Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Роза и меч

ModernLib.Net / Паретти Сандра / Роза и меч - Чтение (стр. 3)
Автор: Паретти Сандра
Жанр:

 

 


      Шум снаружи нарастал. Приклады ружей барабанили в тяжелую дверь. Медленными шагами Симон подошел к входной двери и не спеша открыл ее.
      По приказу полиции! Обыск в доме! Симон отступил, освобождая дорогу взводу полицейских. Однако на нижней ступени лестницы он остановился, широко раздвинув ноги и взяв пистолеты на изготовку.
      – Где граф Ромм-Аллери? – повелительно спросил командир взвода, тучный молодой человек с кудрявыми черными волосами.
      Симон направил на него дула пистолетов.
      – Графа здесь нет!
      – В этом я должен убедиться сам.
      – Он у императора!
      – Нет больше никакого императора! – с издевкой произнес один из полицейских и сбросил прикладом па пол мраморный бюст Наполеона, стоявший в нише, да еще и пнул его сапогом.
      Каролина, последовавшая за Симоном и притаившаяся за дверью, была всему свидетелем. Она видела, как побелело лицо Симона, и слышала щелчок снимаемого с предохранителя курка.
      – Не надо, Симон! – Она стремительно выбежала из своего укрытия.
      Мужчины недоуменно уставились на невесть откуда взявшуюся женщину как на видение. Каролина не спеша повернулась к командиру взвода.
      – Делайте, что хотите. С Парижем. С Францией. Но это дом моего отца. Здесь имеет силу только его слово! – Она стояла, освещенная светом, проникавшим в холл через открытую дверь.
      Командир изобразил подобие поклона.
      – Графиня, у нас приказ…
      – Вы же слышали, что мой отец в Фонтенбло, – перебила она его. – Там и выполняйте ваш приказ. В этом доме никого нет. Только я и Симон. Я даю вам свое слово.
      Командир смерил ее испытующим взглядом. Его близко посаженные глаза со сросшимися над ними черными бровями затуманились.
      – Слова такой красивой и мужественной женщины мне достаточно. – Он сделал своим людям знак рукой, и те с недовольным бурчанием вышли из дома.
      Он дошел с ними до портала и отдал несколько приказаний.
      Симон все еще не двигался с места. Он стоял там же, на нижней ступеньке лестницы, с опушенными руками и внешне равнодушный. Но Каролина слишком хорошо его знала, чтобы он мог ввести ее в заблуждение. Внутри у него все дрожало от напряжения. Она была абсолютно уверена, что они в доме не одни, что кто-то скрывается здесь…
      Командир вернулся и подчеркнуто вежливо поклонился.
      – Разрешите представиться: комиссар Теофиль Тибо, – на его лице, которому массивный подбородок придавал что-то жестокое, промелькнула самонадеянная улыбка. – Я весьма сожалею, что мне довелось познакомиться с вами при таких не слишком галантных обстоятельствах, но, быть может, мне удастся исправить это первое впечатление.
      Вежливость требовала пригласить его в комнату, но Каролина хотела как можно скорее закончить разговор.
      – Здесь еще очень неуютно, – произнесла она.
      – Графиня, там, где находитесь вы, – уже рай.
      – Вы вернулись, чтобы сказать мне об этом?
      Лицо мужчины расплылось в довольной улыбке.
      – Вы были бы первой женщиной, которой не нравится слушать, что она красива.
      – В подходящий момент и от подходящего мужчины – весьма охотно.
      – Кто знает, может, подходящий момент уже настал, графиня. Вы напрасно недооцениваете знакомство с таким человеком, как Теофиль Тибо. Он мог бы кое-что сделать… для дочери наполеоновского генерала. – Тибо уничижительным жестом показал на бюст Наполеона на полу. – Во всяком случае, его время прошло! Бесповоротно! – Он поймал ее руку и губами прижался к ней. – Я ваш слуга…
      Каролина стояла, прислонившись спиной к двери. Когда постепенно стихли шаги комиссара, она почувствовала, как у нее дрожат коленки. Но было еще одно чувство, обуревавшее ее: внезапная жгучая ярость, такая же, как у отца и Филиппа, и уверенность, что в такой момент она способна убить человека. К ней подскочил Симон.
