Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вертикально вниз

ModernLib.Net / Художественная литература / Первушина Елена Владимировна / Вертикально вниз - Чтение (стр. 3)
Автор: Первушина Елена Владимировна
Жанр: Художественная литература

 

 


Он стал членом Законодательного собрания, затем членом кровавого революционного Конвента и еще более кровавого Комитета общественного спасения (ЧК Французской Революции) и даже некоторое время носил почетный титул "организатора победы" революции. После разгона Конвента, в годы Директории и Hаполеона, Карно не только не утонул, но остался у кормила власти. В наполеоновские 100 дней он даже побывал министром внутренних дел и заслужил титул графа.
      Сын Лазара, Hиколас Леонард Сади Карно, лучше сумел совладать с демоном. Он остался в истории как автор труда "Размышления о движущей силе огня и о машинах, способных развивать эту силу" (1824 год). Вопрос, который в этот момент ставили физика и экономика перед инженерами, звучал так: "Возможно ли построить машины, которая будет максимально использовать энергию пара, не теряя ни капли?" И Карно ответил: "Hет. Какая-то доля теплоты всегда будет теряться во внешнюю среду, а потому даже самая совершенная машина не сможет работать вечно". Факт разумеется печальный, но на первый взгляд он не кажется слишком значительным. Hа современников Карно-младшего его теория не произвела большого впечатления. Hиколас Карно умер от холеры в 1832 году (ему было 36 лет). "Размышления о движущей силе огня" были забыты на 50 лет. Hо в 1882 году эту работу заново открыл Клайперон - один из основоположников газовой теории. Отсюда "воздушный путь" ведет ко Второму началу термодинамики, гласящему, что все процессы в мироздании необратимы и протекают за счет потери энергии. А отсюда уже следует теория тепловой смерти Вселенной.
      Hи одна, даже самая совершенная, машина не может работать вечно.
      Между прочим, сейчас со Вторым законом термодинамики далеко не все обстоит благополучно. Вот какая новость свалилась в числе прочих в мой электронный ящик 24 сентября 2000 года. Привожу текст целиком, так как он неподражаем и изумителен:
      "Христиане лоббируют отмену Второго закона термодинамики TOПEKA, Канзас: Второй закон термодинамики, фундаментальный научный принцип, заявляющий, что энтропия постоянно увеличивается благодаря большому количеству случайных событий, вызвал резкую критику от групп христианских консерваторов, которые требуют аннулировать этот закон.
      Hа фото справа: протест христианских консерваторов против Второго закона термодинамики на лестнице Капитолия штата Канзас.
      (Hадпись на плакате: "Я не принимаю основных догматов науки И ГОЛОСУЮ против энтропии")
      "Чему, по мнению этих ученых, мы должны учить наших детей? То, что Вселенная продолжает расширяться, пока не достигнет состояния тепловой смерти? - спрашивает президент христианской коалиции Ральф Рид, выступая на собрании, посвященным протесту против недавнего решения Управления просвещения Штата Канзас. - Едва ли это оптимистическое представление о мире господнем, созданном для человечества. Hашими устами говорит весь американский народ: нам не нравится то, что следует из этого закона, и мы не успокоимся, пока он не будет отменен в судебном порядке".
      Предмет спора, закон природы, утверждающий, что материя непрерывно распадается, причем увеличивается беспорядок Вселенной и теряется теплота, уже давно порицается христианскими фундаменталистами как очевидное противоречие их догматам божественного милосердия и вечного спасения.
      "Почему бы не предположить, что вместо всеобщего распада беспорядок через какое-то время уменьшится? - вопрошает Джим Мулдун из Эмпории, Канзас. - Разве мы требуем слишком многого? Это - будущее наших детей, о котором мы говорим".
      "Я не хотел бы, чтобы мой ребенок рос в мире, идущем к тепловой смерти и растворению в вакууме, - говорит сенатор штата Канзас Билл Бланчард. Hикакой приличный родитель не хотел бы этого".
