Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания

ModernLib.Net / Политика / Пол Лайнбарджер / Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Пол Лайнбарджер
Жанр: Политика

 

 


Даже в годы войны ни один американский президент не имел такой власти, какой обладал Гитлер в мирное время. Члены американского правительства, армейские и военно-морские начальники, комментаторы прессы и все другие люди имеют возможность обсуждать политику, высказывать свое мнение и вытаскивать на свет божий всевозможные политические уловки. Так это и должно быть. И те же самые причины, которые обеспечили психологическому оружию Германии такой успех в начале войны, привели ее к полной и безоговорочной капитуляции в 1945 году: мощный бюрократический аппарат, плохо информированное общество, централизованная пропаганда и тайное планирование политики.

Подобная психологическая война, когда боевые действия ведутся в интересах кучки людей, фанатично стремящихся к власти, когда координируется все до мельчайших деталей, а целью войны является политическое и моральное порабощение противника, в условиях демократии совершенно немыслима. Даже императорской Японией нападение на Пёрл-Харбор планировалось в условиях строжайшей секретности как чисто военная операция. Те японцы, которые могли бы заявить совету фельдмаршалов и адмиралов, что необъявленное нападение на США приведет лишь к объединению всех слоев американского общества против Японии, конечно же ничего не знали о планируемом рейде на Пёрл-Харбор. Как показывают доклады Джозефа Грю, американского посла в этой стране, у японцев еще сохранился их прежний парламентский дух, поэтому военным надо было обмануть не только иностранцев, но и общественность самой Японии. В западных диктатурах за общественностью присматривали элитные войска, секретная полиция и партийные организации, и это тоже является частью психологической войны. Гитлер мог «включать» и «выключать» военный дух немцев; японцы же не осмеливались делать это в широких масштабах. Для довоенной Японии «психологическое оружие» было чересчур диктаторским средством; властям же Соединенных Штатов его никогда не заполучить. После начала войны американцы могли поразить врага такими вещами, как бомбежки, вызывавшие мощные пожары, бомбардировщики дальнего действия и атомные бомбы, но они не могли начать войну без объявления. И сейчас Соединенные Штаты не могут и никогда не смогут поразить врага неожиданным началом агрессии, ибо этого не допустит американская конституция. Если бы все другие нации думали так же, то мир был бы гораздо прочнее.

Немецкая психологическая война, в смысле войны, ведущейся психологическими методами, больше зависела от политической обстановки, чем от психологии. Отсутствие единства среди ее будущих жертв, самоуспокоенность стран, пока еще не затронутых войной, демонстрация новых видов вооружения в бою, использование тягот войны для полного подавления пацифизма, удобное географическое расположение Германии на пересечении европейских дорог – все эти факторы обеспечили успех немецкой войне нервов. Но подобное психологическое оружие способно принести победу только в случае войны диктатуры с демократией; там же, где демократические правительства чутко реагируют на все происходящее, сохраняют бдительность и отвечают на происки агрессора жесткими мерами, диктатуры не добьются никаких результатов.

Психологическим оружием, которое дает наилучший результат в ходе войны, является поэтому не гитлеровская война нервов, а англо-американская пропаганда и тщательно разработанная стратегия ее применения. Пусть тот, кто выступает за применение Америкой войны нервов, только попробует ее начать! Он недалеко уйдет, поскольку комментаторы тут же опубликуют в газетах совершенно секретный график мероприятий этой войны, юристы быстро найдут ему место среди нарушителей международного права, члены его организации опубликуют его мемуары или обнародуют свои разногласия с ним в самый разгар операции. Дело закончится тем, что противник, которого он хотел напугать, просто посмеется над ним. Конечно, в американской политической и военной системе есть место и для психологического оружия, но это место весьма скромное, а методы его ограничены требованиями морали, законом и привычками американцев.

Пропаганда: определения

Мы уже приводили выше определения термина «пропаганда». Осталось только объяснить ряд других технических и профессиональных терминов, употребляющихся в этой области. Пропаганда состоит из следующих пяти элементов:

1. Источник (включая средства массовой информации).

