Мария хотела возмутиться. Однако радостная эйфория, переполнявшая ее, толкнула на совершенно противоположный и неожиданный поступок. Позируя незнакомому фотографу, она подняла руки, будто собралась взлететь, резко откинула голову - мягкие волосы на миг поднялись над ее улыбающимся лицом.
      - Великолепно! - отрывисто бросил тот, непрестанно щелкая фотоаппаратом. - Это как раз то, что мне нужно.
      Гость представился репортером местной курортной газеты. Был он невысок, худ, точнее - какой-то изможденный. Южное солнце и работа на воздухе сделали его кожу похожей на коричневый пергамент - ткни пальцем и разорвется на куски.
      "Ему бы мумию изображать, - подумала Мария. - Или святые мощи. Честное слово, больше заработал бы, чем в своей газетке".
      Гость присел на край бассейна, открыл блокнот.
      - Как вы себя чувствуете после нападения торнадо? - спросил он.
      - Лучше, чем прежде.
      - Я серьезно, - перебил ее репортер.
      - Я тоже, - сказала Мария и улыбнулась. - Легкий шок, легкие ушибы. Доктор заявил, что я родилась в рубашке.
      - Вы помните свой полет?
      - Конечно! - подтвердила Мария, хотя ровным счетом ничего не помнила. Это было незабываемо. Я давно мечтала о настоящем приключении... Смерч, кстати, был очень галантен.
      - Разумеется, - пробормотал репортер, записывая ее слова. - Раз он не сломал вам шею...
      Мария засмеялась:
      - Сообщите вашим читателям, что я давно хотела повторить подвиг Пекоса Билла, который некогда прокатился верхом на урагане.
      Репортер оторвался от блокнота.
      - Кто такой Пекос Билл?
      - Боже мой! - воскликнула Мария. - Неужто вы не знаете самого дикого ковбоя Дикого Запада, который ездил на белом жеребце по кличке Покровитель вдов? Тогда вы не знакомы и с Пузаном Пикенсом, которого не было видно, когда он становился боком, - такой худой он был, и с Гарри Поджаркой, который на огромной сковороде выпекал сразу семнадцать блинов. Не знаете вы и Поля Баньяна, который как-то сварил целое озеро горохового супа, а уж о том, что Сэм Пэтч, нырнув в Ниагарский водопад, вынырнул на другом конце земли и слыхом не слыхивали?!
      - Понятия не имею.
      Репортер впервые улыбнулся и сразу как бы ожил. По крайней мере, появилось сходство с живым человеком.
      - Ну уж о Пекосе Билле я вам, так и быть, расскажу.
      Мария села в шезлонг, дурачась, нараспев начала:
      - Как-то ковбои побились об заклад. Знаем, мол, что ты, Пекос Билл, самый знаменитый среди нас, что ты изобрел лассо и выучил язык койотов. Знаем, что ты ездил на великане-гризли. Но вот на урагане тебе, Пекос Билл, не прокатиться, сбросит тебя торнадо. Билл принял пари. Приловчился ковбой и накинул лассо на черный смерч, который скакал и резвился как необъезженный мустанг. "На Пороховую Речку! - закричал Билл и пришпорил ураган. - А ну в галоп!"
      Со стоном и воем смерч пролетел через штаты Нью-Мексико, Аризона, Калифорния и вернулся обратно. Что только он не выделывал, чтобы сбросить седока, но Пекос Билл крепко сидел в седле. Наконец ураган сдался и вылился весь дождем...
      Репортер торопливо записывал.
      - Занятно, - заключил он. - Это похоже на американский фольклор. Вы не из Штатов?
      - Зачем вам это? - в свою очередь, спросила Мария. - У меня вполне космическое имя и мировоззрение. Если хотите знать, я вообще не признаю границ и всей этой дележки. Не хочу называть себя полностью еще и потому, что у нас не принято, чтобы молоденькие учительницы летали верхом на торнадо.
      - Что вы преподаете? - оживился репортер.
      - Математику и физику.
      - Вы любите детей?