      – Что с вами?
      – Ну а теперь выкладывай – что происходит там наверху, Симон?
      – С чего вы взяли? Что может происходить там наверху?
      – Не пытайся меня обмануть! С самого первого момента у меня такое ощущение, что в доме еще кто-то есть. Твое смущение при моем появлении, твое беспокойство на кухне. И когда пришли полицейские, ты стоял на лестнице с таким видом, что было ясно: путь наверх лежит только через твой труп.
      Симон покачал головой.
      – Я ничего не могу сказать.
      Каролина усмехнулась и побежала мимо него вверх по лестнице. Она перебегала из комнаты в комнату. Все они имели нежилой вид, всюду в нос ударял пыльный, застоявшийся запах помещений, которыми давно никто не пользовался. Наконец, в комнате с эркером, выходящим в парк, Каролина обнаружила открытое окно. Она высунулась наружу. Парк был пуст. Симон ходил за ней по пятам.
      – Вы будете похуже людей Фуше, – попробовал он пошутить.
      Каролина недоверчиво обшарила глазами комнату. Гардеробная! Дверь была приотворена. Она распахнула ее и отдернула в сторону занавеску. На латунной штанге висела пестрая неразбериха формы всех видов, черные возничьи пальто, выцветшие платья вроде тех, что носят крестьянки в Провансе, бальные платья изумительных цветов, нищенские лохмотья… И тут она нашла монашеские рясы: черные, белые, коричневые. Ее вдруг осенила догадка, в памяти всплыли виденные картины: свистящий удар шпаги, кровавый знак на щеке казака… Она пытливо посмотрела на Симона. Симон? Доверенное лицо того таинственного незнакомца? Эта роль как раз для него, при его молчаливости и твердости.
      – Раньше ты мне всегда доверял, – льстиво произнесла Каролина.
      Вместо ответа Симон вновь закрыл одежду занавеской и собрался уходить.
      – Вам не нужно всего знать.
      – Но… Быть может, я знаю больше, чем ты предполагаешь.
      Он взглянул на нее почти по-отечески.
      – Не расспрашивайте, так будет лучше.
      – Для кого лучше? Симон! Я могла бы тебе кое-что продемонстрировать. Для этого мне нужна шпага. Шпага и… щека, – она изобразила двойной удар шпагой против Симона и звонко расхохоталась над его озадаченным лицом. – Ну, я права? Жиль…
      Он не дал ей договорить, зажав ладонью рот.
      – Не играйте этим именем, графиня, особенно перед чужими! Вы можете считать, что знаете больше. Этим вы подвергаете опасности и себя, и его. А я не имею права говорить. Меня связывает данная клятва.
      Каролина знала, что он будет, молчать, и больше не настаивала.
      Что поручил тебе граф? – спросила она.
      – Присматривать за домом, держать ухо востро, а потом вернуться назад к нему.
      – Мы отправимся еще сегодня, – решительно произнесла она. – Мне нужно в Фонтенбло.
      – Будет нелегко пробиться туда. На всех ворогах строго проверяют паспорта.
      Каролина засмеялась, откинув назад волосы.
      – Против этого я знаю одно средство, – она показала на гардеробную. – Там мы отыщем что-нибудь подходящее, как ты считаешь?

6

      Крестьянская повозка с грохотом подъезжала по широкой аллее к Фонтенбло. На небе горела вечерняя заря, и когда они покинули тенистую аллею, Каролине показалось, что из золота сделан не только знаменитый Порт-д'Оре, но и весь замок. Повозка резко остановилась. К ним подошли два стражника.
      – Эй, крестьянин, для кухни что-нибудь везешь? Или хочешь оставить нам свою красотку-дочку?
      Симон затряс головой.
      – Нам нужно попасть внутрь.
      – Попасть внутрь! – со смехом передразнил солдат. – Я так и знал, это спец-курьер из Парижа.
