Интересно, как герои себе это представляют? Как можно скрыть черное пятно, диаметром в несколько километров, аварию, о которой знают сотни, если не тысячи людей?
      Меры, однако, приняты.
      "Лаборатория в Соснах взорвалась, - тихо ответила девушка. Только ты никому, слышишь? Это и мне неположено знать."
      Лет десять назад сотрудники крымской астрофизической обсерватории написали в часы досуга прекрасную юмореску "правда о бермудском треугольнике и летающей посуде". Пародия предвосхитила творчество е. Попова:
      "А еще вчерась на рынке бабы сказывали, матрена тимофеевна оглядывается и шепчет, будто бы самого майора Коваленку послали туды... Только ты, гляди, никому не сболтни - государственная тайна! Мне - и то под большим секретом рассказали."
      Шпионы, конечно же, не дремлют. Они пытаются захватить помошника Бурова, физика Костю, но не на того напали:
      "Костя мгновенно выплеснул коньяк ему в глаза, тут же схватил пистолет и, опережая Леонида Захаровича, выстрелил сначала в него, потом в Сурена. Затем вскочил на подоконник, ударом ноги выбил окно и прыгнул с двухметровой высоты.
      Вслед ему раздался выстрел.
      Еще в полете Костя увидел метнувшийся к нему силуэт человека и выстрелил. Упав на землю, он тот час же вскочил на ноги и бросился изо всех сил бежать, петляя между деревьями.
      Через некоторое время он услышал позади злобное рычание собаки. Оглянувшись, совсем рядом увидел свирепый оскал огромной овчарки и выстрелил в упор."
      Двух профессональных разведчиков Костя убил, одного ранил, еще одного добила шаровая молния, позаимствованная из старого рассказа Охотникова. Впрочем, все эти подвиги были ни к чему - дачу окружили войска гозбезопасности.
      А Буров продолжает размышлять:
      "Выходит, и ядерное оружие может перестать быть грозным... Если даже останется только взрывная сила. Световое же и радиационное воздействие могут гаситься встречным взрывом невидиевой руды... Или - вдруг ядерные, в том числе и нейтронные бомбы в этой среде вообще не могут взрываться? Как все в природе гармонично создано: на всякий яд неизбежно находится противоядие... Надо только поискать хорошенечко."
      "Мысль свежая и оригинальная". Лучшая защита от снаряда - броня, от газа - противогаз. А ядерная война станет безопасной, если удастся найти невидий. Или - что то же самое - создать сои. Сравнение правомерно: боевые лазеры сои, как и невидий, препятствуют взрыву боеголовок. Итак, Е. Попов солидарен с Р. Рейганом - СОИ - лучший путь к миру.
      Повесть заканчивается апофеозом. Сергей Буров, уже академик, выступает на международной конференции:
      - "-Да, велики возможности нашего невидия, но нам и в голову не приходит воспользоваться этим в каких-то иных целях, кроме мирных, ибо наш идеал - мирное сосуществование...
      Последние слова Бурова потонули в бурной, долго не умолкавшей овации зала."
      Эти строки обидно читать. Они представляют собой злую пародию на советские мирные инициативы. После того, как мы засекретили невидий, скрыли от врагов и от друзей все свойства фантастического минерала, в том числе - и возможность медицинского применения, после того, как мы разобрались в военном значении открытия и создали "невидиевый зонтик", получив тем самым решающее стратегическое преимущество, - после всего этого мы с удовольствием напоминаем человечеству, что наш идеал - мирное сосуществование!.
      Кстати, это действительно мечта многих, что у нас, что на западе. Мирное сосуществоване с позиции силы.
      Возвращаясь к общей оценке повести Е. Попова, замечу, что свойства невидия противоречат не только второму, но и первому началу термодинамики, то есть, закону сохранения энергии. Замечу также, что сюжет "невидия" принадлежит Владимиру Hемцову, "шпионские страсти" заимствованы у Григория Адамова, а дежурные присывы к миру взяты у Александра Казанцева.
