Глава 5

Стояла ясная звездная ночь, луна сияла вовсю.

Слева в темноте едва виднелись невысокие холмы, а справа плоская равнина уходила в сторону залива. На шоссе — пустота.

— И ты поехал, — сказал я.

— Конечно.

— Ничего мне не сообщив.

— Ничего.

Шины тихо шуршали по асфальту и лишь изредка, наезжая на трещины, издавали негромкий хлопок.

— Я бы тебе тоже ничего не сказал.

— Знаю, — сказал Хоук.

По встречной полосе, мимо нас, по направлению к Салинасу, промчался огромный грузовик.

— Я прибыл, взял напрокат машину и приехал в Милл-Ривер, как она и просила. Встретился со Сюзан.

— Как она выглядела? — спросил я.

— Потрясающе, если не считать дикой усталости и напряжения — будто она в полном отчаянии, но не хочет, чтобы это стало кому-нибудь известно. Похоже, она даже себе ни в чем не признавалась.

— А голос? — спросил я.

— Как натянутая струна, — ответил Хоук. — Возьми смычок — и на нем можно сыграть интермеццо.

Я вздохнул.

— Предупреждал же, что будет непросто, — сказал Хоук.

Я кивнул. Хоук продолжал:

— Она сварила кофе. Свежие французские булочки и такие крошечные кунжутные печеньица. Выглядело, будто бы она разыгрывает из себя хозяйку. Потом она рассказала, что этого парня, Костигана, встретила в прошлом году в Джорджтауне, когда была интерном в Вашингтоне. В общем, она с ним познакомилась, и он предложил ей работу в местной клинике.

— В Милл-Ривер?

— Угу, — подтвердил Хоук. — В больнице имени Костигана.

— Семейный бизнес?

— Одно из многочисленных ответвлений.

Вдоль дороги стали попадаться неопрятные придорожные лачуги, в которых можно купить артишоки, клубнику и всякое такое. Фары высвечивали противные, написанные от руки вывески.

— А у Сюзан в то время были нелады с тобой, вот она и решила съездить проветриться. И она говорит, что Костиган ей действительно понравился. Но ей не хотелось забывать тебя совсем, поэтому она звонила тебе, а ты писал ей письма и разговаривал. Она не забывала тебя, но при этом держалась поближе к Костигану.

На правой обочине шоссе возник зеленый знак. На мгновение фары высветили сияющие буквы: «Мост Сан-Матео. 5 миль».

— А вот Костиган чего-то дергался. Хотел жить с ней вместе, но Сюзан сказала «нет». Он спрашивал: «Почему ты не бросишь этого голодранца из Бостона?» — а Сюзан отвечала: «Да потому, что я его люблю», а Костиган: «Как ты можешь любить одновременно и его и меня?» — а Сюзан: «Не знаю», — вот так они и проводили время в обществе друг друга.

— Мне кое-что известно об этом, — сказал я.

— В общем, она не могла вернуться к тебе и бросить Костигана, но также не могла позволить ему жить с ней. Поэтому в конце концов честно призналась себе: «Я, видимо, совершенно свихнулась», — и отправилась к психиатру.

Хоук рассказывал все это приятным бархатистым голосом, словно речь шла о братце Кролике и терновом кусте.

— Тогда я сказал ей: «Сюзан, да ведь ты сама психиатр», а она мне: «Знаю» — и качает головой. В общем, — повторил Хоук, — она пошла к психиатру...

— Упомянула, к кому именно? — спросил я.

— Нет, — сказал Хоук. — Но психиатр помог ей понять кое-какие проблемы. Тогда она начала отдаляться от Костигана, а тому это не понравилось, и он принялся наведываться к ней когда ни попадя. Даже когда она просила его этого не делать, он все равно приходил к ней на квартиру: у него был ключ. Даже когда она говорила, что хочет побыть одна и во всем разобраться. Наконец она сказала, что если он не успокоится, то она переедет в другое место, а он ответил, что ни в коем случае не допустит этого. Я спросил ее: «Что он может тебе сделать?» — но она лишь качала головой и повторяла: «Ты его не знаешь». Я предложил: «Может, ты мне все о нем расскажешь?», но она продолжала качать головой, и я видел, как у нее к глазам подступают слезы. Я спросил: «Почему бы тебе не уехать со мной? Мы бы со Спенсером все утрясли. Мы что хочешь утрясем». Нет, она не плакала, просто сидела и качала головой, но в глазах ее стояли слезы. И тут открылась дверь, и вошел Костиган с парочкой качков.