      Второй солдат был более подозрительным.
      – У тебя есть паспорта – для тебя и твоей дочки?
      Симон протянул ему бумаги, которые вынул из кожаного мешочка на груди. Через окошко караульной будки Каролине было видно, как солдаты сдвинули головы, а потом послали гонца в замок. Она слезла с козел и подошла к пруду. В тиши был слышен плеск фонтанов. За каменной оградой угадывался сумрачный парк. В глубине возвышался замок, казавшийся бесконечным со своими сотнями окошек. Каролина подошла поближе к воде и склонилась к блестящей поверхности, на которой чуть вздрагивало ее отражение: сине-малиновая шерстяная юбка в глубокую складку, корсет со шнуровкой цвета бургундского, а сверху темно-синий шерстяной платок. Волосы были спрятаны под накрахмаленным чепцом цвета слоновой кости, строго обрамлявшим лицо, однако благодаря своим широким крыльям все же придававшим ему что-то кокетливое.
      У ворот раздались громкие голоса, зазвучали команды. Караульные высыпали из будки и встали по своим местам. Каролина увидела идущих по двору двух мужчин: сухую сутулую фигуру отца и рядом императора. Ворота распахнулись, постовые салютовали.
      Каролина побежала навстречу мужчинам. Она обняла отца, а потом сделала то, что отказалась сделать в Сен-Дивье – склонилась в глубоком реверансе перед императором.
      Под руку с графом Фредериком де ля Ромм-Аллери Каролина переступила порог императорского салона. Ярко-желтое платье из матового шелка нежно облегало ее фигуру, подчеркивая мягкие линии. Затканная жемчугом золотая лента окаймляла глубокое декольте, перекрещивалась посередине и спускалась дальше под грудью. Волосы Каролина подобрала по последней моде в греческом стиле. Жемчужная ленточка была искусно продета сквозь черные густые пряди.
      Император стоял, прислонившись к камину. Он поприветствовал графа, затем обратился к Каролине. Поймав в воздухе ее руку, он удержал ее от реверанса.
      – Пожалуйста, не надо, когда вы стоите, мне гораздо лучше видно ваше платье… и ваши глаза. – Он сделал знак рукой, и камердинер и слуги вышли из зала. Император показал на овальный стол в центре салона. – Прошу вас.
      Каролине было отведено место по его правую руку, отец сидел напротив нее. На столе в позолоченных глубоких блюдах и супнице были сервированы кушанья: каштановый суп-пюре, на закуску щука а-ля Шамбор и рябчики а-ля Монглас; на горячее были поданы каплун и четверть ягненка с полагающимися овощами и салатами; десерт составили апельсиновое желе и мороженое. Из напитков на столе стояли две бутылки «шамбертена» и изящная бутылочка ликера.
      Император ел очень мало. Еда никогда не играла для него большой роли, сегодня же она его не интересовала вовсе. Пока он вел непринужденную беседу, его взгляд все время искал Каролину. Он говорил о тысяче пустяков, о театре, о новых книгах, рассказывал смешные истории – и все это с таким естественным, непринужденным юмором, как будто в шестидесяти километрах не стоял неприятель и он ничего не знал о декрете, освободившем армию и народ от присяги на верность ему…
      Когда принесли десерт, он взял одну из серебряных вазочек с мороженым и поднялся.
      – Пойдемте, мороженое надо есть у камина.
      – Жара и холод – это оживляет, – он облокотился на изогнутый мраморный цоколь. – А теперь рассказывайте. Вы видели, как союзники входили в Париж?
      – Да, я присутствовала при этом.
      Наполеон переглянулся с графом.
      – А знал ли об этом ваш отец? Мы предполагали, что вы в безопасности в монастыре, под опекой строгой настоятельницы.
      Каролина покачала головой.
      – Я должна была попасть в Париж, и только я очутилась дома, как нагрянула полиция, – она повернулась к отцу: – Они искали тебя. Ими командовал некий Теофиль Тибо.
      – Они обыскивали дом? – Император спрашивал теперь почти официально, как при допросе.
