Твой Алехандро.

Пришло извещение, что суд признал мою правоту. Я, радостная, позвонила юристу, и он мне разъяснил, что решение суда теперь будет передано судебным приставам, но еще неизвестно: удастся ли им получить деньги. Если же судебные приставы не взыщут требуемой суммы, можно будет попробовать возбудить уголовное дело, но неизвестно: признают ли это дело уголовным, так как в сущности состава преступления для возбуждения уголовного дела нет.

В этот день я в гостях у подруги впервые в жизни пила водку. Не одну стопочку в пятьдесят грамм, как бывает после лыжной зимней прогулки, а именно пила. И страшно напилась.

– У меня кризис доверия. Кризис доверия к русским прорабам. – Я зло говорила, что русские – жертвы геноцида. – Ну, ты подумай, он, русский мужик, кинул на деньги меня – русскую бабу. И это нормально? В порядке вещей, да?

Я была занудна, и моя подружка сменила тему, сев на свою любимую козу:

– А ты знаешь, я вот поправилась на целый килограмм – из-за нервов! Нельзя нервничать. Я не вылезаю из фитнеса, не ем на ночь, и все равно мне не нравится, как на мне сидят мои джинсы!

– Милая, что же мне остается, – вздохнула я и меланхолично покосилась на зеркало, – у меня жопа почти вдвое больше твоей.

– Ну, ты другое дело! – легко согласилась подруга. – Ты старше. И ведь ты уже рожала… и столько всего пережила, что твое тело уже не может войти в прежнюю форму. И потом, ты ведь ездишь по этим ужасным строительным рынкам, перекусываешь там наспех чебуреками. А это очень вредно для фигуры… Ты не обижаешься?

– Нет, нет, что ты.

– Знаешь, я в последнее время решила говорить то, что думаю. Какой смысл в этих фальшивых светских разговорах?

– Ты абсолютно права.

Я знала, что раз она захватила инициативу разговора, то сейчас начнется ее вторая любимая тема: не стоит иметь детей, поскольку с ними много хлопот и они портят фигуру. Поэтому я решила пойти в наступление и выпалила:

– Ты знаешь, я уезжаю в Гавану!

Она помолчала, потом спросила:

– Надолго?

– Не знаю.

– А как же муж?

– Не знаю. Даже не знаю, как ему сказать об этом.

Весь вечер подруга меня отговаривала. Но чем больше она приводила аргументов, тем явственнее я ощущала себя уже не здесь, не в ее тихой квартирке с уютными бархатными подушечками и висюльками из страз.

– Надо пойти в церковь, чтобы принять правильное решение, – заключила подруга.

И мы пошли в Новодевичий, где под пение церковного хора я подняла глаза к голубому с ангелами своду и увидела в клубах курящегося ладана самолет «Москва – Гавана».

Вернувшись домой, я остановилась на пороге кабинета, глядя на спину работающего за компьютером мужа.

Не решаясь сказать ему о своем решении целую неделю, я отправлялась на кухню мыть посуду или готовить обед. Я не чувствовала вкуса пищи, и мне казалось, что качество моей стряпни ухудшилось.

– Слушай, по-моему, я пережарила мясо?

– Да нет, что ты, все в порядке. Отличное мясо. И прожарка отличная. Еще вина?

– Да, пожалуй.

Я сделала большой глоток. Потом еще один.

К моему удивлению, муж воспринял новость без эмоций:

– Надо так надо. Езжай…

Что-то весеннее уже появилось в сыром февральском воздухе, но на улицах было по-прежнему холодно и темно.

– Нет, ты, правда, не обидишься? – не унималась я спустя еще неделю.

– Ну, я, конечно, буду скучать по тебе. Но я тебя понимаю. Иногда надо уехать.

Я так волновалась, что не могла сосредоточиться ни на цене билета, ни на дате.

– Мне нужен билет на любое число. Любое ближайшее.

– А обратный билет вам нужен?

– Нет. То есть да! Да, конечно, нужен. На любое число недели через две.

– С открытой датой?

