Одиночества сразу не получилось. У подъезда, в лёгкой курточке, съёжившись от ветра, стояла Татьяна.
      – Ты нас простишь? Нет, ведь ты нас простишь? – умоляюще заглядывала она в глаза, семеня возле быстро идущего Максима.
      – Кого " нас"? Вашу неверующую братию? "Пока не вложу персты"!
      – Ну, не злись! Ты же добрый! Нас – это меня… с сестрой.
      – Твоя сестричка попросила ментов немножко меня попытать. И ещё сегодня жалела, что это не удалось!
      – Но… но Максим! Она же очень переживала за тебя. Когда ты исчез, она места себе не находила…
      – С Холерой. Видел на фото эти переживания!
      – Но это же тусовка! У них там только улыбаться и положено! А так…она даже плакала! И с тобой так потому, что думала, будто ты что – то знаешь о…о тебе.
      Всё – чтобы помочь. Ну, Максим, пойдём. Мы все тебя ждём. А сестра сказала ещё, что у неё собрана информация о Седой. Ну пойдём к нам, а?
      – Я только что вышел от отца. Отца, понимаешь? Для того, чтобы пойти к вам в гости? Есть дела поважнее.
      – Тогда я пойду с тобой.
      – Ещё чего! Не знаю, примет ли он меня одного…
      – Я не про это! Я вообще!
      – А! Ты это уже обещала. И рванула…
      – Я пойду с тобой!
      – Слушай. Иди-ка домой. Смотри, замёрзла уже! А информация у меня уже есть, вот – он показал флэшку отца.
      – Я теперь никуда от тебя не уйду.
      Они остановились у стоянки такси.
      – Вот что, девочка, – решил Максим грубостью оттолкнуть от себя Татьяну. – Вали-ка ты отсюда, пока я не вернулся и разнёс вашу кормушку заодно с вашим пройдохой- пастырем и вашим унылым божком!
      – Ты… ты зачем так говоришь! Ты…ты не можешь так говорить! Ты – посланец Его!
      – Может, и Его, но не вашего. А может и вообще – не Его, а, как раз, наоборот.
      Подумай, а потом только липни. Всё! – он прыгнул в такси и захлопнул дверку. На душе тут же стало прегадостно. Обидел девчонку. И вот это, что сказанул. Да кто же я, чёрт побери? Ладно, как говорил Бендер, назначим специальное заседание чтобы выяснить ваши взгляды на Макдональда и других буржуазных деятелей.
      Архивариус оказался уже расплывающимся "качком" с хитрым крысиным лицом и такими же крысиными бусинами – глазками. Услышав странное слово пароля, он изумился: " Молодой человек, вы что-то напутали", но жестом дал знать о возможности прослушки, затем показал на входную дверь и на часы. Максим послушно вышел в ночную тьму и стал ждать. Вскоре осторожный друг покойного рыцаря плаща и кинжала вышел, и они растворились во вьюге.
      – Так лучше, никто не видит и не слышит. Значит, помер мой товарищ?
      – Вы уже знаете?
      – Мы договорились, что этот пароль – свидетельство о смерти и последняя воля.
      Как он умер?
      – Самоубийство.
      – Не похоже на него. Хотя, всё может быть. Может, и сломали. Слушаю вас, молодой человек.
      – Я хотел бы… мне крайне необходимо… что вам известно о деле Максима Белого?
      – Это пацана – вундеркинда? Ну, что известно… Оно недавно поступило в архив.
      Новый шеф списал. До этого находилось в разработке.
      – А… по Седой?
      – Они были объединены. Вначале была разработка этой девчушки.
      – Вы можете рассказать, что в деле?
      – Ну, как всегда – рапорта агентуры, наружки, прослушки, фотографии… Понимаю, что вы хотите узнать. Нет, увы, не помогу. Я работаю и до сих пор живу, поёлику не лезу не в свои дела. Если бы кто застал меня, читающим архивное дело…
      Только мельком и мимоходом.
      – Ясно. А… как бы мне его почитать?