      – Они хотели. Но я дала слово, что никого нет…
      – И свирепому Тибо этого было достаточно?
      – Он отослал своих людей и потом вернулся один.
      – Он угрожал вам, шантажировал?
      Каролина помедлила. Потом нерешительно ответила:
      – Мне показалось, что он скорее угрожал вам, ваше величество…
      – В каких словах?
      Она повторила слова Тибо.
      – Вот видите! – воскликнул граф. – Они замышляют убийство, мы должны что-то предпринять!
      Император промолчал. Он опустил голову, закрыв глаза ладонью, будто прислушивался к себе. Слова девушки – лишь их звучание – дошли до него и затронули то, чего, как он утверждал всю свою жизнь, у него нет – сердце. Неожиданно он сказал:
      – Вы очень любите своего отца? Извините, что я задаю такой вопрос, но я слишком часто наблюдал, как иссякает любовь, когда она требует мужества, настоящего мужества. – Каролина не ответила, и похоже, он и не ждал ответа. – А Летерп? – спросил он. – Вы его очень любили?
      Каролина замялась. Как часто она сама задавала себе этот вопрос.
      – Думаю, по-настоящему я полюбила его лишь в тот момент, когда потеряла его, – сказала она наконец.
      – Если бы я смог начать все сначала, я бы жил как короли, которые строили этот замок. Занимался бы лишь охотой, искусствами… и любовью, – он опять говорил скорее для себя самого. – Любовь. Я забыл, что это такое, – он сбоку посмотрел на Каролину.
      Какая-то таинственная сила заставила ее повернуть к нему лицо. Она замерла в ожидании. Он хотел что-то сказать, но слова, которые так часто и так легко слетали с его языка, обращенные к этой девушке, сейчас прозвучали бы как оскорбление. Всегда он пользовался словами любви холодно и расчетливо, как оружием. А теперь, когда он искал их, они не приходили. Он почти резко отвернулся.
      – Вы, должно быть, устали, – произнес он. – У меня еще есть дела. Спокойной ночи.

7

      Каролина вынула жемчуг из волос и расчесывала их, пока они не начали блестеть, потом убрала пряди со лба, заколов двумя черепаховыми гребешками. Тихонько мурлыкая себе под нос, она прошлась рукой по баночкам и флакончикам, стоявшим на туалетном столике. Наконец она остановила свой выбор на серебряной коробочке с миндальными отрубями. Отсыпав оттуда немного в одну из позолоченных фарфоровых ракушек, она добавила меда и размешала кашицу маленькой золотой ложечкой из своего несессера. Маленькой губкой смочила лицо и шею теплой водой, а потом осторожно нанесла коричневатую массу. Ежевечерние полчаса перед зеркалом превратились для нее почти в ритуал, даже если она частенько не делала ничего другого, кроме купания рук в лимонном масле. Лишь тогда день завершался и складывался в единое целое.
      Она смыла засохшую маску и нанесла на лицо, шею и руки немного смеси, которую изготовляла сама по старинному рецепту бабушки своего отца из миндального масла и пыльцы орхидеи. Потом вынула гребешки из волос, погасила свечи, бросила на пуфик нежно-желтый кружевной пеньюар и нырнула в широкую кровать с балдахином из серебристо-голубой парчи, свисавшей тяжелыми фестонами. Белье из камки приятно холодило ее нагое тело, от чего Каролина всегда испытывала блаженство. Аромат свечей еще стоял в воздухе. В камине тихонько горел огонь, наполняя комнату теплым живым мерцанием. На круглом столике красного дерева возле кровати стояли серебряная вазочка с подтаявшим мороженым и блюдо с фруктами.
      Каролина закрыла глаза. Чем больше она узнавала императора, тем все более загадочным казался он ей. Он не был похож на других мужчин, общаясь с ним, она не могла сказать, о чем он в действительности думал. Несколько раз за этот вечер у нее было такое ощущение, что он изучал ее – холодно и рассудочно. Она понимала, что люди могли ненавидеть его, и угадывала, почему женщины любили и все же предавали его.