      - Терпеть не могу. - Мария сходила в дом, принесла еще один стакан и закончила: - Когда появятся свои, может, и полюблю... Пейте сок. Он очень славный, из холодильника.
      - Ваше сокровенное желание?
      - О, их у меня много, - засмеялась Мария. - И все сокровенные. Во-первых, хочу удачно выйти замуж. Во-вторых, бросить к чертям школу и всех этих великовозрастных балбесов, которые вместо того, чтобы изучать функции и законы физики, норовят под любым предлогом заглянуть тебе под юбку. В-третьих, мне очень хочется поднакопить денежек и купить на взморье дом. Пусть не такой шикарный, как этот, что я сняла на летние каникулы, но свой. Понимаете - свой.
      - Понимаю, - кивнул репортер. - Однако давайте вернемся к тому, что произошло с вами несколько дней назад. Неужто вам в самом деле понравилось ваше... приключение?
      Мария пожала плечами, на мгновение задумалась.
      - Я нисколько не рисуюсь, - ответила она. - Мы боимся стихий и воюем с ними, вместо того, чтобы попробовать подружить. Я уверена, что природа тоже обладает разумом. Может, не таким конкретным, как у нас. Может, не всегда и не везде. Но что-то, согласитесь, во всем этом есть... Я благодарна смерчу, который без всяких крыльев и моторов поднял меня в небо. Более того. Я хочу приручить этот смерч.
      Репортер, который в это время решил попробовать сок, поперхнулся, закашлялся.
      - Вы в своем уме? - спросил удивленно он.
      - А как лучше для вашего интервью? - засмеялась Мария.
      "Напрасно я так разоткровенничалась, - с легкой досадой подумала она. Он такое нарисует в своей газетке, что за мной станут толпами ходить любопытные и показывать пальцем - вот, мол, она. Впрочем, плевать. Пусть рисует..."
      - Так и запишите, - сказала Мария: - "Как специалист точных наук, она предполагает наличие у природы какой-то разновидности разума и потому собирается приручить смерч, на котором ей довелось прокатиться. Это трудно, но возможно".
      - Превосходно! - воскликнул репортер, закрывая блокнот. - По крайней мере, это интересней, чем считать синяки и описывать то, что видели тысячи других очевидцев.
      Погода над Тирренским морем была хорошая, и Смерч издали увидел громаду Сицилии и обошел ее стороной, чтобы лишний раз не беспокоить людей.
      "Стромболи будет сердиться, - беспечно подумал он. - Старик считает меня ветреным и несерьезным. Что ж, ветер и должен быть ветреным. Стромболи неподвижен, он знает только внутреннее движение. Зато у него пылкое воображение. Если я расскажу ему о Марии..."
      На далеком горизонте возник дым.
      "Не спит старик, скучает. Вот и славно".
      Он давно знал этот остров-вулкан Средиземноморья, напоминавший голову диковинного животного, высунувшегося из воды и сердито фыркающего через каждые десять-двадцать минут.
      Стромболи с его почти километровым конусом - на первый взгляд угрюмый, с плоской закопченной вершиной и черными засыпанными пеплом склонами, с огромным пятижерловым кратером, разрушенным на северо-западе, - многие тысячи лет прятал в своем магматическом очаге живой и острый разум.
      Себе подобных Смерч различал по электромагнитной ауре, которая, как правило, всегда клубилась вокруг работающего сознания. Общались они мысленно, только в пределах аур, при их соприкосновении, поэтому до появления Смерча и Стромболи и Теплое Течение, и Байкал с Айсбергом считали, что они одни в своем роде и обречены на вечное одиночество.
      Контакт сознании пришел, как обычно, после мягкого упругого толчка, от которого все естество Смерча на миг как бы замерло, насторожилось.
      - Бродяга, ты здесь? Наконец-то!
      Стромболи на радостях выбросил с полсотни вулканических бомб и струю горячего газа.
      - Ты забываешь друзей, Бродяга. Наведываешься раз в сто лет.
      - Не ворчи, старая печка. Последний раз я прилетал к тебе в гости весной. Еще лава не остыла, которой ты тогда плевался.
      - У меня свой календарь. И я утверждаю: тебя не было тысячу лет.