Да я изведусь там с открытой датой! Каждый день буду думать, что срочно должна возвращаться в семью.

– Нет! С закрытой! Недели через две, три…

Женщина в красивой форменной рубашке с оранжевым платочком, галстуком, постучала коготками по клавишам и отправила на печать мой будущий билет:

– Теперь в кассу.

Я вывалила в окошечко перед кассиршей кучу бумажек. Не важно, сколько это стоит. Деньги есть. Получены за дизайнерские труды.

– Вы можете сдать или обменять ваш билет в любой день за сутки до вылета без потери в цене. В последние сутки перед вылетом вы также можете сдать или обменять ваш билет – с потерей в пятьдесят процентов стоимости. Если вы сдадите билет за час до вылета, вы потеряете семьдесят пять процентов стоимости билета. – С этими словами кассир вручила мне билет.

Время до вылета прошли в горячечном бреду. Я составила список дел по подготовке к поездке и целыми днями металась между фитнесом и СПА.

Каждое утро я качала пресс, сделала маникюр, педикюр, мезотерапию, обертывание, химическую окраску бровей и ресниц, глубокую эпиляцию бикини, несколько раз посетила солярий и отбелила зубы.

Не сказать, чтобы я всего этого раньше не делала. Но теперь в пару недель уложилось то, что я обычно совершала за полгода.

Еще я сделала татуаж губ, о котором мечтала несколько лет, но все откладывала, и перешила в ателье тетино платье в крупный цветок, которое в последний момент забыла забрать.

Кроме того, я взяла несколько уроков сальсы.

Худеть не пришлось. Аппетит пропал сам собой.

– Если ты скажешь, чтобы я не уезжала, я сдам билет, – сказала я, придирчиво разглядывая себя в зеркало.

Муж обнял и поцеловал меня:

– Поезжай.

И только ночью, когда мы оба лежали, как обычно, без сна, он спросил меня тихо и нежно:

– Пушанчик, куда ты едешь?

Я прижалась к нему:

– Давай я не поеду?

Но он ответил:

– Нет. Лучше поезжай.

По дороге в аэропорт таксист цитировал мне Библию: «Если ты возжелал жену ближнего своего – выколи себе глаз. Если не можешь выколоть глаз – отрежь руку. Если не можешь отрезать руку – убей себя».

Я кивала, хотя и не помнила такого в Библии. Мне все теперь безразлично: через пятнадцать часов Педро Алехандро будет встречать меня в аэропорту имени Хосе Марти.

Я пыталась вспомнить лицо этого человека, которого видела только один раз, да и то в темноте. Узнаем ли мы друг друга?

В письмах он рассказал о себе не много. Был женат, сейчас в разводе. Имеет трех сестер и одного брата. Когда Педро было семнадцать лет, мать переплыла на лодке океан и теперь живет в Майами. С тех пор он ее не видел. Про отца никакой информации не сообщил. По гороскопу – Весы. Мечтает собрать семью и устроить праздник.

Это все, что про него известно. И еще – у него большие мозолистые ладони.

Он никогда не спрашивал: чем я занимаюсь? Есть ли у меня семья? Сколько я зарабатываю? Есть ли у меня квартира? Кто мои родители? Есть ли у меня дети?

И я очень благодарна ему за отсутствие этих вопросов.

В самолете я вполуха слушала соседку Тамару, которая оказалась дистрибьютором какой-то косметики и биодобавок, способствующих достижению вечной молодости. Она без умолку тараторила тексты, заученные из пособий по продажам, в надежде, что я поведусь и куплю у нее что-нибудь или, вдохновившись, вольюсь в их дистрибьюторскую сеть, а она получит за это бонусы.

Мне не хотелось ее огорчать, но и покупать ничего не хотелось, и я украдкой разглядывала темную африканскую руку с розовой ладошкой, которую закинул за спинку своего кресла мой сосед спереди.

Его приятель, тоже африканец, сидел справа от меня и настойчиво предлагал мне сфотографироваться. Я отказывалась.

