Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Трагические самоубийства

ModernLib.Net / Справочная литература / Останина Екатерина Александровна / Трагические самоубийства - Чтение (стр. 21)
Автор: Останина Екатерина Александровна
Жанр: Справочная литература

 

 


Казачий Дон превратился в своего рода маяк, к которому устремились все преданные павшей монархии офицеры, голодные, оборванные и обездоленные, но не павшие духом. Многие из них не имели ни малейшего представления о своей дальнейшей судьбе, они просто шли на Дон, ведь именно здесь была вековая колыбель казачьей вольницы и именно с Доном народная молва упорно связывала имена лучших белогвардейских и казачьих вождей.

Вскоре в Новочеркасск пришел небольшой Георгиевский полк из Киева. В конце декабря сюда же прибыл Славянский ударный полк почти в полном составе и немедленно восстановил с гордостью свое прежнее название – Корниловский. История этого полка трагична и необычайна. Генерал Корнилов простился с ним 1 сентября, отписав в приказе добрые, ничуть не официальные напутствия: «Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите, дышите только мечтою об ее величии, счастье и славе. Бог в помощь вам». Далее полк был направлен новым правительством на Юго-Западный фронт – в самую гущу озверелой солдатской народной массы. Во время сентябрьских и октябрьских бунтов комиссары нового правительства бросали полк на усмирение волнений, поскольку революционные войска, ими же созданные, утратили не только воинские честь и доблесть, но и вообще какое-либо человеческое подобие. Бывший же Корниловский оставался самым дисциплинированным и на редкость законопослушным, чем, впрочем, заслужил обвинение в контрреволюционности.

Когда в конце октября в Киеве вспыхнуло большевистское восстание, правительственный комиссар доктор Григорьев от имени Временного правительства обратился к корниловцам с просьбой поддержать власть. Полк, возглавляемый Григорьевым, отправился в Киев. Но, как позже будет отмечено, комиссар оказался неумелым и даже безграмотным полководцем. Корниловцы, защищая уже не существующее Временное правительство, а вместе с ними офицеры и кадеты из киевских военных училищ (Константиновского, Николаевского и Сергиевского) были вынуждены противостоять мощнейшей силе. Против них выступили украинцы во главе с генералом Петлюрой и большевики под предводительством комиссара Пятакова. Кроме того, чехи и донские казаки, которые раньше сохраняли нейтралитет, теперь не хотели идти против народа. Кровавый бой шел прямо на улицах города, и многие из числа правительственных войск, самые доблестные и стойкие, погибли. В разгар боя комиссар Григорьев объявил, что «выступление правительственных войск в Киеве против большевиков натолкнулось на национальное украинское движение, на что он не рассчитывал, а потому „приступает к переговорам о выводе правительственных войск“.

Так власть в городе перешла к Центральной раде и большевикам. Киевские военные училища выслали на Дон и Кубань, а Корниловскому полку Петлюра предложил остаться для охраны города. Конечно, корниловцы пребывали в подавленном состоянии и даже в отчаянии: старый мир рухнул, вокруг царили хаос и неразбериха. Ради чего погибали их однополчане, лучшие офицеры России, за что они сражались и что их ожидало впереди?

Возглавлявший полк Неженцев с большим трудом вывел войска из Киева, отправив немедленно в Ставку телеграмму, в которой просил спасти полк от истребления и отпустить его на Дон. Донское правительство не возражало, но Ставка боялась навлечь на себя подозрения и ответила категорическим отказом. Лишь накануне развала Ставки, 18 ноября, было наконец получено распоряжение передвинуть полк на Кавказ «для усиления Кавказского фронта и для новых формирований». К этому времени все пути, по которым можно было передвигаться, уже были заняты большевиками. Единственным средством добраться до Дона оставалась возможность присоединиться по частям к казачьим эшелонам, отправлявшимся на восток. Казачьи войска оставались неприкосновенными, поскольку сохраняли нейтралитет.

Всеми правдами и неправдами 19 декабря в Новочеркасск прибыл сначала один эшелон полка, к 1 января 1918 года здесь собрались по одному и небольшими группами другие офицеры и солдаты. В таких муках рождалась Добровольческая армия генерала Алексеева, хотя ни цели, ни лозунги этого движения пока еще окончательно не определились. Только имя генерала служило доказательством истинной политической направленности действий добровольцев.

