Мне потребовалось немало дней, чтобы снова привыкнуть к жизни в качестве свободного человека. Я не хотел никогда больше становиться марионеткой.. Отныне я был согласен участвовать только в таких делах, о которых я точно знал бы, что они навредят Моссад. Теперь я понял, что Моссад – это машина смерти без какой-либо цели, и если Эфраим не будет со мной сотрудничать так, как я хочу, то он может убираться к черту, а я буду делать это сам. Я дал ему ясно понять, что не буду больше участвовать в операциях, которые не смогут чувствительно поражать Моссад.
      Он хотел узнать, готов ли я дальше работать с египтянами, и я сказал ему, что буду это делать, только передавая им информацию, которая навредит Моссад.
      Но с иорданцами я хотел активно работать и дальше, потому что думал, что они поспособствуют мирному решению конфликта между Израилем и Иорданией. Если Моссад удастся свергнуть короля Хусейна, то в регионе никогда не наступит мир. Триумфировать будут фундаменталисты, а это – конец.
      Я сказал также, что охотно буду поставлять информацию англичанам и смогу установить контакт с французами. Но на это потребуется время.
      Я снова вышел на связь с иорданцами и договорился с Альбертом о встрече в Оттаве. Сначала он не хотел прилетать, опасаясь ловушки, но затем согласился и запланировал приехать в середине сентября.
      Я нашел местного владельца галереи, господина Коймана, который владел несколькими галереями в Оттаве, Монреале и Торонто. Я принес ему разные свои работы. Он решил сделать для них рамы и начал продавать их в своей главной галерее в Ридо-Сентр в Оттаве. Одновременно я официально определил свое занятие: профессиональный советник по вопросам безопасности для разных иностранных государств. Это соответствовало действительности. Я начал составлять аналитический отчет о положении на Ближнем Востоке и о значении активности различных политических сил в регионе, сконцентрировавшись на анализе официальных речей израильских политиков. Этот документ позволял иорданцам принимать решения на основе правдивого описания событий на политической арене, а не на базе преувеличенных, предвзятых, хорошо оплаченных аналитических статей американских средств массовой информации. Когда бы ты ни включил телевизор, всегда можно было услышать телекомментаторов, болтающих о том, как они оценивают положение, хотя любому мыслящему человеку было ясно, что они все сдирают друг у друга.
      Альберт приехал в Оттаву, и я преподал ему двухнедельный ускоренный курс «Как анализировать аналитиков». Во многих арабских столицах производятся горы бумаг для внутреннего использования, причем одновременно проглатывается все, что так называемые эксперты мыслят о высказываниях других арабских лидеров. По каким-то причинам они прекратили доверять своему собственному здравому смыслу.
      Альберт напирал на меня из-за сети израильских шпионов, которую я пообещал, и у него была еще просьба. Его люди были очень озабочены тем, что выйдет из предстоящей смены правительства Израиля. Так как выборы в Израиле два года назад завершились «вничью», обе основные израильские партии (Партия Труда с одной стороны и правый блок «Ликуд» с другой) согласились создать большую коалицию, где лидеры партий по очереди передавали бы высшие правительственные посты друг другу.
      Было решено, что первые два года премьер-министр будет от Партии Труда – Шимон Перес, а министр иностранных дел от «Ликуд» – Ицхак Шамир. На следующие два года они должны были поменяться местами. Ицхак Рабин из Партии Труда должен был все четыре года оставаться министром обороны. Сейчас наступало время, когда Шамир станет премьером. Иорданцы хотели, чтобы я приехал в Амман для анализа того, что это будет значить для них. Они были довольны моим письменным анализом, но сейчас они хотели, чтобы я сам был там.