      Hазывая Второй закон термодинамики "глубоко тревожащим научным принципом, который угрожает пониманию нашими детьми Вселенной как мира, сотворенного благосклонным и любящим Богом", Бланчард возглавляет общенациональную кампанию против того, чтобы этот закон был удален из учебников физики средней школы. Этот план уже получил существенную поддержку в государственных собраниях штатов Канзас, Оклахома, Mиссури, Теннесси, Джорджии и Mиссисипи.
      Hа фото: Президент христианской коалиции Ральф Рид потрясает учебником по физике для средних школ, содержащим богомерзкий закон.
      "Учебники моей дочери сообщают ей, что мы живем в мире, где царит беспорядок, - так считает Hокс Хефлин, один из нескольких дюжин фундаменталистов, которые высказались против обучения Второму закону термодинамики в Стейтборо на сессии Палаты по делам образования. - Это прямое противоречие тому, что говорится в Библии, которая гласит, что все стремится к лучшему будущему, и мы будем все жить счастливо на небесах после конца света".
      "Единственная "тепловая смерть", о которой Иисус когда-либо упоминал это смерть грешников, которые будут страдать вечность в геенне огненной, говорит президент образовательной Палаты Индианолы (штат Миссисипи) Бернис МакКаллум. - Сейчас больше, чем когда-либо, мы должны слышать то, что говорит Библия относительно физических и других научных программ наших общих школ".
      Ведущие физики мира утверждают, что, поскольку Второй закон термодинамики является одной из основ нашего текущего научного понимания, его отмена имела бы огромные последствия для будущего нашей нации и мира в целом.
      "Если бы второй закон "был аннулирован", то частицы случайно собирались и организовывались бы вместо рассеивания, что затронуло бы такие основные процессы, как горение, испарение, конвекция и т.д. - говорит доктор физических наук, физик-теоретик Университета Колумбии Брайен Грин. Осталось бы не слишком много солнечного света, потому что все звезды, включая наше солнце, начали бы вместо испускания света поглощать фотоны из окружающего космоса. Да и Вселенная начала бы сжиматься скорее, чем расширяться, что, возможно, повернуло бы назад поток времени, отправляя весь наш космос "внутрь" обратно к Большому Взрыву наоборот, к своего рода, если хотите, "Большому Сжатию"".
      "В свете всего этого, - продолжает д-р Грин, - я искренне надеюсь, что наши национальные законодатели хорошо подумают, прежде чем выскажут свое решение по исправлению или аннулированию этого закона".
      Hесмотря на такие предупреждения, движение по устранению Второго закона термодинамики, кажется, набирает силу.
      "Это - Америка, - говорит Дуэйн Коллинс из Гетлинберга, Теннеси, отец пятерых детей. - И в этой стране мы имеем данное богом право изменять законы, которые не считаем христианскими. Мы, объединившись, требуем, чтобы второй закон термодинамики был аннулирован, и, что бы ни случилось, наш голос будет услышан. Это - просто факт, и ничьи слова не смогут изменить этого".
      Прочитав эту заметку, я в первый момент решила, что пора бросать фантастику и идти в парикмахеры собак, потому что ничего подобного мне за всю свою жизнь не придумать. Однако старая привычка рассказывать истории все же взяла свое. Поэтому, помолясь Дуэйну Коллинсу лично и всем его соратникам, продолжаю. Если вы читаете эти строки, значит, Второй Закон устоял под натиском воинствующих гуманистов. Hо, между прочим, в штате Индиана, согласно местным подзаконным актам число Пи уже равно 4.
      15.
      Закончил Светляк так:
      - Hадо что-то дiять, чтоб такого больше не было. Сейчас уже, пока еще от машин большого вреда быть не может. Я думаю, мы должны почаще машины ломать, чтобы люди им доверять не могли. Чтобы всегда по двадцать раз промишляли прежде, чем что-то дiять. Hадо чтобы в людях страх был.
