Глава 4

Отчаянное завывание и всхлипывание ветра, порывы которого продолжали сотрясать хижину Сары, нарушая ее сон, не прекращались до рассвета. Было совершенно очевидно, что ее нежданному гостю не придется покинуть ее сегодня утром, как она рассчитывала накануне. А возможно, она этого боялась.

Ее влечение к нему было столь сильным, что было бы бесполезно отрицать это. И она не без печали признала, что репутация ее еще больше пострадает в ее собственных глазах, потому что обещание, данное ею себе самой, — жить беспорочной жизнью, подверглось серьезному испытанию.

Потихоньку, дюйм за дюймом, Сара сползла с кровати и отодвинула занавеску с окна. Используя ее вместо ширмы, она умылась, переоделась в свежее платье, потом расчесала щеткой волосы, надела новый чепчик и, собрав все свое мужество, шагнула из своего угла в комнату.

Она нашла своего гостя стоящим на коленях у очага и орудующего кочергой.

— Я сама этим займусь, — твердо сказала она.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся, откладывая кочергу:

— Я пытался уложить на место непослушное полено.

Сердце Сары вдруг забилось с неистовой силой, и она с трудом заставила себя успокоиться. Как ей удастся прожить целый день в обществе этого человека? Она взглянула на него и принялась изучать повязку на его голове, чтобы не смотреть на эти пленительные ямочки у него на щеках.

— Должно быть, вам лучше, — отважилась она сказать, направляясь в дальний угол хижины, используемый в качестве чулана, и извлекла оттуда полдюжины яиц.

Гость усмехнулся:

— Я так голоден, что и выразить не могу.

Он был довольно далеко от нее: их разделяло полкомнаты, и все же Сара буквально чувствовала его присутствие спиной, когда разбивала яйца в деревянную миску. Она продолжала ощущать тепло его взгляда, пока взбивала яйца в пену. Он сделал несколько шагов к ней. Ее окутало тепло, от которого словно плавилось все ее тело.

— Вам нужна помощь?

Господи, он стоял совсем рядом! Слишком близко.

— Нет, — пробормотала она, глубоко вздохнула и повернулась к нему. — Вам следует отдыхать, — упрекнула она его, моля Бога, чтобы он вернулся на свое место у огня.

— Нет, пока не получу прощения за вчерашнюю ночь.

Гость удерживал ее взгляд, и в его голубых глазах заплясали искры.

— Хочу извиниться за то, что проявил прошлой ночью недостаточно уважения к вам, Ангел. Я собирался уехать сегодня утром, но боюсь, что это пока невозможно. Раз уж вам придется терпеть мое общество, по крайней мере в течение сегодняшнего дня, я должен представиться вам как полагается. — Его глаза потемнели. — Я Томас Хэйс и искренне благодарен вам за все, что вы для меня сделали…

— Томас Хэйс? Капитан Томас Хэйс?

Глаза Сары расширились, и она отступила, держась за стойку, на которой взбивала яйца.

— Капитан Хэйс не должен был прибыть до начала следующего месяца, — возразила она, отстраняясь от него и стараясь крепче сжать колени, чтобы он не заметил их дрожи.

— Только официально. Я здесь уже две недели, инспектировал свои владения и как раз возвращался в Нью-Йорк, чтобы сделать последние распоряжения к своему торжественному прибытию, когда попал в бурю.

— Почему же горожане не знают о том, что вы приехали?

— Каждый человек имеет право на уединение. Даже герой войны.

Его слова прозвучали холодно и саркастично, и ей это показалось неуместным.

— Почему вы мне не сказали вчера, кто вы?

Выражение его лица изменилось, став суровым, но она заметила в нем и некоторые признаки неуверенности.

— Я не буду извиняться за то, что не сказал вам вчера своего имени. Дело в том, что мне нечасто доводится проводить время в обществе людей, особенно красивых женщин, не думая, интересует ли их моя скромная персона или моя репутация героя.

