– Вчера после обеда. Пропали не только ваши опыты, но и все остальные. Уничтожены десятки и десятки различных проб и выведенных бактерий. Бог мой, просто не могу этому поверить. Доктора Уиллок, Эдельман и Бленкеншип... они придут в ярость. Вчера я сменил питательную среду. Все было в отличном состоянии, кристально чисто. Не знаю почему, но замененная жидкость, видимо, была заражена каким-то видом цитоксина.

– Успокойтесь, Крис, – утешала Роза. – Такое случается. Всякий, кто занимается микробиологией, понимает это. Особенно те, которые занимались выращиванием бактерий ткани. – В отличие от бактерий, которые выращивались, в лабораториях на твердых питательных грибках, вирусы можно было развести только среди живых, размножающихся клеток ткани. – Покажите мне лабораторию, в которой не возникало бы проблем в связи с заражением бактерий ткани, – продолжала она, – и я покажу вам лабораторию, где ничего не делают. Имеются ли у вас замороженные запасные образцы?

– Кое-что.

– Что-нибудь из моих образцов?

– Не думаю. Доктор Суарес, я очень сожалею. Поверьте мне.

– Послушайте, Крис, если вы сделали это нарочно, тогда можете извиниться. А если это не так, то займитесь делом, приведите лабораторию в порядок и не беспокойтесь. Все будет в порядке.

Она твердо решила не усугублять отчаяние лаборанта, резкими словами. Но сильная головная боль, вызванная усталостью и разочарованием, с каждой минутой усиливала ее раздражительность. В действительности, хотя она ни за что на свете не сказала бы об этом Крису Холлу, погибшие бактерии пока что не привели к несчастью, которое могло бы произойти. Из-за ССТЗ (БАРТ) она стала чуть ли не фанатиком копий, запасных материалов. Дубликаты она направила Кену Малхолланду, своему старому приятелю в ЦББ в Атланте. Во время последней проверки, примерно неделю назад, он ничего не обнаружил.

– Надеюсь, что другие отнесутся с таким же пониманием, как вы, – вздохнул Крис.

– О, уверена, что так и будет. Нет ли у вас журнала с перечислением бактерий, которые вы выращивали для меня?

Он подал ей обычный блокнот в картонном переплете, на котором было написано: «Р.Суарес». Роза открыла свой атташе-кейс и положила этот блокнот поверх дневника Конни Идальго. Приняв таблетку телонола и вздремнув немного, она займется этим дневником.

– Не говорил ли я вам о том, что в паре ваших мензурок что-то появилось? – спросил Крис.

– Нет, не говорили.

– Я отметил эти образцы звездочкой на полях в вашем блокноте записей для того, чтобы почаще проверять их. Ничего особенного, просто некоторая шероховатость на полоске ткани, которую мы иногда видим на начальной стадии инфекции. Такие же изменения происходят, когда сами клетки ткани лишаются газа. Это подсказывает нам, что надо растопить новую порцию.

– Спасибо, Крис. Я расшифрую код, когда вернусь домой и посмотрю, какие образцы были в тех мензурках.

– Если те бактерии и начали что-то рождать, а я, честно говоря, в этом сомневаюсь, то, что бы там ни было, они были самые медленно развивающиеся вирусы из всех встречавшихся мне.

– Возможно, это пустяки. Признательна за все, что вы мне сказали, Крис. И за вашу услужливость. Я пошлю записочку доктору Бленкеншипу, в которой укажу то же самое.

– Спасибо. После такого несчастья она не помешает.

Роза достала из своей сумочки две таблетки тиленола повышенного воздействия, проглотила их, запила водой из одной из больших стеклянных емкостей с питьевой водой и ушла из больницы. Знойная послеобеденная жара, горячие мостовые и стволы деревьев напоминали ей о родном городе. Никто – ни ее босс, ни ее дети, ни муж – не хотел, чтобы она возвращалась в Бостон. Никто этого не хотел, кроме самой Розы. Теперь, несмотря на неудачу с бактериями, она чувствовала, что, вполне возможно, ее тяжелый труд начнет окупаться.

Ранее не виденный ею дневник и журнал записей, который, возможно, отразил позитивные результаты выращивания микробов. Не так много, но, конечно, больше, чем она располагала всего несколькими часами назад.

