— Для члена правящей партии вы слишком пессимистичны, — заметила она — Неужели все на самом деле так безнадежно?

— Положение трудное, графиня, но не безнадежное. Мы долго ждали реванша и теперь своего не упустим. — Окинув Мегги снисходительным взглядом, граф добавил:

— Простите, я должен вас покинуть Рейф и князь Орков оживленно обсуждали стати лошадей, эта тема всегда пользовалась особой популярностью у мужского населения. После ухода графа де Комте Мегги присоединилась к мужчинам. Рейф сообщил ей, что русский князь приглашает их послезавтра на бал.

— Мы пойдем? — спросил он.

Решив, что на балу могут быть и нужные им люди, Мегги охотно согласилась, любезно добавив, что наслышана о знаменитом русском гостеприимстве.

Князь взял ее за руку и взглянул в глаза так, что только слепая не поняла бы, как жаждет он увидеть ее на балу, причем желательно одну, без спутника.

— Вы будете самым восхитительным украшением праздника, графиня, — томно сказал русский.

Несколько принужденно Мегги высвободила руку, давая понять Рейфу, что пора им переместиться в другое место. Поболтав то с одним, то с другим, чтобы не оставлять впечатления, что после общения с Варенном у них пропал интерес к приему, Рейф и Мегги покинули посольство.

Оставшись одни, они получили наконец возможность обменяться впечатлениями о французе.

— Что ты о нем думаешь? — первым спросил Рейф.

— Я рада, что выбор жертв исключает графа из числа подозреваемых. Мне он показался хитрым и коварным. Молва не лжет.

Мегги невольно поежилась, вспоминая холодный и липкий взгляд Варенна.

— А кто будет на балу у Оркова? — спросила, в свою очередь, Мегги.

— Генерал Росси, наш главный подозреваемый из стана бонапартистов, — с ленивой улыбкой ответил Рейф. — Надень свое зеленое платье, если только не боишься уронить репутацию, появившись в обществе дважды в одном и том же наряде.

— Думаю, моя репутация не пострадает, — колко ответила Мегги. — В конце концов, я всего лишь бедная вдова. Народ простит.

На этот раз Рейф не стал отпускать карету, провожая графиню в дом. Опасаясь, что Кэндовер захочет продолжить то, что началось между ними по пути в посольство, Мегги торопливо подошла к шахматному столику, предлагая продолжить игру. Весь Париж поднял бы их на смех, если бы стало известно, что сладкая парочка развлекается по ночам игрой в шахматы, предпочитая это занятие всем прочим. Мегги и сама верила в сие с трудом.

Игра шла медленно, то один, то другой игрок надолго погружался в глубокие раздумья, и закончилась матом. Мегги подумала, что концовка весьма символична, как и история их отношений.

После окончания игры Рейф встал, объявив, что намерен ехать в «Пале-Рояль», чтобы там отыскать загадочных заговорщиков.

— Говоришь, разговор был подслушан в кафе «Мазарин»? — уточнил он.

Кивнув, Мегги проводила Кэндовера к выходу. Высокий, сильный, казавшийся просто громадиной рядом с ней, Рейф был бы, наверное, оскорблен, усомнись она хоть на йоту в его возможностях, и все же Мегги с трудом противостояла почти нелепому желанию попросить его об осторожности.

Оказывается, Рейф угадал ее мысли.

— Не переживай, не полезу я в драку, — сказал он, усмехнувшись, и, бережно взяв ее за руку, поцеловал кисть, но не так, как того требует вежливость, а с чувством.

После ухода Кэндовера Мегги инстинктивно сжала ладонь в кулак, словно боялась растерять частицы его нежности. Эта ласка была, казалось, той последней каплей, что могла переполнить сосуд желания, возникшего у нее еще там, в экипаже.

"Вспомни, — жестко приказала себе Мегги, — сколько женщин перебывало в его объятиях. Невелика честь пополнить собой этот длинный-длинный список жертв обаяния герцога».

Однако уговоры не помогали. Мегги попробовала посмеяться над собой, но чувство юмора, так выручавшее ее в самые трудные минуты, в отношениях с Рейфом оказывалось бессильным. Едва сдерживая слезы, Мегги отправилась наверх, в спальню.

