Из магнитофона: «Телефон доверия президенту. Москва, 999-98-99. (Гудки.) Алло. Здравствуйте! Говорит Кедрач Антон Сергеевич. Строитель из Нижнего Новгорода. Тридцать шесть лет. Уважаемый Егор Егорович, знайте, вы единственный человек, кто…»

Теплицын (чуть не плача). Ну не надо! Каждый день по радио по десять раз! К тому же, Егор Егорыч, сегодня политическая реклама запрещена!

Президент (выключает). Э-э, а я и забыл совсем, понимаешь. Сам указ написал – и забыл. (Садится.) М-да-а…

Пауза.

Теплицын. Я вот о чем хотел… В больших сомнениях я. Тяжело на душе… Куда идем? Что там, впереди?.. Пришел спросить.

Президент. Э-э… Федот Мартемьянович, странно, понимаешь, получается. Ты – совесть нации, у тебя мы совета просить, э-э, должны. Как так, понимаешь? Вот я к Настасьеву, понимаешь, приехал, и он мне сразу: «Христом Богом, понимаешь, молю – не допустите этих (кивает на шкаф) до власти. Придут они, понимаешь, – потеряем Россию! Мы за нее в ответе: я, вы, Егор Егорыч, и великий наш гуманист Федот Мартемьянович. Только мы!» Вот так, понимаешь, человек понимает. И правильно, э-э, понимает!

Теплицын. Я тоже понимаю. Но трудно людям, ох как им трудно. Беспросветно. Вот что вижу, вот мучаюсь чем. Да, мы в ответе, но что же ответить?!

Президент (размеренно). Действительно, реформы, понимаешь, идут не совсем гладко. Даже, э-э, совсем не гладко. Во-первых, темное наследие этих (кивает на шкаф), потом, понимаешь, Ворошилов со своей шоковой терапией… Но, э-э, и Москва не сразу строилась. Время, общие усилия и целенаправленная, понимаешь, работа – вот что нужно для возрождения, э-э, России. А тут кто? Вор, понимаешь, на воре, алкаш на алкаше… Задумал я, Федот Мартемьяныч, перемены сделать в команде, но это государственная, э-э, тайна пока. (Потягивается.) Сложно настоящую команду собрать… Вот Польков, понимаешь, вот это человек новой, э-э, формации, настоящий хозяйственник! Москву во что превратил! Цветет, э-э, и ширится!

Теплицын. Не к добру она цветет и ширится, ой не к добру.

Президент (махнув рукой). А, не понимаю я тебя, Федот Мартемьянович. Не понимаю, понимаешь, твоих настроений! Как не к добру-то?! Гляди, этак можно из совести, э-э, нации запросто и в оппозицию перескочить. У нас, кстати, есть кандидаты на совесть. Вот академик Тихачёв, например, – давно уже, понимаешь, почти совесть нации, и тоже сидел. Да тот же Настасьев!.. Хорошо мы с ним поговорили в его, э-э, беседке на берегу. Получил я от него благословение…

Теплицын. В монастырь уйду. В Оптину пустынь.

Президент (сурово). Каждый свободен, э-э, выбирать… Еще по стопочке?

Теплицын. Что уж теперь – не откажусь… Водка действительно замечательная.

Президент. Вот! Вот какая-то хоть, э-э, позитивность! Молодец, Мартемьяныч!.. Научились, понимаешь, изготовлять продукт. И оформлена как, гляди. И магнитный, э-э, код имеется! (Наливает.) Зря ты, Федот Мартемьяныч, нюни пускаешь. Все, понимаешь, стабилизируется. Поездил я по стране, посмотрел – верным путем, э-э, все же идем. Да, трудно нам, понимаешь, много еще, понимаешь, всякой сволочи… Вот даже, э-э, вице-премьер у меня был, Сакс, архитектор, понимаешь, разгосударствления, и тот заворовался. Деньги коробками, э-э, таскал. Открыли уголовное дело, я, понимаешь, указ написал… И генеральный, э-э, прокурор… А сколько этих министров, банкиров, директоров, э-э, фондов летит! Трудно, понимаешь, быть президентом… Ну (поднимает рюмку) поехали!