Пока она дошла до своего пансионата, ее платье под мышками и на воротнике взмокло от пота. Как всегда, она поговорила ради приличия с миссис Фруманян, ответив на ее вопросы еще более сдержанно и лаконично, чем всегда. Потом поплелась вверх по лестнице в свою комнату – к счастью, хозяйка не забрала небольшой вентилятор, стоявший на подоконнике.

Переодевшись в шорты и майку, Роза проверила закодированные бактерии, которые отметил звездочкой Крис Холл. Их было два вида – 172А и 172Б, оба выращенные на микробах ткани фиброцитных клеток. Расшифровка кода, которую она хранила в одной из своих научных книг, показывала на источник обоих образцов – на сыворотку из небольшого оставшегося количества крови, которую взяли для анализов у Лизы Грейсон. Роза перелистала остальные страницы журнала, после чего позвонила Кену Малхолланду в Атланту. Вирусолог сообщил, что не отмечено никакого роста на всех присланных ею образцах, на фиброцитах или других видах клеток. Тупик.

Роза положила ноги на спинку кровати, выше туловища, закрыла глаза и попыталась задремать. Но через несколько минут отказалась от этой затеи. Она вдоволь сможет отоспаться, когда вся эта история закончится. Положив на кровати возле себя картонную подставку для письма и ручку, опять водрузила свои большие очки на нос с покрасневшей полоской и раскрыла дневник Констанции Идальго.

Дневник, который охватывал пятилетний период, содержал почти ежедневные записи. Иногда всего несколько слов. В других местах к соответствующим дням были приколоты напечатанные страницы. Некоторые имена были обозначены только инициалами или стенографическими знаками. И по всему дневнику были разбросаны зарисовки, преимущественно лица, – небольшие наброски, довольно неплохо сделанные.

Конни начала свои записи, когда ей исполнилось семнадцать лет, и закончила их почти вдвадцать два года. Тональность первой записи позволяла думать, что это была вторая книжка дневника. Роза тут же погрузилась в безрадостную жизнь и болезненные фантазии застенчивой, малообразованной девушки, жившей с матерью, которая мало уделяла ей времени, и с отчимом, который в течение многих лет приставал к ней. По мере чтения дневника Роза поклялась ни за что не показывать эту исповедь Марии Барахона. Но все же Конни как-то удалось защититься от большинства приставаний Фреди Барахены. А к двадцати годам уже больше не стало упоминаний об этом. Если Мария не знала обо всем этом при жизни Конни, то не было причин обрекать ее на такие страдания теперь.

Изредка упоминалось о посещении различных врачей в Медицинском, центре Бостона. Были случаи простуды и головных болей, как и упоминала Мария Барахона. Был также случай гонореи в возрасте восемнадцати лет. Лечили в отделении «скорой помощи», кто-то по имени Т.Г., который «обманул меня, когда сказал, что любит меня, но я знала, что он врет. Наплевать». В конце этой записи Конни написала: «...было приятно, пока это продолжалось. А побирушки не выбирают».

Роза опять начинала уставать и уже хотела отложить в сторону дневник, когда увидела еще одно упоминание о посещении. МЦБ. В это время Конни исполнилось девятнадцать лет.

"3 апреля.

Сегодня ходила в МЦБ по поводу головной боли. Чудной маленький доктор С. подошел ко мне... думаю, араб или в этом роде. Сказал, что я могу избавиться от полноты. Я ему объяснила, что диета мне не помогает, но он сказал, что мне не надо будет садиться на диету, лишь чуть-чуть воздержаться в еде. Он предложил мне прийти к нему через неделю. Не думаю, что пойду. А может быть, пойду. Он вроде ничего".

Сонливость у Розы как рукой сняло. Последовало много других посещений доктора С. Изредка упоминался какой-то диетический порошок. И самое потрясающее – всего за четыре месяца Конни Идальго похудела почти на пятьдесят фунтов! В общей сложности она сбросила за полгода семьдесят, оставшись при ста восьми. Такая трансформация сама по себе производила впечатление. Но еще больше Розу заинтриговал тот факт, что даты первого и последующего посещения доктора С. совпали с датами вырванных страниц из истории болезни Конни. Ничто, кроме этих пропавших страниц, не связывало посещение Конни доктора С. – кто бы он ни был – с ее насильственной смертью. Но если такая связь была, то Роза не сомневалась, что докопается до нее.

