Немцы любят старую технику, у них тоже много небольших фирм работает на старинных механизмах. Их показывают по телевидению. Я с.Эммой отдыхал в горах в одном селе в Баварии, где в центре села был установлен, как памятник водяной насос, выпускаемый в этом селе сто лет назад. Я не видел отличия этого насоса от тех, что сейчас выпускает кировоградский завод "Сахгидромаш".
      Пилораму обслуживал старик, наверное ровесник этой пилорамы, а помощником у него был студент из какого-то института, прошедший войну и я,. шестнадцатилетний пацан.
      Работа была очень тяжёлой. Всё, кроме самой распиловки, делалось вручную. Брёвна ложились на вагонетки, а потом доски убирались и складировались с другой стороны пилорамы. Я не мог поднимать брёвна за комель, за более широкую часть и мы договорились со студентом, что я буду браться только за узкую часть, но буду чистить под пилорамой от опилок. Я согласился, хотя это была не совсем адекватная работа. Но что мне было делать, если у меня силёнок не хватало на подъём тяжёлой стороны бревна?
      Вытаскивать опилки мне приходилось, когда дед переналаживал пилораму на другой сорт досок, или в обеденный перерыв и обязательно по окончанию работы. Яма под пилорамой была узкой, мне там было трудно развернуться, а я должен был опилки набрать в вёдра, а потом высыпать их в мешки и вынести по ступенькам наверх, отнести их за
      40-50 метров и высыпать на кучу.. Мешков этих набиралось много.
      Особенно было тяжело, когда долго и беспрерывно работали. Тогда движущаяся вверх и вниз рама с пилами уплотняла, даже спрессовывала опилки. Было жарко, июнь месяц, опилки набивались в нос, уши, попадали за шею и в рот. Они были смолистыми, горьковатыми, а под рубахой прилипали к телу.
      Я. вспоминал Анжерку, и думал, почему не поставили здесь вентилятор для вытяжки опилок, как стоял там? Я спросил об этом деда, и он мне со злостью ответил:
      – Да я тридцать раз говорил этому механику, что бы он поставил вентилятор, а он то нету вентилятора, а то скоро поставлю. Никто не хочет идти на эту работу, платят мало, а работа дрянь. Нашли пока вас дурачков. Извините хлопцы, а вот вы уйдёте, и каждый день будут люди меняться. А у пилорамы нельзя каждый день людей менять, пока их научишь… Вот мне с вами легко работать, а прошлый месяц прислали пьянюгу, так он чуть себе башку в пилораму не всунул. Станете начальниками, думайте о рабочем человеке. Он соль земли.
      Такую лекцию прочитал нам дедок. Я тогда подумал, что когда буду начальником, всё буду делать для облегчения труда рабочих.
      Сумел ли я выполнить данное себе слово? Нет. Не зависело это от меня. Каждый механизм нужно было "выколачивать" или при помощи знакомств, а чаще при помощи взяток. Недаром у нас город Киев называли Хабаровском на Днепре (по-украински слово "хабарь" значит взятка).
      Но молодость брала своё.
      В воскресенье мы со Злотом (Золотарёвым) и Светой Шляниной, которая жила рядом, поехали к нашим друзьям, живущим в Соцгороде. В
      Кривом Роге всё бурое. Земля бурая, машины бурые, шахтёры из шахты выходят бурые, даже воробьи и те бурые. Всё от бурого цвета железной руды, добываемой в шахтах и рудниках. Здесь мы впервые услышали слово "силикоз". Это название болезни, которой болеют местные шахтёры, а образуется силикоз из-за вдыхания окислов железа. Не знаю, лечится ли силикоз сейчас, но тогда была большая смертность среди шахтёров.
      Мы шли мимо громадных искусственных каньонов, которые образовались в результате землетрясения, сделанного человеком. Это, когда под землёй вырабатывают много этажей железной руды, залегающей на сотни метров вглубь, а потом завозят несколько вагонов взрывчатки, взрывают её, и всё, что находится вверху, на площади нескольких гектаров опускается вниз на сотни метров. Этот каньон был жилым посёлком, а на следующий день после "опускания" я пытался увидеть на двухсотметровой глубине следы домов или хотя бы ветку дерева – тщетно. Подо мной был лунный пейзаж.
