Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гибель богов (Книга Хагена)

ModernLib.Net / Фэнтези / Перумов Ник / Гибель богов (Книга Хагена) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Перумов Ник
Жанр: Фэнтези

 

 


      Хищно изогнутое лезвие крюка зловеще шелестело, рассекая воздух; воин крутил оружие над головой, выделывая им, запутанные восьмерки и петли, и одновременно прикидывал, как ударить, чтобы сразу – наверняка.
      Однако он забыл, что ему противостоит не обычный боец, пусть и хорошо обученный разным трюкам. У Ночной Всадницы имелись в запасе и более могущественные средства. Отбив мечом очередной удар крюка, она внезапно воткнула клинок в землю, сжала плечи, ее локти сошлись, плотно прижатые к телу; в полураскрытых ладонях она словно держала нечто похожее на шар. Ее лицо стало снежно-белым, глаза широко раскрылись, а между узких ладоней заклубился плотный сизый туман. Она накладывала заклятье.
      Однако никакой Маг не может сотворить волшбу молниеносно; чем менее искусен налагающий и чем меньше у него сил, тем больше потребно времени. Именно поэтому Гудмунда встретила простая веревка поперек дороги, – очевидно, ведьма опережала его совсем ненамного и не успела соорудить сложную магическую ловушку; от простого же заклятья конный воин ушел бы легко. Во время Наложения все движения очень важны – Ночная Всадница не могла сейчас даже защищаться, однако она точно рассчитала необходимые мгновения. Гудмунду нужно было вновь принять в руку отбитый ведьмой и врезавшийся в землю крюк и затем снова замахнуться; смертоносное лезвие уже летело в цель, когда Малое Заклятье Сна начало действовать. Гудмунд зашатался, его взор обессмыслился, ноги подкосились.
      Будь здесь Хедин, он смог бы увидеть, как ведьма словно бы плеснула чем-то сероватым на незримого астрального двойника Гудмунда, самое низшее из астральных Теней Души. Это Заклятие Сна очень просто, действует оно недолго, но ведьме хватило бы и нескольких секунд.
      Воин Хагена чувствовал, как сознание заливает липкая серая пелена, как отказываются повиноваться ноги; он упал на четвереньки, нож-крюк, бесполезный, валялся в десяти шагах от него; в левой руке Гудмунд еще держал
      цепь, но не имел сил даже пошевелить ею. Сон обарывал его, еще немного – и веки смежатся...
      Ночная Всадница выдернула меч из земли и, подойдя к Гудмунду, стала прицеливаться, намереваясь оглушить воина ударом эфеса по затылку.
      И все же что-то мешало заклятью ведьмы подействовать до конца. Гудмунд скользил по самому краю бездны забытья, так и не проваливаясь в нее. Он внезапно увидел перед собой лицо матери – и сотрясшая его ненависть
      помогла душе удержаться на узком карнизе, под которым во мглу бесконечности уходила бездонная пропасть... Воину кое-как повиновалась лишь правая рука, и он, прижимая ее к земле, сумел незаметным движением повернуть крошечный рычажок на оковывавшей кисть латной рукавице. Раздался легкий щелчок.
      На воина упала тень – ведьма подошла вплотную; и в ту же секунду, когда она замахнулась, Гудмунд потратил последние силы на один стремительный опережающий удар. Острый четырехдюймовый трехгранный шип, высунувшийся из его железной перчатки, вонзился в ногу ведьме. Раздался истошный крик, и в тот же миг заклятье рухнуло. Одолевая тошноту, Гудмунд вскочил, ударом ноги
      вышиб из рук ведьмы свой меч и вновь занес крюк, впрыгнувший ему обратно в руку.
      И тут Ночная Всадница сочла за лучшее прекратить бой. Ей попался странный противник, с которым нужно было сражаться совсем по-иному, и она выбрала отступление.