Правда, для широких масс Донской области это имя было несколько одиозным, как и имена других известных всей России военачальников. У рабочих, в большей степени подверженных большевистской пропаганде, присутствие «контрреволюционного офицерства» вызывало и опасения, и недовольство. Среди них начались волнения, критическая ситуация возникла в Ростове и Таганроге. Казачество в сложившейся обстановке обвиняло в первую очередь непрошеных гостей – добровольцев-белогвардейцев. Донское правительство видело, что Добровольческая армия вызвала не только волнение, но и гнев со стороны советской власти. Местные революционные учреждения начали всерьез готовиться к активным военным действиям. Между тем донское правительство, не желая каких-либо осложнений, предполагало пойти на некоторые уступки и соглашения с представителями советской власти в области, дабы избежать тотального нашествия большевиков. Казаки устали от войны и потому враждебно относились к тем, кто мог разжечь новую бойню.

Интеллигенция, хотя и сочувствовала, но оставалась безгласна и малоактивна. Казачий генерал Каледин некоторое время оставался словно бы в стороне от происходивших событий, но постепенно давление на него извне возрастало, по мере того как увеличивался приток новых добровольцев. С одной стороны, он не мог отказать бездомным беглым офицерам в приюте, с другой – прекрасно понимал, как к этому относится казачество, доведенное до крайнего раздражения. Каледин несколько раз обращался к генералу Алексееву с просьбой перевести созданную им организацию в другой город, по крайней мере не делать никаких официальных заявлений и соблюдать максимальную осторожность.

В Новочеркасске находились два большевистских запасных полка, которые вызывали немалые опасения у казачьего атамана. Ни одна казачья часть не пожелала принять участия в разоружении этих полков и не подчинилась Каледину. Тогда он воспользовался силами Алексеевской организации и во главе небольшого офицерского отряда сумел добиться желаемого, правда, обстановка в городе по-прежнему оставалась крайне напряженной. Он понимал, что «казачество заболело, как и вся Россия».

После этих событий генерал Алексеев уехал на заседание правительства Юго-Восточного союза в Екатеринодар. Советская власть оказывала все возраставшее давление на правительство Дона. Крыленко направил на Дон карательные отряды с фронта; Черноморский флот прислал ультиматум, требуя «признать власть за Советами рабочих и солдатских депутатов»; Макеевский район был объявлен Донецкой социалистической республикой. Мало того, в Таганрог прибыл миноносец и несколько тралеров с большим отрядом решительно настроенных матросов на борту. Тралеры уже вошли в порт Ростова, после чего военно-революционный комитет города выступил с воззванием начать открытую борьбу с «контрреволюционным казачеством». А казаки воевать не хотели. Когда атаман Каледин обратился к своему полку с призывом защитить родную землю, один из казаков выкрикнул из толпы: «Да что там слушать, знаем, надоели!». А потом люди просто разошлись.

Каледин еще слушал доклады, разговаривал по телефону и отдавал распоряжения, но делал он это почти механически: «Отдаю распоряжения и знаю, что почти ничего исполнено не будет. Весь вопрос в казачьей психологии. Опомнятся – хорошо, нет – казачья песня спета». Он еще надеялся уладить ситуацию, если бы Добровольческая армия Алексеева покинула Дон и перебралась куда-нибудь на Кавказ или хотя бы в отдаленные кубанские станицы. Генерал Каледин хотя и обладал всеми надлежащими лидеру качествами, но в данный момент его поведение немногим отличалось от общего направления деятельности российской власти.

По словам его соратников, Каледин был «знающий, честный, угрюмый, настойчивый, быть может, упрямый» человек. В годы Первой мировой войны он проявил себя как спокойный, упорный и расчетливый полководец, по праву заслужив уважение и славу. Успехи на полях сражений тогда дали имя и ему, и его дивизии. Из воспоминаний людей, с которыми ему довелось вместе, бок о бок, сражаться против австрийцев, складывается героический образ доблестного казачьего атамана и российского генерала: «Каледин не любил и не умел говорить красивых, возбуждающих слов. Но когда он раза два приехал к моим полкам, посидел на утесе, обстреливаемом жестоким огнем, спокойно расспрашивая стрелков о ходе боя и интересуясь их действиями, этого было достаточно, чтобы возбудить их доверие и уважение».