      С трудом добрались мы до Соцгорода и стало трудно дышать,.был сильный запах угарного газа Нет! Сильно воняло угарным газом. Нам объяснили, что рядом находится коксохимический завод и завод
      Криворожсталь. Через много лет я побывал на этом заводе, увидел, как прокатывают сталь и как отправляют её во все уголки мира, но только не в Кировоградский Облремстройтрест..
      Наши друзья жили в общежитии. Мы к ним пришли и первое время сидели и разговаривали, когда в комнату к нам заглянула весьма экзотическая девушка лет двадцати трёх. Перед нами стояла смуглая яркая женщина, с иссини чёрными распущенными непричёсанными и давно немытыми волосами. Губы были вызывающе накрашенными и вся она какая-то непохожая на тот тип девушек, какой мы знали. На ней была цветастая кофточка и яркая юбка. На ногах были комнатные тапочки.
      Когда она села, положив ногу на ногу так, что были видны трусы, один тапок слетел и обнажилась грязная ступня.
      – Это наша Кармен, – прокомментировал кто-то из ребят.
      – А ты чё, со мной спал, что говоришь наша.
      – Яне спал, а весь Соцгород спал.
      – Ну не весь, а у кого деньги есть, – и уже обращаясь к нам со
      Злотом: А на ваших мордашках можно шашлыки жарить. Что, ещё голой девки не видели? Хотите покажу, и начала расстёгивать кофту.
      Я и так сидел, отворачивая глаза, чтобы не смотреть под юбку, а сейчас задохнулся, кровь прилила к лицу, ушам, я не мог сказать ни слова и Володя тоже, наверное, был.не в лучшем состоянии, а сидящая напротив Кармен, видя это, захохотала. В её смехе было много артистизма. Сергей, наш друг, сказал обращаясь к нам:
      – Да вы не бойтесь её, она всегда дурачится. Она испанка, которую привезли в тридцать шестом или седьмом году из Испании.
      – Шестом, – добавила Кармен.
      – Она работает на коксохиме, а вечером подрабатывает собой.
      Я не мог присутствовать при разговоре, когда говорят о женщине, что она торгует своим телом, а она сидит рядом и не проваливается сквозь землю.
      – Ребята, пошли погуляем, взмолился я.
      Моё предложение приняли, и мы пошли гулять.
      – Наверное сменилось направление ветра, что нет запаха, – сказал я.
      – Та нет, Толька, это ты привонялся, -сострил кто-то.
      Я не мог отогнать яркий образ испанской девушки, увезенной из родной Испании, чтобы в Кривом роге стать проституткой. Не могу и не буду развивать эту тему. Пусть, кто прочитает, сам додумает. Мы погуляли с друзьями и поехали на попутках к себе в общежитие. В центре города, у памятника Сталину мы дурачились и в три горла орали всем проходящим машинам: "До Кагановича!!!", выставляя Светку вперёд , как приманку для молодых шоферов. Один из них клюнул на эту приманку, остановил свой грузовик, Светку посадил в кабину, и лихача перед девчонкой, погнал машину изо всей мочи на рудник Кагановича.
      Мне эта скорость была по душе, я стал лицом вперёд и манипулировал ладонями, представляя свободное падение. Злот надо мною посмеивался:
      – Ты, Отян, как дурачок, танцующий танец живота в японском театре теней.
      – Не в японском, а в китайском, -возразил я, продолжая манипуляции.
      – То, что ты дурачок, ты согласен. У нас только расхождение в национальности.
      – Сам ты дурачок, а где мы едем?
      – А чёрт его знает, – сказал Вовка, и, нагнувшись к водительскому окну, спросил у водителя:
      – Слушай, куда ты нас завёз?