      У Гудмунда хватило рассудительности не броситься очертя голову в погоню. Там, в зарослях, его бы настигла внезапная смерть от вылетевшей невесть откуда крошечной отравленной иглы; и потому, едва Ночная Всадница скрылась, он подобрал меч, поспешно вскочил в седло и погнал коня, что было сил. Теперь каждый поворот, каждый куст мог грозить гибелью – он хорошо помнил Огненную Чашу, стеревшую с лица земли целую засаду! «Итак, эльф был прав, – думал воин. – Ведьма идет к монастырю. Она „стала на след“... хотел бы я знать, на чей, и не завидую тому, за кем она охотится... Остается только надеяться, что до монастыря я доберусь раньше, чем она, – я все же ее слегка задел».
      Ночью он не останавливался, шел пешком, давая отдых коню, – страх все равно не дал бы ему смежить веки. Тем временем местность вокруг него вновь стала меняться.
      Теперь он ехал среди длинных, пологих склонов старых-престарых гор. Кое-где виднелись безлесные вершины.
      Исчезли привычные ели, сосны, пихты, лиственницы; их место заняли торжественные, странные деревья, застывшие, словно воины в боевом порядке, очень прямые и необычайно высокие; их вершины уходили к самым облакам. Землю у их подножий покрывал толстенный слой мха; и даже слышавшиеся здесь птичьи голоса совсем не походили на пение обычных крылатых обитателей Восточного Хьёрварда. Гудмунд перевел дух: устроить в таком чистом и далеко просматриваемом лесу засаду – не по умению Ночной Всадницы.
      Зато нашлись другие.
      Из-за древесного ствола толщиной в добрую крепостную башню прямо перед мордой лошади Гудмунда появился одетый в темно-синее юноша, худощавый и бледный, с длинными темными волосами до плеч и глубоко посаженными темными же глазами. В руке он держал посох, заканчивавшийся странным навершием – причудливым переплетением то ли пяти, то ли шести тонких заостренных отростков; если смотреть на них спереди, их рисунок напоминал руку Аол – «Начало» в алфавите великанов, что правили Хьёрвардом задолго до Первого Дня Гнева.
      Гудмунду эти руны как-то показал Хедин, Великий Учитель, сказав при этом:
      – Ныне они почти не в ходу. Маги пользуются Тайнописью Феанора, люди – новым звуковым алфавитом, что создал Мерлин. Лишь гномы в своих секретных трактатах по кузнечному делу еще пишут изначальными рунами...
      Темные глаза властно смотрели на Гудмунда. Понимая, что достиг цели, воин натянул поводья и спешился.
      Юноша, по-прежнему не произнося ни слова и пристально глядя на приезжего, направил на него вершину своего посоха. Гудмунд начал было заготовленную речь, однако его прервал энергично-досадливый жест сухой ладони.
      Недоумевая, воин умолк.
      Юноша смотрел на него еще с полминуты, а затем, так и не произнеся ни слова, сделал какой-то быстрый жест, и направленные на Гудмунда отполированные деревянные отростки на посохе внезапно ожили, бросившись вперед с быстротой атакующих змей; да что там змей! Бывалый воин Хагена сумел бы увернуться от гадов; здесь же его сплели в долю секунды, он оказался туго связан по рукам и ногам, не в силах пошевелиться. Его рука застыла, намертво прикрученная к эфесу.
      – Эй, что за шутки, спали вас Ямерт?! – яростно заорал Гудмунд, дергаясь в тщетных попытках ослабить путы. – Я же сюда не просто так!
      Не слушая воплей, юноша задумчиво окинул пленника взглядом, почесал подбородок и, вроде оставшись дольным, легко поднял посох за противоположный конец понес перед собой, помахивая им, точно веточкой. Гудмунд продолжал изощряться в ужасных проклятиях и руг ощутил резкую боль в губе – острый конец одного оплетших его отростков весьма деловито пытался проделать дыру в губе воина с явным намерением зашить ему рот в самом прямом смысле слова. Поперхнувшись от ужаса, Гудмунд замолчал – и отросток тоже отступил. «И сюда я мчался сломя голову, дрался с Ночной Всадницей, едва остался жив!.. – ошарашено думал воин. – Но, быть может, это просто привратник, который встречает так всех нежданных гостей? Но какая силища!»
      Гудмунд не мог смотреть по сторонам, перед его глазами мелькал лишь один мох; однако шли они недолго. Гудмунд услыхал легкий скрип открываемых ворот, его внесли во внутрь, поставили на ноги, и тут путы исчезли.
