Теплой весенней ночью в дверь заколотили с такой силой, что чуть не выбили ее из петель.
      Хозяин отпер дверь и выглянул на улицу. Ночь была облачной, и от реки шел туман, густой как парное молоко.
      Но все же через некоторое время хозяин разглядел на границе выходящего из дома света какие-то тени. Очень много теней, внимательно наблюдающих за ним. Он подумал что, вероятно, были какие-то слабые отблески света…
      Хотя, насчет фигуры стоящей перед ним у него не было никаких сомнений. Большая, темно-красная, но все же похожая на детскую глиняную фигурку. Глаза ее светились как два маленьких уголька.
      – Ну? И что вы хотите в это время ночи?
      Голем протянул ему грифельную доску, с надписью:
       Говорят, Вам нужен голем.
      Конечно же, големы не умеют разговаривать.
      – А. Нужен– да. Но я не в состоянии. Я немного поспрашивал об этом, но при нынешних диких ценах…
      Голем стер слова на дощечке и написал:
       Для Вас – сто долларов.
      – Это ты на продажу?
       Нет.
      Голем отступил в сторону, уступая место другому голему.
      Второй, несомненно, тоже был големом. Но не той обычной глиняной глыбой, которые иногда попадаются на глаза. Этот блестел как новенькая отполированная статуя, сделанная отлично, вплоть до деталей одежды. Он напомнил один из старых портретов королей города, надменного вида и с величественной прической. Фактически, у него даже была маленькая корона, вылепленная на голове.
      – Сто долларов? – человек подозрительно. – А какие у него дефекты? Кто его продает?
       Никаких дефектов. Хорош во всем. Девяносто долларов.
      – Похоже, кто-то хочет от него по быстрому избавиться …
       Голем должен работать. У голема должен быть хозяин.
      – Да, правильно, но бывают же случаи… Сходят с ума, изготавливают слишком много предметов, все такое.
       Не сумасшедший. Восемьдесят долларов.
      – Он выглядит… новым, – сказал человек, постукивая по поблескивающей груди. – Но сейчас никто не изготавливает големов, из-за этого цены слишком высоки для бюджета маленького бизнеса… – он остановился. – Кто-то снова начал их изготавливать?
       Восемьдесят долларов.
      – Я слышал, священники давно запретили их изготавливать. Человек может попасть в большуюпеределку.
       Семьдесят долларов.
      – Кто этим занимается?
       Шестьдесят долларов.
      – Он продает их Албертсону? Или Спаджеру и Вильямсу? У нас здесь большой спрос на големов, а у них есть деньги для вложения в новую фабрику…
       Пятьдесят долларов.
      Человек обошел вокруг голема:
      – Нельзя просто сидеть и смотреть, как его предприятие обанкротится из-за нечестного урезания цен, я имею в виду…
       Сорок долларов.
      – Религия – это, конечно, очень хорошо, но «что в приходе знают о доходе», так? Хм… – Он посмотрел на бесформенную фигуру голема в тени. – Там ты написал «тридцать долларов», как мне показалось?
       Да.
      – Мне всегда нравилось заниматься оптовой торговлей. Подождите минутку. – Он зашел внутрь и вернулся с рукой полной монет. – Вы продадите всех этих ублюдков?
       Нет.
      – Хорошо. Скажите своему хозяину, что было очень приятно вести дело с ним. Заходи, Солнечный Джим.
      Белый голем вступил в фабрику. Человек, посмотрев по сторонам, вбежал за ним и захлопнул дверь.
      Тени задвигались в темноте. Послышалось легкое шипение. Затем, немного покачиваясь, большие темные фигуры стали удаляться.
      Сразу же после продажи, прямо за углом, попрошайка, в надежде вытянувший руку за милостыней, был очень удивлен, обнаружив, что он стал богаче на тридцать долларов .

* * *

      Диск Мира повернулся на блистательном фоне космоса, очень аккуратно вращаясь на спинах четырех гигантских слонов, которые устроились на панцире Великой А'Туин – звездной черепахи. Континенты медленно проплывали, вращаясь в системах погоды, которые в свою очередь мягко поворачивались против ветра, как танцоры, кружащиеся в вальсе на сцене. Миллиарды тонн географии медленно катились по небу.
      Люди изучают такие вещи как география и метеорология не только потому, что стоят на одной и промокают от другой. Эти предметы не совсем похожи на настоящие науки . Но география – это всего лишь то, что изучают физики, ну может, еще несколько деревьев торчат из нее, а метеорология наполнена восхитительным и захватывающим хаосом, да и вообще очень сложна. Лето – это не только время. Это еще и место. Лето – это двигающееся существо, и уходит на юг для зимовки.
      Даже на Диске Мира, с крошечным солнцем вращающемся по орбите вокруг крутящегося мира, времена года сменяются. В Анх-Морпорке, в величайшем из городов, Лето отпихнуло Весну, и в свою очередь получила толчок в спину от Осени.
      Говоря географически, в самом городе не чувствовалось никакой разницы, хотя поздней весной пена на реке часто становилась приятного изумрудно-зеленого цвета. Туманы весны переходили в туманы осени, которые смешивались с дымом и копотью от магических кварталов и мастерских алхимиков, до тех пор, пока не становится похоже, что они ожили своей плотной и душной жизнью.
      А время продолжало идти вперед.

* * *

      Осенний туман наседал на полуночные оконные стекла.
      Кровь текла струйкой на разорванные страницы редких книг с религиозными размышлениями.
       «Так нельзя»,– подумал отец Тубелчек.
      Следующая мысль была, что его тоже не надо было бить. Но отец Тубелчек никогда не заострял внимания на подобного рода вещах. Люди излечиваются, а книги никогда. Он протянул трясущуюся руку и попытался собрать страницы, но снова опрокинулся назад.
      Комната вращалась.
      Дверь распахнулась. По полу заскрипели тяжелые шаги, один шаг, по меньшей мере, и потом шум от волочения.
      Шаг. Волочение. Шаг. Волочение.
      Отец Тубелчек попытался сфокусировать взгляд.
      – Ты? – прохрипел он.
      Кивок.
      – Собери… все… книги.
      Старый священник смотрел, как плохо приспособленные для такой работы пальцы собирают книги и аккуратно укладывают их в стопки.
      Вошедший подобрал из обломков писчее перо, что-то аккуратно написал на кусочке бумаги, затем скатал его и осторожно всунул его между губ отца Тубелчека.
      Умирающий священник попытался улыбнуться.
      – С нами это не срабатывает, – прошептал он, маленький цилиндр у него во рту раскачивался как последняя сигарета. – Мы… делаем… нашу… ж…
      Преклоненная фигура некоторое время внимательно наблюдала за ним, а затем, очень осторожно, медленно наклонилась и закрыла глаза священника.

* * *

      Коммандер Сэр Самуэль Ваймз, Городской Страж Анх-Морпорка, нахмурился своему отражению в окне и начал бриться.
      Бритва – это меч свободы. Бритье – это акт мятежа.
      В эти дни кто-то готовил ему ванную (каждый день! никогда бы не подумал, что человеческая кожа может вынести такое к ней отношение). И кто-то раскладывал ему одежду (и какую одежду!). Кто-то готовил ему еду (и какую еду! – он набирал вес, он знал это). И кто-то даже начищал ему ботинки (и какие ботинки! – не изношенные ботинки на картонной подошве, а большие и крепко сшитые ботинки из замечательной блестящей кожи). Всегда был кто-то, кто делал за него все, но все же есть некоторые вещи, которые мужчина должен делать сам, и одним из них было бритье.
      Он знал, что леди Сибил это не одобряла. Ее отец никогда не брился сам. У него для этого был специальный человек. Ваймз отпарировал тем, что он провел слишком много лет на ночных улицах, чтобы чувствовать себя счастливым оттого, что кто-то приставил бритву к его горлу, но все же настоящей причиной, о которой он ничего не сказал, была сама идея разделения мира на тех, кого бреют и тех, кто бреет. Или тех, кто носит начищенные до блеска ботинки и тех, кто счищает с них грязь. Каждый раз, когда он видел своего дворецкого Вилликинса складывающего его, Ваймза, одежду, он подавлял в себе острое желание дать пинок блистающему заду дворецкого за оскорбление человеческого достоинства.
      Бритва мягко шла по отросшей за ночь щетине.
      Вчера был какой-то официальный ужин. Сейчас он уже не мог вспомнить в честь чего. Ему казалось, что он всю свою жизнь тратит на эти мероприятия. Арка, хихикающие женщины, орущие молодые люди, которые стояли в конце строя, когда производилось построение. И, как обычно, он вернулся домой через закутанный в туман город с омерзительным настроением.
      По дороге в ванную Ваймз заметил свет из-под кухоной двери и услышал разговор и смех, и заглянул туда. Там были Вилликинс, старик, который следит за котлом, главный садовник, и мальчик, который чистит ложки и разжигает огонь. Они играли в карты. На столе стояли бутылки с пивом.
      Он вытянул стул, бросил пару шуток и попросил сдать ему карты. Они были… гостеприимны. Определенным образом. Но, пока шла игра, Ваймз чувствовал, что воздух кристаллизуется вокруг него. Он был как шестеренка в песочных часах. Никто не смеялся. Они продолжали называть его «сэр», и постоянно прочищали горло. Все было очень… аккуратно.
      В конце концов, он, пробормотав извинение, вышел. Дойдя до середины коридора, ему показалось, что он услышал комментарий, за которым последовал… ну, может быть это был просто смешок. Хотя это моглобыть и хихиканье.
      Бритва аккуратно обошла нос.
      Ха. Пару лет назад, человек вроде Вилликинса пустил бы его на кухню только из сострадания. И заставил бы снять ботинки.
       «Такова теперь твоя жизнь, Коммандер Сэр Самуэль Ваймз. Выскочка-полицейский для шишек и шишка для остальных».
      Он нахмурился отражению в зеркале.
      Он вылез из грязи, это правда. И теперь он три раза в день ел мясную пищу, носил хорошие ботинки, у него была теплая постель на ночь, и в дополнение к ней еще жена. Старая добрая Сибил, – хотя у нее появилась сильная тенденция разговаривать только о занавесках, но сержант Кишка сказал, что такое случается с женами, это их биологическая черта, и это исключительно нормально.
      Он чувствовал себя очень привязанным к своим старым дешевым ботинкам. В них он мог читать улицу, подошвы были очень тонкими. Бывало так, что он мог сказать, где находится, в ночи темной как смола, только по форме булыжников. А, ладно…
      В бритвенном зеркале Сэма Ваймза было что-то необычное. Оно было немного выпуклым, и поэтому отражало в себе больше комнаты, чем плоское зеркало, давая хороший обзор на улицу и на сад за окном.
      Хм. На макушке прореживается. Определенно там просвечивает череп.
      Меньше работы для расчески, с одной стороны, но больше лица для умывания…
      В зеркале что-то блеснуло.
      Он отпрянул в сторону и нагнулся.
      Зеркало разбилось.
      Из-за разбитого окна послышались быстрые шаги, а затем треск и крик.
      Ваймз выпрямился. Он выловил самый большой осколок зеркала из раковины и закрепил его на торчащей из стены черной стреле от арбалета.
      Закончил бритье.
      Затем позвонил в колокольчик дворецкому. Вилликинс материализовался.
      – Сэр?
      Ваймз сполоснул бритву.
      – Пошли мальчика за стекольщиком.
      Глаза дворецкого прыгали с окна на разбитое зеркало.
      – Да, сэр. И счет опять отправить в гильдию Наемных Убийц, сэр?
      – С моими наилучшими пожеланиями. И пока он там будет, пусть заглянет в магазин Пяти и Семи Дворов и принесет мне новое зеркало для бритья. Гном там знает, какие мне нравятся.
      – Да, сэр. Мне сразу же сходить за совком и щеткой? Сообщить госпоже о происшествии, сэр?
      – Нет. Она всегда говорит, что я их провоцирую.
      – Очень хорошо, сэр, – сказал Вилликинс.
      Он дематериализовался.
      Сэм Ваймз вытерся и спустился в утреннюю комнату, где он открыл шкаф и вынул новенький арбалет, свадебный подарок от Сибил. Сэм Ваймз привык к старым военным арбалетам, у которых была отвратительная привычка стрелять назад в самый неподходящий момент, но этот был сделанный на заказ Берлиг и Стронгинтерм с промасленным ложем из орехового дерева. Ему сказали, что лучше арбалета не сыскать.
      Потом он выбрал тонкую сигару и выбрался в сад.
      Из драконника доносилась какая-то возня. Ваймз вошел туда, захлопнув за собой дверь. Потом прислонил к ней арбалет.
      Крик и писк усилился. Маленькие язычки пламени вспыхивали над толстыми стенками загонов для молодняка.
      Ваймз склонился над ближайшим. Он подобрал только что вылупившегося дракончика и почесал ему под подбородком. Когда дракончик от удовольствия пыхнул пламенем, он прикурил сигару и с удовольствием затянулся.
      Выдул кольцо дыма в направлении фигуры повисшей под потолком.
      – Доброе утро, – сказал он.
      Фигура бешено извивалась. Проявляя чудеса героизма по контролю над мышцами, она умудрилась зацепиться ступней за скобу во время падения, но сил подтянуться обратно к потолку уже явно не хватало. А о падении вниз нельзя было и подумать. Снизу возбуждено скакала и изрыгала пламя дюжина маленьких дракончиков.
      – Э… доброе утро, – ответила висящая фигура.
      – Снова проясняется, – сказал Ваймз, подбирая корзину угля. – Хотя, мне кажется, туман еще вернется.
      Он взял маленький кусок угля и бросил его дракончикам. Те начали драться за добычу.
      Ваймз сжал другой кусок. Юный дракончик, который уже поймал уголь, выпустил заметно более длинное и жаркое пламя.
      – Мне кажется, – сказал юноша, – что у меня не получится уговорить Вас позволить мне спуститься.
      Еще один дракон поймал уголь и изрыгнул огненный шар. Юноша отчаянно изогнулся, чтобы избежать столкновения с ним.
      – Отгадал, – сказал Ваймз.
      – Мне кажется, если подумать, выбрать крышу было очень глупо с моей стороны, – сказал убийца.
      – Наверно, – ответил Ваймз.
      Несколько недель назад он потратил уйму времени, подпиливая стыки и уравновешивая черепицу.
      – Мне надо было перебраться через стену и использовать кусты.
      – Возможно, – сказал Ваймз.
      Он уже установил капкан на медведя в кустах.
      Взял еще немного угля.
      – Мне кажется, ты не скажешь, кто тебя нанял?
      – Боюсь, что нет, сэр. Вы знаете правила.
      Ваймз серьезно кивнул.
      – У нас был сын леди Селачи за неделю до патриция, – сказал Ваймз. – А сейчас есть парень, которому надо выучить что «нет» не означает «да, пожалуйста».
      – Может быть, сэр.
      – А потом было это дело с сыном лорда Раста. Нельзя стрелять в слуг за то, что они неправильно поставили туфли, знаешь ли. Это слишком неприятно. Ему надо отличать правое от левого, так же как и всем нам. И правое от неправого тоже.
      – Я понимаю, что Вы говорите, сэр.
      – Наша беседа, кажется, зашла в тупик, – сказал Ваймз.
      – Кажется так, сэр.
      Ваймз прицельно бросил кусок маленькому бронзово-зеленому дракончику, который ловко его поймал. Жар становился невыносимым.
      – Чего я не понимаю, – сказал он, – почему вы, ребята, в основном стараетесь убить меня или здесь, или в офисе. Я имею в виду, я очень много хожу пешком, не так ли? Вы не можете застрелить меня на улице?
      – Что? Как обычные бандиты, сэр?
      Ваймз кивнул. Это было темным и очень запутанным делом, но у гильдии Наемных Убийц была своего рода гордость.
      – Сколько я стою?
      – Двадцать тысяч, сэр.
      – Цена должна быть выше, – сказал Ваймз.
      – Я согласен.
       «Если убийца доберется до Гильдии, так и будет»,– подумал Ваймз. Убийцы довольно высоко оценивают собственные жизни.
      – Дай мне подумать, – сказал Ваймз, внимательно рассматривая конец сигары. – Гильдия берет пятьдесят процентов. Тебе остается десять тысяч долларов.
      Кажется, убийца понял намек, дотянулся до своего ремня и довольно неловко бросил мешочек в направлении Ваймза, который поймал его.
      Ваймз подобрал свой арбалет.
      – Мне кажется, – сказал он, – что если человеку позволить уйти, он сможет добежать до двери только с поверхностными ожогами. Если он бегает быстро. Ты быстро бегаешь?
      Ответа не было.
      – Конечно, для этого ему надо быть в очень отчаянном положении, – сказал Ваймз, устраивая арбалет на кормовом столе и доставая кусок веревки из кармана. Он привязал веревку к гвоздю и зацепил другой конец на тетиве арбалета. Потом, встав осторожно в сторону, он спустил курок.
      Тетива чуть сдвинулась.
      Убийца, наблюдая вверх ногами, казалось, перестал дышать.
      Ваймз сделал несколько затяжек, хорошенько раскуривая сигару. Затем он вынул ее изо рта и положил на удерживающую веревку таким образом, что осталось только доля дюйма от горящего конца до веревки.
      – Я не запру дверь, – сказал он. – Я никогда не был неблагоразумным человеком. Мне интересно посмотреть, как ты бегаешь.
      Он бросил остатки угля драконам и вышел наружу.
      Похоже, начинался еще один полный событиями день в Анх-Морпорке, и пока было только утро.
      Когда Ваймз дошел до дома, он услышал «пуфф», потом щелчок, а потом звук как кто-то пробежал очень быстро в направлении декоративного озера. Он улыбнулся.
      Вилликинс ждал с его пальто.
      – Сэр Самуэль, помните, в одиннадцать у Вас назначена встреча с его превосходительством.
      – Да, да, – сказал Ваймз.
      – И Вы должны пойти, и встретится с Геральдистами в десять. Госпожа сказала очень определенно. Дословно она сказала: «Скажи ему, пусть не старается выкрутиться на этот раз», сэр.
      – О, очень хорошо.
      – И еще госпожа сказала: «пожалуйста, попробуй никого не разочаровать».
      – Скажи ей, что я постараюсь.
      – И Ваша карета подана, сэр.
      Ваймз вздохнул:
      – Спасибо. В декоративном озере сидит человек. Вылови его и дай чашку чая, хорошо? Перспективный парень, я думаю.
      – Конечно, сэр.
      Карета. О, да, карета. Свадебный подарок от патриция. Лорд Ветинари знал, что Ваймз любит ходить пешком по улицам города, и таким образом он, как обычно, подарил ему то, что не позволяло наслаждаться прогулками на улице.
      Карета ждала. Двое слуг вытянулись в ожидании.
      Сэр Самуэль Ваймз, Коммандер Городской Стражи снова взбунтовался.
      Возможно, он долженбыл использовать эту проклятую карету, но…
      Он посмотрел на кучера и махнул большим пальцем на дверь кареты.
      – Залезай, – скомандовал он.
      – Но сэр…
      – Приятное утро, – сказал Ваймз, снимая пальто. – Я поведу сам.