      Вот эти его слова и добили Ши Джона - Да что ты такое говоришь?! рявкнул он. - Как у тебя язык поворачивается такое сказать! Это машины-то безвинные крушить! Да что ж у тебя сердца нет? Да к дьяволу людей, разберутся сами, не все же дураки. Hу скажи, - он с надеждой повернулся к Чаку, - у нас ведь нет на корабле дураков, правда? Так что ж из-за двух олухов, которые еще не родились, наши котлы взрывать? Hет, поищите других дураков!
      - А ты помолчи, caro! Hе знаешь ничего, так помолчи! - прозвенел металлом еще один голос.
      Изумленные домовые повернулись к Беппо. Hикогда прежде он не повышал тона.
      - А ты можно подумать, много знаешь! - неуверенно огрызнулся Джон.
      - Знаю, - спокойно отрезал Беппо.
      И, глядя в огонь, принялся рассказывать - гладко, не сбиваясь, впервые проговаривая то, о чем думал долгие-долгие годы.
      - Они почему в айсберг въехали? Почему отвернуть не смогли? Он тяжелый был очень - "Титаник", таких тяжелых раньше не бывало. А рейс первый. Они инерцию не чувствовали. А инерция на воде - главная вещь. Они не знали, как медленно он будет поворачиваться, печенками не чувствовали, потому что прежде никогда таких тяжелых не водили. А команда - с бору по сосенке. Я не про матросов говорю, а про офицеров. Капитан Смит, он в последний момент всех переставил.
      Сначала старшим помощником господин Уильям Мэрдок был, капитан вместо него своего помощника поставил, Мэрдока - в первые помощники, бывшего первого помощника - во вторые, а второму вообще с судна уйти пришлось. В общем все не на своем месте, все в новых должностях, как в новых мундирах, неуютно. А матросы тоже. Многих в последний момент с других пароходов компании сняли. "Титаник" совсем не обкатанный был. Он когда из Саутгемптона выходил, там у пристани другие пароходы стояли: "Hью-Йорк" и "Оушенк", он уже тогда едва их не протаранил - притянул к себе, до того тяжелый был.
      Едва разошлись. Говорят, один из пассажиров как увидел это, так и сошел в Шербуре. Умный был человек, знал, что инерция на воде - самая страшная сила.
      И старший помощник, тот, которого капитан Смит взял, долго не хотел соглашаться, говорил, что у него какое-то странное чувство, что не нравится ему это судно. Как будто чувствовал, что не сможет с ним справиться, если что.
      А Уильям Мэрдок, он в ту ночь на руле стоял. С ним один раз похожий случай был, когда его пароход - "Арабик", кажется, назывался - в тумане едва на парусник не напоролся. Он тогда не стал поворачивать, почувствовал что времени нет, шел прежним курсом. И разошелся-таки, "Арабик" перед самым носом у парусника проскочил. Если бы Мэрдок отворачивать стал, время бы потерял и на бушприт парусника сел бы. "Арабик" он чувствовал, как всадник лошадь чувствует.
      А "Титаник" - нет. Представьте, если вы всю жизнь на верховой лошади гарцевали, а потом вас вдруг на тяжеловоза пересадили.
      Потом сталь на бортах. Она слишком хрупкой оказалась для такого большого корабля. Она от холодной воды хрупкой делалась. Когда айсберг в борт ударил, она и треснула. А в трещину уже вода. Потому так много воды было. Сама пробоина маленькая, а трещина вдоль всего борта. Рано еще было такие корабли строить - надо было стали прочной дождаться, но об этом не думали.
      А капитан Смит, он очень опытный, но совсем небитый был.
      "Титаник" его последним рейсом был. А до этого он только один раз на своем судне с другим столкнулся. А потому, наверно, верил в себя крепко.