      Воин быстро огляделся. Он стоял в углу довольно просторного двора, окруженного с трех сторон одноэтажными бревенчатыми строениями вполне обычного вида, с окнами и дверьми. За его спиной между двух таких домов были
      ворота, на противоположной же стороне, вдоль пологого ската горы, вытянулось длинное трехэтажное здание. Его фасад был словно выпилен из цельного куска исполинского дерева – искусство мастеров сохранило бесчисленные годовые кольца.
      Больше ничего странного или запоминающегося Гудмунд вокруг себя не увидел. Дома как дома, совсем простые – глаз не мог зацепиться ни за резной наличник, ни за расписную ставню...
      Рядом с Гудмундом стояло четверо. Притащивший его сюда юноша со столь необычным посохом; молодой мужчина с легкой бородкой, в таком же, как у юноши, плотном темно-синем плаще и с таким же посохом в руках; на
      шее у него висел кусочек темно-коричневого отполированного дерева. Третьим был грузный, с большим животом, уже пожилой человек с двойным подбородком и красноватым носом; он тоже носил на груди кусок древесины, но уже много светлее. Четвертым же стоял очень прямой и очень сухой старик с орлиным носом. Лицо его казалось коричневым; в руках старика воин Хагена увидел не посох, как у остальных, а лишь тонкую веточку. И кусочек дерева у него на шее был совершенно бел.
      – Послушайте, – начал Гудмунд. – Я издалека. Мне очень нужно поговорить с настоятелем!.. У меня срочные известия! И почему надо было тащить меня сюда таким способом?!
      – Во владениях Дальних Сил ваши смешные правила не действуют, человече, – безразлично сказал молодой мужчина. – А все, что ты мог сказать, мы и так знаем.
      – Умирающий эльф просил меня обязательно добраться до долины Бруневагар, где стоит монастырь, – отчеканил Гудмунд, глядя в упор на старика, судя по всему, бывшего здесь главным. – Отыскать настоятеля этого монастыря и предупредить его, что одна очень ловкая Ночная Всадница встала на чей-то след, с помощью Извергающей Огонь Чаши истребила целую засевшую у нее на пути засаду и теперь направляется прямиком сюда! Вот что должен был передать я, и, клянусь вековечной тьмой, я не заслужил подобного приема!
      На него вновь посмотрели, как на докучливого ребенка, а затем вдруг заговорил толстяк:
      – А кому ты служишь?
      Природная осторожность заставила Гудмунда солгать:
      – Я наемник, солдат удачи.
      Толстяк бросил быстрый взгляд на старика с орлиным носом, всем видом своим выражая: «Ну, что я вам говорил?»
      – Ты лжешь, червь, – холодно бросил старик. – Ты – воин тана Хагена, Ученика Мага по имени Хедин. Я прочел это в твоих мыслях. И намерения этого Мага нам слишком хорошо известны, чтобы отпустить тебя. В яму его! – распорядился орлиноносый, теряя всякий интерес к воину и поворачиваясь к нему спиной.
      – Если ты читаешь мысли, неужто ты не видишь, что я просто хотел вам помочь! – извиваясь в жестоких объятиях вновь оплетших его отростков посоха, крикнул Гудмунд. – Я ненавижу ведьм! И убиваю их при первой возможности! Остановитесь!
      С таким же успехом он мог взывать к мерно наступающему на берег приливу.
      Его оттащили в угол двора, доски в стене расползлись сами собой, открылся темный, наклонно уходящий вглубь проход. Юноша неторопливо обезоружил Гудмунда, а потом резко взмахнул своим посохом, точно хозяйка, стряхивающая веник, и воин кубарем покатился вниз, успев все же послать наверх самое черное, подсердечное проклятие.
      Он очутился в тесной, полутемной каморке, с крошечным зарешеченным оконцем под самым потолком. Стены были обшиты досками – пропустив Гудмунда, они сразу же, точно живые, закрылись за ним. В его тюрьме не оказалось ничего, кроме голых стен; выругавшись самым замысловатым образом, Гудмунд почти рухнул на пол и замер, закрыв лицо руками. В голове у него все смешалось.