"Пале-Рояль» имел богатое и бурное прошлое. Часть здания была выстроена кардиналом Ришелье, в нем жили разнообразные родственники короля. Незадолго до революции де Шартрез значительно расширил территорию, обнес сад постройками, нижние этажи которых использовались как магазины, верхние — как жилье.

Сейчас дворцовый ансамбль мог бы служить наглядным примером упадка французской нации, превратившись в настоящее вместилище порока. Единственное хорошо освещенное место в Париже, оно собирало вокруг себя подонков всех мастей и национальностей.

Женщины, которых можно было там встретить, не относились к числу порядочных дам и даже дам полусвета. Сейчас одна из ночных бабочек, увидев богатый экипаж, поспешила к нему. Рейф невольно задался вопросом, что удерживает на теле ее наряд, настолько глубоким было декольте. Хорошо еще, что ночь выдалась теплая, в противном случае леди рисковала подхватить воспаление легких.

Женщина уже довольно поднаторела в своем ремесле, чтобы на глазок определять и национальность, и доход потенциального клиента.

— Английский милорд приехал получить удовольствие? — спросила она грубоватым голосом с провинциальным акцентом. Толстый слой пудры не мог скрыть морщин на ее лице.

Рейф ничем не выдал своего пренебрежения. Пусть она и была убогим некрасивым созданием и могла наградить триппером смельчака, решившего угоститься ею, и тем не менее эта женщина не хуже и не лучше полусотни других, бродивших в садах и ждущих под арками. По большей части проститутки мало чем отличались от дам высшего общества, разве что ценой, более низкой и оттого более честной.

— Я чувствую запах удачи. Надеюсь сегодня сорвать банк, — обходительно ответил Рейф.

— Тогда вам сюда, — махнула проститутка в сторону кафе «Мазарин» и добавила:

— Может быть, потом вам понадобится компаньонка, чтобы отпраздновать успех?

— Возможно, — неопределенно ответил Рейф. Пробившись сквозь толпу офицеров коалиционной армии, Рейф вскоре заметил нужную вывеску. В цокольном этаже располагался ювелирный магазин, открытый в столь поздний час. Скорее всего владелец надеялся, что удачливый игрок захочет купить какую-нибудь побрякушку, чтобы похвастать перед своей дамой.

Рядом со входом в магазин находился другой вход. Сумрачная лестница вела наверх, в кафе. Аляповато одетая женщина за стойкой зорко выглядывала новых клиентов. Неизвестно, что же она увидела в Рейфе особенного, но с ним решила поздороваться лично.

— Добрый вечер, милорд. Вы здесь поужинать или поиграть, а может, предпочтете подняться в номера?

В номерах можно было взять проститутку получше тех, что ловили клиентов на улице. Здесь вы застрахованы от того, что дама, с которой проведешь ночь, не наградит тебя триппером и не украдет кошелек.

— Мне сказали, здесь играют по-крупному, мадам. Может, после игры я захочу и поужинать.

Женщина кивнула и проводила его из обеденного зала в казино. Там все было так же, как и в других заведениях подобного рода. В одном углу — карточный стол, в другом — рулетка. За несколькими другими столами поменьше играли в фарсо и в вист. Мастера вовсю обыгрывали невинных голубков, решившихся поразвлечься. Прокуренный воздух, казалось, дрожал от напряжения, которое обычно возникает при крупной игре. Негромкий ропот перекрывался стуком костей и тихим шелестом карт, бросаемых на зеленое сукно. В общем, все то же, что происходит в подобных местах, никогда не казавшихся Рейфу привлекательными.

Однако он явился сюда не за удовольствиями, а за информацией, так что, хотелось ему того или нет, пару часов все равно пришлось провести за различными игральными столами. Из всех предлагаемых заведением игр Рейф уважал только вист, поскольку удачу в этой игре определял не столько случай, сколько мастерство. За игрой в кости, картами и рулеткой он обменивался дежурными фразами с другими игроками, предпочитая больше слушать, чем говорить.