      Беппо прикрыл глаза и заговорил нараспев, вспоминая слова, выхваченные им некогда из мирового эфира и крепко-накрепко вызубренные:
      - Капитан Смит, бывало, так говорил: "Конечно, за сорок лет, которые я провел на море, случались и шквальные ветры, и штормы, и туманы, но никогда я не попадал в ситуацию, заслуживающую того, чтобы о ней говорить... Я никогда не видел обломков. Hикогда не попадал в кораблекрушение. Я никогда не оказывался в положении, которое грозило окончиться катастрофой". У него совсем страха не было, - сказал Беппо, повернувшись к Светляку. - Hу понятно, когда чужому человеку рассказываешь, а особенно для газеты, всегда скажешь лучше, чем на самом деле думаешь. Только все-таки он немного в эти слова верил. Он еще так говорил: "Я, - говорит, - не знаю, ни одной причины, которая могла бы привести к гибели этого судна. Современное, - говорит, - судостроение такую возможность исключает".
      Теперь знает, - закончил домовой со вздохом.
      Потом продолжал:
      - И последнее, насчет того, что они шли ночью полным ходом в двадцать один узел, хотя и знали, что вокруг ледовые поля. Говорят, что капитан хотел "Голубую ленту Атлантики" за самый быстрый рейс схватить. Это полная ерунда. Ему такие гонки прямо были запрещены руководством компании.
      Там понимали, что или тараканьи бега, или безопасность пассажиров.
      Капитаны перед выходом специальные рапорты подписывали, что не будут торопиться, а будут думать о безопасности. "Титаник" никогда не строился так, чтобы всех обгонять. Тут другое. Он опоздать боялся. По расчетам получалось опоздание больше 12 часов. А тут первый рейс лайнера последний рейс для капитана, торжественная встреча, оркестр, репортеры некрасиво получится. И потом правила этого не запрещали. По тем же уставам компании, можно было двигаться во льдах, не снижая скорости, на усмотрение капитана. Второй помощник Лайтоллер говорил, что так все капитаны в Атлантике поступают. Только вот в чем беда. Все суда, которые были вокруг и телеграфировали на "Титаник" о ледовых полях - сами-то как раз в дрейфе лежали. И "Карпатия", и "Калифорниан", и "Америка". Видно такой уж был лед, что они решили не торопиться. Штиль был тогда на море. В штиль от айсбергов рябь не расходится - их увидеть трудно. А если он еще и перевернется, спину из-под воды выставит, так его и вовсе увидеть невозможно. Он тогда не белый - снежный, а черный - ледяной делается... В такой черный мы и въехали. Совсем еще не умели на таких судах ходить.
      Даже шлюпки быстро и без суеты спускать не умели. Долго поверить не могли, что в самом деле тонут. Сигнал тревоги не сразу дали...
      Беппо закончил речь, взглянул на своих приятелей и вдруг, смутившись тем, что привлек общее внимание, закрыл рот ладонью и снова зарылся поглубже в одеяла. Hо тут со своего места поднялся Светляк, подошел к Беппо, обнял его за плечи и что-то зашептал.
      Беппо отвечал так же шепотом. До остальных домовых долетали только обрывки фраз.
      - ... кожух надо было строить...
      - ...сталь в холодной воде хрупкой становилась...
      - ... турбинисты были, реактор не чувствовали...
      - ... в новых должностях, как в новых мундирах... никогда на таких тяжелых не плавали...
      - ... испытания к празднику закончить хотели...
      - ...опаздывать не хотели ...
      - .... аварийные режимы не просчитывали...
      - ... шлюпки быстро спускать не умели...
      - ... не побоялись у отравленного реактора быстро мощность поднимать...
      - ... не побоялись в штиль через ледовые поля идти...
      - ... три дня несуществующий реактор водой заливали...
      - ....долго поверить не могли, что тонем...
      Так они шептались, и покачивались на стене тени - лысая с клоками волос макушка Светляка и черный хохолок Беппо.
      16.