      Эльфы никогда не стали бы водить дружбу со злодеями и мучителями; тогда почему же его швырнули сюда? Может, они в союзе с Перворожденными, но во вражде с Учителем Хедином?!
      Однако Гудмунд ничего не знал о Дальних Силах; вскоре он прекратил бесплодные попытки. «Если не убили сразу – значит, зачем-то еще могу понадобиться. Или меня заточили здесь пожизненно?»
      Однако не прошло и часа, как там, наверху, поднялся какой-то достаточно звучный переполох – шум пробился даже в Гудмундово узилище. Сперва воин услышал крики, потом – какой-то низкий, басовитый рык; он сменился хохотом, от которого у воина оледенело сердце и едва не остановилось дыхание – в кого-то на поверхности направлено было невероятно мощное заклятье. Однако и после этого шум не утихал; к крикам, вою, визгу прибавилось еще какое-то шипение, а затем Гудмунд увидел, как серый свет, пробивавшийся из узкого оконца его камеры, сменился багряным. Наверху пылал пожар, и он не мог ошибиться в его причине, раз увидав в действии Огненосную Чашу. Ночная Всадница добралась до тех, по чьему следу шла. И видит милосердная Ялини, в тот миг Гудмунд, при всей своей ненависти к ведьмам, испытал нечто вроде мстительного удовлетворения. Тем временем пожар наверху все ширился, звуки боя становились все громче; в окно пополз едкий дым. Воин закашлялся и, быть может, так и окончил бы свои дни, задохнувшись, но тут над его головой точно лопнула молния, пол содрогнулся так, что он не устоял на ногах; над ним пронеслась клубящаяся струя огня, пылающие бревна и доски разлетелись в разные стороны, и воин увидел над собой небо. Вокруг мгновенно стало невыносимо жарко; прикрывая голову плащом, воин бросился прочь из горящих развалин; только выбравшись из полыхающего дома, он огляделся.
      Половины строений, ограждавших двор, уже не было – на их месте громоздились груды обугленных бревен и стропил. Изглоданные огнем ворота тоже валялись на земле, а подле них лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, тот самый юноша, что встретил в лесу Гудмунда. Подле убитого воин увидел все свое оружие – очевидно, тот так и не успел с ним расстаться. Больше во дворе никого и ничего не было, ни живых, ни мертвых, а вот из длинного трехэтажного здания, которое Гудмунд определил для себя как главное в монастыре, доносился тяжкий грохот, дикие крики, время от времени раздавался звон стали, из окон то и дело вырывались языки огня или струи дыма, но загораться это строение решительно не желало.
      Очевидно, решил Гудмунд, ведьме удалось каким-то образом сломить сопротивление здесь, во дворе, и теперь бой шел уже внутри; кстати, мертвый юноша тоже не имел ожогов, как и погибший эльф, он казался лишь спящим.
      Гудмунд обнажил меч, взял на изготовку в левую руку нож-крюк... но все эти действия так и не подсказали ему, что делать дальше. Осторожность и благоразумие требовали, чтобы он, воспользовавшись столь чудесным спасением, поспешил бы, убраться, восвояси, но, с другой стороны, если у Учителя объявились какие-то новые враги, следовало, во что бы то ни стало разузнать о них как можно больше. Гудмунд поколебался еще несколько мгновений, с сожалением взглянул на окружавших монастырь прекрасных лесных исполинов, вздохнул, поудобнее перехватил меч и решительно зашагал к дверям главного здания.
      Он толкнул тяжелые створки, вошел внутрь... увидел на полу еще одно мертвое тело – на почти полностью сгоревшем посохе еще шевелились обугленные отростки – и осторожно двинулся в глубь дома, туда, где слышались рев, ежист и вой.
      Вряд ли Гудмунд смог бы многое рассказать об убранстве комнат, которыми он шел, – здесь основательно погулял огонь. Воин видел какие-то изломанные, полусожженные скамьи, шкафы, сундуки; несколько раз ему под ноги попались остатки толстых старых книг.
