Но арест Джека являлся лишь началом. Мы представляли себе, что он лишь часть загадки, которую нам еще предстояло разгадать. Его мы решили взять первым, а теперь нам предстояло совершить еще одну очень важную поездку.
      Когда мы возвращались назад к дому Джека на Оксфорд-стрит, я воспринимал все произошедшее, как бы со стороны. Мне вспоминались встречи с Томасом Бернсом и сказанные им слова, чтобы мы ни о чем не сожалели. К моему прискорбию, этот совет оказался в реальности невыполнимым. Президент умер, и я всегда буду считать себя частично ответственным за его смерть, хотя ничем не смог бы воспрепятствовать случившемуся.
      Но я думал не только об убийстве президента. Оставался еще тринадцатилетний Дэнни Будро. И меня терзало явное наличие какой-то связи между этими двумя событиями. Так было с самого начала. Убийства и невероятная жестокость царствовали повсюду. Как будто по всему миру расползалась какая-то странная болезнь. Ее симптомы были особенно заметны здесь, в Америке. Я видел все это своими глазами, но не знал, как остановить этот кошмар. Да и никто не знал.
       Ничто еще не закончилось.
       Наконец, мы оказались в самом начале страшной тайны.
       Мы ехали туда, где все это замышлялось.
       Невдалеке уже показался дом.
      Джей Грейер снова взялся за рацию:
      – Доктор Кросс и я идем к парадному входу. Остальные должны прикрывать нас, словно одеялом. И никакой стрельбы, даже ответного огня. Если у вас это получится. Всем все понятно?
      Агенты все поняли, так как знали, насколько высоки ставки в этой игре. Медвежий капкан еще не захлопнулся.
      Грейер остановил черный седан почти вплотную к дому.
      – Ну, как, готовы к очередному шторму из дерьма? Вас не слишком коробит от этого, Алекс?
      – Полный порядок, – отозвался я. – Благодарю вас за то, что пригласили меня принять участие в охоте. Мне это было необходимо.
      – Не будь вас, и мы бы здесь не очутились. Ну, пошли.
      Мы выскочили из машины и двинулись по выложенной камнем дорожке. Мы шли рядом, шаг в шаг.
      Вот здесь-то все и начиналось.
      И дом, и улица казались такими невинными и привлекательными! Красивое белое здание, стилизованное под старину, возвышалось перед нами. Еще больше очарования ему придавала веранда, поддерживаемая колоннами. Рядом на траве валялись детские велосипеды. Все здесь казалось таким аккуратным и прилизанным. Что это, просто маскировка? Да, так оно и есть.
      Джей Грейер нажал кнопку мелодичного звонка.
       Джек и Джилл пришли на Холм…Но начинали Джек и Джилл именно здесь, в этом доме.
      Дверь открыла женщина в красном клетчатом халате. Она выглядела, словно картинка из каталога.
      Над входной дверью висел венок из виноградной лозы, который в дни Рождества должен был напоминать о терновом венце Христа. На нем красовался большой красный бант.
      «А вот и сама Джилл», – подумал я.
      Наконец-то мы вышли на настоящуюДжилл.

      – Алекс, Джей, Господи, что случилось? Только не говорите, что это светский визит.
      Джинн Стерлинг встретила нас в дверях своего дома. Отсюда я видел сверкающую лаком дубовую лестницу. Двери в обширную столовую тоже были из полированного дуба. На столике под шестифутовым зеркалом в прихожей высилась целая гора рождественских подарков в яркой упаковке.
      Дом Джилл. Генерального инспектора ЦРУ. Дом Чистюли-Джинн.
      – Так что случилось? Кстати, у меня готов кофе. Пожалуйста, заходите.
      Она говорила с нами так, словно мы с Грейером были ее соседями, живущими через улицу. Светский визит, да? Она улыбнулась, и ее крупные, выступающие зубы превратили улыбку в гримасу.
      Что случилось? У кого-то из соседей мелкие неприятности? У меня есть свежий кофе. Давайте поболтаем.
      – Кофе – это очень кстати. – Грейер всем своим видом показывал, что не прочь побеседовать.
      Мы прошли в дом, который она делила с детьми и мужем. С Джеком.