      Вулкан замолчал. Смерча пронзило острое чувство тоски, исходившее от приятеля.
      - Как я тебе завидую, Бродяга, - отозвался наконец Стромболи. - Ты везде бываешь, все видишь. А тут... Море, корабли, птицы. Вот и все. Еще горстка людей, которых я не понимаю. Как по мне, так муравьи более гармоничные создания, чем эти беспокойные и бестолковые люди.
      - Зато тебе никто не мешает думать.
      - К чему все это? Жизнь без общения, без деятельности - бессмысленна, возразил Стромболи. - Ты представь на мгновение, каково мне - всегда все в себе, в себе... Все повторяется, идет по кругу. Я проклинаю тот миг, когда узоры огня сложились во мне так, что осознали самое себя.
      - Еще бы... - грустно пошутил Смерч. - С твоим итальянским темпераментом - и оставаться неподвижным...
      - Ум приводит за собою чувства. Это плохо. Мы все погибнем от мелких страстей, если не научимся управлять собой. Если не обратимся к чистому разуму...
      Эта мысль перекликалась с тем, чем жил теперь Смерч, что привело его к другу - поделиться, немедленно поделиться своей радостью! Она и подкупала его, и пугала. Неужто все так безнадежно? И разве все человеческие страсти - мелкие?
      - Что ты знаешь о любви, старина? - спросил он у Стромболи.
      - Я так и думал! Вместо того чтобы рассказать, сколько крыш сорвал, кораблей потопил, он пристает к старому повелителю земли и огня с глупыми вопросами. Тебе захотелось размножаться - отпочкуй от себя маленький смерч, и дело с концом.
      - Я серьезно спрашиваю.
      - Любовь - это выдумка людей. Такова их биологическая природа.
      - Они называют это чувство духовным. Получается, что мы тоже... Например, я люблю тебя, хотя ты - старая ворчливая печка. К тому же прогоревшая и вонючая.
      - Мы одиноки в этом мире, поэтому и любим друг друга. Но не станешь же ты утверждать, что тебе нравится какое-нибудь безмозглое красивое облако.
      - Нет. Я полюбил человека. Женщину.
      Стромболи от неожиданности поперхнулся огнем и дымом. Из жерла его выплеснулось озерцо расплавленного базальта.
      - И это после всего того, что случилось с твоим отцом?
      - Да. Тебе надоела неподвижность, а мне - вечное движение. Теперь у меня есть существо, к которому я мысленно привязан. Мы даже немного похожи. Она такая порывистая, свободная...
      - Ты плохо кончишь, Бродяга. Вы слишком разные. Ты забываешь, что ты стихия. Ты веками крутишься среди людей и невольно начинаешь уподобляться им. Ничего доброго из этого не получится... - Вулкан помолчал, затем добавил: - Возле меня раньше жило несколько тысяч человек. Теперь осталось триста. Остальных я разогнал своим ворчанием и нисколько об этом не жалею. Их бессмысленная суета раздражает меня. Что это за разум, который горит в лучшем случае полета лет? Искра, а не огонь.
      - Ты сам говорил: мы разные. И все-таки именно они - хозяева планеты. Они тем и прекрасны, что за такую крохотную жизнь так много успевают. Я Смерч, но они живут быстрее меня.
      - Ты прилетел за советом?
      - Нет. Поделиться радостью.
      Они на некоторое время замолчали, и никому из людей, опасливо поглядывающих на огромную тучу, которую вдруг пригнало к их острову, и в голову не могло прийти, что сейчас о них говорит сама природа.
      - У меня неплохо развито воображение, - наконец сказал Стромболи. Вулкан старался не проявлять свои эмоции, но Смерч чувствовал, что он волнуется. - Когда сидишь в горе, как джинн в бутылке, то тебе только и остается - воображать. Так вот. Я не знаю, что такое любовь, однако, как-то пытался представить себе эту штуковину...
      - Ты? - удивился Смерч.