— Всего с парочкой? — удивился я.

— По-моему, сейчас я рассказываю, — сказал Хоук.

На часах приборной панели высвечивалось: «5.03».

— Сюзан спросила: «Рассел, что ты здесь, черт побери, делаешь?» — продолжал Хоук, — но Рассел повернулся ко мне и сказал: «Убирайся отсюда».

Я еле сдержал улыбку.

— "Убирайся отсюда"? — переспросил я.

— "Убирайся отсюда". Он показался мне слишком шустрым, но я не подал виду и стал прикидываться: «Праашу пращения, маса Рассл, но я тут гость мисс Сильверман». Качки же стояли рядышком и разглядывали свои туши в зеркале, прикидывая, у кого трицепс круче. Тогда Рассел сказал: «Ничей ты не гость, чучело, и катись отсюда».

— "Чучело"? — переспросил я.

— "Чучело". Я взглянул на Сюзан, а она застыла и...

— Что значит «застыла»? — спросил я.

— Замерла. По лицу ее блуждала полуулыбка, она, видимо, была напугана и зла одновременно, не двигалась, не говорила, выглядела совершенно на себя непохожей.

— Господи Боже, — выдохнул я.

— Угу, — кивнул Хоук. — Я и до знакомства с Расселом не испытывал к нему теплых чувств, а тут он принялся давить мне на нервы, говорить «убирайся» и всякие гадости. Поэтому я стукнул его локтем в зубы. Ненавижу без дела резать себе кулаки. Тогда два качка полезли на меня, и мне пришлось им врезать. С одним я, кажется, перестарался: врезал ему стулом, а проклятый ублюдок возьми да и умри.

— И тут, конечно, появились полицейские, — сказал я.

— Ага. Человек десять с дробовиками, в пуленепробиваемых жилетах и всяком таком...

— Хотя их никто не вызывал, — предположил я.

— Ага, — подтвердил Хоук. — Вошли как раз в тот самый момент, когда второй качок шлепнулся на пол.

— Вроде как поджидали за дверью.

— Ага.

— Тебя подставили, — сказал я. — Тебя хотели хорошенько разозлить, чтобы ты начал драться, а затем арестовать за нападение. И преподать нам урок.

— Думаю, ее телефон прослушивался, — пожал плечами Хоук.

— Полицией или Костиганами?

— Какая разница, — сказал Хоук, — если полиция принадлежат Костигану.

Глава 6

Справа, в тихих предрассветных сумерках, на самом краю залива, показался Кэндлстик-парк. Когда я был мальчишкой, там, на Поло-Граундз, играли «Джайянтс», а на Кезар-Стэдиум — «Фотинайнерз», и Сюзан Сильверман я тогда еще не знал.

— Полицейские потащили меня в тюрьму, и последнее, что я видел: Расселу подали лед в полотенце, чтобы он прижал ко рту, а Сюзан не двигалась, на губах ее застыла странная улыбка, и она плакала.

Я промолчал.

— Твоя фотография, — сказал Хоук, — стояла в ее квартире.

Впереди маячили очертания сан-францисского небоскреба «Трансам».

— "Чучело", — вспомнил я.

— Знал, что тебе понравится.

— Ты сломал Костигану три передних зуба.

— Несколько штук осталось.

— Знаю. Мы к ним еще вернемся.

— Разумеется, — сказал Хоук.

— Но сначала вызволим Сюзан.

— Конечно.

— А затем навестим Костиганов.

— Ну разумеется.

— И Милл-Ривер, — добавил я. — Прочистим слегка это местечко.

— Главное — во время нашей забавы не попасться копам, — сказал Хоук. — Думаю, они вскоре выяснят, кто ты такой.

— После чего проверят все авиалинии, агентства по найму автомобилей и вычислят нашу машину.

— У тебя как с деньгами? — спросил Хоук.

— Сотни две.

— Господи Боже, — сказал Хоук. — Тоже мне, Джим Брэди — алмазный король.

— Еще кредитная карточка «Американ экспресс».

— От нее будет много толку. На нее можно снять номер в отеле «Стэнфорд корт», а потом засесть в нем и заказывать выпивку, пока не придут полицейские.