2. Время.

3. Аудитория.

4. Тема.

5. Задачи.

Эти факторы приведены в порядке своей значимости для специалистов и позволяют провести анализ пропагандистских материалов в том случае, когда под рукой этих специалистов нет. Эти пять факторов легко запомнить по начальным буквам И-В-А-Т-З. Последний фактор, задачи, оценивает предполагаемый результат, которого стремится достичь враг путем распространения той или иной информации.

Не вдаваясь в подробности анализа методов полевой пропаганды (он будет описан в гл. 7), попробуем с помощью этих факторов определить ряд второстепенных видов военной пропаганды. Наиболее важным фактором является источник. Если источник открыт и всеми признан, то правительство, выпускающее тот или иной пропагандистский материал с целью ознакомления с ним международной общественности, должно делать это с определенным достоинством, заранее просчитав, какой эффект он произведет. Если же источник ложный, то правительство или командование армией должно убедиться, что фальшивка сделана так, чтобы никто об этом не догадался. Работа с этими двумя источниками требует разного подхода. В первом случае материал должен исходить от ответственных общественных деятелей, предпочтительно людей, пользующихся авторитетом в мире, которые смогут наиболее эффективно использовать свое влияние и возможности, предоставляемые правительством. Использование открытых источников обычно (но не всегда) предполагает, что сам распространитель материалов верит в их правдивость. Сфабрикованные же источники должны изготовляться специалистами с извращенным воображением, умеющими экспромтом выдавать фальшивки и способными на всякие проделки, но при этом дисциплинированными людьми, хорошо понимающими, что нельзя выдавать врагу военные тайны. Во время Второй мировой войны Соединенные Штаты очень удачно смешивали эти источники и оперировали ими в различных случаях, породив три следующих типа пропаганды:

Белая пропаганда исходила из открытого источника, обычно от правительства или какого-нибудь правительственного агентства, включая военное командование разных уровней. Этот тип пропаганды связан с открытыми психологическими операциями.

Серая пропаганда никак не обозначала свой источник.

Черная пропаганда исходила из ложного источника. Этот тип связан с тайными операциями психологической войны.

Пример белой пропаганды показан на рис. 4 (с. 16). Эта листовка оформлена таким образом, чтобы все сразу поняли, что это – официальный документ, выпущенный британскими и американскими властями. Рамка на ней почти такая же, как и на денежных купюрах; в глаза сразу же бросаются печати этих стран, а подписи генерала, командовавшего экспедиционным корпусом, подтверждают, что на обещания, данные в этом документе, можно положиться.

Листовка, изображенная на рис. 38 (с. 220), тоже была подготовлена командованием англо-американских войск. Ее задача была той же самой – заставить немецких солдат сложить оружие. Но в данном случае ничто не говорит о том, что это документ союзников, наоборот, было сделано все возможное, чтобы скрыть его источник. Немецкие солдаты, прочитавшие его, должны были думать, что он был напечатан в Германии. В годы войны применялись оба типа пропагандистских материалов, поскольку один дополнял другой, но их нужно было держать подальше друг от друга.

Что касается пропагандистского радиовещания, то разница между тайным и открытым была еще больше. В годы Второй мировой войны эфир над Европой был заполнен передачами, которые велись открытыми и тайными радиостанциями. Британцы обращались к немцам с помощью Би-би-си, не пытаясь скрыть от них этот факт. Но они вещали на Германию и с помощью подпольных станций, которые выдавали себя за станции, организованные нацистами в коммерческих целях, немецкие армейские станции, а также станции борцов за свободу. Немцы, в свою очередь, передавали в Соединенные Штаты свои официальные новости по-английски, но они также пытались сделать вид, что вещание ведет американская радиостанция, которая принадлежит изоляционистам и расположена на Среднем Западе. В ряде случаев противоборствующие стороны использовали одну и ту же радиостанцию для передач белой и черной пропаганды. Например, радио «Сайпан» при американцах большей частью передавало хорошо всем знакомые программы из Сан-Франциско, но время от времени его брало напрокат УВИ, и оно превращалось в «японскую» радиостанцию (правда, при таких условиях «черное» радио не могло долго оставаться черным).

