Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Отряд тайных дел (№1) - Разбойный приказ

ModernLib.Net / Исторические приключения / Посняков Андрей / Разбойный приказ - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Посняков Андрей
Жанры: Исторические приключения,
Историческая проза
Серия: Отряд тайных дел

 

 



Они напали внезапно, когда потянулись по левой стороне дороги озера со светлой водой и песчаными берегами. Заскрипев, упала на дорогу сосна, с лихим посвистом выскочили из лесу лихие людишки с рогатинами и саблями, заскакали, заулюлюкали, беря на испуг. Однако не на таких нарвались! Прошка пригнулся, соскочил с воза, услыхав, как засвистали в воздухе стрелы. То стреляли обозные люди, как видно, давно ожидавшие нападения. Саадаки – лук и стрелы – оказались у всех под рукою, как и палаши, и копья, и бердыши. А возница Антип, сунув под рогожку руку, вытащил оттуда пищаль и берендейку – перевязь с порохом и пулями. Заскрежетал огнивом, раздул фитиль да принялся заряжать. Никто ему не мешал – лихие людишки, столкнувшись с неожиданно сильным сопротивлением, не стали испытывать судьбу и поспешно скрылись. Тем не менее Антип зарядил тщательно пищаль и выстрелил в сторону исчезнувших в лесу вражин. А чтоб знали!

Митька передернул плечами и посмотрел на Василиску, которая, похоже, так и не успела испугаться, слишком уж быстро закончилось нападение. Нелепое какое-то, скорее всего – вовсе не московский обоз здесь поджидали.

Лес постепенно редел, становился светлее, сумрачные мохнатые ели сменились стройными соснами, осинами, липой. Вот, на ближнем пологом холме, потянулась березовая рощица, рядом с которой виднелась пашня, а за ней – изгороди и избы деревни Сарожи.

– Ну, мы приехали. – Обернувшись к купцу, Прошка соскочил на повертку. – Уж дальше сами доберетесь – до Тойвуйского погоста девчонки дорогу знают, ну а там наймете кого-нибудь.

– Наймем, – оглянувшись на подошедших «девок», нехорошо ухмыльнулся купец и приказал возчику: – Трогай.

– Эй, эй! – заволновался Прошка. – А девки как же?

Московит ухмыльнулся:

– А мы насчет них не сговаривались.

– Да как же это? Да что же… – Пронька покраснел. – Да ведь с утреца-то говорили…

– Ладно, – смилостивился наконец гость. – Пущай идут к заднему возу. Токмо из уважения к господину твоему, Платону Акимычу.

Прохор обернулся к беглецам, подмигнул:

– Слыхали? Ну, вот и сладилось. Ну, я побег…

– Прощай, – пристроившись на возу сзади, помахала рукой Василиска. – Бог даст, свидимся.

Улыбнувшись, Пронька махнул на прощание шапкой и, повернувшись, побежал к своим.

Дедко Федот встал на телеге, закричал:

– Счастливого пути, девоньки!

– И вам…

Попрощались, поехали.

Митька с Василиской сидели на облучке, едва помещались, а когда затекали ноги, спрыгивали да шли вслед за обозом – размяться. Не отставали – не так уж шибко и ехали тяжелые загруженные возы, да и дорожка была та еще. День уже клонился к полудню, когда остановились на перекус. Развели костры, сварили похлебку, чему Митька несказанно удивился, увидев, как воду заправляют мукой. А говорили – в Москве голод страшенный, совсем хлеба нет! Выходит, кое у кого все ж таки есть, и немало. Похлебать горяченького никто попутчиков не позвал; хорошо, Митрий успел сбегать к ручью да запромыслил рыбку – испек на угольях. Поели, напились из того же ручья водицы – тем и сыты. Едва успели попить, как купчина велел отъезжать.

И вновь по сторонам дороги потянулись леса – ель, сосна, осина. На редких полянках радостно зеленела трава, а в низинах еще лежал снег, и чем дальше, тем его было больше. Ну, понятно, север. Пели птицы, даже прожужжал шмель, а вот за кустом прошмыгнул заяц. Ближе к вечеру, не раз и не два уже, завыли невдалеке волки. Василиска испуганно повела плечом, но тут же и усмехнулась – ну и что, волки? С этакой-то силищей! Разбойники – и те не страшны, а уж тем более какие-то волки.

