Леонид закончил просматривать результаты математической обработки крамеровских наблюдений и потянулся было к отчетам Маккоубера, но в каюту вошел Дэн и объявил, что Юпитер уже на носу и пора готовиться к траверз-маневру.
       – Быстро, – сказал Леонид, собирая отчеты.
       – Преимущества новой техники, – сказал Дэн. – Это тебе не «Шкода» и не «Сузуки». «Тайфун» – хорошая скоростная машина.
       – Прекрасная машина, – согласился Леонид. – И комфортабельная. Очень удобно летать без скафандров.
       – Нет, – возразил Дэн. – Скафандры придется надеть.
       – Может, не стоит? Я полагаю...
       – Ты полагаешь. Здесь кто командир?
       – Здесь ты командир.
       – Тогда позволь мне выслушать твои соображения в скафандровом отсеке.
       В тесном отсеке они помогли друг другу забраться в скафандры.
       – Закрой гермошлем, – сказал Дэн.
       Леонид закрыл.
       – Связь? – спросили наушники голосом Дэна.
       – Есть. Слышу тебя отлично.
       – Давление воздуха?
       – Есть. Полусуточный запас. Можно подумать, что ты затеваешь десантную операцию или что-нибудь в этом роде.
       – Можешь открыть гермошлем. Нигде не жмет?
       – Немного в плечах. Ощущения черепахи в панцире не своего размера.
       – Потерпишь.
       – Конечно. В общем-то я терпеливый.
       – А я, значит, в частности.
       – Да. Это становится символом всех научных профессий нашего века.
       Коридор был узкий, пройти в пилотскую рубку можно было только по одному, и Дэн в белом скафандре проворно двигался впереди. Не задерживаясь, он с ходу нырнул в наклонную горловину овального люка, и, когда Леонид протиснулся в рубку, Дэн уже сидел в кресле первого пилота, слева, и застегивал на себе ремни. Леонид устроился в кресле второго пилота, справа. Кресла были одинаковые: высокие, чуть наклонные спинки, широкий разворот подлокотников с мягкими желобами для рук, а на концах подлокотников было что-то наподобие рукояток автоматических пистолетов – по три рукоятки на каждом конце, и держаться за них, наверное, было бы очень удобно. Леонид осторожно потрогал.
       – Мне ничего здесь не трогать? – спросил он.
       – Сколько угодно, – пробормотал Дэн из глубины шлема, окидывая взглядом показания неимоверного количества приборов.
       – Так... Значит, дубль-система ручного управления отключена и первый пилот полностью монополизировал управление катером.
       – Не говори мне, что это тебя удручает, – пробормотал Дэн. – Плохо слышу, включи скафандровую связь и проверь крепления ремней.
       Леонид включил и проверил.
       – А если у тебя случится приступ радикулита? – спросил он.
       – Красная кнопка, – сказали наушники голосом Дэна. – Не туда смотришь – на пульте, прямо против левого подлокотника. Последнее средство. Но больше ничего, кроме рации, трогать на пульте не советую. Катер сам выйдет по вектору ослабления потенциалов поля тяготения.
       – ...И, жизнерадостно оглашая радиоэфир сигналами бедствия, озаряя пространство красивыми вспышками красных ракет, пойдет слепым курсом по пеленгу окраинных радиомаяков. Широкоплечие, изнывающие от скуки пилоты-перехватчики спасательной службы под завывание сирен бросят давно надоевшие нарды и домино и устремятся в увлекательную погоню.
       – Ну, ну, занятно, – проговорил Дэн, включая экран переднего локатора.