Если говорить о времени воздействия, то пропаганду можно разделить на стратегическую и тактическую. Стратегическая направлена не на достижение немедленного результата, а на то, чтобы подавить волю врага, изменить его психологию, а такое воздействие может продолжаться несколько месяцев. Примером стратегической пропаганды служит листовка, изображенная на рис. 19 (с. 155), которая рассказывает немцам о том, что их ждет в будущем. Тактическая пропаганда направлена на достижение немедленного результата и обычно затрагивает небольшой отрезок времени. Только в некоторых случаях, например при разбрасывании листовок среди солдат, попавших в окружение, ожидаемый результат может быть достигнут только по истечении некоторого времени. Обе эти формы пропаганды можно определить так:

Стратегическая пропаганда направлена на вооруженные силы врага, на народ вражеской страны и население оккупированных территорий в целом и – в сочетании со стратегическим планированием – предназначена для достижения желаемого результата через несколько недель, месяцев или лет.

Тактическая пропаганда направлена на конкретную аудиторию, обычно четко обозначенную, и осуществляется для поддержки боевых действий в той или иной местности.

Можно также разделить пропаганду на оборонительную и наступательную, в зависимости от того, направлена ли она на защиту каких-то идей или, наоборот, на подавление их. Перед началом Второй мировой войны это различие казалось очень важным, но опыт боевых действий почти на всех фронтах показал, что в повседневных военных мероприятиях оно не столь уж и значимо. Пропаганда так тесно связана с новостями и оценкой общественного мнения, что сложный предоперационный анализ проводить просто некогда. Тщательное планирование очень часто заводит в тупик; различие между наступательными и оборонительными акциями в повседневной работе не имеет никакого значения. Тем не менее все-таки укажем, в чем заключается это различие.

Оборонительная пропаганда предназначена для оказания поддержки социальной или какой-либо другой акции общества. (Самым ярким примером является советская пропаганда, которая стремилась доказать преимущества пятилеток.)

Наступательная пропаганда имеет целью прервать то или иное социальное действие, которое кажется пропагандисту вредным, и способствовать тому действию, которое кажется ему желательным, либо с помощью революционных средств (внутри одного и того же общества), либо международных, то есть дипломатическими или военными средствами (между различными обществами).

Еще одна классификация основана на целях, которых стремится достичь пропагандист или группа пропагандистов в отношении людей, с которыми он работает. Эти разновидности, как и различия между наступательной и оборонительной пропагандой, являются не практическими, а чисто теоретическими и редко указываются в практических разработках, хотя более продуманные планы ссылаются на них.

Конверсионная пропаганда направлена на то, чтобы заставить людей изменить свое эмоциональное и практическое отношение к одной группе и начать поддерживать другую.

Разделяющая пропаганда предназначена для того, чтобы внести раскол в группу, поддерживающую врага, и, нарушив единство ее рядов, ослабить этого врага. (Так поступали союзники, стараясь заставить немецких католиков думать в первую очередь о том, что они католики, а уж потом что они немцы.)

Консолидирующая пропаганда направлена на мирное население оккупированных территорий. Ее цель – заставить население подчиняться распоряжениям командования оккупантов и проводимой им политике.

Контрпропаганда занимается опровержением каких-то конкретных утверждений или тем вражеской пропаганды. (Когда японцы обвиняли американцев в зверствах, то американцы сразу же приводили примеры японских зверств.)

За исключением этих терминов, которые уже прочно укоренились в литературе, посвященной пропаганде, другие классификации можно не принимать во внимание. Основное различие в видах пропаганды зависит от ее задачи, а не от содержания.

