Глава 3

Компьютер ждал меня во всеоружии. После проверки работы салонной системы я объявил, что хочу увеличить скорость обмена и останусь здесь еще на часок. Хозяин салона, пухловатый молодой еврей, был счастливо удивлен, не в силах понять моей необъяснимой рабочей щедрости и попрощался со мной как с генералом, идущим на смерть ради родины.

Я дождался наконец, пока салон опустеет, и занялся своим делом. Ввел пароль, открывая первое рабочее окно Приятеля, и увидел: посреди экрана на фоне яркого красного прямоугольника были выведены основные рекомендации, которые я не замедлил прочесть, в очередной раз немало удивляясь изощренному садизму собственного творения, то есть программе этой паршивой железяки. Вот что прописал мне доктор pentium на сей раз:

«1. ВЕРЕСОВ ГОВОРИТ ПРАВДУ. НО НАРКОТИКИ – БИЧ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

2. ДЕТИ – ЦВЕТЫ ЖИЗНИ. ИЩИ КОРЕНЬ ВСЕХ ЗОЛ.

3. ДО 12.00 14 ОКТЯБРЯ ПОЗВОНИ В БЮРО НАХОДОК НОМЕР 16 И ЗАКАЖИ СОСИСКУ С ПАПРИКОЙ. ОБЯЗАТЕЛЬНО!

4. ВСТРЕТИШЬ СЫНА – ВСПОМНИ КИЕВСКОГО ДЯДЮШКУ».

Несколько секунд я смотрел на эту белиберду, а затем мои нервы не выдержали, и я расхохотался. Смех гулко отозвался в пустом полутемном салоне (я выключил свет, чтобы он не резал глаза). Я замолчал и снова воззрился на светящийся глаз-монитор Приятеля.

– Сука ты! – с чувством выдохнул я наконец, пытаясь понять, чего добивается от меня чертов «пятачок». – Ну, с Вересовым понятно, его фирма, скорее всего, прикрытие для тех, кто вертит тарасовским наркобизнесом. Дети, кажется, вместе что-то хитрое замышляли уже полгода, и именно это ты мне советуешь узнать, считая, что в этом кроется смысл их исчезновения… Но какая, на хрен, сосиска?!

Приятель обиженно молчал. Мысленно сосчитав до десяти и на том успокоившись, я дал ему приказ отчитаться о проделанной работе. Перепроверять указания ящика не имело смысла: в идиотских высказываниях, которыми мне было предложено руководствоваться, pentium видел какую-то недоступную человеческому (или непосредственно мареевскому) пониманию логику. Или, может, ему просто не хватало слов и выражений, чтобы передать то, что он мне советовал, в более простой и логичной форме, вот он и подыскивал самые странные и загадочные; впрочем, над этой проблемой я бился уже долгое время и в конце концов окончательно на нее плюнул.

В общем-то, компьютер мой не ошибался почти никогда, а разобраться в его указаниях было вполне возможно, некоторое время логически поразмыслив.

То есть сейчас оставалось только понять, чего именно он от меня хочет, и, независимо от результатов моего мыслительного процесса, соблюдать предписания доктора.

Меж тем моя программа порадовала меня:

«ОБРАБОТАНА И ПОДГОТОВЛЕНА К ПРОЧТЕНИЮ СЛЕДУЮЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ:

1 – КАЗАКОВА ЛЮДМИЛА БОРИСОВНА (МАТЕРИАЛЫ О РАЗВОДЕ, ЛЕЧЕНИИ);

2 – ФАЙЛЫ РАБОЧИХ КОМПЬЮТЕРОВ «ЕВРОМЕБЕЛИ»;

3 – ФАЙЛЫ ЛИЧНЫХ КОМПЬЮТЕРОВ СОТРУДНИКОВ ФИРМЫ».

Н-да… Недурно. И, судя по первому из предложенных пунктов, Приятель нашел-таки мать девчонки, которая точно жива и относительно здорова. Ну-ка, что там за лечение она проходила?..