Она продолжала просматривать оставшуюся часть дневника, когда из Атланты позвонил Кен Малхолланд.

– Роза, я надеюсь, что не разбудил вас, – извинился он. – Мне показалось по вашему голосу, что вы устали.

– Устала, Кен, но я несколько воспрянула. То опускаю нос, то вздергиваю его вверх. Вы знаете, как это бывает со старыми дамами.

– Мы все подойдем к вашему возрасту, если сможем. Послушайте, Роза, после нашего разговора я пошел в лабораторию и сделал быстрый спектроанализ пары образцов, которые вы назвали. Один из них – только один – окружен каким-то странным пятном ДНК. Мой лаборант сейчас проводит новый анализ. Похоже на вирусное происхождение, но микробы ткани кажутся чистыми, и их количества недостаточно, чтобы сказать определенно. Не могли бы вы прислать немного больше образцов?

– От той же самой пациентки, может быть, – ответила Роза. – Но она была больна, когда у нее получили эту сыворотку, а теперь выздоровела.

– Понятно.

– Послушайте, лучшее, что я могу достать, – это сыворотка во время ее выздоровления. Но не уверена, что мне это удастся. Пациентка, о которой идет речь, предъявила судебный иск докторам этой больницы за преступную небрежность при лечении. В данный момент она может не пожелать сотрудничать с нами.

– А как насчет других пациенток с такой же болезнью?

– Они обе умерли.

– А других случаев нет?

– Нет, – ответила Роза. Поколебалась и добавила: – По крайней мере, в настоящее время.

Мэт ответил Саре только тогда, когда она, уже возвратившись домой, лежала, свернувшись калачиком, на тахте в своих самых удобных протертых домашних джинсах и помаленьку пила бокал «Шардоннэ». Она написала заявления о случившемся в службу безопасности больницы и полицию и оставила записку Гленну Пэрису, который куда-то уехал на совещание. Потом она поставила в известность дежурного стажера и согласилась, чтобы ее довез до дома секретарь родильно-гинекологического отделения. Она решила, что диктовка подождет.

– Не догадываетесь, кто мог это сделать? – спросил Мэт после того, как она схематично описала ему события последних нескольких часов.

– Все и никто. У этих трех девушек были друзья и родственники. Не говоря уже об обычных сумасбродках, которые питаются тридцатисекундными клипами новостей по ТВ и мгновенно превращаются в мстителей-крестоносцев. Мэт, я не циник, но знаю, что люди могут становиться гадкими.

– Забудьте об этом. Вы сказали, что приняли решение относительно нашего дела. Хотите сказать об этом по телефону или лучше при личной встрече?

Сара надеялась, что он спросит об этом, и уже подготовила ответ.

– Не приедете ли вы ко мне? – спросила она. – Я люблю готовить, но больше почти не занимаюсь этим. У меня тут достаточно продуктов, чтобы приготовить что-нибудь вкусное, если, конечно, вы не очень разборчивы. И вы мне поможете воздержаться от того, чтобы одной прикончить бутылку «Шардоннэ».

– Идет. Буду у вас через полчаса. Не намекнете ли, что вы решили?

– Думаю, что могу обойтись без намеков, – ответила она. – Могу сказать совершенно определенно: я решила не соглашаться на мировую ни при каких условиях.

– Вы знаете, Мэт, мне казалось, что я знаю, что мне надо сделать, когда я рассталась с "вами сегодня после обеда, – начала Сара беседу. – А потом, когда я увидела, как они поступили с моим велосипедом, укрепилась в своем решении.

Они сидели на тахте, пили декофеинированный кофе и ели остатки торта, который она обнаружила среди запасов в своем морозильнике. Сам ужин – кусочки курятины с грибами и готовый гарнир из разогретых замороженных овощей – оказался довольно неплох. И все-таки она не чувствовала себя так раскованно, как ей хотелось бы. Одна из причин была – происшедшее в больнице. Другая состояла в том, что Мэт был первым мужчиной, с которым она осталась наедине за последние два года.