Что касается пропаганды в районах с неустойчивым правительством, таких как дарланистская Северная Африка, то Вторая мировая война показала, что между военным и гражданским населением могут возникнуть трения (см. также гл. 6, посвященную Второй мировой войне). В этих районах всякая военная операция требовала четкого знания, как правительство США относится к органам управления в той или иной местности. Находятся ли Соединенные Штаты в состоянии войны с ними или нет? И тому подобное. В этом случае фундаментом для пропаганды становилась политика, особенно если местные власти сами занимались пропагандой. Командование американскими войсками должно было решить, какие политические обещания оно может давать, а какие – нет. В этом смысле задача у американцев была гораздо сложнее, чем у британцев, которые имели Комитет политической войны – орган, который согласовывал внешнюю политику страны с нуждами пропаганды. Можно ли было американцам обещать Алжиру освобождение от французской зависимости? Или защиту сиамцам, которые перешли на сторону американцев и были готовы свергнуть власть японцев? Или людям из Яньаня, которые хотели, чтобы Америка в ответ на их поддержку лишила власти генералиссимуса Чан Кайши? Или индонезийцам, которые могли выступить против японцев и уже выступили против голландцев? Ответы на эти вопросы не входили в компетенцию пропаганды. Пропагандистские акции зависели от решения этих вопросов, но люди, занимавшиеся пропагандой, решать их не имели права.

Таким образом, политическая война, в административном смысле, является деятельностью более высокого уровня, чем пропаганда. Ее можно определить следующим образом: «Политическая война заключается в выстраивании национальной политики таким образом, чтобы эта политика помогала пропаганде или боевым действиям, не важно, относится ли это к прямым политическим связям правительства или к его связям с организациями, которые имеют политический характер».

Выстраивание политики обычно не относится к компетенции армии или флота, хотя правительство может обращаться к их командованию за советом или с приказом провести соответствующую военную операцию. Ярким примером использования политического оружия стало провозглашение президентом Рузвельтом принципа «безоговорочной капитуляции», сделанное им в Касабланке экспромтом. Этот принцип повлиял не только на американскую пропаганду, но и показал американским генералам, какой капитуляции следует добиваться от Германии.

Глава 4

Ограничения, налагаемые на психологическую войну

Психологическую войну следует изучать не только как таковую, но и рассматривать вопрос о том, какие ограничения налагает на нее жизнь. Существует четыре вида ограничений:

1) политические ограничения;

2) ограничения, налагаемые требованиями безопасности;

3) ограничения, налагаемые прессой;

4) ограничения, связанные с персоналом.

Но, как и все прочие, ограничения, перечисленные нами, могут помешать работе только тех людей, которые не имеют смелости или способностей превратить помехи в достижения. Пропаганда зависит от политики даже при определении врага в районе боевых действий, однако если с умом использовать политические цели, то можно добиться отличных результатов. Службы безопасности имеются во всех армиях мира, но цена, которую приходится платить за секретность, оправдывается огромной пользой, которую она приносит. Кроме того, выборочная и гибкая цензура дает и дополнительные преимущества. Средства массовой информации – то есть те инструменты, с помощью которых осуществляется пропаганда, – главные орудия психологической войны. Они ограничивают ее размах, но в то же самое время без них она была бы невозможна. И, как и во всякой великой операции, успех в огромной степени зависит от людей, которые ее осуществляют.

Все эти вопросы заслуживают отдельного обсуждения. Почти во всех случаях мы будем ссылаться на опыт Второй мировой войны. И в новых методах борьбы, как и в большинстве других вопросов, вторым по значению после опыта идет здравый смысл.

Политические ограничения психологической войны

Политика оказывает огромное влияние на содержание психологической войны. Отношения двух воюющих сторон вовсе не прерываются, наоборот, в годы войны они становятся еще более интенсивными и болезненными, хотя и ненормальными. Каждая сторона проявляет живейший интерес к своей противнице, к событиям, которые происходят в ней, и к ее слабым сторонам. Во время Второй мировой войны армейские службы, правительство и народ Соединенных Штатов думали о Японии гораздо больше, чем за двадцать лет мирного времени. Имена японских деятелей становились сенсацией. Цели японцев и их слабые стороны были объектом ненависти – и наряду с ней – объектом самого пристального изучения.

