– Ну ясно, – процедил Макс и отвернулся к окну.

Больше он не проронил ни слова, до той минуты, пока за нами не пришло такси. Лишь тогда он совершенно равнодушно напомнил:

– Ты обещала этой дуре пойти на концерт. И устроить вечеринку.

– О, с удовольствием. Когда будешь бронировать места, не забудь про Йена. Он действительно ее поклонник.

Билеты я получила тем же вечером. На себя и на Йена. А еще в конверте лежали два именных приглашения на лекции Максимиллиана ван ден Берга в колледже Святого Валентина.

Как это мило с его стороны. Можно подумать, я сюда от скуки прилетела, не знала чем заняться, и тут – такой подарочек.

Ровно через десять минут явился Макс собственной персоной.

– Так, где твой… этот? Дел, как его зовут?

– Йен Йоханссон, и он не мой, а полицейский.

– Не важно. Бери его и поехали.

– Куда?

– Ужинать.

– Макс, – очень строго сказала я, – ты…

– Парень, по которому ты работаешь, учился в колледже Святого Валентина. Я поговорил кое с кем. Есть сложности. Поэтому мы идем ужинать.

– Не вижу логики.

– Ты, я, твой Йен и эта клуша Нина.

– Ну спасибо.

– Она кумир той тусовки, в которую входил твой труп.

– Мой труп пока при мне и никуда не ходил.

– Надо же нам извлечь хоть какую-то выгоду из интриг твоего босса.

Я вздохнула.

– Форма одежды? Демократично?

Макс выразительно оглядел себя. Выглядел он, как обычно, на миллион.

– По-твоему, это демократично?

– Тогда пусть твоя шалава пеняет на себя.

– Ты отстала от жизни, моя дорогая. Нина Осси сейчас – номер один. И ее приглашают в такие места, где ты отродясь не бывала. Хотя если бы ты не была такой дурой и не закатила истерику с разводом…

– Еще одно слово – и я никуда не пойду. А с твоей шалавой номер один я могу познакомиться и без твоей помощи. Ей очень важно знать мое мнение о твоем пенисе.

– Пф, – бросил Макс, – чтобы составить мнение, нужно иметь достаточно материала для сравнения. А у тебя опыта-то кот наплакал.

Я подчеркнуто высокомерно вскинула бровь:

– Может, ты считаешь, что взял меня девственницей? Тогда, милый, это у тебя опыта не было.

– Да было у тебя разок в школе, я помню, ты рассказывала. – Макс едва не лопался от типичного мужского самодовольства. – Это не опыт.

Я снова промолчала, что у меня был очень умелый любовник до него. В любом случае спор бессмысленный, – что бы я ни сказала, у Макса готов ответ: раз до сих пор спишь со мной, то я лучший, а остальные не стоят даже упоминаний.

– Зато теоретическая подготовка будь здоров, – все-таки огрызнулась я и пошла выбирать, что надеть.

Макс хохотнул за моей спиной. Вот ведь странно устроены мужчины: он оконфузился, я его вытащила, а этот, вместо того чтобы устыдиться, раздувается от гордости – как будто он меня спас, а не наоборот.

Ничего особенно праздничного у меня с собой не было, поэтому я выбрала традиционный вариант – терракотовое платье-футляр до середины бедра и густо-серое болеро. И нарядно, и не напрягает. Макс увидел, скроил такую мину, словно я в драные джинсы влезла.

– А где то серебряное платье, в котором ты была на ужине? На Сонно? Очень тебе идет.

– На Кангу, – пробормотала я, выбирая туфли. – Вместе со всем остальным. Мне не до багажа было, когда я улетала.

– Не понимаю, что за срочность такая была. Подождала бы день, улетела бы на моей яхте.