Сара старалась дышать медленнее и спокойнее. Если кто и мог понять его мотивы, то это, конечно, она. Ведь и она хотела бы скрыть скандальные слухи, окружавшие ее имя, как он стремился избежать того, чтобы его узнавали. Однако у нее было безусловное преимущество. В то время как ее дурная слава носила чисто местный характер, он был национальным героем и едва ли мог надеяться найти такое укромное местечко — будь то город или деревня, — где бы о нем не знали или не слышали.

Герой войны и городская отверженная — они оба были жертвами капризов общества, и их слава — его героическая, а ее скандальная — обладала для обывателей одинаковой притягательностью, делая их товарищами по несчастью.

Сара улыбнулась:

— Пока я буду готовить завтрак, может быть, вы накроете стол на две персоны?

Гость гостем, но у Сары была работа, были определенные обязательства… Дженни, Мэри Грейс и Анна ждали свои туалеты. Она обещала им, что примерка состоится на следующей неделе, а это означало, что у Сары оставалось мало времени на то, чтобы развлекать своего гостя или предаваться мечтам, несмотря на большое искушение.

К середине утра у нее уже булькал на огне горшок с похлебкой из ягненка. Сара с радостью и благодарностью приняла предложение Томаса подкладывать поленья в очаг и следить за варевом, пока она будет занята шитьем. Сара внесла только одно изменение в свои каждодневные занятия. После того как она сложила швейные принадлежности в коробку и поставила ее на пол, ей пришлось передвинуть рабочий столик ближе к огню, потому что из щелей между бревнами хижины сильно дуло. Теперь ей стало теплее, но она оказалась ближе к Томасу, и это мешало ей сосредоточиться на работе.

Роскошный черный бархат лег на ее рабочий столик и закрыл всю его поцарапанную деревянную столешницу. Привыкнув работать с дорогими тканями, которые были ей не по карману, Сара относилась к этому спокойно, без лишних эмоций, думая лишь о возможном заработке, о деньгах, которые получит за выполненную работу. Она старалась не думать о Томасе.

Она научилась шить, еще сидя на коленях у матери, и в своем ремесле достигла совершенства. К сожалению, ее родители не дожили до этой минуты, чтобы увидеть и оценить ее искусство, хотя то, что они умерли давно, когда ей было всего десять лет, спасло их от теперешнего позора, от скандала, обрушившегося на нее.

Сосредоточившись на своем занятии — она пришивала мелкими стежками корсаж к юбке, — Сара рассчитывала, что будет видеть только огонь в очаге. Но оказалось, что со своего места она видела лицо гостя. Он сидел в качалке у края ее рабочего столика и находился в поле ее зрения.

Тщеславие удержало ее от того, чтобы надеть очки, лежавшие в ее рабочей корзинке под клубками ниток, но пока это не мешало работе, глаза ее еще не устали, и она могла обходиться без очков.

Стежки у нее выходили идеально мелкими и ровными.

— Расскажите мне о своих владениях, — попросила она в надежде на то, что их беседа усыпит ее чувства и она сможет заниматься только своей работой.

— У меня тысяча акров лесных угодий, на расстоянии многих миль от цивилизации.

Голос его был мягким, даже мечтательным.

— Звучит чудесно, будто вы говорите о райских кущах. — Сара тотчас же пожалела о своих словах, потому что вспомнила, что он называет ее ангелом.

— Надеюсь, что это так. Мой дом расположен прямо посередине моих владений, на небольшом пригорке над озером. Там так светло, ясно, спокойно…

— И уединенно, — закончила Сара с улыбкой и не смогла удержаться от того, чтобы не взглянуть на него.

— О да, и уединенно. — Не отрываясь, Томас смотрел на огонь. — Я надеялся зажить там в тишине, но, как я понимаю, моя репутация станет для меня проклятием, а не благословением.

— Проклятием? Да вы представляете, сколько людей восхищаются вами? Возможно, мы проиграли бы войну, если бы не вы…

— Их восхищение — только позолота жестокой реальности войны, — возразил он, не дав ей закончить фразы.

Сара нахмурилась и отложила шитье.

— Люди ищут героев, которыми могли бы восхищаться. Они изголодались по героям…

— И готовы пожирать их, — горько усмехнулся Томас.