       – А потом, встречаясь с тобой в Форуме или в Зимней Пирамиде, герои-спасатели будут с непринужденностью старых знакомых стучать тебе в спину огромными кулаками и с лошадиным ржанием вопрошать: «Ну, как дела, крестник?» И начнут предаваться веселым воспоминаниям: «Я, значит, вспарываю люк форсаж-резаком и, что характерно, чувствую, реактор катера на пределе. Ну, думаю, влезу я внутрь, а он сейчас ка-ак шарахнет, и будет это не катер, а банка с мясными консервами. Ну, влез я, братцы, а этот тип глазами лупает и, что характерно, даже ремни не сбросил. Что же ты, говорю, сякой-такой, даже не расстегнулся! Беру его вместе с ремнями, волоку к входу, а он упирается, вроде бы как не в себе. Кричу Рэнду, чтобы волок второго, а этого – под зад коленом и прямо в лапы Сержу. Ну, отошли и только загнали шлюпку в вакуум-створ перехватчика, ка-ак шарахнет – и, что характерно, катер в куски. А этот тип потешно так проморгался и спрашивает: что это, говорит, там блеснуло? Мы так и попадали друг на друга и от смеха чуть концы не отдали. У Рэнда в скафандре даже термос с горячим какао лопнул, и, что характерно, грудь ему здорово обожгло. Перед этим он трижды лазил в горящий „Мальборо“, и ничего, а тут с ожогами от шоколада в госпиталь угодил»... Скажешь, я неверно обрисовал ситуацию?
       – Не знаю, – ответил Дэн. – У меня еще ни разу не было приступа радикулита.
       – Ты какой-то сегодня... Ничем тебя не проймешь.
       – Просто я не в восторге от нашей затеи. Сначала Маккоубер барражирует в облаке с известным тебе результатом. Теперь и тебя туда потянуло... А я гоняю катера и каждый раз не знаю, чем это кончится.
       – Включи, пожалуйста, передний обзор. Летим, как вслепую.
       – Почему вслепую? Летим, как положено, по приборам. Не надоело еще смотреть на Юпитер? – Дэн чуть повел кистью левой руки.
       На экране переднего обзора словно распахнулся темный занавес, и Леонид на секунду зажмурился.
       – Ух, ты!.. – сказал он. – Папаша совсем уже рядом.
       Катер шел на Юпитер с солнечной стороны, и перламутровый блеск бело-зеленых, бело-голубых, нежно-розовых, желтых и кремовых облаков огромного шара немного слепил. Облака охватывали планету-гигант оплывающими поясами.
       – Ну вот, – сказал Леонид, – поздоровались. Теперь можешь выключить, если тебя отвлекает.
       – Ладно, – сказал Дэн, – ничего... – Голос у него стал мягче. – А то, действительно, как вслепую. – Помолчал и добавил: – Даже Папаша сегодня весь какой-то праздничный...
       Леонид неотрывно смотрел на Юпитер. Он обратил внимание на плывущий по ухабистым волнам облачного массива черный теневой кругляк и по его размерам догадался: тень от Ганимеда. Он поискал тень от маленькой Амальтеи, не нашел и подумал, что Амальтею, возможно, придется искать с ночной стороны. Значит, Рой можно будет увидеть только локатором.
       – И где-то там пасутся наши «Мамонты», – проговорил Дэн.
       – И дают молоко.
       – Прокисло наше молоко... – сказал Дэн.
       – Что делать, – сказал Леонид. – Это вы с Маккоубером позаботились о закваске.
       – Две тысячи стержней?
       – Да.
       – Никак в толк взять не могу, – признался Дэн. – Рой получает в сутки более шестидесяти миллионов стержней. И вдруг какие-то несчастные две тысячи...
       – Это были не простые стержни, Дэн. То есть, совсем не те стержни, которые выбрасывают за атмосферу наши «Мамонты». На Ю-стержнях записана информация о том, что делается в глубинах Юпитера, а на стержнях из экспериментального отдела, которые вы с Маккоубером подбросили в стаю, была записана информация иного характера... Информация о том, что делается в глубинах наших мозговых извилин.
       Дэн присвистнул.
       – Да-а-а... – протянул он. – Действительно... Но откуда Маккоубер выкопал эти стержни?