Перечитав данные, выуженные Приятелем черт знает откуда, я только присвистнул. Верный комп довел до моего сведения, что причиной развода, а также того факта, что суд оставил ребенка отцу, послужила наркотическая зависимость Л. Б. Казаковой; что до развода она полгода находилась на принудительном лечении в Тарасовском наркологическом центре и была признана неизлечимой; а также то, что после развода незадачливая мамаша подавала прошение о пересмотре решения суда относительно Гали, заручившись справками об успешно пройденном курсе лечения.

Вересов, понятное дело, легко сумел убедить малолетнюю Галю в том, что мама умерла, но вот как он убедил суд в том, что дочь думает обратное, то есть что она все знает?

Непонятно как, но тем не менее повторный суд, проходивший, как и первый, в отсутствие предмета судебного разбирательства, то есть самой Гали, подтвердил лишение материнских прав, и Людмила Борисовна отбыла в Ульяновск, к матери, где снова безуспешно лечилась и на сей раз вполне преспокойно тунеядствовала.

Непонятно откуда выуженные Приятелем фотографии разного размера представили мать Гали в полной красе. В общем-то, когда-то красивая женщина, здесь она уже казалась подавленной и какой-то слегка распухшей. На всякий случай я запомнил приметы.

Далее следовало несколько кратких сообщений об абортах и потере ребенка (очевидно, несмотря ни на что, в любовниках у Галиной матери недостатка не было). Последним в череде этих увлекательнейших медиконарколюбовных сообщений была короткая выписка из евпаторийского токсикологического центра, куда бывшая жена Вересова поступила в тяжелом состоянии, вызванном передозировкой наркотиков. Каким ветром ее занесло к морю, Приятель умалчивал. Итак, след обрывается в солнечной Евпатории…

Стоп! Погодите-ка… Евпатория… Что-то словно кольнуло меня. Какое-то слово связано с этим городом, одно только слово… Тетка!

– Ага! – обрадовался я, чувствуя, что сейчас расцелую свой pentium прямо в монитор. – Приятель! Умница моя! Ну-ка посчитай вероятность того, что упомянутая Андреем Куликовым тетушка, к которой, по его словам, собиралась сбежать Галя, и ее мать – одно и то же лицо! – быстро набрал данные разговора с мальчишкой из теннисной секции и код анализа в командной строке.

Машина услужливо напрягла свой трехсотый процессор и девять гигабайт общей памяти, и выдала:

«ВЕРОЯТНОСТЬ СОВПАДЕНИЯ – 0,8 %».

Я был доволен. Итак, мать пропавшей не успокоилась на том, что провалила второй судебный процесс и попыталась наладить отношения с дочерью нелегально, под видом собственной сестры, опасаясь Вересова и его людей, но, возможно, сумев найти способ наладить отношения с дочерью через их головы.

Не знаю, что она ей рассказала и как развивались их отношения, но вполне возможно, Галя собиралась на некоторое время сбежать от любящего, «способного создать все условия для воспитания ребенка», но слишком занятого работой отца к обещающей привольное житье у моря и массу приключений «дальней родственнице». Или еще что-нибудь в этом роде.

А может, Казакова просто сказала девочке, что она ее мать, а та поверила и решила что-то сделать.

– Какова вероятность нахождения Гали у матери? – спросил я, прикидывая, как можно соотнести данную версию с пропажей еще троих одноклассников беглянки.

Приятель думал долго. Необычно долго для такого простого вопроса. Значит, что-то было не так. Я уже начал беспокоиться, когда на третьей минуте компьютер пискнул, мигнул монитором и ответил:

«ВЕРОЯТНОСТЬ ПОБЕГА К МАТЕРИ – 7,5 %».

– Почему?! – удивился я. – Это же напрашивается! – и дал команду схематично объяснить данный вывод.

Приятель вывел в рабочее окно довольно простую схему, объясняющую его построения: четверо пропавших – это четыре колонки возможных мотивов, случайностей и происшествий. Длинные, между прочим, колонки, строк на сто двадцать вниз каждая, и, просмотрев их, я отчетливо понял то, что Приятель осознал сразу же: желание побега к матери, каким бы горячим оно ни было, не могло свести воедино интересы четверых детей, не могло превратить замысел в свершившийся факт – если здесь не было чего-то еще. Чего-то скрытого, неявного…

Мне на ум снова пришли слова учительницы о странном проекте, который занимал умы и дела четверых пропавших учеников вот уже полгода. Но ничего конкретного, понятно, мне придумать не удалось.