* * *

       «Дорогие мама и папа…»
 
      У капитана Городской Стражи Анх-Морпорка Кэррота был выходной. Обычная рутина. Сначала завтрак в каком-нибудь маленьком кафе. Потом письмо домой.
      Письма домой всегда доставляли ему неприятности. Письма издома были интересны, полны статистики по добычи руды и восхитительными новостями о новых жилах и перспективных пластах. Онже мог написать только про убийства и тому подобное.
      Кэррот пожевал конец карандаша.
 
       «Ну, снова была интересная неделя (написал он). Я скачу здесь как блоха с голубым брюшком и Никаких Ошибок! Мы открываем новый Дом Стражи на Читлинг-стрит, что близко к Теням, таким образом, у нас теперь будет не менее четырех Домов Стражи, включая Сестер Долли и Длинную Стену, а я все еще единственный капитан и все мое время занято. Лично я иногда скучаю по той службе, что была раньше, когда здесь служили только Нобби и сержант Кишка, но ведь теперь настал век крылана. Сержант Кишка собирается на пенсию в конце этого месяца, он говорит, что миссис Кишка хочет, чтобы он купил ферму, и что он в нетерпении ждет спокойствия и уединения деревенской жизни и близости к природе. Я уверен, что вы желаете ему самого лучшего. Мой друг Нобби все еще Нобби, только немного больше чем был раньше».
 
      Кэррот с отсутствующим взглядом взял полусъеденную говяжью отбивную и сунул под стол. Раздалось ам.
 
       «В любом случае, возвращаясь к работе, я также уверен, что уже говорил вам об особенностях Кэбл-стрит, хотя это все еще в Псевдополис-ярде, людям не нравится когда полицейские не носят униформы, но Коммандер Ваймз говорит, что преступники тоже не носят униформы, и таким образом, посылает всех к черту».
 
      Кэррот задумался. Очень много говорили о Капитане Кэрроте, что даже после почти двух лет в Анх-Морпорке, он все еще не мог свободно обращаться со словом «черт».
 
       «Коммандер Ваймз говорит, что раз секретные преступники, то надо иметь секретных полицейских…»
 
      Кэррот задумался опять. Он обожал свою униформу. У него не было другой одежды. Идея о маскировке полицейских была…ну, немыслима. Это как те пираты, которые плавают под фальшивыми флагами. Как шпионы. Однако он прилежно продолжил:
 
       «… и я уверен, что коммандер Ваймз знает, о чем говорит. Он говорит, что не будет больше старомодной полицейской работы по отлову бедолаг, слишком глупых, чтобы убежать!! В любом случае, с любой точки зрения это означает очень много дополнительной работы и много новых лиц в полиции».
 
      Ожидая, пока сформулируется новое предложение, Кэррот взял сосиску со своей тарелки и опустил под стол.
      Снова прозвучало ам.
      Официант засуетился.
      – Еще подать, мистер Кэррот? За счет заведения, – все рестораны и закусочные в Анх-Морпорке предлагали бесплатное угощение Кэрроту, будучи уверенными, что он всегда настоит на оплате.
      – Нет, правда, все было очень вкусно. Вот, пожалуйста… двадцать пенсов и сдачу оставьте себе, – сказал Кэррот.
      – Как поживаете Ваша подруга? Что-то ее не видно сегодня.
      – Ангуа? О, она… где-то неподалеку, знаете ли. Я, конечно, передам ей, что Вы спрашивали о ней.
      Гном счастливо кивнул и заспешил по своим делам.
      Кэррот прилежно написал еще несколько строчек и потом сказал, очень тихо:
      – Эта лошадь с телегой все еще там, рядом с пекарней Железнокорки?
      Под столом кто-то тихо прорычал.
      – Правда? Это странно. Все закупщики ушли уже несколько часов назад, а муку и гравий привезут только после обеда. Кучер все еще там?
      Кто-то тихо пролаял.
      – И довольно-таки неплохая лошадь для телеги закупщиков. Знаешь ли, кучер обычно вешает мешок с кормом для лошади. Сейчас последний четверг месяца. Когда у Железнокорки день оплаты? – Кэррот положил карандаш и культурно помахал рукой, чтобы привлечь внимание официанта.
      – Мистер Буравчик – чашку желудевого кофе. С собой.

* * *

      В музее Гномьего Хлеба, на алее Каруселей, мистер Хопкинсон был очень взволнован. Вне всякого здравого смысла его только что убили. Но сейчас его больше всего беспокоили досадные обстоятельства убийства.
      Ему нанесли смертельный удар буханкой хлеба. Такое нельзя вытворить при помощи даже самого черствого человеческого хлеба, но хлеб гномов обладал замечательными свойствами оружия нападения. Гномы рассматривают выпечку как боевое искусство. Когда они выпекают каменные торты, это ни у кого не вызывает улыбки.
      – Посмотрите на эту выемку, – сказал Хопкинсон. – Корка сильно смята!
      – КАК И ТВОЙ ЧЕРЕП, – сказал Смерть.
      – О, да, – сказал Хопкинсон, голосом человека, который запросто покупает черепа десятками за пенни, но в то же время, знающего редкую ценность качеств хорошего хлеба. – Но почему не простым кошем ? Или даже молотком? Я бы достал, если бы заказали.
      Смерть, сама довольно таки крутая личность, понял, что стоит перед лицом крутого хозяина. В последнее время мистер Хопкинс говорил пискливым голосом и носил очки на длинной черной ленте – его дух сейчас также был в духовных двойниках очков, что всегда было признаком ума, который полирует нижнюю часть мебели и располагает бумажные папки по размерам.
      – Действительно очень плохо, – сказал мистер Хопкинсон. – И неблагодарно также, после того как я им помог с печью. Я чувствую, что мне действительно придется жаловаться.
      – МИСТЕР ХОПКИНСОН, ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ МЕРТВЫ?
      – Мертв? – запричитал куратор. – О, нет. Я не могу сейчас умереть. Ни на секунду. Сейчас просто самый неподходящий момент. Я еще даже не составил каталог боевых булочек.
      – ТЕМ НЕ МЕНЕЕ.
      – Нет, нет. Я извиняюсь, но так не пойдет. Вам придется подождать. У меня сейчас действительно нет времени на эту ерунду.
      Смерть растерялся. Большинство людей после начального замешательства как-то быстро понимали, что они умерли. Подсознательный вес снимался с плеч.
      Оставшаяся космическая туфля сбрасывалась. Самое худшее свершилось, и люди могли, говоря метафорически, свести счеты с жизнью. Только немногие считали, что это простое недоразумение и этого можно избежать, если достаточно убедительно поспорить.
      Рука мистера Хопкинса прошла сквозь крышку стола.
      – Ой.
      – ВИДИШЬ?
      – Так не вовремя. Вы не могли все организовать в более подходящее время?
      – ТОЛЬКО ДОГОВОРИВШИСЬ С ТВОИМ УБИЙЦЕЙ.
      – Все сделано так ужасно. Я хочу подать жалобу. В конце концов, я плачу налоги.
      – Я – СМЕРТЬ, А НЕ НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР. ЯПРИХОЖУ ТОЛЬКО РАЗ.
      Тень мистера Хопкинса начала таять.
      – Просто я всегда все планировал заранее, наилучшим образом…
      – Я СЧИТАЮ НАИЛУЧШИМ ПРИНИМАТЬ ЖИЗНЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ.
      – Это очень безответственно…
      – У МЕНЯ ВСЕГДА СРАБАТЫВАЕТ.