       – Когда мы проектировали систему «Физлер», нам нужно было отработать метод съема информации с полученных от «Мамонтов» стержней. Система «Физлер» должна была быть способна снимать со стержней информацию любой, даже самой высокой сложности. Вот мы тогда и решили принять за эталон Ц-информацию. То есть, ту информацию, которую с помощью специальной медицинской аппаратуры мог дать нам наш собственный мозг.
       – И вы ее, значит, на стержни... эту Ц-информацию?
       – Да. Ведь трудно было придумать что-либо сложнее, чем Ц-информация. И мы ее, значит, на экспериментальные стержни... Ну, отработали систему дешифровки на «Физлерах» и сдали Ц-стержни на склад за ненадобностью. А совсем недавно группа злоумышленников – некто Маккоубер, Дэн Фрост и еще какие-то две неопознанные личности – похитила стержни и тайно провела известную тебе диверсионную операцию под кодовым названием «Ютавр». Вот и весь детектив.
       – Так уж и весь?.. – усомнился Дэн.
       Он тронул что-то на лицевой панели радиостанции, и в наушниках тонко и нежно защебетало: «киу-киу, фью-фью, киу-киу, фью-фью»...
       – Что это? – спросил Леонид.
       – Радиомаяк на Ио. Новые позывные.
       Сплюснутый шар Юпитера на экране заметно подрос. Впрочем, ощущение его шаровидности постепенно стало теряться, планета теперь казалась больше похожей на огромный выпуклый щит.
       – Ты рассказал мне первую часть детектива, – напомнил Дэн. – Чего ради Маккоуберу понадобилось подкармливать «камбалу» Ц-стержнями?
       – Видишь ли, Дэн, здесь мы вступаем в область догадок... Тебе любопытно?
       – Еще бы! Ведь все ваши сумасшедшие идеи у меня... – Дэн похлопал себя по затылку шлема, – вот они где.
       Леонид помолчал, раздумывая.
       – Видишь, ли, Дэн... – повторил он. – Возьмем, к примеру, обыкновенное облако обыкновенной пыли. Пока оно не очень большое, мы к нему, в лучшем случае, снисходительны. Когда оно предстает перед нами в других масштабах, ну, скажем, в масштабе газопылевого скопления в одном из уголков нашей Галактики, мы начинаем к нему относиться с почтением. Потому что мы хорошо понимаем, что видимость стабильности и однородности такого скопления – сплошное надувательство, поскольку в этом сверхоблаке неустанно формируются довольно крупные космические объекта.
       – При чем здесь Маккоубер, Ц-стержни и «камбала»?
       – Не торопись. Для того, чтобы понять действия Маккоубера, нужно как следует уяснить себе ситуацию. Конечно, то, о чем я говорил, – всего лишь грубая аналогия... Или, лучше сказать – приблизительная модель нашей ситуации. Мне важно было дать тебе понять, как много зависит от существующих точек зрения на те или иные вещи. Мы смотрели на «камбалу» снисходительно, как на стабильнее и однородное облако стержней. Маккоубер смотрел на нее с почтением и тревогой. Поэтому Маккоубер первым из нас заметил, что «камбале» надоело быть просто однородным скопищем стержней, и она вдруг стала проявлять опасную наклонность к самостоятельному изменению своей структуры. Сначала это были «гравитационные мерцания», потом дело дошло до формирования внутри «камбалы» огромного количества хаотически перемещающихся сгустков.
       – Я видел их, – сказал Дэн. – На экране локатора. Одни из них формой были похожи на огурцы, другие – на веретена. Длинные такие, размерами, пожалуй, с наш катер, а то и побольше. Я удивился, каким это образом они ухитряются довольно резво перемещаться с места на место, и спросил Маккоубера...
       – Что он ответил?
       – Он так посмотрел на меня, будто я оскорбил его бабушку, и сказал, что ему абсолютно плевать на проклятые способы их проклятых перемещений. И тут же добавил, что, если стая «огурцов» надумает вдруг разлететься в разные стороны, Проекту – крышка. Потом он приказал мне выбросить в стаю Ц-стержни. Я выбросил. И больше мы к этому разговору не возвращались.