Каждая из воюющих сторон пыталась обернуть интересы врага во благо себе. Пропагандисты этих стран старались преподносить противнику такие новости, какие он хотел услышать, но в такой форме, которая позволила бы снизить его боевой дух, создать недоверие к его политике и заставить различные группировки у него в тылу враждовать между собой. Пропагандисту иногда кажется, что пропаганда дает ему такие возможности, каких не имеет никто другой, и пользуется ими, хотя национальная политика запрещает это. Пропагандист, который в своем стремлении достичь цели забывает об ответственности, часто губит свою репутацию.

Сотрудники немецкого радио, которые в своих программах на Восточную Европу усиленно подчеркивали антикапиталистический характер национал-социализма, вскоре обнаружили, что Би-би-си выбирает из их программ самые грубые высказывания и транслирует их слушателям Западной Европы, где немцы выставляли себя борцами с большевизмом и защитниками частной собственности. Американцы нападали на немцев за то, что они сотрудничают с японскими макаками; японцы передавали их высказывания китайцам, которых тоже возмущало это прозвище. Но самым знаменитым примером пропаганды, ударившей рикошетом по ее автору, стала известная фраза Джеймса Блейна о любителях рома, папистах и бунтовщиках, из-за которой, вероятно, он и проиграл Гроверу Кливленду президентские выборы 1884 года. Эту фразу использовал республиканский священник из Нью-Йорка в борьбе против демократов, подчеркнув, что мокрые (противники сухого закона), католики и южане имеются и в Демократической партии. (Может быть, фраза Блейна и содержала долю истины, но никому не понравились употребленные им эпитеты. Это высказывание сыграло определенную положительную роль, поскольку оно вдохновило республиканцев на борьбу, но урон, нанесенный им, оказался гораздо большим – оскорбленный противник с удвоенной силой ринулся в бой. Кроме того, многие люди, остававшиеся в стороне от политических склок, тоже почувствовали себя оскорбленными.)

Однако трудно бывает сохранить равновесие между внутренней политикой и психологической войной на полях сражений. Чем ближе к врагу находится офицер-пропагандист, тем сильнее ему хочется заставить его подчиняться. Зачем ломать себе голову, как поаккуратнее сформулировать несколько фраз, когда твои слова могут спасти людей, технику и время? К сожалению, фраза, которая помогла одержать победу на поле боя, может вызвать раздражение в тылу, а враг, несомненно, подхватит ее и использует в своих целях. Аналогичным образом, пропаганда среди мирного населения может повредить фронту. Делайте все возможное – экономьте жиры! – этот лозунг кажется совершенно бессмысленным для солдат.

Мы хотим продемонстрировать это на примере пропагандистской проблемы, с которой столкнулись американцы, говоря о японском императоре. Американскому правительству очень помогло бы, если бы радио и газеты называли его макакой, свиньей, сумасшедшим, знахарем или как-нибудь еще; некоторые люди так и делали. Но, если бы это правительство разрешило оскорблять японского императора, чтобы вызвать к нему ненависть среди американцев, то японцы были бы крайне возмущены. В результате Америка потеряла бы гораздо больше, чем приобрела. Если бы русские пообещали – и в одном случае, как нам известно, они так и сделали – обеспечить немцам хорошее питание и теплую зимнюю одежду, – то нацисты рассказали бы об этом мирному населению России, которое сильно возмутилось бы, узнав, что Сталин заботится о том, чтобы немцы не мерзли и не голодали, в то время, когда простые люди умирают с голоду. Работая с врагом, очень полезно описывать, в каких прекрасных условиях содержатся его военнопленные, но аудитория в тылу этого не поймет. Для своей аудитории иногда бывает полезным изображать солдат противника как безумцев, не знающих жалости, как животных в человеческом обличье, как жестоких дегенератов и т. д., но если эти описания попадут в руки врага, то его пропагандисты непременно сообщат об этом народу своей страны, и их автор только пострадает от этого.