Она вздрогнула, а он провел рукой по волосам и вздохнул:

— Простите. Я не хотел об этом говорить и не хотел огорчать вас. Я не хочу казаться неблагодарным. Но последние три года я провел, стараясь отдалиться от войны, забыть ее, но куда бы я ни приезжал, где бы ни оказывался, люди окружали толпой того, кого привыкли считать героем. Они романтизировали и мою личность, и мои «подвиги», вместо того чтобы видеть войну такой, какая она есть, уродливой и бесчеловечной. Они прославляют смерть под именем патриотизма, они превращают обычных людей в героев, которых идеализируют, и пользуются этим, как им заблагорассудится.

Сара не позволила себе вступить в спор с капитаном Хэй-сом и возразить ему, считая, что он говорит циничные вещи. Но в чем-то он был прав. Люди, населявшие Ньютаун-Фоллз, соответствовали его описанию. По словам тети Марты, городские власти планировали множество мероприятий, рассчитывая, что блестящий и известный новый житель города будет способствовать его процветанию и привлечет к их городу интерес нужных людей.

Вчера вечером Сара поняла также, что ни одна из потенциальных невест в пределах сорока миль от города не отказалась бы выйти за капитана Хэйса только потому, что он был известен как национальный герой. И было множество таких, кто лопался от гордости только отгого, что столь славный человек должен был стать их соседом.

— Вы же не знаете людей, живущих в нашем городке, — сказала Сара, покривив душой.

— Не думаю, что они отличаются от других. Политики хуже всех, но и коммерсанты немногим лучше.

Удивленная столь категоричными суждениями о людях в целом, Сара все же поняла его, потому что сама за последние четыре года испытала горькие разочарования, боль которых осталась в ее сердце.

— Так вы собираетесь отвернуться от общества и похоронить себя в глуши лесов?

— Я не собираюсь исчезнуть. Я просто хочу наслаждаться нормальной жизнью.

Сара сейчас не подумала о том, что сама поступила точно так же, заперев себя в уединенной хижине, чтобы укрыться от своих хулителей.

— То, что вы так послужили своей стране, дает вам основание гордиться.

— Этим я горжусь, но я не могу считать героизмом то, что исполнял свой долг. Поздно ночью, когда я закрывал глаза, я ощущал запах пороха и горящей человеческой плоти. В ночных кошмарах я до сих пор вижу лица погибших людей. Я слышу крики боли и ужаса… я слышу последний шепот умирающих. — Томас помолчал. — Если люди так нуждаются в том, чтобы романтизировать героев, пусть изберут для этого кого-нибудь другого. Я вышел в отставку. Отошел от общественной деятельности. От общества вообще. Озадаченная, Сара вернулась к своему шитью, но ее пальцы тряслись слишком сильно, чтобы сделать хоть один стежок. То, что свой образ героя капитан Хэйс находил столь же тягостным, как она — скандал, окружавший теперь ее повсюду, потрясло ее до глубины души. Однако она не могла согласиться, что его положение героя было столь же удушающим и тяжким, как и остракизм общества, которому безвинно подверглась она.

— Вы нужны людям. Как друг, сосед и как герой, — отважилась она наконец сказать и заставила себя снова приняться за шитье.

— Когда вы побываете на готовящемся в городе приеме, вы со мной согласитесь.

Сара улыбнулась ему:

— Вы там даже увидите платье, которое я сейчас шью.

— А для себя вы шьете что-нибудь?

На мгновение ее руки замерли, и она почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек.

— Я… я не собираюсь на прием.

— По крайней мере это избавит вас от разочарования.

Она резко подняла голову и посмотрела на него:

— Разочарования? Почему я должна была бы испытать разочарование?

— Потому что гость, в честь которого затеян этот прием, на нем не появится.

Сара уронила шитье.

— Вы не можете говорить это серьезно! Все вас ждут, И вы не можете отказаться.

— Почему это не могу?

— Потому что это было бы несправедливо. Или не очень благородно. Вы ведь дали слово, что будете на приеме.

— Я получил приглашение через моего поверенного, а это не более чем объявление о готовящемся торжестве. Во всяком случае, я больше не принимаю команд ни от кого. Ни от кого.