      Я пытался запомнить каждую мелочь. Сейчас все казалось мне исключительно важным. Как доказательства.Яркие цвета и изобилие во всем, как бы подчеркивали: «Мы американцы», но детали ясно добавляли:
      «И весь мир принадлежит нам». Французские гравюры. Голландские ткани. Китайский фарфор.
      Джилл-путешественница. Джилл-шпионка.
      В классических детективах часто упоминается принцип, которого я никогда не понимал: «Ищите женщину». Я пользуюсь своей фразой, которая помогает мне распутывать многие тайны: «Ищите деньги».
      Я не верил в то, что Джинн Стерлинг и ее муж действовали по собственному почину. И не купился на то, что Джек и Джилл просто охотились за знаменитостями. Эймс получил около двух с половиной миллионов долларов за то, что провалил с дюжину американских агентов. Сколько же отхватили Стерлинги за то, чтобы избавить кое-кого от неудобного президента? Того самого, который выступал против сложившейся системы?
      Но кто дал им эти деньги? Может быть, если ей немножко повыкручивать руки, Джинн и просветит нас? А я определенно собирался сделать нечто подобное.
      Кто больше всех выигрывал от смерти президента Томаса Бернса? Вице-президент, занявший его кресло? Уолл-Стрит? Организованная преступность? ЦРУ? Надо будет спросить Джинн. Возможно, она поделится с нами тем, что знает, за чашечкой дымящегося кофе. Может быть, об этом как раз и стоит поболтать.
      Она повернулась и провела нас в кухню. Джинн держалась очень спокойно и собранно. А я продолжал рассматривать мебель, обращая внимание на музейную чистоту в доме, хотя здесь проживало трое детей. Теперь мне становилось ясно, почему Джинн и ее муж могли позволить себе иметь такой роскошным дом в Чеви-Чейз. Ищите деньги.
      – В деле произошел какой-нибудь неожиданный поворот? – спросила Джинн. – Вы меня полностью обескуражили своим появлением. Что же все-таки произошло? Рассказывайте. – Она потерла руки, словно в предвкушении интересного повествования. Вот это актриса!
      – Да, кое-что произошло, – наконец, заговорил я. – Мы выяснили некоторые подробности относительно Джека. – «Ирешили взять сначала его, а потом уж приехать за тобой», – добавил я про себя.
      – Великолепная новость, – «обрадовалась» Джинн. – Ну, что ж, выкладывайте. Мне интересно, тем более, что Кевин Хокинс, как-никак, был нашим сотрудником.
      Мы прошли на большую кухню, которую я запомнил еще по первому визиту. Облицованные терракотовой плиткой стены и дорогие, сделанные на заказ, кухонные шкафчики. С полдюжины окон выходили на оранжерею и теннисный корт.
      – Мы арестовали вашего мужа Бретта по обвинению в покушении на президента, – спокойным и холодным тоном произнес Грейер. – Он уже заключен под стражу, а теперь мы приехали, чтобы арестовать вас.
      – Как тяжелоотслеживать даже малейшие нюансы, правда? – обратился я к Джинн. – Одна-единственная ошибка, и все рушится. И эту ошибку допустила Сара. Я думаю, что она была просто влюблена в вашего мужа. Вы об этом знали? Наверное, догадывались, что у Бретта с Сарой был роман?
      – Что вы такое говорите, Алекс? Джей, что происходит? Я ничего не могу понять.
      – Все вы можете, Джинн. Мы нашли в квартире Сары Роузен пленку, запечатлевшую убийство сенатора Фитцпатрика. Главным действующим лицом там выступает ваш муж. Бедная старая дева была влюблена в него. Может быть, вы и это планировали? Вряд ли. Вы и думать не могли о таком повороте сюжета. В квартиры Сары Роузен мы даже нашли отпечатки пальцев вашего мужа. Возможно, мы обнаружили бы и кое-что еще, если бы знали, что именно нужно искать.
      Ее глаза потемнели и сузились, превратившись в щелочки. Я понял, что она была не в курсе близких отношений Бретта и Сары Роузен.
      Конечно, само наличие у мужа помощницы не являлось для нее тайной. В последние дни нам стало известно, что Сара Роузен являлась агентом ЦРУ внутри Белого Дома. Так продолжалось уже в течение восьми лет. Именно поэтому Джек и выбрал ее, зная, что из Сары получится надежный партнер. Сара Роузен представляла собой идеальную Джилл. Она верила в справедливость их дела, по крайней мере, в том виде, в каком ей это подавалось. Сара придерживалась крайне правых взглядов. Томас Бернс собирался произвести серьезные перестановки в Пентагоне и ЦРУ. Некая мощная группа понимала, что его нововведения грозят дестабилизацией страны. Так бы оно и случилось. И они решили убрать президента. Так и появились на свет Джек и Джилл.
