Спустя время племянник Зарудного (тоже Александр Сергеевич) будет предан военному суду за участие в революции 1905 года. Как в благородных семьях вырастают ублюдки – тема совершенно неисследованная…

Вместе с младшим братом Сергеем тогда же, в апреле 1887-го, по делу о покушении на Александра III был арестован и помощник секретаря Петербургского окружного суда, всего два года назад окончивший Училище правоведения, Александр Зарудный. При обыске у него была найдена нелегальная литература. Неделю он провел в доме предварительного заключения, затем освобожден из-за недостатка улик. В результате ему было вменено в наказание пребывание под стражей, что никоим образом не сказалось на карьере. В наше время это выглядело бы более чем странно, но в годы существования сверхдемократичного государства Российской империи являлось нормой.

В 1887–1888 годах Александр пребывал за границей, «находился в заграничном отпуске», запишут в его биографии. Именно тогда 24-летний потомственный юрист впитал в себя настойчиво распространяемый в Европе яд русофобии, ненависти к царизму и презрения к родному Отечеству. Вполне вероятно, тогда же он был принят в ряды масонов «Великого Востока Франции» или другой, более мелкой ложи. Из позднейшего времени остались свидетельства генерального секретаря (чувствуете знакомую стилистику) масонской ложи «Астрея» в советском Ленинграде Бориса Викторовича Астромова-Кириченко, который на допросе в ГПУ показал: «…из одиночек масонов Великого Востока Франции мне известен Зарудный А.С.». Авторитетный автор книги «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия» Нина Берберова также утверждает, что в переписке масона Керенского (с 1912 г. состоял в «Малой Медведице») подтверждаются сведения о причастности Зарудного к тайной ложе. И Керенский, и Зарудный не могли идти против интересов невидимых, но всегда присутствующих «братьев». Керенский, как известно, предал интересы императора и Российской империи из-за связи с масонами Франции и Англии и масонской гибельной клятвы, данной им тайным хозяевам. Зарудный, по всей видимости, вынужден был поступать так же. А иначе для человека здравомыслящего вовсе не понятным становится настойчивость, с которой правозащитник обелял матерых бандитов, убийц и закоренелых преступников из большевистских рядов, делая на этом себе имя.

С 1902-го Александр Зарудный занимает должность присяжного поверенного Петербургской судебной палаты, принадлежа к так называемой «молодой адвокатуре», занимавшейся политической защитой в разных городах России и оппозиционно настроенной по отношению к царскому режиму. Популярная интернет-энциклопедия Википедия добавляет: «Участвовал в защите обвиняемых по таким громким делам как процессы якутских ссыльнопоселенцев (1904; «романовское дело» – о вооруженном протесте против действий администрации), Боевой организации эсеров (1905), лейтенанта П.П. Шмидта и других участников восстания на Черноморском флоте (1906), Петербургского совета рабочих депутатов (1906), о подготовке покушения на Николая II (1907). Кроме того, участвовал в «литературных процессах», защищая писателей, издателей, журналистов, привлекавшихся к ответственности за критику существовавших порядков. Во время «романовского дела» доказывал законность неповиновения незаконным действиям властей, рассматривая такой протест как необходимую оборону. В своей защитительной речи фактически солидаризировался со своими подзащитными».

Итак, в послужном списке Зарудного едва ли не самые громкие политические дела. Чего стоит тот же процесс о «военном мятеже» осенью 1905 года на крейсере «Очаков» с целью «ниспровержения существующего строя». Или процесс над революционерами-террористами, готовившими убийство главы государства, императора Николая II. Или хотя бы процесс якутских ссыльнопоселенцев, который современными историками мало упоминается. Чтобы хоть как-то приоткрыть завесу тех якутских событий, которые могут связать и адвоката Зарудного, и его подопечного Бокия, явно интересующегося не только богатствами Русского Севера, но и магическими тайнами северных территорий, нам придется познакомиться с В.В. Никифоровым.

Общественного и политического деятеля Василия Васильевича Никифорова (1866–1928) принято считать зачинателем якутской художественной печатной литературы, первым якутским драматургом, публицистом, издателем, ученым. Его отец – уроженец Немюгинского наслега Западно-Кангаласского улуса, несмотря на то что происходил из простой работящей семьи, окончил церковно-приходскую школу и Якутское уездное училище, в 1844 году был назначен письмоводителем в Дюпсинский улус. Это все – как дополнение к большевистским сказкам о забитой и неграмотной царской России. Тогда как на деле: тот, кто хотел получить образование, даже бедный житель самых далеких окраин, и в начале XIX века мог овладеть знаниями в учебных заведениях империи. (Более подробно см., к примеру, книгу О. Грейгъ «Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам».)