— Значит, вам просто не понравилась форма приглашения, а не сам факт торжества. Но разве можно потакать своему эгоизму вместо того, чтобы испытывать благодарность за честь, которую вам оказывает общество?

— По-видимому, вы не слушали того, что я вам только что говорил. Если я посещу этот прием, это даст вашим горожанам повод романтизировать войну, отцам города плести интриги, чтобы убедить меня вложить средства в местные предприятия и набить за мой счет карманы, а каждой женщине виться вокруг меня в надежде выйти замуж за героя. Скажите, что я не прав, и, возможно, вы меня переубедите…

— Я не могу сказать, что вы не правы. В отношении большинства. Но есть и другие. Некоторые из них потеряли мужей, сыновей или братьев во время войны. Есть и такие, кто находит жизнь очень тяжелой, а временами и безобразной. Таким людям необходимо торжество вроде этого, чтобы передохнуть и почувствовать, что в жизни бывают и праздники. Может быть, вам следует побывать там, познакомиться с ними, Томас. Помочь им, и тогда, возможно, вы не будете относиться к ним так сурово и вам будет не так трудно понять, что означает для них настоящий герой и что ему надлежит делать. Герои обладают неким сплавом отваги и силы и в пылу сражения помогают людям понять цену жизни и смерти.

Томас словно загипнотизированный смотрел на эту женщину, осмелившуюся бросить ему вызов. Он был тронут ее выпадом, но она не смогла его переубедить.

— Но ведь вы сами не собираетесь на это торжество? Интересно, почему у вас нет желания побывать на этом «празднике жизни»?

Сара закусила нижнюю губу, и в глазах ее появилась печаль.

— У меня есть на это свои причины, но я все-таки думаю, что вы перемените решение и посетите этот прием. Ради тех, кто нуждается во встрече с героем, с кем-то, кто может им напомнить, что в каждом из нас есть хоть малая толика героизма, которая проявляется, когда жизнь становится уж очень суровой. Или несправедливой.

Томас готов был бы посетить тысячу приемов, если бы это могло изгнать печаль из ее темно-синих глаз.

— Возможно, я передумаю и явлюсь туда… но при одном условии.

Ее лицо тотчас же просияло.

— Позвольте мне сопровождать вас туда. Если вы соглашаетесь шить платья для других дам, вам нетрудно будет сотворить восхитительный наряд для себя. Лучше всего белый. Он вполне подойдет для такого особенного существа, как вы, для настоящего ангела.

Губы Сары задрожали, и слезы уже готовы были пролиться, но она справилась с ними.

— Боюсь, я не смогу принять вашего приглашения, — прошептала она, поднимаясь и покидая свое рабочее место прежде, чем Томас сумел придумать что-нибудь убедительное, чтобы заставить ее изменить решение.

Он был разочарован и пытался понять, что в их разговоре могло так подействовать на нее, что она отказалась от его предложения. Потом он вспомнил, что она говорила что-то о героизме с таким задумчивым видом, будто и ей в ее повседневной жизни нужна была отвага. Его интерес к ней все возрастал, и он предчувствовал, что ему придется выдержать не один бой за нее, хотя пока он еще не представлял с кем или с чем.

Сара бросилась на свою кровать и зарылась лицом в подушки. Тело ее сотрясалось от отчаянных рыданий, и глубоко запрятанная боль рвалась наружу.

У нее не было права бросать капитану Хэйсу вызов. Она не должна была побуждать его к каким-либо действиям: уговаривать посетить праздник или не хоронить себя в глуши, вдали от общества. Как могла она, избравшая уединение и затворничество вместо борьбы за свою репутацию, давать ему советы? Однако то, что она узнала от Томаса о бремени его известности, заставило ее задуматься, не сумеет ли она восстановить свое несправедливо запятнанное позором имя.

Но сейчас она должна была отклонить его приглашение, и ему следовало знать, что он пригласил парию в качестве своей дамы на это празднество. Но рассказать ему о своем прошлом Сара не могла — это означало бы совсем пасть в его глазах.

Когда ее бурные рыдания слегка поутихли и перешли в едва слышные всхлипывания, она зябко обняла себя руками за плечи.