– Я хотел бы рассказать своим друзьям в Африке, что у меня в самолете появился друг.

– Ах, он из Африки?

– Да, из Африки. Они все из Африки. И он, и его друзья.

Темная рука его друга болтается прямо перед моим носом, я вглядываюсь в странные ногти, и меня постепенно начинает охватывать страх. Что за человек этот Педро?

– А можно вас подвезти из аэропорта до отеля?

– Нет.

– Опять нет?

– В аэропорту меня будет встречать мой друг.

– Ах, как жалко.

Ничего, переживешь.

Я от нечего делать встала в очередь в туалет. Ноги затекли, спина болела. Начала приподниматься на носочках, чтобы размяться.

– Вы балерина? – спросили рядом.

Зашла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. Посмотрела и вздрогнула – на меня строго и придирчиво смотрела капризная блондинка. Она долго меня разглядывала и осталась недовольна всем: тем, как скомкались нечесаные локоны, сухостью и бледностью кожи, морщинками под глазами.

– Здесь невыгодное освещение, – пробормотала я и вышла.

На табло появилась надпись, что температура за бортом минус пятьдесят шесть градусов, высота девять километров, а время в полете одиннадцать часов. Значит, через час я встречу этого Педро.

И сама не знаю почему, наверное для храбрости, я соглашаюсь сфотографироваться.

Темнокожие парни обрадовались невероятно, и каждый стал просить меня сфотографироваться с ним на его телефон. Благодарили так, словно я кинозвезда.

Гавана. Аэропорт. Картина Пикассо «Девочка на шаре». Темная фигура мужчины на переднем плане – это он. Мой черный человек. Такая же прямая, как у героя картины, линия плеч. Рядом с ним, огромным, любая почувствует себя девочкой на шаре.

Я стараюсь сохранять равновесие не только физически, но и психически. Невольно то и дело прикладываю руку ко лбу: не брежу ли. Пересчитываю куки, которые получаю в обменнике вместо евро. Кажется, у меня температура.

Он подхватывает мой чемодан и меня. Все пассажиры с рейса, включая Тамару с мужем, на меня смотрят.

Не помню, как добрались до гостиницы.

Пальмы в лучах заката: неужели я в Гаване?

Я планировала остановиться, как и в прошлый наш приезд, в «Инглатерре», большом отеле девятнадцатого века. В кубинских гостинцах невозможно забронировать номер заранее, приходится полагаться на удачу. Но в «Инглатерре», как мне казалось, всегда есть свободные номера из-за дороговизны и ненавязчивого сервиса. Однако я ошибалась: гостиница оказалась переполнена.

Алехандро убеждал меня не тратить деньги на отель и поселиться на касе.

В конце концов, когда подходящие гостиницы в моем списке иссякли, а таксист присоединил свои доводы к резонам Алехандро, я сдалась. Больше всего на свете хотелось принять душ и уснуть.

Каса партикула называют жилье, которое сдают для туристов местные. Снять касу и вправду существенно выгоднее, чем жить в отеле. За тридцать евро можно найти меблированную комнату в колониальном стиле, в доме девятнадцатого века, с четырехметровыми потолками, туалетом и душем. В отличие от отеля, на касе есть кухня, где можно готовить. А значит, не надо бежать в кафе всякий раз, когда хочется выпить кофе.

Алехандро еще в письмах предлагал мне поселиться на касе, в одном из особняков старой Гаваны с прекрасным видом на океан. У его знакомого.

Сверившись по карте, я убедилась, что расположение касы – прекрасное. Самый центр города – Гавана-Вьехо, набережная Малекон.

Но что-то меня останавливало. Я планировала первую ночь переночевать в отеле, отдохнуть и посмотреть касу на следующий день.

Теперь выбирать не приходилось.

Интуиция не обманула.

Передо мной распахнули высокие двери.

– В эту комнату вы сможете переместиться завтра, когда съедут постояльцы, – сказал хозяин касы, с повязкой на глазу, как у пирата. – А сегодня переночуете на втором этаже, там немного теснее.