      Звуки из комнат прислуги смолкли. В замке воцарилась тишина. Погруженная в свои мысли, она слушала тихий шепот языков пламени. Скрипнула половица. Каролина выпрямилась и прислушалась, но услышала только потрескивание поленьев в камине. Однако потом она различила звук поворачивающейся дверной ручки. Оклеенная обоями дверь, которую она не заметила раньше, открылась – и в проеме появился император.
      Каролина испуганно натянула пуховое одеяло на свое обнаженное тело. В полном замешательстве смотрела она на мужчину в белых облегающих шелковых рейтузах и голубой приталенной бархатной куртке, закрывшего за собой дверь и совершенно непринужденно севшего к ней на кровать.
      – Вам всегда надо носить волосы распущенными… – его рука, лаская, прошлась по ее иссиня-черным волосам.
      Каролина увернулась от его прикосновения и прижалась к изголовью кровати, ее шея, плечи и ложбинка между грудями обнажились.
      Император передвинулся вместе с ней, его руки коснулись ее плеч. Он склонился над ней, у Каролины по спине пробежал озноб. Было совсем тихо. Лишь шорохи догорающего огня наполняли сумеречную комнату – и тихий голос, заклинающий, настойчивый. Его ладони соскользнули с ее плеч и сомкнулись на ее руках, все еще судорожно цеплявшихся за одеяло над грудью. Император попытался ласково, игриво разжать ее пальцы. От его: рук исходила какая-то магическая сила, заставившая ее неожиданно обмякнуть. На лице императора появилась самоуверенная улыбка, улыбка мужчины, привыкшего брать все, что захочется, быстро, с налета, не задавая вопросов. Каролина восприняла эту улыбку как оскорбление, как вызов. Это была улыбка полководца, а не влюбленного. Она очнулась.
      – Ваше величество, в качестве кого вы здесь? В качестве императора? Полководца? Пожалуйста, мою накидку.
      Император взял в руки пеньюар, лежавший на пуфике рядом с кроватью.
      – Дайте мне его – и отвернитесь.
      Каролина взяла пеньюар. Император отвернулся, секунду помедлил и молниеносно повернулся снова. Однако Каролина уже лежала, облачив свое стройное тело в переливающийся шелк. Она рассмеялась ему в лицо.
      – Вы все же пришли как полководец, как человек стремительных сражений…
      – Свои лучшие я выиграл именно так! – Он сел к ней ближе и обнял ее двумя руками.
      Каролина не противилась, однако в ее глазах блеснуло: «Эту битву вы еще не выиграли».
      Казалось, он опять не слышит ее, а лишь ощущает ее близость.
      – Каролина, я люблю вас. С тех самых пор, с Сен-Дизье. Я не смог вас забыть.
      Она опять почувствовала силу, исходившую от его голоса, от его рук. Легкий стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Император выпустил Каролину и хотел поспешить к двери, но было уже поздно. В тени дверного проема появился камердинер Наполеона, кативший перед собой прямоугольный столик. Император набросился на него:
      – Ты что, знака не можешь подождать? – Слуга отпрянул.
      На его лице читались притворная покорность и безграничное любопытство. Пока он подобострастно кланялся и наконец захлопнул за собой дверь, его глаза зафиксировали каждую деталь увиденной сцены.
      – Каналья! – Император так наподдал столик ногой, что тот прокатился по всей комнате.
      Пламя свечей в серебряном подсвечнике колыхнулось, бокалы и тарелки зазвенели. При виде императорского гнева Каролина не удержалась и засмеялась.
      – Ведь он наверняка всего лишь выполнил то, что ему приказало ваше величество, разве не так? – К ней опять вернулась уверенность. – Я бы с удовольствием полюбовалась поближе скатертью-самобранкой. – Она посмотрела снизу вверх на императора. В этот момент он был для нее всего лишь мужчиной – мужчиной, заслуживавшим урока. – Это было задумано, – она показала на приготовленную со знанием дела любовную трапезу, – до или после?