Революцию Каледин категорически отвергнул, он органически не мог принять новых идей «демократизации», которые просто захлестнули армию. Как отмечает один из его современников: «Он резко отвернулся от революционных учреждений и еще глубже ушел в себя. Комитеты выразили протест, а Брусилов в середине апреля сказал генералу Алексееву: „Каледин потерял сердце и не понимает духа времени. Его необходимо убрать. Во всяком случае на моем фронте ему оставаться нельзя“. И для генерала Каледина, давшего армии столько славных побед, не нашлось больше места на фронте: он ушел на покой в Военный совет».

Позже ему предложили возглавить донское казачество, но он ответил: «Никогда! Донским казакам я готов отдать жизнь; но то, что будет, – это будет не народ, а будут советы, комитеты, советики, комитетики. Пользы быть не может. Пусть идут другие. Я – никогда». Но большинством голосов Каледина все-таки избрали на пост донского атамана, и генерал был вынужден сдаться, уступая требованиям большинства и, особенно, уговорам донского правления. Так, 18 июня на Дону вышло постановление: «По праву древней обыкновенности избрания войсковых атаманов, нарушенному волею Петра I в лето 1709 и ныне восстановленному, избрали мы тебя нашим войсковым атаманом…» Новый пост, новую власть Каледин принял словно тяжкий крест, как будто заранее зная свою будущую судьбу и судьбу казачества. «Я пришел на Дон с чистым именем воина, а уйду, быть может, с проклятиями…» – говорил генерал в те дни.

Каледин, как и генерал Алексеев или Корнилов, до конца оставался русским патриотом и мечтал об освобождении государства, но теперь на него возложили и другую миссию: став донским атаманом, он был обязан оставаться верным лидером казачества. Корнилов и Алексеев, в отличие от него, не были связаны подобными узами, они могли уйти вместе со своими армиями в любое место – на Кубань, Кавказ или на Волгу. Каледин тоже прекрасно видел всю сложность ситуации и предельно четко ставил перед собой государственные задачи, но он был выборным атаманом. К своему избранию он относился как к «некоему мистическому предопределению».

Теперь его жизнь была неразрывно связана с судьбой казачества Дона. И если он мог стремиться к общерусским национальным целям, то только вместе с доверенным ему Донским войском. Каледин пытался возбудить в казаках порыв сражаться за свою землю, он надеялся, что они поднимутся на его призыв, если не из государственных соображений, то хотя бы из чувства самосохранения. Несмотря на всякого рода подозрения и обвинения, до последней минуты он оставался лоялен и демократичен по отношению к воле казачества, а ведь такого отношения казаки не встретили ни от одного вождя революции, так страстно пропагандировавшего эти самые идеи «демократизации».

В последние дни своей жизни Каледин чувствовал себя совершенно одиноким и не ждал уже чудесного исцеления Дона. Когда вера в свои силы пропала, как и вера в разум и силы казачества, он выбрал смерть. Сложив с себя полномочия, Алексей Каледин застрелился. Чуть позже его могила была уничтожена большевиками.

«Русский патриот и донской атаман! – так пишет о нем один из известных военачальников тех лет. – В этом двойственном бытии – трагедия жизни Каледина и разгадка его самоубийства… В этом было его моральное оправдание и политическое бессилие. Он мыслил и чувствовал как русский патриот; жил в эти месяцы, работал и умер как донской атаман».

Сергей Зубатов

Один из талантливейших руководителей царской охранки Сергей Зубатов ушел из жизни на 53-м году жизни. Что заставило этого человека исключительных способностей, занимавшего самые высокие посты в Российском полицейском управлении, так внезапно оборвать свою жизнь? По мнению исследователей, первопричиной самоубийства стало столкновение Зубатова с твердолобыми царскими генералами, которых не устраивала кропотливая работа и всякого рода уступки рабочим – они предпочитали нагайки. Политика Зубатова не принесла желаемых результатов. В итоге он был отправлен в отставку.