      Я не слышал, что ему ответил шофёр, но Злот забарабанил кулаками по кабине и заорал:
      – Останови!!! Мы выскочили из кузова, Света вышла из кабины, а водитель что-то стал говорить Злоту.
      – Пошёл ты в сраку! -сказал ему Вовка своё любимое выражение, сохранённое им до сих пор, и употребляемое всегда, если он хочет отправить своего собеседника подальше.
      – Чего он тебе говорил? – спросил я Свету.
      – Женихался, – засмеялась она.
      – Куда нам идти? – спросил Злот..
      Оказалось, что идти нам не очень далеко, просто мы подъехали с другой стороны и надо было пройти через пустырь, кругом лежали камни, земля была утоптана колёсами машин, всё было красным, как на фантастических картинах о Марсе. Мы шли, обходя камни и спотыкаясь о них. Впереди нас что-то чернело. Когда подошли ближе, то увидели две выходящие из земли на один метр четырёхугольные трубы. Они негромко гудели и было впечатление, что из них с шумом выходит воздух. Когда мы подошли вплотную к ним, так и оказалось. Это были вентиляционные штреки, идущие откуда-то из глубины. Они были закрыты сеткой из арматуры, с ячейкой сантиметров двадцать, чтобы туда нельзя было залезть или упасть. Я поднёс руку навстречу вырывающемуся воздуху и её отбросило с назад. Тогда я поднёс обе руки к воздушному потоку и стал делать манипуляции ладонями,, поворачивая их влево и вправо, как будто управлял ними в свободном падении. Потом я бросил туда маленький камешек и его выбросило воздушным потоком. Я бросил камень побольше и он, стуча о стенки, медленно упал вниз и долго ещё барабанил. Моим друзьям надоели мои упражнения, и Вова позвал меня:
      – Отян, хватит дурачиться. Пошли в общагу. Уже и жрать пора.
      – Сейчас, сейчас, -я не мог оторваться от этих труб.
      – Ну мы пошли, а ты оставайся здесь на ночь.
      Они пошли, а я ещё немного поигравшись, побежал их догонять.
      С тех пор эти две трубы не давали мне покоя много лет, так как идея, возникшая у меня в голове, была очень простой и настолько на мой нынешний взгляд (боюсь назвать гениальной, чтобы надо мной не смеялись: "Тоже Леонардо де Винчи Кировоградский), во всяком случае рациональной.
      Я тогда начал обдумывать установку для тренировки управления телом во время свободного паления. Она была очень проста. Нужно было установить мощный, не менее 30-40 киловатт электродвигатель, одеть на него воздушный винт, сделать направляющую воздух улитку, а далее оградить её снизу и сверху сеткой из прочных канатов, и тренажёр готов. Получалась простая аэродинамическая труба для тренировки парашютистов. Новичков можно было бы для страховки привязывать, а опытных парашютистов тренировать только изменяя обороты двигателя. Я не могу сказать почему я не взялся материализовать эту идею.
      Наверное я понимал, что никто не взялся бы её осуществлять, а самому мне это было не под силу. Но наверное я себя просто успокаиваю. Ведь было время, когда я служил в ВДВ, и если бы я сумел в этом убедить генерала Лисова, он бы сумел протолкнуть мою идею и материализовать её.. Но признаюсь, что я проявил обыкновенную слабость, и когда я думаю о великих изобретателях, то понимаю, что их чтят не только за талант, нужно много упорства, терпения и, конечно, удачи, чтобы придти к победному результату. А ведь "моё" устройство сэкономило бы миллионы рублей (долларов), ускорило бы подготовку мастеров и повысило бы их мастерство. Но насколько я знаю, такого тренажёра в
      Украине и России нет до сих пор.
      В восьмидесятых годах прошлого века, парень из Черкасс предложил нечто подобное, изложив это на бумаге и отправив куда-то в Москву.
      Его вызвали в КГБ и потребовали дать расписку о сохранении государственной тайны (которую он сам и придумал) и бросить заниматься этим вопросом (умник нашёлся, Ломоносов Черкасский).