Стремясь дать своим восьмерым детям образование, отец будущего зачинателя якутской национальной литературы открыл у себя школу для мальчиков, где преподавал ссыльный духовного звания. Благодаря новоиспеченному учителю отец увлекался богословием, но, обуреваемый страстями богоборческого познания, разрушающими его внутренние устои, пристрастился к выпивке. Его сына Василия к пагубному свободомыслию, направленному на свержение вековых устоев, приучили другие доброжелатели из того же племени ссыльных. 8-летнего мальца быстро прибрали к рукам «каракозовцы»: Н.П. Странден, Д.А. Юрасов и П.Д. Ермолов, причем первый проживал в доме писаря Охлопкова, где после смерти отца воспитывался Василий Никифоров. Напомню, что террорист Каракозов был организатором покушения на императора Александра II, арестован в 1866 году, но… освобожден. Именно Странден обучил мальчика русской грамоте, а через год отправил в Якутск поступать в Якутскую прогимназию, пристроив жить к своей близкой знакомой.

Позже юноша сближается со ссыльными народовольцами, другими товарищами, и определенно, выполняет их поручения. Это ему, издателю и ученому, бывшему участнику Первого съезда инородцев, причастному к созданию большевистского детища – так называемого «Союза инородцев-якутов», в 1926 г. писала М.С. Зеликман: «Вы меня, вероятно, еще не забыли, я тоже была в Якутской области, жила вместе с Л.В. Ергиной у Говоровых и привлекалась по делу Якутского восстания в доме якута Романова в 1904 г. – помните?».

Она же, бывшая обвиняемая по якутскому делу «русская революционерка» Мария Зеликман, много лет спустя, 13 декабря 1934 г., на вечере памяти адвоката Зарудного во Всесоюзном обществе политкаторжан и ссыльнопоселенцев вспоминала: «Александр Сергеевич превзошел все наши ожидания!»

На этом самом упомянутом съезде в августе 1905 года, инициированном ссыльными, решившими «упорядочить» жизнь местного населения, в качестве почетно-приглашенных присутствовали два адвоката, только что закончивших по приказу ЦК РСДРП защиту на суде обвиненных в вооруженном восстании ссыльных («романовцев»), – Александр Зарудный и некий Владимир Бернштам. Заседание было целиком посвящено вопросу о положении ссылки, о разбое уголовных поселенцев, о разорительности содержания ссыльных «полуголодными якутами», о тяготах «навязываемого надзора» за политическими ссыльными. Бернштам и Зарудный объяснили участникам съезда причины «романовского протеста» (когда революционеры, забаррикадировавшись в доме якута Романова, умудрились оказать вооруженное сопротивление полиции и солдатам). После чего собрание торжественно постановило «ходатайствовать перед правительством об отмене ссылки в Якутскую область». В заключение приглашенные адвокаты были вместе с участниками съезда засняты на карточку ссыльным фотографом В. Приютовым. Известно, что в 1908 г. Бернштам в одном из издательств Санкт-Петербурга выпустил книгу с характерным названием «Около политических».

По окончании заседания съезда, во все улусы были направлены агитаторы для пропаганды идей Союза и агитации за неплатеж податей и неповиновение начальству и прекращение с ними всяких сношений.

Причиной, по которой в далекую Якутию был вызван адвокат А.С. Зарудный, стало следствие по обвинению в преднамеренном убийстве ссыльным большевиком М. Минским конвойного офицера. Судебному процессу над убийцей местная большевистская фракция ссыльных придавала большое политическое значение. Даже линию поведения на суде специально для подсудимого вырабатывали большевики Н.Л. Мещеряков, И.И. Радченко и другие. А вот названный нами якутский классик Василий Никифоров даже предложил им свои услуги для защиты Минского, – временно, до присылки ЦК РСДРП специального адвоката. И центр не замедлил исполнить желаемое: высокооплачиваемый столичный адвокат – масон и ближайший друг красных товарищей – Зарудный явился, презрев препятствия трудного и далекого пути.

В 1921 году его подопечный М. Минский напишет воспоминания «Драма на Лене», вошедшие в сборник «В Якутской неволе».