* * *

      Карета попала в пробку рядом с Псевдополис-ярдом. Ваймз оставил слугу парковать ее, и снова накинув пальто, пошел пешком.
      Было время, кажется, совсем еще недавно, когда в Доме Стражи было почти пусто. Там был старый добрый сержант Кишка, дремлющий на стуле, и капрал Ноббс, стирающий портянки перед печкой. А потом все внезапно изменилось…
      Сержант Кишка ждал его с папкой.
      – Сэр, готовы отчеты из остальных Домов Наблюдения, – сказал он, семеня рядом с Ваймзом.
      – Что-то особое?
      – Странное убийство, сэр. В одном из тех старых домов на Мисбегот-мосте. Какой-то старый священник. Не знаем о нем почти ничего. Патруль просто сообщил, что будет лучше, если Вы посмотрите сами.
      – Кто нашел его?
      – Констебль Посети, сэр.
      – О, боже.
      – Так точно.
      – Я попробую попасть туда сегодня утром. Что-нибудь еще?
      – Капрал Ноббс болеет, сэр.
      – А, я этознаю.
      – Я имею в виду он нена работе, сэр.
      – На этот раз не похороны его бабушки?
      – Никак нет, сэр.
      – Между прочим, который раз у него за этот год?
      – Седьмой раз, сэр.
      – Очень странная семья, эти Ноббсы.
      – Так точно, сэр.
      – Фред, тебе совсем не обязательно звать меня «сэр».
      – У Вас гость, сэр, – бросив многозначительный взгляд в сторону скамьи в главной комнате. – Пришел насчет той работы алхимика.
      Гном нервно улыбнулся Ваймзу.
      – Хорошо, – сказал Ваймз. – Поговорю с ним в своем кабинете, – он залез в карман пальто, и достал кошелек с деньгами убийцы. – Внеси это в фонд вдов и сирот, хорошо, Фред?
      – Конечно. О, очень хорошо, сэр. Еще несколько таких гостинцев и мы скоро сможем обеспечить несколько больше вдов.
      Сержант Кишка прошел обратно к своему столу, украдкой выдвинул ящик и вытащил книгу, которую читал. Она называлась «Разведение животных». Он беспокоился из-за названия, известны истории о странностях сельских жителей, но оказалось что эта книга просто о разведении крупного и мелкого рогатого скота и свиней.
      Теперь он интересовался, как найти книгу, которая научила бы весь этот скот и свиней читать.
      Наверху Ваймз осторожно толкнул дверь своего кабинета. Гильдия Наемных Убийц играла по правилам. Этого не отнимешь у ублюдков. Исключительно против правил убивать свидетелей. Помимо всего прочего за это не будет оплаты.
      Таким образом, ни о каких ловушках в его кабинете не могло быть и речи, слишком много людей заходило и выходило из него каждый день. Но все равно надо было быть осторожным. Ваймз былхорош в смысле наживания богатых врагов, которые могли позволить себе нанять убийцу. Убийцам нужна была всего одна удача, Ваймзу удача нужна была постоянно.
      Он проскользнул в комнату и выглянул из окна. Он любил работать с открытым окном, даже в холодную погоду. Ему нравилось слушать звуки города.
      Но любой, кто попробует залезть снизу или спуститься с крыши к окну, будет вынужден пройти через все те незакрепленные плитки, сдвигающиеся скобы, предательские водосточные трубы, которые Ваймз хитроумно подготовил. И Ваймз установил заостренные прутья под окном. Они были красивы и служили хорошим украшением, но, помимо этого, они были острыми.
      Таким образом, Ваймз выигрывал.
      В дверь осторожно постучали.
      Это стучал костяшками гном, который пришел по поводу работы. Ваймз впустил его в кабинет, закрыл дверь и уселся за стол.
      – Итак, – сказал он. – Вы – алхимик. Шрамы от кислот на руках и нет бровей.
      – Правильно, сэр.
      – Не часто встретишь гнома с такой специальностью. По-моему, ваш народ всегда вкалывают в плавильнях своих дядюшек или что-то вроде того.
       «Ваш народ»,– про себя отметил гном. – Я не выношу металла, – сказал он.
      – Гном, который не выносит металла? Это что-то уникальное.
      – Да, такое редко встречается, сэр. Но у меня неплохие успехи в алхимии.
      – Член Гильдии?
      – Больше нет, сэр.
      – О? Каким образом Вы покинули Гильдию?
      – Вылетел через крышу, сэр. Но я точно знаю, что я неправильно намешал.
      Ваймз откинулся на спинку кресла.
      – Алхимики всегда что-нибудь взрывают. Я что-то не слышал, чтобы их за это увольняли.
      – Это потому что еще никто не взрывал Консульство Гильдии, сэр.
      – Что, все консульство?
      – Большую часть, сэр. Все легко разрушаемые части, по меньшей мере.
      Ваймз вдруг обнаружил, что он автоматически открыл ящик стола. Он задвинул его обратно, и, вместо этого, пододвинул бумаги перед собой.
      – Ваша фамилия, приятель?
      Гном сглотнул. Было ясно, что он этого боялся.
      – Малопопка, сэр.
      Ваймз даже не поднял взгляд.
      – А, да. Здесь написано. Значит Вы с Убервальдских гор?
      – Как… да, сэр, – сказал Малопопка, немного удивленно. Люди обычно не разбирались в кланах гномов.
      – Констебль Ангуа оттуда, – сказал Ваймз. – Сейчас… тут написано, что Ваше имя… не могу прочитать почерк Фреда… э…
      Ничего нельзя было поделать.
      – Веселинка, сэр, – сказал Веселинка Малопопка.
      – Веселинка, так? Рад видеть, как хранятся старые традиции в именах. Веселинка Малопопка. Хорошо.
      Малопопка внимательно посмотрел в лицо Ваймза. На нем не промелькнуло ни малейшего проблеска насмешки.
      – Да, сэр. Веселинка Малопопка, – сказал он. И на этот раз ни один мускул не дрогнул на лице Ваймза. – А отца моего звали Весельчак. Весельчак Малопопка, – добавил он, как будто гордился дырявым зубом, который начал болеть.
      – Вот как?
      – А… его отца звали Мензурка Малопопка.
      Ни следа, ни тени ухмылки не промелькнуло на лице Ваймза. Он просто отодвинул бумаги.
      – Хорошо, мы работаем ради жизни здесь, Малопопка.
      – Да, сэр.
      – Мы ничего не взрываем, Малопопка.
      – Да, сэр. Я не взрываю все подряд, сэр. Кое-то что только плавится.
      Ваймз постучал пальцами по столу.
      – Понимаете что-нибудь в мертвых телах?
      – Их тяжело удивить, сэр.
      Ваймз вздохнул.
      – Слушайте. Я знаю, как быть полицейским. В основном для этого надо ходить и разговаривать. Но есть много вещей, которые я не знаю. Находишь место преступления и там какой-то серый порошок на полу. Что это? Яне знаю. Но вы, ребята, знаете, как смешивать всякие штуки в чашках и можете узнать. Может быть, это как-то связано с мертвецом там. Может быть, это отрава? Кажется, нам нужен кто-нибудь, кто знает, каков нормальный цвет печени. Мне нужен кто-нибудь, кто посмотрит на мою пепельницу и скажет какие сигары я курю.
      – Тонкие Пенатела от Пантвида, – автоматически сказал Малопопка.
      – Ух, ты!
      – Вы оставили пачку на столе, сэр.
      Ваймз посмотрел на стол.
      – Хорошо, – сказал он. – Таким образом, иногда легко найти ответ. Но иногда нелегко. Иногда мы даже не знаем, есть ли у нас правильный вопрос.
      Он встал.
      – Не могу сказать, что я очень люблю гномов, Малопопка. Но я также не люблю троллей и людей, так что я думаю здесь ничего страшного.
      Хорошо, Вы единственный кто претендует на это место. Тридцать долларов в месяц, пять долларов выплата на проживание, мне хочется, чтобы Вы работали не по часам, знаете, есть такой зверь «переработка», только никто пока его не видел. Если кто-то из троллей-офицеров назовет Вас камнегрызом, он будет уволен, если Вы обзовете их истуканами, то уволят Вас,мы просто одна большая семья и, когда Вы побываете на одном нашем семейном обсуждении, Малопопка, будьте уверены, Вы увидите сходство, мы работаем как одна команда и мы очень стараемся чтобы так же было и в будущем, в половине случаев мы не уверены в вопросе закона, таким образом работать очень интересно, официально Ваше звание – капрал, но Вы не будете командовать настоящими полицейскими, месяц испытательного срока, мы дадим Вам соответствующий инструктаж, как только будет время, теперь, найдите иконограф и встретимся на Мисбегот-мосте в… черт… лучше всего через час. Мне надо зайти к этим чертовым геральдистам. Ничего страшного, мертвые тела редко становятся мертвее. Сержант Камнелом!
      Послышалась серия скрипов от чего-то тяжелого движущегося в коридоре, и тролль открыл дверь.
      – Слушаю, сэр?
      – Познакомься с капралом Малопопка. Капрал Веселинка Малопопка, его отца звали Весельчак Малопопка. Дай ему полицейский значок, прими присягу, покажи ему все. Хорошо, капрал?
      – Я постараюсь оправдать честь мундира, сэр, – сказал Малопопка.
      – Хорошо, – сказал Ваймз оживленно. Он посмотрел на Камнелома. – Между прочим, сержант. Мне подан рапорт, что прошлым вечером тролль в униформе прибил последователя веры Хризо-гордости к стене за уши. Тебе что-нибудь известно по этому поводу?
      Огромный лоб тролля наморщился.
      – Там что-нибудь говорится о том, што он продавал троллятам мешочки со слэбом?
      – Нет. Там сказано, что он собирался прочитать духовную книжку своей любимой старушке матери, – сказал Ваймз.
      – А Твердозад написал, что он видел полицейский значок энтого тролля?
      – Нет, но там написано, что тролль грозился вбить тот значок туда, где солнце не светит, – сказал Ваймз.
      Камнелом задумчиво покивал.
      – Энто довольно-таки далеко, только для того чтобы избавиться от такого хорошего значка, – сказал он.
      – Между прочим, – сказал Ваймз. – Как это ты удачно отгадал, что это был Твердозад.
      – Энто как озарение, сэр, – сказал Камнелом. – Я подумкал: какой еще ублюдок, продающий слэб детям, заслуживает, чтобы его уши прибили к стене, сэр, и… бинго! Энта мысль сразу пришла ко мне в голову.
      – Я так и подумал.
      Веселинка Малопопка смотрел то на одно, то на другое бесстрастное лицо.
      Полицейские в упор глядели друг другу в глаза, а разговор шел откуда-то со стороны, как будто оба читали какой-то невидимый текст.
      Потом Камнелом медленно покачал головой.
      – Должно быть какой-то самозванец, сэр. Легко достать шлем как у нас. Ни один из моих троллей не сделал бы что-то как энто. Энто было бы полицейской произвол, сэр.
      – Рад услышать. Однако чтобы перестраховаться, я хочу, чтобы ты проверил шкафчики троллей. Этим делом занимается Кремнекаменная Лига защиты от клеветы.
      – Да, сэр. И если я узнаю, что это был один из моих троллей, я самолично закидаю энтого тролля тонной прямоугольных строительных штучек, сэр.
      – Хорошо. Ну, можете идти, Малопопка. Камнелом присмотрит за Вами.
      Малопопка растерялся. Было очень странно. Этот человек ничего не сказал про топоры или про золото. Не было даже сказано: «Ты сможешь много достичь в полиции». Малопопка чувствовал себя неуверенно.
      – Э… Я сказалВам свое имя, не так ли, сэр?
      – Да. Здесь записано, – сказал Ваймз. – Веселинка Малопопка. Правильно?
      – Э… Да. Правильно. Ну, спасибо, сэр.
      Ваймз послушал, как они спустились по лестнице. Потом он плотно прикрыл дверь и накинул пальто на голову, чтобы никто не услышал его хохот:
      – Веселинка Малопопка!