— Не моя вина, — пожал я плечами, — что у тебя нет богатых друзей.

Мы съехали с автострады на Голден-Гейт-авеню, проехали мимо Сивик-Сентр и повернули налево к Ван-Несс.

— Надо бы убраться с улицы, — произнес я.

— Костиган поймет, что это ты все затеял, — сказал Хоук. — Возьмет твою фотографию из квартиры Сюзан, покажет тем придуркам, которых мы заперли в участке, и передаст: «Всем постам...» Вместе с моей физиономией. Меня станут искать за убийство, тебя — за укрывательство, и нас обоих — за побег из каталажки.

— Дальше по Гиэри-стрит есть гостиница с работающим всю ночь гаражом, — сказал я.

Хоук проговорил в сложенную рупором ладонь:

— "Всем патрулям: разыскивается впечатляющего вида афро-американец в сопровождении белого громилы средних лет".

Он въехал в гараж, получил талон и двинулся по проезду, выискивая пустую стоянку.

— Интересный получается разговор, — сказал я. — Я сломя голову мчусь в Милл-Ривер, спасаю тебя, как истинный рыцарь в белых доспехах, а ты отпускаешь шуточки про белых громил.

Хоук поставил автомобиль рядом с зеленым «БМВ» и выключил двигатель. Я вытащил из багажника сумку, взял из нее чистую рубашку и «найковские» кроссовки и переоделся. Автоматический двадцать пятый я сунул в карман штанов, тридцать восьмой заткнул за пояс и вылез из машины. Хоук выпустил рубашку из брюк, сорок четвертый сунул за ремень спереди.

— Хочу есть, — заявил он.

— Тут есть пышечная, — сказал я, — прямо через улицу. Открывается черт знает в какую рань.

— Сумку оставляешь? — спросил Хоук.

— Да, так лучше.

— А что, если мне пристроиться позади тебя и нести сумку на голове?

— Да, это неплохо для конспирации, — заметил я, — но может увековечить расовый стереотип.

Мы перешли Ван-Несс. На востоке, в конце Гиэри-стрит, едва заметно начало светать, и редкие машины уже стали выползать на улицы.

По Ван-Несс проехал автобус, остановился на углу, из него вылез какой-то пожилой азиат и направился вверх по холму, мимо гостиницы «Кэсидрал хилл».

Пышечная оказалась открытой и пахла свежесваренным кофе и горячей выпечкой. Мы взяли по два пончика и по два кофе, встали у стойки рядом с окном и начали есть. Чернобелая полицейская машина остановилась у входа, из нее вылезли двое полицейских и вошли в кафе. Молодые, с пышными усами. Один без фуражки. Взяли кофе, французские крученые пышки и вышли.

— Наверное, ищут «впечатляющего афро-американца и белого громилу средних лет», — сказал я. — Не удивительно, что на нас не обратили внимания.

Хоук ухмыльнулся.

— Давай посчитаем, — предложил он. — У нас есть две сотни долларов.

— Уже сто девяносто семь, — поправил я. — Пончики обошлись в три бакса.

— Сто девяносто семь долларов и семнадцать патронов. Мы в трех тысячах милях от дома, никого здесь не знаем, кроме, может быть, адвокатши, которая в данном случае вряд ли способна чем-нибудь помочь нам.

— Думаю, вся коллегия адвокатов не сможет снять с тебя обвинение в соучастии, — сказал я.

— Сюзан исчезла, и мы понятия не имеем, куда именно...

— Правда, нам известно, что тут не обошлось без Костигана, — напомнил я.

— А костигановский папаша — один из богатейших и гнуснейших граждан нашей великой страны, — сказал Хоук.

Снаружи рассвет посеребрил Ван-Несс-авеню, а непогашенные фонари приобрели чуть желтоватый блеск.

— У нас нет ни машины, ни смены белья, ни туалетной бумаги, ни шампанского. — Хоук допил вторую чашку кофе. — Какие мы с тобой счастливчики, — добавил он.

— Мы должны отыскать Сюзан, — сказал я.

Хоук перевел свой внимательный и бесстрастный взгляд на меня.

— Ну разумеется, — произнес он.

Глава 7

Небо над заливом порозовело, мы шагали по направлению к Юнион-сквер. Утро, семь часов.

По всей Полк-стрит бары и магазины одежды пестрели оральносексуальными названиями. Они только начали открываться.