Пьют.

Теплицын (закусив редиской). Когда я шел сюда, остановился перед храмом Христа Спасителя. Пал на колени и просил Господа дать сил мне сказать всё, что наболело… Да, видно, он не услышал…

Президент. Вот, э-э, кстати, и про Христа, понимаешь, Спасителя. Возрождаем же, Федот Мартемьяныч, возрождаем Россию!

Теплицын. За храм спасибо вам, Егор Егорович, от всего народа. Народ вам этого не забудет. Вопрос только, будет ли через тридцать лет народ русский…

Президент (перебивает). Да не мне спасибо! Я только, э-э, указ написал, а строил, понимаешь, Польков. (Потягивается.) Вот еще бы нефть научиться перерабатывать, «Вольвы» свои строить, магнитофоны, понимаешь, не хуже этих, и зажила бы Россия, в мировое пространство на равных вошла!

Теплицын. Роскоши, Егор Егорович, особой не надо. Она развращает. У одних «Вольво» есть, у других его нет. Из-за этого и преступность. Я своим сынам специально магнитофонов не покупаю…

Президент. А сколько им лет, сынам?

Теплицын. Старшему, Ермилу, сорок семь скоро будет, а младшему, Аввакуму, шестнадцать. Между ними каждый через два года.

Президент. И все с вами живут?

Теплицын. Все со мной.

Президент. А, э-э, женаты?

Теплицын. Нет, пока не женил. В эмиграции русских, особенно по духу, не найти было, а здесь не подобрал пока. Тоже негусто… Но я не о том, Егор Егорович, поговорить-то пришел. (Прокашливается.) Тут, Егор Егорович, не до «Вольв»… Мои сыны в домотканом ходят – и ничего… Как же вот людям, учителям, например, совсем без зарплаты прожить несколько месяцев? Шахтеру как же голодным в шахту спускаться?

Президент (сухо). Из центра деньги уходят. И указ есть. Это там на местах чего-то, э-э, химичат. Может, и эти (кивает на шкаф) нарочно не платят, чтоб президента дискредитировать… И не верю я, понимаешь, что у народа совсем денег нет, что прямо уж голодают. Дачи у всех, э-э, огороды… И скажи ты мне, Федот Мартемьянович, где их взять, понимаешь, эти чертовы деньги? Что я их, печатаю, что ли? (Осторожно потягивается.) Зато, э-э, инфляция почти не растет.

Пауза.

Теплицын. Что, Егор Егорович, водочки, быть может, еще?

Президент. У, дело! Вот, Мартемьяныч, и, э-э, мудрое слово сказал наконец! (Смеется.) Ты как голосовать-то собрался? (Наполняет рюмки.)

Теплицын неопределенно двигает головой. Выпивают.

Ну, за кого?

Теплицын (подвинувшись к президенту, жарким полушепотом). Егор Егорович, слушай, а давай монархию восстановим! Романовых пригласим – пусть разбираются. А?

Пауза.

Президент (уныло). Опять ты за свое, понимаешь… Ну как мы ее восстановим? Указ, что ли, сесть написать об изменении государственного, э-э, строя? Кому там… Константину? Кириллу, понимаешь?.. Глупости.

Теплицын (робко). Референдум можно устроить…

Президент. Да? Ты уверен? А где я денег на него наберусь, понимаешь? У меня миллионы обманутых вкладчиков, компенсации, э-э, индексации всякие! (Встает, быстро ходит по кабинету.) Смешно это, Федот Мартемьянович. Просто, понимаешь, смешно! Это же, э-э, длительный исторический, понимаешь, процесс, а не (крутит рукой), понимаешь!

Теплицын. Введение института президентства не оказалось длительным историческим…

Президент. Наоборот! Всё было, понимаешь, обусловлено и подготовлено. Да и не я его, э-э, ввел, а этот, понимаешь, – «расширять и углублять». (Садится, хочет налить водки в рюмки, но ставит бутылку обратно.) Зря ты так, Мартемьяныч…

Пауза.