      По сравнению с повестью Е. Попова, рассказы Д. Де спиллера (13) производят меньшее впечатление. В произведениях этого автора "нет злодеев, без которых не мог обойтись даже такой романтик, как Грин. Да и сама вселенская природа не предстает здесь в качестве "злодея"... Ни в одном из сюжетов... Мы не найдем "пришельцев", "марсиан", столь привычных и, можно сказать, обязательных гостей из близких и далеких окрестностей вселенной... "Сверхестественное" получает статус природного естества, право нового закона или органического явления материального мира." Это - из предисловия, принадлежащего Ю. Медведеву, "молодогвардейцу", чье творчество будет рассмотрено в данной статье. Продолжим цитату:
      "Вместе с тем, при избытке идей фантастических, нужно отметить и недочеты начинающего писателя: сюжетная монотонность, наукообразность изложения, не всегда уверенное владение литературным инструментарием... У Де Спиллера герои в разных рассказах разные, но они настолько лишены каких-либо индивидуальных черт, настолько не персонифицированы, что читатель вряд ли отличит их друг от друга, тем паче, что все они напоминают слишком уж рациональным поведением роботов одной серии.... Всматриваясь в персонажи Де Спиллера, всроминаешь девних пифагорийцев, а то и самого пифагора: методы познания чудес природы этих героев безудержны, но вместе с тем и чисты.
      Не сомневаюсь, что читатели встретят литературный труд ученого, кандидата физико-математических наук, доброжелательно.... Занимательная для читателя старшего поколения, книга будет инициировать и увлечение наукой школьной аудитории.
      С полной ответственностью рекомендую читателю эту книгу." (13)
      Трудно сказать, как обстоят дела с чувством ответственности у Ю. Медведева. Во всяком случае, на протяжении двух страниц сравнить героев с с роботами одной серии и с Пифагором, отметить "ошеломляющую пародоксальность, и если угодно, некоторую элегантность" рассказов, автор которых, однако, "не всегда уверенно владеет литературным инструментарием", назвать сюжеты одновременно изящными и монотонными - это, как мне кажется, не свидетельствуют в пользу ответственности и даже просто человеческой порядочности автора предисловия.
      Ситуация проста: рассказы дмитрия Де Спиллера невообразимо слабы. Сборник "Поющие скалы" месяцами валяется в старой книге, в разделе уцененных товаров. Это единственное, известное мне фантастическое произведение, которое продается ниже номинальной цены. (65 Копеек.)
      В анкете, проведенной ленинградским клубом любителей фантастики, сборник получил среднюю оценку 0. 3 (Ноль целых, три десятых) по одиннаацатибальной шкале. Столько же получил Hемцов. Ниже фэны оценили лишь "Сильнее времени" А. Казанцева.
      Ю. Медведев имел некоторое представление о художественных достоинствах сборника. Груповая солидарность вступила в противоречие со здравым смыслом, в результате и родилось это предисловие.
      Однако, увлекшись анализом предисловия, я до сих пор не предоставил слова самому Дмитрию Де Спиллеру.
      Рассказ "Шестикрылые осы".
      - "Сначала братья Щелкуновы ни о чем не спрашивали Ходакова. После об'ятий они усадили его за стол. И, пока он ел, занимались приготовлениями к отлету. Необходимо было изучить гравитационную обстановку в окрестностях Юраса.
      - Прости, а что случилось на Связном-15? - перебил николай.
      - Я исправлял курс, увидел неожиданно осу, растерялся и забыл выключить серводвигатели."
      "Он действительно забыл от растеренности вовремя выключить серводвигатели, и если теперь не запустить безотлагательно лучевые тормоза, то через минуту "Связной-15" врежется в Юрас и обратится в пламя."
      - "-А что представляют собой осы? Ты знаешь это? - Спросил Hиколай. - По моему, они являются просто-напросто каменными морозными узорами."
      Дмитрий Де Спиллер, видимо, путает звездолет с автомобилем, а планету с фонарным столбом. О квалификации водителя (пилота) и вовсе говорить не приходится.
