уберег и не признал. Кому нужен столь жалкий раб? Трудно и больно жить с позором. Я провожу вас и уйду в пески.

– Нет уж, – вздрогнула девушка. – Я решительно против песков. А ты не можешь мне доводиться не рабом, а проводником, допустим? У меня дома нет такого совсем – рабов. У нас строго запрещено магам-людям брать жизнь иных для своего долголетия, это закон Круга мудрых. Не понимаю, как ваши заклинатели осмелились его нарушить!

– Вынужденно, они стареют очень рано, с тридцати лет, – сообщил Гэхир. – И берут тоже – с тридцати. Мой хозяин вышел из Дэйгэ с караваном и свитой из полусотни рабов. Он «пил» нас каждый месяц, сначала старших, а потом и молодых воинов. Путь на запад опасен для заклинателей, это верная смерть. Но идти было очень надо. Он рассчитывал успеть.

– Не пил бы – не умирал бы, – разозлилась Лэйли. – Проснется, я ему мозги вправлю, и еще как! Это природа долины Рэлло, она наказывает твоего мага. Эльфы воспринимают отнимающих жизнь как зло. Любых, понимаешь?

– Значит, его долг еще выше, чем мне думалось, – вздохнул воин. – Вы должны взять плату с меня, госпожа. Он спас мой род. Любую плату.

Лэйли резко выдохнула и прикрыла глаза. Переговоры с королями людей дома, в долине Рэлло, уже не казались каторгой. Там все друг друга понимают! Там мудрые за спиной, они и помогут, и подскажут. А тут одной, посреди песков – что говорить и как поступать? Отец советовал не решать сгоряча, слушать внимательно тех, с кем свела дорога. Он полагал: всегда можно решить дело миром, даже если обычаи очень несхожи.

«Главное, не умничать и не делать вид, что знаешь больше всех о правде местных богов», – наставлял Орильр. То есть пока она, по-видимому, слушала плохо и умничала. Зато Гэхир времени не терял. Вон верблюдов правильно перевьючил, устроил удобное место для своего бывшего хозяина, полог натянул. Предложил ей забираться в ковровое седло, почтительно подставил спину. Можно возмутиться – но стоит ли? Он старается, как может, и явно от души.

– А сам пешком?

– Рабы не имеют права поднять голову выше лица хозяина. И я не знаю, как вы решили мою судьбу. Если дело в наказании, я помогу. Конечно, я не особо разбираюсь в причинении медленной смерти…

– Постой, – отчаялась Лэйли. – Давай еще раз разберем случившееся. Как его воин – ты не имеешь права жить.

– Да.

– Как мой воин…

– Могу жить. Если вы сочтете это полезным. Но после того как оплачу долг хозяина.

– Ага, – обрадовалась Лэйли. – И любая казнь?

– Любая. Приказывайте, я буду делать все в точности, вы не сможете быть недовольны наказанием.

– Ясно. Тогда – садись уже на верблюда, упрямый дурак! Тошно глядеть, как тебя ветром качает, – сообщила Лэйли и довольно кивнула. – Ну другое дело.

Она ловко забралась в седло сама, уселась поудобнее, обняв колени руками. Изучила бледного, понурого спутника. Он жестоко страдал, нарушая запрет, но не смел согнуться, чтобы хоть немного уменьшить свой рост. Пожалуй, под плетью чувствовал бы себя лучше. Лэйли виновато вздохнула: так не годится – и пешком плохо. Слаб еще даже после лечения, упадет к закату, а то и раньше. А ей казалось, что решение уже найдено…

– Пойми ты, упрямый человек, нет у нас рабов. Мне тоже трудно. Мне не нужен раб, мне нужен нормальный проводник, свободный и здоровый. Творец, да как же объяснить? Я от тоски тут взвою в непонимании.