— Необходимо организоваться, — предложил я.

— А еще достать бабки, — добавил он.

— Это входит в процесс организации. Самое главное — убраться с улицы и найти базу.

Мы с Хоуком двигались довольно быстро — двое мужчин, спешащих на работу, — нигде не задерживались и не останавливались.

— Наверное, нас уже начали разыскивать, — сказал Хоук.

— Наверное, но, быть может, они пока не достали фотографий.

— А им карточки не нужны. Копы будут останавливать всех черных, которые ходят вместе с белыми, вот и вся процедура, — сказал Хоук.

— Мы можем взяться за руки, — предложил я, — и слиться с окружающей средой.

В Сан-Франциско уже вовсю работал городской транспорт. Разъезжало множество такси и еще больше маленьких иностранных машинок.

Молоденькие женщины, благоухающие цветочными шампунями, душистым мылом и дорогими духами, были одеты в костюмы мужского покроя, узкие, с высокими разрезами юбки и держали в руках сумочки, весьма напоминающие портфели. Многие — в дорогих платьях — были обуты в кроссовки, а туфли на высоких каблуках прятали в пластиковых пакетах с логотипом «Найман-Маркус» или «ГАМП». Деловые женщины, полные задора, живости или отчаяния...

Земля обетованная.

У Юнион-сквер мы свернули на Пауэлл-стрит и двинулись к гостинице «Сан-Фрэнсис». Фуникулер не работал, так как линия была на ремонте, и поэтому движение на Пауэлл-стрит было как никогда оживленным. На углу Пост-стрит две прелестные женщины наблюдали за торопящимися на работу мужчинами. Когда мы поравнялись с ними, одна из них спросила:

— Джентльмены мечтают о приключении?

Хоук взглянул на меня, его лицо было готово расплыться в улыбке.

— В семь тридцать утра? — спросил я.

Обе блондинки. Та, что заговорила, — в аккуратном красном платье с большими белыми пуговицами. Высокие каблуки, волосы коротко подстрижены, как у принцессы Дианы, а макияж наложен умело и без вызова. Ее подружка — в авторских джинсах и хлопчатобумажном бежевом свитере с глубоким вырезом. Вместо ремня — толстый голубой шнурок.

Высокие каблуки.

— Для забав никогда не рано, — сказала Красное Платье.

— А что, леди, у вас есть куда нас отвезти? — спросил Хоук.

— Разумеется. Миленькая квартирка. Каждая из нас обойдется вам в сотню.

— По сотне за девиц с улицы? — спросил я.

Красное Платье пожала плечами:

— Мы стоим раза в два больше. Меня зовут Фэй, а это Мэг.

Я взглянул на Хоука. Он ухмылялся.

— Господь нас не оставил, — сказал он.

— Поедем на такси? — спросил я Фэй.

— Да, — ответила она. — Взять лучше напротив отеля.

Мы отправились к гостинице, и швейцар подозвал нам машину. Я сунул ему доллар, Хоук, я и Мэг сели сзади. Фэй расположилась рядышком с водителем.

— А вас как зовут? — спросила Мэг.

— Фрюк, — сказал я.

— Фряк, — сказал Хоук.

Мэг со всей серьезностью кивнула.

— Буду рифмовать, — сказала она, — так легче запомнить. Значит, Фряк — черняк.

— Фрюк — говнюк, — добавила Фэй с переднего сиденья.

Шофер расхохотался и отъехал от тротуара.

Мы объехали Юнион-сквер, двинулись по Стоктону, а затем через Маркёт. Остановились у четырехэтажного, с облупившейся краской бежевого дома на углу Мишн и Седьмой. В галерее на первом этаже размещался салон видеоигр.

Мы расплатились с шофером и вошли вслед за женщинами в дверь слева от арки. Короткий коридор, в конце — ведущая наверх лестница.

Поднявшись по ней, мы попали в квартиру с окнами на Мишн. Там была большая квадратная гостиная, по одной стене которой располагался белый моноблок: раковина, плита, холодильник.

Кушетка, застеленная зеленым плисовым покрывалом, дубовый стол, четыре хромированных стула с плетеными сиденьями и покрашенное желтой краской сосновое бюро. Напротив кушетки на фальшивой медной подставке помещался цветной телевизор, справа от моноблока — короткий коридорчик.