Более того, специалисты, занимающиеся психологической войной, не должны забывать, что ее конечной целью является успешное завершение обычной войны. Для этого нужно, чтобы боевые действия были прекращены, а нации возобновили мирные отношения, хотя и на новой основе. Пропаганда, которая слишком много обещает врагу, разъярит и союзников, и население в тылу. И наоборот, пропаганда, призывающая к кровавой мести, наносит вред сторонникам мира во вражеском лагере, если таковые имеются. Ни одна из великих держав, участвовавших во Второй мировой войне, не давала никому точных обещаний, как будут проходить границы государств после нее. Они отделывались лишь общими фразами, помня, что конкретное обещание обрадует одну сторону, но возмутит другую; более того, не получив никаких обещаний, эти стороны будут только сильнее сражаться. Если бы французы не знали, что получат после войны Эльзас, то они воевали бы гораздо активнее, но, если бы им пообещали Эльзас, они стали бы считать, что дело улажено, и начали бы просить отдать им что-нибудь еще. А тем временем другие страны, тоже зарившиеся на Эльзас, огорчились бы или потеряли интерес к делу. Поэтому вопрос о послевоенных границах был очень выгоден для пропаганды.

Президент Рузвельт, стремясь вывести США в мировые державы, пообещал Китаю Маньчжурию, корейцам – Корею, в свое время, а французам – сохранение Французской колониальной империи. Более никаких конкретных обещаний он не давал. Англичане в годы Первой мировой войны пообещали Палестину одновременно арабам и евреям (что только ухудшило и без того непростую ситуацию) и в результате породили кризис, который не удалось разрешить и много лет спустя.

Определение врага

Другая, тоже очень важная связь пропаганды с политикой проявляется в определении природы врага. В ходе боевых действий очень легко (большую часть времени) сказать, кто твой враг. Это человек в чужой форме, говорящий на другом языке, имеющий другой цвет кожи и своеобразные особенности психики. В психологической войне определить, кто твой враг, не так просто. Опытный пропагандист попытается убедить вражеских солдат, что его враг – не они, а кто-нибудь другой – король, фюрер, элитные войска, капиталисты. Он создает такие ситуации, в которых можно сказать: «Мы воюем не с вами». (Но после сильных бомбежек или минометных обстрелов такое лучше не говорить.) Мы воюем с тем-то и тем-то, которые вас обманули. Самой эффективной оказалась в этом плане советская пропаганда в годы Второй мировой войны. Еще до конца войны она создала целую галерею реакционных немецких генералов, выступающих на стороне русских, и внушила немцам, что дилетант Гитлер погубил прекрасную немецкую армию в ходе непрофессионально подготовленных военных кампаний. А незабвенный лозунг Иосифа Сталина «Гитлеры приходят и уходят, а народ Германии, а государство германское остается» дал русской пропаганде возможность заявлять, что враг советской армии вовсе не Германия, а нацизм. Это было превосходное психологическое оружие, поскольку русские уже выдвинули пропагандистский тезис о том, что простые люди (рабочие и крестьяне) автоматически – благодаря принадлежности к классу трудящихся – находятся на стороне государства рабочих России. Таким образом, за бортом осталось не так уж много немцев.

Для успеха психологической войны полезно называть врагом:

1) правителя той или иной страны;

2) правящую группу этой страны;

3) таинственных вредителей;

4) любое конкретное меньшинство.

Не следует определять врага слишком широко. Однако если указать конкретного врага, то противник, в случае исчезновения (например, смерти или если состав правящей группы немного изменится) правителя, может начать переговоры о мире. Именно боязнь того, что немецкие генералы запросят мира, а также желание сохранить ненадежный антинемецкий союз оккупированных стран заставили Соединенные Штаты и Британию признать своим главным врагом не нацизм, а Германский рейх. Что касается Японии, то американцы называли своим врагом милитаристов и «фашистов» этой страны, а за ними и капиталистов, не трогая императора и народ, чтобы было с кем заключать мир.