– Проводник, – задумался Гэхир. – Тоска? Среди наших магов нет женщин. Там, за песками, женщины сидят по домам и не дерутся, как вы, достойная. Разве что кошими… У меня была семья. Недолго, меня рано продали. Но моей жене не было скучно. И если вы таким образом понимаете мое служение…

– Ну что за день, слова не скажи! Я так хорошо выучила ваш язык! Пока я по поводу шелка торговалась, казалось, что все понимаю верно, – отчаялась Лэйли и обернулась на запад. – Папа, прости, ну чего я одна подалась в бега? Вернешься, я буду смиренно печь пироги. Лет сто, честное слово! Я еще маленькая и глупая, а напридумывала о себе невесть что…

Это покаянное сообщение Гэхир переваривал долго, молча и усердно. Он честно пытался понять свою новую хозяйку. Даже смирился с тем, что отныне принадлежит женщине, шумной и преступно непочтительной к достойному магу. Непоследовательной и лживой. Она требует стать ее проводником и сразу же заявляет, что пить жизнь нельзя. Словно просить стать проводником и готовиться пить – не одно и то же! Гэхир снес это, покорно вытерпел насмешки, унижение хозяина, свой позор.

Теперь, после странного обращения к находящемуся далеко, но явно дорогому для девушки отцу, Гэхир усомнился в своих оценках. Задумался над разговором, разбирая его заново. Пытался предположить: хозяйка и правда ничего не знает и не понимает? И проводник в ее устах – это именно ведущий караван, а вовсе не умирающий ради мага, выпитый. Значит, в седле он сидит, чтобы выжить и не упасть до ночи в песках, тормозя караван. А тоска… да поди ее пойми, странную маг…у – магиню? Как называется маг, если он – это она?!

Гэхир устроился в седле поудобнее, еще раз покосился на сопящую, готовую заплакать хозяйку. Еще кто кого тут казнит! От мысли стало весело и странно на душе. Никто его не желал обижать. Вот бы еще понять: про сто лет достойного женщины труда. Это тоже – всерьез? И кто такие эльфы?

Самое странное то, что внешне его новая знакомая, достойная магини, – вполне обычная девушка народа песков, одета просто и привычно. И не знает обычаев. Никаких!

– Если мне будет позволено заговорить и нарушить ваши раздумья… – решился Гэхир.

– Давай, нарушай. – Она все же всхлипнула. – Хуже уж некуда. Наверное.

– Вы внешне в точности женщина народа мухош. Это чуть к северу от моих родных мест, и выговор их. Как же может быть, что вы не знаете наш обычай? Вас учили маги запада с самого рождения?

– Этой внешностью я обязана брату, он лучший молодой маг по маскировке, – вздохнула Лэйли. – Что привык видеть, то и придумал – ты сам и те, дохлые. Не уверена, что настоящая я покажусь тебе нормальной. У меня глаза странные, с детства. Это все мама, она просила, чтоб как у папы, зеленые. Ну боги и пошутили. А тот тип с ятаганом чуть рассмотрел и заорал – эфрити. Вот посмотришь и тоже за оружие возьмешься.

– Если бы достойная госпожа была эфрити, я бы уже давно оказался выпит досуха, – рассмеялся воин с некоторым облегчением. – Вы действительно не знаете наших законов. Я не мог поверить. Кем бы вы ни были, я обещал служить в оплату долга хозяина. И подтверждаю слово.

Лэйли мрачно кивнула и сняла перстень маскировки. Воин смотрел долго, смущаясь своего любопытства и не находя сил его преодолеть. Глаза хозяйки и правда оказались невероятными. Но раб, отданный магу – усвоил на своем опыте Гэхир, – быстро обретает способность понимать и видеть иначе, полнее, нежели обычные люди. Ощущать тепло в незримой силе хозяина. Оно несет жизнь – дождь, лечение, укрощение ветра. А еще раб осознает холод. С того страшного дня, когда впервые бывает выпит, как целебный чай в жару. И остается, подобно треснувшей пиале, пустым, разбитым, старым – познавшим преддверие смерти. Проводником, совершившим первый шаг на пути к ней. Эта девушка никогда не касалась холода. Зато ее тепло удивительное, и смотреть на него, незримое, – отрадно. Словно выпитое другими магами – вернулось. Ему всего-то двадцать восемь. До первого глотка возраст имел смысл, но господин пил его жизнь тридцать два раза. То есть, надо полагать, за несколько месяцев пути на запад промелькнуло немало непрожитых лет, и ему – за сорок. Несколько мгновений назад было так. И ушло. Стоило девушке с глазами дикого горного кота шепнуть пару непонятных слов и провести рукой у самого лица своего раба. Особенно радостно то, что ей от проделанного не стало хуже, что было бы преступлением.