Постояльцы «моей» будущей комнаты – четверо темнокожих, уставились на меня, как на явление Пресвятой Девы. На находившемся здесь стеклянном столике я заметила следы кокаина.

Подъем по узкой лестнице без перил. Проходная комната, где живет хозяин касы. На тумбочке пистолет.

– Это для безопасности, – поясняет Алехандро, – ты видела, там, внизу, остановились бандитос.

– Эта комната более лакшерная. – Хозяин показывает на огромный принт с голой девицей на стене.

Из проходной попадаем в туалет, где есть пластмассовая ванна, но нет, как впоследствии обнаружилось, воды. Чтобы отвлечь меня от данного обстоятельства, хитрый хозяин посадил в ванну прелестного рыжего щеночка, от которого потом в этой самой ванне остались мисочка с едой и блохи.

Пройдя через туалет, мы входим в комнату, предназначенную мне. Посреди нее стоит большая кровать колониальных времен с продавленным матрасом.

Деваться некуда, на улице ночь, и я валюсь с ног.

Алехандро запирает дверь ключом изнутри, и тут я понимаю, что он собирается остаться.

– Тебе пора домой, уже поздно, я хочу спать, – говорю.

– Я живу в пригороде. Это далеко. Сейчас туда уже не добраться, – отвечает он и располагается на кровати.

У меня не хватает слов. Пока я подбираю их, чтобы выставить его, он извлекает из кармана пачку ароматических палочек.

– Дай зажигалку!

Он зажигает сразу шесть палочек. Я протестую.

– Это для твоего комфорта.

– Для моего комфорта достаточно одной!

– Я не собираюсь на тебе экономить.

После продолжительной перебранки я разрыдалась и сообщила, что еду искать гостиницу.

Он встал на колени и пообещал, что не потревожит мой сон.

Я заснула мгновенно.

Проснувшись среди ночи, увидела хобот слона у себя перед носом. Быстро закрыла глаза и сделала вид, что сплю.

Какая ошибка! Какая дурацкая ошибка! Я ненавижу себя за то, что уехала от мужа, за эту нелепую, изнурительную, опасную для здоровья измену.

Лежу и плачу с закрытыми глазами. Отворачиваюсь к стене, и уже не различить, где слезы, а где мерзкая пенная сперма. Так и засыпаю.

– Ты не пошел на работу?! – воскликнула я, проснувшись утром и увидев рядом с собой большого негра. – А как же ресторан без тебя?! Кто же будет готовить?!

– Я не могу работать, когда ты здесь, в Гаване…

И черный человек признался, что понял в эту ночь главное: он больше не представляет своей жизни без меня.

Я сказала ему, что я замужем. Но он не захотел даже слушать об этом.

– Никакой муж не будет любить тебя так, как я. Я буду тебе верен до гроба. Потому что других женщин, кроме тебя, для меня больше не существует…

Судя по звукам, на улице происходит что-то невообразимое. Сирены, крики и топот ног.

Выглянув в окно, вижу, что мимо нашего дома бегут люди: солдаты, спортсмены, туристы с норвежским флагом, геи с радужным знаменем, обычные мужчины и женщины, дети, бляди в мини-юбках и на кэблах и просто девчонки в школьной форме.

– Что происходит? – спрашиваю.

– Марафон.

Я посмотрела на айфон. Семь утра.

Освещение на Кубе только энергосберегающее – холодное и тусклое. Обычные лампочки запрещены. Зная это, я прихватила с собой большую свечку из яркого малинового стеарина. Достаю свечку из чемодана, зажигаю, чтобы не было страшно.

Итак, я оказалась в лапах влюбленного Кинг-Конга. Держит крепко, не отпускает даже ночью, укладывает спать на груди. Кормит с рук, пытается даже кормить из своего рта.

Больше всего меня поражают его подмышки. Волосы там кудрявые, как каракулевая шуба моей бабушки. Кажется, что кусочки черного каракуля специально нашили, чтобы его огромное тело выглядело добрее.