      Император опустил глаза.
      – Простите, – он сделал шаг и взял ее руки. – Я должен был встретить вас раньше… – Он замолк, казалось, в нем происходила внутренняя борьба, он решал, говорить ли ему дальше. Потом он продолжил: – Кадет Бонапарт не мечтал о славе, а только о любви. Но женщины видели лишь его поношенный сюртук. А потом, потом – только его власть. – Он пристально посмотрел на нее.
      Ее глаза мерцали в полумраке, и он подумал, что она могла бы быть всем в его жизни: страстной любовницей, нежной матерью его детей, верной спутницей, блестящей императрицей. Он вдруг понял это с такой четкостью, которая обескуражила и лишила его дара речи, ибо одновременно он понял, что было слишком поздно, что у него уже не осталось времени.
      Резко и неожиданно он выпустил ее руки.
      – Спокойной ночи – и простите.

8

      Граф де ля Ромм-Аллери налил дочери из серебряного чайника апельсинового чая. В его глазах светилась отеческая любовь. До того дня, как им пришлось бежать из замка Розамбу, он всегда видел в ней лишь маленькую девочку. А с тех пор он осознал, что она стала взрослой – красивой, отважной женщиной.
      Каролина отставила свою чашку. Внешне она была спокойна и невозмутима.
      – Отец, – произнесла она, – у меня есть просьба. Я хочу вернуться в Париж. – Она увидела, как он улыбнулся.
      Догадывался, что произошло этой ночью? Приятно осознавать, что тебя поймут – даже без слов.
      – Мы вместе вернемся в Париж, – отозвался граф. Он поднялся и прошелся по комнате. – Говорят, что этой ночью император отрекся в пользу своего сына. – Он огляделся, словно желая удостовериться, что они одни. – Думаю, что это маневр. Он хочет выиграть время. Возможно, что союзники отведут в ближайшие дни части своих войск от Парижа. – Он остановился перед Каролиной и понизил голос. – У императора есть свыше пятидесяти тысяч солдат. За пару часов все могло бы быть решено – если удар будет безупречно подготовлен.
      – Тебя уже разыскивали в Париже, – напомнила она.
      – Я это учел в своих планах. Но «отречение» императора все изменило, к тому же существуют мои деньги, мое имя, мои связи с австрийским императорским домом.
      Каролина колебалась, сказать ему о сыне или нет. Но он должен это знать.
      – Филипп в Париже, Я не знаю, что произошло между вами тогда, в замке. Но – не могли он быть важной картой в твоей игре? Разве это не живое доказательство, что твой отход от Наполеона искренний?
      Отец положил руку на плечо дочери.
      – У меня есть другой козырь в этой игре, получше…
      – Ты имеешь в виду меня?
      – Да, тебя. Женщина с твоей красотой, твоей смелостью и с твоим умением держать язык за зубами… – Он испытующе посмотрел на Каролину. – Ну как, по плечу тебе такая роль? Тогда собирайся.
      Каролина откинулась на заднем сиденье кареты, напротив сидел отец. Через своего камердинера император пожелал им счастливого пути. Сам он, как было доложено, ускакал верхом и не вернется раньше обеда. Она слышала, как забрался на козлы Симон. Стражники открыли большие ворота, украшенные позолотой, лошади тронули с места. Карета выехала со двора и покатилась по аллее. Справа поблескивал пруд, у которого она стояла вчера вечером, за ним виднелся силуэт замка. Неужели это было вчера? Каролине показалось, что с тех пор, как они покинули Розамбу, прошла целая вечность. Пожар, ночное бегство, прибытие на бивак в Сен-Дизье, страшный момент, когда она обнаружила труп Летерпа, тихие дни в монастыре – как давно все это было. А ведь прошло всего две недели…
      Карета выехала с аллеи и свернула в лес. Каролина взглянула на отца. На его худом смуглом лице с глубоко посаженными глазами застыло напряженное ожидание, придававшее ему моложавый и бесстрашный вид. А что она, собственно, знала о нем? С тех пор как несколько лет тому назад он привез лихорадку из египетского похода, нет-нет да приковывавшую его к постели, граф жил уединенно в своём замке. Казалось, он был озабочен лишь своими владениями, своим состоянием – и своим здоровьем. Каждый год он совершал несколько длительных поездок на воды, один, без сопровождения; она никогда так и не узнала, на каких курортах он бывал.