Сергей Зубатов

Разве мог такой деятельный и инициативный человек вести размеренную и тихую жизнь в Замоскворечье, оставаясь в сторо? не, когда страна была буквально охвачена пламенем революции? Убежденный сторонник, а вернее, инициатор политики «полицейского социализма» на протяжении всей своей профессиональной деятельности искал пути мирного урегулирования конфликтных ситуаций политического характера. Он до конца надеялся, что монархическое правительство в лице Николая II сможет спасти Россию от страшной катастрофы, удержать на краю пропасти, избавить страну от ненужного кровопролития. Как истинный патриот своего отечества, он понимал, какие последствия может вызвать отречение императора от престола. Его жизнь, подчиненная интересам родины, в таком случае теряла всякий смысл.

Родился Сергей Васильевич Зубатов в семье обер-офицера, что и определило его дальнейшую судьбу. В юном возрасте он участвовал в различных нелегальных народовольческих кружках. Отец Сергея, дабы вырвать его из-под вредного влияния, добился того, чтобы мальчика исключили из 6-го класса. Видимо, эти меры были своевременны, поскольку позже Сергей Зубатов поступил на службу в тайную политическую полицию. До этого он успел поработать и в библиотеке, и на телеграфе, но работа в тайной полиции была действительно его призванием. С 1886 года он секретный сотрудник Московского охранного отделения; затем, через пять лет, стал чиновником по поручениям того же отделения; с 1894 года Зубатов был помощником начальника, а через два года – начальником.

Зубатов на свой страх и риск создал целую сеть легальных рабочих организаций, чем и стал знаменит. Но его идеи не встретили одобрения ни среди революционеров, ни среди промышленников и дворянства, ни у императорского двора. Тем не менее рабочие организации существовали по всей стране, а главные центры находились в Москве, Петербурге, Киеве, Харькове, Екатеринославле, Николаеве, Перми, Минске, Одессе и других городах Российской империи.

По инициативе Зубатова на многих предприятиях были созданы так называемые комитеты, которые занимались решением различных трудовых споров, проблем рабочих мирным путем, а не методом террора. Собственно, с этих комитетов и возникло в России профсоюзное движение. Гениальный сыщик надеялся, что организованное легальное экономическое движение рабочих будет полезным как им самим, так и государству. Он верил, что таким образом удастся избавить рабочих от губительного влияния революционеров.

В Москве на механическом производстве в 1901 году под контролем Зубатова была создана первая такая организация – Общество взаимного вспомоществования. Затем появились Совет рабочих механического производства г. Москвы, Общество взаимной помощи текстильщиков, Независимая еврей? ская партия и многие другие. В литературе левого толка эта деятельность начальника Московского охранного отделения называлась не иначе как «политика полицейского социализма» или проще – «зубатовщина». Но именно при Зубатове охранное отделение завоевало высокий общенациональный авторитет.

В 1902 году Сергей Васильевич был назначен заведующим Особым отделом Департамента полиции. 19 февраля 1902 года он сумел организовать многотысячную рабочую манифестацию в честь открытия памятника Александру II. Это явилось неким доказательством правильности действий Зубатова, показало, что его начинания нашли признание и со стороны властей, и со стороны либерально настроенных деятелей.

Увы, осенью 1903 года по личному распоряжению министра внутренних дел В. К. Плеве Зубатова отправили в отставку. Он был сослан во Владимир в чине надворного советника. Дело в том, что многие фабриканты были крайне недовольны «профсоюзной» деятельностью Сергея Васильевича и постарались организовать против него целую кампанию в верхах. Хотя официальная причина отставки талантливого руководителя охранки основывалась на том, что, дескать, его агенты участвовали в выступлениях рабочих. Среди прочего они принимали участие во всеобщей забастовке 1903 года. После устранения Зубатова с занимаемой должности почти все созданные им рабочие организации были закрыты. Правда, в 1904 году, после гибели Плеве, Зубатова «простили» и даже назначили пенсию за былые заслуги, но Сергей Васильевич так и не вернулся на службу.