Оставляет меня в покое, только чтобы отлить. Но дверь в туалет не закрывает. Такое впечатление, что он нарочито громко ссыт и пердит, чтобы показать свою мужскую силу. От его пердежа звенят стекла.

Спуском воды не пользуется. Вонь стоит невыносимая. Приходится, зажав нос, нестись в туалет, нажимать на спуск унитаза и выбегать.

Моя подруга как-то с гордостью рассказывала, что приучила мужа опускать после себя стульчак в туалете, объяснив ему, насколько холодно ей садиться на унитаз без стульчака, а опускать сама она не привыкла, потому что это сугубо мужская забота.

– Если мужчина воспитанный, он всегда опускает стульчак, – настаивала подруга.

– Ты о мужчинах прямо как о котах говоришь, – удивилась я тогда.

Я совершенно не могла припомнить: опускает ли стульчак мой муж. Специально потом обратила внимание и порадовалась: мой котенок воспитанный – кто-то его уже приучил стульчак опускать.

Все это я вспомнила, когда вошла в туалет и увидела обоссанный стульчак. Пришлось взять салфетку и вытереть. Вот я попала: этого парня надо сначала приучить поднимать сиденье стульчака, а только потом опускать.

Я еще в переписке наняла его гидом. Теперь я постоянно твержу ему о том, что он мой гид. Педро соглашается:

– Да, конечно, я твой гид…

– Нет, ты не понимаешь!

Объясняю, что значит быть гидом.

Он снова соглашается и что-то отвечает по-испански – у него временами возникают серьезные проблемы с английским.

Я не понимаю. Открываю компьютер, чтобы воспользоваться электронным переводчиком. Специально установила программу перевода с испанского на русский и обратно.

Педро очень медленно, наверное минут десять, пишет пару строчек, из которых несколько слов остаются непереведенными. Это или сленг, или он написал их с ошибками. Понятной получилась только фраза: «Ты моя королева».

– Королева?

– Да, королева! Ми рейна – это моя королева! – радуется он, что я поняла.

«Я хочу пить какао. Как здесь подогреть воду?» – пишу я, показывая баночку растворимого какао, прихваченного из Москвы.

Он долго смеется:

– Какао! Ха-ха-ха!

Снова пишет минут десять.

Показывает: мол, переведи!

Нажимаю на кнопку, появляется перевод: «Можешь называть меня «мой король».

Настала моя очередь смеяться.

Лучи восходящего солнца за окном играют в волнах океана. А я не могу оторвать взгляда от матраса, на который упал луч и осветил то, чего я не увидела вчера ночью. Простыня сбилась, и, оказывается, весь матрас – в каких-то мерзких грязных пятнах! А я на нем спала!

Вскакиваю с кровати в ужасе, бегу в душ. И тут обнаруживаю, что нет воды. Ору на Алехандро. Он пытается меня успокоить…

Хозяин перетаскивает мои чемоданы в комнату на первом этаже. Наконец мне удается помыться.

На завтрак у меня яблоко.

– Яблоко из Москвы. Эй! Его надо помыть! Я его не мыла!

Алехандро смеется:

– Помыть яблоко! Ха-ха-ха!

Ломает яблоко пополам. Свою половину съедает. Я мою пол-яблока, очищаю кожуру, ем.

Он смотрит взглядом влюбленного сумасшедшего.

– У тебя такой красивый рот!

Уже жалею, что сделала татуаж губ.

Начинаю подозревать, что Алехандро убьет меня, если я стану собираться улетать в Москву. Продумываю, как бы улизнуть от него. Держу вещи наготове. Должен же он хоть когда-нибудь отвлечься. Мне будет достаточно двух минут, чтобы отпереть дверь и выбежать на улицу.

Интересно, где на Малеконе ближайший полицейский?

Пришла эсэмэска от мужа: как долетела? Как устроилась? Почему не пишешь?

Знал бы ты, милый, где я. С ума бы сошел.