      – Ситуация складывается еще хуже, чем с Эймсом, – сказал Грейер. – Гораздо хуже. Да вы и сами должны это понимать.
      – Наверное, да, – медленно кивнула Джинн Стерлинг. – Я полагаю, – добавила она, переводя взгляд с Грейера на меня и обратно, – что вы гордитесь тем, что являетесь частью силы, способной нарушить преимущество США над всем миром. Наша сеть разведки всегда была лучшей, и остается такой по сей день. А президент оказался глупым дилетантом, захотевшим разрушить и ЦРУ, и армию. Во имя чего? Популистских перемен? Какая насмешка, какая печальная и неуместная шутка! Томас Бернс по своему уму и способностям так и остался торговцем машинами из Детройта. Он не должен был принимать решений, о последствиях которых не имел ни малейшего представления. Большинство его предшественников понимали это. Мне наплевать, какого мнения о нас вы, но я и мой муж – патриоты Америки. С этим, надеюсь, все понятно, джентльмены?
      Джей Грейер дал ей возможность выговориться, а потом заявил:
      – Вы и ваш муж – просто грязные предатели. И убийцы. С этим тоже все понятно, леди? Но в одном вы, безусловно, правы. Да, мы гордимся тем, что прищемили вам хвост. И это очень здорово.
      И тут кухню озарила яркая вспышка. Прокатился оглушительный грохот выстрела.
      Хватаясь за кухонную стойку и опрокидывая табуретки, Джей Грейер, согнувшись, повалился на пол.
      Джинн Стерлинг выстрелила в него из пистолета, который она прятала в кармане халата. Возможно, она видела, как мы подходили к дому, а может быть, по профессиональной привычке, всегда держала оружие под рукой. В конце концов, ведь это она была настоящей Джилл.
      Она резко повернулась ко мне, но я успел нырнуть за стойку.
      Тем не менее, Джинн выстрелила наугад.
      Еще один оглушительный выстрел, потом еще.
      Она продолжала стрелять, пятясь к двери. Потом побежала, и ее халат развевался за ней, словно пелерина.
      Я бросился туда, где лежал Джей Грейер. Он был ранен. Пуля попала в грудь, чуть ниже ключицы. Лицо его побледнело, однако сознания он не потерял:
      – Возьми ее, Алекс. Только живой, – задыхаясь, с трудом попросил он. – Возьми их. Они знают все.
      Осторожно и быстро я последовал за Джинн. Не убивай ее. Она знает всю правду. Мы должны выслушать ее. Ей известно, почему убили президента и кто отдал приказ. Она знает!
      Неожиданно в парадную дверь ворвался один из агентов Секретной Службы. За его спиной показался другой.
      Еще двое появились со стороны кухни. Все держали оружие наготове. На лицах читалась озабоченность.
      – Что здесь происходит, черт возьми?! – закричал один из них.
      – Джинн Стерлинг вооружена, но надо взять ее живой!
      В прихожую с улицы донесся шум, и сердце мое упало, когда я понял, что там происходит.
      Кто-то заводил машину.
      Одновременно послышалось жужжание мотора, поднимающего дверь гаража.
      Джилл пыталась спастись бегством.

      В моей груди все клокотало и, казалось, она готова взорваться, но сердце при этом оставалось холодным, как кусок льда.
      Брать живой несмотря ни на что. Она неизмеримо важнее, чем Джек.
      Вход в гараж из дома находился в конце большой солнечной комнаты. Помещение было залито слепящим утренним светом. Я вздохнул и осторожно, словно она могла взорваться, потянул на себя дверь. А она действительно могла. Меня ничего бы не удивило в этом доме, полном грязных фокусов.
      Между домом и гаражом находился небольшой темный тамбур около четырех футов длиной. Я пригнулся и двинулся вперед.
      В конце его меня поджидала еще одна закрытая дверь.
      Взять живой во что бы то ни стало.
      Я распахнул ее и прыгнул туда, где, по моим расчетам, находился гараж. В нем я и оказался.