      Почему бы им, собственно, и не пригласить меня к себе? Они обращались со мной хорошо, и во всех отношениях полностью выполнили свою часть договоренностей. Я согласился, попросив только дать мне время подумать о точной дате. Я все же спрашивал себя, какой смысл в этой поездке, если у меня не будет всех необходимых для анализа сведений. Я также хотел получить помощь от Эфраима для создания шпионской сети, о которой мы говорили, по крайней мере, для составления списка людей и подборке различных возможных оперативных вариантов для иорданцев.
      После того, как Альберт 30 сентября уехал, появился Эфраим. Мы много раз встречались в его номере в отеле «Холидей Инн». Он рассказал, что дома все идет довольно бурно, так что в ближайшее время он не сможет приехать. В это время моим контактным лицом будет Эли. Он должен был приехать в пятницу, 3 октября.
      Я знал Эли по Академии, когда он был моим инструктором на первом курсе. У нас тогда были хорошие отношения. Но я не знал, что он принадлежит к команде Эфраима, и никогда бы не догадался об этом. Я всегда считал его убежденным правым и сторонником жесткой линии.
      Эли был очень счастлив посетить Канаду. Он приехал как турист и поселился в отеле «Холидей Инн» на Куинстрит (который позднее стал отель «Рэдиссон»). Белле я сказал, что встречаюсь с коллегами по бизнесу. Во многих еврейских газетах, выходящих в Канаде и США, в том числе и в газетах на иврите, мы дали объявления. Мы искали израильтян с военной подготовкой для работы в одной службе безопасности, которую назвали «Международная боевая служба» (International Combat Service, ICS). В качестве адреса мы дали почтовый ящик в Оттаве, и через несколько дней мы были завалены письмами израильтян из Америки и Израиля, которые послали свои подробные биографии на иврите в адрес фирмы, которую они совсем не знали. Они называли свои имена, адреса и воинские звания, а многие не побоялись даже описать всю свою военную карьеру, названия, номера и места дислокации их частей и подразделений и их специальную подготовку. Это само по себе было горой знаний, для сбора которых потребовался бы опытный и хорошо функционирующий разведаппарат. Несомненно, некоторые сведения были вымышленными, или многие авторы писем хотели прославиться особенными связями или опытом, которыми они не обладали, но по тому, что я знал из опыта службы в ВМС и других воинских подразделениях я смог установить, что большее число сведений было правдивым.
      Эли взял большинство писем с собой и послал их по факсу Эфраиму, который хотел составить список. Этот список я решил взять с собой в Амман. И если наш план претворится в реальность, и мы сможем их завербовать, тогда они смогут поставлять ценные сведения, при этом – не такие, которые составляли бы угрозу Государству Израиль.
      Эфраим настаивал на том, что я должен лететь 20 октября, и я готовился к этому. Он также сказал, что две из трех команд «Кидон» заняты делом Мордехая Вануну, а третья находится в состоянии готовности. Кроме того, это был день, когда Шамир и Перес обменивались своими постами, так что получение разрешения на какие-либо действия «Кидон» продлится, как минимум, сорок восемь часов, если из-за меня будет дан сигнал тревоги. В этот раз Эфраим не рассказывал больше о деле Вануну. Об афере Мордехая Вануну я подробно узнал много месяцев спустя от Ури, когда сообщения о ней прошли во всех средствах массовой информации.
      Выяснилось, что в связи с ней между Шамиром (тогда еще министром иностранных дел) и Пересом (тогда премьер-министром) возникли разногласия. Вануну был техником на секретном израильском атомном заводе в Димоне. Он выяснил, что Израиль разрабатывает атомные бомбы. И даже если Израиль казался здоровым демократическим государством, никто не мог гарантировать, что однажды какой-то экстремистски настроенный лидер не потеряет слишком легко голову и не сбросит Ближний Восток и весь мир в пропасть ядерной войны. Ему также было понятно, что игра в прятки, которую ведет Израиль по поводу своего ядерного потенциала со всем миром, еще более ухудшает ситуацию. Пока Запад мог поступать так, будто у него не было доказательств того, что Израиль обладает ядерным оружием, он не должен был предпринимать какие-либо шаги с целью остановить распространение ядерного оружия в регионе.