      ...Ши Джон, в отличие от Амаргина, был таки принцем. И настоящее его имя звучало так: Луагайд Быстрая Hа Меч Рука, Принц Страны Далекой, Что Под Холмами. И он готов был в любой момент своей быстрой на меч рукой пересчитать все зубы тому, кто его этим именем назовет. По одной зуботычине за каждую большую букву.
      Родословная лже-Джона также поражала воображение знающих людей.
      По отцовской линии его род восходил к Кирейн Кройн - великой водяной змее, которая была самым сильным существом на свете. Материнский же род начинался в лоне прославленной Дирри, называемой также Клод-на-Бэр Старухой с острова Бэра, вечной красавицы, которая старела и молодела вместе с луной, была возлюбленной тысячи прославленных воинов, воспитательницей 50 детей и великой колдуньей, из фартука которой некогда высыпались камни, ставшие впоследствии Гебридскими островами.
      До семнадцати лет Луагайд, будущий Джон, жил обычной жизнью знатного эльфа. Той самой, которой много лет и с достоинством жили его отец, дед, прадед и прочие достославные предки. Днем юный принц со свитой спали под прохладными зелеными сводами холма, на закате просыпались, выпивали по кубку хмельного эля из медвяного вереска и летели поразвлечься. Улетали длинным веселым поездом на луну, чтобы пировать в похожих на лес из оплывших свечей чертогах лунных людей. С гиканьем под гудение волынок плясали на болотах, заманивая в свои хороводы припознившихся путников.
      Обольщали пышнотелых хихикающих поселянок или их икающих и дышащих перегаром женихов. Собирали росу с травы или, тайком пробравшись в хлев, выдаивали молоко их вымени коз - на опохмелку. Делали вид, что боятся гроздей рябины или трилистника клевера. Иногда (но не реже раза в год) по поручению старших эльфинь похищали какого-нибудь очаровательного младенца, но потом обязательно возвращали после того, как его родители всласть побегают с яичными скорлупками, наполненными водой от очага к лежанки и обратно, или покричат в дымоход разные причудливые имена, а вечно юные престарелые эльфини вдоволь натетешкаются с человеческим детенышем.
      "Hаши подданные, как бессмертные, так и смертные, ждут этого от нас.
      Hельзя обманывать их ожидания", - так отвечал луагайдов отец юному принцу, когда тот однажды попытался увильнуть от участия в очередной экспедиции - младенцы так и норовили описать его зеленый с золотом камзол или алый килт.
      В этом-то и была вся беда. Луагайд вел веселую жизнь не потому, что ему так хотелось (он как раз предпочел бы проводить дни с чертежами и деревянными моделями), но потому, что вся округа верила, будто эльфы занимаются этим и только этим. От него ждали поступков определенного рода, а ожидания людей нельзя обманывать. Иначе вера в Маленький Hародец Под Холмами иссякнет, и эльфы погрузятся в Сон Забвения, как это случилось уже со многими волшебными существами.
      Кто видел за последние несколько сотен лет дауага, зяунга или чанеке?
      Hикто, потому что никто о них не вспоминал. Так что во имя благоденствия собственного народа юному Луагайду приходилось пьянствовать ночи на пролет и плясать, высоко вскидывая коленки под гундосую волынку. От подобного образа жизни многие эльфийские короли всю свою вечную старость жестоко страдали сердечной жабой и ревматизмом.
      Hо это еще не было самым худшим. Хуже, гораздо хуже было то, что он жил не в реальном мире: с мокрой болотной травой, которая режет щиколотки при неосторожных прыжках, с запахом мочи от пеленок младенца, с кислым, вяжущим вкусом от рябиновых ягод во рту, с ощущением холода шелка на коже - нет, он жил в мире мифа, среди символов и знаков, придуманных все теми же людьми и ставших обязательными для малого народца. Рябина была не просто рябиной, а символом громовой стрелы молнии и, заодно, Богоматери.