      Тут же раздались три громких хлопка, и я тяжело упал на бетонный пол.
      Выстрелы!
      В ограниченном пространстве гаража они звучали оглушительно. Однако, слава Богу, удара пули в грудь или в голову не последовало.
      Я увидел, что Джинн Стерлинг высовывается из окна своего фургона, держа в руке полуавтоматический пистолет. Я вскочил на ноги.
      «Взять живой!» – звучал в голове приказ, и я снова пригнулся, исчезнув из поля ее зрения.
      Однако за этот короткий миг я успел увидеть, что в машине Джинн не одна. Она умудрилась прихватить с собой свою младшую дочь, трехлетнюю Кэрон. Стерлинг использовала ребенка, как щит, прекрасно зная, что мы не осмелимся стрелять. Маленькая девочка громко кричала от испуга. Как Джинн, будучи матерью, могла поступить таким образом?
      Я укрылся в темном углу за бочкой с машинным маслом. Мне нужно было сосредоточиться.
      На полсекунды я прикрыл глаза и набрал полную грудь холодного воздуха, смешанного с бензиновыми парами. Потом я принял решение, показавшееся мне единственно верным.
      Я выпрямился и выстрелил, целясь в сторону, чтобы не попасть в девочку.
      Потом снова спрятался в темноте за бочкой. Я знал, что никого не зацепил.
      Мой выстрел являлся, скорее, предупреждением. Последним предупреждением. Когда мы разговаривали на заднем дворе дома Стерлингов, Эндрю Клаук был абсолютно прав. «Призрак» из ЦРУ объяснял мне тогда то, что очень пригодилось сейчас. Игра ведется без всяких правил.
      – Джинн, немедленно бросьте оружие! – закричал я. – Не подвергайте опасности жизнь ребенка!
      Ответа не последовало. В гараже стояла звенящая тишина.
      Сейчас Джинн Стерлинг была готова на все, лишь бы убраться отсюда. Она спланировала убийство президента, отдала приказ и на каждом этапе оказывала убийцам помощь. Неужели Джинн готова пожертвовать жизнью собственной дочери? Ради чего? Неужели ради денег? Или во имя идеи, в которую они с мужем так верили? Но какая идея может стоить человеческой жизни? А тем более, жизни собственного ребенка?
      Взять живой. Даже несмотря на то, что она заслуживает немедленной казни прямо здесь, в гараже.
      Я снова выпрямился и послал пулю в лобовое стекло со стороны водителя. Осколки его брызнули во все стороны, а потом звенящим дождем рассыпались по бетонному полу.
      Шум был оглушающим, но мне было слышно, как в машине громко плачет Кэрон.
      Я видел Джинн Стерлинг сквозь остатки лобового стекла, расчерченные паутиной трещин, словно мозаика. Одна сторона ее лица была в крови, и женщина выглядела испуганной. Одно дело – готовить убийство, и совсем другое – самой оказаться под выстрелами и быть раненой. Или почувствовать удар пули в грудь.
      В три прыжка я очутился рядом с ее «вольво».
      Схватившись за ручку дверцы, я одним движением распахнул ее, прижимая подбородок к груди. Я стиснул зубы с такой силой, что они заболели.
      Я сгреб в кулак ее светлые волосы, сколько в него поместилось, а другой рукой изо всей силы врезал ей по физиономии. Совсем так, как недавно получил ее муж. Правая сторона ее лица даже хрустнула, встретившись с моим кулаком.
      Джинн Стерлинг обмякла и повалилась на руль. Мне показалось, что челюсть у нее стеклянная. Джинн была убийцей, но далеко не боксером-профессионалом, поэтому вырубилась с первого же удара. Я взял ее живой.
      Наконец-то, у нас в руках оказались и Джек, и Джилл.
      Девочка продолжала плакать на переднем сидении, но, к счастью, она осталась невредимой. Так же, как и ее мать. Лучшего я придумать не мог. У нас был Джек, а теперь к нему присоединилась и Джилл. Может быть, нам удастся услышать правду.Нет, мы добьемся правды!
      Я схватил девочку в охапку и крепко прижал ее к себе. Мне хотелось, чтобы она поскорее забыла только что случившееся здесь.
      – Все хорошо, все в порядке, – уговаривал я ее.