      Но увидеть то, что я придумал в 1954 году, мне довелось через сорок лет во Франкфурте на Майне.
      В 1994 году франкфуртчане отмечали 1200-летие основания своего города Карлом Великим. Празднование проводилось весь год. Были различные культурные мероприятия, концерты, выставки, фейерверки, аттракционы. Самым значительным из них был аттракцион – шоу. устроенный французским канатоходцем Петитом. Петит по-французски – маленький. Он они на самом деле был небольшого роста, что облегчало ему роль канатоходца. Он шёл по металлическому канату изготовленному и установленному по его заказу и под его руководством на громадной высоте в центре города между двумя церквями – Пауль кирхе и Домом
      (собором.) Длина каната была 450 метров, и перепад высот составлял метров 30.
      Петит шёл 45 минут снизу вверх, над многотысячной толпой, пришедшей пощекотать себе нервы (а вдруг упадёт), переодеваясь в костюмы от средневековых до современного.
      Он сбрасывал с себя и бросал эти костюмы вниз в толпу и было очень эффектно смотреть, когда он сбросил красный плащ и остался в белоснежной рубахе с жабо, в белых чулках до колен, и тёмных панталонах с рюшами.
      На фоне голубого неба с белыми кучевыми облаками его фигурка выглядела романтично, и люди, находящиеся внизу, и я у себя на балконе, чувствовали себя живыми и действующими персонажами сказки под названием "Нам 1200" Особенно был интересен момент, когда он оказался в костюме Гёте, сел на канат, что писал, а затем бросил вниз пачку листовок. Они долго падали, переливаясь и блестя на солнце, как снежинки, ещё больше создавая сказочное настроение, у ликующей внизу толпы. Что на них было написано я не знаю, может сам
      Гёте расписался, а может Петит. Я всё это наблюдал в бинокль со своего балкона, а Эмма смотрела в телевизоре (запись я сохранил).
      Было всё очень интересно и впечатляюще.
      В один из дней я увидел на афишной тумбе объявление, что будет шоу с людьми парящими в воздухе, и будут это опытные парашютисты.
      Меня это объявление очень возбудило, и я с нетерпением ожидал дня представления. Накануне я уснул с чувством радостного ожидания, как будто завтра я должен встретиться со своей мечтой, со своей давней безответной любовью. И я не обманулся. Утром я побежал на площадь
      Рёмер (RЖmerplatz), что означает римская площадь. Это одно из самых посещаемых мест во Франкфурте и одно из самых красивых. Площадь с одной стороны окружена пятиэтажными домами, построенными в немецком средневековом фахверковом стиле. Фахверки- это раскосы из брёвен, делающими деревянный каркас здания жёстким. Каркас заполняется любым материалом: саманом, кирпичом, и это заполнение раскрашивается кому как нравится, а каркас красится в чёрный цвет. С противоположной стороны находится Ратуша, тоже в немецком стиле, но оштукатуренная и с вооружёнными в шлемах и панцирях рыцарями. На ратуше всегда стоят три больших цветных флага: городской, земли Гессен и государственный. Со стороны, примыкающей к реке Майн, стоит кирха, а рядом с ней, в старинном здании, Исторический музей, на входе которого стоит каменный основатель города, один из наиболее почитаемых королей Священной Римской империи – Карл Великий. В проходе к реке находится музей виноделия с бочкой диаметром в два с половиной метра и приспособлением для давки вина. Посредине всей этой площади на клумбе, ограждённой кованным забором, с позолоченными орлами на нём, стоит на пьедестале бронзовая женщина в римской до пят тунике, грациозно облегающей её тело. У женщины завязаны глаза, в одной руке она держит весы с двумя чашками, а в другой она держит меч. Площадь хороша и не давит на посетителей своей величественностью. Она одновременно и торжественная и домашняя. На ней расположены маленькие ресторанчики, летом и зимой на улице стоят столики, люди пьют пиво, едят мороженное и просто отдыхают. В декабре здесь устанавливают ёлку с игрушками, карусели, лавки с угощениями и сладостями, продают глинтвейн -горячее красное вино, стаканчик которого разогревает тело и веселит душу. Втакие дни здесь всегда весело и никогда не бывает пьяных.