Теплицын (грустно). Когда я жил в Сиэтле, мне казалось наивно, что стоит только вернуться на Родину, и я быстро пойму, как ее обустроить. Дать рецепт. А на деле… Зря я вернулся… (Напевает.) «Над Канадой небо синее, хоть похоже на Россию, только это не Россия».

Шатаясь, входит премьер.

Премьер. Как оно тут?.. А-а, Федот Мар… Мартемьяныч! Наше вам!

Президент. О, Леша, все-таки, понимаешь, набрался. (Голосом жены.) Завтра же голосовать, фотографы, пресса…

Премьер. Будьте спок, Егор Егорович… (Тяжело садится.) Пойдемте спать.

Президент. Да, понимаешь, пора. Завтра трудный день. Завтра, э-э, судьба всей России может решиться! Выпьем же, чтобы не рухнула она, понимаешь, в пропасть под напором этих (кивает на шкаф) сил, понимаешь!

Премьер (из последних сил). Выпьем!

Президент наполняет рюмки. Чокаются, пьют.

Президент. Вы когда домой едете, э-э, Федот Мартемьянович?

Теплицын (хмуро). Завтра на рассвете. Пойду.

Президент. Я дам свой самолет. (Снимает трубку.) Аллё, президентский, понимаешь, аэродром мне! Президент говорит. (Теплицыну.) На сколько, э-э, заказывать?

Теплицын. На… на девять.

Президент (в трубку). Там, э-э, самолет подготовьте на девять утра. Да. Нет, не я, один, э-э, человек полетит. До Колы… То есть до Костромы!.. Хорошо… Голосовать-то, понимаешь, собираетесь? А за кого?.. Спасибо, э-э, авиаторы, демократии каждый голос необходим, понимаешь! Всего доброго! (Кладет трубку.) Завтра, Федот Мартемьянович, к восьми будет готова машина.

Теплицын (подавленно). Спасибо.

Премьер. Юра, пойдем спать… Ю-ур…

Президент. Погоди, не зуди, понимаешь. Вот постелить надо еще совести нации. (Поднимается, тяжело идет к двери.) Щас, э-э, жену крикну. (Кричит в коридор.) Рада! Рада, понимаешь, Макаррна!

Премьер. Тише, всю команду перебудите!

Президент. Плевать! Я тут пока, э-э, президент… Радка, тудыт твою, понимаешь!..

Ответный крик жены президента: «Чего орешь?!»

Белье тащи! Постелить надо Мартемьянычу. Есть, э-э, чистое? (Возвращается к столу, берет бутылку.) На посошок сейчас… Отдохнуть надо, выспаться… Отдохнешь, Федот Мартемьяныч, в той комнате задней. Там Виссарионович подумать любил.

Теплицын. Что делать… ваша воля…

Входит наскоро одетая, страшная со сна жена президента с охапкой белья.

Жена президента (недовольно). Где стелить?

Президент. Там. (Показывает на дверь в заднюю комнату.) Эта в любой, понимаешь, момент понадобиться может. Вдруг путч там или, э-э, переворот.

Жена президента. Да не пугай ты, господи! (Уходит.)

Президент (полушепотом, подняв рюмку). Ну, вздрогнем.

Премьер. Юр, спать же пора.

Президент. Не зуди, говорю. Щас вот уложим товарища и пойдем…

Теплицын. Не называйте меня товарищем, Егор Егорович! И вообще, я хочу сказать: Всё правильно! И этих (кивает на шкаф) допустить до власти нельзя! Любой ценой!.. Нельзя!

Президент. Вот, снова мудрые, понимаешь, слова. Будем!

Чокаются, пьют.

Теплицын. Только… Только вот хочу попросить, очень хочу попросить, Егор Егорович: дайте народу зарплату, погасите долги. Ведь плачет народ! Свобода есть, всё есть, только денег нет. А без денег этих проклятых… И плачет…

Президент. Неправда! Народ веселится, смеется, понимаешь, народ! На День независимости ходил?.. А я ходил, и смеется народ, пляшет, песни про Россию поет.