      Он поднялся на второй этаж и увидел там ту же картину. Но вот слева от него открылся широкий проход, ведущий в просторный зал – деревянные стены дома здесь давно смыкались с каменными сводами огромной пещеры, – и, заглянув туда, воин увидел схватку.
      Воистину, на это стоило посмотреть! Тонкая фигурка в обгоревшем по краям плаще, с Огненной Чашей в правой руке и черным кривым мечом в левой – против полутора десятков мужчин, одетых в синее, среди которых Гудмунд разглядел давешнего орлиноносого старика. По залу катились незримые валы заклинаний, от мощи которых сотрясались стены и откалывались камни от скальных сводов; посохи старались опутать ведьму своими отростками, но она с непостижимой ловкостью или рубила их своим Черным Мечом, или опаляла струями огня из Чаши, или останавливала каким-то заклятьем; на защитников монастыря низвергались потоки пламени, но старик вскидывал руки, и упругие воронки вихрей отбрасывали смертоносный жар в стороны. У нескольких бойцов в синем Гудмунд заметил в руках длинные серебристые мечи, от которых расходился неяркий свет. Эти клинки легко рубили в клочья огненные струи, но, сталкиваясь с Черным Мечом, лишь выбрасывали огромные снопы искр.
      Гудмунд застыл, поглощенный невероятным зрелищем; яснее ясного было, что в стычке с ним ведьма не использовала и сотой части своих сил.
      Ночной Всаднице удался ловкий прием – один из мечников неудачно встретил нацеленную в него струю огня, меч с державшей его рукой исчез в рыжих клубах; и пламенная река тут же словно взорвалась изнутри мертвенно-бледными вспышками. Шум боя перекрыл дикий, тонкий визг, разорванное напополам мертвое тело рухнуло на пол, от меча остался только огарок эфеса. Видно, это оружие могло противостоять огню, только если пламя не захватило руку державшего клинок.
      Но тут и саму Всадницу настиг крутящийся, упругий вихрь, посланный стариком – про себя Гудмунд считал его настоятелем. Удар швырнул ведьму на камни; издав торжествующий клич, на нее кинулись несколько монастырских бойцов, с посохами и мечами наперевес; настоятель воздел руки, готовя новое заклятье, – но Ночная Всадница, хоть и потрясенная падением, сумела откатиться в сторону и опалила насмерть еще одного врага. Пол, где она только что лежала, взорвался черными брызгами камня, раздробленного заклятьем, – но ведьма уже стояла на ногах.
      Гудмунд не мог понять, чего добивается его былая противница. Не похоже было, что она сражалась только за свою жизнь, – путь к отступлению оставался: нет, она настойчиво, шаг за шагом пробивалась куда-то в глубь темной пещеры, куда ее отчаянно пытались не пропустить настоятель со своими молодцами. Гудмунд не понимал ни смысла, ни целей, ни причин этого боя – и колебался, не зная, как поступить.
      А тем временем дела Ночной Всадницы стали оборачиваться все хуже и хуже. Скользнувший меч оставил на левом предплечье длинный кровавый рубец за миг до того, как сам нанесший удар превратился в груду пепла; одно из заклинаний настоятеля пустило на ведьму дождь из кипящего масла – она увернулась, но часть капель все же попала на лицо; потом толстяк, преодолев защиту Черного Меча, со страшной силой ударил ведьму в бок торцом своего посоха, и она с тяжелым стоном упала на одно колено. Она сумела зарубить еще одного противника, но Гудмунд видел, что Всадница теряет силы, сдерживая магические атаки, нанося ответные и не переставая при этом поливать огнем все вокруг себя.
      Гудмунд ни на миг не терял осторожности, и все же его заметили, когда капли жидкого пламени, упали прямо около того места, где он прятался. Один из бойцов в синем ткнул, указывая на него настоятелю, и, держа посох в
      свободной руке, бросился прямо на Гудмунда. Воин встретил цепью от своего крюка-ножа: ее длинный свободный конец, брошенный умелой рукой, обмотался вокруг ног бежавшего, тот упал – однако, тотчас вскочив, вновь ринулся вперед. Убедившись, что драки не избежать, воин Хагена метнул загнутое клювом лезвие. Железо вошло в шею; тело дернулось и замерло.
