Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия) - Заблудившийся всадник. Фантастический роман

ModernLib.Net / Научная фантастика / Плеханов Сергей / Заблудившийся всадник. Фантастический роман - Чтение (стр. 19)
Автор: Плеханов Сергей
Жанр: Научная фантастика
Серия: Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия)

 

 


      — Если перевести то, что вы сказали, на язык моего времени, то это была борьба мирового тоталитаризма против мировой демократии.
      — Тоталитаризм?.. А, понимаю-понимаю: тотальный — значит всеобщий, всеобязательный…
      …В год крещения Владимира и его войска в Корсуни Воздвиженскому исполнилось пятьдесят лет. К этому времени он был женат и имел двух сыновей. Дом его находился недалеко от северных ворот города, и, стоя на крыльце, он видел с откоса, как пылил по Боричеву взвозу дубовый Перун, привязанный к хвосту коня, как дружинники колотили палками низвергнутого идола. Вместе со своей семьей Воздвиженский в толпе киевлян брел под окрики княжеских воинов к Почайну. Вместе со всем народом они стояли по грудь в воде, держа на руках детей, пока епископ и его свита расхаживали по берегу, выкрикивая крестильные ектений и вопрошая, отрекаются ли продрогшие люди от сатаны. Дружинники с копьями, стоявшие вдоль всего берега, мрачно смотрели на вопящих младенцев и плачущих молча взрослых.
      Воздвиженский не стал даже доказывать, что его крестят во второй раз, ибо давно уже — со времен университета — не придавал церковным обрядам никакого значения…
      Старик надолго умолк, неподвижно глядя на струящуюся воду. Потом вздохнул, поднялся и сказал:
      — Давайте наверх пойдем.
      Ильин понял: ему почему-то не хочется говорить о том, что было дальше.

IV

      В большой пещере было относительно светло — несколько сальных свечей с треском плавились на деревянных плашках, стоявших посреди длинного стола, за которым собрались четверо монахов и Ильин. Перед ними на большом глиняном блюде дымилась гора отварной рыбы, над медным котлом клубами поднимался пар.
      За еду не принимались, так как вот-вот должен был подойти пятый обитатель пещер — инок Савва, отправившийся за хлебами в посад.
      — Ангел вам за трапезу! — запыхавшись, проговорил монах, ввалившись в подземелье.
      — Что запозднился? — недовольно спросил брат Ефрем, тот самый высокомерный черноризец, который неприветливо встретил Ильина.
      — Я уж караваи было в мешок сложил, а у бабы той из печи кирпич выпал. Я смикитил — к худу. Хлеб обратно отдал, пошел к другим.
      — Вот это хорошо, — одобрили участники застолья.
      Пока Виктор помогал двум монахам варить уху и стряпать пирог, он узнал, что Варфоломей схоронил жену и детей — с тех пор он будто бы и ушел из мира — сначала жил где-то в греческом монастыре, а потом вернулся на Русь и поселился в выкопанной им самим пещере. В последнее время к нему стали присоединяться ищущие спасения от грехов мира.
      Медленно жуя свежий хлеб, Ильин исподволь поглядывал на Воздвиженского. Что может удерживать его в этом мире? Он, конечно, стар — семьдесят семь лет, но, может быть, рискнет отправиться с ним на Каспий?..
      Когда они вернулись в келью схимника, Виктор спросил:
      — Кстати, Варфоломей Михайлович, сколько дней вы добирались от Итиля в Киев?
      — Да где-то с месяц брели.
      — Ого! — заволновался Ильин. — Я могу и не успеть. Давайте-ка сразу договоримся — возвращаемся вместе или…
      — В какой год я попаду, если ваша гипотеза окажется верна?
      — Ну если учесть, что ваша эпоха тоже постарела на пятьдесят семь лет, то… в тысяча девятьсот двадцать седьмой год.