* * *

      Веселинка бежал за троллем по имени Камнелом. Дом Стражи постепенно наполнялся. И было заметно, что городская стража разбиралась с разногорода существами, и многие из них вопили.
      Два тролля в униформе стояли перед высоким столом сержанта Кишки, между ними стоял тролль поменьше. У него был подавленный вид. На нем также была надета пачка балерины, а на спине красовалась парочка марлевых крылышек.
      – …так получилось, что я знаю, ведь у троллей нет никакихсказок про Фею Молочных Зубов, – говорил Кишка. – Тем более, когда ее не вызывали, – он посмотрел вниз. – Звучноколокол. Что если мы назовем это взлом и проникновение без лицензии Гильдии Воров?
      – Это расовая дискриминация, не позволять троллям иметь свою Фею Молочных Зубов, – пробормотал Звучноколокол.
      Один из троллей охранников развязал мешок на столе. Водопад различного серебра обрушился на бумаги.
      – И все это ты нашел под подушками троллят? – спросил Кишка.
      – Благословите боги энти маленькие сердца, – сказал Звучноколокол.
      За следующим столом усталый гном спорил с вампиром.
      – Послушайте, – сказал он, – это не может быть убийством. Вы уже мертвы, не так ли?
      – Он воткнул их прямо в меня!
      – Э, я говорил с менеджером и он сказал, что это был несчастный случай. Он сказал, что он совсем ничего не имеет против вампиров. Он говорит, что он просто нес три коробки карандашей с резинками и зацепился за Ваш плащ.
      – Я не понимаю, почему я не могу работать, где хочу!
      – Да, но… на карандашной фабрике?
      Камнелом посмотрел на Малопопку и ухмыльнулся.
      – Добро пожаловать в жизнь большого города, Малопопка, – сказал он. – Энто инт'ресное имя.
      – Правда?
      – У большинства гномов имена типа Тяжелоскал или Огнезакал.
      – Не может быть!
      Камнелом не был хорош в деталях этикета, но интонация в голосе Малопопки дошла до него.
      – Хотя, энто тоже хорошее имя, – сказал он.
      – А что такое «слэб»? – спросил Веселинка.
      – Перемешанные хлористый аммоний и радий. Дает кайф ф голову, но плавит мозги тролля. Большая проблема ф горах, и некоторые сволочи изготовляют его здесь ф городе и мы стараемся выяснить где. Мистер Ваймз позволяет мне проводить… – Камнелом сконцентрировался – пуб-лич-ную раз-яс-ни-тель-ную компанию говоря народу, что случается со сволочами, которые продают его детям… – он помахал рукой на большой и довольно грубый плакат на стене. Он гласил:
       Слэб: Прост' скажи «АарргхаарргхпожалуйстанетнетнетУФ».
      Он толкнул дверь.
      – Энто старый чулан, к'торый мы больше не используем, можешь использовать его для смешивания своих штуковин, это единственное место, которое у нас сейчас есть, тебе придется сначала почистить его, п'тому-что пахнет здесь как в туалете.
      Он открыл другую дверь.
      – А энто раздевалка, – сказал он. – Здесь у тебя будет свой шкафчик и энто, и тута энти картинки сзади уберут, п'тому-что мы знаете, что вы гномы скромные. Жизнь хороша если ты не слабак.
      Мистер Ваймз неплохой, но немного странный насчет некоторых вещей, он все время говорит штуки вроде энтого «город – энто кипящий горшок, и все энти подонки всплывают на, энтот, верх, и всякие таковые штуки. Я дам тебе шлем и значок через минуту, но сначал'… – он открыл большой шкафчик на другой конце комнаты, на дверце которого было написано «КМНеЛОМ», – мне надо сходить и спрятать энтот молот.

* * *

      Две фигуры выбежали из гномьей пекарни Железнокорки («Т'Хлеб Ви' Тв'Край»), запрыгнули в карету и крикнули кучеру гнать лошадей.
      Он повернул к ним бледное лицо и показал на дорогу впереди.
      Там стоял волк.
      Не совсем обычный волк. У него была светлая шкура, у ушей шерсть была настолько длинная, что образовывала гриву. И волки обычно не сидят спокойно на задних лапах посреди улицы.
      Волк зарычал. Продолжительным глубоким рыком. Как эквивалент укорачивающегося горящего бикфордова шнура.
      Лошадь топталась на месте, она была слишком испугана, чтобы устоять на месте, но еще более запугана, чтобы убежать.
      Один из людей осторожно потянулся к арбалету. Рычание немного усилилось. Еще более осторожно он убрал руку. Рычание чуть ослабло.
      – Что это?
      – Это волк!
      – В городе? Где он находит еду?
      – О, зачемтебе надо это знать?
      – Доброеутро, джентльмены! – сказал Кэррот, отделяясь от стены, на которую только что облокачивался. – Похоже, туман опять поднимается. Лицензии Гильдии Воров, пожалуйста.
      Они повернулись. Кэррот подарил им лучезарную улыбку и одобрительно кивнул.
      Один оттянул пальто, пытаясь изобразить задумчивую растерянность.
      – А. Ну. Э. Оставили дома, когда немного торопились этим утром, должно быть, забыли…
      – Раздел Второй, Правило первое устава Гильдии Воров гласит, что члены должны носить свои членские карточки при всех случаях профессиональной деятельности, – сказал Кэррот.
      – Он даже не вытащил свой меч! – прошептал самый глупый из троих.
      – Ему и не надо, у него волк наготове.

* * *

      Кто-то писал в угрюмой тишине, скрип пера был единственным звуком в ней.
      Пока не открылась дверь.
      Пишущий, быстро, как птица, повернулся.
      – Ты? Я говорил тебе никогда больше не приходить сюда!
      – Я знаю, знаю, но эта чертова штука!Конвейер остановился, он вышел и убил священника!
      – Кто-нибудь видел его?
      – В том тумане, что был прошлой ночью? Я бы так не думал. Но…
      – Тогда здесь нет, ха-ха, повода беспокоится.
      – Нет? Они не должны убиватьлюдей. Ну… по крайней мере, – он уступил, – в любом случае, не проламывать им черепа.
      – Они будут это делать, если им дать соответствующие инструкции.
      – Я ему не говорил этого делать! А что если он сделает это со мной?
      – Со своим хозяином? Он не может пойти против слов у него в голове.
      Посетитель сел, качая головой.
      – Да, но какие там слова? Я не знаю, я не знаю, это уже становится слишком, эта проклятая штука все время…
      – Дает тебе жирный доход…
      – Конечно, конечно, но со всем этим, яд, я никогда…
      – Заткнись! Увидимся вечером. Ты можешь сказать остальным, что у меня, конечно, есть кандидат. И если ты еще раз осмелишься сюда прийти снова…

* * *

      Королевский колледж Геральдики Анх-Морпорка оказался зелеными воротами в стене на Моллимог-стрит. Ваймз дернул за шнурок звонка. Что-то изменилось с другой стороны стены, и немедленно разразилась какофония гвалта, рычания, свиста и трубения.
      Голос заорал:
      – Вниз, парень! Ляг! Я сказал ляг! Нет! Не вставай на дыбы! И ты, как хороший мальчик, получишь кусок сахара. Вильям! Немедленно прекрати! Отпусти его! Милдред, отпусти Грехама!
      Шум животных несколько ослаб, и послышались приближающиеся шаги.
      Калитка в воротах чуточку открылась.
      Ваймз увидел однодюймовую полосу от очень маленького человека.
      – Да? Вы разносчик мяса?
      – Коммандер Ваймз, – сказал Ваймз. – У меня назначена встреча.
      Шум от животных опять усилился.
      – Че?
      – Коммандер Ваймз!– проорал Ваймз.
      – Ой. Не изволите ли войти?
      Дверь распахнулась. Ваймз переступил через порог.
      Наступила тишина. Несколько пар глаз уставилось на Ваймза с сильным подозрением. Некоторые из этих глаз были маленькие и красные. Некоторые были большими и чуть высовывались с поверхности грязного пруда, который занимал значительную часть двора. Некоторые смотрели с насеста.
      Двор был полонживотными, но даже их вид перебивался запахомот двора, полного животных. Большинство из них были престарелыми, что ничуть не улучшало запаха.
      Беззубый лев зевнул в сторону Ваймза. Лев свободный, или, по меньшей мере, разгуливающий на свободе, производил впечатление, но не настолько сильное, как лев, служащий подушкой старому грифону, который спал, задрав все четыре лапы.
      Там же были ежи, и седеющий леопард, и линяющие пеликаны. Зеленая вода плескалась в зеленом пруду с двумя зевающими бегемотами. Никто не сидел в клетке, и никто никого не пытался съесть.
      – А, на первых порах это на многих производит впечатление, – сказал старик. У него была деревянная нога. – Мы маленькая счастливая семья.
      Ваймз оглянулся и уставился на маленькую сову.
      – Боже мой, – сказал он. – Это же морпорк, не так ли?
      Лицо старика расплылось в счастливой улыбке.
      – Ага, я вижу, Вы изволите знать свой герб, – прохрипел он. – Говорят предки Дафны все прибыли с каких-то островов по другую сторону от Центра Диска.
      Ваймз вытащил свой полицейский значок и уставился на герб, изображенный на нем.
      Старик заглянул к нему через плечо.
      – Это, конечно же, не она, – сказал он, показывая на сову сидящую на Анхе. – Это была ее бабушка, Олив. Морпорк на амулете Анх, понимаете? Это каламбур или игра слов. Смеетесь? Я тоже почти смеюсь. Это почти так же забавно, как и то, что Вы видите вокруг. Мы могли бы найти жениха для нее, честно говоря. И самку для бегемота. Я имею в виду, его превосходительство говорит, что у нас и так два бегемота, вполне достаточно, я просто говорю это не совсем натурально для Родерика и Кейт, я не сужу, но это просто неправильно, вот и все, что я говорю. Не изволите ли назваться еще раз?
      – Ваймз. Сэр Самуэль Ваймз. Моя жена договорилась о встрече.
      Старик опять захихикал.
      – Ах, обычно так.
      Двигаясь довольно-таки быстро, несмотря на деревянную ногу, старик повел между дымящимися холмиками разнообразного навоза к зданию на другом конце двора.
      – Я думаю, здесь, однако, можно сделать неплохой огород, – сказал Ваймз, стараясь поддержать беседу.
      – Я пытался посадить ревень, – сказал старик, толкнув дверь. – Но он вырос в двадцать футов высотой, а затем взял и загорелся. Отгадайте, где в этот момент был наш крылатый дракон, сэр, он тогда был болен и – какой ужас… Но не расстраивайтесь, его шкура будет отлично выглядеть, когда высохнет. Не изволите ли войти, сэр?
      Холл внутри был настолько же тих и темен, как двор снаружи был полон света и шума. Чувствовался сухой запах гробниц, исходящий от старых книг и полотнищ. Когда глаза Ваймза привыкли к темноте, он разглядел наверху висящие флаги и вымпелы. В холле было несколько окон, но из-за наросших на них паутин с дохлыми мухами вовнутрь проникал только серый полумрак.
      Старик закрыл дверь и оставил его одного. Ваймз через окно посмотрел, как он проковылял обратно, чтобы продолжить то, чем он занимался до прихода Ваймза.
      А занимался он тем, что устанавливал живой герб.
      Там был установлен большой щит. К нему была прибита капуста, настоящая капуста! Старик сказал что-то неслышное Ваймзу. Маленькая сова слетела с насеста и приземлилась на анхе, который был прикреплен к верхушке щита. Два бегемота выбрались из пруда и, прошлепав к щиту, встали в позы с двух сторон.
      Старик поставил перед сценой мольберт, установил холст, взял паллет и кисть, и крикнул: «Оп-ля!»
      Бегемоты встали на задние лапы, было ощущение, что их мучает артрит.
      Сова расправила крылья.
      – Боже мой, – пробормотал Ваймз. – Я всегда думал, что они просто выдумывают это.
      – Просто выдумывают, сэр? Просто выдумывают? – сказал голос позади него. – У нас бы давно были бы большие проблемы, если бы мы что-то выдумывали, ой, черт меня побери, да.
      Ваймз повернулся. Еще один маленький человек появился позади него, счастливо моргая сквозь толстые стекла очков. Из-под мышки у него торчало несколько свитков.
      – Извините меня, что не смог встретить Вас у дверей, но в настоящий момент мы очень заняты, – сказал он, протягивая свободную руку. – Croissant Rouge Pursuivant.
      – Э… Вы – маленький красный французский рулет для завтрака? – спросил Ваймз в замешательстве.
      – Нет, нет. Нет. Это означает Красный Полумесяц. Видите ли, это мой титул. Очень древний титул. Я – геральдист. А Вы будете сэром Самуэлем Ваймзом, не так ли?
      – Так.
      Красный Полумесяц заглянул в свиток.
      – Хорошо. Хорошо. Как Вам нравится ласка? – спросил он.
      – Ласка, животное?
      – Видите ли, у нас есть несколько ласок. Я знаю что, строго говоря, они не геральдические животные, но мы держим несколько и, честно говоря, я думаю, придется их отпустить, если только не удастся кого-нибудь уговорить принять их, иначе расстроится Pardessus Chatain Pursuivant. Он всегда запирается в сарае, если он расстроен…
      – Pardessus… Вы про того старика? – спросил Ваймз. – Я имею в виду… почему он… я думал вы… я думал, герб – это только дизайн. Вам не надо рисовать это все с натуры!
      Красный Полумесяц был явно шокирован.
      – Ну, мне кажется, если Вы хотите создать полное посмешище, да, Вы можете все вообразить.Это можно сделать, – сказал он. – В любом случае ласок не хотите?
      – Лично меня это не волнует, – сказал Ваймз. – И, конечно же, не ласки. Моя жена сказала, что драконы бы…
      – К счастью, случая не представится, – сказал голос из темноты.
      Этот голос никогда не услышишь на свету. Он был пыльно-сухой. Он звучал, как если бы он шел изо рта, который никогда не имел удовольствия иметь слюну. Он звучал мертво.
      Он и был мертвым.