      Теперь - другой рассказ - "Поющие скалы", по имени которого назван сборник.
      "Флора и фауна эвлимены были удушены ядовитыми межзвездными облаками четыре миллиона лет назад."
      Утверждение, странное для кандидата физико-математических наук. Эвлимена описана, как планета земного типа. Чтобы уничтожить биосферу такой планеты, газ должен иметь очень высокую концентрацию частиц - порядка числа Лоншмидта. Разумеется, плотность реальных межзвездных облаков несравненно меньше. Но если бы Эвлимена на самом деле вошла в область пространства, заполненную газом такой плотности, какая требуется для "удушения", она бы просто сгорела, как сгорает метеорит.
      Герои рассказа теряют свой космический корабль и ведут по этому поводу спор с претензией на остроумие. Пытаясь послать лазерограмму, они теряют вездеход, правда, находят свой звездолет. (На нем не было ни радиомаяка, ни каких-либо управляющих механизмов. Он дрейфовал по морю Эвлимены под действием ветра и волн.) Далее, герои решают возникшие научные загадки, долго рассказывая читателю о биогеоценозах и задавая друг другу вопросы, "свидетельсвующие о дремучем невежестве". Закончу эту главу, избавив вас от цитат из "Планеты калейдоскопов" или "Удивительной итви".
      Глава 5.
      Я прошу читателя изучить эту и следующие главы особенно внимательно. Во многом, выводы, к которым мы прийдем во второй части статьи, будут основаны на их материале.
      Итак, паталогии третьего типа - идеологические. Мы уже встречались с ними, рассматривая произведения е. Попова, в. Корчагина и м. Чернолусского. Но там была скорее профанация идей, нежели сознательное их извращение. Сейчас речь пойдет о вещах более серьезных. Вновь начнем с Михаила Пухова, который тяготеет к "чистым формам". В отличие, например, от А. Казанцева он предпочитает не смешивать в одном рассказе паталогии разных типов.
      Классической чисто идейной паталогией является рассказ "Взялся - ходи". (14) Звездолет должен доставить на землю семена чудесного дерева, которое может выращивать на своих ветвях абсолютно все. Красивый фантастический прием, хотя и не новый - вспоминается "денежное дерево" К. Саймака.
      Естественно, инопланетные деревья должны полностью изменить земной мир. Этого смертельно боится главный герой рассказа. Обдумав все досконально, он отправляется в грузовой отсек, достает бластер и начинает методичноящик за ящиком - уничтожать семена. Остальные персонажи ведут с героем долгие переговоры, безуспешно пытаясь убедить его в ошибочности подобных действий.
      С точки зрения психиатрии можно сказать, что у астронавта обыкновенный маниакальный синдром. Печально однако, что герой, судя по всему, выражает авторскую позицию.
      То, что М. Пухов выступает против научно-технического прогресса (ибо сказочные деревья являются очевидным символом новых машин), ни в коей мере не патологично. Эта позиция имеет такое же право на существование, как и всякая другая. (Мне гораздо более по душе точка зрения У. Фолкнера: "Я не поддерживаю идею возврата. Как только прогресс остановится, он умрет. Он должен развиваться, и мы должны нести с собой весь мусор наших ошибок, наших заблуждений. Мы должны исцелять их, но мы не должны возвращаться к идиллическим условиям, в отношении которых нам мерещится, что мы были тогда счастливы, что мы были свободны от тревог и греха.") Патологичен способ, которым автор предлагает бороться с прогрессом. Он был изобретен в начале ХIХ века доведенными до крайности английскими рабочими. Луддизм, уничтожение машин, - так его называют в учебнике истории для восьмого класса.
      Ради справедливости отмечу, что рассказ пухова хорошо написан. Его интересно читать, верно передается психология героя. Но, согласитесь, произведение, в котором проблема прогресса решается с позиции луддитов, является все-таки патологическим.