      — Благодарю покорнейше, — грустно улыбнулся старик. — Здесь оно спокойнее. Да и не только в этом дело…
      Ильин вспомнил про Григория: что он такое порассказал Воздвиженскому?
      — Я ведь не окончил свою повесть, — снова заговорил схимник. Наберитесь терпения, Виктор Михайлович, дослушайте. Тогда, может, и поймете меня… Может, и сами по-иному на свое будущее взглянете.
      — Вы хотите сказать: откажусь от возвращения? Ни за какие коврижки… Если только не выяснится, что все мои умозаключения о возможности переброса во времени — бред.
      Воздвиженский прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Потом медленно заговорил, как бы припоминая:
      — Знаете, я ведь был нигилистом — в самом точном смысле этого слова. И зря наши журнальные вожди вроде Антоновича и Писарева негодовали против Тургенева, Клюшникова, Авенариуса с их антинигилистической беллетристикой. Но нигилизм наш, как я понимаю, заключался прежде всего не в отрицании властей предержащих, общества тогдашнего… Нет, мы были нигилистами в том смысле, что отрицали не что-то отжившее — мы прошлое, историю отвергали. Это был, как бы сказать точнее, приступ антиисторического утопизма. Мы будущее хотели от нуля начать… Вот вам портрет шестидесятых годов.
      — Это не только для вашей эпохи характерно…
      — Возможно. Но я хочу вам сказать, что главное, вынесенное мной из опыта жизни здесь — понимание истории как чего-то настолько важного… Как рок, как судьба сама бросила меня в этот далекий век — это я еще до встречи с вами понял. А то, что вы мне рассказали, окончательно убедило меня в неслучайности происшедшего. Помните, с чего мы начали? — с того, что не блажен тот, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Нет блаженства, есть мука, есть тьма, которую, ты знаешь, не дано преодолеть. Ты можешь надеяться: кто-то когда-то, быть может, дождется окончания затмения… И вот мне, ничтожному атому истории, ее самое признавать не желавшему, дано было перенестись в ее глубины — с сохранением знания, которое кое-как вколотили в меня не бог весть какие педагоги из бурсы. Я ни за что ни про что получил дар провидения, которого достоин был бы другой — тот, кто благоговеет перед минувшим…
      — Простите, что перебиваю. Но тут в отличие от вас, Варфоломей Михайлович, я никакой мистики не вижу. Это просто физическая реальность. Какой, скажите на милость, замысел провидения можно усмотреть в том, чтобы забрасывать сюда щеголя из восемнадцатого века — помните, я говорил вам о нем, — хорошего, доброго малого, но вполне равнодушного ко всему, что простирается за пределы настоящей минуты. Он и погиб-то без всякого исторического смысла. Вот что страшно!
      — Э-э, милостивый государь, удивляюсь вашей близорукости. Может быть, высший смысл его пребывания в этом времени в том, чтобы вас прикрыть от гибели и обеспечить передачу знания. Ведь то, что вы поведали мне, наполняет мою деятельность совершенно новым содержанием, я, наконец, постиг замысел истории, избравшей меня своего рода демиургом будущего.
      — То есть творцом, попросту говоря?
      — Здесь низкий стиль не годится, об этом можно говорить только языком гимнов…
      — Я с удовольствием послушаю, в чем состоит, по-вашему, миссия демиурга.
      — К этому-то я и подбирался, — улыбнулся Воздвиженский. — Наберитесь терпения и не перебивайте меня в случае несогласия… Ну разве что при крайней необходимости…
      Ильин рассмеялся и с демонстративной покорностью сложил руки на коленях.
      — Вы, наверное, давно хотите спросить, почему я, человек шестидесятых годов, стал монахом. Не думайте, что это обычный случай измены принципам молодости или их пересмотра… То, что я вам сейчас расскажу, будет ответом и на этот вопрос.