Еще при жизни о нем слагались легенды, его меткие замечания и фразы становились всеобщим достоянием и передавались из уст в уста, иногда как анекдоты, а иногда… Например, однажды он обозвал эсеров «сентиментальным зверьем», что, естественно, не понравилось самим эсерам, но с тех пор многие именно так их и называли. Секретных сотрудников госбезопасности Зубатов называл кратко – «сексот». Он всегда оставался на высоте и при этом не терял чувства юмора. Отеческая забота Сергея Васильевича об агентах Московского охранного отделения стала легендарной.

Несколько рекомендаций от Зубатова по поводу бережного отношения к сотрудникам секретной службы:

«Вы, господа, должны смотреть на секретного сотрудника как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный Ваш шаг, и Вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я Вам советую, и они поймут Вас, доверятся Вам и будут работать с Вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени Вашего сотрудника, даже Вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму. Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был Вам полезен и как бы честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда Вы должны расстаться с Вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему. Помните, что, перестав работать… сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но Вы приобретаете в обществе друга для правительства, нужного человека для государства».

Историк Леонид Петренко считал Зубатова умнейшим и достойнейшим гражданином России: «Разработанный им метод агентурной провокации в борьбе с преступным миром ныне широко используется правоохранительными органами всего мира. В силу своих служебных обязанностей, зная об упорной подготовке международными террористическими организациями революционного взрыва в Российском государстве, Зубатов предпринял гениальную попытку избежать жуткой катастрофы для народов России. К чему разрушать тысячелетнее государство, проливать потоки крови, если требуется лишь некоторое перераспределение национального богатства? Организуется легальное, мирное рабочее движение, то, что ныне называют профсоюзами. В это же время, используя служебный и личный авторитет, опираясь на поддержку Столыпина, Зубатов склоняет работодателей: „Пойти на уступки, чтобы не потерять все!“. На дикий российский капитализм надевается первая уздечка».

Далее Петренко довольно драматично описывал историю падения гения сыска: «Дело шло настолько успешно, что даже поджигателей фитилей российской бомбы бунта – большевистских агитаторов – рабочие сами изгоняли со своих собраний. И вот чудовищная провокация 9 января 1905 года – мирное шествие рабочих союзов с петицией на поклон к царю-батюшке. В далекой Женеве Ленин в это время пишет: „Сердце сжимается страхом перед неизвестностью, окажемся ли мы в состоянии взять хотя бы через некоторое время движение в свои руки. Положение крайне серьезное“. 8 января большевики выпускают в Петербурге листовку: „Ко всем петербургским рабочим“ с призывом к оружию: „Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку – только тогда загорится заря свободы“. Чтобы призывать к крови и к не очень понятной свободе, нужна, как минимум, сама кровь. И кровь пролилась».

Многотысячные колонны рабочих заполнили Дворцовую площадь, и в этот момент раздались выстрелы. В толпу собравшихся на площади людей стреляли большевистские боевики, умело спрятавшиеся в ветвях росших поблизости деревьев. Жертвы были неисчислимы, первыми пали казаки и солдаты войскового оцепления. Началась паника, кто-то отдал приказ, и вот начался безумный расстрел и разгон ни в чем не повинных граждан. «И тут же чертиками из табакерки, – писал Петренко, – явились провокаторы-агитаторы с криками: „Наших бьют! Грабь награбленное!“». Так началась первая русская революция 1905 года.

Боевики партии социалистов-революционеров поймали, а затем казнили лидера первых русских профсоюзов – священника Георгия Гапона. Он был заклеймен позорным именем провокатора, и в советской политической мифологии легенда о «попе-провокаторе» занимает одно из «достойнейших» мест.

15 марта 1917 года во время обеда Зубатов получил известие о государственном перевороте, о свержении императора. Он вышел в соседнюю комнату и застрелился.

По мнению историка Петренко, Зубатов боялся мести своих противников. Возможно, именно этот страх, а также глубокое отчаяние – ведь все его благие начинания не привели к желаемым результатам – заставили Сергея Васильевича принять роковое решение. Тем не менее замечательный опыт Зубатова не был забыт: и по сей день профсоюзы широко используются во всем мире как средство спасения от социальных потрясений. Так что можно с полной уверенностью сказать, что его методы привели к процветанию отдельных государств.

