СССР, посёлок Ржанка Энской области, 19–21 июня 1982

Ночью они сидели на вершине огромной сопки, созерцая царь-реку.

Совсем не мёрзли в своих больничных пижамах – тепло было и безветренно. И очень тихо, лишь на самой границе слуха шуршали ленивые волны. Внизу, на длинной полосе плёса, просматривался весь посёлок, с такой высоты вовсе игрушечный – кучка домов, большей частью деревянных, еле освещённых несколькими фонарями. В отдалении мощные светильники по периметру больницы выявляли кирпичные, обнесённые высоким забором с «колючкой», корпуса.

Дальше была река. Неправдоподобно величавая и спокойная, в скудном свете она отблёскивала старым серебром, развернувшись широченной лентой, так, что противоположный берег с нависшими чёрными сопками, покрытыми дремучим лесом, выглядел нереальным, словно принадлежал иному миру. Безлунное небо, усеянное пульсирующими светляками звёзд, казалось отражением реки в зеркале вселенной, её трансцендентальным двойником.

– Это место древней силы, – говорил Ак Дервиш.

– Почему, батырь? – тихо спросил Руслан.

– На планете есть места, в которых сосредоточена природная энергия. Мы, христиане, не должны поклоняться им, но обязаны знать о сущностях, которые обитают там.

– Зачем?

– Потому что они влияют на мир и на нас, – ответил Дервиш, вглядываясь вдаль ясными глазами из-под седых кустистых бровей.

Руслан долго не мог понять, как он с первого взгляда не узнал в нём старика, с детства врезавшегося в его память. Потом решил, что Дервиш отвёл ему глаза – тот мог.

– На этом участке река течёт точно с запада на восток, и твой путь лежит туда же, – продолжал старик. – Сейчас мы прямо на пересечении широты Москвы и долготы Лхасы. Это значит, здесь – одно из средоточий Игры.

– Батырь, – вскинулся Руслан, – я думал, Игра идет в Центральной Азии…

– А это и есть центр Азии, – безмятежно отвечал Дервиш.

От него опять исходило ощущение нездешнего веселья, но сейчас оно не било могучей волной, а было спокойно и неявственно.

– Вернее, очень близко к нему, – продолжал он. – Отсюда на весь регион Игры расходятся силовые волны, превращающие его в кипящее человеческими страстями энергетическое море. Оттого, собственно, и идёт Игра, шла всегда, в разных формах. И лишь когда все умрут…

– …тогда только она закончится, – вздохнул Руслан.

Дервиш кивнул.

– Здесь ещё до нашей эры стоял посёлок людей, которые были древнейшим населением этого материка, чьи предки пришли, возможно, из самой Лемурии. Здесь сражались динлины, тюрки, китайцы и монголы. И, наконец, сюда пришли мы, русские.

– Я не русский, – заметил Руслан.

– Русский, – покачал головой Дервиш. – Или, если тебе больше нравится, евразиец. А сегодня дух Евразии воплотился в России, как до того воплощался в монгольской и тюркской империях.

– Ту гору, – продолжал он, помолчав, – что прямо напротив нас, кеты почитали священной и называли Дух-орёл. Неудивительно, что именно здесь тебя постигла шаманская болезнь.

– Вы уже говорили об этом, но я ничего не понял, – в голосе Руслана снова звучал вопрос.

Но ответа он не услышал. Как это не раз было в последнее время, без всякого предупреждения пришли голоса.

Он не осознавал, что произносит нелепые фразы вслух. Не осознавал вообще ничего. Теперь он знал, каково приходилось Розочке, и ощутил запоздалое раскаяние за тычки, которыми иной раз награждал его. Тем более что настойчиво вещавший в нём голос принадлежал именно убиенному поэту.

Голос смолк, будто Розочке опять с маху переломили шею. Ак Дервиш пристально смотрел на Руслана, поглаживая окладистую бороду.

– Это я и имел в виду. Ты подвержен влиянию тонкого мира. Ты – Отрок.

– Батырь, – Руслан полностью пришел в себя и вновь в нём поднимался неосознанный протест против чужих попыток решить его судьбу, – я так и не понял, что такое Отрок. Но если я слышу голоса, значит, я шизофреник…

– Ты не шизофреник, а одержимый. Вернее, можешь им стать, если дашь слабину, – сухо ответил старик.

Руслан вопросительно поднял голову.

– Когда духи избирают шамана, он заболевает. Это – естественная реакция человеческой души на вторжение бесов. Тебе становится очень плохо, в твоей жизни происходят ужасные вещи, тебя все обижают и смеются над тобой, ты можешь попасть в место, вроде этого, – старик сделал жест в сторону больницы.