      …После начала христианизации Руси в Киеве и в крупнейших городах появились представители византийской церкви — греки, болгары, армяне, выкресты из других исповеданий. Под охраной дружин они производили повсеместное уничтожение древнеславянских святилищ и вечевых архивов, хранившихся у волхвов. Жрецы язычества, никогда не сталкивавшиеся с подобными методами борьбы, оказались не готовы к отпору. Наиболее влиятельные из них были брошены в княжеские тюрьмы. Когда же оправившиеся от первого потрясения религиозные вожди славян сумели организовать сопротивление, их начали беспощадно уничтожать.
      Применение массированного давления на язычество привело к тому, что в течение нескольких лет были разгромлены все центры прежнего культа, подавляющее большинство памятников письменности погибло. Воздвиженский считал, что немалое — отрицательное — значение имела приверженность волхвов принципу концентрации знания, свойственному всем древним цивилизациям. Суть его состояла в том, что хранителями культуры являлись лишь представители жреческой касты, она ревниво следила за тем, чтобы письменность, летописание и толкование событий настоящего и будущего оставались привилегией посвященных. Уничтожив этот узкий круг хранителей предания, христианизаторы одним ударом отрубили память нации.
      Одновременно с Русью то же самое произошло в Польше, Венгрии, Дании, Швеции, Норвегии и Исландии, в славянских государствах Поморья. На протяжении жизни одного поколения по всей северной полосе Европы были ликвидированы политические институты демократии и гарантировавшие их носители национальной культуры. Всеобщее и одновременное истребление письменности и архивов привело к тому, что Север не смог обеспечить сохранения предания хотя бы в каком-то одном заповеднике — с этим термином, предложенным Ильиным, Воздвиженский согласился.
      Удар был нанесен как раз по тем странам, которые в течение нескольких столетий вели осознанную борьбу против христианского Юга, принявшего новую религию на пять-шесть столетий раньше. Причем способ проникновения на вершину государственных структур Севера был во всех случаях одинаков военные вожди проходили крещение за рубежами своей страны, а затем, придя к власти и укрепившись, начинали истребление органов демократического самоуправления народа. После этого они объявляли о своей религиозной принадлежности и начинали насильственную христианизацию. Так произошло с датскими и норвежскими конунгами, так были крещены славяне Поморья. Польскому князю Мешко, сватавшемуся к дочери христианского правителя Чехии, было дано согласие только на условиях крещения его самого, а затем и подданных. Владимиру Святославичу пришлось креститься на занятой его войсками территории Западного Крыма, принадлежавшей Византии. Таково было условие, на котором состоялся его брак с сестрой императоров Василия и Константина.
      Некоторые из представителей знати, поддерживавшие язычество, попытались бороться с иноземным засильем, но организованные ими восстания носили характер разрозненных выступлений и были быстро подавлены. В таких условиях ушел с политической сцены Новгорода посадник Владимира Добрыня. О нем и еще нескольких староверах — так в народе называли приверженцев язычества — молва говорила как о неких мстителях, ждущих своего часа.
      Воздвиженский, близко наблюдавший разгром старой культуры, не раз встречался и с приверженцами низвергнутой религии. Но он пришел к убеждению, что из осколков возродить былое невозможно. На стороне нового учения стояли силы, стремившиеся к смешению культур и народов, что отвечало бы цели установления господства христианства. К их услугам были огромные средства и связи за границами Руси. У староверов не имелось ни богатств, ни поддержки из-за рубежа.
      Единственным средством сохранения древней культуры Воздвиженскому виделась национализация церкви. Его не угасший с годами темперамент социального борца подсказывал ему один путь: внедряться в новые религиозно-политические структуры. После смерти жены и детей его уже ничто не связывало, и он решил целиком посвятить себя решению новой жизненной задачи.