Солнце уже скрылось за деревьями, лишь золотило макушки, когда дорога привела обозных к слиянию рек. Здесь и решили заночевать, у брода, что, надо сказать, произвело на Митьку не очень хорошее впечатление. Нет, место-то было выбрано правильно, но это говорило о том, что в услугах проводников московиты вовсе не нуждаются, видать, был у них кто-то знающий весь этот путь, скорее всего, Антип, а может, и сам купчина. Тогда зачем они привечали Прошку? Загадка… Хотя, может быть, и нет здесь никакой загадки? Дорога-то одна – уж никак не свернешь в сторону с веками накатанной телегами колеи.

К ночлегу готовились основательно – устроили шалаши, растянули рогожки – мало ли, вдруг дождь? До того угрюмые обозники оживились, сходили к реке, напоили коней, вымылись сами да уселись вечерничать у костров.

Наломав лапника, Митька тоже сделал шалаш да вместе с сестрицей направился было к речке, половить рыбки.

– Стой, – выскочил наперерез из кустов вооруженный обозник. – Хозяин, Акинфий Ильментьевич, велел предстать перед очи. Да не бойтесь вы, он добрый.

Обозник нехорошо засмеялся и велел обеим «девахам» умыться. Пожав плечами, беглецы спустились к реке.

– Ой, не нравится мне что-то это приглашенье, – умываясь, опасливо пожаловалась Василиска. – Обозники эти всю дорогу меня рассматривали, ажно чуть шеи не свернули. Боязно! Может, в лес убежим?

– Ага, убежим. – Митька вздохнул. – Они почитай под каждым кустом сторожу поставили, и у брода. Да и купец этот, конечно, с виду – собака собакой, но ведь раньше-то не приставал. Может, и посейчас лишь дорогу поспрошать хочет?

– Может, и так, – Василиска кивнула. – Да только неспокойно мне что-то.

– Тогда вот что, сестрица, – немного подумав, решительно зашептал отрок. – Я к купчине один пойду, а про тебя скажу, будто занемогла, утомилась немного. Ты же в шалаше маленько посиди, а потом пойди к речке, к кусточкам. Ежели что – сигай, там мелко, да потихоньку выбирайся вниз по течению. Там и встретимся.

– Гм… – Девушка с сомнением пожала плечами и, вскинув глаза, спросила: – А как я узнаю, что надо бежать?

– А… А я запою песню. Какую-нибудь хороводную, а?

– Ладно… – Василиска вздохнула. – Ой, Митрий, а сам-то ты как?

Митька отмахнулся:

– Не беспокойся, выберусь, чай, не последний дурень. Да и что им с меня взять?

– Ой, не говори, Митенька, люди разные бывают.

Часовой подошел поближе:

– Эй, скоро вы там?

– Посейчас идем.

Вернувшись к обозу, Митька проводил сестрицу до шалаша, к купчине же направился один, как и договаривались. Вышел к костру, поклонился:

– Звал, гость московский?

Купчина как раз догрызал истекавший жиром кусок мяса, да и вообще от стоявшего у костра котелка несло вкуснотищей – видать, подстрелили-таки зайца или рябчика. По левую руку купчины сидел возчик Антип, такой же хмурый, как и всегда, по правую же – плотный кряжистый мужичок с улыбчиво-сладким взором.

– Звал, звал, девица, – увидав Митьку, заулыбался купец. – Да ты не стой, садись, красавица, рядком да покушай ладком. Эвон, рябчик-то как разварился! Кушай…

– Благодарствую, – Митька с видимым наслаждением впился зубами в белое разваристое мясо. – Умм, и вправду вкусно…

– Хэк, вкусно ей! А где сестрица твоя? Чего не идет?

– Да чуть попозжей придет. Устала, говорит, прилегла.

– Хм, попозжей, говоришь? – Купец переглянулся с Антипом. – Ин ладно. Ну, рассказывай! Про родителев своих да про все…

– Батюшка наш на Толвуйском погосте известный – староста причта, – вдохновенно врал Митька. – А братец его, наш дядюшка, – в ближних деревнях часовенный приказчик.

– Да уж, – покивал головой купец. – Ничего не скажешь, большие люди. Да ты, дщерь, ешь, ешь… мальвазеицы выпьешь?

– С охотою!

– Вот хороша дева! Сколь годков-то тебе?