      Оказывается, следовательно, что "идеологическая патология" может быть литературно талантливой. Это наблюдение приведет нас к определенным выводам. Ведь талант - не только умение интересно писать, но и умение анализировать, исследовать. Интеллект - и вдруг социальная ошибка, непростительная восьмикласснику? Разрешив эту загадку, мымногое сумеем понять и в литературе, и в общественных отношениях. Происхождению советской псевдокультуры будет посвящена вторая часть статьи. Пока же продолжим обзор.
      Юрий Тупицин, воогоградский фантаст, бывший военный летчик. О нем особенно горько писать. Тупицин таланлив по-настоящему.
      "На восходе солнца" я включил бы в антологию лучшего советского фантастического расказа. В "Синем мире" обращает на себя внимание новая н_а_у_ч_н_о-фантастическая идея - явление для нашего времени уникальное. К тому же повесть превосходно написана.
      "В дебрях Даль-гея" - конечно, типичная халтура со следами влияния Стругацких и, пожалуй, Ефремова, но одну такую повесть можно простить любому автору.
      Пять лет назад я очень высоко оценивал творчество ю. Тупицина. С тех пор он не стал писать хуже, но чем дальше, тем больше начал проявлятся в нем военный летчик, взгляд которого на мир ограничен прорезью прицела и экраном локатора.
      Жестко? Да, наверное. На уровне В. Щербакова или Ю. Никитина Тупицин остается интеллигентом. "Красные журавли" (15), повесть, о которой пойдет речь - не патология в целом, но элементы патологии, встречающиеся в ней, представляются мне очень опасными.
      Не будем вдаваться в тонкости хорошо закрученного сюжета. Военный летчик Александр Гирин попадает на борт межзвездного корабля, которым управляет космический торговец, назвавший себя Люци. Уже любопытно: галактический капитализм мы знали до сих пор лишь по произведениям А. Азимова, Р. Шекли и Г. Гаррисона.
      Вскоре ГHирин знакомится с коммунистической сверхцивилизацией демиургийцев, обогнавших землян на десять тысячелетий. Представительница ее - милая девушка по имени Дийна - следующим образом рекламирует зеленый кристалл, который держит в руке:
      "Это не игрушка. Моя опора и защита. Возникни нужда, я могла бы потопить корабль или сбить самолет." (С. 75)
      Странное сравнение для высшего разума. Как-то сразу вспоминаются герои "Часа быка". Тор Лик, Гэн Атал, Фай Родис, Тивиса Хенако предпочли погибнуть, никто из них не подумал, что СДФ способен не только создавать силовое поле, но и убивать.
      Еще раз напомню, цивилизация дийны старше нас на сто веков. Немногие фантасты и социологи осмеливались заглянуть так далеко. Обычно подобные временные интервалы рассматриваются исключительно в рамках концепции циклических цивилизаций. В таких моделях будущее смыкается с прошлым, и количество прошедших тысячелетий не имеет значения. Франс в своем пессимистическом "Острове пингвинов" назвал стереотипные циклы псевдоразвития "историей без конца".
      Тупицин не придерживается схемы Франса или Азимова - цивилизация демиургийцев развивалась поступательно.
      Очень рискованно пытаться описать сверхцивилизацию такого уровня. Известно ведь, что "будущее не только сложнее, чем мы его себе воображаем, оно сложнее, чем мы можем вообразить." Лишь за одно я готов поручиться: общество, обогнавшее нас не на десять - всего на одно тысячелетие - не будет знать слова "оружие". Иначе оно просто не выживет.
      Эта ошибка для Тупицина не случайна. Позднее люци говорит о цивилизации Дийны:
      "Мужественная, непреклонная раса разумных... Им, черт их побери, совершенно чужда этакая вселенская, всепрощающая доброта. Они карают то, ч_т_о и_м п_р_е_д_с_т_а_в_л_я_е_т_с_я з_л_о_м, н_е о_б_р_а_щ_а_я в_н_и_м_а_н_и_я н_а м_о_р_а_л_ь_н_ы_е и_з_в_и_в_ы и н_ю_а_н_с_ы д_р_у_г_и_х ц_и_в_и_л_и_з_а_ц_и_й. Карают если не жестоко, то жестко." (С. 128 - 129)
      Что к этому можно добавить?