Теплицын. Плачет.

Президент. Смеется!

Теплицын (мотает головой). Ой, плачет…

Президент. Смеется, понимаешь, народ. Выпьет – и смеется!

Теплицын. Выпьет – и пла-ачет.

Премьер. Э, ребя, давайте и мы… (Берет бутылку.) «Серебро…» такое «Сибири…»!

Входит жена президента, отбирает у премьера бутылку.

Жена президента. Да хватит уже, в самом деле! Всё, выкатывайтесь, марш по домам! (Теплицыну.) Идите, Федот Мартемьянович, постелила вам там на диванчике.

Теплицын. Спасибо, Рада Макаровна… (Пытается подняться, но не может.) Ох, что-то не того… Ножки очугунели…

Президент (жене). Давай-ка поможем совести. Ну, поднимаем!

Президент и его жена помогают Теплицыну встать и ведут его в заднюю комнату.

Премьер (глядя на них). Вот так, понимаешь, картина, в самом деле! Это, когда выйду в отставку, сяду за мемуары. Вот понапишу-у!

Президент (возвращается, обнимает премьера). Пошли спать, писатель… Жисть, Леха, копейка… Но я их… (Смотрит на бюсты на шкафу.) Пусть только… (Поет.) По Дон-ну гуляет, по Дон-ну гуляет, по Дон-ну гуляет казак молодой!..

Президент, его жена и премьер уходят. Постепенно смолкает пение, пересыпанное руганью жены, еще кого-то: «Заткнитесь!», «Черт, вы дадите поспать!», «Алкоголики, в самом деле!», «Мол-лчать всем! Я тут пока президент, понимаешь!», «Рабочий день кончился. Конституция гарантирует право на отдых!».

С минуту сцена пуста, затем осторожно входят Марина и Вадим.

Марина. Никого. Вадька, проходи! Разошлись вожди в конце концов.

Вадим (осматривается). Это и есть тот самый кабинет, где все свершается?

Марина. Свершается-свершается… Садись, рассказывай! Вот и водка даже есть, закуска…

Садятся. Марина наполняет рюмки.

Как ты здесь вообще очутился?

Вадим. Ну, днем прошел как турист, спрятался в Царь-колоколе… там сетка надорвана… сейчас вылез, пошел…

Марина. Ну ты вообще! Ты с ума просто сошел, Вадька! Тебя же снайперы легко могли снять, здесь снайперы на каждом шагу. Я случайно вышла подышать, и вдруг ты, представь!

Вадим. А я знал, что тебя встречу. Тоже так шел и знал: сейчас увижу тебя. И ничего не боялся.

Марина. Да? Ну давай рассказывай! Нет, сначала выпьем! Вообще, Вадька, как в сказке!.. Я тут ни с кем не дружу, одна совсем… В общем, за встречу, Вадька!

Вадим (улыбаясь). Ага, за встречу!

Пьют.

Марина. Закусывай, не брезгуй. Это вот президент ел, а это совесть нашей нации – писатель Теплицын. Тебе какую тарелку?

Вадим. Теплицына, в ней больше.

Марина. Редиску бери, из президентского огорода.

Вадим. Хм! (Жует редиску.) Сочная, полив хороший.

Марина. Охрана старается. Ну, рассказывай!

Вадим. Да что рассказывать?

Марина. Как там наши? Как город вообще?

Вадим. Да все по-старому… так… Лучше – ты! Видишь, как теперь живешь… в Кремле, блин.

Марина (вдруг погрустнев). Скучно тут очень. Тесно… как в общаге какой-то живем. Вот там, в Анжеро-Судженске, когда папка полковником был, вот было время!..

Вадим (напевает). Где же наши пятнадцать лет?! (Бросает в рот кусок котлеты.) А где работаешь?