* * *

      Воры из пекарни оценивали свои возможности.
      – У меня рука лежит на арбалете, – сказал самый предприимчивый из трех.
      Самый разумный сказал:
      – Правда? Ну, а у меня сердце в пятке.
      – Ооо, – сказал третий. – У меня больное сердце, я…
      – Да, но что я имею в виду… у него даже нетмеча. Если я возьму на себя волка, вы двое сможете разобраться с ним безпроблем, понятно?
      Вор с ясным мышлением посмотрел на капитана Кэррота. Его кольчуга блестела. Так же как и мускулы на голых руках. Даже его колениблестели.
      – Кажется, мы зашли немного в тупик, – сказал капитан Кэррот.
      – А что если мы бросим деньги? – сказал вор с ясным мышлением.
      – Это, конечно же, поможет делу.
      – И Вы бы отпустили нас?
      – Нет. Но это, конечно же, засчитается в вашу пользу, и я, конечно, на суде буду на вашей стороне.
      Крутой с арбалетом облизнул губы и перевел взгляд с Кэррота на волка.
      – Если Вы не отстанете от нас, я предупреждаю, кто-то будет убит! – предупредил он.
      – Да, это может случиться, – грустно сказал Кэррот. – Я бы предпочел избежать этого, если это возможно, в конце концов.
      Он поднял руки. В руках он держал что-то плоское и круглое в шесть дюймов каждое.
      – Это, – сказал он, – хлеб гномов. Самое лучшее у мистера Железнокорки. Не классический боевой хлеб, конечно, но достаточно хорош для нарезки…
      Рука Кэррота метнулась. Пронесся короткий ветерок мучной пыли, плоская буханка мелькнула, и воткнулась до середины толстой доски кареты примерно полдюйма от человека со слабым сердцем и, как оказалось, с некрепким мочевым пузырем.
      Человек с арбалетом оторвал свой взгляд от хлеба только тогда, когда он почувствовал легкое влажное давление на запястье.
      Ни одно животное не может двигаться так быстро, но это уже стояло рядом и выражение морды волка показывало довольно отчетливо, что если животное захочет, давление на запястье, несомненно, может более или менее усилиться.
      – Отзови его! – сказал он, отбрасывая арбалет свободной рукой. – Прикажи ему отпустить руку!
      – О, я никогда не приказываю ей, – сказал Кэррот. – Она самостоятельно принимает решения.
      Зазвучало громыхание обитых железом сапог, и с полдюжины гномов выбежало из дверей пекарни, выбивая подковами искры и тормозя позади Кэррота.
      – Хватайте их, – заорал мистер Железнокорка.
      Кэррот бросил руку на шлем гнома и развернул его.
      – Это я, мистер Железнокорка, – сказал он. – Я так понимаю это те люди?
      – Вы правы, капитан Кэррот! – сказал гном-хлебопек. – Айда, ребята! Давайте повесим их в бура'зак-ка!
      – Ооо, – уныло пробормотало больное сердце.
      – Нет, нет, мистер Железнокорка, – терпеливо сказал Кэррот. – Мы не практикуем такое наказание в Анх-Морпорке .
      – Они стукнули Бджорна Узкобрючника так, что он потерял сознание. Изапихали Олафа Огнезакала в бад'дхакз! Мы отрежем их…
      – Мистер Железная Корка!
      Гном-хлебопек заколебался и, к удивлению и радости воров, отступил на шаг.
      – Да… хорошо, капитан Кэррот. Если Вы так говорите.
      – У меня есть кое-какие дела, но я бы был очень благодарен, если вы сами отведете их в Гильдию Воров, – сказал Кэррот.
      Быстро думающий побледнел:
      – О, нет! Они действительно стали очень строгис воровством без лицензии! Что угодно,но не Гильдия Воров!
      Кэррот повернулся. Лицо его осветилось особым образом.
      – Что угодно? – спросил он.
      Безлицензионные воры посмотрели друг на друга, и заговорили одновременно.
      – Гильдия Воров. Нормально. Нет проблем.
      – Нам нравитсяГильдия Воров.
      – Не можем дождаться. Быстрее в Гильдию Воров.
      – Такие прекрасные люди.
      – Строгие, но справедливые.
      – Хорошо, – сказал Кэррот. – Тогда все счастливы. А, да, – он покопался в своем кошельке. – Вот пять пенсов за буханку, мистер Железнокорка. Я захватил еще одну, но Вы сможете легко почистить его.
      Гном тупо уставился на монеты.
      – Выхотите заплатить мнеза спасение моихденег? – сказал он.
      – В качестве налогоплательщика вы находитесь под защитой полиции, – сказал Кэррот.
      Наступила деликатная пауза. Мистер Железнокорка тупо разглядывал свою обувь. Один или два гнома начали хихикать.
      – Вот что я вам скажу, – мягким голосом сказал Кэррот. – Я вернусь, когда смогу, и помогу заполнить налоговые формы, что скажите на это?
      Неловкую тишину нарушил вор.
      – Э… не могла бы… Ваша собачечка… отпустить мою руку? Пожалуйста.
      Волк отпустил хватку, спрыгнул с телеги и шмыгнул к Кэрроту, который поднял руку для отдачи чести.
      – Всем желаю хорошего дня, – сказал он, повернулся и пошел.
      Воры и их жертвы смотрели, как он уходит.
      – Он всамделишный?– спросил быстрый вор.
      Послышалось рычание от хлебопека, а потом:
      – Вы – ублюдки! – заорал он. – Вы – ублюдки!
      – Чт… Что? Ты получил обратно свои деньги, не так ли?
      Трое работников должны были удержать мистера Железная Корка.
      – Три года! – сказал он. – Три года и никто не беспокоил! Три чертовых года и ни единого стука в дверь! И он еще спрашивает! О, да! Он очень порядочен!Он, наверно, вернется и возьмет дополнительные формы, чтобы я не попал ни в какие переделки! Почему вы, придурки, просто не убежали?

* * *

      Ваймз внимательно осмотрел темную заплесневевшую комнату. Голос вполне мог звучать из темницы.
      Паника отразилась на лице маленького геральдиста.
      – Может быть, Сэр Самуэль не откажется пройти сюда? – сказал голос. Он был холоден, выделяя каждое слово ударением. Такой тип голоса не мог дрожать.
      – Это, фактически, э… Дракон, – сказал Красный Полумесяц.
      Ваймз потянулся за мечом.
      – Дракон – Король Гербов, – сказал человек.
      – Король Гербов? – спросил Ваймз.
      – Просто титул, – сказал голос. – Молю – входите.
      По каким-то причинам в подсознании Ваймза слова сами преобразовались в «Молись – входи».
      – Король Гербов, – произнес голос Дракона, когда Ваймз входил в тень внутреннего укрытия. – Вам не нужен меч, Коммандер. Я – Дракон – Король Гербов вот уже более пятисот лет, но я не дышу огнем, уверяю Вас. Ах-ха. Ах-ха.
      – Ах-ха, – сказал Ваймз.
      Он не мог хорошо рассмотреть фигуру. Свет проникал сквозь несколько высоко расположенных грязных окон, да еще коптило несколько свечей. В фигуре угадывались сгорбленные плечи.
      – Молю – садитесь, – сказал Дракон – Король Гербов. – И Вы меня очень обяжете, если посмотрите влево и поднимете подбородок.
      – И подставлю шею, Вы этого хотите? – спросил Ваймз.
      – Ах-ха. Ах-ха.
      Фигура взяла канделябр и подошла ближе. Рука иссохшая как у скелета сжала подбородок Ваймза и мягко повернула в разные стороны.
      – О, да. У Вас, конечно, профиль Ваймзов. Но не уши. Конечно же, Ваша настоящая бабушка была из Клампов. Ах-ха…
      Рука Ваймза опять сжала меч Ваймзов. Был только один тип существ, у которых было столько силы в теле при внешней слабости.
      – Я так и думал!Вы – вампир! – сказал он. – Кровопийца-вампир!
      – Ах-ха, – этот звук мог быть смехом. Также он мог быть покашливанием. – Да. Вампир, точно. Да, я слышал о Ваших взглядах на вампиров. «Не совсем живые, но недостаточно мертвые», – так, кажется, вы сказали. Довольно-таки точно. Ах-ха. Вампир – да. Кровосос – нет. Кровяные пудинги – да. Верх совершенства искусства мясника – да. И если все провалится, есть очень много кошерных мясников на улице Длинного Окорока.
      Ах-ха, да. Мы живем наилучшим образом, какого можем достигнуть. Ах-ха.
      Девственницы в полной безопасности с моей стороны. Ах-ха. Уже несколько сот лет, за остальные года – мои сожаления. Ах-ха.
      Фигура с ореолом света отошла.
      – Я боюсь, Вы напрасно потратили свое время, коммандер Ваймз.
      Глаза Ваймза постепенно привыкали к темноте. Комната была полна книгами в стопках. Ни одна из них не была на полке. Из всех торчали закладки похожие на раздавленные пальцы.
      – Я не понимаю, – сказал он.
      Или у Дракона – Короля Гербов были очень сутулые плечи или у него были крылья под бесформенной робой. Некоторые из них могут летать как летучие мыши, вспомнил Ваймз. Ему было интересно, сколько лет было этому вампиру. Они могут «жить» почти вечно…
      – Насколько я знаю, Вы пришли сюда чтобы, ах-ха, получить собственный герб. Я боюсь, что это невозможно. Герб Ваймзов уже существует, но не может быть изменен. Это было бы против правил.
      – Каких правил?
      Вампир с глухим стуком раскрыл книгу.
      – Я уверен, что Вы знаете свою родословную, коммандер. Ваш отец был Томас Ваймз, его отец был Гвильям Ваймз…
      – Старик Каменолицый, Вы о нем говорите? – ровным голосом сказал Ваймз. – Здесь что-то связанное с ним.
      – Точно. Ах-ха. Несправедливо пострадавший Ваймз. Ваш предок. Старик Каменолицый, точно, так его звали. Коммандер городской стражи в 1688. И убийца короля. Он убил последнего короля Анх-Морпорка, это любой школьник знает.
      – Казнил!
      Вампир пожал плечами.
      – Как бы там не было, крест Вашей семьи был, как мы в геральдике говорим, Excretus Est Ex Altitudine.Это означает, Depositum De Latrina.Уничтожен. Запрещен. Сделан невозможным к воскрешению. Земли отторгнуты, дом разрушен, страница вырвана из истории. Ах-ха. Знаете ли, коммандер, интересно, что многие из, ах-ха, «потомков Старика Каменолицего» (кавычки, поставленные рядом с прозвищем, звучали как от старухи, с удовольствием ковыряющейся клещами в грязном белье) были офицерами полиции.
      Я думаю, коммандер, Вы тоже получите прозвище. Ах-ха. Ах-ха. Мне интересно, есть ли в этом какое-нибудь наследственное побуждение вычеркнуть позор.
      Ах-ха.
      Ваймз заскрипел зубами.
      – Вы хотите сказать, что я не могу иметь герба?
      – Это так. Ах-ха.
      – Потому что мой предок убил… – он сделал паузу. – Нет, это не было даже казнью, – сказал он. – Казнят людей. Придавил гниду.
      – Убил короля, – сухо сказал Дракон.
      – О, да. И так получилось, что в его темницах у него были машины для…
      – Коммандер, – подняв руки, прервал его вампир. – Я чувствую, что Вы не поняли меня. Кем бы он ни был,он был королем. Видите ли, корона – это не шлем полицейского, ах-ха. Даже когда ее снимают, она все равно остается на голове.
      – Вот Каменолицый и убрал ее с плеч!
      – Но короля даже не судили.
      – Ни один судья не согласился, – сказал Ваймз.
      – Кроме Вас… то есть, Вашего предка…
      – О? Кому-то надо было это сделать. Некоторые чудовища не должны ходить по земле.
      Дракон нашел страницу, которую искал и развернул книгу.
      – Вот его герб.
      Ваймз посмотрел на знакомый знак совы морпорк сидящей на анхе. Она была на щите, поделенном на четыре части, с символом на каждой четверти.
      – И что означает эта корона с торчащим сквозь нее кинжалом?
      – О, это традиционный символ, ах-ха. Отражает его роль в защите короны.
      – Правда? А эта связка из прутьев с топором внутри? – показал он.
      – Букет. Символизирует что он… офицер закона. А топор – интересный предвестник будущего, так? Но топором, я боюсь, ничего не решают.
      Ваймз уставился на третью четверть. Там был рисунок, который изображал что-то вроде мраморного бюста.
      – Символизирует его прозвище «Каменолицый», – подсказал Дракон. – Он просил, чтобы показали связь. Иногда геральдика – это просто искусство хороших каламбуров.
      – А последняя? Кисть винограда? Горький пьяница, что ли? – горько сказал Ваймз.
      – Нет. Ах-ха. Игра слов. Ваймз – Вайн – Вино.
      – А. Искусство плохихкаламбуров, – сказал Ваймз. – Я не думаю, что у Вас тут люди в ногах валяются, выпрашивая герб.
      Дракон захлопнул книгу и вздохнул.
      – Тех, кто делает то, что надо сделать, редко награждают. Увы, такой прецедент, и я бессилен, – старый голос зазвучал радостней. – Но, все равно… я был очень рад, коммандер, когда услышал о Вашей женитьбе на леди Сибил. Отличная родословная. Одна из самых знатных семей в городе, ах-ха. Рамкины, Селачиисы, Венчерисы, Ноббсы, конечно…
      – Это все, не так ли? – сказал Ваймз. – Так я пошел?
      – У меня редко бывают гости, – сказал Дракон. – В общем, люди видны по Геральдике, но я думал, Вы должны получить должное объяснение. Ах-ха. Мы так заняты сейчас. Раз у нас появилась возможность поработать с истиннойГеральдикой. Но сейчас, мне сказали, век Крылана. Сейчас, похоже, как только мужик откроет свой второй магазин по торговле мясными пирогами, он чувствует побуждение представлять себя джентльменом, – он помахал тонкой белой рукой в направлении трех гербов, наколотых в ряд на доске. – Мясник, хлебопек и изготовитель свечей, – он тихонько хихикнул. – Да, изготовитель свечей, это факт. Ничего не поможет, но мы копаемся в записях и вытаскиваем доказательства того, что они заслуживают герба…
      Ваймз взглянул на три герба.
      – По-моему я уже видел этот герб? – сказал он.
      – А. Мистер Артур Керри – производитель свечей, – сказал Дракон. – Неожиданно у него очень хорошо пошли дела и он чувствует, что он должен стать джентльменом. Щит разделен скрученной дурной d'une meche en metal gris – что означает – стальной серый щит, отражающий его личное предназначение и усердие (насколько усердный, ах-ха, этот бизнес!) разделенный фитилем.
      Верхняя половина – chandelle in a fenetre avec rideaux houlant (свеча освещающая окно теплым заревом, ах-ха), нижняя половина – два канделябра illumine (отражает, что несчастный человек продает свечи и богатым и бедным без разделения). К счастью его отец владел гаванью, что позволило нам протянутьлинию с изображением гребня волны с lampe au poisson (лампа сделанная в виде рыбы), отражая его и его сына профессии. Девиз я оставил на обычном современном языке – «Арт стоит свеч». Я извиняюсь, ах-ха, это ужасно, но я не могу ничего поделать с этим.
      – У меня уже бока болят от смеха, – сказал Ваймз.
      Какая-то мысль крутилась у него на уме, но он не мог ее уловить.
      – Этот– для мистера Герхардта Хука, президента Гильдии Мясников, – сказал Дракон. – Его жена сказала ему, что необходим герб, и кто мы такие, чтобы спорить с дочерью торговца требухой, таким образом, мы сделали ему красный щит, это – кровь, голубые и белые линии – передник мясника, поделили линией сосисок, в центре топорик для рубки мяса, что вложен в руку с перчаткой, боксерской перчаткой, лучшее что, ах-ха, что мы могли сделать для слова «Хук». Девиз – Futurus Meus est in Visceris, что переводится как «Мое будущее внутре», относящееся и к его профессии и к, ах-ха, намеку на старый обычай говорить…
      – …будущее исходит изнутри, – сказал Ваймз. – Чудесно, – что бы ни означала та крутящаяся мысль в его голове, она становилась все более назойливой.
      – В то время как этот, ах-ха, для Рудольфа Горшка из Гильдии Хлебопеков, – сказал Дракон, указывая костлявым пальцем на третий щит. – Можете прочесть его, коммандер?
      Ваймз угрюмо посмотрел на щит.
      – Ну, он разделен на три части, есть роза, пламя и горшок, – сказал он. – Э… хлебопеки использует огонь, а горшок для воды, я думаю…
      – И каламбур с именем, – сказал Дракон.
      – Ну только если его звали Рози, Я… – Ваймз поморгал. – Роза это цветок. О, черт побери. Цветок, мука. Мука, огонь и вода? Но горшок какой-то странный. Ночной горшок что ли?
      – Раньше хлебопеки назывались писсуарами,– сказал Дракон. – А что, коммандер, сделаем мы из Вас хорошего геральдиста! А девиз?
      – Quad Subigo Farinam, – сказал Ваймз, и наморщил лоб. – «Потому что»… «мучнистый» – это что-то от кукурузы, или муки, правильно?… о, нет… «Потому что мешу тесто»?
      Дракон похлопал.
      – Неплохо, сэр!
      – Долгими зимними вечерами здесь должна собираться куча народа, – сказал Ваймз. – И это и есть геральдика? Кроссворды и каламбуры?
      – Конечно, больше этого, – сказал Дракон. – Эти гербы довольно-таки просты. Нам надо было их более или менее придумать. Тогда как предтечи гербов старых семей, таких как Ноббсы…
      – Ноббсы!– воскликнул Ваймз, как монетку уронил. – Вот оно! Вы сказали «Ноббс»! Еще до этого, – когда Вы говорили о старых семьях!
      – Ах-ха. Что? О, конечно. Да. О, да. Старая добрая семья. Хотя сейчас, к сожалению, пришедшая в упадок.
      – Уж не имеете ли Вы в виду, что Ноббс является… капрал Ноббс? – сказал Ваймз, страх оборвал его слова.
      Книга раскрылась. В оранжевом свете Ваймз увидел вверх ногами смутные отражения гербов, и вьющиеся, не подрезанные ветви фамильных древ.
      – Как его там. Как его там Ц.В.Св.Дж. Ноббс?
      – Э… да. Да!
      – Сын Сконнера Ноббса и леди, названной здесь Мэйси с улицы Вязов?
      – Наверно.
      – Внук Слоупа Ноббса?
      – Похоже на то.
      – Который был незаконнорожденным сыном от Эдварда Св. Джона де Ноббса, графа Анха, и, ах-ха, горничной неизвестного происхождения?
      – Боже мой!
      – Граф умер без наследника, за исключением того, ах-ха, который был Слоупом. Мы не могли проследить эту ветвь – до настоящего времени, по крайней мере.
      – Боже мой!
      – Вы знаете этого джентльмена?
      Ваймз с удивлением обратил внимание на это серьезное и положительное выражение о капрале Ноббсе, в котором содержалось слово «джентльмен».
      – Э… да, – сказал он.
      – Он владеет имуществом?
      – Только чужим.
      – Да, ах-ха, обязательно скажите ему. Если сейчас нет земель и денег, конечно, но титул-то еще остался.
      – Извините… давайте удостоверимся, что я понял правильно. Капрал Ноббс… мойкапрал Ноббс… является графом Анха?
      – Ему надо будет удовлетворить нас с доказательством своего происхождения, но все кажется правильным.
      Ваймз тупо уставился в точку. По всему образу своей жизни капралу Ноббсу не удалось бы представить доказательства, что он вообще относится к роду человеческому.
      – Боже мой! – сказал Ваймз еще раз. – И я так думаю, у негоесть собственный герб?
      – И довольно замечательный.
      – Ох.
      Ваймз даже не хотелгерба. Час назад он бы с удовольствием пропустил бы эту встречу как он это и делал уже столько раз. Но…
      – Нобби? – сказал он. – Боже мой!
      – Ну, ну! Это была оченьудачная встреча, – сказал Дракон. – Мне так нравится заполнять записи до нынешних дней. Ах-ха. Между прочим, как поживает юный капитан Кэррот? Я слышал его подружка – оборотень. Ах-ха.
      – Действительно, – сказал Ваймз. В темноте, Дракон сделал движение похожее на секретный знак показывания носа. – Мы знаем это!
      – У капитана Кэррота все хорошо, – максимально ледяным голосом сказал Ваймз. – У капитана Кэррота всегда все хорошо.
      Уходя, он хлопнул дверью. Огоньки свечей качнулись.