И, завершая краткое знакомство с якутским деятелем, укажем еще, что в смутное революционное время ему довелось сотрудничать с А.В. Колчаком, когда Верховный правитель занял Сибирь. Причем Никифоров познакомился с Александром Васильевичем лично в период его трехкратного пребывания в Якутии еще до революции. В июле того же года Василий Васильевич участвует в созванном Колчаком Государственном экономическом совещании. Известно, что в записке на имя Колчака он просил «подтвердить, что будет созвано Учредительное собрание и будет соблюдаться закономерность управления, что Совет Министров будет органом, внутренне солидарным с определенной демократической программой, что Государственное совещание будет преобразовано в орган, ведущий всю законодательную работу, с правом контроля и запросом министров».

Когда же 15 декабря 1919 г. в Якутске была установлена советская власть, приказом военно-революционного штаба В.В. Никифоров был арестован и выслан в Иркутскую область, где ему несказанно повезло: старый большевик, сделавшийся чекистом и комиссаром, Самуил Гдальевич Чудновский его амнистировал за прежние заслуги перед партией. По его рекомендации Никифоров был направлен на работу в Якутский подотдел Сибирского отдела Народного комиссариата национальностей в Новосибирске (Сибнац).

Однако в сентябре 1927 года Никифорова арестовали и 21 августа 1928 года особым совещанием Коллегии ОГПУ приговорили к высшей мере наказания с заменой заключением в концлагерь сроком на 10 лет. Пора, когда ссыльные писали прошения на высочайшее имя с указанием «о тяготах «навязываемого надзора» за политическими ссыльными» и просьбой не ссылать заключенных в Якутию, прошла, навсегда канув в Лету истории.

Но и закомплексованный коротышка, сынок бедного еврейского сапожника из Киева Шмуль Чудновский, возжелавший без суда и следствия убивать несчастных сибиряков, сам попал под сталинский молох в 1937-м. В 1939 году бывшего председателя Иркутской губернской ЧК Чудновского, который, согласно указанию Ульянова-Бланка, в 1920 году руководил расстрелом великого русского адмирала А.В. Колчака, покарала справедливая большевистская пуля сотоварищей. Его подельник Борис Блатлиндер успел исправить документы и, став украинцем Иваном Бурсаком, благополучно избежал кары, написав в начале 70-х годов книгу воспоминаний о казни Колчака. Несмотря на множество нестыковок, единая версия о гибели адмирала так и осталась в истории. (О причастности Г.И. Бокия к исчезновению Колчака с места расстрела и о взаимоотношениях этих двух выдающихся личностей см. неоднозначную книгу Олега Грейга «Подлинная судьба адмирала Колчака».)

Но вернемся к человеку, чей голос был подчас решающим в судьбах революционеров типа Чудновского или кровавых палачей рангом повыше, скажем, того же Лейбы Бронштейна (псевдоним Троцкий). Не зря А.С. Зарудный получил громкую известность как защитник на политических процессах.

Во время процесса по делу первого в России Петербургского совета рабочих депутатов, где именно Зарудный был главным защитником, один из главных обвиняемых по этому делу Л.Д. Бронштейн, в словах адвоката предстающий вполне «невиннейшим созданием», почти что Робин Гудом, сказал о своем защитнике по окончании процесса: «Революция отразилась в нем, как солнце в грязной луже полицейского двора». Может, спешит воскликнуть современная думающая молодежь, не защити бы он тогда этого «философствующего» Бронштейна, не было бы тех ужасов, который натворил последний со своей бандитской кликой в России спустя одиннадцать лет?!

Вторя успешно защищенному единокровнику, адвокат Исраэль Иосифович Грузенберг (ставший Оскаром Осиповичем) восхищался работой коллеги: «Словно «карета скорой помощи», носился он по слякоти и бездорожью политической юстиции».

А после еще одного выигранного скандального процесса, Бейлиса, рейтинг масона от юриспруденции Зарудного еще более возрос. Как известно, дело Бейлиса – это процесс по обвинению еврея Менахема Менделя Бейлиса (1874–1934) в ритуальном убийстве 12-летнего ученика подготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского 12 марта 1911 года. На трупе мальчика было обнаружено 47 колотых ран (13 из которых на виске и темени), в результате которых он истек кровью и умер. В ходе следствия (продолжалось более двух лет) было выявлено, что трое детей, игравших в день исчезновения Андрея на территории кирпичного завода Зайцевых, видели, как приказчик этого завода Мендель Бейлис схватил мальчишку за руку и куда-то потащил. Двое из этих детей не дожили до суда, умерев, предположительно, от отравления. Но 12-летняя Людмила Чеберяк дала на суде показания, изобличающие Бейлиса в причастности его к исчезновению Андрея Ющинского. Тем не менее следствию якобы не удалось найти достаточно доказательств виновности Бейлиса; оправданный (голоса «за» и «против» разделятся поровну), он вскоре после освобождения выехал с семьей в Эрец-Исраэль, а в 1920 г. переехал в США.