      Вануну решился обнародовать известные ему факты и вынудить, таким образом, мир к действию. Он сделал около пятидесяти фотографий внутренних помещений и оборудования секретного атомного объекта, покинул страну и направился в Австралию в редакцию газеты «Sunday Times». Редакция газеты перевезла его в Лондон, где захотели опубликовать его разоблачения, а затем Вануну должен был сам предстать перед прессой, чтобы поднять достоверность публикаций. Премьер-министр Перес, который узнал об этом деле и видел, что ущерб уже никак не возместить, решил воспользоваться этой ситуацией к своей выгоде. Он хотел показать всему миру, особенно арабским странам, некоторые из которых в поте лица трудились над созданием других средств массового уничтожения (отравляющих газов и бактериологического оружия), что Израиль вполне в состоянии уничтожить этих своих противников. Он хотел, чтобы история была опубликована. Но Вануну должен был быть возвращен в Израиль, чтобы он ничего не смог выболтать. Таким путем он хотел убить сразу двух зайцев. У мира было бы основание бояться Израиля, и одновременно Израиль все еще мог бы отрицать факты, потому что не было бы никого, кто мог бы их доказать. Шамир был абсолютно против этого плана, он хотел, чтобы умерли как история, так и Вануну.
      Перес заметил, что газета медлит с опубликованием истории, прежде всего, опасаясь того, что она, возможно, «проглотила» дезинформацию. Перес созвал издателей израильских газет и попросил их упоминать лишь походя об этой истории. Он надеялся, что эта просьба будет известна и британскому издателю «Санди Таймс» и докажет ему, что сведения Вануну правдивы, иначе зачем бы израильскому премьеру понадобилось просить издателей о замалчивании этой истории. В это же время Шамир связался со своим другом, британским королем средств массовой информации Робертом Максвеллом с тем, чтобы Максвелл опубликовал статью, в которой высказывались бы сомнения в достоверности рассказа Вануну, а его самого обвинили бы в шарлатанстве. Шамир также хотел опубликовать фотографию Вануну в газете, чтобы тот, не зная об этих махинациях, запаниковал.
      «Санди Таймс» опубликовала, наконец, статью только 5 октября, неделю спустя после публикации в максвелловской «Daily Mirror». Моссад направил по следу Вануну группу «Кидон». Она прибыло 20 сентября в Лондон, и с помощью женщины, знаменитой Синди, выманила Вануну в Италию. Там он был похищен и привезен в Израиль, где предстал перед судом и был приговорен к 18 годам тюрьмы, которые должен был отбывать в одиночной камере. Только годы спустя я узнал о связи между Шамиром и Максвеллом и отметил, что, собственно, для меня это не было тайной все это время.
      Цель моего визита в Иорданию была в этот раз несколько неопределенная. Я прилетел в Нью-Йорк и вечером в половину одиннадцатого вылетел оттуда рейсом № 264 иорданской авиакомпании «Алия» в Амман. Меня беспокоило лишь то, что мой авиабилет, присланный мне из иорданского посольства, был с открытой датой обратного полета. Дата не была проставлена, что меня несколько обеспокоило после моего последнего опыта в Египте, потому что я знал, что египтяне и иорданцы тесно сотрудничают во многих областях.
      Полет был вполне приятным. Моим соседом был офицер канадской авиакомпании «Эйр Кэнэда», который летел в Иорданию, чтобы подготовить перелет туда стада канадских коров в рамках программы сельскохозяйственной помощи.
      Альберт должен был встретить меня в аэропорту. Он задержался, из-за чего я поволновался. Я въезжал с канадским паспортом, выданным в Тель-Авиве, и при прохождении паспортного контроля у меня могли возникнуть проблемы. В аэропорту Аммана царило большое оживление и через несколько минут после моего прибытия, я остался в зале совсем один. Полицейские подозрительно поглядывали на меня. Когда один из них двинулся ко мне, появился Альберт. Он был бледен и неоднократно извинялся – он неправильно рассчитал время моего прилета. Он провел меня через паспортный и таможенный контроль, и мы поехали в город в отель «Regency Palace». В этот раз отель был полон и большинство гостей, казалось, были из Саудовской Аравии, судя по их традиционным белым одеяниям с золотыми каемками.
