Но нет. Редакционный коридор. Пустой и полутемный.
      Жизнь начинается заново? Я - пониматель?
      Захожу к себе. Включаю настольную лампу.
      Жизнь начинается заново. Я еще не пониматель, но я должен им стать. Это - долг. Перед Толей, чью жизнесмерть мне предстоит продолжать. Перед Героем, поднявшимся на пулемет. Перед женой - мне еще предстоит п_о_н_я_т_ь_ свою вину перед ней. Перед Шуриком - как я хочу, чтобы он не передумал назавтра. Перед Понимателем. Перед Амираном, Ирой, Валерией, Галей, Олегом, перед Толиной дочкой, перед людьми, для которых пока еще увы! - заяц, выбежавший на дорогу, значит больше простых человечьих слов.
      Шаги в коридоре. Это Пониматель.
      - Вот и все, - улыбается он. - Ты не огорчайся, тут нет ничего печального. Прислушайся, звезды смеются. Ну же, ну!
      И я слышу тихий перезвон.
      - У тебя будут звезды, которые умеют смеяться. Как будто я подарил тебе целую кучу бубенцов. Прислушивайся к ним, когда будешь писать.
      - Я могу не писать и писать не буду. Я пишу искренне, но пишу ложь. Я не знаю, в чем она, но она есть.
      - Ты пишешь правду. Ложь была в тебе самом. Но теперь все пройдет. Почаще запрокидывай голову. Звезды не лгут. Взгляни: они смотрят на нас.
      Я вглядываюсь в темное снежное небо.
      - Вон, вон она, видишь - восходит, - вдруг кричит Пониматель. - Это она, она!..
      Лицо его горит, глаза широко раскрыты.
      - Это она... она... - повторяет он. - Верь: Моцарт не умирает, он всегда возвращается. Слепота еще не конец. Можно выжечь глаза, но нельзя убить душу. Экзюпери вернется. Я вернусь. Она восходит, восходит...
      И я вижу звезду. И около нее множество других звезд. Они перемигиваются, они смеются, как бубенчики на колпаке у мудрого и грустного шута.
      Звонит телефон. Я не подхожу. Звонит долго. Умолкает. Снова звонит.
      Звезда восходит над миром.
      - Сними трубку, - говорит Пониматель.
      Голос жены.
      - Проходила мимо, смотрю - свет. Неужели, думаю, вернулся. Я внизу, меня вахтер не пускает.
      - Я не...
      Пониматель бьет по рычагу.
      - Иди! - кричит он. Глаза его безумны.
      - Иди, - просит он тихо, еле слышно. Глаза его бездонны.
      - Иди... - легонько подталкивает он меня к выходу.
      А звезда восходит над миром.
      - Иди. Так надо. Не забывай слушать звезды. У тебя родится сын, сделай его человеком. И Моцарт не умрет... Иди!
      Жена стоит в вестибюле. Жалкая, неприбранная, из-под пальто выбился ворот домашнего платья.
      - Проходила мимо, смотрю - окно у тебя горит. Вдруг, думаю, вернулся... О, господи, что же я... Я... Он позвонил, сказал, тебя надо спасать. Сказал: глаза слепы, искать надо сердцем. Я не поняла... Я знаю: ты не уезжал. Я видела некролог, так мог написать один ты... Он позвонил, он просил... Я плохая жена...
      Она поворачивается к выходу.
      - Подожди! - я беру ее за руку. - Подожди! - говорю я ей. - У нас родится сын! - говорю я ей. - Ты прости меня! - говорю я ей. - Ты прости меня... - шепчу я безысходно.
      Она плачет. Беззвучно, закусив губу.
      - Глупый!.. Какой ты глупый!.. - плачет она.
      Стук, как выстрел, - вахтер уронил костыль.
      - Там Пониматель, - говорю я ей. - Его звездочка... слышишь, звенят бубенцы?.. Ты подожди, ты только не уходи... Я должен быть с ним... Ты только не уходи, только не уходи!..
      Я не жду лифта. Я несусь наверх через три ступеньки.
      Я должен быть с ним.