– Вы не эфрити, хозяйка. И вы куда более сильный и настоящий маг, чем господин Фэриз. Я осмелюсь уточнить, как вы собираетесь печь пироги сто лет? Это очень долго, дольше, чем обычная жизнь.

– У эльфов нет предела длины жизни, – улыбнулась Лэйли, радуясь достигнутому пониманию. – Нас можно убить, но по своей природе мы такие, какими становятся люди годам к тридцати. Всегда.

– То есть вам более семнадцати лет.

– Сто шестьдесят пять лет, один месяц и семь дней.

Черные глаза блеснули удивлением. Воин снова задумался, глядя куда-то вдаль и считая своих предков. Эта девочка жила, когда не родился прадед? Трудно поверить. Хотя… он сам видел, как хозяйка дралась. Точнее, не видел. Этому не учатся за одну жизнь человека, так вообще невозможно двигаться. Не зря воин повелителя и кричал – «эфрити», сущность превыше разумения и силы людей… одними странными глазами опытного бойца не напугать. Что ж, может, и эфрити. Но эта, в отличие от любых иных, не обращена ко злу.

Странная магиня поняла его молчание по-своему и взялась извиняться…

– Я очень молодая и пока довольно глупая, недоученная. Ох и влетит мне от папы… Понимаешь, я должна была, по уму, везти вас обоих в долину, к нашим мудрым. Но твоему магу стало дурно, и все хуже при каждом шаге туда, на запад. Вот я и повернула верблюдов обратно. Думала – сама разберусь, я такая… – она вздохнула, – самоуверенная.

– Но теперь господин жив и не стареет. Он последний месяц пил нас очень часто, едва не каждый вечер. Он не злой, просто иначе умер бы сам.

– Я немного знаю иную магию – народа гномов. И отпела его старые долги. Он начнет выздоравливать, еще немного – и зашевелится, попробует капризничать. Может, мы его бросим и пойдем сами, а то объяснять каждому про эльфов – дурное дело. Не все смогут поверить и понять, как ты. Повезло мне!

– Не все смогут понять, – кивнул Гэхир. – И точно – не маги. Вы будете в большой беде. Вы – источник жизни и силы. Я оставлю ему послание. Укажу: нас спас неизвестный маг и велел возвращаться, заверив, что он сам дойдет к западным мудрецам и вызовет помощь. Так я напишу. И что в счет оплаты долга за спасение принадлежу новому хозяину. В это легко поверить. Но медлить и возвращаться нельзя, беда двигается достаточно быстро.

– Вечером я сообщу в долину, я могу нашептать для нашей мудрой, для Эриль. Они будут знать о беде и ждать… недолго. Потом пойдут выяснять, что я тут натворила. В общем, мы быстро глянем, что и как. Далеко эта ваша беда?

Гэхир пожал плечами и стал рассказывать.

Все началось давно, как полагали его прежний хозяин и остальные маги, желавшие позвать помощь с запада.