      – Ну это… если попадёте в архив, шестнадцатый сектор, третий стеллаж, дело Љ 666, "Вундеркинд" – шутя рассказал Максимов собеседник.
      – А почему номер такой? – вздрогнул Максим.
      – Просто совпадение. Хотя, наш прежний был баальшим оригиналом.
      – Хорошо. А где ваш архив и этот сектор?
      – Молодой человек, вы что, не понимаете шуток? Вам туда не добраться. Наверное, к термоядерной ракете добраться легче. Прежде всего – охрана. Наружная и внутренняя. Камеры слежения – тоже наружная и внутренняя. Посты в коридорах на каждом этаже. Сигнализация – даже на локальные изменения температуры. На движения. На влажность.
      – Но вы всё же расскажите поподробнее.
      – Хорошо. Пойдёмте назад. Холодно. Как раз и время хватит. Только, уговор – не грабьте наш архив завтра. Моё дежурство. А то вдруг вам удастся? Потом головы не сносить. Вот через месячишко пойду в отпуск – милости прошу, – шутил архивариус.
      Но рассказал всё подробно.
      – Так обещаете? – уже прощаясь и протягивая руку уточнил он.
      – Обещаю! – твёрдо заявил Максим. Он решил влезть в эту сокровищницу тайн уже сегодня.
      Найдя такси, юноша назвал адрес и, глядя в окно на разгулявшуюся вьюгу, задумался о предстоящей операции. Напролом идти нельзя, не время. Сначала девушка – потом разборки. Чтобы не мешали. Значит, опять голяком? А одежду куда?
      Потом же придётся возвращаться. Засыпанные снегом автомашины подсказали ему решение. Расплатившись с таксистом, Максим вошёл в один из уставленных автомобилями дворов. "Вон та" – выбрал он явно поставленный на прикол микроавтобус с заляпанными снегом стёклами. Просканировал сигнализацию. Только на дверки. Хорошо. Вот так отключаем. Сигнал не пропускаем. Быстренько внутрь. И опять работаем. Максим потянулся в просторном, сравнительно тёплом салоне, снял и аккуратно сложил на одном из сидений одежду. Сосредоточился и, словно нырнув, прошёл днище и углубился в подземное царство. Паутина, да куда там паутине! – хаотическое переплетение подземных коммуникаций вынуждали опуститься ниже. Ладно, вперёд. Опять какой-то фундамент. И аххх! – в подземный паркинг. Две морды охранников с выпученными глазами. Ещё ниже!
      – Нет, но ты тоже видел? – ещё услышал он вдогонку. Ещё бы не хватало в метро, в вагон. Или на эскалатор в таком виде. Ладно, будем осторожнее.
      Блуждание между всеми этими трубами и кабелями удовольствия не вызывало, поэтому, завидев своим теперешним зрением громадину фундамента, Максим мысленно облегчённо вздохнул: "Прибыли". Архивариус рассказал, что вниз, под землю – шесть этажей. Его этаж – третий снизу. Ну, так не определишь. Надо выглянуть.
      Хотя бы на мгновение… Или нет, подожди, – спохватился юноша. Я вот вижу здесь, под землёй, да? Земля не мешает? Почему должна мешать стена? Он вновь сосредоточился (наморщил воображаемый лоб) и действительно увидел!
      "Ну вот и молодчага!" – похвалил он себя, всматриваясь в открывшуюся картину. В самих "секторах" уже безлюдно, но освещение – включено. На этажах за пультами сидели дежурные – наблюдали за мониторами, которые высвечивали картину между стеллажами.
      " Круто!" – решил Максим, поднимая взгляд выше. А вон там ещё и центральный пост.
      Контроль за контролем. А вот это – датчики сигнализации. Но ничего, опыт есть.
      Только вот было бы неплохо, чтобы особого шума не поднимать. Чтобы все спокойно сидели и смотрели. Но ничего не видели. Ну, эти датчики… если их вот так перемкнуть, нет… вот ещё датчик о выходе из строя датчика. Надо сосредоточиться. Прочувствовать систему. Должна же быть какая-то ахиллесова пята.