Даже если бы он поверил, что ее позор был незаслуженным, она не могла допустить, чтобы он ради нее рисковал своим благородным именем и славой. И тем более она не могла сопровождать его на праздник, не поведав ему своей истории, потому что Уэбстер непременно воспользовался бы случаем унизить ее прилюдно. Снова унизить на глазах мужчины, имевшего право на ее любовь и преданность.

Сара почувствовала себя бесконечно одинокой, и сердце ее сжалось.

Но от звука шагов, приближавшихся к ее постели, оно вдруг бешено забилось, и она не могла справиться со своим смятением.

Глава 5

Когда Томас сел на край ее кровати, Сара лихорадочно вцепилась в простыни и крепко зажмурила глаза. Он не мог сидеть на ее кровати. Это было невозможно, немыслимо. Нет, должно быть, она заснула и это было всего лишь сном, быстро принимавшим форму кошмара.

— Ангел? Вы не спите? Нам надо поговорить.

— Уходите. Вы… вы не должны сидеть здесь со мной. Это неприлично, даже если это всего лишь сон и вы нереальны.

— Боюсь, что я вполне реален. Как, впрочем, и вы, Сара. Поговорите со мной. Скажите, что я сказал или сделал такого, что огорчило вас?

Сара несмело взглянула на Томаса. Это не было сном. Он действительно сидел в изножье ее кровати, а она не осмеливалась признаться себе самой, как легко ему было бы заключить ее в объятия.

— Вы не сказали и не сделали ничего дурного. Это я виновата, — прошептала Сара. — Я не имею никакого права указывать, как и где вам надлежит жить и посещать ли праздник…

— По-моему, вы плачете не из-за этого.

— Нет, не совсем, — пробормотала она.

Поняв, что наступил самый важный для нее момент, Сара стала мысленно молиться Богу, чтобы у нее хватило смелости рассказать о себе.

— Если бы я и захотела пойти с вами на праздник, я не могла бы принять вашего приглашения.

— Вы замужем? Или обручены? Поэтому вы не можете пойти со мной?

Она опустила глаза, чтобы не увидеть разочарования в его взгляде, когда он услышит правду.

— Нет.

— В таком случае это означает, что вы не находите меня подходящим спутником, достойным сопровождать вас. Возможно, я не соответствую вашим представлениям о том, каким должен быть герой. Я настолько вас разочаровал, что вы не хотите, чтобы нас видели вместе?

Сара с трудом перевела дух:

— Нет, для меня было бы большой честью пойти с вами на праздник. Но я не могу. Я была бы там нежеланной гостьей. Меня не считают достойной благородного общества Ньютаун-Фоллз.

Томас склонил голову набок и потянул за непокорный локон, выбившийся из-под чепчика, обвив им свой палец.

— Почему вы были бы нежеланной гостьей там, где вам хотелось бы быть, Ангел?

Сердце Сары бешено колотилось, но она уже не могла отступать. Теперь она должна была рассказать ему правду о себе.

— Я и прежде говорила вам, что я не ангел. А если уж речь зашла об ангелах, то я скорее падший ангел. По крайней мере так считает большинство горожан. Если им станет известно, что мы были здесь вместе, вдвоем, то они сочтут, что их презрение ко мне вполне оправданно.

— Потому что вы спасли мне жизнь?

— Потому что я оставалась здесь одна с вами. Как и почему это случилось, им безразлично.

Прикосновение Томаса волновало и смущало ее, и она попыталась отодвинуться подальше.

— Если вы приведете меня на это торжество, то окажетесь тоже запятнанным скандалом, исковеркавшим мою жизнь. Уважаемые люди, в особенности герои, не появляются открыто с падшими женщинами.

— Вы — падшая женщина? Мой ангел? Вы не позволили себе со мной ничего неподобающего, и я не представляю, как…

— Они вам не поверят. Ничто не может изменить их мнения обо мне.

Он взял ее за руку, и их пальцы переплелись.

— Расскажите мне, что случилось.

Хотя сейчас с Томасом Сара оказалась в гораздо более двусмысленном положении, чем когда-либо с Уэбстером, у нее не было ощущения, что она ведет себя недостойно, что поступает неправильно.