Легенда утверждает, что один из заклинателей удачно исполнил просьбу самого султана, пожелавшего на день рождения сына, в разгар сухого сезона, увидеть семь радуг. В награду был приглашен во дворец, где и остался, прижился. Он получил высокий сан – Исполнителя желаний повелителя. И сам не знал отказа ни в чем. В ученики маг охотно взял сына султана. Прожил он дольше иных, силой обладал немалой и был сверх того изобретателен. Не вызывает особого удивления то, что стареющий покровитель заклинателя тоже пожелал продлить свой век. Но пить рабов султан не мог – не обладал и малой толикой дара магии. Для него, как утверждает легенда, Исполнитель желаний и создал фонтан юности. Вечером у воды навсегда засыпали рабы. А утром старый повелитель купался в целительных свежих струях, впитавших силу загубленных жизней, и молодел. Однажды он не дотянул до рассвета, и на парчовый ковер власти сел утомленный ожиданием немолодой уже сын, соединив магию и земную власть. Он мог пить рабов, но по-прежнему кормил их молодостью фонтан. И полагал, что так создаст настоящую живую воду, дарующую бессмертие. Так продолжалось год за годом.

Со временем придворные стали замечать, что у фонтана трудно дышать. А еще – что он смотрит на окружающих и даже разговаривает. Подходить к старому залу Исполнения желаний теперь никто не решался. Зато повелитель радовался – его дело близко к успеху!

До которого маг не дожил. Он умер внезапно, и многие услышали в ту ночь, как фонтан журчал и звал, даже пел. Звуки ползли по полу и стенам, как невнятный шелест, и получили название «Темного шепота».

Наследник преступного мага настоящего таланта не имел, но даже его способностей хватило, чтобы оценить смертоносность силы фонтана, убояться – и закрыть к нему доступ. Султан пробовал звать магов и очищать дворец от шепота смерти. Некоторое время казалось – удалось. Но однажды утром у фонтана нашли нескольких слуг, мертвых. На их лицах навсегда отпечатались улыбки безоблачного, полнейшего счастья. И шепот стал громче.

Теперь уже никто не сомневался – фонтан сам звал и манил. Скоро голос его стал разборчив: он обещал исполнение желаний и радость, в сравнении с которой сама жизнь ничтожна. Внук султана-мага засыпал фонтан песком, покинул дворец и закрыл все входы в него. Положился на силу пустыни, способной все стереть из памяти, обратить в песок.

Гэхир смолк, и Лэйли поежилась. История звучала слишком мрачно.

– Что же стало? Затих фонтан?

– Да, и маги говорят, что он пуст. Но началось иное, более страшное. Недавно, не более пяти лет назад. По селениям Дэйгэ теперь ходит человек, он исполняет желания. Два – бесплатно, а третье…

– То есть мрете, как мухи, – вздохнула Лэйли. – И никто не отказывается от желаний, даже когда в оплату берут жизнь?

– Ты считаешь, я – живу?

Гэхир усмехнулся. Надо же, странная манера хозяйки общаться с ним, как с равным, привела к недопустимому. Он признал тягость служения. И позволил себе оглянуться назад…

Он отлично помнил тот день! Долину у кромки пустыни накрыла затяжная засуха, надежд пережить ее оставалось все меньше, и старики позвали мага Фэриза. Уже к вечеру первого дня усердного заклинания пошел дождь. Дети радовались, да и взрослые смотрели на сухие поля, пестрые от первых огромных тяжелых капель, с надеждой.

Вода – это жизнь, на краю пустыни никто не думает иначе. И платят за выживание не торгуясь. Утром маг уже сидел на самом богатом ковре, расстеленном на высоком помосте под пологом, дарующим тень. А мужчины селения, все, от пятнадцати лет и до сорока, проходили перед помостом. Фэриз выбирал. Как? Этого не знает никто, кроме самих магов и их рабов. Позже Гэхир понял: здоровье, сила и молодость – вот и весь секрет. Потому маг сразу отметил его: еще бы, воин. Он в селение пришел недавно. Отец служил султану и учил лучших бойцов. Потом кто-то очень усердный и опытный в делах дворца сказал повелителю, что старый мастер уделяет сыну куда больше времени, чем прочим ученикам. И ему, Гэхиру, пришлось уйти из дома, чтобы весь род – особенно сестры и мама – смог жить спокойно. Повелитель остался доволен решением преданного слуги, вот только с собой не разрешил взять даже сухой лепешки. Наемничать воин не пожелал. Он нашел себе тихую и вполне мирную долю в далеком селении. Женился, и никто не попрекнул, что беден и безроден – сами к нищете привыкли, высохшие и худые, черные от непосильной работы. Старый Ошри и его дочь знали: крепкие умелые руки и желание работать – тоже немалое достояние.