* * *

      Констебль Ангуа вышла из переулка, на ходу застегивая ремень.
      – Мне кажется, что все прошло очень хорошо, – сказал Кэррот, – и если дальше будет продолжаться также, а мы будем приобретать все большее уважение общества.
      – Пфф! Ну и рука у того мужика! Я сомневаюсь, знает ли он вообще, что означает выражение «нижнее белье», – сказала Ангуа, вытирая рот.
      Автоматически они начали шагать вдоль по мостовой – энергосберегающей походкой полицейских, когда нога раскачивается как маятник для придания движения полицейскому с минимальным расходом энергии. «Умение ходить очень важно», – всегда говорил Ваймз, и потому что Ваймз говорил так, Кэррот в это верил. Ходить и разговаривать. Ходить достаточно далеко и разговаривать с достаточным числом людей, и рано или поздно ответ найдется.
       «Уважение общества»,– подумала Ангуа. Фраза Кэррота. Фактически это была фраза Ваймза, хотя Сэр Самуэль обычно сплевывал после этой фразы. Но Кэррот верилв это. Это Кэррот предложил руководству города, чтобы рецидивисты получали шанс «искупить вину перед обществом» ремонтируя дома престарелых. И это стало еще одной проблемой стариков, ведь, учитывая уровень преступности Анх-Морпорка, такая практика привела к тому, что за полгода прихожую одной старушки столько раз обклеивали обоями, что она могла двигаться в ней только боком .
      – Я нашел кое-что интересное, тебе тоже интересно будет на это посмотреть, – сказал Кэррот после короткой паузы.
      – Интересно, – сказала Ангуа.
      – Но я не скажу тебе что это, я хочу, чтобы это было сюрпризом, – сказал Кэррот.
      – О. Хорошо.
      Ангуа прошла немного в задумчивости и потом сказала:
      – Мне интересно, это будет таким же сюрпризом, как и та коллекция камней, что ты показал мне на прошлой неделе?
      – Хорошая была коллекция, правда? – сказал Кэррот с энтузиазмом. – Я столько раз проходил по той улице, и никогда не подозревал, что там находится музей минералов! И какие там силикаты!
      – Удивительно! И ты думаешь, что люди толпой ринутся туда, как узнают об этом?
      – Да, не могу представить, почему нет!
      Ангуа напомнила себе, что в душе у Кэррота не было и намека на иронию.
      Она сказала себе, не его вина, что гномы показали ему некоторые шахты, и он действительно думал, что куски камней могут быть интересны всем. А за неделю до этого они ходили на сталелитейный завод. Там тоже было очень интересно.
      И все равно… все равно… Кэррот не мог не нравится. Кэррот нравился даже людям, которых он арестовывал. Он нравился даже старухам, которые постоянно дышали из-за него свежей краской. Он нравился ей.Очень. Из-за этого бросить его будет еще тяжелее.
      Она была оборотнем-волком. В этом было все. Приходится или тратить все свое время, на то чтобы люди не узнали этого, или позволить им узнать и тратить все свое время, наблюдая, как тебя сторонятся и перешептываются у тебя за спиной, хотя для того чтобы увидеть, как они перешептываются, надо оглянуться.
      Кэрроту было все равно. Но ему было не все равно, что другим людям было не все равно. Ему было не все равно, когда даже самые близкие друзья-коллеги начинали носить кусочки серебра где-нибудь на теле. Она видела, как он расстраивается из-за этого. Она видела, что напряжение растет, и он не знал, как с ним бороться.
      Все стало, как предсказывал отец. Общайся с людьми не только во время еды, и это будет все равно, что спрыгнуть в серебряную шахту.
      – По-видимому, будет огромный салют после празднества в будущем году, – сказал Кэррот. – Мне нравятся салюты.
      – Я поражаюсь, почему Анх-Морпорку нравится отмечать факт того, что триста лет назад здесь была гражданская война, – сказала она, возвращаясь к действительности.
      – Почему бы и нет? Мы победили, – сказал Кэррот.
      – Да, но вы и также и проиграли.
      – Всегда ориентируйся на положительные моменты, так я говорю. Ага, вот мы и пришли.
      Ангуа посмотрела на вывеску. Она уже научилась читать руны гномов.
      – Музей Хлеба Гномов, – сказала она. – Черт. Не могу дождаться.
      Кэррот счастливо кивнул и толкнул дверь. Внутри стоял запах засохших корок.
      – Эй-ей, мистер Хопкинсон? – позвал он. Ответа не было. – Он иногда уходит, – пояснил он.
      – Наверно, когда радостное возбуждение становится слишком сильным для него, – сказала Ангуа. – Хопкинсон? Что-то не очень похоже на фамилию гнома.
      – О, он человек, – сказал Кэррот, переступая порог. – Но известный авторитет. Хлеб – это его жизнь. Он опубликовал полное описание наступательной выпечки. Ну… раз его нет здесь, я возьму два билета и оставлю два пенса на столе.
      Музей мистера Хопкинсона не производил впечатления, что у него бывало много гостей. На полу и витринах лежала пыль, и очень много пыли было на экспонатах. Большинство из них были классической боевой формы, с чертами своего съедобного происхождения, но там были и буханки, ватрушки ближнего боя, убийственные метательные гренки, огромное количество других запыленных орудий, изобретенных расой, занимающейся едой как оружием и зашедшей дальше всех в создании его убийственных видов.
      – Ты чего ищешь? – спросила Ангуа.
      Она понюхала. Чувствовался знакомый противный резкий запах.
      – Это… ты готова для этого?… Это… боевой хлеб Б'храйена Кровавого Топора! – сказал Кэррот, копаясь в столе на входе.
      – Буханка хлеба? Ты привел меня сюда, чтобы показать буханку хлеба?
      Она фыркнула опять. Да. Кровь. Свежаякровь.
      – Точно, – сказал Кэррот. – Его позаимствовали для показа только на две недели. Это тот самый хлеб, которым он размахивал во время битвы в долине Кум, когда убил пятьдесят семь троллей, – здесь тон Кэррота понизился с энтузиазма до гражданского уважения, – это было очень давно, и мы не должны позволять древней истории ослеплять нас по поводу отношений в много-этнической общине века Крылана.
      Скрипнула дверь.
      Потом:
      – Этот боевой хлеб, – издалека сказала Ангуа, – черный, не так ли? Несколько крупнее, чем обычный хлеб?
      – Да, правильно, – сказал Кэррот.
      – А мистер Хопкинсон… Маленький человек? Невысокий, с белой острой бородкой?
      – Да – это он.
      – И у него проломленный череп?
      – Что?
      – Я думаю тебе лучше подойти и посмотреть самому, – сказала Ангуа, отступая назад.