– Пятнадцать…

– Хороша, хороша… – Купчина, как бы невзначай, присел поближе, погладил отрока по плечу. – Худа вот только больно. Ну да ништо, зато на лицо загляденье – ресницы долгие, очи большие, серенькие… Ну, деваха, поела, попила, теперь пошли-ко ко мне в шатер, хе-хе, не обижу!

Московит, осклабясь, подмигнул обозникам, те напряглись, в любой момент готовые потащить Митьку силой. А это в его планы не входило.

– В шалаш, говоришь? – Отрок жеманно прищурил глаза и ласково погладил купеческую бороду. – А почему б не пойти? Мужичина ты видный…

Московит несколько опешил от подобной наглости. Вообще, видать, не ожидал такого поведения от дочки церковного старосты. А Митька не давал ему прокрутить ситуацию в уме, наглел все больше, прижался к купчине щекой, зашептал что-то глумливое…

– Чего-чего? – усмехаясь, переспросил торговый гость. – С какого Стретилова… Ай, не говори, слыхал, слыхал… Так вы курвы, что ли? Ой, шучу, шучу – не курвы, девахи веселые. А говорила – старостина дочка, приличной прикидывалась. Врала, что ли?

– Врала… Кому ж приятно, когда курвой обзывают?

– Ну, ладно, ладно. – Купец обнял Митьку и неожиданно поцеловал в губы, да с такой силой, что парень едва не задохнулся. – Не буду ругаться… Идем в шатер-то… Тебя как звать-то?

– Дарья… А можно я сперва песню спою? Что-то запьянела, больно петь хочется!

– Ой, тоща ты, дева… Может, хоть сестрица твоя получше… Песню? Да пой! Только не долго.

– А мальвазеицы-то налей!

– Налью. Антип, плесни мальвазеицы.

Митька хлебнул из кружки. Повязанный на голове его сиротский платок сбился на шею.

– Ой, чего ж ты обстрижена-то?

Отрок усмехнулся:

– Чего-чего… Сам же говорил – курва. Поймали вот…

Намахнул кружку, чувствуя, как приятно гудит в голове, запел, громко, как только мог:


Ай, у воробушка головушка болела,
Болела, болела, болела.
Ретивое сердечко защемило,
Защемило, защемило, защемило…

– Эк, голосок-то у тебя хриплый.

– Простыла…

– Вылечим! Ну, хватит петь, пошли…

Притворившись пьяным, Митька ухнул купчине на руки, и тот сноровисто сунул парня в шатер:

– Пока полежи, я сейчас.

Митрий подергал дальний подол – ага, вполне можно выскользнуть – и, навострив уши, услышал глуховатый шепот купца.

– Как закончу с этой, возьмете ее себе, затем отдадите прочим. Мне приведете вторую, с ней – тако же. Поутру обеих – в землю.

– Так, может, подержим их еще, Акинфий Ильментьевич? Хотя бы до Шугозерья, а лучше – до погоста Толвуйского. Все равно курвы, кто их искать-то будет? А уж опосля…

– Ан нет, робяты. Хоть и хотно девок – да береженого Бог бережет! Дело-то у нас дюже тайное… Что ж до девок – то хорошо хоть эти попались. Что похощем с имя, то и проделаем, эко! Ты, Антипко, можешь и кнутовищем побить…

– Не, господине, пусть бьет, да только не сразу. Сперва, Антипе, дай и другим попользоваться.

Митька похолодел. Надо же – как свободно говорят о всяких гнусностях. Даже не опасаются, что в шатре все слышно. А впрочем, чего опасаться? Коль человека не видно, в шатре он иль в шалаше, так тем, кто снаружи, кажется, что его и вообще нет и никто ничего не услышит – ну, не берут в расчет, что в шатре стенки полотняные, тонкие. Зря, зря он девкой переоделся, уж лучше бы Василиску одели парнем, косу бы остригли, нацепили старый подрясник… Эх, все одно формы девичьи не утаить. Ну, уж раз так вышло, то надобно выбираться, и чем скорее, тем лучше. Василиску-то поди уж – ищи-свищи. Теперь бы и самому убраться по-тихому…

По-тихому не получилось. Едва Митька, приподняв шатровый подол, юркнул наружу, как вошедший в шатер купчина схватил его за ногу:

– Ась?! Ты куды это, дщерь?