      - Нет в мире таких вещей, о которых бы я не думал. Кроме того, давным-давно случилась смешная история... Я тогда еще берег свои склоны чего только не росло на них. И люди, хотя и побаивались меня, не обходили эти леса - охотились, собирали дикие фрукты. Как-то возле старого русла, по которому обычно шел лавовый поток, устроилась парочка влюбленных. Именно в тот вечер я ожидал извержения - давление магмы достигло критического предела. Эти голубки ворковали всю ночь напролет, а я, старый дурень, слушал их любовные бредни и из последних сил сдерживал в себе магму - они бы сгорели живьем, начни я избавляться от излишков базальтового расплава. Утром я не выдержал: слегка рыкнул, тряхнул землю. И тут мужчина, который всю ночь клялся женщине в вечной любви, бросил ее на произвол судьбы и удрал. Он так быстро бежал, что чуть не разбился на горной тропе...
      - Ты говорил, что пробовал представить себе и это чувство, - перебил Стромболи Смерч.
      - Пробовал, - ответил вулкан. - Это все несерьезно. Чувства требуют проявлений. Ну а что я могу? Забросить все свои "бомбы" на Луну? Отлить из магмы корону? Бред. Да и кого, кого мне любить? Разве что воду, которая меня окружает? Я пробовал. Она, увы, шипит и испаряется.
      - И все же? Что бы ты сделал, если бы полюбил?
      - Не знаю. - Стромболи задумался. - Наверно, взорвался бы от радости.
      - Какой ты большой, старый и глупый, - ласково сказал Смерч. - Мне пора улетать. Ночью воздух тяжелее - не хочется тащиться до утра.
      Они наскоро обменялись информацией, как делали много раз раньше, и Смерч попрощался с приятелем.
      - Береги себя, - попросил Стромболи, когда их ауры начали разъединяться. - Нас мало. Мы очень одиноки и нужны друг другу. Нельзя, чтобы в мире остались одни слепые и неуправляемые стихии...
      Смерч уносился на юго-запад.
      Вскоре его догнало раскатистое погромыхивание.
      Над кратером Стромболи стоял столб дыма, сверкали языки пламени. Старик то ли расстроился, то ли салютовал таким образом безумной затее своего ветреного друга.
      Они допили сок, и репортер ушел.
      Не успела Мария прочесть несколько страниц, как заявился Маленький Рафаэль.
      - Извини, если помешал тебе, - сказал он, заметив возле шезлонга книгу и пустую бутылку. - У тебя нет телефона, а я беспокоюсь... Как ты себя чувствуешь?
      - Узнаешь завтра из местной курортной газеты. - Мария вновь села в шезлонг и решила до обеда больше не подниматься ни под каким предлогом. Мне два часа морочил голову один дохленький корреспондент, Только что ушел.
      - Представляю, что ты ему наболтала, - обеспокоенно заметил Маленький Рафаэль.
      - Да уж! - улыбнулась Мария. - Интервью должно получиться на славу. Я ему даже название подсказала: "Верхом на урагане, или Соперница Пекоса Билла". Ну как, классно?
      - Ты неисправимая фантазерка...
      Маленький Рафаэль снял соломенное сомбреро и снова стал чем-то похож на директора школы, в которой работала Мария. Такие же ранние залысины, стремление держаться и говорить солидно, что при небольшом росте всегда выглядит несколько комично.
      "Господи, - вздохнула Мария. - Это же надо! Весь год собирать деньги на "шикарный отпуск" и в результате вновь оказаться под надзором..."
      - Раф, - обратилась она. - Скажи мне честно: тебя в самом деле пригласил потренироваться местный авиаклуб, или ты притащился сюда из-за меня?
      Маленький Рафаэль опять надел сомбреро, сделал обиженное лицо.
      - Ты плохо обращаешься с друзьями, - заявил он. - Ты не любишь меня. Но ведь можно просто дружить, уважать друг друга.
      Мария засмеялась.
      - Насчет дружбы ты с моими учениками поговори, когда вернемся в город. Они у меня детки грамотные. Даже чересчур. Что касается любви... Репортер тоже спрашивал, как я отношусь к этому великому чувству.
      - И что ты ему ответила?