— Ребята, не хотите чего-нибудь? Выпить или еще чего? — спросила Фэй.

— Рановато, — сказал я. — Ничего, если я телевизор включу?

Фэй пожала плечами, а Мэг спросила:

— Кофе?

— С удовольствием, — отозвался Хоук.

Я включил телевизор, и на экране появилось лицо Дайаны Сойер. Так близко и вместе с тем так далеко. Я убавил звук.

— Ребята, сначала бизнес. Двести монет вперед, — сказала Фэй. Мэг колдовала у плиты.

— У вас есть сутенер? — спросил я.

Фэй взглянула на меня так, словно я был маленьким ребенком.

— Конечно. Без кота работать не дадут.

— Он приходит и каждый день снимает с вас деньги?

Мэг отвернулась от плиты и взглянула на меня. Фэй улыбнулась, подошла ко мне ближе, обвила шею руками и крепко-крепко прижалась ко мне всем телом.

— Забудь о нем, милый, лучше давай познакомимся поближе, — промурлыкала она.

— Ты его все равно почувствуешь, — предупредил я. — У меня за поясом пистолет, но я не полицейский.

Фэй отстранилась и спросила:

— Что за дела?

Мэг вернулась от плиты, в ее руках был кофейник, до краев наполненный растворимым кофе.

— Значит, вы, ребята, из полиции нравов, — догадалась она.

— Кто-кто, а мы меньше других подходим на роль полицейских, — сказал Хоук. — Когда приходит кот?

— Нет у нас никакого кота, — улыбнулась Фэй. — Вы, ребята, нас неверно поняли. Мы просто хотели слегка поразвлечься. А вам хочется развлечься?

— Нет, не хочется, — отверг предложение я. — Нам хочется знать, когда приходит за долей сутенер.

— Очень хочется, — добавил Хоук.

Передача по телевизору прервалась, чтобы уступить экран местным новостям. Восемь двадцать пять. На нем появились фотография Хоука и одна из моих. Я подошел и включил звук.

— Полиция, — сказал телекомментатор, — разыскивает двоих мужчин, совершивших дерзкий побег из тюрьмы Милл-Ривер сегодня рано утром.

Обе женщины уставились на экран, по которому проплывал текст: описание нашей внешности и приметы.

— Эти мужчины, прибывшие из Бостона, вооружены и очень опасны. А теперь репортаж из пекарни Нормана.

Я выключил телевизор.

— Они прибавили мне лишних пятнадцать фунтов, — возмутился я.

— Эта твоя фотография стояла у Сюзан в квартире, — сказал Хоук.

— Почему твой вес назвали правильно? Почему тебе не прибавили пятнадцать фунтов? — поинтересовался я.

— Господи Боже, — выдохнула Фай.

— Мы же говорили, что не полицейские, — успокоил ее Хоук.

— Правда, соврали насчет имен, — признался я. — Но это вы и так поняли.

— Что вам нужно? — спросила Мэг.

— Попробуем еще раз, — сказал я. — Когда кот собирает дань?

— По понедельникам и пятницам. — У Мэг была оливковая кожа, совершенно не вяжущаяся с платиновыми волосами. Она с трудом сглотнула, словно у нее болело горло. — Что вы намерены предпринять?

— Сегодня четверг, — сказал я, и Хоук кивнул. — Полтора дня на отдых и болтовню с милыми дамами, а потом явится кот с карманами, набитыми деньгами.

— Вы не сможете ограбить Лео, — заявила Фэй.

— Сутенеров грабить — одно удовольствие, — мягко произнес Хоук. — У них полно денег, и они не станут жаловаться полицейским. К тому же они этого заслуживают.

— Лео — дурной человек, — предупредила Мэг. — То есть действительно дрянь. Однажды он поджег девушку.

— Мы-то не девушки, — возразил Хоук.

— А с нами вы как поступите? — спросила Фэй.

— Никак, — сказал я. — Просто останемся на денек-другой, а затем исчезнем.

— А что, черт побери, будем делать мы? — поинтересовалась Фэй. — Пока вы собираетесь здесь рассиживать? Нам ведь на жизнь нужно зарабатывать.

— У вас намечается короткий отпуск, — обрадовал ее я. — Можете творить что вздумается, только вам нельзя пользоваться телефоном и покидать квартиру.

— И как долго? — спросила Мэг.

— Пару дней, — сказал я, — не больше.