Николай Ефимович Кручина

Николай Ефимович Кручина был народным депутатом СССР от Горно-Алтайского территориального избирательного округа № 68, членом КПСС, а также управляющим делами ЦК КПСС. 26 августа 1991 года Николай Кручина выбросился из окна своей квартиры, расположенной на пятом этаже одного из престижных домов по Плетневу переулку. Смерть наступила около 5 часов 30 минут. Бывший управляющий в посмертных записках говорил, что честен перед партией и народом, перед страной и президентом. Он не считал себя преступником, но сам приговорил себя к смерти.

Незадолго до своей гибели, 23 августа, он вернулся домой со службы достаточно рано, около 7 часов вечера. На вопрос супруги Зои Ивановны Кручины: «Почему так рано?», ответил, что «уже отработал…». Хотя забот у Николая Ефимовича всегда было достаточно. Управляющему ЦК КПСС было вверено действительно немалое хозяйство: издательства, типографии, архивы, лучшие в стране административные здания и общественно-политические центры, больницы, санатории, гостиницы, секции магазинов, различные предприятия и производства, в том числе аффинажный завод, где изготавливались золотые изделия, и многое-многое другое.

Содержание представителей партийной верхушки, привыкших ни в чем не уступать зарубежным «коллегам», требовало больших расходов. Солидные суммы из партийной казны уходили на оплату командировок и поездок за рубеж. Но былые времена безмятежного существования партийцев канули в Лету. С начала перестройки число рядовых партийцев, регулярно пополнявших казну взносами, сократилось, как и уменьшилось количество партийных издательств и типографий, приносивших ЦК неплохую прибыль. Газеты и журналы взбунтовались, а рядовые граждане с легкостью забыли о своих некогда прямых обязанностях снабжать казну взносами. Мало того, если в былые времена четкой границы между партийными и государственными финансами не существовало, то теперь завхозу партийной казны приходилось частенько ломать голову, где раздобыть денег.

Если раньше никто и никогда не требовал от партии финансового отчета, то теперь Николай Ефимович Кручина впервые за всю историю КПСС был вынужден держать публичный отчет о доходах и расходах партии. Бесспорно, отчет мог носить весьма относительный характер на предмет его правдивости, ведь в то время общество не имело возможности проверить все предоставляемые для доклада данные. Однако сам факт вмешательства посторонних в столь интимную сферу деятельности партийной верхушки заставлял тревожиться. Прежний комфортный образ жизни партийцев, увы, был утрачен безвозвратно.

Вскоре среди подчиненных Кручины появились специалисты из «боевого отряда партии» – КГБ. Люди из ведомства Николая Ефимовича слабо представляли, как можно жить по-новому, а офицеры разведки прекрасно разбирались в хитростях западной экономики. Они должны были контролировать и координировать экономическую деятельность всех хозяйственных структур партии в самых непредвиденных условиях, другими словами, научить хозяйственников быстро зарабатывать большие деньги и умело их укрывать от постороннего глаза.

Очень скоро миллионы партии были обезличены, а проделывалось все это с помощью специально создаваемых фондов, предприятий и банков. Заграничные счета в спешке зашифровывались, был сформирован институт «доверенных лиц» – миллионеров-карманников от ЦК. Такие действия гарантировали в будущем партийцам стабильный и анонимный доход даже в самых экстремальных условиях, а в случае крайней необходимости эти средства могли обеспечить им жизнь в эмиграции или подполье. Так что на момент путча работа партийного хозяйственного ведомства уже принесла свои результаты.

Однако гэкачеписты нанесли сокрушительный удар по КПСС, и все старания партийцев оказались не только напрасными, но и приобрели совершенно иное значение. Если раньше все то, чем занимались хозяйственные структуры, в партийных отчетах называлось «коммерческой деятельностью», то теперь эта деятельность носила откровенно криминальный характер. Руководству партийной казны вменялось «контрабандное перемещение валютных ценностей через государственную границу (ст. 78 УК РСФСР), нарушение правил о валютных операциях (ст. 88) и умышленное использование служебного положения в конкретных целях, что вызвало тяжкие последствия для государственных и общественных интересов (ст. 170 часть 2)».