Марина (удивленно). Нигде. Вообще-то в деревне живу, там более-менее… но сегодня привезли, чтоб голосовать… У нас под Дедовском деревня целая есть, в народе называется – Президентская. Там у всей команды домики, хозяйство. Коровы, куры, козы… У некоторых пчелы даже.

Вадим. Да ты что? (Смеется.) Вот дома-то расскажу!..

Марина. А ты где работаешь?

Вадим. Тоже нигде. Что толку работать? Болтаюсь так, родители пока кормят. Сел вот в поезд, сюда приехал… Тебя, Маринка, сильно захотелось увидеть…

Марина (с улыбкой). Правда, что ли?

Вадим. Угу. (Пауза.) А ты изменилась.

Марина. Да уж, конечно! Третий десяток!

Вадим. Еще красивее стала…

Марина. Не ври! Ты песни-то все сочиняешь?

Вадим. Теперь у меня целая группа! Панк-рок лабаем. Социальщину, злую такую…

Марина. Да? Спой, Вадька, а!

Вадим. Гитары нету.

Марина. У меня есть. Я сейчас. (Убегает.)

Вадим осматривается. Встает, осторожно ходит по кабинету. Подходит к столу президента, смотрит в бумаги.

Вадим. «Проект указа по индексациям вкладов населения 1916 года рождения и ранее…» (Тихо смеется.) Ведь никто не поверит… А почерк испорченный, наверное, пишет много. Да-а, попал!.. (Возвращается к водке, закуске.) Водка вкусная. О, из наших краев? «Сереб ро Сибири». (Быстро наливает рюмку и выпивает.) Вкусная. Я такой в магазинах не видел. Какое-то особое «Серебро…»

Вбегает Марина.

Марина. Вот, папкина! Еще с Афганистана.

Вадим. А?

Марина. Папка в Афганистане на гитаре научился играть… вот…

Вадим принимает гитару, пробует струны.

Вадим. Может, Марин, потом? Что мы, только встретились, и сразу чего-то петь…

Марина. Давай-давай, не ломайся!

Вадим. Да и песни глупые, политические. Тебе надоело, наверно… А лирику я всю перезабыл.

Марина. Ну хоть одну! Зря я, что ли, гитару тащила?

Вадим. Ла-адно. Самую дебильную, чтобы тебе больше слушать не захотелось. (Начинает играть, потом поет.)

Появляется Теплицын.

Теплицын. Ну зачем так рычать, господи? Голова же раскалывается!..

Марина. Ой, это он… Теплицын…

Вадим (встает). Здравствуйте, Федот Мартемьянович! Я вас сразу узнал?

Теплицын (морщась, потирая виски). Неужто сразу? Вы читали мои книги?

Вадим. Н-нет… но по телику часто вас видел.

Теплицын (садится). М-м, ясно… А песня, кстати, хорошая: глупая, но честная. Именно об этом мечтает подавляющая часть россиян. Даже поговорка появилась: «В депутаты пойду – хоть наемся вкусно». Мда, что-то страшное происходит с народом. Переходный период… Вот я, молодые люди, я столько перестрадал за свою жизнь, столько видел… Вы, наверное, хоть вкратце знаете мою биографию. Меня считают мудрым, честным человеком, великим русским писателем. От меня ждут слова…

Марина (Вадиму). Затянулась песенка…

Теплицын. А что могу я сказать? Я старый, я очень старый и больной человек… Ох! (Трет виски.) Как же болит голова!

Марина. Выпейте, Федот Мартемьянович, рюмочку – поможет.

Теплицын. Стар я для водки и все-таки выпью. Вы, надеюсь, меня не бросите?

Вадим. Если можно, то выпьем, конечно.

Марина наполняет три рюмки.

Теплицын. Две недели я шел пешком из Костромы сюда. Я смотрел. Я говорил с людьми. Я сегодня говорил с президентом. И что? Я ни чего не понимаю, я ничего не могу сказать…

Вадим. Скоро, наверное, все будет ясно.

Теплицын (берет рюмку, мотает головой). Нет. Узелок затянется еще туже.

Пауза.

Вадим. Давайте выпьем!

Теплицын. Да, да, надо пить.