       – Все правильно... – задумчиво проговорил Леонид. – Ты требовал от него объяснений, которые дать он, конечно, не мог.
       – А ты бы мог?
       – Нет. Пока нет. Я могу лишь догадываться... Но одно ясно: во всем повинен комплекс специфических условий существования облака. И на особом подозрении – электромагнитные и гравитационные поля планетного и космического происхождения. Ну и, конечно, мощные потоки заряженных частиц, излучений. Вполне вероятно участие низких температур. А если учесть, что, кроме всего прочего, это скопище стержней до предела насыщено неизвестной нам информацией... Тут остается лишь развести руками.
       – И подать в отставку, как это сделал Маккоубер, – не удержался от ядовитого замечания Дэн.
       Леонид смотрел на выпуклый щит планеты. Щит сильно разбух. Разглядывая пухлый рельеф облачного покрова, Леонид подумал, что Юпитер похож сейчас на облако цветного дыма.
       – Ты несправедлив к Маккоуберу, Дэн. Маккоубер гений. Гений Проекта. Не знаю, хватило ли бы у меня духу сделать то, что сделал он, спасая Проект...
       – Ц-стержни?
       – Да. Он рискнул создать противоестественную смесь Ц-стержней с Ю-стержнями. Очевидно, надеялся, что Ц-информация сыграет роль своеобразного цемента, который сумеет объединить скопище стержней в единое целое. Ему повезло, он создал Рой – весьма загадочную для нас сверхсистему...
       – Он создал чудовище, – проворчал Дэн.
       – Он создал Ютавра. Как бы там ни было, Маккоубер добился своего. «Огуречная» стая была на грани распада – ты ведь сам говорил, что она раздулась в объеме раз в пять больше обычного. Разлетелись бы наши «огурчики» и «веретенца»... да, спасибо, Маккоубер помешал. Ютавр, конечно, игривое и очень непонятное созданьице, но зато какое компактное! Единый, целенький организм. И главное, видимо, универсальный. Содержит в себе информацию о Юпитере и, кажется, не брезгует информацией из Большого Космоса. Был у меня однажды случай убедиться в этом...
       – То-то, я смотрю, у тебя сегодня отличное настроение... – сказал Дэн. – Уж не хватил ли ты через край?
       Леонид рассмеялся.
       – Однажды то же самое сказали Маккоуберу, когда он задумал сбросить в Юпитер три миллиона «Мамонтов».
       – А... Ну, в таком случае, остается выяснить, что теперь задумал ты.
       – Если идею Маккоубера можно было назвать одним словом «Количество», то мою теперешнюю идею, пожалуй, стоило бы помянуть словом «Качество». Я задумал установить с Ютавром прямой контакт. Другого выхода нет. И никакие «Физлеры» здесь не помогут. Сверхсистема «Человек» и сверхсистема «Ютавр» должны заиметь друг с другом «обратную связь». Я еще не совсем отчетливо себе представляю, как это будет, но это будет. Понял?
       – Понял. Как не понять... Летим, значит, навязываться в друзья сверхсистеме «Ютавр». Чего уж тут непонятного...
       Леонид задумчиво улыбался.
       – Ты сегодня очень покладист, дружище, – сказал он. – Спасибо. Однако навязываться мы повременим. На сегодня у нас запланировано только шапочное знакомство.
       В наушниках раздался громкий писк и чей-то голос позвал:
       – «Тайфун» двадцать пять! Я – диспетчер Ио, я – Ио, отвечай, «Тайфун», отвечай!..
       Дэн с укоризной произнес:
       – Эральдо, Эральдо! Я давно оставил тебя на правом траверзе. Каким образом ты умудрился проспать такое событие?
       – Ну и чего шумишь на всю Систему? – спросил Эральдо. – Может быть, я на тебя и смотреть не желаю. Может, мне интереснее посмотреть праздничную передачу из Дальнего.
       – Ну и смотри, – сказал Дэн. – Разве я мешаю? Сам вызвал.