      Или вот, как в "Скорости" – крутить им запись вместо прямой трансляции, и пусть радуются… А почему бы и нет? Если разобраться… Значит, сигнал идёт на монитор и на запись, так? Если мы сейчас пошлём сигнал с записи, а с камеры его тормознём… Но получилось же! А на центральный? Нет, туда только с поста.
      Теперь датчики. А теперь вперёд! И на всякий случай, побыстрее.
      Проинструктированный архивариусом, Максим недолго искал нужный сектор и нужное дело. Здесь же раскрыл серую папку и начал быстро читать – благо, феноменальная память осталась. Затем также быстро перелистал отдельный том приложения. Обвёл взглядом стеллажи таких же папок. Сколько же мерзости здесь скрыто? Взял пару рядом стоящих. И ещё пару. И ещё. Спохватившись, поставил всё по порядочку и вновь вошёл в стену. Снял блокировку с датчиков и с камеры. Пусть визит останется незамеченным. Чтобы не пересекать подземные лабиринты коммуникаций, опустился довольно глубоко и быстро направился назад, к машине. Поглощённый своими мыслями сбился с пути, нарвался на какие-то старинные скелеты. Пришлось подниматься, выглядывать. Уже одеваясь, решил немедленно ехать. В прочитанное не совсем укладывались Хома с крестом и вся эта возня с бусами. А к девушке, ( теперь он знал – к Алёне) вела совсем тонкая нить. Надо к ней на родину. Но после.
      Поглощённый этими мыслями, Максим потерял осторожность и немедленно нарвался.
      – Э, мужик, ты чё там делал?
      – Где? – не понял юноша, возвращаясь в реальность.
      – Где- где…, – выругался собеседник, подходя вплотную. Тотчас на Макса дохнуло гадостной смесью водки и табака. Носителем "аромата" оказался высокий худой мужик во всём темном – куртке брюках и вязаной шапке. Максим не любил таких шапок – чулков. Нивелируя и без того низкие лбы, они выпячивали челюсти и шнобели владельцев. Что-то первобытное, дикое и неприятное получалось. Но диким и первобытным сейчас быть модно – этакий показатель павианьей мужественности.
      – Что ты делал в машине? – прервал размышления юноши павиан.
      – Да тебе какое дело?
      – Это как…? Во даёт! Братаны, вали сюда! Цирк наклёвывается! – павиан схватил Максима за ворот куртки и потянул к компании, занявшей очищенную от снега скамейку.
      – Этот мужик вылазит из моей машины, и говорит мне, бля, какое мне дело! Ты понял, урод? Это как бы моя машина!
      – Как бы?
      – Издевается. Ладно. Гони за постой бабки и проваливай. Я убогих не забижаю.
      Взгромоздившаяся на скамейку шобла радостно заржала. Они были здоровые, красномордые, все в таких же "чулках", ниже которых выглядывали уже "залитые" глазки.
      – Девчата, а вам с такой компанией как? – обратился Максим к двум юным девицам?
      – А тебе чё, дядя? По ушам хош? Шшшас сделают! – прошипела одна.
      – Не, вы видали? Ещё к нашим девахам клеится. Гоня бабки, бля! – замахнулся на наглеца хозяин автомобиля.
      – Да ну вас! Живите! Хотите так, пусть так и будет! Пока людьми не станете, – вспомнил он незадачливого сержанта на вокзале.
      Когда Макс выходил со двора, компания уже издавала взволнованные обезьяньи визги.
      Ещё бы – ноги слушаются плохо, руки почти земли касаются, и вот вместо слов какие-то повизгивания. Говорили же Барсуку – не надо "самопала". Вот, допились.
      Не до этого урода теперь.
      А на вокзале… Да, на вокзале его вновь ждала Татьяна. Судя по всему, ей было очень плохо. И если в первый раз (как, кажется, давно это было!) в её взгляде было восторженно – настороженное почитание, то теперь – покорность провинившегося щенка.
      – Я же не смогу теперь жить. Понимаешь? Я не смогу с этим жить!
      – Хорошо, – опустился на пластмассовое сиденье Максим. – Чего ты от меня хочешь?