Если психологическая война ведется с определенной политической целью, то политика может стать помощницей, а не ограничением. Пропагандист в этом случае может представлять политическую систему своей страны в самом радужном свете. Он может отвешивать комплименты лидерам противника или тем группам, которые вполне могут победить (хотя он не должен награждать их «поцелуем смерти», которым нацисты отметили некоторых выдающихся американских изоляционистов, слишком сильно расхваливая их). Он может пообещать противнику созданную им самим утопию.

Если же политика носит оборонительный и неуверенный характер, борется за правое дело, но слишком вяло, то пропагандистам не следует допускать грубых ошибок. В ходе Второй мировой войны американцы не могли заявлять, что они борются с однопартийными государствами, потому что их самый сильный союзник (Россия) была как раз однопартийной страной. Американцы не могли критиковать политику уничтожения свободного предпринимательства, проводимую правительствами Японии и Германии, потому что среди союзников была социалистическая страна. Не могли пропагандисты США обрушиваться и на расизм, поскольку национальный состав населения этой страны был причиной существования в ней расистских течений. В каждом пропагандистском учреждении имеется длинный перечень тем, которые лучше не затрагивать (обычно их никто не фиксирует, оставляя возможность сотрудникам самим решать, что можно, а что нельзя). И стоит только нарушить этот перечень, как ответный удар не заставляет себя ждать.

Обещания

И наконец, в ходе психологической войны не следует давать обещаний, которые нельзя выполнить. Во время Второй мировой войны правительство США мало что кому обещало, но отдельные люди давали совершенно невыполнимые обещания. Они говорили такие вещи, которые подразумевали, что голландцы получат назад свою страну и империю, что индонезийцы станут сами управлять своей страной, а все страны, включая Японию, получат доступ к полезным ископаемым Индонезии. Вполне вероятно, что эти американцы добавляли, что они «надеются», «ожидают» или «думают», что правительство США выполнит их обещания. Однако все эти слова были совершенно неуместны, особенно первые два утверждения. Нью-йоркский банкир Джеймс Варбург написал книгу под названием «Незаключенный договор», в которой указывал, что в течение войны США обещали все и всем (он служил в УВИ и, вероятно, знает, о чем говорит) и для того, чтобы выполнить хотя бы часть этих обещаний, надо проводить мудрую, великодушную и продуманную внешнюю политику. Обещания проигравшей стороны быстро забываются; она может списать их и начать свою внешнюю политику с чистого листа. Но обещания победителя помнят все, и ему надо выполнять их, иначе его сторонники от него отвернутся.

Офицер, занимающийся психологической войной, не может ничего обещать людям на оккупированной территории, партизанам, воюющим на стороне его страны, подпольщикам, а также солдатам противника, если его слова не подкрепляются дословной цитатой из речей главы правительства или министров. Кроме того, обещания одних офицеров могут не совпадать с обещаниями других. (В Китае одни американские офицеры говорили китайским коммунистам, что они – прекрасные люди, и США, несомненно, предоставят им материальную помощь, а также моральную поддержку в их борьбе с Чан Кайши. Одновременно другие офицеры заявляли членам китайского правительства, что США не собираются в ближайшее время признавать это правительство и вообще вмешиваться в китайские дела. Китайцы выслушивали эти противоречивые обещания и не могли решить, кто такие американцы – дураки или лжецы. Похожие вещи происходили и в ходе общения американцев с французами, сербами и поляками.) Офицер, находящийся на фронте, не должен обещать населению свободных выборов и других свобод, защиты трудовых прав и даже снабжения продуктами питания, если тыловые службы не могут подвезти их в самое ближайшее время. А если редактор на радио или люди, пишущие листовки, пообещают нечто такое, что не подкреплено позицией правительства или не оправдано политической ситуацией, то это можно назвать безответственным подходом к своему делу. Если пропагандист допустит какой-нибудь ляп, то его страну назовут страной лжецов.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6