       – Обязан был, вот и вызвал. По курсу у тебя все чисто. Никто, кроме тебя, этот сектор на сегодня не заявлял. Да и кому придет на ум сегодня «гладить» Систему? Разве только противометеоритчикам из ПМЗ. Чисто у тебя, чисто.
       – Принял. Привет диспетчерам на следующую смену.
       – Спасибо. Это мне привет. Я один в диспетчерской, остальные празднуют в Дальнем. Кстати, почему я не вижу локатором, где ты есть?.. Ах, вот ты где!.. Ты что, собираешься таранить Юпитер? Если бы ты летел с такой скоростью в обратную сторону, я бы тебя еще понял. Твое начальство празднично развлекается, значит, а ты, значит, буднично барражируешь. Так, так...
       – Мое начальство сидит со мной рядом и с некоторым интересом слушает, как ты его кроешь. Ладно, Эральдо, будь здоров!
       – Да, пора тебе выходить на маневр. Дай мне голосом курс, я запишу.
       – Экваториальный пояс, левый траверз-маневр по вращению, уровень Амальтеи, орбитальный ход с ускорением, барражирование в районе ЭЮ-объекта. – Дэн взглянул на приборы и добавил несколько цифр. – Сектор на обратный курс заявлю дополнительно. Конец.
       – Принял. Ну, будь здоров, Дэн! Привет начальству. Конец.
       Минуту Дэн сидел неподвижно, не заговаривая, и Леонид, стараясь ему не мешать, молча смотрел на Юпитер. В рубке было светло от Юпитера, свет был мягкий, зимний, точно утром от выпавшего ночью снега, едва уловимо пахло лимонами. Дэн сказал:
       – Приготовься к маневру. Я отключаю систему ПИТ.
       Леонид не ответил. Дэн отключил систему ПИТ. Поле искусственного тяготения быстро слабело. Леонид ощутил, как амортизаторы кресла облегченно вздохнули, вспучились, ремни слегка натянулись. В первый момент, когда наступила полная невесомость, ему сделалось очень не по себе. «Отвык, – подумал он, преодолевая головокружение. – Трехмесячный перерыв – и все необходимо начинать заново». Сердце стучало почти у самого горла.
       Дэн включил двигатели, вывел их на режим глубокого торможения. У Леонида потемнело в глазах, и он почувствовал себя так, будто бы на него постепенно накатывается большой и гладкий валун. Перегрузка была просто чудовищной, Юпитер ушел с экрана, и все вокруг погрузилось в тяжелую, липкую, красноватую мглу...
       – Ну как? – спросили наушники голосом Дэна.
       Леонид слабо пошевелился. Опять была невесомость.
       – Ничего, – сказал он. – Отвык немного.
       – Еще бы! – сказал Дэн и посмотрел на него, неудобно повернувшись в ремнях. После трехмесячного перерыва и всяких там дамских штучек вроде альбастезии!..
       – Ничего, – повторил Леонид. – Два-три таких маневра, и я опять буду в форме.
       Дэн отстегнул плечевые ремни, перевесился через левый подлокотник и что-то там повозился. В рубке теперь сильно запахло лимоном.
       – Держи, – сказал Дэн, протягивая Леониду отрезанный кружок лимона.
       Леонид взял. От кислоты у него свело скулы, и он пришел в себя окончательно.
       Двигателей не было слышно, катер шел по орбите инерционным ходом. Юпитер занимал нижнюю часть экрана – огромный океан цветных дымов, уходящих вперед к ровному горизонту очень широкими полосами. Катер полз к горизонту вдоль жемчужно-серой полосы, пухлые края которой местами тонули в мрачных ущельях. Было видно, как в глубинах ущелий медленно и тяжело ворочались клубы нижних облачных массивов.
       – Смотри, – сказал Дэн, – проходим над «Мастодонтом».
       Леонид взглянул на экран локатора. Вдоль экрана быстро ползла ярко-зеленая точка.
       – Экваториальный, – сказал Леонид. – Либо «Мастодонт»-два, либо «Мастодонт»-шесть.