– Макс, – я вздохнула, – для тебя это забава. А для меня – работа. Тебе кажется, это такая романтическая игра в опасности и рискованные приключения. И ты, так и быть, подыгрываешь мне. Аристократически снисходишь до моих грубых развлечений. А что, почему бы не пошалить. Только ты в любой момент можешь все бросить и вернуться к своим достойным занятиям. Дело твое, имеешь право. Но ты почему-то считаешь, что для меня это тоже всего лишь игра! Что у меня есть задачи поважнее, например, развлекать тебя…

– Дел, у тебя действительно есть задачи поважнее, чем твоя так называемая работа, – перебил Макс. – Начистоту? С твоей работой вполне может справиться любой опытный оперативник. Тут не нужны ни твои профессиональные таланты, ни твоя квалификация. Заметь – я не отрицаю, что они у тебя есть, и значительные. Но на этой работе ты никак их не используешь. Для тебя все, что может поручить Маккинби, – детские шалости. Видала ты миссии и посложней. Главная трудность – это потрафить прихотям Маккинби. Он до хрена говорит об исключении личных эмоций из рабочих отношений, только сотрудников он всегда подбирал исходя именно из эмоционального впечатления. Не спорь. С ним пыталась работать Ада Корниш. Твоя сокурсница. На уровне инквизиторских задач ее квалификации хватало с избытком. Но Маккинби ее выгнал. С ним работал Майкл Ежин, едва ли не лучший оперативник Большого Йорка. Ни одного нарекания по работе – и Маккинби тоже не смог придраться к нему. Но к себе не взял.

– Ты не все знаешь. Извини, я-то с Ежином в одном зале сидела. Майклу тогда оставалось дослужить три года. Ты думаешь, он променял бы гарантированную федеральную пенсию на хорошие деньги, но без пенсии? При этом Август регулярно привлекает его. До сих пор. И есть у меня подозрение, что, когда Ежин уволится, он не станет беспечным дядей-пенсионером, потому что Август возьмет его к себе. Оперативником под мое начало.

– Неважно. В любом случае я наверняка знаю, почему Маккинби выбрал тебя.

– Ты неправильно формулируешь. Правильно будет «я выдумал», а не «я знаю».

– В данном случае, дорогая, я именно знаю. Конкретно от него. Ничего выдумывать не надо, двойного толкования там быть не может. Причина тебе покажется нелогичной и неожиданной. К твоей работе она не имеет никакого отношения.

– Ну и какая?

– Поди и сама спроси. С чего это я должен выдавать тебе чужие личные секреты? Ты же не докладываешь мне секреты Эмбер, например.

Я скептически покачала головой. Макс знает Августа существенно хуже меня. Ему невдомек, что этому парню важны чрезвычайно тонкие нюансы вроде тембра голоса сотрудника или привычки к определенной цветовой гамме. У меня была масса преимуществ перед другими претендентами. Я легко адаптируюсь к любым требованиям, я пластична и могу работать в любом образе, я служу отличным фоном для рассуждений Августа, подбрасывая глупые реплики именно так, как его не раздражает. А еще я не лезу к нему в штаны. Ада Корниш, ха. Ада вообще-то мечтала замуж за него выйти. Со второго курса мечтала, вслух и смачно. И работу восприняла как первый этап строительства семейного гнездышка по ее вкусу. Не знал об этом, наверное, только Макс.

Конечно, Август опирался на эмоциональные впечатления. Главное из них – хочет человек работать или готов притворяться работающим ради других целей.