– Это и есть шаманская болезнь, её начало, – продолжал он. – А дальше становится хуже. Начинаются видения. Ты вот слышишь голоса, но это не самое страшное. Иным кажется, что их разрубают на куски, заживо пожирают, вообще пытают всеми способами…

Перед Русланом предстали инфернальные существа, рвущие тело Асии. Усилием воли он удалил из сознания эту картину.

– И что потом? – голос дрогнул.

– Потом шаман, уже готовый подчиниться духам, выздоравливает и начинает им служить. Но ты – Отрок и христианин, ты можешь и должен им противостоять…

Руслан не стал выяснять, почему Дервиш записал его в христиане. Оставаться искусственным атеистом после всего произошедшего он не мог, но со своей конфессиональной принадлежностью, мягко говоря, не определился. Хотя помнил своё крестильное имя, которое в раннем детстве прошептала ему бабушка.

Однако сейчас юноша жаждал узнать более насущные вещи.

– Эти стихи…

– Они не нужны тебе. Ты принял на себя бесов покойного, – покачал головой старик. – Господин Симановский потенциально был великим стихотворцем. Возможно, с него началось бы возрождение русской поэзии, сравнимое с «золотым» и «серебряным» веком. Потому Артель и присматривала за ним. Но он поддался духам и потерял свой дар. Мы ничего не могли сделать.

Руслан вскинул голову.

– Ваша великая Артель села в лужу? – медленно проговорил он.

Ак Дервиш спокойно взглянул на него:

– Артель – не богадельня для гениальных мужеложников. Вадим Залманович мог бы сыграть роль Фета, но предпочел сочинять бессмысленные вирши и сгинуть в сумасшедшем доме. Это его выбор. Будь это не так, мы помогли бы ему. Но это так, поверь. Теперь в России вместо «бронзового» века поэзии настанет… скажем, «пластиковый», и Бог с ним. А у нас есть ты – Отрок, и мы, прежде всего, должны помочь тебе.

– Не очень-то хорошо у вас получилось, – злобно выпалил Руслан.

– Я уже доложил: тебя прикрывали очень плотно, – всё так же ровно ответил Дервиш. – Но наши люди были нейтрализованы противником. Артель не всесильна, поражения случаются.

– Я поверил тебе, когда ты мне рассказал… Но как такое могло произойти?

– Думаю, среди нас оказался предатель.

– Наверняка ваш «майор Иванов»! – Руслан вдруг в первый раз за это время вспомнил внимательные глаза и негромкую речь человека, которому он некогда безоглядно поверил.

Ак Дервиш укоризненно покачал головой.

– Наконец-то ты о нём вспомнил… Полковник Иван Викторович Тимащук убит во время этой операции снайпером противника…

Руслана словно окатили ледяной водой. Он понурил голову.

– Ты должен освободиться от поползновений бесов, избавиться от их проявления в твоём сознании, – настойчиво продолжал старик.

– Как? – почти прошептал Руслан. Ему было лихо.

Дервиш несколько минут сосредоточенно молчал.

– Это страшно и трудно, – наконец начал говорить он, – но тебе придётся. Иначе ты не Отрок. Но если ты не Отрок, ты погибнешь. Иного пути для тебя нет.

Руслан откуда-то точно знал, что старец прав.

– Что я должен сделать? – повторил он окрепшим вдруг голосом.

– В ночь летнего солнцеворота, послезавтра, ты должен пересечь реку, подняться на Дух-орёл и провести там ночь. Один. Я не знаю, что произойдет с тобой там, поэтому не могу ничего посоветовать, кроме как полагаться на своё чутьё и всё время читать молитву, которой я тебя научу. Знаю только, что ты увидишь вещи, которые покажутся тебе невыносимо страшными. Но они никак не повредят тебе, если ты останешься самим собой и не впадёшь в безумие. Если тебе это удастся, ты вернёшься живым, и заложенные в тебе от рождения силы начнут раскрываться. Мы с тобой уйдем из больницы и продолжим обучение. Если нет, значит, мы в тебе ошибались. Таковы правила Игры. Ты принимаешь их?

– Да, батырь.

Ночь летнего солнцеворота была очень темна – сполохи небесной реки плотно придавили тучи, отчего и река земная стала похожа на непроглядную дорогу. И было холодно. По крайней мере, Руслан дрожал, несмотря на старый тёплый свитер, раздобытый для него Дервишем.

Они вышли из больницы, как выходили весь этот месяц, когда старик решал, что ночная прогулка пойдет им на пользу. Дервиш просто проводил Руслана через вахту, открывал двери отделения своим ключом, они проходили через чёрный ход, потом мимо вохровской будки и выскальзывали на волю сквозь дырку в заборе, которую больничное начальство, почему-то, в упор не замечало. При этом ни санитары, ни охранники даже головы не поворачивали в их сторону. А если поворачивали, то равнодушно скользили взглядом, словно по пустому месту. Руслан как-то спросил старика, что происходит:

– Отвожу им глаза, – отвечал тот, словно сообщал разумеющееся. – Когда-нибудь и ты так сможешь. Может быть. Неважно.