Я представила, как муж дрожащей рукой набирает номер своей мамы. Он с ней постоянно советуется, по любому поводу. Если они возьмутся за дело, меня, конечно, спасут. С вертолетами и полицией, со скандалом между посольствами и, возможно, с разрывом дипломатических отношений между странами. Но как это будет унизительно!

Нет уж. Сама вляпалась, сама и буду выкручиваться.

Я с нежностью смотрю на фотку мужа на экране айфона. И отвечаю: «Милый, отдыхаю прекрасно! Остановилась в гостинице. Отсыпаюсь. Выхожу только обедать в ближайший ресторан».

Пока я пишу смс, Алехандро дико вращает зрачками, его белки краснеют.

Он не офигевает от моих гаджетов, как другие мальчики.

Зашел хозяин касы и попросил мой паспорт. Алехандро объяснил, что все касы контролирует специальный комитет по защите кубинской революции. Надо заполнить специальную бумагу и записать паспортные данные постояльца.

Возвращая паспорт, хозяин касы потребовал оплатить проживание за несколько дней вперед. Цена явно была завышена, и я сказала об этом Алехандро.

Он пояснил, что сейчас пик сезона.

Я дала требуемые деньги, двадцать куков в сутки. Но мне хотелось бы и распоряжаться оплаченным пространством.

– Я желаю побыть одна! – заявила я.

– Для тебя это слишком опасно, – объявил мой гид. Фотоаппарат и кошелек он без лишних разговоров забрал у меня и положил к себе в карман: сумку, мол, со всем ее содержимым у тебя могут вырвать из рук. – У меня надежнее будет. – Он пытается поцеловать меня в губы. – Я не хочу, чтобы ты жила одна и гуляла одна.

Я отворачиваюсь:

– Раньше я гуляла одна, это совершенно безопасно!

– Раньше – другое дело. Теперь ты со мной. Меня здесь все уважают.

Алехандро оказался очень придирчив к моей одежде. Забраковал половину вещей. Блузки – слишком прозрачные: топы – слишком открытые; юбки – слишком короткие или с разрезом. Все это недопустимо.

– Ми рейна, латино пипл постоянно дрочат! Они смотрят на тебя и дрочат!

– Прямо на улице?

– Конечно, прямо на улице! Идут по тротуару, руки в карманах, и дрочат. Сидят, читают газету, а под ней дрочат. Смотрят в окно на улицу и дрочат. «Эй, как тебя зовут? – спрашивают и дрочат. Одной рукой здороваются с тобой, а другой дрочат! Ты не успеешь сказать, как тебя зовут, а они уже кончают: «Очень приятно!»

И он показал жестами, как латино пипл одной рукой здороваются, а другой – стряхивают сперму на дорогу и вытирают ладонь о джинсы.

– Я не понимаю, почему латино не женятся и не занимаются любовью дома с женой, как все люди.

– Кубинские женщины – все проститутос! Они хотят только денег! Они любят не мужчин, а их деньги! А латино пипл – бедные, им остается только дрочить.

У меня нет сил спорить, я хочу выйти и поесть.

Он, довольный, прогуливается по улицам, покручивая на пальце ключи от касы, и крепко держит меня за руку.

Складывается впечатление, что в Гавана-Вьехо его знают все полицейские. Они с уважением жмут ему руку. Говорят только по-испански, на все мои слова кивают и мне тоже жмут руку.

Я теперь присматриваюсь: не дрочат ли полицейские? Ясного ответа не получила.

Алехандро хвастается, таская меня по городу, как ребенок, которому купили котенка. Гладит меня, целует в нос, расхваливает всем мою фигуру, волосы. Без конца повторяет, что кожа у меня такая белая, что светится в темноте, и такая нежная, что, когда целуешь, остаются синяки.

Я жалобно поскуливаю. Он постоянно одергивает мое платье, закрывая мои колени и делает замечания насчет поведения.

Докатилась! Негр делает мне замечания!

Все встречные-поперечные зазывают нас в гости, угощают вином, суют в мою сумку свежую папайю.