— Просидеть тут с двумя бандюгами целых двое суток? Сейчас, как же! — фыркнула Фэй.

Хоук несколько секунд смотрел на нее, а затем прошипел:

— Ттттттттттттттт.

Фэй так и замерла с открытым ртом.

— Нам не нужны неприятности. Ребята, может, трахнете нас? — спросила Мэг.

— Нет. Отдохните пару дней от этого, — покачал головой я.

Мэг изумленно посмотрела на меня, и глаза ее широко раскрылись.

— Не хотите?

— Он говорит только за себя. Он влюблен, — быстро отреагировал Хоук.

— Это противоестественно, — заявила Мэг.

— Для него — естественно, — сообщил Хоук.

— Расскажите о Лео, — попросил я. — Он приходит один?

Фэй покачала головой:

— Не впутывайте нас в свои дела, мистер.

— Фэй, — сказал я, — вам придется впутатьcя. Я разыскиваю одну женщину и найду ее. Для этого я сделаю все, что потребуют обстоятельства, даже изобью двух невинных потаскушек. Итак, Лео приходит один?

— Нет, — отозвалась Мэг. Фэй, плотно сомкнув губы, молчала. — С ним всегда приходит Элли. Его телохранитель.

Мэг не смотрела на Фэй.

— Лео носит с собой пистолет? — спросил я.

Мэг покачала головой:

— Понятия не имею. Знаю, что у Элли пушка есть. А насчет Лео...

— В какое время он приходит?

— В пять. Ровно в пять вечера.

— Он до вас собирает деньги с других девушек?

Мэг пожала плечами.

— Может быть, вечернее время интереснее для работы? — предположил Хоук. — И он собирает дань днем...

— А сюда приходит напоследок, — вставил я.

— С полученной выручкой, — закончил Хоук. — Как это мило.

Из коридора двери вели в ванную и в две спальни. Я отправил обеих женщин в одну из них. Хоук привалился к косяку в коридоре и следил за тем, чтобы они не показывались, пока я набирал номер справочного Нью-Йорк-Сити и узнавал телефон Рейчел Уоллес.

— Это та самая писательница, которую ты спас от похитителей? — спросил Хоук.

Я набрал «212» и кивнул.

— Может быть, она не захочет тебе помогать, — сказал Хоук.

Раздались гудки.

— Но ведь я спас ее, верно?

— Да, это веский аргумент, — ухмыльнулся Хоук.

Наконец Рейчел Уоллес ответила.

— Это говорит Спенсер-гетеросексуалист, — представился я.

— Приятно узнать, что ты не повзрослел. Как дела?

— Плохо, — признался я. — Нужна помощь.

— Тебе нужна помощь?

— Да, — ответил я и все рассказал.

— К вечеру могу приехать, — сказала Рейчел.

— Не нужно, — отказался я. — Благодарю. Сейчас тебе здесь делать нечего. Лучше займись пока раскопками. Мне необходимо как можно больше узнать о Джерри Костигане и его отпрыске.

— А как имя отпрыска?

— Рассел. Я точно не знаю, как полное имя его отца — Джерри может означать Джеральд, Джером или что-то в этом духе.

— Хорошо, — сказала Рейчел Уоллес. — Разузнаю. В Нью-Йорке сейчас полдень. К ужину, думаю, достану необходимую информацию. Могу я тебе позвонить? — Конечно. — Я продиктовал номер. — Знай, помощь мне противозаконна, и, вполне возможно, тебе потом будут предъявлены обвинения.

— Знаю, — успокоила она. — Позвоню сегодня в девять вечера по местному времени.

— Буду на месте, — пообещал я и повесил трубку.

— Она ведь лесбиянка, — заметил Хоук. — Я однажды ее по ящику видел.

— Лесбиянка, феминистка, борец за права сексуальных меньшинств и скорее всего яростный противник расизма, — сказал я.

— На мой взгляд, ей далеко до идеала настоящей американки, — заявил Хоук.

Я встал, подошел к окну и выглянул на улицу.

— После того как разберемся с Лео, — сказал я, — нужно будет нанести парочку визитов. Первый — к доктору Хилльярду, а затем — к Джерри Костигану. — Кто такой доктор Хилльярд? — спросил Хоук.

— Эта фамилия стояла в ежедневнике Сюзан. Видимо, тот самый психиатр, к которому она обращалась.