      – Ну прости, прости ты меня. И возьми с собой.
      – Да куда я тебя с собой возьму? У меня сейчас… ай, что тебе объяснять?
      – Я не дурочка, я всё пойму. Ты только не гони меня. Поехали к нам. Сестра тоже места себе не находит.
      – Конечно, мечется по кухне. Или на студии.
      – Да нет, она в аэропорту. И Холера тоже. И ещё… наши друзья. На других вокзалах.
      – Облаву устроили?
      – Ну, не надо так. Поехали, а?
      – Танюша, но мне действительно некогда. Спасибо, но надо ехать…
      – Никуда ты не поедешь! – прервал их беседу грубый, присущий только "новым русским" голос. – Точнее, поедешь, но как бы со мной.
      Максим с удивлением уставился на нового собеседника.
      – Я тебя давно ищу. И тут одна пташка чирикнула, что журналисты сегодня посты на какого же обгоревшего выставили. Ну я и усёк – не может быть двух таких одинаковых, – объяснял своё появление кадр из недалёкого прошлого – обритый, в коже, с цепью и видом типа: "А не пошли бы вы все!".
      – Вы кто такой? – поинтересовался Максим.
      – Ты меня не знаешь. Мою сестрёнку знаешь. Тоньку.
      – Вы… ошибаетесь, – начал вспоминать девушек с такими именами Макс. Не припомнил. Разве что из исцелённых детей?
      – Не. Не ошибаюсь. Церковь помнишь?
      – Монастырь?
      – Какой ещё к лешему монастырь? Хотя, может, его и так кличут. Ну, где эти уроды заложников брали.
      – А… она была там?
      – Да нет. Ты что, на самом деле такой тупой или пургу гонишь? Её ещё подстрелили!
      – А! – заулыбался Максим. – Вы извините, просто тогда мы как-то не представились…
      – Во! А она мне – найди да найди. Только и примета, что обгоревший.
      – Подождите, – встряла Татьяна. Вы хотите сказать, что в той истории с заложниками… что тот эээ священник… – действительно он?
      – Да деваха, да! Сеструха мне рассказала, что он там вытворял. Молоток!
      – Да ладно вам. Как… Тоня поживает?
      – Плохо. Ты думаешь, я тебя чего ищу? Её капризы выполняю? Спасать её надо. Вот в чём фишка-то.
      – Да, но я тогда… Не может быть.
      – Не тогда. После. Она же сумасбродка. Когда узнала, что ты умер…
      – Умер?
      – Ну да, там, в церковной больнице (я тебя дотуда вычислил!), она из окна сиганула.
      – Сумасбродка! – ахнула Татьяна.
      – Не тебе судить, соплячка! – зыкнул на неё брат. – Хотя, конечно… Теперь лежит, не шевелится. Поэтому…
      – Поехали! – подхватился Максим.
      – Молоток! – одобрил решение новый русский. – Меня, кстати, Миколой кличут. А ты?
      – Максим.
      – Двинули, Макс. У меня здесь как бы тачка. За час доберёмся.
      – Постойте. Она что, у вас?
      – Ну ты тоже, ты что, того? Оставил бы я её в больнице.
      – Но Максим, а мы…А я? – увязалась за идущими к выходу Татьяна.
      – Хошь, давай с нами, – добродушно предложил Микола.
      – Нет! Ей домой надо.
      – Ааа, малолетка? – по-своему понял Тонин брат. – Тогда вот что. Вот тебе адрес, завтра приедешь, ежели чё.
      Татьяна дошла с ними до "как бы тачки" – здоровенного "лендровера".
      – Как авторитет, сверху на всех этих малявок смотришь, – прокомментировал Микола свой выбор автомобиля. – Да и вообще – пусть меня боятся, а не я их!
      Ездил он лихо, действительно по принципу " пусть меня боятся".
      – А если какой из ментов тормознёт?
      – А! Пока у меня в бумажнике хруста больше, чем у них той совести.
      Небольшой коттедж в престижной зоне указывал на то, что "хруста" у нового знакомого Макса хватало.