      Приняв постриг, новоявленный брат Варфоломей отправился в один из греческих монастырей на горе Афон и за несколько лет пребывания там изучил организацию обители и богослужебную практику. Завязав связи с некоторыми влиятельными деятелями константинопольской церкви, он попытался заручиться поддержкой своей идеи — создать на Руси центр монашества. Однако предложение русского инока не встретило энтузиазма. При этом не выдвигалось никаких убедительных причин такого отношения. Воздвиженский понял, что его нынешнее предложение вступило в противоречие с каким-то тайным решением, давно известным высшим чинам царьградской патриархии. Ему осталось только удивляться, что его негласная цель как бы предугадана теми, кто водворял христианство на Руси.
      Зная, что руководящие должности в церковной иерархии могут занимать только представители черного духовенства, Воздвиженский пришел к выводу: пока на его родине не будет своих монахов, епископы по-прежнему будут поставляться извне. Это прекрасно понимали и византийцы, оттого и противодействовали попыткам устройства обителей.
      Только теперь бывший студент духовного училища уразумел, отчего первый монастырь на Руси, Киево-Печерский, возник почти через семьдесят лет после утверждения новой религии. На вопросы пытливого бурсака преподаватели не давали вразумительного ответа, а за въедливость потчевали его линейкой по ладоням.
      Решив поначалу, что легко сумеет исправить историческую ошибку, Воздвиженский теперь понял, что ничего у него не выйдет, несмотря на знание будущего. История вдруг представилась ему грузным ковчегом, который не повернуть в одиночку.
      И все же неудача не обескуражила Варфоломея. Он решил возвратиться на Русь и начать подготовку к созданию монастыря без санкции Константинополя.
      — Пользуясь дозволением прерывать вас в исключительных случаях, задаю первый вопрос, — сказал Виктор.
      — Извольте, сударь. Сегодня вы держите себя смирнехонько. В виде премии за примерное поведение готов отвечать самым подробным образом, Воздвиженский поддержал шутливо-смиренный тон Ильина.
      — Коли уж вы заговорили о тайных целях, я хотел бы узнать о других тайнах, имеющих отношение к христианизации Руси. Когда я беседовал с Добрыней, он намекал мне на то, что Владимир неспроста ввел новую религию сделав при этом поворот на сто восемьдесят градусов. А затем этот охраняемый секрет стал достоянием Святополка — вот причина того, что законный наследник был заключен в тюрьму…
      — Старый витязь прав только отчасти. Связь между этими двумя событиями есть, но она имеет иную природу… Как я уже говорил, Владимир поначалу предоставил внутреннее управление вечу и волхвам, а сам сосредоточился на внешних завоеваниях. Но его не считали законным монархом, ибо по происхождению он был ниже всех своих братьев, а тем более убитого им Ярополка.
      — Да, он «робичич», сын ключницы Малуши. Но Добрыня, ее брат, доказывал…
      — Что ему еще остается делать? Повторяю, по понятиям касты жрецов, происхождение его было низким. Об этом открыто говорили и в народе — здесь ведь, вы знаете, прежде всего ценится знатность человека, только представители определенных родов могут претендовать на власть.
      — Это характерно вообще для всех древних обществ.
      — Так вот, Владимир не имеет поддержки в духовной элите. Его целью становится ее устранение. Он пытается сделать это, проведя реформу старой религии — устанавливает культ верховного божества Перуна, покровителя воинов. Это был столь грубый намек на земные обстоятельства, что никто всерьез и не принял новой иерархии. Равенство богов осталось нерушимым и в жреческой практике, и в народном сознании. А репутация Владимира еще сильнее упала. Вот в этой-то ситуации греки и предложили ему выход из положения. Заметьте, случилось сие, когда он пребывал за границей своей державы В Киеве бы этот номер не прошел… К тому же, думаю, и финансовая помощь ему была обещана.
      — Откуда же Святополк мог об этом ведать?