      - Рассказала анекдот из французской жизни. Знаешь, когда внучка допытывается у бабушки, что такое любовь. Бабушка долго отмалчивается, затем вздыхает и говорит: "Не знаю. Это все русские придумали... Чтоб не платить".
      Маленький Рафаэль засмеялся, присел на край бассейна - точно туда, где перед этим сидел репортер.
      - Я собираюсь заехать в "Пиццерию", - сказал он. - Пообедаешь со мной?
      - Нет. Я устала и хочу наконец отдохнуть, - ответила Мария. - И вообще: оставьте меня в покое. Смерч меня вдоль берега таскает, ты - по ресторанам. Надоело.
      - А что ты делаешь завтра?
      - Не знаю, - честно сказала Мария. - Если я по тебе соскучусь, то позвоню вечером в гостиницу.
      - Хорошо, - обрадовался Маленький Рафаэль. Если женщина тебе хоть что-нибудь обещает, это уже половина успеха.
      Он уехал, и Мария вновь взяла в руки книгу. Посидела над ней и... отложила. Чужая жизнь не шла на душу.
      Чем бы она ни занималась, память то и дело возвращала ее в палату, к разговору со Смерчем. А что, если все это ей показалось? Мало ли какие сдвиги бывают у людей после шока? Да нет... У нее был ясный разум, она хорошо себя чувствовала. Да и весь разговор - разве такое придумаешь?
      И все же внутреннее беспокойство, какое-то томление не оставляли ее.
      "Смерч... Он сказал... Нет, это она ему сказала - на косе. Увидимся, мол, на косе. Он еще просил не рассказывать о нем людям... Черти принесли этого корреспондента. Впрочем, ничего такого она ему не выболтала. Ее намерение "приручить" Смерч все воспримут как метафору, выходку глупой девчонки. Плевать! Она всегда была такой, какая есть, и не станет ни под кого подстраиваться!"
      Мария отложила книгу, набросила халат.
      Через несколько минут ее "козявка" уже мчалась по дороге, идущей вдоль моря.
      Вот и съезд на косу.
      Метров через триста асфальт оборвался. Здесь же кончались и деревья дальше только несколько низкорослых маслин, невысокая насыпь будущей дороги, по которой они с Маленьким Рафаэлем забирались чуть ли не в конец косы.
      Мария остановила машину на том же месте, где ставила ее всегда.
      Мелкий, раскаленный песок, сверкающая в лучах полуденного солнца гладь моря. И, как всегда, ни души.
      Песок жег ступни, и Мария зашла по щиколотки в воду.
      Она оглядела все небо. В нем не было даже намека на облако.
      "Вот и верь после этого мужчинам!" - весело подумала Мария и поплыла, стараясь не замочить подколотые волосы.
      На несколько минут она забыла обо всем на свете. Ласковая зеленоватая вода, сквозь которую видно песчаное дно, жаркое солнце над головой, и покой, покой, покой. Что еще нужно для счастья?!
      И тут с моря дохнуло ветром, в лицо ударила внезапная волна.
      Мария подняла взгляд и вскрикнула от страха.
      За какой-то миг она увидела все в мельчайших деталях - так бывает, когда окружающий мир озаряет ночью близкая молния.
      С моря шло грозовое высокое облако. Оно было иссиня-черное, зловещее. Над ним то и дело вспыхивал и перекатывался багровый огонь, без звука, без грома, а внизу, будто огромный черный удав, приплясывала от нетерпения воронка смерча. В том месте, где она соприкасалась с морем, метров на двести поднимался столб водяных брызг. Смерч быстро приближался к косе уже стал слышен его рев и нарастающий грохот. Шквалы ветра стегали невесть откуда появившиеся волны.
      Мария, задыхаясь и захлебываясь, изо всех сил заработала руками и ногами. К берегу! Скорее к берегу!
      Она буквально выползла на песок, не смея оглянуться, готовая к тому, что ее вот-вот, как в прошлый раз, схватят обжигающие ладони, куда-то поволокут, бросят.
      Но рев и грохот вместо того, чтобы нарастать, стихали, ветер уже не так свирепо толкал в спину.
