7

Хаджер-ханым пришла домой раньше Мазхара. Увидев лицо невестки, пожелтевшее, как лимон, она поняла, что Назан уже обнаружила пропажу перстня. «Что ж, пусть поищет! — подумала Хаджер-ханым. — Перстень-то я хорошо припрятала».

Церемонно поднявшись по лестнице в свою комнату, Хаджер-ханым начала снимать нарядную одежду. Прогулка была удачной. Она всласть наговорилась с матерью начальника финансового отдела, с которой была очень дружна. У той, как и у Хаджер-ханым, был сын, и она тоже ненавидела свою невестку. Стоило старухам оказаться вместе, и они переставали замечать, как за болтовней пролетали часы.

Так и сегодня. Нет, они ни в чём не давали спуску своим невесткам! А когда Хаджер-ханым рассказала о проделке с бриллиантовым перстнем, её приятельница была просто в восторге: «Молодец, Хаджер! Даже мне не пришла бы в голову такая мысль!»

В зеркале показалось лицо невестки, заглядывавшей в дверь. Хаджер-ханым спросила голосом, полным злобного раздражения:

— Уж не меня ли ты поджидаешь?

Назан робко переступила порог. На её ресницах поблескивали слёзы.

— Нет, мамочка! — сказала она в нерешительности.

— Я раз и навсегда запретила тебе называть меня мамочкой! Да у тебя, видно, ослиная голова, заладила одно: мамочка, мамочка!

Назан потупилась и молчала.

— Ну, зачем пришла?

— Так… Хотела у вас спросить… Перстень…

— Какой перстень?

«Значит, она не скажет, — вся трепеща, подумала Назан. — А может, свекровь действительно не знает?»

— Что ещё за перстень? Отвечай!

— Да вот Мазхар купил мне перстень.

— Мазхар? Экая невежа! Как ты смеешь называть мужа Мазхаром! Он для тебя господин, Мазхар-бей. Можно подумать, что в доме твоих родителей было полно таких господ. Ну, что ты стоишь здесь, словно вросла в землю? Какой ещё перстень? Молчишь? Может, Мазхар тайком от меня купил его тебе?

Назан совсем растерялась.

— Почему же ты мне об этом раньше не сказала? — гремела свекровь. — Выходит, сын стал заводить от меня тайны? Да накажет его аллах… Но погоди, погоди! Похоже, что это твоя проделка. Ну, конечно, это ты всё подстроила! Наверняка! Ведь Мазхар… Да он сейчас придёт, мы всё и выясним.

Назан схватила свекровь за руку:

— Умоляю вас, не говорите ему ни о чём!

— Почему? Чего ты боишься?

— Перстень-то пропал… Нигде не могу его найти…

— Уж не считаешь ли ты, что его украла я?

— Помилуй аллах, мамочка!

— Опять мамочка! Чтоб твоя мамочка в гробу перевернулась! Если ты ещё хоть раз так меня назовёшь, я выдеру все твои космы! Нет у меня никакого перстня! — отрезала Хаджер-ханым и величественно выплыла из комнаты.

Приближалось время обеда. Пора было накрывать на стол. Назан дрожала, руки у неё тряслись. Не видя ничего перед собой, она расстелила скатерть, поставила тарелки и, сама не зная зачем, пошла в спальню. На полу валялись узлы. Назан спохватилась, ведь сейчас придёт Мазхар. Она быстро побросала всё в сундук и, как затравленный зверёк, снова кинулась в кухню. Где-то в глубине души ещё теплилась надежда — может быть, Мазхар подшутил над ней?

В наружную дверь постучали. Сердце Назан забилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Ноги у неё подкашивались. Сделав над собой усилие, она побежала открывать. По лицу мужа Назан поняла, что он куда-то очень торопится.

Мазхар вошёл в дом, небрежно помахивая тростью. Он был в коричневом щёгольском костюме и искусно надвинутом на самые брови элегантном кепи. После обеда ему предстояло отправиться на свидание с Жале. На этот раз они собирались совершить загородную прогулку в фаэтоне.

Мазхар решил встречаться с Жале регулярно. Они могли сидеть до поздней ночи в баре, но если бы удалось снять для Жале квартирку, то он сразу заставил бы её покинуть бар. Хозяин бара даже сам говорил ему: «Ради вас, Мазхар-бей, я готов лишиться не то что одной, а хоть пяти таких девиц, как Жале!». Но как можно было это сделать в таком маленьком городишке, где всё сразу становилось известно?

— Почему стол ещё не накрыт? — с раздражением спросил Мазхар.