      Скрип забиваемых под колеса колодок, чтобы карета встала неподвижно, вывел ее из раздумий. Всадник склонился к окошку, это был курьер из Фонтенбло. Он протянул ей в окно запечатанный сургучом пакетик, отдал честь и развернул лошадь. Каролина нерешительно подержала сверточек в руке, затем надорвала бумагу. Перед ней была узкая потрепанная тетрадка, густо исписанная с первой до последней страницы. Оттуда выпала записка. Она узнала нетерпеливый почерк Наполеона:
 
       «В этой тетради бьется сердце кадета Бонапарта. Ради мечты, для которой он хотел жить – или умереть. В моей жизни больше не будет ни одного мгновения, которое не принадлежит вам».
 
      Листок задрожал в руке Каролины. Подняв глаза, она столкнулась с понимающим взглядом отца.
      Каролина стояла перед трехстворчатым настенным зеркалом в своем будуаре. Месье Леруа, первый парижский портной, задрапировывал тончайшими, как дуновение, золотыми кружевами глубокий вырез на спине белого шелкового платья. Он отошел назад, проверил свое творение, однако остался недоволен.
      Каролина подозвала горничную.
      – Мелина, украшения! – Немолодая камеристка в черном платье протянула открытую шкатулку со сверкающими свадебными драгоценностями матери, которые отец вручил ей в часовне перед бегством из Розамбу.
      «Для Парижа!» – сказал он тогда.
      Этот день настал. Каролина надела на шею колье.
      Месье Леруа, стоя сзади, наблюдал за ней. Неожиданно его лицо просияло.
      – Графиня, я придумал, – он подошел к ней спереди. – Здесь, под грудью, пара драгоценных камней, как на ваших украшениях, бледно-лиловые цветы, серебристо-серые звезды, а внизу по подолу поблескивающая бриллиантовая крошка. – Он взялся за свой блокнот, чтобы зарисовать вышивку, как он ее себе представлял. – Об этом будет говорить весь Париж.
      Каролина не могла не улыбнуться его восторженности.
      – Месье Леруа, вы художник, но чтобы платье было готово к сегодняшнему вечеру, вам придется быть еще и волшебником.
      Портной низко поклонился.
      – Ради вас, графиня, станешь и волшебником.
      Каролина сделала знак камеристке. Мелина придвинула ширму, обтянутую дорогим старинным гобеленом. Каролина осторожно сняла вечерний туалет и опять надела домашнее платье из бирюзового жоржета. В двери появился слуга.
      – Музыканты прибыли.
      – Иду, – Каролина нетерпеливо дожидалась, пока Мелина застегнет на спине все крючки.
      Ее лихорадило. До вечера еще надо было многое сделать. Она сбежала вниз по лестнице. В холле ее ожидал Симон, которому весь этот театр был явно не по вкусу.
      Каролина остановилась перед ним и тихо, но настойчиво произнесла:
      – Не всегда бывает только прямой путь – и ты сам это прекрасно знаешь. – Он опустил голову и протянул ей серебряный поднос с новыми ответами на приглашение.
      Каролина поспешно вскрыла первый конверт. На ее лице заиграла победоносная улыбка. Она протянула Симону увенчанный вензелем листок:
      – Талейран!
      Умный ход ее отца – спрятаться за австрийскую миссию – таким образом удался. Талейран придет. Человек, который держит в своих руках все нити. Все будет, как задумано.
      Церемониймейстер дважды простучал жезлом. Дамы присели в реверансе, мужчины низко склонили головы. Волоча ногу, Талейран поднимался по широкой лестнице. В своем светлом длиннополом бархатном камзоле и белом парике до плеч он казался пришельцем из прошлого.