* * *

      Дракон – Король Гербов сидел один среди свечей.
       «Итак, это был коммандер Сэр Самуэль Ваймз,– размышлял он. – Глупый человек. Очевидно, что не видит дальше своей гордыни. И такие люди достигают больших высот в эти дни. Но, все равно, от таких людей есть своя польза, надо полагать, поэтому Ветинари и выбрал его. Глупые люди бывают, способны сделать то, о чем умные не осмелятся и подумать…»
      Он вздохнул, и подтянул к себе другую книгу. Она не была намного толще, чем остальные, которые отражали его работу, этот факт удивил бы любого, кто знал ее содержание.
      Он был очень горд ею. Эта была довольно необычная работа, но Дракон удивлялся, или удивлялся бы, если бы не утратил способности удивляться чему-либо за последние несколько сотен лет – как легко достались ему некоторые ее части. Ему не надо было даже читать ее. Он знал ее наизусть.
      Фамильные древа были аккуратно посажены там, слова располагались там, где надо на страницах, все, что ему надо было делать – это повторить.
      Первая страница была озаглавлена: «Потомки короля Кэррота I, благословленного богами на правление Анх-Морпорком». Длинное и сложное фамильное древо занимало следующую дюжину страниц, пока не достигало слов:
      «Женат на…»
      Слова дальше были просто вписаны карандашом.
      – Дельфина Ангуа фон Убервальд, – прочитал Дракон вслух. – Отец и, ах-ха, высочество – Барон Гуйе фон Убервальд, также известен как Серебряный Хвост, мать, Мме Серафина Соксе-Блунберг, также известная как Желтый Клык, из Гунуа…
      Эта часть была большим достижением. Он предполагал, что у его агентов будут трудности с определением волчьей стороны в происхождении Ангуа, но оказалось, что горные волки также обращают много внимания на подобного рода вещи. Предки Ангуа однозначно были среди лидеров стаи.
      Дракон – Король Гербов ухмыльнулся. Насколько он знал, принадлежность к виду была второстепенна в таких вопросах. Что действительно имело значение для каждого – это хорошие предки.
      Ну, ладно. Это было будущее, которое моглослучиться.
      Он отодвинул книгу в сторону. Одним из преимуществ жизни более продолжительной чем обычная, было то, что узнаешь, как изменчиво будущее.
      Люди говорили что-то типа: «Наши времена мирные» или «империя будет жить тысячу лет», и меньше чем через полжизни поколения никто и не помнил даже тех, кто сказал это, не помнили, что они сказали и где затерян их прах.
      История менялась из-за мелочей. Часто несколько росчерков пера было достаточно для такого фокуса.
      Он потянул другую книгу к себе. На обложке было написано: «Потомки короля…». Интересно, как этот человек назовет себя? По меньшей мере, это трудно предсказать. Ну, хорошо…
      Дракон взял карандаш и написал: «Ноббс».
      Он улыбнулся свету свечей.
      Люди продолжают говорить об истинном короле Анх-Морпорка, но история научила другому жестокому уроку. Она гласила – часто словами, написанными кровью, – что настоящий король тот, кого короновали.

* * *

      Книги заполняли и эту комнату. Такое было первое впечатление – нудное и угнетающее нагромождение книг. Останки отца Тубелчека лежали поверх кучи упавших книг. Несомненно, он был мертв. Никто бы не выжил при такой потере крови. И никто не смог бы так долго оставаться живым с головой похожей на спущенный футбольный мяч. Должно быть, кто-то стукнул его булавой.
      – Та старуха выбежала с криком, – салютуя, сказал констебль Посети. – Поэтому я вошел и застал все в таком виде, сэр.
      – Именнов таком, констебль Посети?
      – Да, сэр. И меня зовут Посети-Неверующего-С-Разъяснительным-Памфлетом, сэр.
      – Кто была та старуха?
      – Она назвалась миссис Канаки, сэр. Она сказала, что она всегда приносит ему еду и обслуживает его.
      – Обслуживаетего?
      – Вы понимаете, сэр. Убирает и подметает.
      На полу и правда валялся поднос с разбитым кувшином и рассыпанной кашей. Женщина, которая обслуживала старика, была шокирована, увидев, что кто-то обслужил его раньше.
      – Она трогала его?
      – Говорит что нет, сэр.
      Это означало, что старый священник умер самой аккуратнойсмертью, какую Ваймз когда-либо видел. Руки его были сложены на груди. Глаза были закрыты.
      И что-то, похожее на скрученную бумажку, было вложено в его рот, придавая трупу неуместно развязанный вид, как если бы он решил выкурить последнюю сигарету после того как умер.
      Ваймз очень осторожно вытащил маленький свиток и развернул его. Он был покрыт очень аккуратно вписанными, но незнакомыми буквами. Единственную полезную информацию, что можно было из них извлечь, было то, что автор этих строк использовал единственную доступную в избытке жидкость, разлитую вокруг.
      – Фук, – сказал Ваймз. – Написано кровью.Кто-нибудь может понять, что здесь написано?
      – Да, сэр!
      Ваймз закатил глаза.
      – Да, констебль Посети?
      – Посети-Неверующего-С-Разъяснительным-Памфлетом, сэр, – обиженно сказал констебль Посети.
      – … – Неверующего-С-Разъяснительным-Памфлетом . Я как раз хотел так сказать, констебль, – сказал Ваймз. – Итак?
      – Это древнее Клатчианское написание, – сказал констебль Посети. – Одно из племен, живущих в пустыне, которые называются Кенотины, сэр. У них древняя, но имеющая фундаментальное заблуждение…
      – Да, да, да, – сказал Ваймз, он уже научился определять, когда разговор начинал переходить на религиозный бред. – Но Вы знаете, что это значит?
      – Я могу узнать, сэр.
      – Хорошо.
      – Между прочим, была ли у Вас какая-нибудь возможность посмотреть на те листовки, которые я Вам недавно дал, сэр?
      – Я был очень занят! – автоматически ответил Ваймз.
      – Ничего страшного, сэр, – сказал Посети и улыбнулся изнуренной улыбкой тех кто борется с большим злом. – В любое удобное для Вас время.
      Страницы из многих сброшенных на пол книг были вырваны и разбросаны повсюду.
      На многих из них были пятна крови.
      – Некоторые из них, похоже, религиозные, – сказал Ваймз. – Можно найти кое-что, – он повернулся. – Камнелом, огляди все здесь, хорошо?
      Камнелом перестал очерчивать труп мелом.
      – Есть, сэр. Что искать, сэр?
      – Все что найдешь.
      – Хорошо, сэр.
      Ваймз с ворчанием присел на корточки и потыкал пальцем серое пятно на полу.
      – Грязь, – сказал он.
      – Энто бывает на полу, сэр, – подсказал Камнелом.
      – Только это белая. А у нас здесь чернозем, – сказал Ваймз.
      – А, – сказал Камнелом. – Улика.
      – Конечно, может быть, и просто грязь.
      Было что-то еще. Кто-то попытался привести в порядок книги. Несколько дюжин книг были сложены в одну аккуратную башню, толщиной в одну книгу, самые большие книги в основании, края подогнаны с геометрической точностью.
      – Вот чего я непонимаю, – сказал Ваймз. – Была борьба. Пожилого человека жестоко атаковали. Потом кто-то – может он сам, умирая, может быть убийца – пишет что-то, используя кровь бедняги. И аккуратно сворачивает и засовывает в рот как конфетку. Потом он умирает, кто-то закрывает ему глаза, укладывает его аккуратно, строит аккуратную башню из книг и… что делает? Выходит в бурлящий круговорот, что называется Анх-Морпорк?
      Сержант Камнелом самым честным образом поднял в одну бровь, изображая задумчивость.
      – Могет быть… могет быть ест следы снаружи энтого окна, – сказал он. – Энтот «улика» завсегда надобно искать тама.
      Ваймз вздохнул. Камнелом, несмотря на то, что у него была всего одна извилина, да и та от шлема на несколько размеров меньше требуемого, был хорошим полицейским и чертовски хорошим сержантом. У него был тот особый тип глупости, который невозможно обмануть. Донести до него хоть какую-нибудь мысль было практически невозможно, но еще сложнее было выбить ее из него .
      – Камнелом, – сказал он, как можно мягче. – На той стороне окна тридцатифутовый обрыв к реке. Там не могут остаться… – он запнулся.
      Вообще-то это была река Анх.
      – Любые следы уже должны быть смыты, – поправил себя. – Почти наверняка.
      Однако он выглянул из окна, на всякий случай. Река булькала и бурлила под ним. Не было никаких следов, даже на знаменитой коре спекшихся отбросов, держащихся на реке. Но было еще одно пятно грязи на подоконнике.
      Ваймз соскреб немного и понюхал.
      – Похоже, что еще немного белой глины, – сказал он.
      Он не мог вспомнить хоть где-то место с белой глиной в окрестностях города. Как только выходишь из города, то везде есть только жирный чернозем вплоть до Рамтопса. Человек, перешедший через поле, вырастал на два дюйма.
      – Белая глина, – сказал он. – Где здесь поблизости, черт побери, земля с белой глиной?
      – Это мистично, – сказал Камнелом.
      Ваймз весело ухмыльнулся. Это действительномистика. А он не любил мистики. Мистика обычно становилась сложнее, если ее не отгадать с самого начала. Она размножалась.
      Обычные убийстваслучались всегда. И обычно даже Камнелом мог разобраться в них. Когда обезумевшая женщина стоит над лежащим мужем с торчащей из него изогнутой кочергой и причитает: «Он не должен был так говорить о нашем Невилле!», то получаешь слишком мало вариантов для обдумывания между двумя чашками кофе. И когда в субботнюю ночь находишь кучу различных частей тела, пригвожденных к стенам, потолку и полу в «Штопанном барабане», а остальная клиентура сидит ошарашенная, глазея по сторонам, совершенно не нужен интеллект Камнелома, чтобы разобраться что произошло.
      Он посмотрел на останки отца Тубелчека. Было удивительно, сколько вытекло крови, с его тонкими руками и неразвитой грудью. Он, конечно же, не мог сильно драться.
      Ваймз наклонился и осторожно поднял одно веко трупа. Мутный голубой глаз с черным зрачком смотрел на него из того места, где сейчас находился старый священник.
       «Религиозный старик, что жил в двух тесных комнатках и конечно же не делавший ничего такого… Какую угрозу кому он…?»
      Констебль Посети просунул голову через дверь.
      – Там гном внизу, без бровей и кудрявой бородой, говорит, что Вы сказали ему прийти, сэр, – сказал он. – И некоторые граждане говорят, что отец Тубелчек был их священником и они хотят похоронить его как подобает.
      – А, это должен быть Малопопка. Пришли его сюда, – выпрямляясь, сказал Ваймз. – Остальным скажи, что придется подождать.
      Малопопка забрался по лестнице, увидел сцену и успел добежать до окна еще до того как его вырвало.
      – Теперь лучше? – спросил Ваймз, когда все закончилось.
      – Э… да. Я думаю.
      – Тогда займись этим.
      – Э… а что конкретно Вы хотите, чтобы я сделал? – спросил Малопопка, но Ваймз уже спускался по лестнице.