— Сегодня я немного задержалась, — елейно пропела Хаджер-ханым. — Извини, не углядела за твоей женой. Но сейчас всё будет готово! Поди сними пиджак и садись за стол.

Мазхар ничего не ответил. Он не пошёл переодеваться, а, как был в своём парадном костюме, опустился на стул.

Хаджер-ханым понеслась в кухню.

— Ты смотри, мужу ничего не говори о перстне, — прошипела она.

Назан с надеждой посмотрела на свекровь:

— Не говорить?

— Я же сказала: мне ничего не известно, ничего! Но зачем портить аппетит моему сыну?

Назан почуяла в этих словах недоброе, но сказала покорно:

— Хорошо.

Обед проходил в молчании. Боясь встретиться глазами с мужем, Назан обратила всё своё внимание на Халдуна. Лишь изредка уголком глаза она посматривала на Мазхара. Но тот был погружён в хвои мысли и ничего не замечал. Что с ним? С этой памятной ночи, когда она бросилась ему на шею, Мазхар стал совершенно другим человеком. Она не смела доискиваться причины: ведь мужчина не обязан отдавать отчёт в своих действиях. Но на сердце у неё становилось всё тревожней…

С Мазхаром между тем творилось что-то странное. Кусок застревал у него в горле. До еды ли ему было? Ведь в половине второго они должны встретиться с Жале. И зачем только он пошёл домой?

Но не мог же он отправиться с Жале в ресторан. Наверно, со временем можно будет ходить с женщинами и в рестораны. Жаль, что его тогда уже не будет в живых. Разве только сын доживёт до этих дней…

Он посмотрел на Халдуна. Мальчик сидел потупясь. Мазхар тряхнул головой, словно пытаясь отделаться от наваждения. Нет! Нет! Он никогда не покинет Назан!

А если жена узнает о его похождениях и попросит дать ей развод? Допустим, он опостылеет ей, и она сама пожелает уйти. Ну, тогда другое дело… Хоть он и полюбил другую, но разве так просто вытравить из сердца Назан, мать его сына? Халдун всегда будет соединять их невидимыми узами, потому что мужчину связывает с женщиной не только любовь… Что же? Жалость? Нет, не то! И вдруг он подумал: «Хорошо, что я подарил Назан этот перстень. Если когда-нибудь обстоятельства переменятся… то бриллиант может ей пригодиться…»

— Ты что-то очень задумчив, сынок, — услыхал он голос матери.

— Сегодня после обеда начнётся слушание дела по иску хозяина бара, — сказал Мазхар и тут же поднялся из-за стола.

«Сегодня!» Да, сегодня он в первый раз поцелует Жале. Что бы там ни было, но он твёрдо решил это сделать. Как влекла его эта женщина! К тому же она совсем не стремилась к законному браку. «Хорошо, что я встретил её, — думал Мазхар. — Что знал я до этого? Простую, безыскусную любовь. А теперь стану возлюбленным «дамы с камелиями». С той, однако, разницей, что у её героя не было ни гроша, а я человек со средствами. Правда, он был немного моложе меня, но…»

Мазхар взял трость и направился к двери.

— Ты опять придёшь поздно, дитя моё?

— Не знаю, мама. Всё зависит от того, как сложатся дела.

— По ночам в суде делать нечего, — сказала Хаджер-ханым и бросила взгляд на Назан.

— Не имею привычки отдавать отчёт в своих действиях, — холодно сказал Мазхар и стал спускаться по лестнице.

Хаджер-ханым с шумом отодвинула стул и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате. На обеденном столе задребезжала посуда.

Её душила злоба. Как? Сын смеет ей грубить при этой потаскушке? «Погоди же, — шипела Хаджер-ханым, — я тебе покажу! Будешь знать, как следует обращаться с матерью!» Она торопливо набелила и нарумянила лицо и, накинув чаршаф, выскочила на улицу.

Вскоре, завидев свободный фаэтон, Хаджер-ханым вскарабкалась на подножку, плюхнулась на сиденье и бросила извозчику:

— В контору сына!

Извозчик не понял.

— Куда прикажете, ханым-эфенди? — переспросил он.

— Вот бестолочь! К адвокату Мазхар-бею.

— А-а-а! Хорошо! — оторопело пробормотал извозчик и стегнул лошадей.

Мазхар расхаживая по кабинету из угла в угол, поджидал Жале, которая должна была прийти с минуты на минуту. Он всё ещё не решил, куда им поехать. В этом проклятом городишке некуда было деться! Пойти в казино, где он бывал с женой? Но ведь все взоры будут обращены на них. Да и сплетни пойдут. Ему и так уже сегодня сказали: «Вы что-то очень много внимания уделяете Жале. Ведь она, как-никак, только девица из бара».