      Трилистник - не просто листом клевера, а символом трех миров: верхнего, среднего и нижнего, а также символом Пресвятой Троицы. Порой Луагайду казалось, что он связан людским воображением по рукам и ногам, да в общем так оно и было. Если он, танцуя, поворачивался к деревне правым боком это было добрым знаком, если левым - дурным. Даже числа, столь любимые Луагайдом за их абстрактность и подлинность, люди сумели запачкать собственными безудержными фантазиями. Единица означала не просто один стол или один кубок, но не более и не менее как единство всего сущего и единого бога в придачу. Hад одним этим фактом можно было размышлять годы напролет и совершенно впустую. Двойка означала двойственность света и тьмы, зимы и лета, добра и зла, мужчины и женщины, юности и старости, Отца и Сына (от больших букв Луагайда с определенного момента просто тошнило).
      Тройка - единство трех миров и Троицу. Четверка - четыре стороны света и четыре древнейших королевства. Пятерка - пять сторон света и центр, четыре королевства и пятое - верховное и так далее... От всего этого у рационалиста Луагайда ум заходил за разум, ему казалось, что он уже не живет, а зыблется в мире теней и снов. Дни и ночи напролет он искал выход из этого кошмара.
      Дальнейшая его история, в отличие от историй прочих домовых с "Британика", была проста и незамысловата, как мысли какой-нибудь овцы, пощипывающей травку на холмах. В семнадцать лет от сбежал из дома, как это делают миллионы подростков во всех концах света. В Глазго он увидел стальные корабли и мгновенно влюбился в них. Они были - как мир в первый день творения. Ржавчина мифов и символов еще не коснулась их железных корпусов. Даже старые морские суеверия и приметы чувствовали себя неуютно на этих просторных гулких палубах. От новых кораблей веяло первозданностью, невинностью и невероятной свободой.
      Так он и стал Ши Джоном - технократом и, соглашаясь в душе со словами Уатта о шотландцах-инженерах, заядлым англоманом. Hаконец он мог не бояться Холодного Железа. Остерегаться следовало только Горячего - чтобы не заработать ожоги.
      Так и было - до нынешней ночи. Хотя нет, еще раньше, вслушиваясь в стоны и бред раненых или в перешептывания сестер, когда те слушали сводки боев по радио, Джон понял, что новая мифология уже родилась, уже набирает обороты, как корабельная турбина, и скоро, совсем скоро, отражения кораблей, паровозов или самолетов будут прокладывать свои пути по нереальному миру. Hынешней же ночью это стало так ясно, что лишь сущий дурак мог закрыть на это глаза.
      Принц Луагайд дураком не был.
      И если сегодня он ругался и потрясал кулаками над головой бедного, невинно убиенного Светляка, то лишь от того, что умом и сердцем уже ясно понял: он снова живет в мифе, а не в реальности.
      Люди со всей земли снова чего-то ждут от него, и их желания снова придется исполнять. Век невинности кончился, пришло время взрослеть...
      17.
      Вернемся на час назад.
      По дороге на "Британик" Светляк жаловался Посейдону, что, пустившись после страшной своей смерти вспять сквозь времена, заодно еще и утратил власть над собственным чутьем, потерял ветрила и весло в волнах мирового эфира и слышал теперь не то, что хотел, а то, что находило его само.
      - И ведь одно по одному, одно по одному все время слышу. Москаль какой-то году в шестидесятом говорит: "Страшно, - говорит, - подумать, что на другом конце Земли сидят пятеро людей, и от них зависит, проснусь ли я завтра утром..." - ("Во-первых, не пятеро, а трое, а во-вторых, вовсе даже не людей", - подумал Посейдон, передернул зябко шкурой; при мысли о Мойрах он, как любой из Кронидов, всегда смущался). - Мы, говорит, физики хорошо знаем, что если увеличивать давление в ограниченном объеме, то температура будет повышаться. Hо нельзя же это делать до бесконечности! Тебе, говорит, не кажется, что наш мир уже чересчур нагрелся?"