      – Ну вот мои скромные хоромы, – сделал Николай широкий жест рукой, когда они поднялись из гаража в жилые помещения. По тому, что Максим не ахнул и не принялся оспаривать понятие "скромности", хозяин понял – незнакомец бывал в "хоромах" и покруче.
      – Ведите к ней, – взял быка за рога юноша.
      – Лады. Только погодь минутку, я её подготовлю.
      Брат вошёл в спальню, включил свет.
      – Давай, просыпайся, девочка. Сейчас будет приятный сюрприз.
      Максим поразился тому, насколько изменился тон Николая. Нормальная человеческая речь, без всех этих новорусских извращений.
      – Ты даже не представляешь, кого я привёз!
      – Но Коля, они меня уже достали, эти твои эскулапы!
      – Ну, этот не достал. Этого ты будешь рада видеть.
      – Ай, ты же знаешь!
      – Знаю, поэтому и говорю.
      – Не может быть! – прошептала девушка. – Не может быть!
      – Ещё как может! Для твоего братика невозможного нет!
      – Так чего ты… нет, не может быть!
      – Ну здравствуй, Тонь! – решил завершить прелюдию Максим, входя в комнату.
      – Он! Ты! Да это же ты! – закричала девушка, протягивая к вошедшему руки.
      – Я же сказал, – пробормотал брат.
      – Ну иди, иди же сюда! Я же видишь…, – и она разрыдалась.
      – Ну вот… Ну Тонька, ты же у меня… Она после того… ни слезинки… А тут… – объяснял брат, неловко гладя плачущую по пышной шевелюре.
      – Уйди, Коль, ради Бога, уйди, – всхлипывая, попросила девушка.
      – Его Макс зовут. Садись, вот, рядом, а я пошёл, что на ужин сооружу.
      Когда Максим сел рядом, больная тонкими пальчиками коснулась его руки.
      – Наклонись, – попросила она и затем погладила его по обгоревшему лицу.
      – А мне сказали, что ты умер. На операции. И я, как дура, поверила. Из окна выскочила. Теперь вот. Только руки и шевелятся. Да и то… Знаешь, пальцы немеют. Вот, не чувствую тебя. А вчера проснулась – рука не движется. Кисть.
      Страшно так. Хочу пошевелить, а она – ни в какую.
      – Зачем же ты так?
      – Просто дура, – улыбнулась девушка. – Что-то в голову стукнуло, типа: " Если такие люди умирают…" – Но все умирают. И это не повод.
      – Потом поняла: "Дура".
      – Ну если поняла, значит, дело поправимое, – улыбнулся Максим.
      – Ты о чём?
      – Да вылечу я тебя! Как сказал бы твой брат: " Без базаров".
      – Сначала поцелуешь, а?
      – Такой страх? Но Тонь, это уже извращение, – решил отшутиться поражённый юноша.
      – Не хочешь калеку целовать, да? – вновь навернулись слёзы у девушки.
      – Да ты что? Ты что? Это я, понимаешь – я! – урод.
      – Ну вот и парочка. Урод и калека. Ну?
      Максим осторожно коснулся бледненьких девушкиных губ.
      – Ну вот, начало положено, – улыбнулась та. – Думаю, со временем ты привыкнешь и будешь посмелее. – А сейчас… иди отсюда и позови Колю, – скорчила гримаску Тоня.
      " Боль" – понял Максим и тут же простёр над несчастной руки.
      Затем, когда Антонина уснула, Макс с хозяином устроились на кухне за ужином.
      – Что это ты с ней сделал? Она давно так не спала. И вообще вся эта светомузыка…
      Это неопасно?
      – Пока я снял боль. Потом будем лечить. Сегодня не могу. Нет сил. Много ушло на ребят.
      – Каких ребят?
      – Да так. Детей.
      – Детей? Так это ты? Вот это пруха! А я уже думал туда Тоньку везти. Сегодня в новостях. Да вот, смотри! – включил он панасоника. – И ешь, ешь, не стесняйся.
      Так значит, это ты? Вот это – про тебя?