      Вот на этой площади стояло нехитрое сооружение:. Круглая пятиметровая площадка, поднятая на высоту один метр Пол площадки и шестиметровый цилиндр- корзина были сделаны из плоских, как парашютные лямки, канатов. Рядом с этой большой прозрачной корзиной стоял пульт управления двигателем, вращающим вентилятор под полом корзины.
      С другой стороны стоял автомобильный кран с втянутой телескопической стрелой, на которой висела люлька для двоих человек.
      Народу было не очень много, люди не понимали, что представление будет не менее интересным, чем проход канатоходца. Я с непрекращающимся волнением и внутренним напряжением, как будто сам должен был выполнять трюки, ожидал начала.
      И вот появились исполнители. У пульта стал большой человек, одетый в чёрный цирковой костюм, с закрученными кверху усами, чем напоминал русского циркового борца конца IХХ века, а к крану подошёл парень и девушка. На них были черные костюмы отделанные красным и с красными большими карманами по бокам для большего сопротивления воздуха, как это делают спортсмены для лучшего схождения в воздухе при свободном падении.
      Заиграла музыка, парень сел в люльку и стрела крана начала выдвигаться, поднимая его всё выше и выше. Одновременно запустили электродвигатель, "пол" в большой корзине надулся. Кран остановил подъём люльки на высоте тридцати метров, высоты десятиэтажного дома.
      В динамиках загремели барабаны, переходя на мелкую дробь. Напряжение людей внизу усилилось, и когда вдруг смолкли и барабаны и музыка, толпа замерла и парень раскинув в стороны руки и ноги полетел вниз.
      На высоте метров восемь он остановился в воздухе и, поворачиваясь в стороны, приветствовал зрителей качками вперёд и назад. Толпа заревела от восторга, а парень то взмывал вверх метров на пять, то возвращался вниз. Следующий номер был девушки. Она также поднялась на тридцатиметровую высоту и прыгнула плашмя вниз. Она выполняла то же, что и парень, но эффект её полёта украшали распущенные волосы, рыжим горящим костром поднимающиеся вверх.
      Я стоял с замирающим сердцем и представлял себя на их месте, парящим в воздухе. Я чувствовал упругость набегающего потока, полоскание кожи на лице волнами пробегающей по щекам и делающее лицо незнакомым и некрасивым. Это было состояние близкое к абсолютному счастью.
      "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!"
      Затем парень выполнял развороты и делал заднее сальто, во время которого сильно проседал вниз, а по окончанию его опять взмывал вверх.
      Потом объявили по радио желающих повторить прыжки. Я один поднял руку, и сказал: "Ich will springen -Я хочу прыгнуть" – все обернулись в мою сторону. Одни смотрели с удивлением, другие с интересом, третьи с явным одобрением. Ведущий программу и управляющий пультом человек с закрученными усами, сказал фразу, которую я не понял, и толпа засмеялась, глядя на меня. Я смеялся вместе со всеми, понимая, что выгляжу не то дурачком, не то человеком, заранее подготовленный для этой шутки.
      Затем в корзину запустили двух девушек, запустили мотор с такой силой, что девушки только чуть отрывались от сетки, делали неуклюжие движения, а зрители смеялись над ними.
      Апофеозом представления был одновременный прыжок парня и девушки с высоты пятьдесят метров. Оба одели на голову каски, девушка взяла парня за лямку, пришитую к костюму и они полетели вниз с высоты пятнадцатиэтажного дома. Остановившись на высоте метров шести, они сделали несколько круговых поворотов – спиралей и плавно стали на ноги. Толпа увеличившаяся, наверное, до нескольких тысяч человек, была в восторге и так громко аплодировала, что я такого давно не слышал.