Казалось, худшее позади. Но, увы, через два года пришел маг, указал на Гэхира, и снова от жизни не осталось ничего, даже отчетливых воспоминаний о близких.

Зато он помнил тот день.

Как радовалось селение – отдали пришлого, вдвойне не жаль такого. Как маг прошептал невнятные слова, тронул затылок, и под его пальцами осталась обожженная кожа, хранящая клеймо. Гэхира воспитывали воином – в уважении к закону и в послушании. И он смирился: жене посвященного магу выделят лучшие земли. Ей будет не так плохо, как в засуху. А уходящему рабу следует делать необходимое, чтобы дожди не покинули его дом. Но осознание правоты селения, оплатившего дождь, не дарило покоя и не унимало боль души. Жене, он помнил, не позволили плакать и провожать, ведь это честь – отдать родича в услужение магу. И стать вдовой при живом муже…

Забывать он стал позже.

С того вечера, когда хозяин первый раз позвал его в свой шатер. У заклинателя сидел гость, тоже маг, достаточно пожилой. Фэриз восседал на помосте, как обычно, а раб вполз на коленях и согнулся в учтивом поклоне, припал лбом к полу. Хозяин указал на ничтожного гостю и спокойно сказал: «Воин, еще не проводник. Силен, нет и двадцати пяти, полон жизни. Первый вечер отдаю, ты гость, и ты устал. Подкрепись».

Гость довольно рассмеялся, велел лечь на спину и говорить. О жене, о доме, о прошлом. А сам напряженной сухой старой рукой, которая казалась когтистой лапой, впился под ребра и мял живот, словно хотел прорвать кожу и добраться до печени. Под его острыми ногтями ядом разливался мучительный холод. Но еще хуже и страшнее было иное. Сказанное уходило и уже не возвращалось. Гость спрашивал, какое было у жены лицо, как ее звали, что готовила по праздникам? Гэхир помнил вопросы, а ответы – забыл. Его унесли из шатра, и безмерная слабость несколько дней не позволяла встать на ноги. Какое там, головы поднять не удавалось! Именно с тех пор он не был полон жизнью, как отметил хозяин. Молодость отшатнулась, испугавшись когтистой жадной лапы гостя. Пришлось привыкать к одышке после бега, к боли в спине, к бессоннице.

Потом его много раз пил хозяин, и новые вопросы тоже остались в памяти вместо ответов. Где он жил, как зовется селение, сын у него родился или дочь…

– Ничего не помнишь? – охнула Лэйли. – И из-за этого урода ты собирался умирать в песках? Да еще и сам себе казни придумывал… не понимаю.

– Чем дольше мы служим, тем больше к этому привыкаем, – вздохнул Гэхир. – Собственное прошлое пустеет. Дела хозяина кажутся все более значимыми. Ты мне вернула часть прошлого. Я снова помню родителей, пусть невнятно, но хоть так.

– Сколько лет ты ему отдал?

– Кажется, шесть. Я полагаю, мне теперь двадцать восемь.

– Кажется! Все у вас невнятно! Где искать порождение фонтана?

– Маги говорили, у них не хватает сил разобрать Темный шепот и определить источник его. Звучит шепот в Дэйгэ каждую ночь. Можно попытаться проследить, иных путей поиска не ведаю.

– Все равно ничего не понимаю! Если этот тип – зло, почему тот, с ятаганом, сказал, что повелитель занимает высокое место при новой власти? В столице ваш смертоносный «желальщик» появлялся?

– Ни разу.

– Для начала пойдем туда. Ведь это странно – столько людей в одном месте, а ему нет до них дела. Зато повелителю вашему до тебя и этого твоего бывшего хозяина – есть.