– Для тебя твоя «работа» – это тоже игра. Только по-детски серьезная. Это твой способ самоутвердиться, не более того. Осознать себя личностью и независимой. Как только осознание произойдет, у тебя мигом изменятся цели, – продолжал Макс. – Все люди развиваются одинаково. Думаешь, я в твоем возрасте был другим? Я тебе больше скажу: и Маккинби такой же. Он вообще туго растет, как дуб, ему спешить некуда. То, что с другими происходит в двадцать пять, ему только предстоит узнать в сорок. Для него инквизиторство – тоже игра. Притом что его талант никто не оспаривает. Но через несколько лет он займется тем, для чего и появился на свет. Я давно его знаю и давно за ним слежу. В колледже он жил только профессией. А сейчас, смотрю, и обществом не брезгует, и положенную по статусу нагрузку несет охотно. И в бизнесе обороты набирает. Пять лет назад он в управлении колонией смыслил столько же, сколько твой Йен, если не меньше. Вся работа лежала на управляющем да на родителях Маккинби, которые пасли управляющего. А последний его сенатский отчет я слушал – это говорил уже не парень, которому дали документ для заучивания наизусть. Он все, о чем говорил, видел, потрогал руками, изучил и даже родил пару идей по улучшению. Грамотных идей, между прочим. Он занялся инвестициями, и довольно успешно. Понятно, пока под чутким руководством дедушки, но все же занялся? Нашел какой-то интерес для себя? Он меняется, Делла. А вместе с ним изменится и твоя жизнь. Я это вижу наперед и не считаю нужным притворяться, будто верю в вечность твоих карьерных успехов. Это преходящее. А настоящее – ты захочешь того же, чего хотят все женщины. Семью, детей. Это женское призвание.

Я наконец решила, что оливково-зеленые туфельки на скромном, зато изящном и устойчивом каблучке отлично подойдут. Влезла в них, чуть покачалась с мыска на пятку – да, содрала движение у Августа, а мне оно помогало понять, нравится ли обувь именно сегодня. И неожиданно с тоской подумала: черт, надо было ехать с Августом в Пиблс. Потому что за несколько дней моего гостевания на Сонно Макс залечил раны, нанесенные его самолюбию, и принялся калечить мое. Ничего в самом деле не изменилось бы, если бы я улетела на Землю. Август ведь уже знал, что убит Бернард, а не Адам. Меня не обстреляли бы или обстреляли бы позже, при очередном визите к Крюгеру. В общем, мир не пошел бы по другому пути, если бы я поехала в Пиблс.

Зато Макс держался бы несравненно скромнее. Он всегда тише воды ниже травы, если считает свои шансы невеликими. Положим, на деле у него не было шансов вообще, но он-то этого не знал. А я не хотела говорить. Потому что не обязана. Это довольно унизительно – объяснять мужчине, что ты бесплодна. «Прости, милый, но я урод». И наплевать, что, будь он рядом в нужный момент, ничего не случилось бы… или если бы спохватился сразу. Его не было, и он не спохватился. Он вообще завалился ко мне на работу спустя восемь месяцев после расставания как ни в чем не бывало. Даже не спросил «где ты шлялась, дорогая». Наверное, я ждала от него чего-то другого. Может быть. Хотя в действительности я все решила много раньше.

Но все-таки надо было ехать в Пиблс. Плюнуть на того мерзавца и ехать. Август знает почти все, ему не надо объяснять. Он и так сообразил, что делать.

На этом-то этапе меня и осенило. Я состроила похоронную мордашку и очень спокойно посмотрела на Макса:

– Макс, ты забыл историю с Энстоном?

Такого подлого удара с моей стороны он не ждал. Хотя какая тут подлость? Меня изувечили, а он и не почесался сквитаться с мерзавцем. Это вроде как мое личное дело, он не обязан вмешиваться. Да и что он знает? А должен был знать все, раз такой в меня влюбленный.

– Нет, – хладнокровно ответил Макс. – Время не пришло.

– Оно и не придет, – парировала я. – Ты вообще не задумывался, почему я пошла работать чуть не девочкой на побегушках в драное полицейское управление на драном Большом Йорке?

– Не нужно тебе вообще работать…

– Идиот! – наигранно-зло выкрикнула я. – Голову включи! Мне Энстон кислород перекрыл! Вообще везде! Я не смогла ни второй раз в колледж поступить, ни устроиться куда поприличней! И ты готов к тому, что мы поженимся, ага, а Энстон задушит всю твою родню финансово, а твоим друзьям расскажет, чем я, по его мнению, занималась за кордоном?! Он же типа командующий, ему-то известно!

– Он не посмеет, – уверенно сказал Макс.

– Еще как посмеет. Если б он тебя не то что боялся, а хотя бы за человека держал, – он и пальцем ко мне не прикоснулся бы. Не льсти себе, Макс. В глазах таких вот уродов ты – шут гороховый.