      В повести "Красные журавли" много мелких ошибок. Так, автор разделяет мораль и разум, утверждая, что с помощью разума "с равным успехом можно творить и добро, и зло." (С. 119). Но человечество уже сейчас пришло к пониманию того, что мораль вторична и порождается именно разумом. (Смотри, например, исследования по детской психологии, математическую теорию конфликта, разработанную H. Моисееым. Впрочем, еще Патер Бpаун заметил:
      "Вы нападали на разум. У священников это не принято.") Откровенным бредом является экономическая модель сверхцивилизации демиургийцев: малые рассеянные комунны в несколько десятков человек при развитом машинном производстве. Длинные построения Дийны не убеждают. Слишком уж схема тупицина напоминает сумбурные идеи генерала из "Обитаемого острова" А. И Б. Стругацких:
      "...Власть богатых надобно свергнуть (это от вепря, который в представлении Максима был чем-то вроде социалиста или коммуниста), во главе государства поставить надлежит инженеров и техников (это от Кетшефа), города срыть, а самим жить в единении с природой (какой-то штабной мыслитель-буколист), и всего этого можно добиться только беспрекословным подчинением приказу вышестоящих командиров, и поменьше болтавни на отвлеченные темы."
      Эти ошибки существенны для человека, дерзнувшего строить модель будущего. И в довершение - жуткий образ карающей сверхцивилизации, увы, типичный для мировоззрения тупицина.
      Рассказ "Люди не боги".
      "...Вторая задача прямо противоположна первой - ограничение разума... Мы даем забывшейся цивилизации крепкий подзатыльниик.
      - А если это не поможет?
      - Тогда мы принимаем более радикальные меры... Жгучий плазменный смерч новоподобной вспышки выжигает окружающие планеты. Гибнут псевдоразумные существа и их творения." (15)
      Кстати, замечаете ли вы в этом будущем черты мирного сосуществования по "невидию" Е. Попова? Хотел того Ю. Тупицин, или нет, но читатель сознательно или на уровне подсознания провелет параллель между вселенной "Красных журавлей" и нашей Землей. Советский Союз оказывается аналогом демиургийцев. Что в этом случае изоморфно плазменному смерчу?
      Определенное оправдание у Тупицина есть. Вопросы, рассмотренные выше достаточно сложны для штурмана ВВС. Не исключено, поэтому, что автор не имел в виду ничего плохого - он просто не смог разобраться в собственных построениях.
      Книга "Первый шаг" Б. Лапина (16) была написана вполне сознательно. Смягчающих остоятельств, даже гипотетических, здесь нет.
      Действительно, существуют же какие-то пределы. Ребенок, выбивший стекло в школьном кабинете, сможет сослаться на случайность. Но тот, кто швыряет камни в окна проходящей мимо электрички, совершает преступление и знает об этом.
      Я не могу допустить, что советский писатель никогда не слышал, что нельзя ставить эксперименты на людях без их ведома. Что подобные "научные исследования" суть атрибут фашизма. Что врачи, их проводившие, предстали перед международным трибуналом, как военные преступники....
      Вновь счастливое будущее. Длительная звездная экспедиция, она продолжается уже второе поколение; люди живут, ссорятся, сходят с ума, умирают.
      Только никакого полета нет. Все происходит на земле. За агонией наблюдают врачи. Изучают. В конце произведения на "корабле" остаются двое ребят-подростков. Эксперимент продолжается:
      "Под куполом рубки, взявшись за руки и смело глядя вперед на звезды, стояли Александр и Люсьен". (С. 95)
      Приведу еще цитату. Это не по правилам, я уже использовал ее в другой статье. Но здесь она необходима:
      - "-Жестоко? Вы говорите жестоко было оставлять их на произвол судьбы? Вы говорите: они не виноваты в просчете с цирконием? А нарушить чистоту многолетнего медико-биологического эксперимента из жалости, из сопливого сострадания - это, по-вашему, гуманно?"