Ободренная нежным пожатием его руки, она торопливо пересказала ему все события, приведшие к скандалу. Томас ни разу не прервал ее. Когда Сара закончила свой рассказ, она подняла на него взгляд, чтобы понять, что он думает, и не увидела в его глазах ничего, кроме недоверия.

— Итак, вы говорите, что люди сочли вас падшей женщиной потому, что ваш жених вступил в близкие отношения с другой женщиной, родившей от него ребенка вне брака, и что именно его предательство послужило пищей для сплетен на ваш счет? Люди решили, что раз другая женщина родила от него внебрачного ребенка, это означает, что и вы пустили его в свою постель?

Сара кивнула.

— Ну это же смешно и нелепо! Неужели не ясно, что ваш жених сблизился с другой женщиной как раз потому, что вы отказывали ему в отношениях, которые считали возможными только в браке?

— Я надеялась, что они поймут это, но тетя Марта часто отлучается из дома, и я бывала одна, когда ко мне заглядывал Уэбстер. Это было моей второй ошибкой. А первой было то, что я приняла его предложение и ухаживания.

— Это его прихода вы опасались прошлой ночью?

— Да.

— Но, по-моему, вы сказали, что теперь он женат?

— Да, но он не хотел жениться на Олив. И поскольку теперь ни один мужчина не ухаживает за мной, он полагает, что я…

Сара смутилась и умолкла, чувствуя, как ее лицо и шею заливает яркий румянец стыда.

В глазах Томаса заполыхали синие искры.

— Так он все еще надеется забраться к вам в постель?

— Я пыталась отвадить его, но он время от времени пробирается сюда…

— В таком случае переезжайте в город, где у него не будет возможности явиться к вам незамеченным.

— Это не так-то просто, — возразила Сара. — Мне приходится считаться с теткой. И… и…

— И что? Ведь ясно, что переезд в город — единственная для вас возможность держать его на расстоянии.

— Я не способна на героические поступки, как вы. Я обычная женщина. У меня не хватит ни смелости, ни воли смотреть им всем в глаза и видеть в них враждебность каждый раз, когда я покажусь на улице или в другом общественном месте. Я не привыкну слышать, как они перешептываются, когда я иду мимо. Я не могу делать вид, что мне все равно, когда меня исключают из всех общих дел. Боль не так мучительна, когда я живу вдали от всех, в уединении. Я пытаюсь жить здесь тихо и незаметно и ждать, пока горожане изменят свое мнение обо мне. Мне показалось, что вы, как никто другой, способны понять, какое давление общество оказывает на нас.

С бьющимся сердцем Сара ждала его ответа. К ее величайшему удивлению, Томас сделал нечто совершенно неожиданное. Не произнеся ни слова, он приподнял ее голову за подбородок и поцеловал ее.

Один раз. Потом снова. Нежно и бережно, будто эти поцелуи были только обещанием страсти, упоительной страсти, которую когда-нибудь они могли бы изведать вместе.

— Прелестный, нежный ангел, — прошептал он, осыпая ее поцелуями.

Сара почувствовала себя в раю, но реальность тотчас же напомнила о себе и вернула ее с небес на землю. У них не было и не могло быть будущего. Только эта минута, а Сара желала его телом так же, как и душой. Ничего подобного она никогда не испытывала ни с Уэбстером, ни с каким-либо другим мужчиной.

Она осознала опасность, таившуюся в том, что она оказалась наедине с мужчиной, которого так безмерно и безрассудно желала.

— Томас, я не могу… мы не можем…

Его глаза пылали страстью, и он продолжал ласкать ее.

— Пожалуйста, Томас, вы должны уйти.

Он встал с ее постели.

— Спите спокойно, Сара. Мы поговорим об этом завтра. А пока, я думаю, надо принести в дом еще дров. Я схожу за ними.

— Дрова? Сейчас? В такое позднее время?

Томас встал на одно колено возле ее кровати и поцеловал Сару в кончик носа.

— Раз у вас в хижине нет водопада, которым я мог бы воспользоваться для охлаждения чувств, то мне придется провести какое-то время снаружи под ветром и снегом, чтобы утолить огонь, бушующий в моем теле. Спите.