– Ну да, а Маккинби, конечно, серьезный человек, – язвительно отозвался Макс. – Со своими детскими играми в справедливую инквизицию и красными машинками.

– А вот его Энстон боится. Не потому даже, что Август выбросил его в окно со второго этажа. Потому, что Август играет в справедливую инквизицию. Как ты думаешь, сколько ему на самом деле известно про Энстона? Вот и Энстон не знает. Потому больше и не суется. Август – единственный человек, способный реально обеспечить мою безопасность. Ты, прости, не можешь. Ну вот что ты сделаешь, если твоим друзьям клевреты Энстона нашепчут всякие гадости? Что ты сделаешь, если очередной дальний родственник на ужине надерется хуже левретки и заорет, показывая на меня пальцем: «Шлюха, с диссидой трахалась, мне Энстон сказал!» Ты ж ничего не сможешь сделать. Будешь держать меня дома взаперти, на светские рауты ходить один и уклончиво говорить, мол, жена так занята детьми, так занята детьми. А если Энстон проведает, что ты в припадке бешенства любишь ножом размахивать? Тогда никакой гарантии, что меня не найдут в саду с твоим ножом в груди. И все поверят, что это твоих рук дело. Пусть тебя оправдает суд – все равно никто не поверит, что ты не откупился.

– Но ты же не спала с диссидой… – буркнул Макс. – Не твой уровень.

– Нет. У меня были другие задачи. А Энстон скажет – да. Доказательств никаких. Слово против слова. Слово принца, командующего – против слова арканзасской пастушки. Кому поверят?

Макс болезненно поморщился:

– Да он забыл давно о твоем существовании.

– Ты на это и надеешься? Что он забыл, я по-бабьи проглочу обиду, а ты будешь жить по-прежнему. Так?

– Да, я надеюсь, что он забыл! – рявкнул Макс, багровея. – Потому что я не забыл! И я достану его, как только он потеряет осторожность! Мне тоже есть что сказать ему, до хрена чего есть!

– Тогда остынь. И подожди еще, – я ядовито усмехнулась. – Ничего он не забыл. Тебя не удивило, что Август поехал в Пиблс без меня?

– А с какой стати он должен был ехать с тобой?

– Ну да. Ты решил, что он признал твои несуществующие права на меня и, конечно, благородно слился. Поэтому вопросов ты не задавал.

– Насколько я понял, он не хотел тебя приглашать. Его семья, знаешь ли, и вполовину не так терпима, как моя.

Я не стала говорить, что попала в список тех девушек, которым глава клана Скотт Маккинби Старший устроил смотрины. Во-первых, урок я получила неприятный, а во-вторых, зачем? Ну зачем Максу это знать? Чтобы у него появился лишний повод для ревности?

– Я персонал, Макс. Личный персонал, причем доверенный. И в этом качестве я удовлетворяю всем самым взыскательным требованиям клана Маккинби. Там ждали, что Август прилетит со мной. Я там более желанный гость, чем ты со всей своей княжеской спесью.

– Ну щаз. Меня звали. Но я как глянул на список гостей, как увидел там Джил Фергюсон – так Скотту откровенно и написал: или я, или она. Поскольку ее пригласила жена Скотта, с которой он вроде бы помирился, выбор очевиден.

Джил Фергюсон, мысленно отметила я, но заострять внимание на ней не стала.

– Больше ни на что ты в этом списке внимания не обратил?

– Нет, – удивился Макс. – А что, там люди проверенные, ну, максимум лично мне кто-то неприятен…

– Там был клеврет Энстона. Приличный, респектабельный человек. О том, что он по требованию дает любые ложные показания в пользу Энстона, знаю я. Знает Август. Он отлично понимал, что я откажусь поехать – только из-за этого человека. Как оно, собственно, и вышло.

– А он тебя все-таки звал? – прищурился Макс.

– Конечно. Он не ты, не считает, будто лучше меня знает, что для меня хорошо. Человечек приезжал на разведку, разнюхать, как я живу и чем дышу, нельзя ли чего напортить. Не учел, что Август тоже ничего не забыл. Разошлись на том, что человечек срочно уехал по неотложному делу, пообещав никогда больше не появляться в Шотландии.