Приятель тем временем, кстати, продолжал безостановочный мыслительный процесс и после полуминутного раздумья громко пискнул, зашуршал винтом, что-то перекачивая внутри себя.

А затем, снова обведя их красной рамочкой, выдал давешние указания, поменяв их, правда, местами.

Теперь на первом месте значилась пресловутая сосиска, на втором – вересовские наркотики, а корень всех зол отполз на третий план.

– У тебя что, вирус во чреве завелся? – поинтересовался я. – Или ты Булгакова на ночь перечитал? А господи, это же не ты у нас теперь читатель, а твой брат в моей квартире!.. Но все равно, выражаешься, как плохой литературный критик: корень всех зол, надо же! И не старайся, все равно не поверю, что какой-нибудь кот Бегемот, лазая по сетям, проник в твою электронную голову. Нечистой силой твою электронную дурь не объяснить… А мне что, с ума сходить, разгадывая твои головоломки? – последнюю фразу взял и почти автоматически написал в соответствующей строке.

В ответ на мои, в общем-то, бесполезные ворчливо-саркастические замечания pentium вывел на экран десерт и без того сверхтяжелой для моих сонных мозгов пищи:

«БУЗ ТРУДА НЕ ВЫТАЩИШЬ И РЫБКУ ИЗ ПРУДА!»

Разумеется, это идиотское откровение тоже было выделено красным прямоугольником (что-то многовато их в этом деле).

Мне оставалось только почесать в затылке. По крайней мере, Приятель на сей раз порадовал меня упоминанием реально существующей пословицы, только к чему оно тут? Что я, мало работаю, по его мнению, что ли?.. Прежде чем выяснять это, я решил просмотреть остальную добытую «пятачком» информацию.

Рабочие файлы «Евромебели» занимали довольно большой объем и в основном являлись просто мозгогрузильной бухгалтерией и рекламными проспектами. Но когда у меня уже начали слипаться ото всей этой тягомотины глаза, я вдруг заметил довольно скромный файл под названием «corresp. txt».

Подумав, что вот тут-то и может быть зарыта главная собака, я кликнул мышкой в эту самую «корреспонденцию». И был вознагражден сторицей!

Файл содержал письмо Вересова руководителю какой-то итальянской фирмы (не «Nostalgy» – деловая корреспонденция с основной фирмой-партнером хранилась в отдельной директории) и ответ. Судя по тексту, это была долгая и весьма оживленная переписка, только вот другой корреспонденции от нового партнера Сергея Леонидовича в памяти компьютера не было. Либо она уничтожалась, либо мой клиент предпочитал хранить ее на других видах носителей. Приятелю просто повезло, что последняя электронная почта не успела перекочевать на дискеты или в «корзину».

Вчитываясь в предоставленную мне находку, я постепенно просыпался от вязкого сна неизвестности и все больше начинал понимать.

«В ответ на Ваш запрос, господин Вересов, предлагаю новый вид товара по совершенно новым ценам, в кусках: гарнитур спальный «Марго», четырехспальный, сосна, 20. Стоимость $12000; набор европейских кресел «Альпы», гобелен, ель, одноместные, 36. Стоимость $14000. Обычным рейсом отправлена партия спального гарнитура «Сандра» на сумму $9600. С почтением, Г. Ренари».

Ниже было добавлено обычным winword'овским шрифтом:

«Оплата по тарифу переводом через «Сарториус» пятого октября. Ждать документов».

И все. Я перечитал послание таинственного Г. Ренари. И внезапно понял: все цены измеряются в кусках! То есть тысячах – значит, набор кресел «Альпы» стоит четырнадцать миллионов долларов! Гарнитур стоимостью в двенадцать миллионов! И не наших, деревянных, а долларов! Число «20», скорее всего, означает количество поставки, но в столь малых количествах на такую сумму тянет только какое-нибудь мощное оружие, обычно не импортируемое, а экспортируемое российскими дельцами теневого бизнеса или…

Или наркотики. Бич человечества.