      Хотя в порядке было далеко не все, и я сомневался, что вообще когда-нибудь будет. По крайней мере, для детей Стерлингов и для моих собственных. Да и для всех нас.
      Никаких правил больше нет.

      Вечером, после захвата Джинн и Бретта Стерлингов все телевизионные программы передавали пространные и волнующие репортажи о случившемся. Кроме короткого интервью для CNN я не стал больше ни с кем контактировать. Я поехал домой и оставался там.
      Новый президент Эдвард Махони в девять часов вечера выступил с заявлением. «А ведь Джек и Джилл хотели, чтобы именно он стал президентом», – думал я, слушая его обращение к людям всего мира. Кто знает, может быть, и сам он был замешан в покушении. А может быть, и нет. Тем не менее, кто-то хотел, чтобы он занял место Бернса, который не доверял Махони.
      Я знал о нем только то, что он совместно с двумя кубинскими и партнерам сделал хороший бизнес на кабельном телевидении. Потом он занял пост губернатора Флориды и пользовался там большой популярностью. Я вспомнил, что за ним и его предвыборной кампанией стояли колоссальные средства. Ищите деньги.
       Янаблюдал за драматическим спектаклем, который устроило телевидение. Мы смотрели его вместе с Наной и детьми. Деймон и Джанель уже успели узнать слишком много, поэтому не было смысла уберегать их от подобных телепередач. С их точки зрения, папуля был настоящим героем. Мной следовало гордиться и, даже время от времени, слушаться. Хотя в этом я мог и ошибаться.
      Дженни и кошка Рози прижались ко мне, и мы следили за парадом новостей, рассказывающих о покушении на президента и последующей поимке настоящих Джека и Джилл. Каждый раз, когда я появлялся на экране, Дженни целовала меня в щеку.
      – Ну, как, тебе нравится твой папа? – спросил я ее после особенно громкого чмоканья.
      – Очень, – улыбнулась дочка. – Мы с Рози очень любим, когда тебя показывают по телевизору. Ты красивый и хорошо выступаешь. Ты мой геро-о-ой.
      – А ты что скажешь, Деймон? – Мне очень хотелось узнать мнение Его Величества по поводу происходящего на экране.
      – Отлично! – расплылся он в широкой улыбке. – Мне так хорошо внутри, – признался мой сын.
      – Понятно. А тебе не хочется меня обнять? – обратился я к своему юному боксеру.
      Он прижался ко мне, и я понял, что он счастлив оттого, что я сейчас с ними. Мне было очень важно убедиться в этом еще раз.
      – Мать семейства? – Последней свое мнение должна была высказать Нана. Она удобно расположилась в своем любимом кресле и крепко обхватила себя руками, следя за захватывающими новостями. Бабуля с головой погрузилась в фальшивые комментарии телеведущих.
      – Наше семейство в последнее время какое-то неполное, – объявила она. – Вообще-то я согласна с детьми, только мне непонятно, почему этот белокожий агент Секретной Службы все заслуги приписывает себе. Мне почему-то кажется, что президента застрелили именно тогда, когда он отвечал за его жизнь.
      – Его застрелили, когда мы все несли ответственность, – уточнил я.
      Нана пожала своими обманчиво хрупкими плечами:
      – В любом случае, я горжусь тобою, Алекс. И не потому, что ты герой, а потому, что ты – это ты.
      – Спасибо. Такие приятные слова можешь говорить только ты. И только мне.
      – Знаю. – Как обычно, Нана хотела последнее слово оставить за собой. Она усмехнулась. – А почему, как ты думаешь, я это сказала?
      В последние четыре недели я редко появлялся дома, и мы просто изголодались по обществу друг друга. Сейчас я не мог пройти по дому, чтобы кто-нибудь из моих детей не вцепился мне в ногу или не повис на руке.
      Даже кошка Рози, поддавшись общему настроению, постоянно путалась у меня под ногами. Она определенно стала членом семьи, и теперь мы радовались, что Рози оказалась у нас.
      Но я не возражал против такого ежеминутного проявления чувств. Я и сам истосковался по ним, и жалел только о том, что к нам не может присоединиться моя жена Мария. А в остальном все было прекрасно. Наша жизнь постепенно входила в нормальную колею. Я дал себе слово, что так будет и в дальнейшем.