И неудивительно: в основном разговоры сводились к политике. Однако здесь говорили то же самое, что и повсюду в городе. Хотя контингент был смешанным: французов и иностранцев поровну, если кто и придерживался крайних взглядов, то свое мнение предпочитал держать при себе.

Когда время уже далеко перевалило за полночь, Рейф решил было пойти подышать свежим воздухом, но тут его внимание привлек худой темноволосый мужчина за дальним столом. Парень довольно много выиграл, но удача неожиданно отвернулась от него, и все его деньги пропали. Достав последние, он положил на красное стопку банкнот. Лицо его, обезображенное красным шрамом через всю щеку, выражало последнюю решимость.

Все стихло. Внимание игроков приковала готовая разыграться драма. Рейф находился слишком далеко, чтобы увидеть расклад, но по облегченному вздоху человека со шрамом понял, что тот выиграл.

Этот эпизод так и остался бы совершенно незначительным моментом, если бы сидящий рядом с Рейфом француз не заметил:

— Похоже, Лемерсье опять при деньгах. Этому проходимцу всегда везет. Наверное, он в сговоре с самим дьяволом.

Фамилия показалась Рейфу знакомой. Порывшись в памяти, он припомнил, что она значилась в списке подозреваемых, хотя и не в первых рядах. Если он правильно запомнил, этот Лемерсье был офицером армии Наполеона, бонапартистом. Рейф взглянул на парня повнимательнее. Теперь, когда тот встал из-за стола, хорошо были видны знаки отличия. Да, капитан Генри Лемерсье.

— Позвольте угостить вас, чтобы отпраздновать победу, — предложил Рейф капитану. — Вы, кажется, сорвали банк.

— Позволяю, — насмешливо откликнулся везунчик, — сам-то небось проиграл, а?

Хозяйка принесла им бутылку плохого портвейна на столик в соседнем зале. Так Рейф сумел выяснить сразу две вещи: первое — незнакомец действительно был Генри Лемерсье, второе — портвейн далеко не единственный напиток, выпитый им за вечер.

По мере того как бутылка пустела, Кэндовер узнавал, что капитан терпеть не мог всех немцев, русских и англичан, за исключением его компаньона, и что он огонь, а не парень. Несчетное число раз Лемерсье похвалялся своими железными нервами, отмечая, что именно это качество помогает ему устоять за карточным столом тогда, когда другие теряют веру в успех и уходят ни с чем.

Беседа была бы совсем беспросветной, если бы не мелкая толика полезной информации: Лемерсье, как выяснилось, был завсегдатаем заведения («По крайней мере здесь обычно чисто играют, мой английский друг»).

Лемерсье чем-то напоминал хорька: те же суетливые жесты, тот же бегающий взгляд. Если догадка Рейфа была верна, парень относился к породе «запойных» игроков, а такой ради денег пойдет на все. Даже из собственных политических взглядов капитан мог бы извлекать вполне материальную выгоду. Вполне возможно, что он был одним из участников разговора, про который стало известно Мегги. Если так, то с каким иностранцем говорил француз?

Послушав болтовню нового знакомого еще с полчаса, Рейф пришел к выводу, что едва ли узнает больше. Может быть, имеет смысл встретиться с ним еще раз, но тогда придется прийти в казино пораньше, пока парень будет в состоянии соображать. Пьяный он был ему неинтересен.

Расплатившись с хозяйкой за портвейн, Рейф еще раз обвел взглядом зал. Какой-то блондин присел за столик напротив Лемерсье. Несмотря на полумрак и табачный дым, Рейф успел заметить, что новый посетитель одет не так, как одеваются французы. Вглядевшись попристальнее, Рейф узнал знакомца капитана. Им оказался Роберт Андерсон. Тот самый вездесущий чинуша из британской делегации. Любовник Мегги Эштон.

Англичанин нервничал, хотя уже однажды проделывал тот же путь с завязанными глазами. Как и в прошлый раз, вручив короткое предписание явиться без объяснения причин, стражники, не тратя попусту слов, усадили его в экипаж и, покружив по Парижу, доставили к боссу. Сегодня Ле Серпент позволил Англичанину снять повязку с глаз в своем присутствии.

Англичанин похолодел от страха, памятуя о предыдущем предупреждении, и уже начал было прощаться с жизнью, но короткий хриплый смешок отчасти рассеял его опасения.