      Мария вскочила, глянула на море.
      Смерч уходил.
      Только теперь она заметила, что на небе по-прежнему сияет солнце, на глазах тает внезапная свинцовость волн.
      - Ты испугалась? - спросил знакомый голос, приходящий отовсюду и из ничего. Он был горячим и торопливым, как и в больнице, только более громким. - Тебе неприятен мой вид?
      Мария покачала головой, но ответила не сразу.
      - Нет, не то слово. Твой вид... страшен. Ты напугал меня.
      - Я понял это, почувствовал. Поэтому я ушел от берега, а к тебе снова послал только часть себя.
      Мария присела на песок. Она все еще не могла отдышаться.
      - Как тебя зовут? - спросила первое, что пришло на ум.
      - Собственного имени у меня нет. А вообще у меня много имен: Торнадо, Смерч. В Европе еще называют Тромбом. В Австралии - Вилли-вилли. В пустынях - Дьявол пустыни...
      - Ты знаком с другими людьми?
      - Знаю многих, наблюдаю за их жизнью. Наблюдал раньше - сотни лет назад. Но еще никогда ни с кем не заговаривал, никому не открывался. Ты первая.
      - Не понимаю, - задумчиво сказала Мария. - Ты - стихия, ветер, совсем непохожий на человека. Почему же ты разговариваешь на человеческом языке, пользуешься нашими понятиями и представлениями?
      - Ничего странного. Ваша цивилизация существует очень давно, вы хозяева планеты. А проявления сознания на уровне неживой природы астрономически редки, разобщены и по сравнению с людьми по возрасту почти что дети. Правда, есть один Вулкан. Его зовут Стромболи. Он очень старый. Это тоже равносильно детству... Конечно же, мы пользуемся всем человеческим языком, понятиями, логикой, информацией. Ведь все это нас окружает. Для нас природа - это вы... В чем-то мы, конечно, другие, не похожи на вас...
      - Говори, говори! - воскликнула Мария. - Это очень интересно. Хотя я всего-навсего школьный преподаватель, но мне пока все ясно. Говори! Как ты думаешь, вы - игра случая или нечто другое?
      - Не знаю, - честно ответил Смерч. Он сделал паузу, добавил: - Иногда мне кажется, что мы - следующее звено осознания материей самой себя. Новый способ борьбы с энтропией, что ли. Тем более что вы... - Смерч снова сделал паузу. - Ты только не обижайся, но человек теперь чаще разрушает мировую гармонию, взаимосвязь явлений и вещей, чем создает... Наверное, у природы тоже есть инстинкт самосохранения...
      - Прошлый раз ты упомянул, что вас на Земле несколько. И сегодня говорил. Какой-то мыслящий вулкан, мол, есть. А кто еще?
      - Я мало кого знаю, хотя сотни раз облетал всю планету. Есть еще Теплое Течение, озеро Байкал, Айсберг... Был еще мой отец. Давно. Он тоже любил земную женщину.
      - Ой как интересно! Расскажи, - потребовала Мария.
      Смерч рассказал. Но о гибели прекрасной рыбачки умолчал. Не то что утаил - не смог. Зачем лишний раз пугать Марию.
      - Ты сегодня одна? - спросил он потом об очевидном. - Это хорошо. Я не знаю твоего спутника, но его аура показывает, что он глуповат. После контакта со мной он потащил бы тебя и себя к психиатру.
      - Это мой жених, - сказала Мария и засмеялась. - По крайней мере он так считает. Немного художник, немного спортсмен. Не знаю, как он летает, но рисует Маленький Рафаэль неважно... Мне жаль его - таким в нашем мире трудно.
      - Вам всем трудно, - согласился Смерч. - Каждый день добывать еду и питье, думать о крове над головой... Ужасно! Кстати, ты живешь здесь, у моря?
      - Если бы... Я живу в большущем городе, где людей, как песка на косе. Через две недели кончатся каникулы и я уеду.
      - Это плохо, - вздохнул Смерч. - Конечно, я приду к тебе и в городе: прилечу облаком, пошлю братца-ветра... Но здесь мне лучше - я люблю море и простор.