Присяжные заседатели оправдали Бейлиса, но признали, что труп был обескровлен, тем самым поддержав версию возможного ритуального убийства.

Адвокат Зарудный, ведущий главную партию защиты, заслужил от своего компаньона по защите Карабчевского многозначительный подарок – большую Библию с надписью: «Главному цадику среди страстотерпцев Бейлисова процесса Александру Сергеевичу Зарудному от душевно преданного Н. Карабчевского. 27 октября 1913 г.»

Николай Платонович Карабчевский уже давно слыл звездой в русской адвокатуре; среди его дел были и другие «ритуальные» дела; к примеру дело мултанских вотяков (1894–1896), по которому жители села Старый Мултан во главе с Моисеем Дмитриевым обвинялись в убийстве крестьянина деревни завода Ныртов Казанской губернии удмурта Матюнина с целью приношения в жертву языческим богам. Особо хлопотал о том процессе писатель Короленко; итогом стал оправдательный приговор для всех подозреваемых.

В деле Бейлиса несчастного заводского приказчика защищал не один адвокат, а сразу несколько, причем все они имели большой вес в тогдашнем обществе: О. Грузенберг, Д. Григорович-Барский, Н. Карабчевский, В. Маклаков и А. Зарудный.

Это из-за таких вот «цадиков» крепли и мужали в вооруженной «борьбе с царизмом» сотни и тысячи бандитов и убийц, гордо именовавших себя русскими революционерами. А потом, после захвата власти их подзащитными, «невиннейшими людишками», многим из «цадиков» пришлось буквально бежать с насиженных кресел судов разоряемого и разграбляемого Отечества.

Упомянутый здесь коллега Зарудного Василий Алексеевич Маклаков (1869–1957) умер в Швейцарии. Он слыл не только искусным адвокатом, но и видным деятелем российского масонства; вступил в парижскую ложу «Масонский авангард» в 1905 г. Тогда же стал известен благодаря защите на судебном процессе известного большевика Н.Э. Баумана, соратника Ленина и распространителя подрывной большевистской газеты «Искра». Впоследствии состоял в некоторых российских ложах, а в 1908 г. был возведен в Париже в 18-ю степень. За успешную защиту Бейлиса В.А. Маклаков получил послание духовного правления Главной хоральной синагоги в Ростове-на-Дону, где пафосно говорилось: «Дело Бейлиса, которое Вы так геройски защищали, это дело всего мыслящего человечества».

Адвокат, сенатор при Временном правительстве и масон ложи «Великого Востока Франции» Исраэль Иосифович (он же Оскар Осипович) Грузенберг (1866–1940) в 1920 г. покинул Россию, искал покоя во Франции и умер в Ницце.

Николай Платонович Карабчевский, оказавшись за пределами Родины, вдруг стал публиковать сведения об «очень внушительном участии евреев в большевистской власти» и о «еврейской революции 1917 года». Несмотря на то, что, блестяще выступая на процессе Бейлиса, бравировал: «Засилья еврейского я не боюсь, и вы его не бойтесь. Есть оно или нет, для меня это безразлично, если оно есть – это момент преходящий. Чего не вынесла наша Русь: и татарское иго, и крепостное право!.. Все рассеялось, жить можно». Но жить в родном Отечестве, захваченном его подзащитными-большевиками, он отчего-то не захотел…

А ведь еще на заре своей юности, будучи студентом юридического факультета, он сам активно участвовал в студенческих «беспорядках», отчего служебный путь по линии Министерства юстиции для него был заказан. Но неблагонадежность Карабчевского совершенно не мешала ему вступить в адвокатуру как в учреждение самоуправляющееся. Он сделался учеником сына еврейского миллионера, юриста Евгения Утина, – родного брата основателя и руководителя так называемой Русской секции I Интернационала Н.И. Утина, близкого друга Ленина, огромные средства вкладывавшего в «русскую революцию», содержавшего заграничные партийные школы, закупавшего и ввозившего оружие, подрывную литературу. Благодаря учителю Карабчевский вскоре научился вытаскивать сухим из воды любого убийцу, – о чем сам же хвастался, скажем, пребывая в Ясной Поляне у Л.Н. Толстого (чему остались свидетельства).