Все дома, в которых мы побывали, довольно бедные, напоминают большие питерские коммуналки, сильно нуждающиеся в ремонте. На стенах облупившаяся штукатурка, а кое-где просто бетонные плиты. Ремонта здесь со времен революции не делали ни разу.

Я уже начинаю понимать, почему нашу касу называют шикарной. У нас есть даже фужеры с золотой каемочкой. А во всех домах вино подают в чашках с отколотыми ручками или в пластиковых стаканчиках, которые используют здесь как фарфоровые приборы.

– В этом районе меня уважают. Потому что здесь главные – мы, люди клана Кахакинта. Мы – мафия!

– Что значит мафия?

– Мафия – это сила! Здесь в Гавана-Вьеха меня все знают. Но в других районах могут возникнуть неприятности, поэтому мы с тобой должны пойти в консульство и получить разрешение, чтобы я мог сопровождать тебя.

– Зачем?

– У меня есть проблемы с полицией. Не со всей полицией, но с некоторыми полицейскими, которые не любят пипл Кахакинта, могут возникнуть проблемы.

– Не понимаю.

– Это просто. Мы идем в консульство и получаем специальное разрешение.

– Разрешение на что?

– Разрешение быть вместе.

– Вообще-то я хотела бы сначала пообедать.

– Потом, потом, не капризничай.

– Я не капризничаю, я просто не понимаю, почему я должна куда-то идти.

Мой гид махнул рукой, и рядом с нами затормозила американская тачка времен диктатора Батисты. Он сел в нее и заговорил с водителем по-испански.

– Эй, у тебя мой фотоаппарат и кошелек! – забеспокоилась я.

– Поехали!

Пришлось ехать.

Всю дорогу Алехандро дружески болтал с водителем. Казалось, что они знакомы. Эти двое что-то бурно обсуждали и качали головами, поглядывая на виллы и сады богатого района Ведадо.

Мы проехали его насквозь и начали петлять по тенистым бульварам и улицам в квартале Мирамар.

Поездка обошлась мне в десять песо.

– Это не дорого, – заявил Алехандро.

Российское консульство представляет собой небольшой домик, заросший цветущими деревьями, в садике поют птицы.

Дверь открывает сонная дежурная. Выслушав Алехандро, она посмотрела на меня с молчаливым грустным неодобрением: вот, мол, очередная жертва, попавшая под обаяние кубинского пройдохи и готовая тратить время и деньги на решение его проблем. Затем дежурная покачала головой и сказала по-русски, что никакой справки не требуется.

– Работник посольства говорит, что справка нам не нужна, – перевела я для Алехандро.

– О, леди, зачем вы так говорите! Я же негр! Они хватают меня!

– Кто? – спросила она меня. – Кто его хватает?

– Пока никто, – сказала я по-английски.

Дежурная снова покачала головой:

– Почему вы говорите по-английски?

– Чтобы он понимал.

– Мы не даем никаких справок! Не беспокойтесь, у вас не возникнет проблем!

Мы вышли на улицу.

– Такое ощущение, что у тебя паранойя. – Мне потребовалось определенное мужество, чтобы это произнести.

– Поверь, у меня были проблемы с полицией.

Нам пришлось довольно долго идти пешком, то скрываясь в тени душистых кустарников, то выходя на жаркое солнце, пока, наконец, рядом с нами ни притормозила ржавая «Победа».

– Пипо! – заорал издалека водитель, высунувшись из окна.

– Ничего себе! Какая тачка!

– Это мой друг, он довезет нас бесплатно. Ты хочешь есть? Мы поедем в кафе на Малеконе, там тоже работает мой друг.

Я никогда не ездила в машине, в салоне которой все было ржавым. В прошлом богатая отделка из малиновой кожи висела клочьями.

– Я хочу сфотографировать.

– Ноу фото, Пипо! – сказал водитель.

– Не фотографируй, если увидишь полицейских.

– Почему?

– В такой машине нельзя возить туристов, эта машина для кубинцев.

– А как полицейские узнают, что я не местная?

– У местных нет фотоаппаратов.