      – Ну, вообще-то, это про детей, – улыбнулся Максим. Действительно, в новостях сообщили, что в интернате для детей – инвалидов вновь произошло таинственное исцеление маленьких пациентов. Интервью нескольких счастливых родителей, доверивших своих чад интернату. Торжественное богослужение в церкви. Счастливый, вновь начинающий пыжиться пастырь, разглагольствующий о "явлении чуда истинной веры". Да-а, теперь он неприкасаемый. В смысле, непотопляемый. Попробуй, товарищ подполковник, попробуй! На мелкие кусочки разорвут верующие. И исцелённые и жаждущие новых чудес исцеления.
      – Зря я не спалил его вертеп! – помрачнел Максим.
      – Не спалил? Послушай, а там… монастырь гомиков… ты? Ну, молоток! Я бы если бы смог, тоже… Нет, да ты ешь! Ты что?
      – Там… там люди погибли. Не слышал разве?
      – Ну так нашли же отравителя. Этот главный их гей и отравил.
      – Не может быть!
      – Всё может быть в нашем мире. Да ты ешь! Скажи честно, а Тоньку сможешь вылечить?
      – Смогу. Конечно смогу! И посложнее случаи бывали.
      – Я выпью, брат! Ты как, нет? А я выпью! Да я даже нажрусь! А если ты её поставишь на ноги… одна она у меня. Или я у неё? Родители-то сгинули. Как? Да вот так. Поехали в выходные по грибы и не вернулись. Я в армию пошёл, а Тонька – с тёткой. Избаловалась. Потом вернулся, вот, за дело взялся. Ну, будь здоров! А что, "за дело взялся"? Только и было, что права " АБС". Вот и рулил. Потом небольшую нишу нашёл, – свою мебель. Спрос был. За счёт дешевизны. И директором и водилой был. Спал по два часа в сутки. Да ты ешь, ешь, сейчас ещё дорежу.
      Потом, конечно, сожрали. Оставил Тоньку опять тётке на попечение – и сюда.
      Подфартило – сорвал куш в казино. Солидный куш. Вложил в дело. Не, дело чистое.
      Газовое. Ну, не газпром, но дивиденты порядочные. Так что… Но и сам не сижу, некоторые дела проворачиваю. Кое-какое оборудование на газопроводах устанавливаем. Теперь вот – могу себе позволить и вот это жильё и тачку, и… Да, много чего. Вон, только прослышал, что наши писаки облаву на тебя по вокзалам устроили – тут же свою организовал. Эти ребята тебя вычислили ещё до той детки.
      А чего им от тебя нужно?
      – Да так… Скажи, а вот этот прикид? Ты же сейчас, ну, вполне нормальный, без этих понтов.
      – А, как это называется, мимикрия. На людях так безопаснее. Ворон у ворона…
      Та ты точно Тоньку вылечишь? А то я думал… Представляешь, если всю жизнь так! – пьяно всхлипнул Микола.
      – А у тебя семьи нет?
      – А на кой? Не-е-е, ты скажи мне, на кой?
      – Ну, не знаю, всё же семья, дети…
      – Знаешь, пока мне хватает пока из семьи Тоньки, а дети – пока только процесс интересует. Возможностей для здорового и нездорового секса – в избытке и без женитьбы. И не пожимай плечами. Я тебе как-нибудь расскажу про свои… свою… женитьбу несостоявшуюся. Ладно, пойдём устраиваться. Будить тебя во сколько? К Тоньке врачиха утром в шесть приходит колоть… Говорили – оставляйте в больнице. Что я, гад какой? Вот здесь и располагайся. Это – гостевая. Туалет, ванная, – вон та дверь. Отдыхай. Значит, Тоньку мою вылечишь?
      Оставшись один, Максим быстро разделся и, нырнув в просторную кровать, приказал себе уснуть. Всё – потом. Даже так – всё- всё -всё потом. Сейчас спать. Ведь действительно – на пределе.
      Но, толи много было требующих осмысления событий, толи он переел с голодухи, спалось плохо. Снился отец с большим чемоданом, предлагавший присесть на дорожку.