      - Мне здесь тоже лучше, - грустно улыбнулась Мария. - Когда-нибудь, если у меня будут деньги, я куплю себе у моря дом.
      - Он у тебя будет сейчас! - воскликнул Смерч. - Даже не дом - целый замок. Смотри.
      Через несколько минут в безбрежной синеве неба появилась стая белых, сверкающих в лучах солнца облаков.
      Мария с восторгом наблюдала, как, послушные воле Смерча, ветры громоздят их друг на друга, отметают лишнее, как в небе одна за другой вырастают сахарно-белые башни, появляются стены с бойницами, а затем и прекрасный дом, точнее - сказочный дворец.
      - Зачем я тебе? - спросила вдруг Мария, и со стороны ее вопрос, обращенный в никуда, в пространство, любому человеку показался бы более чем странным.
      Смерч перестал строить свой замок, но и отвечать не торопился.
      - Я не знаю, что тебе сказать, - наконец выдохнул он. - Ты прекрасна и совершенна. Когда я ощущаю тебя, я как бы сразу ощущаю всю красоту и целесообразность мира... Потом я очень одинок... Но ты снова спросишь: почему среди миллионов людей, миллионов женщин я выбрал именно тебя? Не знаю. А разве вы, люди, знаете точный ответ, почему один человек становится как бы половинкой другого и когда они врозь - им больно? Вы или объясняете это инстинктом продолжения рода, или называете чудо малозначащим словом "любовь". Не так ли?
      - Да, все это в основном красивые слова. - Мария повела плечами, будто ей вдруг стало холодно. - Мой коллега, преподаватель биологии, любит повторять, что по жизни надо ходить стаей. Семья - маленькая стая.
      - У нас с тобой не может быть семьи. Однако я не вижу тебя - и мне больно, - возразил Смерч.
      - Это пройдет, - беспечно заявила Мария, разглядывая воздушный замок. Он висел над морем - высоко, в небесах - и исходил ярким белым сиянием, от которого в глазах появлялась резь, набегали слезы.
      Мария вздохнула:
      - Это прекрасно! Жаль только, что я не буду жить в твоем замке.
      А про себя подумала:
      "Жарко! Будь на его месте Раф, послала бы за кока-колой или холодным шампанским..."
      Она снова глянула в небо.
      На месте прекрасного замка остались одни "развалины". Свирепый ветер высоты перемешивал их, гнал в сторону моря. Остатки замка клубились, таяли.
      - Ты обиделся? - удивилась Мария.
      - Нет, что ты. Я понимаю: люди не могут жить одними мечтами и грезами. Вам сначала нужно материальное, а уж потом - возвышенное. Я понимаю это, но мне становится от этого почему-то грустно.
      - Ты в самом деле ребенок, - вздохнула Мария. Она легла на спину, чтобы загорел и живот, прикрыла лицо панамой. - Ты огромный и глупый Смерч, и я тебя очень люблю. Иногда мне кажется, что ты - во мне, и я разговариваю с собственным ребенком...
      Она снова вздохнула - на этот раз капризно.
      - Я сгорю сейчас от солнца! Придумай что-нибудь... Дуй на меня, студи. Или повесь в небе пару тучек - вместо шторы...
      В гости к Байкалу первый раз он летал вместе с отцом.
      Летели они очень долго. Сначала над Красным морем, затем почти через весь Индийский океан, вдоль берегов Китая, через Японское море. В России проводником сначала была река Амур. Потом отец вел маленького Смерча по одному ему известным приметам.
      Издали, с высоты Байкал показался огромным прищуренным глазом в окружении гор. Будто сама планета приглядывалась: что это за два странных облака, куда они летят?
      Когда приблизились, Смерч увидел, что в озеро впадают сотни рек. Заметными стали и родинки островов.
      - Байкал - скупец, - шутливо объяснил отец. - Со всей округи воду собрал. А от себя только Ангару отпустил.
      У Байкала была огромная, очень живая аура, которая накрывала берега озера на десятки километров.
      Он не просто откликнулся на их вызов, а еще до контакта аур почувствовал приближение друзей, бросил им навстречу вспышку сознания...