      Когда всё закончилось, мне случайно попался парень, говорящий с девушкой по-русски. Я спросил его, что в мою сторону сказал ведущий.
      – Не дадим этому дедушке умереть от страха. Пусть живёт.
      Они немного отошли в сторону и я увидел, как парень пожал плечами, и провёл два раза ладонью с растопыренными пальцами перед своим лицом. Я тогда не знал, что означает этот жест. Сейчас знаю – ненормальный. А что можно сказать о пожилом человеке, готовым бросится на глазах у толпы, с громадной высоты вниз?
      И тем не менее, спасибо ведущему с закрученными усами, спасибо парню и девушке,. совершающих эти довольно опасные трюки. Я получил такой запас бодрости, что его частичка живёт во мне и сейчас.
      После первого семестра четвёртого курса нас отправили на практику в Кривой Рог. Шестеро из нас разместились в одной из комнат в общежитии. Мы все, кроме Золотарёва, захотели заработать немного денег и сразу вошли в состав бригады плотников- бетонщиков на строительстве ЮГОКа (Южный Горно-обогатительный комбинат)
      По тем временам это было гигантское строительство. Особенно нас впечатлил громадный опускной колодец. Железобетонный стакан диаметром около пятидесяти метров опускался под землю благодаря тому, что внутри него несколько экскаваторов выбирали землю, и башенными кранами она поднималась наверх, а стены стакана наращивались и под собственным весом опускались на глубину. Затем делалось перекрытие и достраивался над стаканом цех. Это была для
      Советского Союза передовая технология, и мы бегали смотреть на эту замечательную работу. Сами мы работали на строительстве цеха агломератов. Не буду описывать всю технологию, скажу только, что мы занимались неквалифицированной работой. Нам в больших машинах подвозили бетон, и мы грузили его лопатами в одноколёсные тачки и развозили его по объекту. Такая механизация была ещё в древнем
      Египте. Работа была очень тяжёлой. В бригаде, в которую мы вошли, работал красивый парень лет двадцати шести. Имя его было Егор, и жил он с женой через стенку от нас в том же общежитии что и мы. Жена у него была красавица. Она не работала и приносила ему в обеденный перерыв еду прямо на рабочее место. Голова её была покрыта красным с крупными цветами шерстяным "русским полушалком", что делало её ещё красивей. Вечерами у них в комнате раздавался сначала смех, потом песни, потом любовные вздохи и визг, а иногда это заканчивалось криком с матом, ударами, падающими табуретами, визгом и криками.
      Егор ревновал её и, конечно, напрасно. Он постоянно грозил убить её хахаля (любовника), которого у неё, безусловно не было. Только отпетый идиот связался бы с женщиной, у которой дикий муж, да она мужа любила. После таких вечеров она закутывала почти всё лицо полушалком, но несмотря на её старания, всё равно были видны следы побоев.
      Он только недавно освободился из заключения (после смерти Сталина была большая амнистия для уголовников). Он с гордостью говорил, что ему добавили в лагере срок за то, что он проиграл в карты лагерного пожарника и прямо на вахте его зарезал на глазах у охраны. А сроки он имел такие, что сидеть бы ему до старости, если бы не та амнистия, когда уголовников выпускали почти без разбору, а невинно осуждённые люди, так называемые политические, ещё два, а то и три года ждали освобождения.
      Я Егора немного побаивался, как боятся трамвая или машины, зная, что они без тормозов. Особенно это чувство утвердилось во мне, когда , поймав мой взгляд, явно заинтересованно разглядывающий его жену, он улыбаясь, и прямо глядя мне в глаза спросил:?
      – Что, Толя нравится моя Тамарка? -, и я, желая сделать ему приятное, сказал:
      – Угу.
      – Следующий раз посмотришь на неё так, я тебя зарежу, -так же улыбаясь сказал Егор
      У меня что-то ёкнуло внутри, и с тех пор я, когда приходила
      Тамара, отходил от греха подальше. Егор, видя, что его шуточная угроза возымела действие подозвал меня при ней и смеясь сказал:
      – Да не бойся, ты. Я ведь пошутил. А любоваться такой красавицей всем не запрещается.. Правда Тома? – Тома засмеялась, показав ровные белоснежные зубы.