      Первый день мы провели в обмене любезностями и визитами вежливости к людям, с которыми я познакомился в мой первый приезд, – и в этот раз мы обходились друг с другом уже как старые знакомые. Чувство пугающего ожидания исчезло еще до конца первого дня. Следующим утром я полетел с ними в Петру, древний город, высеченный из красной горы. Его колоссальные дворцы и огромные колонны – это части скал. Вид его перехватывает дыхание и напоминает о краткости нашего пребывания на этой земле.
      Затем мы поехали в Акабу, город на берегу залива Акаба, напротив израильского города Эйлат, в котором я провел два года моей молодости. Оба города лежат очень близко друг к другу. Я вспомнил один вечер в Эйлате, когда я был на пляже, а в городе отключилось электричество. Туристы показывали на Акабу, удаленную лишь на несколько километров, и спрашивали, почему там есть свет. У меня было жуткое чувство, когда я сидел на веранде прекрасной белой виллы на берегу залива Акаба вместе с друзьями из иорданской разведки и, с бокалом холодного лимонада в руке, смотрел через бухту на Эйлат, откуда как раз из военной части гавани выходили на патрулирование израильские катера. Я мог видеть даже нос ракетного катера типа SAAR, торчащий из огромного сухого дока.
      В этом приятном окружении мы дискутировали о последствиях, которые можно было ожидать от смены правительства Израиля, которая состоялась днем раньше. Их беспокоила, прежде всего, философия Шарона. Арик Шарон пытался добиться того, чтоб Иордания рассматривалась как Палестина, и, так как почти семьдесят пять процентов населения Иордании составляют палестинцы, они должны были свергнуть короля, создать тут свое собственное государство и забыть о Западной Иордании. Я объяснил им, что, по Шамиру, с Западной Иорданией и не будет по-другому. В принципе, Шамиру совершенно все равно, будет Иордания Палестиной или нет. Если его что-то в этом вопросе и волнует, то он предпочтет оставить все вещи так, как они есть.
      Мы два дня оставались в Акабе, а затем вернулись в Амман. Мой друг Фадлаль ждал меня в отеле. Он сразу приступил к делу.
      – Как обстоят дела со шпионской сетью, которую ты нам пообещал? Его рот улыбался, но глаза – нет. Я вынул из моего чемодана лист бумаги и дал ему. – Это список израильских офицеров, которые сейчас пребывают в Европе и в США и готовы работать в области безопасности на того, кто им больше заплатит. Вам нужно найти пару своих людей, которые говорят на иврите, лучше всего – с американским акцентом. Пошлите их в Мексику, а оттуда они выйдут на контакт с людьми из этого списка. Вы, конечно, за свой счет, привезете их в Мексику, опросите их одного за другим, как будто речь идет об их работе. Поселите их в хорошую гостиницу и дайте им немного карманных денег.
      – Почему ты думаешь, что они будут разговаривать с нами?
      – Если вы убедите их, что вы израильтяне, а, как я сам убедился, вы здорово умеете это делать, то они вовсе не откажутся говорить. Но будьте осторожны – не перегните палку. Если один из них захочет уйти – пусть уходит. Но самое важное – позаботьтесь о том, чтобы они не встречались друг с другом. Вы должны проводить интервью с каждым индивидуально.
      Фадлаль кивнул. Далее я описал, как нужно выявлять лиц, которые могут передавать не только обычные сведения, но и знают приемы добывания тактической и военно-технической информации. Этих претендентов нужно затем завербовать и направить в лагерь в Мексике, где они будут обучать других людей – «солдат» – искусству получения и передачи подобных сведений, которые очень важны для иорданской разведки. В последние мои дни в Аммане мы еще раз прошлись по этому плану.