      - Ты чересчур подражаешь людям, - ворчливо упрекнул отца Байкал. Зачем ты тратишь себя? Зачем дробишь сознание? Это для людей дети продолжение рода, а точнее - способ сохранения и передачи информации. Мы же с тобой практически вечные. Нам надо, наоборот, укрупнять сознание, по возможности объединяться, сливаться в нечто единое.
      - Не хочу я с тобою сливаться, - возразил насмешливо отец. - Ты загнал свое сознание на дно и бережешь его, говоря языком людей, как зеницу ока. А я свободен. Впрочем, нас теперь двое. И ты будешь любить часть мою, как и меня. Учти, если мы перестанем тебя проведывать, ты высохнешь от одиночества и скуки.
      - Может, ты и прав, - вздохнул Байкал. - Мы в самом деле пока выродки, исключения... Все эти объединения сознании одиночество мое придумало. Никто из нас не знает замыслов матушки-природы. Хочет ли она, чтоб мы стали правилом? Нужно ли ей это?
      - Вот! Ты уже стал сомневаться. Это хорошо.
      - И все равно - дробить себя нельзя. Разве могу я дать частицу своего разума Ангаре? Нет. Ее жизнь чересчур тесно связана с людьми. Мне тоже несладко приходится от этого соседства...
      Они с отцом опустились ниже, поплыли по направлению к Ольхону - самому большому из островов.
      - Чего ты так ополчился на детей? - спросил отец.
      - От них только боль. Они неумелые, их жаль, а помочь я ничем не мог... - хмуро ответил Байкал. - Вчера во мне утонул мальчик. Очень славный был мальчик.
      Они тогда долго гостили у берегов озера-моря.
      Смерч запомнил: о чем бы ни говорили отец и Байкал, разговор всегда сворачивал на одно - что же они собой представляют, разумные явления неживой природы, какова-их судьба и предназначение? Особенно поразило его жестокое и ясное утверждение Байкала: "Наша задача - самосохранение. Не ради себя - ради жизни на планете. Мы должны быть эгоистами и любить только себя. Такова наша сверхзадача, видовая программа. Мы должны противостоять людям ради их собственного выживания. От активного, но слепо действующего разума мир может уберечь только другой разум. Мы противостоим друг другу..."
      Смерч вспомнил и вечного работягу - Теплое Течение.
      Оно не сильно в рассуждениях, но оберегает даже мальков. Был еще случай, когда течения и ветер занесли Айсберг в воды Теплого Течения. Они узнали друг друга по ауре, обрадовались, но, как ни старалось течение обойти собрата, теплая вода подтачивала, съедала основание ледяной горы... Если бы он случайно не наведался в те широты и не отогнал Айсберг в родные воды, случилось бы непоправимое...
      Айсберг тоже считает, что их удел - самосохранение во имя жизни на Земле. Все это, конечно, правильно, но скучно. Жить, чтобы жить. И все? Ради "жизни на Земле", "во имя человечества"? Все это красиво и... абстрактно. Лично ему гораздо интересней жить ради какого-нибудь стоящего дела. Например, все прошлое лето он гонял в Саудовскую Аравию стада дождевых туч, потому что там третий год подряд свирепствовала засуха. Вот это конкретно, это можно вспомнить и объяснить, потому что в действии этом есть Смысл. Он-то и отличает, должен отличать, его и его друзей от глупого ветра, мертвых гор, бездумных озер и слепых течений.
      "...Может, Мария уже на косе?"
      Смерч повернул на юг.
      Море под ним еще с ночи разгулялось и катило к далекому берегу валы волн.
      Мысль о Марии отозвалась в сознании музыкой.
      Смерч любил музыку. Давно, еще с детства, когда она звучала только в гостиных и театрах. С появлением радио и телевидения музыкой наполнилось все земное пространство. Смерч частенько целыми днями слушал то, что приносили ему со всех уголков мира электромагнитные волны. Понравившиеся произведения и мелодии он запоминал, повторял потом для себя, легко имитируя звучание отдельных инструментов и целых оркестров.