Этой ночи Руслан ожидал, словно голодный пёс своей миски, одновременно умоляя все высшие силы, чтобы она никогда не наступила. От тоски даже сел клеить конверты, но быстро вскочил и, замученный тревогой, опять заметался от стены до стены, не слушая Джигита, который всё пытался что-то заискивающе говорить. С той ночи Руслан не хотел общаться с ним, хотя это именно он, правда, по понуждению Ак Дервиша, в конце концов, добудился доктора Бывалого.

Вообще, после убийства Розы статус Руслана здесь сильно поднялся. А «Блатная» палата сидела тише воды, ниже травы. Зубан и Серый снова отправились в тюрьму – их ждал суд и значительный довесок к не отсиженным срокам. Под суд угодили и Гестапо с Хромоножкой. Остальные отделались больничными наказаниями. А Руслан ходил в героях. Но это ничуть его не волновало. До сих пор он сознавал, что, скорее всего, проведет в психушке большую часть жизни: пару раз врач в московских «Серпах», где Руслан лежал на экспертизе, намекал ему на это. Потому и не рыпался. Теперь перед ним вновь сверкнула свобода и – Игра. И он ожил, как оживают под потоками небесной воды сухие лягушки в пустыне.

Перестал глотать таблетки – и «плохие», и «хорошие», перестал бесцельно сидеть за столом или бродить вместе со всеми по «греческому залу». Целыми днями тихо разговаривал со стариком или читал неведомыми путями добытые тем интереснейшие книги по истории, географии, религии и разведке.

Но сегодня он вёл себя, как раньше. А Дервиш спокойно клеил конверты, не обращая на него внимания. И лишь после отбоя подошёл к его койке и произнёс:

– Пора.

Вдали над сопками было ещё слегка розовато, но призрачное свечение неуклонно тускнело. Река рокотала совсем близко, дул приличный ветерок. Волны промозглого холода заставляли Руслана прятать кисти в рукава свитера, но и там он не находил тепла. Они быстро шли к берегу, туда, где, в стороне от мерно покачивающегося на понтонах причала, сохло на гальке множество лодок, прикованных цепями к тяжёлым бетонным тумбам. Это было гораздо выше каменистой отмели у Духа-орла на противоположном берегу, сейчас совсем невидимой. Но именно туда, по расчетам Дервиша, Руслана должно было снести течение.

Старик повозился с замком одной из лодок и тот легко открылся. Весла лежали внутри. Совместными усилиями они столкнули её в воду и закрепили весла в уключинах. Лодка тихо закачалась на мелких волнах. В воздухе стоял стылый запах ночной реки. Звуков не было, только плескалось чуть-чуть.

– Запомни, – заговорил Дервиш, голос его был глух, – я буду ждать тебя у причала всю ночь. Если с рассветом не вернёшься, ухожу, не возвращаясь в больницу. Помнишь молитву?

Руслан кивнул – желания говорить у него не было.

– На неё надейся, да на руководство своего Ангела-хранителя. И не говори с духами, не общайся! Помни: они – ничто.

Оглянувшись через плечо, Руслан увидел, что противоположный берег, наконец, стал вырисовываться. Пора бы: плечи и руки совсем онемели, свитер промок от брызг, юноша совсем закоченел бы на ветру, не греби изо всех сил. Торопился: был реальный риск попасть под буксир, тянущий длинную баржу с лесом, а то и под внушительный туристический теплоход. Но путешествие прошло благополучно – суровая река снисходительно позволила пересечь себя.

Нос лодки проскрежетал по угловатым прибрежным валунам. Руслан чуть не свалился, поскользнувшись, вытащил лодку и обернулся к горе. В душе его воцарилась стылая дрожь.

Гора уходила в непроглядную чернь неба. Кое-где проявлялись желтоватые скальные обнажения, по которым спускались похожие на длинных змей корни мрачных елей. Однако путь наверх был очевиден – надо было преодолеть несколько крутых, но проходимых мест внизу, а выше шёл более пологий склон, поросший деревьями.

Руслан был так впечатлен зрелищем, что забыл про холод. Нервно сглотнул, перекрестился и начал подъем, стремясь как можно скорее покончить с этим приключением.

Первые метры были ужасны: карабкался по камням, цепляясь за чахлые ёлочки и клочья травы, несколько раз едва не сорвался. Но мало-помалу приноровился и продвигался быстрее. Скоро даже представилась возможность передохнуть и оглядеться. Местечко, однако, было жутковатое. В двух шагах начиналась непроглядная тьма, из которой выступали корявые лапы елей. За стеной этой что-то всё время потрескивало, шебуршалось, иногда гукало… Юноша стиснул зубы и полез дальше, вернее, уже просто пошёл вверх.