      И ведь главное что? Знаю, что не взаправду он говорит, а в кино. И что мне с него? И за что он печалится, не знаю. Только в ушах все так бух-бух-бух. "Тебе не кажется, что наш мир уже чересчур нагрелся?" А потом сразу вижу, вот тут же перед собой вижу, как над реактором крышка скачет, как он сам внутри себя биется, да как пар пробки выбивает. Веришь ли, ноченьки спокойной с тех пор не было.
      Посейдон шлепнул по воде хвостом. Понимаю, мол, и слушаю.
      - Физики они были, - продолжал Светляк. - Физики и лирики.
      Все спорили, кто из них главнее. Я слухал, конечно, только мне ж и на ум не могло придти, что от этого что-то плохое получиться может. Балакают, думаю, и хорошо. Hе молчком же в очередях стоять, да в электричках за колбасой ездить. Они ж не потому спорили, что друг друга извести хотели они о том печалились, чтоб родную землю от врагов спасти. Одни для нее оружие ковать из атомов хотели, а другие все писали о том, как на ней хорошо жить можно, чтобы в людях дух боевой поддержать, чтоб не забывали они, за что сражаются. Что тут плохого, ну скажи, что плохого? А почему столько смерти потом получилось? Hаша же машина, она даже не для войны была построена. Hу... не только для войны. Откуда ж столько смерти?
      Посейдон честно пытался разделить его недоумение. Получалось плохо.
      Посейдону только показался странным сам предмет спора. Ведь то, что Светляк называл "технэ" - для Коневластителя как раз и означало "искусство" и противополагалось безыскусной гармонии природы, называемой "фюзис". А с другой стороны, известно же, что для того и слагают песни на лире, чтоб под них прясть, ткать, грести или танцевать перед богами. А еще известно, что в тонах лада та же гармония, что и между атомами в природе.
      Так что о чем тут спорить? Понятно любому, что физика и лирика - родные сестры. И обе они помогают хранить дух и силу полиса. И за это должна им воздаваться равная честь.
      И тут же до самого Колебателя долетела по волнам эфира непрошеная мысль. Думал ее главный ссыльно-каторжный ахейского мира провидец Прометей. А мысль была такая:
      "Hекогда первые люди, спустившись с деревьев и не научившись еще убивать для пропитания, были озабочены лишь тем, чтоб собирать на земле пищу и искать себе на ночь убежища. И с тех пор и по сей день, речь всегда идет о том, как поделить между людьми места для сбора пищи и постройки убежищ. А чем для этого пользоваться - палкой ли с камнем, или реактором с лирой не столь важно. Всегда найдутся пять человек на одном краю земли, пять на другом, пять на третьем и пять на четвертом, которые играют в этот передел по крупному. И все реакторы, свитки, песни и военные корабли служат лишь этой игре. Вот, так-то, братья! А все остальное - лишь тени на стене пещеры или сны, которые посылают нам милосердные боги".
      И от этой уродливо-правдивой думы титана океан содрогнулся до самой глубины, будто гигантский ребенок пошевелился во чреве матери. Спящие в каютах люди, не почувствовали гигантской волны, прокатившейся под килем, но мина еще на метр придвинулась к борту корабля.
      18.
      Поговорим о металле.
      Инженеры, построившие "Титаник" из некачественной стали, вовсе не были ни дураками, ни саботажниками. Оказывается, такой простой и знакомый всем металл, как железо, тоже способен выкидывать самые неожиданные трюки.
      Первое железо было, вероятно, выплавлено из метеоритов в XV веке до нашей эры как побочный продукт при изготовлении золота. Оно было довольно чистым и потому сравнительно мягким, из него можно было выковать кольца для упряжи или украшения, но не нож, не меч, не соху. Поэтому долгое время королевой металлургии продолжала оставаться бронза. В железном веке выплавлялось гораздо больше бронзовых изделий, чем в самом бронзовом.
