Семья в сборе

8/223. Клан Антоновых занимал небольшое скопление звезд в секторе 8F NDG-08873. Может быть, не самых редких и красивых – например, клан не арендовал ни одного пульсара, а природная черная дыра у него имелась всего одна, – зато спокойных и уютных.

Сверхновая рождалась в секторе уже целых сорок тысяч лет назад, и тогда на это представление съехалась чуть ли не половина галактики. Гелиодезическая Комиссия выделила туристам ближайшего к сверхновой белого карлика, и пространство рядом с ним так и кишело времянками. Конечно, они тут же сгинули в пламени, едва волна взрыва накрыла их… Особые ценители таких катастроф годами кочевали потом перед волной разрушения, раз за разом переживая восторг от встречи с мощной волной излучения. Нашлись и такие романтики, которые покончили с собой, отключив автоматику орбитальных домиков. «Я поглотил два антинейтрино!» – хвастался потом один из самых ярых туристов в познавательном фильме, снятом по итогам взрыва звезды, и демонстрировал пленки со столкновением частицы и какого-то своего протона (вроде бы в селезенке).

Ирина с Никласом прибыли в звездную систему родителей ровно в полдень по времени Центра.

– Наверное, все испугались затора, – удивилась жена, когда дырокол, загнав пробный пакет атомов по адресу, не предложил им подождать, а сразу загудел генератором гравитационного поля, чтобы свернуть путешественников в сингулярность.

– Или они поставили мульти-дырокол, – сказал Никлас.

Такие устройства повсеместно применялись в многолюдном Центре, иначе людям там пришлось бы часами ожидать своей очереди на транспортировку. Никласу такой способ не нравился, он привык с комфортом восстанавливаться в индивидуальной ячейке.

Он оказался прав, по случаю массового наплыва потомков Аманда-7 и Егор-5 взяли напрокат приемную камеру с распылителем белых дыр. Родственники вылетали из центральной зоны в форме сгустков поля, в течение секунды восстанавливаясь в размерах, но уже на расстоянии десяти метров от приемника. Тут их полет мягко гасился, и непрерывный конвейер поднимал гостей на поверхность планеты. Неприятности избежать не удалось – некий крабовидный господин в блестящем металлическом костюме царапнул Ирину клешней. Но тут же извинился и полез к ней на конвейер знакомиться, скрипя в длинноволновом диапазоне:

– Геннадий-124, поколение 46…

– Ирина-66, 7-бис поколение, – холодно ответила жена.

Крабовидный отшатнулся, вскинув клешни к голове, и пятясь исчез за красной скалой. Цветом она была обязана не столько особым свойствам камня, сколько звезды, арендованной патриархами клана – это был красный гигант в эпоху своей мощи, зрелый и вполне горячий.

– Ты для него слишком опытная, – ухмыльнулся Никлас, беря ее под руку.

Оба надели многослойные силовые поля, перемежающиеся разноцветными газовыми и жидкими смесями – тут был и мерцающий закатным светом оранжево-алый, и натриево-желтый… Грудь Ирины полыхала сиреневым словно атомы марганца в пламени горелки, а по поясу ее бегали искры, в нем ежесекундно вспыхивали змейки белых разрядов. Они препятствовали сканированию ее тела в электромагнитном диапазоне. Никлас выглядел строже, предпочтя холодную гамму, но такую же текучую, как грозовое облако, и набрякшую электричеством.

– Пожалуй, мы слегка отстали от моды… – проговорила Ирина, выбрав для передачи своего сообщения модулированный поток гравитонов.

Никлас ничего не ответил, занятый не нарядами многих сотен родственников, а ландшафтом. Тут была его родина, именно тут он родился в семейном автоклаве больше восьми тысяч лет назад. Конечно, он хорошо помнил Нуклеотиду, потому что провел на ней первые двадцать лет жизни, постигая главное о Вселенной и человеке в ней. На выщербленных холмах, в ущельях и рукотворных каньонах он ставил опыты с материей, зажигая собственные маленькие сверхновые и генерируя игрушечные пульсары из «Набора юного создателя». Эту планетную кору он буравил глубинным обитаемым зондом, постигая тайны космических тел, способных обезопасить человека от неприютного космоса. В этого красного гиганта он погружался в жаропрочном силовом коконе, воочию наблюдая термоядерные реакции, без мощи которых в мире стало бы так темно и стыло – какие другие источники тепла и света сравнятся со звездами? Наконец, именно в родительской лаборатории проходил он основы воспроизводства человека и искусства управления собственными генами. Здесь он спроектировал свою первую биоформу, робко поместив в нее только один логический процессор, и здесь же убил ее, когда решил усложнить ей схему. Именно в лаборатории отца Никлас впервые осознал особенности своей среды обитания и нарастил на животе влагоприемник, чтобы подготовиться к путешествию в водные миры.