Я рассмеялся, хотя ничего смешного в происходящем не было. Судьба подсунула мне человека, который всей деятельностью своей крупной и уважаемой фирмы прикрывал операции теневых дельцов наркобизнеса.

В таком случае «спальный гарнитур» и «сосна» – это закодированные характеристики «товара», например: «галлюциноген, вызывающий эйфорию», или еще что-то типа того.

Итак, Вересов, судя по всему, большой человек в теневой стороне жизни тарасовской области.

В таком случае, его дочерью могли заинтересоваться другие наркодельцы, которым он перешел дорогу. Нет, что-то не сходится. Остальные трое им зачем? Что, отцы других пропавших тоже воротилы наркомафии? Многовато их тогда приходится на наш несчастный Тарасов.

Оставалось только в очередной раз почесать в затылке да начать выполнять указания Приятеля. Хотя, конечно, были еще папки с личными файлами, но на них у меня уже не хватало сил. Если я буду читать дальше всякий нудный бред, из которого в основном они и состоят, то непременно засну.

Сыщику Марееву сейчас нужен совсем другой вид деятельности, тот, что дает побольше впечатлений. Например, поиск корня всех зол – это у нас под номером три в списке. Вроде совсем просто и понятно: найти новые источники информации о том, чем бы могли заниматься четверо детей школьного возраста в последние полгода.

Зато торчит откуда-то из бюро находок и нависла, как дамоклов меч, над моим и без того готовым к помутнению рассудком огромная сосиска с паприкой… Тьфу ты! Чушь какая. Прямо как во сне. Я встал и, потянувшись, снова спрятал программу Приятеля в недоступную не знающим шифр глубину сервера, а затем отключил монитор.

– До скорого, Приятель! Если захочешь сандвич с артишоком, позвони в бюро трудоустройства и попроси запихать его тебе в дисковод А!

Поскольку экран был уже погашен, последнее слово осталось за мной.

Время достигло восьми вечера, и звонить в бюро находок было поздновато. Значит, завтра, благо до восьми утра есть время. А сейчас нужно заехать на переговорный, откуда звякнуть в Ульяновск, где у Галиной бабушки узнать, как отыскать Галину маму. Ну, а потом домой. К Приятелю номер два, который скоро станет единственным и неповторимым в своем роде.

Я вышел из здания, перешел улицу и остановился в ожидании общественного транспорта.

Солнце уже перевалило за горизонт и теперь ярко освещало Америку с ее зажравшимися буржуями. На остановке почти не было народу, лишь стоял замерший, но до странного зловещий, словно в любой момент готовый отправиться за очередным клиентом, микроавтобус с траурной черной полосой по борту и грандиозной рекламой на заднем стекле.

Я подумал о том, что раз пошла такая пьянка и я поневоле связался с человеком, который представляет наркотики, пора бы написать завещание. И все имущество оставить в наследство Приятелю, потому что больше практически некому. Ну, еще тетке чуть-чуть. Например, квартиру…

В переговорном пункте было на удивление оживленно. Толпились люди, совершенно друг на друга не похожие, олицетворяющие город и всю страну своим разношерстным разнообразием, своим деловитым равнодушием.

Я заказал разговор с ульяновской квартирой и вошел в кабинку. Долго ждать не пришлось, трубку взяли после третьего гудка.

– Але? – спросил оттуда старческий женский голос.

– Здравствуйте! – громко и отчетливо сказал я. – Вам звонят из Евпатории, по поводу вашей дочери, Людмилы Борисовны! Я ее врач из санатория! Дело в том, что мы договорились созвониться по вопросу дальнейшего лечения, я нашел специалистов! Вы не могли бы мне сказать, где она сейчас находится?

Старушка помолчала несколько секунд, затем глуповато спросила:

– Чево?..

Я, не теряя терпения, повторил все с самого начала, настолько громко, отчетливо и благожелательно, насколько вообще мог.

Результатом стало немедленное вознаграждение моих стараний:

– А уехала она, – с готовностью откликнулась бабушка. – Уже полгода, как уехала… А кто ее спрашивает?

– Врач! – воскликнул я. – А куда уехала?

– В Тарасов, сказала, – ответила старушка. – А вы ее там не встретите?..