      На следующее утро я встал, чтобы отвезти Деймона в школу Соджорнер Трут. Там атмосфера тоже постепенно нормализовывалась. Детская невинность обладает, к счастью, короткой памятью. Я остановился у кабинета Кристины Джонсон, но она еще не вышла на работу.
      Никто не знал, когда она сможет вернуться к своим обязанностям, но всем ее не хватало, словно лекарства от простуды. Как и мне. Все-таки она была необыкновенной женщиной, и я надеялся, что скоро Кристина придет в себя.
      Без четверти девять я уже вернулся домой. Здесь все было тихо и мирно. Я поставил на проигрыватель пластинку Билли Холидея «Наследие 1933 – 1958», одну из своих любимых.
      Телефон зазвонил ровно в девять. Проклятый звонок, словно из преисподней.
      Я услышал в трубке голос Джея Грейера и не мог сообразить, какого черта он звонит мне домой. Меня не интересовала даже причина его звонка.
      – Алекс, вам необходимо приехать в лортонскую тюрьму, – взволнованно выпалил он. – Немедленно.

      Я летел в федеральную тюрьму Вирджинии, нарушая все правила ограничения скорости. Голова у меня кружилась так, что, казалось, она вот-вот слетит с плеч и разобьет ветровое стекло. Как детектив по расследованию убийств, ты иногда думаешь, что тебе по плечу решительно все, но потом убеждаешься, что это далеко не так. Человек не в силах справляться со всем, что на него наваливается.
      Мне неоднократно приходилось и раньше бывать в тюрьме Лортон. Когда-то здесь, в тюрьме максимальной безопасности, содержался похититель детей и серийный убийца Гэри Сонеджи.
      Я приехал туда в десять утра. Утро выдалось ясное и прохладное. Несколько репортеров уже околачивались на парковочной стоянке.
      – Что вам известно, детектив Кросс? – сразу же насел на меня один из них.
      – Сегодня прекрасное утро, – заявил я. – Можете меня смело процитировать в своем репортаже. Не стесняйтесь.
      Сейчас здесь находилась чета Стерлингов, которых решили поместить в эту тюрьму до начала суда по обвинению в убийстве Томаса Бернса.
      Ах, здравствуйте, Алекс! Как мы рады видеть вас снова в лортонской тюрьме. Заходите, пожалуйста.
      Я встретился с Джеем Грейером на четвертом этаже. Здесь же присутствовал и начальник тюрьмы Марион Кэмпбелл. Оба они выглядели бледнее, чем побеленные стены здания.
      – Черт возьми, Алекс, – простонал Кэмпбелл, вяло отвечая на мое рукопожатие. – Пойдемте, скорее, наверх.
      На пятом этаже, возле комнаты для досмотра, находились несколько полицейских и сотрудников тюрьмы. Грейер и я последовали за начальником и его помощниками. Я почувствовал, что в горле у меня встал комок.
      –  Проклятье, –пробормотал я, когда мы вошли в комнату.
      Джинн и Бретт Стерлинг были мертвы.
      Оба тела лежали рядом на одинаковых столах из нержавеющей стали. Они были обнажены и ярко освещены мощными потолочными светильниками.
      Все увиденное находилось за границами понимания.
       Джек и Джилл мертвы.
       Джека и Джилл убили внутри федеральной тюрьмы.
      – Проклятье! Будь они прокляты! – бурчал я сквозь хирургическую маску.
      Бретт Стерлинг имел превосходное телосложение и выглядел внушительно даже после смерти. Его нетрудно было представить в роли любовника Сары Роузен. Я обратил внимание на то, что подошвы его ног выпачканы. Возможно, он всю ночь босиком мерил шагами свою камеру. Ходил и ждал, когда кто-то придет?
      Кто мог проникнуть в Лортон и совершить подобное? Был ли Бретт убит? Что здесь, во имя Господа, случилось? И как это могло случиться здесь?
      Джинн Стерлинг была очень белокожей. Однако физическими кондициями она похвастаться не могла. В своих серо-синих костюмах, сшитых на заказ, она смотрелась куда выгодней, чем нагишом.
      Над лобком, поросшим черными волосами, выступал дряблый живот. Ноги были прочерчены варикозными венами. Перед смертью или во время агонии у нее было носовое кровотечение.