…Они находились в потоке родственников, двигаясь в направлении колоссального сооружения в форме стелы высотой не меньше километра. А всего таких башен было шесть, они стояли по углам воображаемой соты, в центре которой хозяева планеты и установили мульти-дырокол. Разреженный ветер спиралями гулял на свободных участках почвы, густо-оранжевое небо с искусственной подсветкой куполом сияло на головами гостей, словно истекая из стел и образуя в зените бурлящую воронку. Добавляли фееричности шумные горизонтальные молнии – весь радиодиапазон буквально гремел, затрудняя беседы между приглашенными.

Ирина с Никласом вошли в широкие открытые двери строения и обомлели. Их занесло в переплетение пневматических тоннелей, эстакад, площадок и лифтовых шахт, и все это цветное великолепие непрерывно пульсировало и совершало медленные хаотические движения.

– Святой Хаббл, да весь диапазон забит музыкой! – воскликнула Ирина. – Настройся на двадцать пять килогерц, симпатичная гармоника. И на других частотах… Фу, какофония!

– Каждому свое, – банальностью отозвался Никлас.

Супруги перешли на световой код, потому что в такой обстановке он лучше всего годился для общения и позволял не тревожить соседей по толпе всплесками гравитации или рентгеновского излучения. Глаза, превращенные в чувствительные приемопередатчики оптических сигналов, пришлось выдвинуть к макушке, чтобы не поворачиваться друг к другу лицом при каждой реплике.

Повсюду сновали особой конструкции биоформы, многоногие и лишенные выраженных голов – так их труднее было спутать с гостями. Они предлагали потомкам именинников разнообразные угощения от сгустка плазмы температурой семь миллионов Кельвинов и сверхтекучего гелия в дырявом ведерке до таблетки празеодима и блюдца с пропанолом. Попадались также отличные напитки, например, бозе– и ферми-жидкости, разнообразные коктейли из них. Никлас выбрал двойную колбу с идеальным веселящим газом, а Ирину чем-то прельстили рогалики из зеркального межгалактического вещества с начинкой из очарованных кварков.

– Глотнешь? – предложил свою колбу Никлас.

Но Ирина отказалась, ее метаболизм плохо соответствовал газообразной пище. Биоформа тактично посоветовала им выдать в эфир на собственной частоте свои имена, если они желают вступить с кем-нибудь в беседу.

– Я никого из наших детей не слышу, – пожаловалась жена, последовав совету.

– Может быть, они в других башнях? Или еще не подъехали? Не огорчайся, праздник только начался. – Никласу уже стало хорошо, веселящий газ оказался качественным и быстро впитался в кровь, разогревая ее не хуже плазменного мороженого (популярного среди гостей угощения).

– Нет, все-таки в наше время не одевались так функционально… – сказала Ирина. Они решили подняться на площадку повыше и втиснулись в лифт, в компанию к двум фигурам вращения на шести ногах и одному столбу на конической пружине. – Погляди на этих молодых людей, нимало не озабоченных эстетикой внешнего вида. Отсюда и разобщенность в кланах, поскольку никто не интересуется собственным n-юродным родственником. Все стремятся к изощренным удовольствиям, не находя их в обмене репликами.

Наверное, ей не понравилось, что из приглашенных только половина или даже меньше сделали доступными для окружающих свои имена. Никлас постарался развеять критическое настроение жены и указал ей на забавного малыша о трех ногах, который съезжал по вертикальной спирали, мигая всеми глазенками и вереща в акустическом диапазоне. Вообще, народ тут толокся в основном парами, порой попадались тройки и четверки гостей – родители с одним или двумя детьми.

– Ты права, – кивнул Никлас. Они остановились на прозрачном балкончике. Вокруг крутилась искрящаяся звездочками тропа к вершине башни. – Дети слишком рано покидают родные планеты, стремясь повидать чудеса Вселенной и думая наладить собственный, отличный от родительского мир.

– И вы сами повели себя так же, – сказал кто-то насмешливо, сплетя радиоволны в узкий, звонкий интерферированный пучок.

Оба гостя разом обернулись, отыскивая обладателя свежего голоса, и тут же приняли в объятия свое последнее дитя, юную Антонову NDG-09973 Гемму-19. Девушка насмешливо окинула родителей взглядом и натянула на тело матовый силовой кокон, и вовремя, потому что Ирина уже приготовилась сделать ей замечание. Четыре округлых бугорка на ее груди, тем не менее, остались обнаженными, помаргивая разными цветами – кажется, она использовала их для выражения эмоций. Но Никлас все равно не понимал молодежный сленг Центра, поэтому эти всполохи ничего для него не значили.

– Я уж думала, что придется вас по другим башням выискивать, – сказала Гемма, переходя на световой код. – А то так одиноко…

– Где же твой друг? – нахмурилась Ирина. – Я помню, ты писала, что познакомилась с очень интересным человеком, у которого чуть ли не килограмм антиматерии на счетах Гелиодезической Комиссии. Или ты уже с другим живешь?

– Тот арендовал самую глухую дыру в целой Вселенной… – Гемма как-то нехорошо насупилась и вдруг взвизгнула, заметив призрачный шар, падающий с потолка. Внутри его парил какой-то многорукий человек. – А другой мне уже не нравится. Ух, я тоже так хочу! Полетаем, папа?