Так что же? Перестать с ней встречаться? Нет, это было бы не в его силах.

На глаза ему попался секретарь. Как же он забыл выпроводить этого парня из конторы?

— Вот что, — сказал Мазхар. — Сходи в управу и возьми копии документов по делу о лавках, — на которые наложен арест.

— Слушаюсь. Только вряд ли удастся получить их быстро. Наверно, это затянется до вечера.

— До вечера, до утра — какая разница! Копии должны быть у меня завтра утром, вот и всё.

Секретарь с трудом скрыл свою радость. Ведь почти все копии он уже принес. Оставались мелкие справки, на получение которых потребуется не более часа.

— Будет исполнено, бей-эфенди! — сказал секретарь и стремглав выбежал из кабинета.

Вскоре послышался шум подъезжавшего фаэтона. Мазхар бросился к двери и столкнулся нос к носу с матерью.

— Быть может, ты сейчас объяснишь, почему был так груб со мной дома? Думаешь, если стал большим человеком, так можно плохо относиться к матери? Да кто я, по-твоему? Базарная баба? Как же ты осмелился говорить со мной таким тоном при этой голодранке?

Мазхар растерянно смотрел на мать. Её грубо размалёванное лицо искажала гримаса злобы. Казалось, она торопилась излить весь накопившийся в сердце яд.

— Перестань, мамочка! — взмолился Мазхар. — Ты опозоришь меня на весь город.

— А-а-а! Перестань, говоришь? Ну нет! Пусть тебе будет стыдно нос на улицу высунуть, паршивец!

— Ради аллаха, мама, потише.

— Боишься, что люди услышат? И пусть слышат! Для этого я и кричу, пусть слышат! Я осрамлю тебя перед всеми!

— Это уж слишком, мама! Да в чем я опять провинился?

— И ещё спрашивает!

— Быть может, я не очень вежливо тебе ответил…

— Ответил! А подарок жене? Почему надо было его скрыть от меня?

Мазхар вздрогнул, словно его ударили хлыстом.

— Почему ты велел жене не показывать мне перстень? Отвечай! Эта шлюха похваляется перед всеми: «Смотрите, как меня муж любит! Только свекрови не говорите, мы от неё скрываем».

Мазхар ничего более не слышал. В ушах у него звенело, перед глазами плыли круги. «Значит, жена, несмотря на мою просьбу, всё-таки сказала матери? К тому же она хвасталась на весь квартал…»

В дверях появилась Жале.

— Пожалуйста, входите, милости прошу! — подбежал он к гостье.

Хаджер-ханым сразу притихла. Она во все глаза смотрела на вошедшую молодую женщину в сером элегантном костюме. Комната сразу наполнилась ароматом дорогих духов. А сына просто невозможно было узнать.

— Это моя мать, Нериман-ханым. — Он повернулся к матери: — Моя клиентка. Она поручила мне дело о разводе.

Женщины пожали друг другу руки.

Гнева Хаджер-ханым как не бывало. Незнакомка ей понравилась. Почему, однако, она хочет уйти от мужа? Присев на стул, Хаджер-ханым обратилась к клиентке сына с вопросом:

— Ты так молода, красива, дитя моё! Что заставляет тебя уйти от мужа?

Скосив глаза на Мазхара, Жале сказала:

— Нет у нас согласия, ханым. Мы совсем разные люди… Кроме того, есть и другие причины.

— Мне очень жаль тебя. Я сама рано осталась без мужа. Овдовела совсем молодой. И я была такой же красивой, представительной, как ты. Но всё проходит… Эх, безумные мы, женщины! Ради детей жертвуем всем. Я боялась, что отчим будет обижать сына. Вот и не вышла замуж. А как мне было трудно! Из последних сил выбивалась. Да кабы в те годы у меня были теперешние понятия…

Она расплакалась.

— Не доедала, не допивала, отдавала сыну последний кусок. А он вот взял, да и женился на простой девке… О моё бедное материнское сердце!

— Мамочка, — перебил её Мазхар поднимаясь, — нам с Нериман-ханым пора идти в суд.

— А у тебя есть свекровь, дитя моё? — не унималась Хаджер-ханым.

— Да, была, ханым-эфенди.

— Ну и как вы с ней жили?

— О, со свекровью мы жили душа в душу.