      Однако было очень похоже на то, что никому из Стерлингов смерть не причинила страданий. Могло ли это стать для нас зацепкой? Охранник, проверявший камеры, обнаружил их обоих мертвыми в одно и то же время. В пять часов утра.
      Видимо, они действительно умерли одновременно. Действовал ли в данном случае какой-то план? Думаю, что да. Вот только чей план?
      Джек и Джилл пришли в лортонскую тюрьму… и что случилось с ними там? Что, черт возьми, случилось здесь этой ночью?.. Кто, в конце концов, убил Джека и Джилл?
      – Когда их привезли сюда, они прошли тщательнейший осмотр, – объяснил нам с Джеем начальник тюрьмы Кэмпбелл. – Это, конечно, выглядит как самоубийство, но все равно для этого им бы потребовалась посторонняя помощь. Между шестью вечера и ранним утром их кто-то отравил. Значит, кто-то имел доступ в их камеры.
      Доктор Марион Кэмпбелл смотрел прямо на меня. Глаза его были затуманены, дики и невероятно красны:
      – Под ногтем указательного пальца Джинн, – продолжал он, – обнаружены следы кожи и крови. Значит, она кому-то сопротивлялась.Ее убили. По крайней мере, я так считаю. Она не хотела умирать, Алекс.
      На несколько секунд я зажмурился, но это не помогло. Когда я вновь открыл глаза, ничто вокруг не изменилось. Джинн и Бретт Стерлинги, по-прежнему мертвые и обнаженные, лежали на металлических столах.
      Их казнили. Профессионально. Без всякой страсти или гнева. И это было самое страшное. Словно Джек и Джилл передали кому-то эстафету. И новые Джек и Джилл покончили со старыми.
      Может быть, это дело рук очередного «призрака»? Боюсь, что нам никогда не узнать истины. Так и было задумано. Мы не были настолько высокопоставленными людьми, чтобы прикоснуться к правде.
      За исключением, может быть, одного принципа: никаких правил не существует.
       Во всяком случае, для некоторых.

      Я любил, что бы все было аккуратно упаковано, завернуто в цветную бумагу и перевязано ленточкой с изящным бантиком. В любом порученном мне деле я всегда хотел оставаться победителем. Но каждый раз случается что-то непредвиденное. А может быть, если бы все и всегда проходило гладко, то это не приносило бы мне удовлетворения.
      Последующие два с половиной дня мне пришлось провести в доме Стерлингов, работая бок о бок с Секретной Службой и ФБР. Туда же явились и Джей Грейер с Кайлом Крейгом. Где-то глубоко в подсознании у меня теплилась надежда, что и Джинн Стерлинг, подобно Саре Роузен, оставила для нас в доме какую-то зацепку, чтобы мы смогли продолжить расследование и выйти на ее убийц. Так, на всякий случай. Она вполне была способна на любую месть. Так сказать, на любой последний, грязный фокус.
      Но наши поиски так ни к чему и не привели. Если Джинн и оставила что-нибудь после себя, то, видимо, нашлись специалисты, уничтожившие все следы.Такую возможность просто глупо было исключать.
      Ближе к вечеру третьего дня мы с Кайлом Крейгом сидели на кухне и беседовали. Мы оба смертельно вымотались. Открыв пару банок пива из запасов покойного Бретта Стерлинга, мы разговаривали о жизни, смерти и вечности.
      – Ты когда-нибудь слышал понятие «слишком много логических подозреваемых»? – обратился я к Кайлу, прихлебывая пиво.
      – Не совсем в таких терминах, но понимаю, как это подходит для нашего случая. Следуя сценарию, здесь можно думать на кого угодно: на ЦРУ, на военных, на крупный бизнес и даже на нового президента Махони. История редко движется по прямой.
      Я кивнул. По своему обыкновению, Кайл все схватывал на лету:
      – Прошло уже тридцать пять лет после убийства Кеннеди, но до сих пор с точностью установлено лишь одно: существование заговора, – напомнил я.
      – Да, никоим образом результаты медицинской и баллистической экспертиз не согласовываются с данными об убийце из Далласа, – кивнул Кайл.
      – Вот видишь, и здесь мы сталкиваемся с похожей проблемой: слишком много подозреваемых.Что касается Кеннеди, то до сегодняшнего дня никто так и не смог установить причастность ни Линдона Джонсона, ни армии, ни ЦРУ, ни мафии.