Николай Платонович был знаменит еще в 80-е годы XIX века, но и в начале ХХ века оставался звездой первой величины, «Самсоном русской адвокатуры». Под воздействием искусной защиты Карабчевского осужденному в 1904 г. на смертную казнь террористу-революционеру Г.А. Гершуни (1870–1908) виселица была заменена каторгой. К слову, Электронная еврейская энциклопедия подает одного из создателей и руководителей партии социалистов-революционеров (эсеров) Григория Андреевича Гершуни (1870–1908) как очередного «русского революционера», не забыв указать его настоящее имя – Херш Ицхак. Этот «русский» был страстным сторонником террора; он создал боевую организацию партии социалистов-революционеров. Первый террористический акт этих «патриотов» был совершен 2 апреля 1902 года, когда С. Балмашов двумя выстрелами из револьвера в Петербурге убил министра внутренних дел Д. Сипягина. А уже 5 апреля во время похорон сам Гершуни планировал организовать террористические акты против обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева и петербургского генерал-губернатора Н. Клейгельса – истинных и великих патриотов России. К счастью, теракты не были осуществлены. Но 6 мая 1902-го члены боевой организации застрелили в Соборном парке города Уфы уфимского губернатора Н. Богдановича. А 29 июля некий Ф. Качура, состоящий в организации, стрелял в харьковском парке «Тиволи» в харьковского губернатора князя Н. Оболенского. При этом сам бандит Гершуни сопровождал марионетку-исполнителя на место теракта. Князь Оболенский не был убит, но получил ранение.

Еврейская энциклопедия с гордостью констатирует: «Популярность Гершуни после террористических актов необыкновенно возросла. Представители власти, когда выяснили, кто является настоящим организатором волны терактов, впали в состояние паники. Министр внутренних дел В. Плеве заявил С. Зубатову, что фотокарточка Гершуни будет стоять у него на столе, пока Гершуни не арестуют. С. Зубатов очень высоко оценивал революционно-террористические способности Гершуни и называл его «художником в деле террора».

13 мая 1903 года Гершуни наконец был арестован в Киеве. Военно-окружной суд в Петербурге в феврале 1904 г. приговорил преступника к смертной казни, она была заменена пожизненным заключением, которое он отбывал первоначально в Шлиссельбургской тюрьме для «ссыльнокаторжных политических преступников», а после упразднения тюрьмы 8 января 1906 г. – в Акатуйской каторжной тюрьме в Восточной Сибири. В 1906 г. эсерами был организован побег Гершуни из тюрьмы; вдоль всего пути были организованы пункты, на которых меняли лошадей. Из Владивостока на японском судне он прибыл в Японию, а оттуда в США, где выступал на массовых митингах сторонников русской революции и собрал для партии 170 000 долларов. В конце концов, его личным планам помешала болезнь; но массовое участие в подготовке и проведении так называемой русской революции его сотоварищами стало ожидаемым итогом деятельности таких, как Херш Ицхак-Гершуни и многочисленные «цадики» и масоны из числа адвокатов империи.

Известно, что адвокат Александр Сергеевич Зарудный умер в советском Ленинграде 30 ноября 1934 г., за год до этого 70-летним стариком вступив в кружок по изучению ленинизма… – то ли в силу старческого маразма, то ли окончательно признав победу над собой созидательной силы марксизма-ленинизма (что, впрочем, суть одно и то же).

В интернет-проекте Российского еврейского конгресса – Еврейском интернет-клубе, где можно найти материалы и о некоторых из вышеназванных адвокатов, совершенно случайно обнаружилась такая, на первый взгляд, не имеющая к нашему повествованию никакого отношения новость: «Восполнить пробелы в истории Холокоста. Руководитель проекта документации имен евреев, погибших в период Шоа на оккупированных территориях бывшего СССР, Борис Мафцир, призывает организовать сбор свидетельских показаний о геноциде европейского еврейства».

Благородное дело, ничего не скажешь. И в силу вложенного в подобный призыв благородства хотелось бы обратиться к русским политикам, имеющим вес в современном российском обществе, пойти по стопам еврейских товарищей и призвать организовать наконец сбор свидетельских показаний о геноциде русских, создав при этом общественный и общедоступный Мемориал памяти.