– Послушайте, мы поступим так, как вы скажете, – заявил он.

Если его и расстроило ее решение, он умело это скрывал.

– Меня ужасает, что может произойти в суде, Мэт, – продолжала она. – Но мировая без выявления истины ничего не даст, не остановит людей с красной краской. И я не собираюсь остаток своей жизни бегать от них или подвергаться хамству с их стороны. Они должны узнать, что я невиновна. Но если я виновата, то тоже должна об этом узнать. Поверьте, что меня не сломит, даже если произойдет наихудшее, даже если осуществится желание Уиллиса Грейсона и меня отправят в тюрьму. Я верю в Высший Разум и Судьбу. Теперь вы все знаете.

– Теперь вы все выложили, – отозвался он. – Ну что же, чего бы это ни стоило, вы, как я и подозревал, пойдете до конца. Практически после того, как я вас высадил, я начал составлять график свидетельских показаний под присягой, начиная с вашего старого приятеля Эттингера. Но могу вас предупредить об одном – Мэллон настроен драться как черт.

– И я рада, что именно вы представляете меня, – сказала Сара.

– Впрочем, есть одна проблема. Что-то такое, в чем мне понадобится ваша помощь.

– Вам достаточно назвать ее.

Он неловко пошевельнулся. Потом порывисто повернулся к ней и взял обе ее руки в свои.

– Сара, мы не можем допустить, чтобы между нами что-нибудь было... во всяком случае, пока не закончится это дело. Я... проклятье, я даже не знаю, что собираюсь сказать. Не смотрите на меня так.

Сара переплела свои пальцы с его. Лицо – его доброе, замечательное лицо – говорило ей обо всем, что она хотела знать о его чувствах к себе.

– Постараюсь помочь вам в этом, – с трудом произнесла она. – Но я не могу контролировать свое отношение к вам. Также и вам неподвластно ваше отношение ко мне.

Она медленно облизала языком свои губы. Мэт расстегнул воротник.

– Эй, надо, чтобы вы полностью прекратили так вести себя со мной, – пошутил он, – иначе я совсем растаю. Сара, послушайте, я работаю по девяносто часов в неделю, Чувствую себя чертовски одиноко и – говорю вам сущую правду – начинаю думать о вас постоянно. Но если я останусь вашим адвокатом, то, ей-богу, это будет не лучшим решением. Адвокатам категорически запрещается вступать в романтические отношения со своими клиентами. Считается, что это нарушает их объективность. В некоторых штатах на сей счет приняты даже законы. Не за горами то время, когда в Массачусетсе примут такой же закон.

– Понимаю.

– Значит, вы мне поможете? По крайней мере, в настоящее время? Я не такой волевой человек.

– Я подумаю об этом, Мэт. Но теперь я самостоятельная девушка. Могу с успехом позаботиться сама о себе и совсем не собираюсь рассказывать что бы то ни было ассоциации юристов. К тому же о чем большем может мечтать клиент, если ему достается защитник, который постоянно думает о нем?

– Сара, я говорю серьезно. В таком деле, как ваше, предстоит постоянно быть начеку, принимать много ответственных решений. Сегодняшнее решение вы практически приняли сами. Но для принятия других вам понадобится объективный, бесстрастный адвокат. Если получится так, что я слишком увлекусь вами и не смогу должным образом представлять вас, то я должен буду отказаться от этого дела.

– Увлечься мною, – повторила она. – Мне нравятся эти слова, Мэт, я сожалею. Пожалуйста, не расстраивайтесь. Если вам в помощь понадобится другой адвокат, то уверена, вы его получите. Я полагаюсь на вашу рассудительность в этом вопросе... и на свою.

Она охватила его руки своими ладонями. Их взгляды встретились... На этот раз Мэт сделал лишь робкую попытку отвести глаза. Сара почувствовала, как у нее пересохло во рту. Сколько же времени прошло с тех пор, как она чувствовала себя так же с мужчинами? Ее глаза медленно закрылись. Его ладони скользнули по ее рукам, и он привлек ее к себе. Она чувствовала, как склонилась его голова, как приближались его губы. Но тут зазвонил телефон.