– Так, – решительно сказал Макс, – пора мне поговорить с Маккинби.

– На предмет?

– Вот об этом тебе точно лучше не знать.

– Уверен?

Макс задумался, потом по-детски вскинул брови:

– Нет, ну если попутно подвернется случай тебе красиво выступить, я скажу, конечно. Но только если подвернется. – И он обворожительно улыбнулся. – Ладно, разговор не закончен, а отложен. Мы к нему еще вернемся. Попозже. Заодно я дожму мать, что ли, задолбало меня ее пьянство… Мне скоро не тебя придется запирать, а ее. И вот еще что, Дел: я быстрей застрелю Энстона, чем стану стесняться тебя. Откровенно? Я перед отлетом разузнал, как дело продвигается. Наслушался про этого вашего убийцу, Даймона. Зря мужик себя расходует. Мне бы он пригодился.

– Ты спятил?! Ты заплатил бы ему за убийство?!

– На счет раз, дорогая. За очень сложное, требующее настоящей квалификации убийство. Думаю, Даймон согласился бы. Это же профессиональный вызов. Я убил бы Энстона сам, мне это проще, но, видишь ли, он не тот человек, за которого я хотел бы оказаться в тюрьме. А Даймону я бы потом еще и убежище обеспечил. Отличная колония, с прекрасной биосферой, пятый радиус. Туда государство придет по-настоящему, когда у Даймона уже внуки состарятся. Живи не хочу.

– Не вздумай, – сказала я не очень уверенно.

– Да нет, конечно, – согласился Макс. – Даймон уже отработанный материал. Не в том дело, что он староват для задачи или у него на хвосте вся полиция штата висит, а теперь сядут и федералы. Чепуха. Важно, что он позволил себе эмоции. Он пошел вразнос. А для диверсанта это – однозначный конец. Даймон уже мертв, только сам еще этого не знает.

Глупо спорить. Уж в чем, в чем, а в войне, оружии и психологии военных Макс разбирался.

Я позвонила Йену, предложила выходить к лифту, там и встретимся. Йен попросил двадцать минут отсрочки: он после перелета лег подремать, уснул всерьез и был не готов к встрече. Я засмеялась и сказала, что тогда пусть заходит в мой номер.

Макс деловито залез в бар, бормоча «а чего мы насухую-то ждать будем, все равно весь вечер пить, да и вообще у тебя таблетки есть, о, надо же, впервые вижу в гостиничном баре приличный виски, им-то мы и разомнемся…» Принес в гостиную два бокала, лед, местную минеральную воду и бутылку. Умело разлил, подал мне:

– Чин-чин, дорогая.

И сел напротив меня. Я невольно отметила, как красиво каждое его движение. Все-таки двадцать шесть поколений аристократических предков дают о себе знать. Даже если они пираты и психопаты.

– Макс, неожиданный вопрос. Сразу предупреждаю, на карьере не скажется никак, этим направлением занимается Август, так что у меня не выйдет с твоей помощью поразить его эрудицией и дедукцией. Это если ты еще знаешь…

– Давай, – перебил Макс.

– Ситуация: некий человек несколько лет назад пытался купить два корабля. Каких именно, неизвестно, но подразумевается, что грузовых и не новых. Сделка сорвалась. Проверка аукционов за пять лет не дала результатов. Этот человек не регистрировался как участник либо регистрировался, но сходил с дистанции, едва ставки вырастали на десять процентов. Насколько я понимаю, для него цена была критичным фактором. Он хотел заплатить не больше двухсот тысяч хардов. Проверка фирм-посредников и частных продавцов тоже ничего не дала: такой человек у них консультировался, но о сделке речь не заходила. Не так давно этот человек приобрел тренажер для пилотов «Дельфина». И есть подозрение, что те два корабля – «Дельфины», по какой-то причине незарегистрированные. Август пошел искать их следы в городском архиве – по-моему, более странного места не выдумать. Что скажешь?