      Оставлю без внимания термин "сопливое сострадание". Скажу лишь одно: гестаповец Рольф из "семнадцати мгновений весны", оказавшись в довольно похожей ситуации, закричал: "вы хотите остаться чистенькими, а мне предлагаете гнусность!" У него было больше совести.
      Я предполагал рассмотреть в этой главе еще несколько произведений, но лучше закончить здесь, на профашистской повести б. Лапина.
      Отсылаю вас к приложению.
      Глава 6
      Завершим наш обзор анализом трех книг, особенно характерных для "молодогвардейской идеологии". Можно сказать, что содержащаяся в них паталогия породила все остальные извращения.
      Фантастика всегда выражала социальную позицию интеллигенции. С самого начала - с творчества Жюля Верна, Геберта Уэлса, Анатолия Франса, Валерия Брюсова - она была литературой мечты. Люди, создававшие фантастику, утверждали свой идеал будущего - мир без страха, насилия и ненависти, общество свободных людей. Слово "свобода" они понимали по-разному. Не все сумели отказаться от понятия частной собственности, тем более не все разобрались в сложной диалектической концепции энгельса, но знаменитую "декларацию прав" приняли все. "...Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах... Свободный обмен мыслями и мнениями - одно из наиболее драгоценных прав человека."
      Великая французская революция была последовательным воплощением идей, заложенных в декларации. Когда Фрето отказывает в праве на существование предрассудкам, касающимся различия в происхождении и говорит о человечности, национальное собрание провожает его аплодиментами. Конвент рукоплещет дантону, который напоминает французам, что слова "честь нации" были придуманы тиранами с целью заставить один народ стрелять в другой. Жиронда смогла втянуть страну в войну, лишь провозгласив: "мир хижинам!"
      Революцию погубила война и идея национальной исключительности. Под знаменем этой преступной идеи, противоречащей декларации прав, прошел и ХIХ век, и ХХый. Под знаком борьбы с ней развивалась социальная фантастика.
      Ф. Дюрренматт: "Когда государство начинает убивать людей, оно всегда об'являет себя родиной."
      К. Саймак: "Hет ничего глупее нетерпимости."
      И. Ефремов: "Естественно, что стремиться сохранить несовершенное могли только привелигерованные классы данной системы - угнетатели. Они прежде всего создавали сегерацию своего народа под любыми предлогами - национальными, религеозными, чтобы прревратить его жизнь в замкнутый круг инферно, отделить от остального мира, чтобы общение шло только через правящую группу.... Бесчисленные преступления против народа оправдывались интересами народа..."
      Д. Толкиен: "Hаша разобщенность и взаимное недоверие вызваны лходейской мудростью врага и его поистине грозным могуществом."
      Фантасты раньше, чем ученые поняли, что любая исключительность порождает господство людей над людьми, армию: войну, фашизм. Бывает фашизм без национализма. Наоборот не бывает.
      Стоит лишь согласиться, что выделенная - безрбзлично по какому признаку - группа людей лучше или хуже других, и мы оказываемся на эскалаторе, ведущем только вниз - к кострам из книг и торжеству предательства.
      "Капрал сказал: "кто раз вкусил дурман один
      Тот вечный раб его среди саванн и льдин.
      Дурманы вместе не сведешь, хоть рой апрош,
      Когда попробуешь, тогда с ума сойдешь."
      Фантастика борется за будущее. Пусть социальные представления многих авторов находятся на уровне ХYIII века, но для подавляющей части человечества, если не для всех нас, идеалы просветителей - это пока еще светлое будущее.
      Речь пойдет о людях, которые, называя себя патриотами, интернационалистами, а может статься, и коммунистами, выполняют задачу сатаны. Это, к сожалению, просто - лелеять национальную рознь. Так же просто, как приучить к наркотику маленького ребенка.