      Некоторое время спустя Альберт, который просматривал видеопленки, снятые во время опросов в отеле в Акапулько, рассказал мне, что его люди сказали, что только сейчас они поняли, в чем состоит эта затея с израильтянами. При первом анализе они казались большими детьми с большим самомнением и внушенной враждебностью, но в то же время приветливыми. Они установили, что израильтянам свойственно экстремистское предубеждение против всего, что не израильское, и что они, кроме того, полны и других предрассудков.
      Мой визит, достаточно бедный на события, почти закончился, когда я страшно испугался. За день до моего отъезда я покинул свой номер и встретил горничную, которая вышла из соседнего номера и шла к своей тележке, груженной чистящими средствами. По привычке и, не подумав, я пожелал ей доброго утра на иврите: «Бокет Тове». Она этого не заметила, но два постояльца, стоявших у лифта, обернулись ко мне. Я вернулся в номер, чтобы не ехать с ними вместе в лифте, но так как я был гостем местной разведки, я не придал этому большого значения. Я спустился вниз, чтобы встретить Альберта на втором этаже на завтраке в ресторане с деревянными столами. Столы были круглыми и рассчитаны на восемь персон, но мы были лишь вдвоем. Возможно, к нам собирался присоединиться еще Фадлаль.
      Я подошел к буфету в середине зала, затем пришел к своему столику и начал есть. Вдруг я остолбенел. Я услышал, как два человека за моей спиной говорят на иврите. Сначала я хотел обернуться, но в последнюю секунду овладел собой. Я не собирался рассказывать об этом Альберту, потому что не хотел выдавать ни одного израильтянина, по какой бы причине они тут не находились. В любом случае я точно знал: они были здесь не из-за меня. В противном случае, они не садились бы за мной и не говорили бы на иврите. Скоре всего, они были здесь с официальной миссией, но точно не по делам иорданской спецслужбы. Возможно, у них были дела в МИД.
      Когда я в следующий раз пошел к буфету, я бросил короткий взгляд на них и был шокирован второй раз. Я едва не потерял равновесие: я взглянул прямо в лицо мужчины, которого я знал из Моссад. Я был уверен, что я его видел там регулярно. Я увидел, что он намного лучший актер, чем я – на его лице не пошевелился ни один мускул. Он снова обернулся к людям, с которыми он сидел, теми же, кто шептались между собой на иврите, и перешел с ними на английский язык.
      – Ты что, видел привидение? – спросил меня Альберт, когда я вернулся к столу.
      – Нет, я просто как раз подумал, что слишком много выпил прошлой ночью, и это обращает на меня внимание. Я думаю, мне лучше уйти, и, если ты не против, то я подожду тебя в своем номере.
      – Хорошо. Я потом приду к тебе, – сказал он мне со своей обычной вежливостью.
      Я лег на кровать и думал, кого же я увидел. Наконец, до меня дошло. Я знал этого человека, но он не знал меня. Это был Амнон П., он же Хомбре, как звучал его агентурный псевдоним. Он был офицером связи Моссад в Дании и скандинавских странах, и я ежедневно, пока работал в датском отделе, видел его фотографию. Это был метод работы Моссад: на стенах кабинетов отделов в штабе вывешивались фотографии «добывающих» офицеров, с которыми работал отдел. При этом офицеры за письменными столами имели дополнительную точку привязки, когда они работали с операторами. Я знал его лицо, а он мое – нет. Я не мог себе представить, что он тут делает, как и то, зачем здесь находились два других израильтянина. Не было никакой возможности разузнать это без риска разоблачить себя. Возможно, они были здесь тайно, под каким-то прикрытием.
      До самого своего отъезда на следующий день я почти безвылазно просидел в своем номере.

Среда, 29 октября 1986 года

Понедельник, 5 января 1987 года