— Не волнуйся, mon Anglais, ты меня не узнаешь. Тебе понадобится зрение для того, чтобы взять в толк, что предстоит сделать.

В темной комнате, освещаемой лишь огарком свечи, стояли стол и два стула, на одном из которых сидел Ле Серпент в маске, закутанный в широкий плащ, так умело скрывавший контуры тела, что угадать рост, а тем более комплекцию было невозможно. Обойдясь без вступления, он протянул Англичанину план расположения комнат в британском посольстве.

— Нарисуй мне новый. После того как зданием владела принцесса Боргесская, делались кое-какие перестройки. Особенно меня интересует, где сейчас расположена конюшня Кэстлри. И еще, опиши мне его лошадей, не упуская ни одной подробности. Меня интересует и внешний вид, и темперамент.

— Так вы что-то замышляете против Кэстлри? — не веря своим ушам протянул Англичанин. — Если с ним что-нибудь случится, головы полетят направо и налево. Он лучший друг Веллингтона, поднимут на уши весь штат посольства, но заговорщика найдут.

Действительно, малейшая неосторожность, и подозрение падет на него. Предстояло проявить чертовскую аккуратность при сборе сведений.

И снова Ле Серпент прочел его мысли, едко заметив:

— Можешь не беспокоиться за свою поганую шею. То, что произойдет с Кэстлри, будет выглядеть как случайность. Скоро и сам герцог окажется там, откуда он вряд ли сможет до тебя дотянуться.

Быстро набрасывая план конюшни, Англичанин стремительно соображал: из слов своего хозяина он понял, что покушение готовится на обоих, и на Кэстлри, и на Веллингтона, а это уже наводило на размышления. На Веллингтона покушались и раньше, но скорее всего Ле Серпент к этому отношения не имел. Сколько же можно выудить за эту информацию — вот в чем вопрос.

Ле Серпент интересовался распорядком дня в конюшне, потребовал выяснить все до мельчайших подробностей. Обсудив это, Ле Серпент стал выяснять распорядок дня хозяев тех самых лошадей.

Англичанин раздраженно заметил:

— Вы должны знать, что герцог не любит больших компаний, он даже не живет в посольстве. Как, по-вашему, я узнаю о его перемещениях?

— Я прекрасно знаю, где он живет, — ответил Ле Серпент. — Тем не менее он часто бывает в посольстве, и если у вас есть хоть крупица мозгов, вы все узнаете. В течение сорока восьми часов доставьте мне сообщение.

— А если я скажу, что не хочу больше на вас работать?

И время, и место для отступления было выбрано крайне неудачно, но Англичанин слишком устал и измучился, чтобы что-то соображать.

— Тогда вас уничтожат, — по-змеиному прошипел Ле Серпент. — Учти, mon Anglais, я могу приказать убить тебя, а могу и дать знать Кэстлри о твоей двойной игре, тогда ты будешь казнен своими же. Причем публично, на глазах родственников и друзей. Не думай, что сможешь купить свою жизнь, заложив мою, поскольку тебе все равно ничего не известно.

Черный человек встал, хлопнув ладонью о стол.

— Твоя жизнь у меня в руках, ты, самонадеянный петух. Я — хозяин, и поблагодари Бога, что я человек чести. Сослужишь мне добрую службу и будешь вознагражден, только не попадись в ловушку собственного тупоумия. Если вздумаешь меня предать, считай, что ты мертв. Так что выбирай сам.

Англичанин опустил глаза, стараясь таким образом скрыть страх, и тут же ему улыбнулась удача. На пальце Ле Серпента он заметил золотой перстень с замысловатым вензелем. При беглом взгляде Англичанин увидел ветвь, обвиваемую трехглавым змеем.

По этому перстню можно узнать владельца. Заикаясь, чтобы изобразить покорность, он прошептал:

— Я буду вам служить хорошо.

На самом деле Англичанину казалось, что он слышит победный звук фанфар. Он выяснит, кто такой Ле Серпент, и уж тогда ублюдок поплатится за свои оскорбления. Если он сыграет верно, банк, считай, у него в руках.