      В. Щербаков использует иносказательную форму. Правда, маскировка довольно прозрачна, но что поделаешь: для тонкой работы у руководителя издательства слишком мало литературного таланта, да и профессиональной подготовленности.
      В романе "Чаша бурь" на нашей земле сталкиваются две могущественные инопланетные цивилизации. Этруски воюют против Атлантов. Как те и другие попали в космос, для нас не особенно важно, хотя предложенный В. Щербаковым сюжетный прием сам по себе патологичен.
      Важно, что этруски хорошие, а атланты плохие. "У них в_с_е п_о-д_р_у_г_о_м_у. В этой второй Атлантиде все еще ставят под златоверхими крышами храмов бронзоволиких идолов, олицетворяющих силу и власть.
      - В новой Этрурии в_с_е п_о-д_р_у_г_о_м_у?
      - Конечно." (С. 150)
      По привычке, я подчеркнул бессмысленный повтор, свидетельствующий об отсутствии у В. Щербакова чувства языка. Но, как вы понимаете, не литературная беспомощьность автора интересует нас в этой цитате.
      Атланты символизируют запад. Конечно же, они эксплуататоры и вообще люди нехорошие. Оружие для них делают рабы: "племя карликов мкоро-мкоро, переселенное с другой планеты, ютится там в небывалой тесноте. Атланты верны себе: они принуждают других работать в своих интересах." (С. 201)
      Этруски - это, понятно, мы, русские. Такой вывод прямо следует из авторского текста.
      "...Этруски пришли на Апеннины из Приднепровья.
      Помню, как поразил меня перевод этрусского слова "спур", выполненный по правилам Чиркова. Заменив две буквы, он получил слово "сбор". Смысл его ясен... Вот еще несколько этрусских слов. Тит - дед (имя в значении "старейший"), зусле - сусло. Ита - эта. Али - или. Ми - я. Мини - меня. Тур - дар. Пуя, поя - жена (буквально, кормилица).
      Это было началом. Вскоре Чирков составил словарь, в котором насчитывалось до 400 слов. Но профессор не учел, что привычные для нас созвучия совсем иначе воспринимаются теми, кто плохо знает славянские языки." (С. 106-107).
      Кстати, все это говорится серьезно. По мнению В. Щербакова, связь между этрусками и славянами есть доказанный научный факт.
      За год до "Чаши бурь" "Молодая гвардия" опубликовала в сборнике "Остров пурпурной ящерицы" (18) научную (Т. Е. Не фантастическую) статью А. Знойко "Русь и этруски".
      "Глубокое изучение обрядов рождества и щедрого вечера на Руси было достаточно, чтобы воскликнуть, подобно А. Д. Черткову (*), написавшему 150 лет тому назад: "Этрусский - это русский."" (С. 290)
      Аргументация, прямо скажем, предлагается небогатая: Знойко ссылается на Суслопарова, тот на Державина, высказавшего в ХYIII веке подобную идею. А вот выводы делаются довольно интересные.
      "Имя русь-рос связано с этнонимом "этруски" и_м_е_н_е_м в_ы_д_а_ю_щ_е_й_с_я д_р_е_в_н_е_й_ш_е_й ц_и_в_и_л_и_з_а_ц_и_и в_о_с_т_о_ч_н_о_г_о с_р_е_д_и_з_е_м_н_о_м_о_р_ь_я."
      Фашисты об'ясняли успехи цивилизации арийским духом. А. Знойко и В. Щербаков об'ясняют их этрусским духом.
      "Минойский герой Икар, взлетевший в небо на крыльях, дошел до нас с исконным именем. Правила общерусского произношения дают его перевод: Игорь, то есть "горевший". (17, С. 312)
      "Этрусское искусство - пламенное искусство. Лишь Франс Гальс, Леонардо да Винчи и Валентин Серов создали полотна, которые сказали намного больше, чем их предшественники.