Свободной ногой беглец что есть силы пнул купчину в лицо и, стрелой вылетев из шатра, что есть мочи бросился в лес, чувствуя, как за спиной ломает кусты погоня. Темно было кругом, страшно и ни черта не видно. Этим и воспользовался Митрий, затаился за ореховым кустом, собак-то у московитов не было – ну-ка, поищите-ка! Хоть и сияла в звездном небе луна, да освещала лишь дорогу, реку, полянки, в самом-то лесу темень стояла, хоть выколи глаз. Вокруг слышались треск сучьев, ругань и крики. Митька ухмыльнулся: э, братцы, прятаться-то в ночном лесу куда как сподручнее, чем искать. Вообще-то на месте купца он, Митрий, плюнул бы на беглецов густой тягучей слюною да забыл бы, как и звали – ну их, этих гулящих девок, чай, дела и посерьезней найдутся. Похоже, к такому выводу пришел и купчина – криков да суеты стало заметно меньше, а вскоре и вообще все угомонились, лишь у реки мирно потрескивали костры. Туда-то, к реке, и направился отрок. Шел со всей осторожностью, старался зря не хрустеть, впрочем, не так шума опасался, как невзначай глаз об сучок выколоть. А что? Бывали случаи, рассказывали люди.

Выйдя из-за кустов к обрыву, Митрий едва не свалился в реку, хорошо, увидел внизу отраженные в воде звезды, ухватился рукой за березину, упасся. Посидел немного, пришел в себя да собрался было идти вдоль берега, как вдруг – почти совсем рядом – услыхал приглушенные голоса. Затаился, подполз осторожненько. Ага! Во-он они, прямо под обрывом, на камнях – двое обозников в черных кафтанах. При поясах, но без сабель – несподручно в лесу с саблей-то. Обозники… Или кто другой? Может, местные из какой-нибудь ближней деревни?

– А не показалось тебе, Силантий? – глухо произнес один из… обозников. – Не могла девка так далеко уйти – это ж как бежать надо!

Ну точно – обозники! Митька насторожился.

– Да она, она это, больше некому, – возбужденно убеждал собеседника Силантий. – Точно тебе говорю, вот как вышел из-за облака месяц, так я и увидал – идет себе по воде, коса распущена, подол задран и ноги – белые-белые. Ух… – Он громко сглотнул слюну. – Пойдем, говорю, глянем!

– Так, может, то русалка была? Ну ее к ляду – утянет еще в омут, потом поминай как звали.

– Да какая русалка, она, она это! Не та, тощая, другая… ух, в самый раз. Давай-ка нагоним ее, Тимофей. Неужто тебе бабы не хотца?

– Бабу, врать не буду, охота. – Тимофей крякнул. – А вот русалку – что-то не очень.

– Да мы, ежели что, помолимся! Ну, пошли, а, а то ведь уйдет… Словим, потом на двоих, по очереди… А уж затем хозяину отведем. Ну, пошли, пошли же… О! Вон, вон она у камней сидит, словно ждет кого-то!

Силантий показал куда-то рукой, и любопытный Митрий, выглянув, и в самом деле увидел невдалеке, у самого плеса, Василиску. Ну, правда, кому еще там быть? Девчонка сидела на большом камне, одинокая, с распущенными волосами и, казалось, молилась. Видать, дожидалась братца. Что ж она, глупая, на самом виду уселась? Иль не слыхала погони? Хотя нет, погоня-то как раз в другую сторону ушла, а эти двое, видать, прибегли позже. То-то дышат, отдышаться не могут. А ведь словят сейчас Василиску, как пить дать словят! Ишь, пошли уже… тихонько так идут, крадучись. Крикнуть Василиске, чтоб в лес бежала? Нет, пожалуй, можно и похитрей сделать…

Не таясь, Митька пробежал по краю обрыва и, якобы сорвавшись, повис над рекою, держась за кусты. Ага! Снизу его точно заметили. Зашуршали землею, поднимаясь все ближе, ближе… Пора!

Митька подтянулся – и давай деру! А позади ломали ветви кустов двое обозников.

– Эй, дева! Остановись, ничего не сделаем.