Хаджер-ханым повернулась к сыну:

— Вот видишь, какие бывают невестки! И красавица, и умница! Тебе бы такую и привести в наш дом. А твоя жена? Смотреть не на что! Так он ещё, видите ли, тайком от меня купил ей бриллиантовый перстень!..

Мазхар сделал нетерпеливое движение. Женщины поднялись. Из конторы они вышли все вместе. Хаджер-ханым отправилась домой, а Мазхар и Жале сели в фаэтон.

— Ну и бедовая у вас мамаша!

Мазхар не слыхал, что сказала Жале. У него разболелась голова, а приподнятое настроение, в котором он ещё недавно пребывал, сменилось непонятным беспокойством. Жале заглянула ему в глаза, и её ресницы испуганно дрогнули.

— Что с вами?

Он поморщился, словно от боли:

— Грубый, вульгарный разговор неотёсанной женщины! А её размалёванное лицо? Ну на что всё это похоже? Нериман, ради аллаха, какое всё это произвело на тебя впечатление?

— Думаю, что краситься ей не по возрасту. А вообще, представляю себе, сколько вам приходится от неё терпеть.

— Я очень несчастлив! С одной стороны, такая мать, с другой — жена…

— Она говорила о каком-то перстне.

— Сущие пустяки! Я подарил жене перстень и не велел показывать его матери. Это было сделано без всякой задней мысли. Ведь мать считает меня своей собственностью. Вот я и не хотел давать лишний повод для раздражения. Она и так очень ревнует к невестке… Конечно, ей пришлось нелегко… Она даже замуж не вышла из-за меня.

— Не огорчайтесь! Я не вижу серьёзной причины для расстройства. Это в конце концов касается их двоих. Мне кажется, во многом виновата ваша жена. Она, верно, очень доверчива.

— Даже слишком. Ну зачем она сказала матери о перстне?.. Всегда молчит, смотрит исподлобья, а тут вдруг разболталась…

— А вы уверены, что сказала она?

— Кто же ещё? Откуда узнала мать, что я велел жене скрыть от неё покупку?..

Фаэтон выехал за город и, сделав большой круг, возвратился к конторе.

Солнце медленно садилось в притихшее море, бросая последние лучи на синевшие вдали горы. Мазхар и Жале рука об руку вошли в контору, сопровождаемые любопытными взглядами торговцев из соседних лавчонок…

Стемнело. Жале заторопилась. Ей надо было переодеться к вечеру. А Мазхару не хотелось идти домой. Он понимал, что раздула всю эту историю мать, но и Назан, конечно, была виновата…

Дверь он открыл своим ключом и стал медленно подниматься по лестнице, всё ещё не решив, как поступить. В столовой ему попался Халдун. По лицу отца мальчик догадался, что он не в духе, и убежал в кухню.

— Папа пришёл, — прошептал Халдун, хватаясь за подол матери.

Назан почуяла недоброе ещё раньше, когда свекровь возвратилась домой в отличном расположении духа. Услышав, как Мазхар дёрнул дверь, она поняла, что предстоит буря.

— Назан! — глухо позвал Мазхар.

Она подбежала. Халдун засеменил своими толстыми ножками за матерью.

Хаджер-ханым прислушивалась, притаясь за занавеской. Всё более волнуясь, она приоткрыла дверь своей комнаты и высунула голову. Сейчас — она в этом не сомневалась — раздадутся вопли невестки.

Не снимая шляпы и заложив руки за спину, Мазхар метался по комнате. И хотя жена уже давно вошла и стояла, прижав руки к груди, он словно не замечал её.

Наконец он остановился.

— Разве я не предупреждал тебя, что мать ничего не должна знать о перстне? — спросил он, не поднимая головы.

— Но ведь я ей ничего не сказала, — заикаясь, пролепетала Назан.

— Так кто же тогда ей сказал? — загремел Мазхар. — Лгунья! И не стыдно тебе обманывать меня? — кричал он, подступая к Назан.

Только ужас, который был написан на лице жены, заставил его сдержаться. Самое лучшее, что он мог сделать, это забрать перстень и вернуть его ювелиру. Нет, она недостойна такого подарка!

— Принеси мне его!

— Перстень? — переспросила Назан, ещё больше заикаясь.

— Да, перстень!

Назан поняла, что погибла. Она была совершенно пришиблена и, сама не зная зачем, вновь открыла крышку сундука… Найти перстень не было никакой надежды. Сколько раз она рылась здесь, выбрасывала и трясла все узлы. И всё напрасно! Но что было делать? Назан снова начала вытаскивать узлы. Мазхар, заложив руки за спину, ходил из угла в угол.