Макс медленно допил виски, вкусно закурил. На потолке замигала красная рамка, распахнулась во всю ширь, проступили буквы «здесь курить нельзя». Макс меланхолично поморгал и принес себе блюдечко под пепельницу.

– Если тебя вздумают оштрафовать, – он показал тлеющей сигаретой в потолок, – скажи, чтобы счет прислали на мое имя. Могут даже позвонить предварительно, я ли курил. – Плеснул себе еще виски. – «Дельфины», говоришь… Это личные корабли. Смотри, как все было. Человек купил себе под поместье голый кусок земли. Танира тогда была, мягко говоря, не курорт. Всех удобств – кое-как поставленный космодром, причем в горах, да разбитая трасса вдоль моря. Поэтому все, что нужно для поместья, начиная со строительной техники и заканчивая коврами в дом, он завозил своими кораблями. Потом два корабля оставил в поместье. А что? Не на космодроме же их держать, там гадючник, и не на орбите. Поставил ангар, может быть, даже стартовый стол оборудовал. «Дельфины», конечно, бескосмодромники, но, во-первых, стол еще никому не мешал, а во-вторых, после двух-трех стартов-посадок на одно и то же место площадка под стол там образуется сама. Спустя несколько лет ввели новые экологические нормы, а владелец не успел или не смог убрать корабли с планеты. Так они и остались в поместье мертвым грузом. Ну или спецсредством на случай срочной эвакуации. Избавиться от них – никак. Потому что штрафы за старт с места – астрономические, корабли из всех документов имеют только паспорт изготовителя – они же после введения новых норм не были переоформлены, для этого их надо доставить на станцию, а доставить нереально. Допуска к полетам на них нет, техбилета нет, страховки нет, то есть существуют они фактически на правах мебели. Они не зарегистрированы как действующее транспортное средство. Утилизировать их тоже нельзя, потому что для этого надо вывезти с места хранения. И более того: хранятся они нелегально. Иначе бы они числились в базах экологов, которые обязаны проверять условия стоянки кораблей. Вот такие «Дельфины» и хотел купить твой клиент. Но, сколько я понимаю, ему предложили забрать корабли самовывозом, а транспортировка там дороже кораблей выйдет. Сделка не состоялась. А Маккинби прав, конечно. Если эти корабли где и искать, так только в архивах. В архивах заселения Таниры.

Я постучала себя пальцем по губам. Отвратительная привычка, подцепленная у Августа. Я вообще содрала у него массу лишних привычек.

– Йену не говори, – попросила я. – Даже не намекай. Это наша находка, потом решим, что с ней делать.

– С чего бы я стал откровенничать с полицейским? – Макс ухмыльнулся.

– А ну-ка, дуриком… – я запустила поиск по штату, нашла фамилию Ахири и разочарованно вздохнула: – Не вышло.

– Что?

– Да я подумала… Есть у нас подозрительные фигуранты, и имущественный статус подходящий… Нет, увы, это семейство владеет поместьем всего двадцать пять лет, раньше никакой недвижимости на Танире не было, а нормы изменились семьдесят шесть лет назад.

– Это еще ни о чем не говорит. Ладно, когда найдете корабли – дайте мне код владельца.

– Зачем?

– Куплю, – Макс пожал плечами. – Если они и вправду в хорошем состоянии.

– И как ты будешь вывозить их?

– Обыкновенно. Если условия позволяют, стартую с места, фиг с ним, со штрафом. Если не позволяют – ну, подгоню буксир, оттащу на космодром. «Дельфины» маленькие, это вам не «Оушен» и даже не «Пионер»… Тут главное, чтобы транспортная инспекция не успела вмешаться, ее надо ставить перед фактом: не было кораблей – вот корабли, оформляйте, а если чего сделано не по правилам, ну я виноват, наказывайте… Скажешь Маккинби, что у меня интерес есть?

– Да зачем они тебе?

