Решение Кремля положило начало организации сугубо секретной лаборатории для Фогта. Политбюро новым постановлением поручило Семашко и Товстухе найти специальное помещение и оснастить его оборудованием. Начальнику ОГПУ Дзержинскому предписывались поиски «надежного товарища в качестве ответственного хранителя мозга В.И. Ленина во время работы над ним»¹⁹.

Фогту выделили шесть комнат в Институте В.И. Ленина. Здесь под наблюдением Товстухи он мог приступить к научному священнодействию. Церемония передачи драгоценного мозга иностранцу сопровождалась заключением договора между ним и Институтом В.И. Ленина, состоявшимся в мае 1925 года. Деньги для закупок дорогостоящего оборудования в Германии перечислялись из запасного фонда Совета народных комиссаров. А вся процедура была покрыта плотной завесой секретности.

Для таинственности имелось и одна экзотическая причина. Наряду с обычными для Фогта исследованиями он решил основать в Москве лабораторию расовой биологии. Перспективная, по представлениям немецкого профессора, наука уже укрепляла свои позиции в Европе. Успехов в этом направлении достигла Швеция, где в 1921 году в Упсале был открыт расовый биологический институт. Шведов волновала проблема инбридинга, распространения болезни викингов – рассеянного склероза, алкоголизма и наследственных заболеваний в целом.

Еще в 1924-м траурном году на страницах «Русского евгенического журнала» вышла статья Германа Лундборга «Шведский институт расовой биологии в Упсале». Освещая сферу деятельности своего учреждения, его директор писал: «В основу всего построения расовой биологии кладется целый ряд научных дисциплин, а именно 1) исследование наследственности (генетика); 2) антропология; 3) физиология, патология и медицина; 4) статистика и генеалогия. Эти разнообразные отрасли человеческого знания требуют своих представителей. Они работают по разным методам и должны вследствие всего получать различное образование»²⁰. Статья заканчивалась оптимистическим пассажем: «Значение народа не измерить числом его внешних военных сил, но его пригодностью в расовом отношении и его культурными вкладами. Для всех народов важно не только следовать за развитием, но по возможности идти во главе его»²¹.

Оскар Фогт мог бы подписаться под всеми этими утверждениями. Он считал изучение расовой архитектоники основной задачей своего германского института мозга и своих московских лабораторий. Ученый предполагал, что вместе с другими дисциплинами расовая биология могла дать ценные рецепты для развития наций. Методика изучения материала в научном учреждении Фогта строилась по канонам «шведской науки». Его идеи о перспективности таких исследований разделялись и наркомом здравоохранения Семашко. Фогт был уверен: исследования в области строения мозга, особенно мозга уникального, необходимо подтвердить и на генетическим уровне. «Он собирался у себя в Kaiser Wilhelm Institutе в Берлине организовать лабораторию, а потом, может быть, и целый отдел генетический, так как интересовался рядом генетических проблем, связанных с мозгами всяческими, с высшей нервной деятельностью»²², – вспоминал о Фогте Тимофеев-Ресовский.

Как ни удивительно, но в СССР, несмотря на государственный интернационализм, влияние находившегося здесь аппарата Коминтерна и эксплуатации в пропагандистских целях вопроса о положении афроамериканцев в США, в научной среде было достаточно сторонников теории неравенства рас.

Термин «отсталые народы» был по-прежнему в ходу. Чувство собственного превосходства по отношению к обитателям Новой Гвинеи или Экваториальной Африки не давало покоя многим просвещенным коммунистам. Даже убежденный атеист, профессор Никольский, рассуждая о эволюции человека, писал: «…у европейца средний объем мозга около 1400 кб. см, у низших пород современного человека редко спускается до 1000 кб. см»²³. «Широкий плоский нос» как аргумент расовой дидактики использовал и чуткий к настроениям кремлевской верхушки советский футуролог Мелик-Пашаев, иллюстрировавший свои сочинения антропологическими примерами из жизни высших и низших народов²⁴.

Основными очагами расовых идей были «Русский антропологический» и «Русский евгенический» журналы. Члены редакции обоих изданий и их авторы активно включились в разработку ленинской биологической исключительности. Благодаря в том числе и их поддержке Фогту удалось создать при Московском институте мозга лабораторию расовой биологии.

В те годы в СССР бурно развивалась евгеника. Причиной наследственных несчастий она разумно считала генетические нарушения. Их устранение в результате продуманной селекции и должно было привести к антропологическим изменениям, важным для расовой биологии.