Рой Медведев, известный историк и член ЦК КПСС, свидетельствовал, что Михаил Сергеевич Горбачёв предупредил Кручину о своей отставке и попросил подготовить трудовые книжки всех партработников и выдать им зарплату. Но последняя просьба Горбачёва так и осталась невыполненной.

«…В воскресенье, 25 августа, Кручина возвратился домой в 21.30, – показывал на следствии Евланов, офицер охраны КГБ. – Обычно он человек приветливый, всегда здоровается. В этот раз был какой-то чудной. Я находился у входа в дом, на улице, когда подъехала его машина. Он вышел из машины, не поздоровался, ни на что не реагировал, поднялся к себе. Чувствовалось, что он чем-то расстроен. С утра вышел один человек, а возвратился совсем другой…»

Николай Ефимович в этот день уже никуда больше не отлучался, и никто с ним не виделся в течение вечера, кроме старшего сына. Ровно в полночь офицер охраны, дежуривший у дома, закрыл дверь, и, по его показаниям, никто не выходил из дома и не входил в него.

«…После 22 часов он велел мне идти спать, – рассказывала позже вдова Кручины, – а сам собирался еще поработать. Около 22.30 прилег на диван в своем кабинете и уснул. Я пошла к себе. Однако заснуть мне не удалось, так как на душе было неспокойно. Я не спала практически всю ночь. В 4.30 я посмотрела на часы и мгновенно уснула. Проснулась я от сильного стука в дверь. Когда я вышла из спальни, меня встретил сын Сергей и работники милиции».

Развитие событий в тот роковой день, а вернее, раннее утро, можно узнать из показаний того же офицера охраны Евланова: «…В 5.25, находясь внутри здания, я услышал сильный хлопок снаружи. Впечатление было такое, как будто бросили взрывпакет. Выйдя на улицу, я увидел лежащего на земле лицом вниз мужчину… Немного поодаль валялся сложенный лист бумаги…» Это была одна из двух оставленных Кручиной посмертных записок. В ней говорилось: «Я не заговорщик, но я трус. Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу. Н. Кручина». Вторая же записка была следующего содержания: «Я не преступник и заговорщик, мне это подло и мерзко со стороны зачинщиков и предателей. Но я трус». Последнее предложение Николай Ефимович, вероятно для большей убедительности, подчеркнул. Далее: «Прости меня, Зойчик, детки, внученьки. Позаботьтесь, пожалуйста, о семье, особенно вдове. Никто здесь не виноват. Виноват я, что подписал бумагу по поводу охраны этих секретарей. Больше моей вины перед Вами, Михаил Сергеевич, нет. Служил я честно и преданно. 5.15 мин. 26 августа. Кручина». Под секретарями Кручина подразумевал членов ГКЧП.

После проведенного осмотра тела и места происшествия следственная экспертиза пришла к заключению, что Н. Кручина никаким насильственным физическим воздействиям до смерти не подвергался. При обыске квартиры было установлено также, что никаких бумаг он не уничтожал, не сжигал и т. д. Все документы, относившиеся к секретным аферам партии, в том числе и финансовым, находились в квартире в целости и сохранности. Следует добавить, что в дальнейшем именно эти документы послужили поводом для расследования нового дела – о деньгах партии.

Но ответа на главный вопрос, чего же или кого так боялся Н. Кручина, следственным органам так и не удалось установить. Какие соображения и какие причины заставили по? следнего управляющего ЦК КПСС выброситься из окна своей квартиры ранним утром 26 августа? Возможно, это выяснится после того, как будет закончено расследование по делу о деньгах партии.

Маршал Сергей Фёдорович Ахромеев

Сергей Фёдорович Ахромеев проделал долгий путь, прежде чем достичь вершины воинской карьеры. Он участвовал в Великой Отечественной войне начиная с 1941 года и по 1945. Причем воевал Сергей Фёдорович на самых опасных фронтах – Сталинградском, Ленинградском, 4-м Украинском и Южном. Маршальское звание он получил уже после войны. Когда Сергей Фёдорович вышел в отставку, то не остался в тени, как многие другие военачальники. По просьбе М. С. Горбачёва Ахромеев занял пост советника президента. Вероятно, жизненный путь Сергея Фёдоровича, так удачно складывавшийся до сих пор, закончился бы с тем же почетом, но…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27