Макс засмеялся:

– Чтобы были! Зачем Маккинби красные машинки, на которых даже ездить нельзя? Вот и мне затем. А может, и использую как-нибудь, «Дельфины» легко переоборудуются, а движки у них вечные. На экологические нормы мне положить с прибором, в крайнем случае на орбите отстойник выделю…

В дверь деликатно постучали. Вошел Йен, еще с влажной после душа головой. Макс критически оглядел его: типичный следователь в приличном строгом костюме.

– Йен, возьми на кухне бокал.

– Зачем? – удивился тот. – Я и так вас задержал.

– Затем, что тебе надо просохнуть, – сказал Макс. – На улице не май месяц, и ветра здесь такие, что мама не горюй. Это Эверест, а не Танира.

– Кстати, по местному календарю как раз конец весны, – меланхолично уточнила я.

– В любом случае нам лететь триста километров, – продолжал Макс, – и от десяти минут, даже получаса уже ничего не изменится. Нина сама, во-первых, опоздает, а во-вторых, придет пьяная. Она мне звонила уже поддатая. Мы появимся как раз вовремя, чтобы она захотела общения.

– О, – только и сказал Йен и сходил за бокалом. – Главное – нам самим не опьянеть.

– Ни в коем случае, – сказал Макс. – Как можно! Это попросту неприлично. Я, например, ни разу в жизни не был пьяным – верно, Дел?

Господи, каков нахал. Но в кораблях он понимает, этого не отнять. Надо будет сказать Августу, когда найдем «Дельфины», что Макс заслужил, как минимум, код владельца. Как максимум – с благодарностью.

Большего не заслужил, к сожалению.

Через пятнадцать минут Макс решил, что мы в кондиции. Из номера заказал еще бутылку виски в такси – чтобы не скучно было лететь. Мы спустились вниз, пересекли крытую зону для наземного такси и личных автомобилей и вышли на площадку для воздушных аппаратов. В дальнем углу под прозрачными навесами спали три разномастных вертолетика. Нас ждала четырехмоторная амфибия – похоже, ничего дороже попросту не нашлось.

Салон оказался комфортным, на шесть-восемь пассажиров, со стюардом. Мы погрузились, самолетик коротко разбежался и вспорхнул. Под крылом проплыла береговая линия, заплескалось холодное мертвое море. Стюард сервировал столик, рассудив, что если клиенты заказали виски в полет, то их намерения прозрачны.

Мне пить не хотелось. Я пригубила из вежливости и отвернулась, глядя в иллюминатор. Мужчины поняли меня правильно: оставили в покое. Такси шло на высоте самое большее шестьсот футов, и мне казалось, я даже вижу гребни волн, украшенные барашками. Похоже, погода портится.

Какое обычное с виду море… Похоже на земное, на какое-нибудь Охотское. Только Охотское, даром что холодное, кишит жизнью. Здесь вроде тоже были какие-то рыбки-водоросли, но с каждым годом они деградировали и количественно, и качественно.

Эверест – одна из самых интересных планет. Как любая кислородная планета, он проходил оценку, но занял едва ли не последнюю строчку, уступив даже малоудобным Люктону и Большому Йорку. Сутки на Эвересте длятся двадцать пять с половиной часов, и это, пожалуй, единственное его достоинство.

Год на Эвересте длится одиннадцать с половиной федеральных. Резкая смена сезонов, зима по четыре года и холодное, мокрое лето. Громадные ледяные купола и вечная мерзлота. На экваторе среднегодовая температура – плюс четыре по Цельсию. Однако практически вся экваториальная зона занята океаном. И для жизни на планете годятся лишь несколько крупных островов.

Его открыла частная экспедиция больше трехсот лет назад. Люди потратили на исследования несколько лет, упустив перспективные Таниру и Кангу, а в результате остались ни с чем: овчинка выделки не стоила.