      — Тут дело в другом. Начать, правда, придется издалека. Мне не раз случалось беседовать со свидетелями того, как произошло крещение Владимира в Корсуни. Я говорил уже, что он вынудил цесарей отдать за него сестру — это, по его мысли, в огромной степени повышало его престиж в глазах европейских государей. Для императоров этот брак был чем-то вроде торговой сделки: они согласились на него в обмен на предоставление Владимиром шеститысячного войска, с помощью которого смогли подавить мятеж полководца Варды Фоки и удержать трон в своих руках. Но, получив обещанное, стали тянуть с отправкой княжны Анны на Русь. Посему Владимир и осадил Корсунь. После получения клятвенных заверений о скором прибытии сестры императоров в Киев, наш великий князь решил исполнить свое второе обязательство — креститься. Однако, верный себе, и в этом деле постарался обхитрить своих партнеров. Он принял крещение от болгарского священника Анастаса, подчинявшегося не Константинопольской патриархии, а своему архиепископу Леону, резиденция которого находилась в Охриде. Посему после корсунского события Леон присоединил к своей титулатуре звание митрополита Русского.
      — Интересно, — задумчиво произнес Ильин. — Я ведь встречал имя этого Леона в одной из новгородских летописей. Но поскольку сведения о том, что он был первым главой русской церкви, противоречат всем другим летописям… Я решил, что это какая-то ошибка переписчика.
      — А дело, видимо, в том, что все другие летописи были отредактированы сторонниками византийской ориентации, а та, что вам попалась на глаза, по недосмотру сохранила имя охридского архиепископа Леона…
      — Но, простите, — заметил Ильин. — Насколько мне известно, митрополит выше архиепископа. Как же может охридский владыка быть по совместительству архипастырем Руси? Не наоборот ли?
      — Нет, Виктор Михайлович. Ваши сведения верны для будущих веков. А в этом иерархия иная — архиепископ выше митрополита… Так я говорил о подчинении Владимира — в церковном смысле — болгарам. Сделано это было затем, чтобы подчеркнуть свою независимость от Византии. Прежде всего в глазах других государей. Да и по внутриполитическим соображениям тоже.
      — Но какое отношение все это имело к делу Святополка?
      — Самое прямое. Ведь мать его — гречанка, насильно взятая из монастыря его дедом Святославом во время одного из походов. Он отдал ее в жены сыну Ярополку. Этот факт широко известен, поэтому греческие попы увивались вокруг Святополка в надежде на то, что мать заронила в его сердце симпатии к своей родине.
      — Но Добрыня рассказывал, что неприязнь к Святополку зародилась у Владимира гораздо раньше — когда ему стало ясно, что тот — отпрыск Ярополка…
      — Я знаю версию о двуотцовщине Святополка, — кивнул Воздвиженский. — И все же это не помешало Владимиру дать ему в удел Туров.
      — Самое ближнее к Киеву княжество — дабы пасынок всегда был в пределах досягаемости.
      — Пожалуй, так. Это и позволило в момент политических осложнений обезопасить себя от потенциального претендента на престол.
      — Насколько я знаю, Святополк вместе с женой были заключены в тюрьму прошлым летом. А вскорости и Ярослав фактически отложился от Киева…
      — Очень хорошо, что вы назвали два этих события. Они действительно взаимосвязаны… Дело в том, что греки обхаживали не только Святополка, но и истинных сыновей Владимира. Похоже, что при дворе Ярослава они преуспели больше всего, а пасынок великого князя, напротив, не проявлял к ним особой склонности. То ли действительно не жаловал византийцев, то ли боялся дать основания для преследований со стороны Владимира. Не побоюсь даже предположить, что расположение, которое Святополк выказывал к язычникам, имело целью продемонстрировать великому князю свою непричастность к проискам греческой партии.
      — Так как же истолковать неволю Святополка?