«Евгеника – религия будущего, и она ждет своих пророков»²⁵, – провозглашал директор Института экспериментальной биологии Николай Кольцов на страницах своего журнала. Сам Кольцов таким пророком и являлся. А богом этой религии он видел искушенного генетика, творящего с помощью микроскопа расу будущих суперменов.

Таким ученым, к примеру, вполне мог стать Тимофеев-Ресовский. В 1925 году Кольцов и нарком Семашко рекомендовали его Фогту в качестве перспективного ученого для работы в Берлинском институте. Немец, видимо, был не в ладах с генетиками Германии и предпочел русского исследователя. Помимо него в Берлин отправились и будущие ленинские специалисты-мозговеды: Саркисов, Сапир, Попов, Чернышев. По обмену в Москву стали прибывать и немецкие коллеги. «Ввиду полного отсутствия у нас в Союзе специалистов по изучению микроскопической структуры мозга и технических работников – лаборантов были приглашены в Союз технические работники проф. Фогта из его Берлинского института мозга (Вольке, Гейзе и Рот)»²⁶.

Государственная поддержка инициатив профессора привела и к тому, что уже год спустя после секретного заседания Семашко поднял в Политбюро вопрос о повышении статуса лаборатории до уровня института. И для того имелись все условия. Мозг Ленина был уже фиксирован в формалине и спирте, разделен на блоки и залит в парафин. Блоки разделены на 30 963 среза. Они были выполнены с помощью особого резательного аппарата – микротома, привезенного из Германии. Специально окрашенные контрастным веществом, они были помещены между тонкими стеклами, что позволяло более четко видеть структуру мозга и даже демонстрировать эти препараты как слайды.

В журнале «Под знаменем марксизма» замдиректора Саркисов так описывал эту методику: «Окраска срезов составляет следующий этап работы. Окрашенные препараты фотографируются на специальных установках, дающих возможность сделать фотографии с очень большим увеличением и тем самым зафиксировать мельчайшие подробности среза. Дальнейшая стадия – подробное описание каждого препарата»²⁷.

Сотрудники института скрупулезно сравнивали ленинские срезы со срезами обычных людей и некоторых представителей советского аппарата и интеллигенции. Даже малейшая, микроскопическая деталь, отличавшая вождя от простых смертных, могла свидетельствовать о его потрясающих мозговых ресурсах. Но каждый вечер, перед уходом сотрудников, все драгоценные срезы вновь помещались в заветный сейф, а он находился под непрерывной охраной ОГПУ²⁸.

Подготовка научного обоснования анатомического превосходства Ленина над всеми остальными людьми на земле шла полным ходом. Ученые не сомневались в уникальности его борозд, извилин, количества мозговых клеток, их послойного расположения, величины. В ходе исследований обнаружилась хорошая развитость третьего и пятого слоев клеток мозга.

Ободренный ожидаемым результатом, наркомздрав Семашко рапортовал об успехах таинственного учреждения: «Исследование мозга т. ЛЕНИНА, согласно постановлению ПБ²⁹, уже производится. Закуплены и закупаются специальные аппараты и приборы. Сделана часть срезов. Работает немка-лаборантка, командированная проф. Фогтом. Прошли курс учебы у проф. Фогта два врача-коммуниста (т.т. Сапир и Саркисов), которые приступили к работе в Москве. Получены уже некоторые предварительные результаты»³⁰. Размышляя о перспективах развития учреждения, Семашко считал что нужно «теперь же приступить к созданию Института по изучению мозга по этому методу под руководством проф. Фогта и под его директорством»³¹.

Но в Политбюро пока не спешили. Вожди хотели ознакомиться с первыми исследованиями Фогта, а уж потом отпускать инвестиции.

Советское руководство интриговала тайна мозга Ленина. Вожди требовали отчетов и новых данных, а научное поведение Фогта держало их в напряжении. Иногда небольшими порциями в научные кулуары просачивалась волнующая информация о невероятных богатствах, извлеченных из трепанированного черепа супермена. И тогда вновь начинали священнодействовать обличенные высоким авторитетом интеллигентные лакеи Кремля. Так, к третьей годовщине со дня смерти Ленина в вечернем выпуске «Красной газеты» появились мемуары психиатра, академика Осипова. Не ссылаясь на источник своих сведений, он тем не менее сообщал: «Уже макроскопическое исследование мозга В. И. Ленина при вскрытии тела показало высокое совершенство его строения, которым и объясняется его духовная мощь, так отчетливо проявившаяся в течении болезни».