      Так, против собственной воли, Гудмунд оказался, втянут в схватку, да еще на стороне той, вместе с кем он не хотел бы сражаться ни под каким видом, имей он возможность выбирать.
      Ночная Всадница оглянулась, и воин Хагена содрогнулся, встретив ее безумный взгляд. Ведьма с удвоенной силой атаковала своих противников; защитники монастыря вынужденно попятились. Мечущиеся пятна света проникли глубже в заповедный подгорный полумрак, и Гудмунд разглядел где-то на самой границе темноты странные зеленоватые сполохи, играющие на сотнях и тысячах тонких граней, – там угадывалась огромная глыба какого-то неведомого кристалла поистине невероятных размеров.
      Пока Гудмунд гадал, что это может быть такое, Ночная Всадница на миг оторвалась от наседавших на нее, и огнистые потоки потекли по гладкому полу прямо к загадочному зеленоватому мерцанию. На камнях заплясали языки пламени – свет вырвал из небытия огромный зеленоватый алтарь, вырезанный из цельной глыбы не известного Гудмунду прозрачного чистейшего самоцвета. В его глубине угадывались смутные контуры какого-то очень высокого существа, облаченного в длинный прямой балахон; больше воин ничего не сумел разглядеть, потому что камень вдруг полыхнул неистовым зеленым огнем; потоки непереносимо яркого света хлынули с высоты, и Гудмунд невольно рухнул на колено – этот свет лишал его сил и воли к борьбе; пол под ногами затрясло.
      Скорчившаяся фигурка Ночной Всадницы почти исчезла под бросившимися на нее бойцами монастыря; один из воинов с размаху отшиб мечом в сторону поднявшийся было навстречу черный изогнутый клинок; в спину жреца словно ввинчивалась толстая спираль ослепительно яркого зеленого свечения, тем же огнем пылало и лезвие его оружия. Он нанес удар, Гудмунд вновь услыхал стон, но взметнулись рыжие пламенные клубы, и удачливый воин монастыря исчез в огненном вихре.
      Зажимая широкую рану на боку, из груды тел вырвалась Ночная Всадница, сзади на петле беспомощно волочился Черный Меч; Чашу она плотно прижимала к боку левой рукой. Настоятель сделал несколько шагов ей вдогонку; он взмахнул рукой, словно метнув копье вслед убегающей; и тут, повинуясь странному наитию, Гудмунд тоже метнул свой верный крюк – туда, где могло бы быть это копье, окажись оно видимо...
      В воздухе расцвел невиданный цветок, огнистый и многоцветный. Вихрясь во все стороны, брызнули струи ярких переливающихся капель пламени; стены начали рушиться. Гудмунд рванул цепь обратно и едва вытерпел ожог – настолько горяч был его нож; клинок приобрел странный зеленоватый оттенок.
      В руку воина вцепились сухие, тонкие пальцы – и он увидел умоляющий взор ведьмы. Глубоко-глубоко, прямо в душу Гудмунда смотрели эти глаза и... кто до конца поймет мужской рассудок? Он подхватил своего бывшего врага и со всей быстротой, на какую оказался способен, потащил ее прочь по коридорам и лестницам, слыша за спиной вопли погони, через наполовину выжженный двор, через пустой проем ворот... Позади них несколько раз все вспыхивало – Ночная Всадница, собирая последние силы, прикрывала их отступление.
      Когда они оказались за пределами монастыря, Гудмунд изо всех сил свистнул – и услышал ответное ржание своего верного коня; у воина отлегло от сердца. Он едва успел вскинуть Ночную Всадницу в седло и вскочить сам, как из ворот выбежали догоняющие. Гудмунд дал шпоры коню, позади него вновь вспыхнуло пламя, скакун рванул в галоп, замелькали необъятные древесные стволы исполинских зеленых башен; Гудмунд остановился, лишь, когда начал шататься вконец загнанный конь.