      — Вот к этому-то я и подбираюсь. Именно в прошлом году император ромеев Василий сокрушил Болгарское царство, а заодно и автокефалию болгарской церкви. Охридские архиепископы, духовные руководители Руси, сделались вассалами Византии, так что Владимир оказался в известном политическом тупике. Естественно, в такой обстановке он стал особенно подозрителен к маневрам прогреческих сил. И тут-то получил донос на Святополка, что тот готовится нанести удар в спину…
      — Зная теперешнее развитие событий, могу себе представить, кто был источником такой информации…
      — Да, я, пожалуй, тоже начинаю понимать, в чем дело… — сощурился Воздвиженский. — Ярослав? Угадал ход ваших мыслей?
      — Угадали, — сказал Ильин. — И то, что он избрал момент для отказа от уплаты ежегодной повинности…
      — Да-да, устранил руками отца главного конкурента, а затем решил сам попытаться занять престол…
      — Ну а если еще и пользуется поддержкой Византии, можно понять, откуда взял средства для того, чтобы нанять варяжскую дружину… — Ильин возбужденно потеребил бороду. — И теперешняя расстановка сил ясна — коли на Ярослава сделали ставку в Царьграде, Святополку волей-неволей приходится искать союзников в борьбе за власть.
      — И такими естественными союзниками стали язычники. Тем более что они и раньше находили приют и ласку в Турове…
      Ильин на минуту задумался — чего-то недоставало, чтобы нарисованная Воздвиженским картина обрела законченность. Наконец, он понял, что мешает ему полностью согласиться с умозаключениями схимника.
      — Варфоломей Михайлович, возникает одно но… Я мало занимался церковной историей, и все же… Трудно поверить, что поначалу главой русской церкви был болгарин. Одно дело, если бы имя первого иерарха было просто вычеркнуто, но вот в «Житии» Владимира, помнится, рассказывалось, что первым митрополитом на Руси был Михаил, поставленный константинопольским патриархом Фотием. Все предельно конкретно…
      — Сейчас объясню, — улыбнулся Воздвиженский. — Когда я попал сюда, у меня в памяти сидело точно такое же — из семинарского курса. Но, оказавшись на Афоне и занявшись целенаправленными историческими разысканиями, я первым делом обратил внимание на то, что Фотий жил сотней лет раньше крещения Владимира. Он управлял константинопольской патриархией как раз тогда, когда в Царьграде крестился киевский князь Аскольд и с ним еще двести семей знатных киевлян. Церковный историк Иоанн Зонара писал, что Фотий направил на Русь митрополита Михаила, миссией которого и было определено ее крещение.
      — Так почему же оно не состоялось уже тогда?
      — Вскоре Олег, спустившись по Днепру с дружиной, убил Аскольда как узурпатора власти — он обвинил его в том, что тот не княжеского рода…
      — Помню-помню. В летописи говорилось, что Аскольд и Дир, захватившие власть в Киеве, были дружинниками.
      — Так вот, свергнув Аскольда, Олег изгнал и православное духовенство. А затем начал войну против Византии.
      — «Твой щит на вратах Цареграда…» — процитировал Ильин.
      — Вот-вот, именно он и повесил этот щит…
      Ильина вдруг словно током ударило. Он непроизвольно вскочил с лавки.
      — Варфоломей Михайлович! Да ведь мы с вами на такое наскочили! Я еще одно подтверждение нашел, что схватка всадника со змеем — это идеограмма, отражающая борьбу язычества с христианством… В одной старопольской хронике я читал, будто на щите Олега было, как там сказано, то же изображение, что на гербе Московии.
      — Всадник с копьем, попирающий змея?
      — Конечно! Князь-язычник, победивший узурпатора-христианина, одержавший верх в борьбе с христианской Византией, повесил это изображение на вратах имперской столицы как символ, как напоминание…
      Воздвиженский тоже поднялся и заходил по пещере.