      – Правда, правда, пока ты трезвый.
      Я не рискнул поддерживать разговор и отошёл.
      Через несколько дней, в воскресенье, мы с Володей Золотарёвым пошли обедать в столовую. Как только мы зашли в тамбур, внутренняя дверь открылась и здоровенный парень, с финским ножом над головой, бросился с криком на меня.
      Я не помню кричал я или нет, наверное, не кричал, так как не успел сообразить, что происходит. Человек с ножом, вдруг увидел, что это не тот, кого он хотел убить, и со словами: "Фу ты, чуть не перепутал", – выбежал наружу. Это был Егор. За кем он гнался, мы так и не узнали. Только труп Егора с пулевым ранением нашли на следующий день на крыше сарая. Кто его застрелил, или такие же бандюги, как и он, или милиция, мы тоже не узнали. Только в комнату через стенку поселился другой парень, и Тамара стала его женой. История эта для романа или сценария для кинофильма с названием: "Хабанера" или
      "Меня не любишь, но зато тебя люблю я и берегись любви моей".
      Услышали вы сейчас мелодию из оперы Бизе "Кармен"?
      Что ещё сказать о Кривом Роге? Я последний раз был там в девяностом году, и он изменился и в то же время нет. Появились многоэтажные дома, дороги, троллейбус и даже Метро, чем-то уникальное, автобусное сообщение стало лучше. Но остались прежними рабочие посёлки с их маленькими перекошенными домиками, заборами, сложенными насухо из породы, грязными кривыми улочками и всё это с красным налётом. Прежними остались и их обитатели. Беспросветный тяжёлый и опасный труд, беспробудное пьянство, поножовщина ещё больше усилившаяся в годы "перестройки". XVII-XVIII века, если судить по книгам и фильмам.
      В моём родном Кировограде было несколько таких районов: Чичёра,
      Кузни и Солодка балка. Чичёру и Кузни снесли и на их месте построили новые районы, а Солодка балка сохранилась. Она находится на берегу
      Ингула, ниже электростанции. Глиняные лачуги – землянки поднимаются вдоль крутого склона и напоминают рисунки Лермонтова на Кавказе, только на рисунках подчёркивается величие гор и сила духа горцев, а вид Солодкой балки угнетает своей убогостью и нищетой. Какие могут там жить люди, можно только представлять. Фраза одного нашего общего знакомого, что "бытие определяет сознание" там актуальна, как нигде.
      Приехавши из Кривого Рога, мы засели за дипломные проекты. Тема дипломного проекта называлась "Общежитие на 100 мест" Я имел типовой проект такого общежития, и я всё содрал (скопировал) 1:1. Но кое какие задания надо было делать дополнительно. Руководил моим дипломным проектом преподаватель лет 35, но почти совершенно лысый и седой по фамилии Бубис. У меня с ним всё шло нормально, и мы друг к другу претензий не имели. Но у него на голове вырос жировик размером чуть меньше половины куриного яйца. Студенты затеяли игру, задавая вопрос: "Что это у Вас за шишка?"
      Он терпеливо отвечал, но игра передавалась из года в год и ему она страшно надоела. Врачи и раньше предлагали ему операцию по её удалению, но он боялся хирургического вмешательства. Наконец решился, и операция прошла успешно. Игра закончилась? Нет. Ему опять стали задавать вопрос: "Говорят, что у вас была шишка на голове,
      Куда она делась?" И Бубис решил из-за издевательств по поводу отсутствующей шишки уехать из Кировограда. При появившейся возможности он это и сделал. Некоторое время Бубис наслаждался отсутствием идиотских вопросов (он опять работал в строительном техникуме где-то в России). Но однажды какой то второкурсник опять ему задал вопрос: "Говорят, что у вас была шишка на голове, Куда она делась?" Он спокойно ответил, довёл до конца лекцию, зашёл в комнату преподавателей и ему стало плохо. Вызвали скорую, которая отвезла его в больницу, где у него обнаружили инфаркт. В техникум он не вернулся, пошёл работать в строительную организацию. В семидесятых годах он якобы уехал на постоянное жительство в Америку.