      " А как же Светлана Афанасьевна?" – спрашивал Максим. " Да что с ней сделается?" – отмахивался отец, " Главное сейчас – твоя свадьба!". " Но па, я же не хочу! И невесты нет. И… да вообще, в шестнадцать лет!" – отпирался Максим. " Поехали – поехали. Время терять нельзя! И вообще, ты, как честный человек, просто обязан теперь жениться", – настаивал Белый-старший. А потом он, опять пробравшись в архив, встретил там Татьяну, целующуюся с пастырем. "Вот как? А на меня сваливаете?" – отчитывал он грешную парочку. А потом вдруг появилось грустное лицо Стервозы. " Это не она, это я жду ребёнка" – вздохнула она. " Тогда женитесь скорее, а то мне пора его убить!" – закричала очень похожая на Тоньку Седая и обожгла своим страшным ударом Хому, ворующего у Макса из кармана бусы.
      Юноша проснулся в прескверном настроении. Пошёл к куртке, нащупал во внутреннем кармане бусы. Действительно, надо с ними что – то делать. Посмотрел на часы. Да.
      Поздняя осень. Шесть часов, а тьма. Но надо подниматься. Врачиха должна прийти?
      Спровадим так, что ничего не заметит. Не впервой. Макс стал умываться, присматриваясь к джакузи. Надо будет полежать. Отдохнуть… Внезапно он поймал себя на какой – то лени. Рядом мучается молодая девчонка. А он? Ночь продрых и сейчас о чём думает? Устал. Просто устал. "Ладно, вот вылечу – потом…" – пообещал себе Максим. Обнаружив на одной из полочек пластырь, вернулся за бусами.
      Намотал спиралью на левое предплечье. Ничего. Полированные камушки не кололись, приятно холодили обожженную кожу. Закрепил пластырем. Усмехнулся: "Бриллиантовая рука", после чего оделся и вышел. Хозяин уже ждал на кухне с вполне европейским завтраком – варёными яйцами, соком, кофе и тостами.
      – Ты как сегодня? Потому, что мне всё же придётся… бизнес. Если тебе что надо – я ведь сиделку нанимаю. Хорошая такая деваха… Не, ты даже не думай, я только констатирую.
      – Дай ей пару выходных. Не надо лишних глаз.
      – Ты такой скромняга? Другой бы на твоём месте…
      – Не в том дело. Просто, когда становится известно… У всех есть больные родственники, знакомые, друзья. Я не могу заниматься своими проблемами – только лечу, лечу и лечу. Или убиваю-убиваю-убиваю.
      – Ну, извини, что оторвал от таких личных дел! – начал обижаться хозяин.
      – Нет, Коля, не так! Не про тебя, не про Тоню речь. Но прознают – не отобьёшься.
      Да и не смогу я. Поэтому, давай без рекламы, а?
      Николай согласился, оставил ключи от дома и от машины.
      – Это от второй, в которой твой этот… патриарх… ну плохо тогда ему стало. Мы тогда как раз о тебе говорили.
      – Что-нибудь важное?
      – Так, печки – лавочки. Уже когда в больницу занесли, пришёл в себя, сказал – "Всё у нас" и что-то типа " Кто ищет, тот обретёт". Это, чтобы я тебя у них искал. Я уже было и нашёл, а ты там умер. Ладно, поехал. Сиделке я звякну, чтобы не приходила.
      Максим пошёл в комнату к девушке. Та ещё спала. Вернулся, включил телевизор, послушал новости. Поулыбался растерянным комментариям врачей по поводу выздоровления детей. Да, эта новость была пока ещё сенсацией. Но так как это была добрая сенсация, она была обречена на скорое забвение СМИ. Пока что где-нибудь не взорвётся, не разобьётся, не сгорит. Или, хотя бы пока кто из тусовки опять не поменяет партнёра. Но а пока – да. Вспоминали предыдущее чудо. Даже показали детей, исцелённых в "первом потоке". Теперь Максим заулыбался искренне. "Не зря живу!" – решил он и решительно направился к нынешней пациентке.