      — А ведь вы, наверное, правы. Недаром в Константинополе по сей день живо предание о том, что во время нападения войска Олега византийцы решили, что сам святой Димитрий ополчился против них.
      — Не совсем улавливаю связь, — начал Ильин.
      — Да очень просто. На византийских иконах Димитрий Солунский изображается всадником-змееборцем… Таким образом, в иносказательной форме смысл противоборства передан точно.
      — В наше время сказали бы, что мифологема оказалась необычайно устойчивой.
      — Но что такое миф? — серьезно спросил Воздвиженский. — Байка, легенда?
      — Если быть предельно кратким: миф — это идея, выраженная посредством повествования.
      — Идея, запечатленная в художественном образе?
      — Или так, если хотите.
      Ильин вновь сел, обхватив голову руками. Им овладело ощущение того, что за какие-то полчаса знакомый ему мир истории неизмеримо расширился — словно в полутемное помещение вдруг внесли мощный источник света.
      — Знаете, что мне пришло на ум, Варфоломей Михайлович? Олег, будучи героем многочисленных преданий, неизменно связывается с языческим культом лошади. Он ведь и смерть принял «от коня своего».
      — Вы имеете в виду змею, выползшую из черепа его любимого коня? Выходит, все-таки всадника убила змея — а конь, то есть череп его, как бы символизирует подземное царство.
      — Между прочим, сюжет легенды в деталях совпадает с рассказом о смерти скандинавского героя Орвард-Одда. Вы правы, культ коня связан и с представлениями о загробном мире. Фольклористы давно отметили этот факт. Недаром у всех индоевропейцев в могилу вождей клали и лошадиные трупы.
      — Я думаю, это своего рода оберег от злых сил. Вы замечали, что в деревнях вешают на кольях тына конские черепа, да и само название конька, венчающего крышу, о том же говорит.
      — Ну если в фольклор всерьез углубиться, нам из темы всадника и змея до утра не выбраться. Это ведь, как говорили историки культуры в наше время, Основной Миф индоевропейцев. И так называемые фракийские всадники, которым поклонялись на Балканах задолго до Рождества Христова, и скифский Батрадз, бог войны — стальной всадник с мечом. Этот культ процветал и в эллинистическом Египте, где Гор-всадник изображался поражающим Сета-крокодила. И в малоазийской Ликии — бог Какасб, палицей убивающий змея. И Митра, иранский бог-воитель, популярный у римских воинов. Да и сам Георгий Победоносец, родом из Каппадокии, где культ всадника-змееборца был известен задолго до появления христианства. Каппадокия была центром Хеттской империи, а один из главных богов ее — громовержец Пирва, собрат нашего Перуна, тоже сражался со змеем. За двадцать веков до Рождества Христова!
      — Восхищен вашими познаниями, Виктор Михайлович! Вот бы вам здесь подольше задержаться! Мы бы с вами такую летопись составили! От самого сотворения мира!
      — Ну я бы не стал на вашем месте на летописи уповать. Их ведь иной раз так переписывали, что черное белым становилось, а иные события и люди совсем исчезали. Это скрупулезными исследованиями доказано уже в наше время… Думаю, вы совершенно правильно предположили, почему в большинстве летописных сводов о Леоне, охридском владыке, не упоминалось. Вероятно, вместе с Ярославом к власти придут провизантийские силы, и летописи будут отредактированы в угоду новой политической концепции: крещение исходило от Царьграда, а посему Русь должна оставаться на положении духовного вассала империи.
      — Во всяком случае, можно говорить о господстве такого взгляда на каком-то этапе… Однако, почтенный Виктор Михайлович, не кажется ли вам, что мы сильно уклонились от обстоятельств вокняжения Святополка?
      — Ради бога, простите еще раз. Постараюсь впредь быть дисциплинированнее.