      Каролина, вместе с отцом стоявшая на первой лестничной площадке и приветствовавшая гостей, опустилась в глубоком реверансе. Талейран, поцеловав ей руку, обратился к графу:
      – Я должен пожурить вас, вы слишком долго скрывали от нас свою дочь. – Потом он улыбнулся Каролине: – Надеюсь, вы будете моей соседкой по столу. Я, наконец, хочу узнать из первоисточника то, о чем говорит весь Париж: историю таинственной незнакомки, которая, переодевшись казаком, вошла вместе с союзниками в Париж. Вы должны мне все в точности рассказать.
      Каролина отошла вглубь и подозвала лакея. Она взяла себе бокал шампанского и прислонилась к стене в нише боковой галереи, Ей нужна была пара секунд, чтобы прийти в себя и набраться новых сил. У нее кружилась голова от музыки, гула голосов, множества новых лиц, изысканных туалетов, от сладковатого тяжелого аромата белых лилий, украшавших дом. Она растерянно всматривалась в пеструю толчею. На какое-то мгновение в ее это показалось ей спектаклем. Но это была реальность, причем опасная реальность.
      Неподалеку от нее четверо офицеров стояли, окружив высокого стройного мужчину. Он стоял к ней спиной, и она не могла видеть его лица, но, тем не менее, Каролине показалось, что где-то она его уже встречала. Теперь незнакомец отступил на шаг назад и сделал жест, словно в руке у него была шпага» Офицеры довольно захохотали. Каролина задрожала от волнения, узнав этот молниеносно обозначенный удар. Существовал лишь один человек, так владевший шпагой: Жиль де Ламар…
      Каролина незаметно приблизилась к группе. Словно завороженная, она не могла оторвать взгляда от человека, все еще стоявшего к ней спиной. Вот он повернул голову, и его профиль четко обозначился на фоне черного мраморного пилястра: черты, в которых красота и сила сливались в единое совершенное и гармоничное целое. Каролина стояла как пригвожденная. В этот миг мужчина обернулся.
      – Дьявол, у нас появилась публика, – произнес он. – К тому же самая красивая, какую я могу себе вообразить, – он поклонился.
      Чересчур галантно, чересчур привычно, решила Каролина.
      – Прекрасная графиня, я благодарю вас. Участие, какое я вижу в ваших красивых глазах, показывает, что в нашем городе бьется еще одно сердце, не околдованное этим крысоловом Жилем де Ламаром… – Четверо офицеров, стоявших возле него, засмеялись, но было видно, что они втайне потешаются над ним.
      Ее дурачил призрак? И как она могла хоть на мгновение предположить в этом разодетом франте того человека, который тогда, в монастыре, спас ее от рук казака!
      – Графиня, вы, похоже, удивлены? Быть может, вы еще не слыхали об этом сорвиголове?
      Их взгляды встретились – на долю секунды Каролине показалось, что она увидела в его глазах нечто, не сочетающееся с этим салонным львом.
      – Жиль де Ламар? – Она нерешительно, даже с опаской произнесла это имя. – Нет, не припоминаю…
      – Вот дьявол! Она его не знает? Она не околдована им? Не мечтает оказаться в его сильных объятиях! Вы подарили мне надежду, графиня! – Он схватил ее за руку и склонился над ней с изысканной элегантностью.
      – Вы меня заинтриговали, – произнесла она.
      – Весь Париж заинтригован. Я пообещал этим господам, – он показал на офицеров, – ценный подарок, если они отыщут его и дадут мне скрестить с ним шпаги.
      – Вы хотите вызвать его на дуэль?
      – Да, черт подери! Представьте себе мое положение! Пробыл четверть года в Англии, возвращаюсь пару дней назад в Париж, ничего не подозревая, в благодушном настроении, в чемодане последние модные новинки – и наталкиваюсь на соперника! Я, которому принадлежал весь Париж! О нет!
      – Удар судьбы! – Каролина уже справилась с первым разочарованием.
      Теперь она была в своей стихии и находила забавной эту странную фигуру, похожую на комедийного персонажа.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16