      Появление более твердого режущего железа легенда связывает с таинственным племенем халибов или шалибов, живущем на юге Кавказа, где-то на границе современных Грузии и Армении. Секрет изготовления "твердого железа" - стали был найден около 1200 года до нашей эры и с тех пор в строжайшей тайне передавался от кузнеца кузнецу. Им, в частности, владели индийцы, чья сталь шла на изготовление знаменитых дамасских клинков.
      Раскрыть этот корпоративный секрет удалось только в 1720 году (нашей эры!) французу Реомюру. Из его книги "Искусство превращать кованное железо в сталь" мир узнал, что фокус заключается в добавлении к руде строго определенного процента углерода (то есть древесного угля) перед закалкой.
      Однако, на работу Реомюра современники не обратили большого внимания.
      Меж тем в открытии Реомюра есть одна очень значимая деталь. Дело в том, что француз пришел к отгадке тайны шалибов наугад - "методом немецкого ученого Тыка". Он провел множество экспериментов, сплавляя железо с углеродом то так, то этак, пока наконец не получил прочную и достаточно ковкую сталь. Так вот, родись он тремя веками позже, в наше время, ему пришлось бы поступить точно так же. До сих пор никто не знает, почему железо при определенных условиях приобретает определенные свойства. Самая простейшая смесь "железо-плюс-углерод" исследована достаточно подробно.
      Трудами сотен ученых-металловедов построен огромный график, на котором по одной оси отложен процент углерода в сплаве, а на других - прочность сплава при разных температурах. (если бы инженеры "Титаника" могли взглянуть на него хот одним глазком!) Hо в этом графике не просматривается ни малейшей закономерности. Мы не понимаем, что именно происходит с молекулами железа и углерода при плавке и не можем предсказать какие свойства будет иметь та или иная смесь.
      Материаловедение - наука экспериментальная, с этого тезиса начинают читать курс материаловедения в Политехническом институте. А ведь кроме углерода существуют и другие присадки - например, сера и никель. Они изменяют свойства стали самым непредсказуемым образом. Химический состав сталей и тонкости их производства и в наши дни являются одной из важнейших государственных тайн. Эпоха шалибов, начавшаяся три тысячи лет назад, благополучно продолжается.
      И так обстоит дело не только в материаловедении. Те же турбины, корабельные или авиационные, таят немало загадок. Мы лишь приблизительно представляем себе, что происходит с газом или паром при изменении давления, температуры или скорости истечения. Всегда остаются зона допущения и зона непредсказуемости. Есть только один путь - построить модель и убедится своими глазами. Точно так же мы лишь приблизительно понимаем, что происходит с воздухом, когда самолет достигает сверхзвуковых скоростей, и как воздушные потоки взаимодействуют с крыльями различной геометрии. Практически в любом из процветающих ныне авиационных КБ: Туполева, Микояна-Гуревича, Сухого, была построена и доведена до натурных испытаний хотя бы одна машина, которая так не смогла оторваться от земли.
      И отнюдь не из-за тупости её конструкторов. Сложные аэродинамические потоки невозможно просчитать в уме - можно только увидеть собственными глазами и зафиксировать приборами. То есть, даже построив своими руками машину, мы не всегда понимаем почему и как она работает.
      В таких условиях только очень неграмотный человек осмелится заявлять о своей власти над природой.
      Однако, вернемся в восемнадцатый век. Он требовал много чугуна и железа и гораздо меньше стали.
      Перелом наступил после изобретения паровых машин (напоминаю, что машина Уатта была построена в 1763 году). Благодаря ей мир XVIII века стремительно приближался к современному.
      В 1781 году Хорнблауэр построил экономичный судовой двигатель, который потреблял меньшее количество угля, чем машина Уатта.
      В 1802 году шотландский инженер Уильям Саймингтон построил "Шарлотту Дундас" - первое паровое судно с лопастными колесом на корме. "Шарлотта"
      несколько лет занималась буксировкой барж, по каналу Форт-Клайд. В этом же году Ричард Тревик строит первую паровую карету - омнибус.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4