— Скоро ли дашь ты мне перстень? — вспылил он. — Чего копаешься в узлах?

— Я ищу…

— Что ищешь?

— Перстень.

Мазхар даже побелел от негодования:

— Да в своём ли ты уме? Перстень — не иголка, чтобы затеряться! Ведь он в футляре.

Назан тяжело вздохнула.

— Где перстень?

Назан зарыдала.

— Его нет, — шептала она сквозь слёзы. — Он пропал вместе с футляром…

— Пропал?!

Мазхар уже более не владел собой. Посыпались пощёчины, удары, пинки.

Назан упала на пол. Изо рта и носа показалась кровь. Халдун закричал и заплакал. Он пытался даже схватить отца за ногу.

— Не бей, не бей маму!

Дверь отворилась. На пороге стояла Хаджер-ханым.

— Что случилось, сынок? Что тебя так расстроило? — елейным голоском запела она.

— Чёрт бы вас всех побрал! Клянусь аллахом, надоели вы мне все! — крикнул Мазхар и выбежал из комнаты.

Тут даже Хаджер-ханым струхнула. Она придвинулась к невестке и притворно смиренным голосом запричитала:

— Сижу я у себя, никого не трогаю, намаз совершаю. И вот тебе на! Впутали меня в какую-то историю. Ты видишь, аллах!.. — она воздела руки к небу. — Но что всё-таки случилось? Почему он поднял такой шум?

Назан не отвечала и продолжала тихо плакать. В дверь постучали.

— Вставай, поднимись с пола, вымой лицо! — приказала Хаджер-ханым и пошла открывать дверь. Это была Наджие.

— Что тут у вас произошло? — спросила она, с любопытством оглядываясь вокруг.

— Сын побил невестку.

— За что же?

— Эта размазня потеряла перстень. Сама понимаешь, как сын рассердился. Ведь он заплатил столько денег. Но стоило надеть ей перстень на палец, как он словно сквозь землю провалился.

— А как же Мазхар-бей узнал, что перстень пропал?

— Понятия не имею… Вернулся из конторы сам не свой. Слышу, зовёт жену в спальню… Я в это время готовилась совершить вечерний намаз. Стелю себе коврик и вдруг — что такое? Шум, крик… Истинное светопреставление! Насилу успокоила сына. Если бы не я, он бы её наверняка убил.

Наджие заглянула в спальню. Лампа не была зажжена. В полумраке Наджие увидела Назан. Она сидела на полу среди разбросанных узлов и беззвучно плакала.

Хаджер-ханым потянула Наджие за руку:

— Оставь её в покое, пусть поплачет! Лучше пойдём, посидим у меня.

Теперь Наджие нисколько не сомневалась, что скандал подстроила старуха.

— Пусть всё останется между нами, Наджие, — тихо сказала Хаджер-ханым. — Дело не в перстне. Просто, мой сын не любит свою жену. Я знаю, что говорю.

«Может, рассказать ей о связи Мазхара с Жале? — мелькнуло в голове у Наджие. — Правда, муж предупредил, чтобы никому ни слова».

— Сегодня я была в конторе Мазхара, — продолжала Хаджер-ханым. — Ну и женщину я там видела, Наджие! Стройная, как газель! Сдобная, как пышка! Сладкая, как рахат-лукум! А какие манеры! Как одета! Какие духи! Что называется, женщина с головы до пят… Представь, она разводится с мужем. Если бы у сына была хоть капля разума…

— А её зовут Жале? — не удержалась Наджие.

— Нет, Нериман.

— Вы правы, тетушка, её настоящее имя Нериман, но в баре её зовут Жале.

У Хаджер-ханым глаза полезли на лоб.

— В баре?!

— Я поклялась мужу, что не скажу никому ни слова. Вы уж не проговоритесь, что слышали от меня. Жале — девица из бара. Она крутит любовь с вашим сыном. Они уже и стесняться перестали. Все кругом о них шепчутся.

— Погоди! Она ведь сказала, что собирается разводиться с мужем…

— Да это просто так, для отвода глаз. Жале умна, умеет, когда надо, зубы заговорить.

«Так вот в чём загвоздка! — думала Хаджер-ханым. — Конечно, вряд ли сын решится привести в свой дом женщину из бара. Вот обидно, какая была бы невестка! Не то что эта тощая Назан. С ней и на улицу-то стыдно выйти».

Хаджер-ханым от кого-то слыхала, что у девиц из бара бывает по нескольку любовников и покровителей. Каждую ночь они спят с другим мужчиной. «Конечно, спать каждую ночь с новым мужчиной не так уж плохо, но…»