– Встречу, бабуля, встречу, – пообещал я. – Обязательно встречу. А она одна уехала или с кем-то?

– Да одна, с кем ей ехать-то?

– Хорошо… – Тут я совсем не к месту вспомнил о четвертом, непонятнейшем из указаний Приятеля и на всякий случай спросил: – А вы не подскажете, у вашей Людочки не было никакого киевского дядюшки?

– Чаво? – удивилась старушка. – Дядьки все ее здеся померли… А вот любовник там у нее был. Лет четырнадцать-пятнадцать назад. Видный мужик… кажися, прокурор тамошний…

– Да? – тупо спросил я, мысленно вычеркивая эту явно ненужную информацию из списка подсказок жизни в ответ на неразгаданные вопросы этого дела. – Ну спасибо вам, бабуля, всего вам хорошего. До свидания.

Старушка перед тем, как положить трубку, взяла с меня слово, что я отучу ее «ушлую» пить (про наркотики она, чувствуется, и не знала), а также строго наказала мне следить за Людкой «и вообще».

Что подразумевалось под этим, я так никогда и не узнал. Распрощавшись с переговорным пунктом, я покинул его и отправился к себе домой.

Итак, уже полгода как мать Гали, скорее всего, в Тарасове. И мне нужно только узнать, где именно она находится, тогда, скорее всего, проблема с пропавшими детьми будет разрешена. Правда, вполне возможно, узнав о том, что детей никто не похищал и не требует за них никакого вознаграждения, получившие свое родители оплатят мою работу по гораздо более низкому тарифу, чем обещано. Но, в общем-то, если все так просто пройдет, за что платить больше?..

Подумав хорошенько, я вернулся в помещение салона, которое покинул полчаса назад, взял у вахтера ключ, мотивировав это своей забывчивостью, и, снова пробудив Приятеля к жизни, загрузил в него данные о разговоре.

Электроник думал недолго.

«ИЩИ В СПИСКАХ ЗАО «ТГК» ЛЕНИНСКОГО РАЙОНА», – сообщил он.

«Наконец-то что-то более-менее понятное!» – подумал я, собравшись было записывать указание в блокнотик, как вдруг память услужливо подсказала мне, что ЗАО «ТГК» – это же «Тарасовское городское кладбище»! Вернее, частная служба платной информации, прикрепленная к конкретному району и ведущая по нему полный учет всех событий, имеющих отношение к смерти в этом районе города!

Уже через минуту, вспомнив, что работают они круглосуточно, я звонил в «ТГК».

– Але? – отозвался из трубки ленивый мужской голос. – Вас слушают.

– Вас беспокоят из архива пятого отделения, – не очень подробно и точно объяснил я, надеясь, что прокатит. – Мы разыскиваем женщину и только что получили данные, что полгода назад она была убита и, возможно, похоронена на кладбище Ленинского района. Вы не могли бы сейчас посмотреть в своих данных, я дам приметы.

Несколько удивленно и озадаченно, но мужчина на той стороне линии сразу же согласился. Узнав, что это произошло примерно полгода назад, он достал журнал того времени, и через несколько минут мы вдвоем уже отыскали гражданку неизвестного происхождения, полностью подходящую под описание примет Галиной матери, причиной смерти которой были несколько ударов чем-то тяжелым и тупым по голове.

– А-а, я вспомнил эту тетку! Там еще случайная свидетельница происшествия была, – неожиданно сообщил мой кладбищенский гид, видимо, воодушевляясь темой, – девочка такая, лет тринадцати… Гуляла там неподалеку, вот и увидела… Ее оперативники в рапорте упомянули, вот, здесь написано, – светловолосая, особых примет нет. Она все видела, кажется, и у нее случилась истерика. Вот… Убежала, здесь написано, в истерике. Очень напуганная была.

– А как ее звать, она оперативникам не сказала? – волнуясь, спросил я.

– Они ее даже не успели допросить, – ответил человек из архива. – Когда наряд мимо проезжал, она просто стояла и на труп пялилась, как их увидела, так очнулась, что-то заорала и умчалась. В подворотню, видать, свернула и сгинула. Не догнали…

В общем-то, я уже знал все, что мне было нужно. Поблагодарив моего информатора, я попрощался с ним и, запрятав Приятеля заново, пешком отправился домой.