      Вокруг уже тянулся обычный северный лес; погоня, если она и была, наверное, отстала; Гудмунд и Ночная Всадница сидели друг против друга. Только теперь воин мог разглядеть, какие жуткие следы оставил на ведьме этот бой. Пять длинных рубцов от удара мечами; правый бок проткнут, плащ задубел от крови, прилипнув к большой ране; одна часть лица жестоко обожжена, другая являла собой сплошной кровоподтек. С трудом двигалась правая рука, лоб пересекал глубокий порез.
      Сидели молча: Гудмунд был совсем сбит с толку, а о чем могла думать Ночная Всадница – кто же сможет сказать? Тан Хаген нет-нет, да и прибегал к услугам ведьм – порой от них можно было вызнать поистине бесценные вещи; и сейчас Гудмунду надлежало, как следует расспросить ее – кто, откуда, за кем охотилась, почему напала на него, почему – на монастырь; узнать также все, что возможно, и о самом монастыре – почему его связали и заточили, что за кристаллический алтарь и все прочее...
      – Прощай, воин, – вдруг шепотом, одними губами произнесла ведьма. Она неожиданно поднялась и, несмотря свои раны, явно собиралась дальше идти в одиночку.
      – Погоди! – воскликнул Гудмунд. – Неужели ты ничего не расскажешь мне? Что значил этот бой?
      Ночная Всадница чуть заметно усмехнулась изуродованным лицом.
      – Не тебе допрашивать меня. Смертный; радуйся, что я вставляю тебя в живых. – Огненная Чаша была выразительно направлена на Гудмунда. Он замер, обездвиженный; нож-крюк был под рукой, но ведьма все равно опередила бы его. – Но запомни, – продолжала Ночная Всадница, – придет день, и твои хозяева горько пожалеют, что зеленый камень в Бруневагарском монастыре все-таки уцелел... А теперь прощай!
      – Я ведь спас тебя, – глядя прямо в глаза с вертикальным зрачком, сказал Гудмунд. – Даже дикий зверь знает, что такое благодарность.
      – Ты спас меня? А может, это я прикрывала тебе спину?
      Гудмунд опешил; а ведьма, сделав еще несколько шагов, исчезла в зарослях – бесшумно, как это принято у ее племени.

ГЛАВА VI

      Бран привел тана Хагена наверх, в высокую и чистую горницу, где пол устилали мягкие домотканые половики. Молча пододвинул к столу тяжелую лавку, поставил жбан с пивом и две глиняные кружки. Тан сел; Сухая же Рука, по-прежнему не произнося ни слова, ловко развернул одной рукой послание Хрофта и стал пристально его разглядывать. Хаген терпеливо ждал.
      – Идешь усыпить Пса? – полувопросительно, полу утвердительно сказал, наконец Бран, поднимая глаза на гостя.
      «Интересно, это Хрофт ему написал или он сам догадался?» – подумал Хаген и кивнул головой.
      – Опасное дело, – прищурился Бран. – Ты сам-то бывал на Гнипахеллире? Нет? Жуткое место. Гиблое. Ни еды, ни воды – одна отрава. Да еще всякие страхи там от века копятся. Не знаю, не знаю... стоит ли мне туда соваться. Что еще жена скажет. – Он глянул через плечо на дверь, словно ожидая немедленного появления супруги.
      – Разве может воин оглядываться на женщин? – поднял бровь тан.
      – Я не воин, – равнодушно бросил в ответ Бран; казалось, он о чем-то сосредоточенно размышляет. – Однако, славный клинок! – Здоровая рука хозяина взяла со стола подаренный Хрофтом нож. Бран повертел его и так и эдак, пристраивая за поясом; Хаген заметил, что нож привешивается таким образом, чтобы до него легко могла дотянуться кисть изуродованной левой руки.
      – Ты понимаешь, что случится, если Пес вырвется? – зашел с другой стороны Хаген.
      – Понимаю, – прищурился Бран. – Это я понимаю... Неясно мне только, отчего это именно ты взялся за это дело; почему Хрофт выбрал именно тебя?
      Любого, дерзнувшего бы так заговорить с таном где-нибудь в Хедебю или Химинвагаре, не говоря уж о землях ярлов, танов и бондов, Хаген просто разрубил бы одним ударом от плеча до поясницы; но здесь... Ученик Хедина лишь молча пожал плечами и сделал добрый глоток оказавшегося превосходным пива. Однако Бран продолжал молча ждать, явно не удовлетворившись этим.