Сначала основным населением Эвереста были сотрудники научных станций, азартно изучавшие процесс естественного оледенения планет. Вскоре вокруг станций наросли институты. Еще сто лет назад считалось, что будущее Эвереста предопределено: планета-лаборатория, планета-университет, планета-кампус. Потом с нее придется убираться, потому что оледенение продолжается и скорость продвижения границы снегов с каждым годом все больше. Когда льды с севера и юга сомкнутся, планета перейдет в статус ресурсной и станет хранилищем пресной воды. Но вскоре выяснилось, что и этого ей не дано: вода по качеству уступала даже той, какая льется из стоков машин на водородных двигателях. Пить ее нельзя, очистка слишком дорогая, а рядом – две крупные теплые планеты, прекрасно обеспеченные всеми биологическими ресурсами. Фактически льды Эвереста годились только для первичного терраформирования. Когда для жизни готовили Венеру, никто не обращал внимания на качество завозимого льда. Главное, чтоб это был водяной лед, а не метановый или какой он там еще бывает. Строго говоря, если вспомнить исходный состав тамошней атмосферы, удивляться нечему: Венеру химией не испортишь. Но – это планета в составе Солнечной системы. В двух шагах от родины. Ни с одной планетой дальше десяти парсек от Земли нянчиться не станут. Потому что незачем. В Галактике в целом процент кислородных планет очень низок, особенно в «нашем» рукаве, однако же их куда больше, чем человечеству нужно прямо сейчас и понадобится в ближайшую тысячу лет.

Поэтому Эверест просто бросили. Постепенно свернули полярные станции – их ведь надо как-то обогревать, на полюсах температура под минус сто – вовсе не рекорд. Поначалу, когда был газ, они работали, но затем доступные в теплой зоне шельфовые месторождения истощились, и даже университеты стали искать новое место.

Но двадцать лет назад все снова изменилось. Появились дешевые технологии бурения льда, и наконец нашли способ разведывать недра под слоем мерзлоты в десять и даже тринадцать километров (кто бы знал, что этот секретный способ называется «баба Лиза»). На Эвересте стала бурно разворачиваться промышленность. Комплексы строили прямо в ледяной толще. Некоторые доходили до поверхности, и тогда по штату ползли странные слухи: что обнаружены явственные следы высокоразвитой цивилизации, чуть ли не вполне технологического уровня – паровые машины там, радио… Ни четкого подтверждения, ни опровержения в прессе не было. Но что на планете когда-то была жизнь – несомненно. Потому что здесь было вдосталь органических полезных ископаемых.

Последние годы стал разворачиваться и туризм. Края ледников оказались перспективными для зимних развлечений, океаны годились для яхтинга и рыбалки. Птиц почти не осталось, вымерли еще до появления тут людей.

Наверное, исследователям очень интересно следить за процессом. Они лучше понимают механизмы ледниковых периодов на Земле. И туристам нравится. Многие часами бродят по островным берегам в надежде найти какой-нибудь артефакт. Но мне, например, очень грустно. Эверест – планета-могильник, и этим все сказано. Я не смогла бы здесь ни учиться, ни отдыхать. И мне кажется, не случайно среди выпускников Эвереста много сумасшедших, но мало тех, кто сделал большую и плодотворную карьеру.

Подходящая планета, чтобы породить грандиознейшую преступную идею.

…Самолет лег на крыло, и я увидела бухту, окруженную зелеными холмами. Растительность здесь была завозная и недолговечная ввиду угрозы скорой гибели, но смотрелась весьма празднично. Я поняла, почему Макс заказал именно амфибию: холмы вздымались едва не от самой воды, устроить взлетно-посадочную полосу негде. Видимо, это норма для Эвереста, где каждый метр суши драгоценен.

Такси коснулось воды, мягко побежало к пристани. Мои мальчики за время полета нашли общий язык, чему весьма способствовали полбутылки виски. Макс явно приложил усилия, чтобы влюбить Йена в себя, но к чести последнего должна сказать: не поддался. Он не понял, зачем Макс обрушил на него свою харизму, – вроде не женщина, не перспективный инвестор, не высокий чин из налогового департамента. Обычный полицейский, даже не экологический, а криминальный. А может, Йен просто жил в ожидании встречи с любимой певицей, и Макс, каким бы сладкоречивым ни был, на фоне Нины Осси не котировался.