Когда Томас наконец вернулся, она все еще лежала без сна. Сон не шел к ней, и Сара терзалась, потому что была уверена, что Томас, как и она, понимает, что у них нет будущего, и все, что ее ждет, — это лишь горькие и одновременно сладостные воспоминания.

К утру снежный буран наконец ослабел, но буря, бушевавшая в маленькой хижине, грозила гораздо большей опасностью.

Саре надо было проявить всю свою изобретательность, чтобы растянуть скудные запасы пищи, но с этим она еще могла как-то справиться. Гораздо сложнее было пытаться избегать Томаса в крошечной хижине. Для этого надо было обладать сверхчеловеческими способностями, которыми она не могла похвастаться.

Вынужденная надеть очки, потому что глаза ее устали от бессонницы и слез, Сара старалась занять свои руки работой. Томас совершил настоящий подвиг, сумев высушить дрова, которые принес прошлой ночью.

Пока Сара шила, в мозгу ее проносились тысячи мыслей. И все они так или иначе были связаны с Томасом и его поцелуями, которые она жаждала испытать вновь.

Когда он взялся за метлу и принялся подметать пол, она прервала свое занятие и посмотрела на него поверх очков, покачав головой:

— Что вы делаете?

— Я размышляю.

— Вооружившись метлой?

Он пожал плечами:

— Подойдет что угодно. Похоже, у вас нет желания продолжать нашу дискуссию. Поэтому я решил попытаться хотя бы немного прибрать. Ведь я учинил у вас вчера полный разгром.

— Мне очень жаль. Я должна выполнить свою работу. Но мы… мы можем поговорить сейчас же, если вам угодно. А пол я сама подмету позже, — предложила Сара, надеясь, что Томас проявит галантность и отвергнет ее предложение.

Однако он без малейших колебаний прислонил метлу к стене. И хитрая улыбка, сиявшая на его лице, тут же прогнала все достойные мысли из ее головы. Она вздрогнула, руки задрожали, и игла вонзилась в ладонь. Сара вскрикнула и дернулась.

Наперсток ее матери соскочил с пальца и, подпрыгнув на столе, упал на пол, рикошетом отскочил от одной из ножек стола и покатился прямо в очаг. Сара рванулась с места и поймала свою драгоценность, когда наперсток чуть было не угодил в огонь. С бьющимся сердцем она сжала наперсток в кулаке. Томас помог ей подняться на ноги.

— С вами все в порядке?

Смущенная разыгравшейся сценой, она только молча кивнула, поправляя свою одежду.

— Я уколола руку иглой и уронила наперсток своей матери, он укатился и чуть было не попал в очаг, — задыхаясь объяснила она.

Сара разжала ладонь, чтобы показать Томасу спасенный наперсток, но он смотрел на нее так упорно и выразительно, что она, казалось, даже забыла о том, что полагается дышать.

Не говоря ни слова, он наклонился, поднял с пола ее чепчик и протянул ей.

— Вы уронили свой чепчик.

Сара уставилась на эту деталь туалета. Румянец смущения окрасил ее щеки.

Существовал на свете только один мужчина, мнение которого о ее внешности было для нее важно. Она хотела бы, чтобы он считал ее красивой, пленительной, и вот он был здесь, с ней рядом и смотрел на ее непокрытую голову.

Теперь, когда он увидел, как коротко подстрижены ее волосы, у него появилась еще одна причина отвернуться от нее.

Его взгляд вызвал у нее оцепенение. Она была безмерно смущена и попыталась водрузить свой головной убор на прежнее место и убрать под него непокорные локоны.

— Теперь вы видели собственными глазами, какая я глупая, — сказала она шепотом.

— Глупая?

— Когда я решила, что Уэбстер преследует меня, я не знала, как его отвадить, и сочла это единственным выходом. Он всегда восхищался моими волосами, и я подумала, что, если отрежу свою косу и сожгу ее, он не станет… не захочет…

— Вы подумали, что он утратит интерес к вам?

Сара кивнула и попыталась проглотить ком, образовавшийся у нее в горле. Когда Томас подошел еще ближе, она отступила на шаг, потом еще на один и оказалась прижатой к своему рабочему столу. Она опустила глаза и уставилась в пол.