Хрупкое возбуждение, возникшее между ними, мгновенно прошло. Мэт неловко улыбнулся, отнял руки и отодвинулся.

– У меня автоматический ответчик, – сказала она, испытывая желание вырвать телефонный провод из стены.

– Все равно лучше ответить на звонок, – посоветовал он. – Пожалуйста, возьмите трубку.

В трубке раздался голос, которого она не слышала уже шесть недель.

– Сара, говорит Эндрю Трюскот. Не бросайте, пожалуйста, трубку, если у вас есть такое намерение.

«Проклятье», – подумала Сара, прикрыв трубку ладонью.

– Это Эндрю Трюскот, – прошептала она. – Хирург, о котором я вам говорила... Да, Эндрю, – ответила она в трубку с подчеркнутой холодностью. – Что вы хотите?

– Вы действительно проявили тактичность и не навлекли на меня неприятности, ничего не сказали Пэрису, – сказал он. – И так же поступили с этим... другим случаем.

– Вы из-за этого и решили позвонить мне?

– Пэрис только что предложил мне чертовски хорошее место в штате МЦБ, включая преподавательскую должность в медицинском училище и собственную лабораторию в этом новом центре – в том, который собираются построить на месте здания «Чилтон». Он разрабатывает некоторые действительно увлекательные программы. Похоже, что его методы все-таки вытянули наше учреждение из финансовой дыры.

– Без вашей помощи.

– Так вот, если бы он узнал... вы понимаете, о чем я, мне бы не получить научной и преподавательской работы.

– Значит, вы позвонили только из-за этого?

– Нет, нет, Сара. Пожалуйста, выслушайте меня. Не знаю, как долго этот малый будет находиться здесь. Но уже сейчас происходит что-то такое, что имеет к вам отношение. И я хочу вам помочь. Поверьте мне.

– Не понимаю.

– Я сейчас в Чайнатауне. Мы тут обедали со старым другом из Австралии, в ресторанчике «Шечуан-Террас», на улице Хадсон. Мой друг должен был возвратиться в гостиницу. Когда он ушел, я решил задержаться и выпить еще один коктейль. И вот тут-то я услышал, как кто-то в соседней кабинке произнес ваше имя. Он говорил что-то о вашем посещении суда сегодня и о том, как легко было все подменить в магазине лекарственных трав. Он сказал, что с удовольствием посмотрел бы, как вас с Квонгом пришпилили бы на солнышке.

Сара почувствовала, как заколотилось ее сердце, как напряглось все ее тело.

– А где он сейчас? – спросила она.

– Здесь, где и я. На другом конце зала. Я только что заплатил кассирше двадцать долларов, и она назвала мне его имя. Его зовут Томми Це-то. – Эндрю назвал ей это имя по буквам. – Вы знаете его?

– Нет. Никогда о нем не слышала.

– Ну вот. Он тут с двумя другими парнями. Кассирша, похоже, несколько их побаивается. Она говорит, что не знает, где они живут и... О, черт! Послушайте, Сара. Думаю, они собираются уходить. Попробую проследить за ними. Давайте встретимся здесь через три четверти часа. «Шечуан-Террас». Улица Хадсон. До встречи. Пожалуйста, поверьте мне. Приезжайте...

Хотя раздались прерывистые гудки, Сара не опускала трубку десять секунд или больше. Почти два месяца она не слышала от Эндрю ни слова, не говоря уже об извинениях. И вот нате вам. Мэт с любопытством смотрел на нее со своего места на тахте.

Не было никаких оснований верить Эндрю Трюскоту, и все же она не могла себе представить, что у него могут быть в данном случае какие-то скрытые мотивы. Если Эндрю только что сказал правду и может подтвердить это в суде, то вся ее жизнь переменится к лучшему.

– Он сказал, что звонит из ресторана в Чайнатауне и что в соседней с ним кабинке находился человек, который подменил травы в магазине Квонга, он говорил об этом друзьям. Эндрю хочет встретиться там со мной через три четверти часа. Поедете?

– О чем разговор? Вы ему верите?

– Разве это имеет значение? Мэт, мне хочется, чтобы все это закончилось. Ужасно хочу этого.

– И я тоже, – вымолвил он.