В 1927 году профессор Фогт выступает с сообщениями о своих открытиях в узком кругу членов правительства СССР. И хотя информация об этом событии была тут же засекречена, 15 ноября 1927 года в «Известиях» дали небольшую публикацию. Она разъясняла простым гражданам суть работ Фогта. Газета утверждала: «Метод этот, так называемый цитоархитектонический, основан на изучении расположения и строения нервных клеток в головном мозгу. Профессор Фогт поставил себе задачей на основе такого изучения определить материалистическое основание для объяснения гениальности Ленина и его психических особенностей». Газета сообщала и об уникальных находках, обнаруженных немецким ученым в третьем слое коры головного мозга. Именно тут, к удивлению Фогта, были особо распространены пирамидальные клетки. В них, по мнению ученого, и скрывалась «материальная база психической одаренности»³².

Казалось, что тайна кремлевского сверхчеловека близка, наконец, к разгадке.

Допущенный к кремлевским секретам советский футуролог Мелик-Пашаев, по-видимому, присутствовавший на закрытом заседании или знакомый со стенограммой доклада, с восхищением писал о «сенсационных» открытиях Фогта: «Тщательное изучение мозга нашего гениального современника В.И. Ленина и сравнение тонкого архитектурного строения его с мозгом людей среднего психического уровня выявляет необычайное богатство материального субстрата – архитектуры строения и развития нервных клеток и нервных отростков коры мозга В.И. Ленина, который (то есть мозг) является, несомненно, прототипом мозга грядущего сверхчеловека»³³.

Мелик-Пашаев откровенно объясняет всю подоплеку возни с мозгом и суть задачи, поставленной Кремлем перед Фогтом. «И вот сравнение мозгов, – пишет он, – по особенностям величины и формы расположения отдельных полей полушарий большого мозга, а равно сравнение по особенностям строения отдельных слоев в пределах указанных полей дает научную базу для разрешения научной проблемы материалистического объяснения нервно-психической деятельности и указывает пути возможной дальнейшей эволюции человеческого мозга в будущем»³⁴.

Эти выводы советского футуролога были только отправной точкой для дальнейших фантастических предположений Мелик-Пашаева, озвучивавшего сокровенные мысли обитателей Кремля.

«Изобретение микроскопа, телескопа и других оптических приборов значительно расширило пределы нормального зрения; телефон и радио сказочно расширили пределы нормального слуха и т. д. И все это стало возможным благодаря беспрерывной прогрессивной эволюции пластической нервной ткани и сознательных центров головного мозга. А самый прогресс человечества совершался не путем возникновения новых органов чувств или улучшения существующих, которые обнаруживают, наоборот, тенденцию к регрессивному развитию, а путем усовершенствования центрального мозгового аппарата (т. е. соответствующих центров в коре мозга) для наилучшего восприятия и переработки ощущений, получаемых органами чувств. При помощи тех скрытых, тонких структурных изменений нервной системы, которые идут, не ослабевая, из века в век, человеческий разум познал электрические вибрации, ультрафиолетовые лучи, радиоволны, которые непосредственно на наши органы чувств не оказывают влияния.

И в самом деле, еще несколько лет назад невероятной казалась возможность предположения радиоизлучения человеческого мозга, а тем более возможность уловить и воспринимать эти излучаемые мозгом человека радиоволны»³⁵.

Ленин телепат, экстрасенс, медиум? Тот самый медиум, который, по предположениям Николая Бухарина, обладал шестым чувством и мог «по случайному разговору с деревенской старухой угадать биение пульса в крестьянке»? Чем больше вожди узнавали, кого они потеряли, тем горше казалась им утрата. И тем сильнее повышалась ответственность врачей в правильном лечении еще остающихся в Кремле уникальных экземпляров торжествующей эволюции.

После московского триумфа Фогта вопрос о создании Института мозга в столице СССР был предрешен. Врачу были даны самые широкие полномочия и средства. А перед новым учреждением поставлена великая задача: «сбор и подготовка для архитектонического изучения возможно более широкого материала, в том числе и мозгов умерших выдающихся деятелей Союза»³⁶.

Как знать, не окажется ли и среди живущих еще один обладатель мощного головного аппарата?