Пьют.

Вадим. А я, Федот Мартемьянович, вообще против государства. Любое государство – это орудие угнетения. Одни слои неизбежно угнетают другие. Я вот – анархист.

Теплицын. А я – монархист. Я за хорошего, за доброго царя-батюшку. Нам нужен царь, именно – батюшка! Россия не может существовать без монархии. В ней традиции, вера, надежда… Я долго сидел в архивах и понял…

Вадим. Глупости. Что, по-вашему, Петр Первый, Николай Первый, Иван Грозный хорошие, что ли, были цари? Да кровопийцы! А либералов этих, типа Петра Третьего или там Александра Второго, быстро пришивали. Нет, монархия – это не выход.

Теплицын (ломая руки). Так что же делать? Народу трудно, плохо ему! Вот вы, анархист, скажите… Что, по-вашему, делать?

Вадим. Да ничего. Просто надо все бросить, пусть оно развивается как хочет. А рухнет – взять палки и идти в тайгу на охоту…

Теплицын. Не то! (Вскакивает.) Не то! Я не хочу!.. (Пристально смотрит на Вадима.) Вот из-за вас таких всё и случается. «Нам все равно! Нам все равно!» А миллионы невинных в ГУЛАГ идут! По чьей-то прихоти (бросает взгляд на Марину) гибнут в Чечне!..

Вадим. Иди спать, а! Видишь, я тут с девушкой общаюсь с люби мой…

Пауза.

Теплицын. Простите! (Быстро уходит в заднюю комнату.)

Марина. Круто ты его, Вадька! Это же сам Теплицын, лауреат…

Вадим. Плевать, Марин. Надоел… Знаешь, я приехал к тебе, я хочу на тебя смотреть и голос твой слушать, а не его чертыхания. Марин (берет ее за руку), давай убежим отсюда?

Марина (грустно, глядя в пол). Я знаю, все считают папку виновным за Чечню, но ведь он просто солдат… Ему приказывают – он исполняет.

Вадим. Да плюнь, Марин! Все это знают, просто надо иметь крайнего… Давай в Анжеро-Судженск смоемся, а? Помнишь ту клятву на вокзале, когда ты уезжала? Знаешь, я ее не нарушил.

Марина (тихо). Я тоже.

Готовятся поцеловаться, но тут появляется президент в кальсонах и майке, без грима.

Президент (бормочет, никого не видя). Старая, понимаешь, курва.. ни днем ни ночью… (Замечает Марину и Вадима.) Э-э?

Марина. Это Вадик, мой школьный друг… только что приехал из Анжеро-Судженска.

Президент. Э-э…

Вадим. Да, только вот с поезда, а переночевать негде.

Президент. И… э-э…

Марина. Вот я его и привела… переночевать. Можно, Егор Егорович?

Президент. Не понимаю…

Марина. Он без взрывчатки и не агент. Он из Анжеро-Судженска.

Вадим. Да-да, это так… Водка у вас хорошая. Сибирская! Я тоже сибирский.

Президент. М-да, понимаешь… (Приходит в себя.) Выпьем, что ли, тогда?..

Вадим. Можно, конечно.

Президент смотрит на бутылку, она пустая. Достает новую.

Президент. Водка, э-э, хорошая. И, главное, понимаешь, наша! Теперь еще бы автомобили и нефтепродукты – и обновится Россия, э-э, окрепнет! (Наполняет рюмки.) И вам, э-э, Мариночка?

Марина. Я не против.

Президент. Во-от. Ну, за знакомство! (Смотрит на Вадима.) Неожиданно, понимаешь. Не привык я пока так, чтобы, э-э, здесь люди не из моей команды. Ну, поехали, понимаешь. Вадик, да?

Марина. Вадик, Вадик.

Президент. Эхе, э-э, запомнил!

Пьют.

Менять надо, Вадик, команду. Наметил я ряд перестановок, чтобы, понимаешь, новые лица… (Спохватывается.) Но это пока – государственная тайна!

Вадим (с шутливой серьезностью). Ясно.