Кто это кричал, Силантий или более осторожный Тимофей, Митька не разобрал, да и неинтересно ему это было. Как бы в ямину какую не угодить, побегай-ко по ночному лесу! Ну, бежали – это громко сказано, так, делали перебежки по светлым местам, через полянки иль вдоль дороги от чащи к чаще. Один перебег, другой. Митька петлял, словно заяц, дернулся вправо, влево, затем опять вправо – и почувствовал, как под ногами недобро зачмокала, зашаталась почва. Болотина! Эх, черт, вот незадача-то… А эти двое где? А совсем рядом! Тоже зачавкали… остановились.

– Здесь она где-то, Тимоха, – сипло прошептал Силантий. – Некуда ей больше деться. Эй, дева, девица!

Митрий застыл, со всей отчетливостью ощущая, что преследователи, как ни крути, правы. Сам виноват, нечего было лезть черт-те куда! Но с другой стороны – как не лезть, ведь погоню хотелось увести подальше от Василиски. Увел… Теперь бы самому выбраться.

Сапоги прошуршали травой совсем рядом, едва не наступив на распластавшегося в мокрой траве Митьку. Сейчас увидят, вот-вот, сейчас… ну, больше ждать нечего!

Словно большая болотная птица, метнулась из-под ног обозников стремительная тень отрока.

– Вона! Лови, лови!

Митька уловил глазами дорогу – туда и бросился, а куда еще-то, не обратно же в трясину! Почмокал, почмокал ногами и, ага, выскочил-таки на сухое место. Оглянулся… Ох, лучше бы не оглядывался – вражины-то позади так и прут. Осклабились – при луне-то хорошо видно, – вот-вот схватят. Быстроногие, черти. А Митькин-то длинный подол ох как бежать мешает! Намок, за кусты цепляется, держит… Все ближе преследователи, все ближе… Подбадривают друга дружку, шутки кричат охальные, издеваются. Довольные – жуть. Ну-ну. Посмотрим, как ваши рожи вытянутся, когда увидите, кого поймали. Хотя, конечно, лучше б вовек этих рож не видеть!

Митька бросил затравленный взгляд по сторонам. Так… болотце, похоже, кончилось. Вон и кусты… Вот до них добежать… вот и рвануть, и в сторону, резко, в кусты, в лес, упасть в траву, затаиться, может, и не найдут, проскочат… Опа! Вот он, куст… Йэх! Кто-то из обозников ухватил-таки за плечо! Беглец рванулся изо всех сил, чувствуя, как трещит на плече ткань, а сам он летит кувырком в густую травищу.

А из-за кустов тем временем выскочила вдруг черная здоровущая фигура лесного татя.

Бац! Бац!

Всего-то пару раз и махнул кулачищами тать – а обозники так и кувырнулись, так и повалились снопами по обеим сторонам дороги. Красиво так упали, лежат, бороды в небо уставя, щенки… Профессионал бил, видно сразу. Эх, теперь бы от этого татя уйти… А впрочем, черт его, пусть грабит. Митрий выбрался из травы.

– Ежели б не луна, нипочем бы не узнал тебя, Митька, – уперев руки в бока, спокойно сообщил тать.

Глава 5 Хороводная

В содержании песен при этом не было ничего специфически девичьего… Пели то, что всегда.

М. М. Громыко. Мир русской деревни
Май 1603 г. Нагорное Обонежье

– Прошка! Ты как здесь! – Митрий в изумлении хлопал глазами. Ко всему он был готов сегодняшней ночью, но только не к этой встрече.

– Да так… все время за вами шел, – невразумительно отозвался Прохор. – А сеночь, слышу: крики да вроде как ловят кого-то… Ну и вышел на дорожку посмотреть, а тут ты…

– Слушай, а эти сейчас не очнутся? – Митрий опасливо посмотрел на распластавшихся по траве обозных.

Пронька пожал плечами:

– Очнутся – еще добавим.

– А ты их не…

– Да не переживай, нешто я бить не умею?!

Митька улыбнулся:

– Да я и не переживаю… Ой, вот что. Нам бы нужно Василиску найти.

– Что с ней?! – не на шутку встревожился Прохор.– Она что, не с тобой?

– Да была со мной, а дальше уж мы разделились… Пойдем-ка к реке. – Митька потянул друга за рукав. – По пути расскажу.

Приятели наконец обнялись и быстро зашагали по дороге обратно к реке. Лежавших позади обозников не опасались: пока они еще очнутся, а уж как очнутся, так пока сообразят, что к чему.

– Не раньше утра к своим выберутся, – авторитетно заявил Прохор. – Уж я-то знаю.