      – Я давно знаю почтенного Хрофта, – произнес Хаген. – И совсем недавно мне случилось побывать у него вновь. Он рассказал мне о пробудившемся Псе и посоветовал обратиться к тебе. Неужели он мог ошибиться?
      – Да нет, конечно же, нет, – успокаивающе вытянул руку Бран. – Просто далеко не каждому открыта дорога к Хрофтову жилью... вот я и спросил, так что ты не серчай.
      – А ты сам бывал у него? – в свою очередь, переходя в наступление, в упор спросил Хаген.
      – Бывал... – отозвался Бран и в свою очередь омочил в пиве усы. Распространяться на эту тему он не стал и, прежде чем Хаген задал еще вопрос, заговорил сам:
      – К Псу идти, конечно, надо... это будет славный поход! – Он коротко засмеялся. – Ладно, тан Хаген! Странный ты человек, и не понял я тебя до конца – ну да ничего. Ты хоть и молод, но, я вижу, в переделках побывал; так что, с лесной помощью, доведу я тебя до Гнипахеллира – а там видно будет. По рукам?
      – Доведешь до Гнипахеллира, а что дальше? – пристально глядя на Сухую Руку, произнес Хаген. – С Псом я управлюсь сам, а как насчет обратной дороги?
      – Ох, не веришь ты людям, – потемнел лицом Бран. – Я ж сказал тебе – там видно будет! Не очень Лес любит, когда его Коридорами вперед-назад шастают, как до колодца!
      Этого Хаген не знал.
      – Хорошо, – холодно сказал он. – Доведи меня до Гнипахеллира Лесным Коридором. Мне нужно добраться до Пса как можно быстрее!
      – Вообще-то негоже людям во все эти колдовские дела лезть, – ворчливо заметил Бран, – но да уж ладно... почтенный Хрофт просит... Что ж, молодой тан, посиди пока, мне собраться надо.
      Сборы оказались долгими. Бран достал целую груду разнообразного охотничьего снаряжения, чистую, хоть и застиранную одежду, потом развел в печи большой огонь и стал готовить густой отвар из хвои и листьев; от котла повалил густой пар, а Сухая Рука, разложив всю свою справу на деревянной решетке, вдвинул ее в самые плотные слои остро пахнущих испарений. Когда же отвар остыл, он тщательно им натерся.
      – Что смотришь? Давай, делай, как я, – бросил он удивленно глядевшему на него Хагену. – Когда идешь в гости к другу, ты же приводишь себя в порядок?
      Тан пожал плечами, но подчинился; наконец, когда все было закончено. Бран повернулся к гостю:
      – Сейчас, я жене сказать должен. Жди здесь. – Он шагнул к двери, но тут она сама распахнулась ему навстречу.
      – И куда это ты собрался, хотела бы я знать? – послышался из темного проема высокий женский голос. – Видано ль такое – на старости лет да все по лесам шастает, ровно тать! Дом в забросе, дрова кончаются, в колодце бревно раскрошилось, в курятнике дыра – того и гляди лиса повадится, а он, гляди-ка, снова в лес! И кто же это тебя, старого, опять с толку-то сбил, какой гость незваный?! – В продолжение этой речи Бран, слегка присев и разведя руки, медленно пятился назад, словно загораживая тана; Хаген же медленно поднялся; его душило бешенство: какая-то простолюдинка дерзает своими воплями вмешиваться в его дело! Что ж, она сейчас замолчит... Если ее не заставит умолкнуть Сухая Рука, он, Хаген, сделает это сам.
      Однако не похоже было, что Бран в состоянии утихомирить свою жену. Он лишь растерянно бормотал что-то, виновато глядя на нее – маленькую, чуть полноватую, с закатанными до локтя рукавами рабочего скромного платья. Сухая Рука даже втянул голову в плечи – а его жена продолжала осыпать мужа отборной бранью, долго и нужно перечисляя не сделанную по дому работу, поминая свою жизнь, без сомнения, навсегда погубленную из-за этого лесного бродяги; видя, что Бран бездействует, тан наконец вмешался.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9