Ноги пружинили на ковре мха, таком толстом, что под ним не ощущалось земли. С усилием, рискуя потерять глаз, продирался между елочками. Лицо царапали ветки, облипала паутина, несколько обитателей которой попали юноше под одежду и теперь сновали там, надо думать, в ещё большем унынии, чем он сам. Спустя минут пятнадцать таких мучений – ему они показались часами – Руслан вылез на место, вроде бы, не столь тесное. Здесь было даже что-то похожее на еле намеченную тропку, по которой он, вытерев со лба пот, грязь и клочья паутины, осторожно двинулся.

Сгущалось нечто. Боковое зрение фиксировало какие-то проблески, сполохи, но когда оборачивался, ничего там не было: очередная ёлка или камень.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!.. – вспомнил он про молитву и начал её не очень твердым голосом.

Но сразу замолк.

Потому что на ближайшем валуне спиной к нему кто-то сидел.

Юноша ошеломленно разглядывал сутулую фигуру в больничной пижаме, лысый череп с ясно видимыми даже в этой темноте лишаями и безобразной дыркой, вокруг которой запеклась кровь.

Голос был скрипуч, ещё более, чем при жизни.

– Розочка!.. – выдохнул Руслан.

Стихи прервались. Монстр повернулся к нему всем телом. Серо-голубое лицо с продавленной переносицей и висящим на кровавой ниточке глазом. Второй был цел, но интенсивно светился красным, а большой его зрачок был чернее всего, что Руслан когда-либо видел.

Огненный глаз повернулся, как колесо, черный зрачок зафиксировался на юноше, который стоял, не в силах осознать происходящее.

«Пойдем», – слово, похоже, само собой родилось в мозгу Руслана.

Роза поднялся, будто разом пророс в валуне.

Юноша почему-то двинулся за ним, как привязанный.

Розина голова лежала на плече, нелепо подскакивая при ходьбе. Из шеи торчал обломок кости. Но двигался довольно быстро, казалось, не переставляя ног, вёл всё дальше по склону, ловко лавируя между деревьями. Да и Руслан шествовал легко, как во сне.

Однако Роза всё больше удалялся и, наконец, совсем потерялся в темноте. Но Руслан каким-то образом знал, куда идти. А вскоре вместо Розиной лысины перед ним замаячил пронзительный красный огонек. Он был как последний пылающий внутренним жаром уголь в золе умершего костра, или как те тревожные огоньки, которые зимней ночью видишь из тамбура последнего вагона несущегося по снежной пустоте поезда.

Руслан шёл по каким-то высоким травам, совершенно неуместным здесь, более того, среди них то тут, то там вспыхивали разноцветные лица изысканных цветов, названий которых он не знал, да, скорее всего, таковых в человеческом языке не существовало. Огонек-поводырь пронизывал эту потустороннюю роскошь всё быстрее, увлекая в бег к неведомой цели. Но вдруг резко остановился. Руслан подбежал, очутившись среди валунов, густо покрытых могучим папоротником. Посередине чёрно-зелёной этой купели горел, переливаясь всеми оттенками красного, чудный цветок, похожий на заблудшую звезду.

Не раздумывая, Руслан подался вперед и обеими руками рванул это волшебство. Почему-то знал, что дОлжно было поступить именно так.

Цветок подался с тихим треском и остался в руках. На ощупь был теплым… живым. Руслан замер, рассматривая прихотливые светящиеся лепестки.

«Crazy!»

Грянул такой безумный хор, что юноша чуть не свалился замертво. Визг, рычание, хохот заполонили всё. Показалось: мир взорвался и летит в пустоту фейерверком адских огней под выделявшийся в общей какофонии отвратительный голос, старательно тянувший одну бесконечную строчку: «Crazy, over the rainbow, he is crazy»…

Вокруг вихрем завился хоровод страшных сущностей, самые безобидные из которых напоминали зверолюдей из его больничного видения. Особенно впечатляла голая тётка верхом на чем-то вроде помеси бегемота и тигра, увенчанного острым прямым рогом. Сама же жама была ровного синего цвета, покрыта трупными пятнами, а окровавленный рот, из которого торчали острые клыки, изрыгал запредельное непотребство.

Всё это тянулось к трепещущему огоньку цветка, который был уже не тёплым, а очень горячим. Но никто из существ не смел его коснуться.

Само небо как будто раскалилось, нереально засветилось красным, словно вот-вот должно было расплавиться и пролить на землю и все живые существа на ней потоп раскаленной плазмы. В этом безумном свечении деревья, казалось, истекают кровью и корчатся в безмолвной агонии.