— А где мы отыщем Джерри Костигана?

— Где-нибудь в Милл-Ривер. Думаю, Рейчел удастся откопать его адрес. Если же нет, значит, поедем и спросим.

— Приятно будет навестить старый добрый Милл-Ривер, — обрадовался Хоук.

Глава 8

Из телефонной книги я узнал, что у доктора Дороти Хилльярд кабинет на Русском холме, а из новостей — что «изнуряющая охота за преступниками» распространилась на весь прибрежный район.

— "Изнуряющая", — просмаковал слово Хоук.

— Все вверх дном перевернули, — сказал я.

— Вы действительно убили того человека? — спросила Мэг.

— Действительно, — подтвердил Хоук. — Но для его же блага.

Фэй молчала.

На ланч приготовили бутерброды с арахисовым маслом и растворимый кофе. Масло называлось «Скиппи». Хлеб был бледноватого цвета.

— Мерзость, — прокомментировал я.

— Обычно мы здесь не едим, — сказала Мэг в оправдание.

— Понятно почему, — кивнул я. И съел три бутерброда.

После ланча Хоук принял душ и немножко поспал. Я наблюдал за женщинами. Когда настало время ужина, Мэг сказала:

— Масла больше нет.

Таким образом, на ужин у нас были тосты из белого хлеба, клубничный джем «Крафт» и белое крестьянское вино. Вечерние новости повторили все, что было сказано в утренних и дневных выпусках. Я так и остался с пятнадцатью лишними фунтами. После выпуска новостей мы посмотрели программу о животных и замечательную передачу «Травмпункт».

— Еще денек подобной жизни, — заметил Хоук, — и я пойду сдаваться милл-риверским копам.

В девять часов позвонила Рейчел Уоллес.

— Джерри Костиган — под этим именем его крестили — проживает в Милл-Ривер, в некоем месте под названием «Крепость», Эта самая «Крепость» находится рядом с Костиган-драйв, которая выходит на Милл-Риверский бульвар.

— Я знаю, где находится бульвар, — сказал я.

— Очень хорошо. В сорок восьмом году Костиган унаследовал от своего отца небольшую автотранспортную фирму. Она послужила основой для нынешнего концерна «Транспен», который и сейчас занимается перевозками, но включает теперь и аэроперевозки, сельское хозяйство, гостиничный бизнес, сеть телестанций да еще и продажу оружия и боеприпасов. Иногда Костиган совершает набеги на шоу-бизнес, например, вкладывает деньги в производство кинофильмов. Какое-то время Джерри владел акциями компании звукозаписи, а сейчас, через Рассела, вкладывает деньги в производство видеоклипов. Компания принадлежит и управляется исключительно кланом Костиганов. Джерри — президент и председатель. Рассел — исполнительный вице-президент. Грэйс Костиган — жена Джерри и мать Рассела — записана как казначей. Их представительства имеются во многих городах.

— Удалось узнать что-нибудь непосредственно о членах семейства?

— О Джерри практически ничего. Затворник. Жертвует деньги консервативным и антикоммунистическим организациям. Однажды попал под расследование сенатской комиссии, изучавшей дело о рэкете в профсоюзах.

Расследование не дало результатов. Его имя связывают с нелегальной торговлей оружием на Ближнем Востоке и в Африке. Но никто никогда не выдвигал против него обвинений.

Судя по всему, он является одним из трех-четырех богатейших людей нашей страны. Родился в двадцать третьем году, женился в сорок четвертом и живет сейчас с той же женщиной. Рассел родился в сорок пятом. Поступил в университет Беркли, но степени не получил. Во время вьетнамской войны был призван в военно-морскую авиацию, однако в период обучения был уволен со службы в связи с пошатнувшимся здоровьем. Что именно ему вписали в белый билет, узнать не удалось.

Большинство этих сведений почерпнуто из старых газет, из рубрик «Кто есть кто». Увольнение было почетным. В семидесятом году Рассел женился на женщине по имени Тайлер Смитсон. Родилось двое детей: Хизер — в семьдесят первом и Джейсон — в семьдесят втором. Где они сейчас, не известно. Сведений о разводе нет. Частенько Рассел представляет в официальных кругах интересы своего отца: «Транспен» имеет в Вашингтоне, округ Колумбия, свой офис, и Рассел много времени проводит именно в этом городе.