Митька склонен был ему верить – уж в чем в чем, а в мордобитии-то его приятель специалист.

– Ты, прежде чем меня слушать, сперва расскажи, о чем вы с Василиской условились, – не доходя до реки, попросил Прошка.

Митька кивнул и, кратко рассказав про побег, добавил:

– На восходе солнца договорились встретиться с ней у реки. Не на том, на этом бережку, вниз по течению.

– А, ближе к Куневичскому погосту?

– А ты откуда знаешь? – удивился Митька.

Молотобоец хохотнул:

– Еще б не знать, возили нам и оттуда крицы. Только вот как мы ее найдем?

– А так и найдем, – беспечно отозвался Митрий. – Василиска не дура, посейчас наверняка в леса подалась, а уж потом, как обоз пройдет, выйдет. Тогда и сыщем ее.

– Да как же? Места-то шибко глухие!

– Как-как! – Введенский отрок обозлился. – Вот рассветет – увидишь!

А рассвело скоро – вот только что стояла ночная тьма, потом вдруг раз – и как-то резко погасли звезды, лишь бледная поганка луны уныло повисла над лесом, кланяясь яркому восходящему солнышку. Утро выдалось росным, но каким-то радостным, светлым. Было прохладно, но, судя по чистому небу, начинавшийся день обещал быть теплым и ясным.

– Кажись, уходят, – поглядев на обоз, шепнул приятелю Митрий. Оба парня сидели сейчас на высокой березе, что росла на вершине одного из холмов. Вокруг, сколько хватало глаз, лежали леса, близкие – темно-зеленые, и дальние, пропадавшие в голубовато-сизой дымке. Леса, леса, леса, без конца и без края. Лишь впереди, на востоке, переливались рассветным солнцем две реки, Капша и Паша, сливавшиеся как раз у брода. Через брод под раздававшуюся на всю округу ругань и переправлялся сейчас хорошо охраняемый обоз московского купца Акинфия.

Митрий перекрестился:

– Ну, слава Богу, уехали. Так я и думал – не с руки им за нами гоняться. Не велики боярыни – две вертихвостки.

– Однако уж пора бы и Василиску сыскать, – напомнил Прохор. – Как бы не заплутала.

– Да не заплутает, – Митька махнул рукой, и от столь резкого движения едва не сверзился вниз. И сверзился бы, коли б Прошка не ухватил за шиворот своего незадачливого приятеля.

– Ты это, Митяй… Вниз-то не стремись шибко. Там твердо.

– Знаю, что твердо. Тоже мне, шутник отыскался… Ну, отпускай, отпускай, хватит. Дальше как-нибудь и сам слезу.

Очутившись внизу, ребята споро побежали к реке, а уж там пошли краем берега вниз по течению. Темная торфяная вода играла на острых камнях буровато-белесой пеной, на излучине шумел на ветру камыш, а рядом, у плеса, играла, выпрыгивая из воды, рыба. На том берегу вдруг затрещали кусты, друзья вздрогнули, увидев, как, раздвигая могучей грудью заросли ивы, спустился на водопой хозяин здешних лесов, огроменный рогатый зверь – лось. Опустив в воду горбатую морду, сохатый принялся шумно пить, недобро посматривая по сторонам желтыми колючими глазами. Ветер был от ребят, и лесной великан вряд ли мог сейчас их учуять, а вот если бы высмотрел, так, может, и кинулся бы, что ему перемахнуть узкую речку! Это волк, пока сытый, мирный, а лось – другое дело, может и просто так, за здорово живешь, наподдать копытом, чтоб не шлялись тут некоторые. Известное дело – этакой-то копытиной живо черепушку срубит.

– О, смотри, смотри, ну и губищи! – не выдержав, зашептал Прошка. – Закоптить – знаешь, как вкусно.

– Смотри, как бы он сам тебя не закоптил… Ну-ко, спрячемся-ка в траве, ишь, косит глазом.

Ребята дружно опустили головы, да так и лежали, не шевелясь, дожидаясь, пока сохатый напьется да уйдет себе по своим лосиным делам – может, к лосихе, может, поглодать мягкой осиновой коры, а может, и нажраться пьянящих грибков-мухоморов. Ох, и не позавидуешь же тогда всему лесному царству! Пьяный лось – это уж такая бедища, хуже медведя-шатуна!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4