Океан штормило, огромные волны перелетали через парапет, искрясь фонтанами брызг и заливая дорогу. Тут и там, вдоль всего берега, блестели на солнце выброшенные волнами рыжие водоросли. В лужах стояла радуга.

В кафе нам принесли мохито, в котором было много воды, отсутствовал тоник и присутствовали крупные кубики льда.

Недалеко от нас нищий мужичок мылся прямо в одежде. Он терся мылом прямо поверх штанов и рубашки, а набегающие волны захлестывали его с головой, смывая мыльную пену. В одной из таких волн нищий потерял мыло и начал нырять за ним, громко отплевываясь и чертыхаясь.

По телевизору показывали новости про ураган, который бушевал на восточном побережье. Телевидение здесь неторопливое, как в моем детстве. В течение получаса, пока мы ели паэлью, на экране демонстрировалась карта Кубы, которую с востока пожирал ураган, графически изображенный в виде воронки. Никаких комментариев диктора не было. Время от времени врезалась съемка с вертолета: затопленные водой джунгли и плантации сахарного тростника, сараи со снесенными крышами. Затем снова карта и графика урагана без комментариев. Телеоператор «поймал» тень от вертолета, бегущую по траве, и не сводил с нее объектив минут пять.

Задорные мускулистые полуголые парни, сидевшие на парапете, не отрываясь, смотрели в телевизор. Сначала я решила, что они покурили, но потом поняла: эти ребята привыкли к неторопливым новостям.

К Алехандро устремилась пара персонажей с густыми, как джунгли, черными шевелюрами, развевающимися на ветру.

– Пипо! – радостно заорали они, завидев его, и начали читать рэп про пипл Кахакинта.

– Пипл Кахакинта! – подхватил Алехандро, приветствуя парней также в рэповой манере.

Неужели они это сами сочинили?

Из одежды на них были только шорты, которые сильно топорщились, когда новые знакомые пожимали мне руку. На теле у обоих татуировки. Мне особенно запомнилась одна: Че, вытатуированный на плоском черном животе. Глаза команданте игриво выглядывали из красных спортивных шортиков обладателя тату.

– Не хочешь купить сигары? – спросил он.

– Спасибо, нет.

– В подарок своим друзьям?

– Мои друзья не курят.

– Он продаст вдвое дешевле, чем в магазине, – вмешался Алехандро.

– Не хочу.

– Почему?

– Я же сказала: мои друзья не курят сигары.

– Амиго, ее друзья не курят сигары.

– А кокаин не надо?

– Нет.

– Нравится местный кофе?

– Неплохой.

– У нас на Кубе лучший кофе, у вас такого нет!

– Вообще-то, есть.

– У нас кофе свежий, ароматный, у вас не такой. У вас кофе не растет. Пока его к вам везут, он теряет все свои свойства. От нашего кофе повышается потенция.

– Серьезно?

– Конечно! Хочешь купить кофе?

– Нет.

– Купи! Будешь каждое утро вспоминать обо мне! – сказал Алехандро.

Я стала уже беситься.

– Меня задолбало, что ты все подряд пытаешься мне впарить! Касу с грязными матрасами! Кофе! Я все утро решала твои мифические проблемы с полицией! А сейчас я хочу спокойно пить кофе!

Он захохотал:

– Я люблю тебя!

– Заткнись и люби молча, Пипо!

Он захохотал еще громче.

– Они называют меня Пипо, это мое уличное имя. Близкие зовут меня Алехандро.

– Пипо тебе больше подходит. Биг Пипа, вот ты кто.

– Биг Пипа! – он снова заржал. – Я не Пипа, я Пипо.

Мой гид махнул рукой, и торговец цветами с подчеркнутым уважением передал ему розу, Педро встал на колено и протянул ее мне.

Я уткнулась в меню.

Он поставил розу в бутылку минералки.

На волнорезах и камнях, выступающих из воды, копошатся большие и совсем крошечные крабы.

– Объясни мне, почему ни в одном ресторане мне пока не удалось нормально поесть!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.