      По закону жанра вопрос о шишке должен был дойти до Соединённых
      Штатов, но честно вам признаюсь, что дальше о его судьбе мне ничего неизвестно.
      Время нашего нахождения в техникуме никто не контролировал, и я пропадал в Аэроклубе. Подошло время защиты диплома, и я его успешно защитил.
 
      Меня и Бориса Чижова готовили к республиканским соревнованиям. Мы были не готовы к соревнованиям такого ранга, но кроме нас никого больше не было. Готовили – громко сказано. Так как я до соревнований в этом году сделал всего 17 прыжков. Что даже по тем временам было ничтожно мало.
      В команду вошли Георгий Курылёв, Владимир Лебедев, Анатолий Отян и Нина Мартынова. Нина Мартынова работала мастером на мебельной фабрике. Заранее скажу, что команда была слабо подготовлена.
      Банников был на сборах в сборной команде СССР, и не только не было кому нас готовить, а даже и отстоять перед самодурством начальника аэроклуба полковника Свиридова. В принципе, он был неплохим человеком, но погоны откладывают особый отпечаток на действия людей.
      Даже гражданские начальники не всегда могут согласиться с мнением подчинённых, а о военных и говорить не приходится. Я знал немногих военных, готовыми согласится с мнением младших по званию, но это, как правило, уже из ряда выходящие случаи. Так вот, Свиридов запретил мне пользоваться секундомером при выполнении свободного падения, которым я, несмотря на небольшое количество прыжков, к тому времени хорошо овладел. Остальные члены команды тоже умели падать стабильно, но это получалось у них не всегда, а Нина вообще падала, как пишут в судейских протоколах, бп (беспорядочное падение)
      Итак, 19 июля 1955 года мы отбыли на грузовом автомобиле ГАЗ-АА в город Киев.
      Водителем у нас бал Иван Дубина, который несмотря на свою
      "дубовую" фамилию, был невысоким, смуглым человеком, с мягким характером, всегда улыбающийся, и всегда помогающий, чем можно нам, парашютистам, и на тренировках и на соревнованиях..
      В отличие от Дубины, был у нас водитель Ромах, хороший шофёр, но пожилой, лет под пятьдесят человек, с отвратительным характером, всегда всеми и всем недовольный, а на спортсменов рычащий как цепной… Однажды на площадке приземления, после прыжка я поднёс парашют к машине, и заглянул в кабину. Он не ожидал меня видеть и подпрыгнул на сидении, как подпрыгивают голые женщины при внезапно появившихся неожиданно мужиках. Дело в том, что Ромах при помощи умформера (моторчик – преобразователь тока с переменного в постоянный или наоборот) перекручивал трос спидометра на своём автомобиле. Это делалось для подгонки совмещения километража, пробежавшего машиной и показаниями спидометра. А это было нарушением. Он, увидев меня, стал браниться, вылез из кабины с матерщиной пошёл на меня и видимо, хотел ударить, но подошедши ко мне вплотную, увидел в моих глазах решимость и, поняв, что я не испугался и могу дать сдачи, отошёл в сторону, но продолжал бурчать уже что-то себе под нос. Его никто не боялся, но неприятно было с ним, всегда бурчащим, рядом находиться, как неприятно стоять рядом с дурно пахнущим предметом.
      А Ваня, уже ставший Иван Михайловичем, работал позже со мной в ремстройтресте на грузовом УАЗе. Он всегда работал не небольших машинах. После Аэроклуба он работал на Областной санитарно – эпидемиологической станции на УАЗе, типа "скорая помощь.
      Мы ехали по дороге, протяжённостью 410 км., через Новоукраинку,