Итак, ситуация начинала проясняться и нравилась мне все меньше.

Мать Гали Вересовой приехала в Тарасов, как-то связалась с дочерью, они должны были встретиться в назначенное время в указанном месте, а когда дочка пришла на эту встречу, увидела труп матери. Убийца, скорее всего, подосланный Вересовым, ушел незамеченным, либо его видела только Галя. В любом случае она, похоже, либо не поняла, что это дело рук отца, либо поняла и затаилась. Стала ждать.

Тут у меня в голове мелькнула новая интересная мысль. Ведь именно полгода назад начались эти странные приготовления четверых детей, этот их непонятный проект – приготовления… к чему?..

И если четырнадцатилетняя дочь мстит своему отцу за зверское убийство матери, то какой же будет месть?.. И почему эта ее задумка оказалась такой серьезной и притягательной, что в ней приняли участие еще трое подростков, которым вроде бы мстить Вересову совсем не за что?..

В таких вот размышлениях меня и застал звонок сотового, открывающий серию из трех памятных звонков одного осеннего вечера. Я вздрогнул, когда он неожиданно заверещал, и быстро нажал на «talk», оглядываясь в темноту улицы, по которой направлялся домой. Вокруг было совершенно безлюдно.

– Мареев, – незнакомый мужской голос в трубке был мягок и тих. – Ты в данный момент у меня на прицеле. Иди спокойно, осторожно и не дергайся. Я стреляю очень хорошо, лучше тебя. Не промахнусь.

Я облизал мгновенно пересохшие губы и выпрямился, стараясь не оглядываться, хотя тянуло непреодолимо, прямо-таки инстинктивно.

– Ну? – только и спросил я.

– Все просто, – с готовностью ответил голос. – Дойдешь до Рахова, поверни направо и войди через дыру в заборе на территорию стройки. Там встань в нише под краном, она одна, не перепутаешь. Жди, к тебе подойдут двое мужчин. Одним из них буду я, и мы нормально поговорим. Но учти, все время я с тебя глаз не спущу.

– Хорошо, – сказал я, глазами обводя уже видимую неподалеку стройку и высматривая, откуда было бы легче всего за мной наблюдать.

Говорящий, скорее всего, считал, что имеет дело с непрофессионалом, но он ошибался.

– Я все сделаю, не стреляйте, – уверял я, продолжая исподлобья наблюдать за темным строением с семью недостроенными этажами, и на шестом ударе сердца увидел краткий двойной блеск, парный отраженный лунный блик – от объектива бинокля.

Наблюдатель сидел на четвертом этаже. Значит, как только я окажусь рядом с домом, он перестанет меня видеть. И тогда придет пора действовать.

Говорящий повесил трубку. Я быстрым шагом преодолел расстояние, отделяющее меня от стройки. Увидел дыру в заборе, кажется, свежевыломанную.

Напряжение нарастало с каждым шагом, кровь пульсировала в голове, в ушах шумело. Да, я отвратительнейшим, натуральнейшим образом боялся. Жутко боялся – но знал, что выход на самом деле есть. Вернее, что я не дам себя загнать в безвыходное положение.

Разговаривать с кем-либо, стоя в строительной нише я, разумеется, не собирался.

Вот и ниша, кстати. В ней совершенно темно, практически ничего не видно. А слева, рядом с ней – груда кирпичей и большое корыто, покрытое засохшим цементом.

Мозги мои работали на удивление быстро, словно какой-то программист разогнал процессор аж до сотого или по меньшей мере до шестьдесят шестого. Я поднял корыто и, пытаясь не шуметь, перетащил в нишу, поставив вертикально.

Отошел назад, всматриваясь в темноту и пытаясь понять, примут ли те, кто сейчас сюда придут, этот темный контур за фигуру человека. Времени на размышления не было.

Сердце нехотя, но все же, повинуясь моему приказу, начало сокращаться все медленнее и спокойнее; но неподалеку вдруг послышались шаги приближающейся пары, идущей оттуда же, откуда пришел я – с улицы.