      Воздвиженский продолжал:
      — Мы с вами порешили, что сами обстоятельства подталкивали Святополка к тому, чтобы стать естественным союзником низвергнутых волхвов. Да не только они поддержали его. Все приверженцы славянской старины из бояр и дружинников потянулись к нему. Ведь по их понятиям, он был истинным великим князем, более высоким по рождению, да и по династическим канонам он имел большее право на великий стол. Уже при жизни Владимира об этом говорили, заметьте!
      — Ну а сам Святополк поддерживает версию своего происхождения от Ярополка?
      — Тогда почему, появившись в Киеве, он поднял знамя с двузубцем эмблемой Ярополка, а не с трезубцем — родовым знаком младшей линии Святославичей?
      — Так теперешняя схватка между ним и Ярославом…
      — Это поединок законного монарха с дважды незаконным. Ярослав — от Владимира, захватившего великий стол с помощью измены, к тому же сам моложе Святополка, по-прежнему числящегося в сыновьях Владимира. Вот потому-то Святополка и необходимо дискредитировать, обвинив в убийстве братьев.
      — Хотя оно может быть на руку только Ярославу.
      — Конечно. Но поскольку новгородского князя поддерживает христианская церковь, за него — влиятельные зарубежные силы, а следовательно, и финансовая мощь, он смог собрать иноземное войско, намного превосходящее дружину Святополка. И это несмотря на то, что Новгородское княжество куда беднее Киева…
      — Да, Святополк проиграет, — со вздохом сказал Ильин. — Это я помню по «Повести временных лет».
      — А я вам и без «Повести» мог бы это предсказать. Язычеству сломали хребет, почти все его культурное достояние уничтожено в результате погрома. И в таких обстоятельствах нынешний великий князь бросил вызов огромной силе, которая сделала ставку на Ярослава.
      — И поэтому проигравший будет заклеймен как Окаянный. А убийство Бориса и Глеба, приписанное ему, станет только видимой причиной тому. В конце концов, Владимир не меньше окаянств творил…
      — Наши мысли удивительно совпадают, — кивнул схимник. — Кстати, вы недоумевали, как могли люди Ярослава так точно угадать место, где заночует войско Бориса. Я, кажется, нашел объяснение. Дело в том, что Эймунд, о котором вы говорили, как о главаре убийц, одно время служил в дружине Владимира, участвовал в походах против половцев. А всякому киевлянину известно, что, идя в степь или из степи, войско останавливается на ночлег в одном дне пути от города — на Альтинском поле. Теперь я, вероятно, могу продолжить свою повесть?.. Итак, я вернулся с Афона и стал приглядывать место, где можно было бы начать медленно, исподволь готовить почву к созданию русской обители. Меня привлекла эта гора — тогда здесь была только одна пещера, еще в давние времена выкопанная варягами… Теперь, как видите, я не одинок, хотя епископ и пытался разогнать нас. Он не может запретить мне, монаху, пустынножительствовать и окормлять духовной пищей других, но игуменом меня никогда не сделает.
      — Так в чем же ваша конечная цель?
      — Я считаю, что не нужно придавать значения внешней обрядовой форме. Главное сейчас — не пытаться вместе со староверами сложить осколки разбитого вдребезги. Нам нужно национализировать церковь и наполнить новым содержанием чужое учение, инструмент установления господства антирусских сил.
      Развивая свою мысль, Воздвиженский пояснил, что монастырь задуман им как школа русских иерархов, которые со временем смогут вывести церковь из-под контроля иноземцев, а затем проведут идейный пересмотр христианства, сохранив лишь внешние его формы. В том, что так произойдет, его убеждала история русской церкви, которую ему пришлось изучать в бурсе. Именно из Киево-Печерского монастыря вышел первый глава русской церкви не-грек, противостоявший антинациональным устремлениям влиятельных деятелей из окружения великого князя.
      — Но если первый русский митрополит Илларион и так появится здесь, можно ли говорить о вашем воздействии на историю? — с сомнением произнес Ильин.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21