Глава 2

Томас Фихтер напрасно рассчитывал, что Гек будет скучать по второй «звезде», сидя в первой. Нет уж, предварительный срок засчитывается в основной, в подследственном корпусе – лучше будет. Мелькали дни, менялись соседи, камеры, и было скучновато, по правде говоря. Кормили плохо, однако можно было покупать. Или отовариваться официально в тюремном магазине, покуда деньги имеются на тюремном лицевом счёту, или втридорога через обслуживающий персонал. Подследственные к работам не допускались, а нетрудовые накопления могли переводиться на лицевой счёт в размере 25 талеров ежемесячно. Гек работать не собирался, голодать тоже. Пятисотенную бумажку он постепенно проел с помощью сговорчивых надзирал, так что через месяц, когда деньги кончились, один из служивых, наиболее прикормленный Геком, с энтузиазмом ринулся выполнять его поручение – перегнать весточку адвокату Айгоде Кацу. Нет ничего предосудительного в том, что заключённый хочет есть и готов платить, тем более что чифира, спиртного и наркоты не заказывает. И адвоката хочет нанять – что тут такого противозаконного, почему не помочь?

Естественно. Если бы Гек, гнусно ухмыляясь и цинично подмигивая, предложил бы этому надзирале, «омеге» среди своих собратьев, за кругленькую сумму нарушить присягу, продаться с потрохами и предать товарищей-сослуживцев, тот отказал бы ему в резкой форме и потом долгие годы гордился бы своей неподкупностью. А так – мало-помалу, колбаска да сахарок, да тёплые носки, да списочек книг из тюремной библиотеки, да свежая газетка… Благодарю, голубчик, уважил пожилого человека… И постепенно Норман Вильский, двадцати трех неполных лет, привык в свою смену шестерить перед спокойным, внушительным, богатым, а главное – не мелочным узником. Говорят – уголовник, пробы ставить негде… Так все бы сидельцы такими были, горя бы мы с ними не знали. Попроси тот что-нибудь запретное – доложил бы по команде и глазом не моргнул, но ведь не просит…

Айгода Кац помнил, что ему придёт весточка от щедрого заказчика под именем Стивен Ларей и он должен будет прислать ему молодого и прыткого адвоката со способностями. Способности бывают разные. Его внучатый племянник по младшей сестре был молод (тридцать лет), шустр и обладал невероятной способностью вытрясать из родственников деньги, подарки, услуги и всякую иную материальную выгоду. Молодой Менахем Кац, член районной коллегии адвокатов, крепко раздражал своего дедушку, но сейчас был на мели и являлся единственной опорой бабки, его, Каца, выжившей из ума сестры. Старый Кац вкратце обрисовал ему ситуацию, напичкал на скорую руку дельными советами и отправил в «Пентагон» на заработки.

Первое же свидание оказалось и последним. Менахем Кац решил, видимо, сразу дать понять этому пентюху, какую ему оказывают честь. Обращаясь к своему клиенту на «ты» с первых же слов, он держался глупо и спесиво, совершенно вразрез с той линией, которую порекомендовал ему дедушка. Мало того, спрашивая Гека, он постоянно его перебивал своими комментариями и замечаниями типа «…ну, тебе, родной, этого не нужно знать, я это сам продумаю…»

Гек сначала вообразил, что его разыгрывает администрация тюрьмы, потом, в ходе встречи, убедился, что адвокат – действительно посланец старого Каца. После этого Гек взял себя в руки и спокойно выслушал все рассуждения этого наглого индюка, сводившиеся к тому, что теперь ему придётся платить и делать это много, часто и с глубокими поклонами в сторону своего благодетеля, Менахема Каца.

– …таким вот образом, дружок! На сегодня хватит. Есть ещё пожелания? (Оговорённую заранее тысячу он и не подумал передать – в первый раз, мол, опасно. У него репутация.)

– Есть. Рекомендации у тебя хорошие, но сам ты говно. Пшел вон и навеки. Да!.. Не забудь вернуть деду тысячу и моё о тебе мнение. – С этими словами Гек встал и повернулся в сторону надзирателя, сидящего поодаль и наблюдающего за встречей, и таким образом закончил свидание. Вильский получил последние полсотни «на транспортные расходы» и повёз записку по тому же адресу. Старый Кац уже успел выслушать до слюней возмущённого родственничка и теперь читал записку, освещающую позицию другой стороны.

«Ты кого прислал, старая ты сволочь? Мне нужен компетентный, с мозгами и знающий меру. Вспомни себя в молодости и поищи как следует. Плюс двадцать. Подателю сего дай тысячу, нашинкованную по десять и двадцать. Остальное – под отчёт. Стив».

– Что верно, то верно, – подумал вслух Айгода, бросая письмо в камин, – и жадный, и дурной у меня внучек-племянничек. – Кац не знал, как ему реагировать на это лапидарное командирское послание: хотелось оскорбиться за «сволочь», но ведь тут же и лести таки подсыпал, уравновесил…

Оскорбление и лесть долго бы ещё качались в коромысле весов друг против друга, но на сторону лести бухнулось увесистое и звенящее «плюс двадцать» – ещё двадцать тысяч наличными в абонированном сейфе аграрного банка, с номером ячейки на двадцать единиц бoльшим, чем семизначный номер, заранее оставленный ему Геком. Старик знал, что будут ещё номера с посланиями, Гек его предупредил об этом. (У него было абонировано шесть таких ячеек на общую сумму восемьсот тысяч талеров, с предоплатой – почти сто тысяч, – внесённой на пять лет вперёд.) Что ж, придётся поискать…

Новый адвокат, молодой коротышка Джозеф Малоун, пришёлся Геку по душе. Холерик и непоседа, он сразу засыпал Гека сотней терминов и ссылок на уголовный и гражданский кодекс, доказывая, что по отношению к Геку было допущено беззаконие вопиющее, подлежащее расследованию и наказанию виновных. Но Гек не хотел без надобности ворошить муравейник и велел Малоуну не встревать в ход следствия, ограничиться тщательным сбором и изучением материалов по данному делу. Наружу – ни гу-гу, никаких протестов.