Пауза.

Президент. Как же ты так, понимаешь, в такое время приехал, Вадим? Россия стоит, э-э, перед выбором, каждый голос, понимаешь…

Вадим. Я никогда не голосую, Егор Егорович.

Президент. Плохо, очень плохо, Вадим! Каждый, понимаешь, голос, отданный за демократию, за продолжение, э-э, курса реформ…

Марина. Простите, Егор Егорович, может, что-нибудь закусить принести?

Президент. Э-э… (Смотрит на Марину, на Вадима.) Мне, э-э, не надо, я так, понимаешь, заскочил – не спится что-то… Э-э, очень рад вашей встрече. И сколько не виделись?

Марина. Семь лет почти.

Президент. О, понимаешь, срок! Я тогда в глухой, э-э, оппозиции был. И не забыли друг дружку? Молодцы, понимаешь! За это и выпить не грех. (Наливает.) За вас и за вашу, э-э, встречу.

Чокаются, пьют.

Вы откуда, Вадим?

Вадим. Из Анжеро-Судженска.

Президент (вспоминает). Это где у нас такой город есть? И не слыхал о таком, понимаешь.

Вадим. В районе Кузбасса. Так, тихий городок…

Марина. Папа там одно время служил. После Афганистана.

Президент. Гм. Он, понимаешь, и не рассказывал. Мда, трудно быть президентом, Вадик. Ой как трудно! А сдаваться нельзя. Придут эти (кивает на шкаф), что, э-э, делать будем? Пропадет ведь Россия. (Наливает водки.) Вот Теплицын пришел, совесть нации, понимаешь, и просит монархию возвратить. Введем, дескать, монархию, Романовых пригласим, пусть, э-э, разбираются. (Пьет в задумчивости.) Не с кондачка такие вопросы надо решать. Референдум? Так он в какие, понимаешь, миллиарды вылезет! А у меня компенсации, индексации, понимаешь… Тяжело, Вадим, так тяжело. Наобещал, скажут, всё погасить, а сам… Пупулистом опять обзываться начнут… А отступать-то, понимаешь, нельзя…

Вадим. Егор Егорович, я вам, конечно, сочувствую. В такое вляпаться.

Президент. В каком это, понимаешь, смысле – вляпаться?

Вадим. Ну, во все это государство… Я анархист.

Президент. Террорист?

Марина. Он мирный.

Вадим. Я мирный. (Пауза.) Я вам сочувствую, но, понимаете, мы с Мариной давно не виделись, нам есть что вспомнись… У?

Президент грустно кивает, наполняет свою рюмку.

Президент. Президент всё понимает. Это только так кажется, что он дурачок совсем. (Выпивает водку, тоскливо смотрит на Марину, на Вадима.) Все он, понимаешь, понимает. (Качает головой.) Спокойной вам ночи, э-э, ребятки. (Тяжело идет к двери.) Да, Марина, все-таки, понимаешь, сходи завтра на выборы, исполни, э-э, гражданский долг. Ладно? Участки открыты с восьми утра до десяти, понимаешь, вечера. (Уходит)

Вадим. Наконец-то… Марин, включи, пожалуйста, музыку.

Марина включает магнитофон. Звучит «Телефон доверия президенту»: «…в состоянии вытащить страну из кризиса, поднять уровень жизни простых россиян. Я вот строитель, я человек рабочий, простой, и я вам так скажу: рабочий класс за вас, уважаемый Егор Егорович. Смело участвуйте в выборах – мы вас поддержим. До свидания». (Гудки.) «Дорогой Егор Егорович. Мне 95 лет. Я участвовал в пяти войнах, полковник запаса Иванов Петр Захарович. Прошу решительных действий в Чечне! Всю жизнь они воду мутят. Вывезти оттуда всё мирное население, и по квадратам ее, суку, по квадратам? Голосовать буду только за вас. С уважением Иванов Петр Захарович».

Марина и Вадим целуются, ничего не слыша. Свет постепенно гаснет, звук затихает, занавес медленно съезжается.