      Трудно спорить о том, лучше или хуже отдельные образцы искусства этрусков, ибо их живопись, например, судя по затерянным в руинах немногочисленным осколкам, - это совсем другая живопись, чем живопись европейская, американская, греческая или японская. Она так же оличается от перечисленного, как пламя от тления, водопад от стоячей воды, рвущий узду конь от сытой коровы, жующей сено. Этрусскую живопись отличает одухотворенность, секрет которой не раскрыт..... Лев у них, будь он из бронзы или золота, во много крат свирепее, подвижнее льва настоящего." (С. 306-307)
      "Далекая Атлантида" того же автора представляет собой автоплагиат с "Чаши бурь". Некоторые страницы переписаны дословно. Литературно вешь, впрочем еще слабее. Чего стоит хотя бы фраза: "Hеведомая сила столкнула астероид с орбиты, и он упал на землю" (с. 40) Или: "проникшие на землю носители антиразума были подавлены". (С. 40) Единственное светлое пятно в этой книге - смерть Владимира Санина, главного героя предыдущей.
      К творчеству В. Щербакова примыкает еще один "молодогвардеец" - Ю. Никитин. (20) Перефразируя известную пословицу, я бы сказал: "что у Щербакова на уме, то у Hикитина на языке". Ю. Никитин не прикрывается прозрачной этруско-русской символикой. Национализм выступает у этого автора воочию.
      "Она ведь из Приднепровья, центра мировой цивилизации древности." (С. 16. Рассказ: "По законам природы".)
      - "-С Рюриком выяснили... Рюрик по древнеславянски сокол... Западный славянский князь с острова Рюген и явился в Hовгород по зову своего тестя Гостомысла, новгородского посадника, на дочери которого Умиле был женат." (С. 24. Рассказ "Мое вечное море".)
      - "-Пеласги... Мы одного корня... Еще и сейчас язык почти один, но они давно ушли от славутича, от наших земель. Кровь у нас одна, но они уже забыли родство, нападают на наши корабли. (Оттуда же, с. 34.)
      Но абсалютной вершиной паталогии является другой рассказ Ю. Никитина.
      "Агамемном в изумлении смотрел на спрыгнувшего с борта корабля вождя тавроскифов. Архонт россов был необычен в своей яростной мужской красе. С бритой головы свисал длинный пышный клок белокурых волос, в левом ухе блестела крупная золотая серьга. Грудь у него была широка и выпукла, словно он надел под накидку свои божественные доспехи.
      В суровой душе Агамемнона проснулся страх, когда вождь россов пошел к нему. Закованный в броню гигант нес шлем в руке, и ветер трепал его светлые волосы, словно бы вымытые в расплавленном золоте. Ростом он был выше самого рослого из ахейцев, руки его были огромные и толстые, а ладони широки, словно корабельные весла.
      Агамемнон задрал голову, чтобы смотреть в лицо князя. "Владыка Зевс, - мелькнула мысль, неужели на земле еще есть такие люди? Или в стране гипербореев полубоги рождаются по-прежнему? (С. 95)
      (Сравните это описание и пропагандистский плакат островной империи: "из моря выходил, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый красавец в незнакомой форме, очень мускулистый и с непропрорционально маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке богатырь сжимал свиток с непонятной надписью, а другой - вонзал в сушу пылающий факел.")
      Да, вы угадали правильно. Вождь тавроскифов - это Ахилл, величайший греческий герой. Впрочем, трояне - того же корня, так что вся троянская война оказывается нашим внутренним делом:
      - "-Трояне... Сперва они звались пеласгами, потом фракийцами, затем тевкрами, дальше дарданами, теперь вот - трояне. У них и сейчас еще наши обряды., Могилы насыпают курганами,. Серьги носят в левом ухе, оселедцы точно такие же....
      В_о_и_н_ы д_о_б_р_ы_е. Н_а_ш_а к_р_о_в_ь е_щ_е ч_у_е_т_с_я." (С. 97-98)
      Значит, хорошо воевать могут лишь те, в ком "наша кровь чуется". Эту глубокую мысль защищает и В. Щербаков.