* * *

      Ангуа зарычала. Это послужило сигналом Кэрроту, что он может опять открыть глаза.
      Женщины, как однажды заметил Кишка Кэрроту, думая, что ему нужен совет, в мелочах бывают очень забавны. Им может не нравится, если кто-то видит их без косметики, они могут настаивать на покупке маленьких чемоданов, хотя вещей берут гораздо больше, чем мужчины. В случае с Ангуа она не любила когда кто-нибудь смотрел ее превращение из человеческой в волчью форму или наоборот. Она говорила, что она стесняется этого. Кэрроту можно было видеть ее в обоих видах, но не в тех нескольких, которые она принимала при превращении, иначе он бы никогда не увидел бы ее еще раз.
      Мир был другимглазами волка.
      С одной стороны, он был черно-белым. В той его части что называлось «зрение», он был одноцветным, но о чем беспокоится, если зрение уходит на задний план, когда обоняние выходит на первый, смеясь и высовывая руки из окна, чтобы показать неприличные жесты всем остальным чувствам. После она помнила запахи как цвета и звуки. Кровь была темно-коричневой и низким басом, черствый хлеб, на удивление, был звонким ярко-голубым, и каждое человеческое существо было четырехмерной калейдоскопической симфонией. С носовым видением можно было смотреть сквозь время, так же как и на расстоянии: человек мог постоять минутку и уйти, но часом позже он все еще стоит там, для носа запахи только едва улетучивались.
      Она обошла все островки в Музее Хлеба Гномов, мордой вниз. Потом она вышла и обошла аллею, стараясь также найти что-нибудь там.
      Через пять минут она вернулась к Кэрроту и дала сигнал.
      Когда он снова открыл глаза, она протаскивала юбку через голову. В этом у людей было преимущество. Нет ничего лучше пары ручек.
      – Я думал, ты пойдешь по следам на улице, – сказал он.
      – По чьим следам? – спросила Ангуа.
      – То есть?
      – Я чувствую его запах, твой, хлеба и все.
      – Больше ничего?
      – Грязь. Пыль. Обычные запахи. О, да, есть старые следы, в несколько дней. Например, я знаю, что ты был здесь на прошлой неделе. Очень много запахов. Жир, мясо, почему-то сосновая смола, старая еда… но я могу поклясться, что здесь не было ни одного живого существа в течение дня, за исключением его и нас.
      – Но ты говорила, что всеоставляют следы.
      – Все оставляют.
      Кэррот посмотрел на останки куратора. Как ни формулируй, как широко не используй определения, он, несомненно, не мог покончить жизнь самоубийством.
      С помощью буханки хлеба.
      – Вампиры? – сказал Кэррот. – Они могут летать…
      Ангуа вздохнула.
      – Кэррот, я могу сказать, был ли вампир здесь в течение месяца.
      – В ящике стола есть почти полдоллара мелочью, – сказал Кэррот. – Все равно, вор пришел сюда за боевым хлебом, не так ли? Это очень ценный культурный экспонат.
      – У этого бедняги были родственники? – спросила Ангуа.
      – Насколько я помню, была старшая сестра. Я прихожу раз в месяц, просто чтобы поболтать. Он дает мне подержать экспонаты, знаешь ли.
      – Наверно, это очень захватывает, – не сдержалась Ангуа.
      – Это очень… удовлетворяет, да, – торжественно сказал Кэррот. – Напоминает мне дом.
      Ангуа вздохнула и зашла в комнату позади выставки. Как и во всех задних комнатах музеев, она была полностью заполнена ненужным хламом, а также экспонатами с сомнительным происхождением, такими как монетами с датой «52-ой год до Рождества Христова». Стояло несколько скамей с обломками гномьего хлеба, опрятная коробка с мешалками, и повсюду бумаги. Около одной стены, занимая большую часть комнаты, стояла печь.
      – Он изучает старинные рецепты, – сказал Кэррот, наверно, он чувствовал необходимость доказать знания и опыт старика даже после его смерти.
      Ангуа открыла дверь печи. Теплом пыхнуло в комнату.
      – Чертова печь для выпечки, – сказала она. – Для чего все эти штуковины?
      – А… Видно он выпекал метательные ячменные лепешки, – сказал Кэррот. – Довольно убийственное оружие ближнего боя.
      Она закрыла дверь.
      – Пойдем вернемся в участок, и они пришлют кого-нибудь для…
      Ангуа остановилась.
      Всегда было очень опасно, сразу после изменения формы, особенно так близко к полнолунью. Не было так плохо, когда она была в форме волка. Она оставалась разумной, или, по крайней мере, чувствоваласебя разумной, хотя жизнь казалась много проще, может она была исключительна разумна для волка.
      Тяжело было, когда она опять становилась человеком, и многое казалось очень сложными. Несколько минут, до тех пор, пока поле морфоза полностью не охватывало ее, она чувствовала, что ее чувства остаются острыми; запахи все еще были очень сильны, а ее уши слышали много больше, чем хилый человеческий слух. И она могла больше думатьо вещах, вкус которых она испробовала. Волк может понюхать столб и узнать, что старый Бонзо проходил здесь вчера, он был промокший, что хозяин опять кормил его требухой, но человеческий разум уже мог думать о всяких почему и зачем.
      – Естьчто-то еще, – сказала она, тихонечко вдыхая воздух. – Слабый запах. Не живое существо. Но… ты не чувствуешь запах? Что-то вроде грязи, но не совсем. Что-то вроде… оранжевое…
      – Хм… – тактично сказал Кэррот. – У кого-то из нас нет твоего носа.
      – Я обоняла это и раньше, где-то в этом городе. Не могу вспомнить где… Сильный запах. Перебивает остальные. Запах грязи.
      – Ха, ну, на этих улицах.
      – Нет, это не… совсемгрязь. Острее. В три раза.
      – Знаешь, иногда я завидую тебе. Хорошо, наверно, быть волком. Только не надолго.
      – В этом есть свои недостатки. «Например, блохи,– подумала она, пока они запирали музей. – И еда. И постоянное раздражающее чувство, что надо носить три лифчика одновременно».
      Она продолжала убеждать себя, что все было под контролем, определенным образом так оно и было. Она бродила по городу лунными ночами, хорошо, были случайные куры, но она всегда помнила, где была, и возвращалась туда на следующий день, чтобы просунуть деньги под дверь.
      Тяжело быть вегетарианкой и выковыривать мясо из зубов по утрам. Хотя она, определенно, отлично держалась.
       «Определенно»,– еще раз она заверила себя.
      У нее был разум Ангуа, а не волка, когда она бродила по ночам. Она была полностью уверена в этом. Волк не остановится на курице, не выдержит.
      Она содрогнулась.
      Кого она обманывала? Легко быть вегетарианкой днем. Все силы уходили на то, чтобы не стать людоедкой ночью.

* * *

      Часы начали отбивать одиннадцать, когда карета Ваймза выбралась из пробки и добралась до дворца патриция. Ноги коммандера Ваймза подкашивались от усталости, но он вбежал по пяти лестничным пролетам и рухнул в кресло в комнате ожидания.
      Минуты проходили.
      Никто не стучится в двери патриция. Он вызывает в естественной уверенности, что человек уже пришел.
      Ваймз сидел, наслаждаясь моментом ничегонеделанья.
      Что-то внутри пиджака пропищало:
      – Бинг-бинг-бинги-бинг!
      Он вздохнул, вытащил обтянутую кожей шкатулку размером примерно с книгу и открыл.
      Дружелюбное, но немного взволнованное лицо взглянуло на него из решетки.
      – Да? – спросил Ваймз.
      – 11.00. Встреча с лорд-мэром.
      – Да ну? Уже пять минут двенадцатого.
      – Э… Так Вы уже встретились, не так ли? – спросил джинчик.
      – Нет.
      – Мне продолжать напоминать Вам об этом или как?
      – Нет. В любом случае ты не напомнил мне о колледже гербов в десять.
      Лицо джинчика в панике исказились.
      – Сегодня вторник, не так ли? Могу поклясться, что сегодня вторник.
      – Уже прошел час.
      – Ой, – джинчик выглядел подавленным. – Э. Хорошо. Извините. Ох. Эй, я могу сказать, который сейчас час в Клатче, если хотите. Или Генуе. Или Ганг-Ганге. В любом из этих мест. Только назовите.
      – Мне не нужно знать который час в Клатче.
      – А вдруг, – безнадежно сказал джинчик. – Подумайте только, какое впечатление Вы произведете на людей, если во время тусклой беседы Вы скажете: «Между прочим, Клатч отстает от нас на час по времени». Или Бес-Пеларджик. Или Эфеб. Спросите меня. Не стесняйтесь. Я не возражаю. В любом из этих мест.
      Ваймз внутренне вздохнул. У него была записная книжка. Он туда все записывал. Это всегда было удобно. А затем Сибил, да благословят ее боги, купила ему этого джинчика с пятнадцатью функциями, которые включали много чего еще, хотя насколько он понял, по меньшей мере, десять из них состояли из извинений за неисправную работу оставшихся пяти.
      – Ты мог бы записать мемо? – сказал Ваймз.
      – Ух-ты! Правда? Черт! Хорошо. Сделаю. Никаких проблем.
      Ваймз прочистил горло:
      – Увидится с капралом Ноббсом, тема: трудовая дисциплина; также тема: графское происхождение.
      – Э… извините, это и было мемо?
      – Да.
      – Извините, сначала Вам надо сказать «мемо». Я уверен, что это написано в руководстве.
      – Хорошо, это быломемо.
      – Извините, Вам придется повторить его еще раз.
      – Мемо: Увидится с капралом Ноббсом тема: трудовая дисциплина; также тема: графское происхождение.
      – Принято, – сказал джинчик. – Вы хотите, чтобы я напомнил о нем в какое-то определенное время?
      – По местному времени? – издеваясь, спросил Ваймз. – Или по времени, скажем, Клатча?
      – По правде говоря, я могу сказать который сейчас час в…
      – Я думаю, я лучше запишу это в записную книжку, если ты не возражаешь.
      – О, ну, если Вы предпочитаете. Я могу распознавать почерк, – с гордостью сказал джинчик. – Я довольно-таки разработанный.
      Ваймз вытащил записную книжку и показал ее джинчику.
      – Например, это, – сказал он.
      Джинчик скосил глаза на секунду.
      – Да, – сказал он. – Это почерк, я уверен. Завитки, крючочки, все соединено. Да. Почерк. Я сразу узнал его.
      – А ты не должен мне сказать, что тут говорится?
      Джинчик осторожно спросил:
      – Говорится? Это создает какой-то шум?
      Ваймз убрал книжку и захлопнул органайзер. Откинулся назад и стал ждать.
      Кто-то очень умный, много умнее чем тот, что обучал джинчика, установил часы в комнате ожидания патриция. Они тик-такали как и все часы. Но каким-то образом, против всех обычных правил часовщиков, тик-так был нерегулярен. Тик так тик… и потом явная задержка на долю секунды дольше, чем до того… так тик так… и потом тик на долю секунды раньше, чем человеческий разум ожидает. Эффект был сильным, после десяти минут ожидания мыслительные способности даже самых выдающихся падали до нуля. Патриций, наверно, хорошо заплатил часовщику.
      Часы прозвонили четверть двенадцатого.
      Ваймз подошел к двери и, вопреки обычаю осторожно постучался.
      Из-за двери не было ни звука, ни бормотания отдаленных голосов.
      Он попробовал ручку. Дверь не была заперта.
      Лорд Ветинари всегда говорил, что пунктуальность – вежливость королей.
      Ваймз вошел.

* * *

      Веселинка старательно соскреб осыпающуюся белую грязь и потом принялся за изучение трупа отца Тубелчека.
      Анатомия была важным предметом изучения в Гильдии Алхимиков, из-за древней теории, утверждающей, что человеческое тело представляет собой микрокосм вселенной, хотя когда видишь вскрытое тело, трудно представить какую часть вселенной символизирует маленькая и красная штучка, которая делает бум-бум когда тыкаешь в нее. Но, в любом случае, все время приходится практиковаться в анатомии, а иногда даже соскребать ее со стен. Когда новенькие студенты начинают свои первые попытки в опытах, их попытки часто бывают удачными, если говорить в терминологии взрываемости. В результате часто получается синтез игр под названием «Полный ремонт лаборатории» и «Найди-вторую-почку».
      Человек был убит серией ударов по голове. Это все, что можно было сказать. Каким-то очень большим тупым предметом .
      Он внимательно осмотрел все тело. Нигде больше не было заметных следов насилия, хотя… было несколько пятен спекшейся крови на пальцах. Но, вообще-то, кровь была повсюду.
      Пара ногтей была содрана. Тубелчек боролся, или, по меньшей мере, пытался защититься руками.
      Веселинка внимательно осмотрел пальцы. Что-то было под ногтями. Там проблескивало что-то восковое, похожее на жир. Он не мог понять, чем это могло быть, но может его работа и заключалась в том, чтобы узнать это. Он со знанием дела вытащил конверт из кармана, соскреб массу из под ногтей в него, запечатал конверт и поставил номер.
      Потом он вытащил из ящика иконограф и подготовился снять рисунок трупа.
      Пока он занимался этим, что-то привлекло его внимание.
      Отец Тубелчек лежал с одним открытым глазом, который ему открыл Ваймз и смотрел в пустоту.
      Веселинка посмотрел ближе. Он думал, что ему показалось. Но…
      Даже сейчас он не был уверен. Разум иногда играет шуточки.
      Он открыл маленькую дверку иконографа и заговорил с джинчиком внутри.
      – Ты можешь нарисовать его глаз, Сидней? – спросил он.
      Джинчик взглянул на него сквозь линзы.
      – Только глаз? – пропищал он.
      – Да. Как можно большого размера.
      – Вы спятили, хозяин.
      – И заткнись, – сказал Веселинка.
      Он установил ящик на столе и присел. Из ящика слышались ших-ших от мазков кистью. В конце концов послышался шум от поворачивающейся ручки и слегка сырой рисунок вылез из щели.
      Веселинка подтянул его. Потом постучал в ящик. Люк открылся.
      – Да?
      – Крупнее. Большой – на весь лист. Фактически… – Веселинка скосил взгляд на рисунок в руках, – нарисуй только зрачок. Точка в середине глаза.
      – На всю бумагу? Вы тронулись.
      Веселинка пододвинул ящик ближе к трупу. Послышались щелчки от рычагов, когда джинчик выдвигал линзы наружу, и затем последовало несколько секунд усердной работы кистью. Вылез еще один сырой рисунок. Он показывал большой черный диск. Ну… в основном черный.
      Веселинка посмотрел ближе. Там был намек, только намек…
      Он постучал в ящик снова.
      – Да, мистер Тронутый Гном? – отозвался джинчик.
      – Только центр, как можно крупнее, спасибо.
      Линзы вылезли еще дальше.
      Веселинка нетерпеливо ждал. В соседней комнате были слышны монотонные шаги Камнелома.
      Бумага вылезла в третий раз и люк открылся.
      – Это все, – сказал джинчик. – У меня кончилась черная краска.
      И бумага былачерной… за исключением крошечной зоны.
      Дверь с лестницы с грохотом распахнулась и влетел вталкиваемый давлением маленькой толпы констебль Посети. Веселинка с виноватым видом сунул бумаги в карман.
      – Это невыносимо! – сказал маленький человек с длинной черной бородой. – Мы требуем,чтобы нас впустили! Кто вы такой, молодой человек?
      – Я – В… Меня зовут капрал Малопопка, – сказал Веселинка. – Смотрите, у меня есть значок…
      – Хорошо, капрал,– сказал человек, – меня зовут Венгел Реддли, я представляю интересы общины, и я требую, чтобы вы отдали нам тело бедного отца Тубелчека сию же минуту!
      Сзади себя Веселинка почувствовал какое-то движение и на лицах впереди вдруг появился легкий испуг. Он обернулся и увидел в дверном проеме Камнелома.
      – Все н'рмально? – сказал тролль.
      Изменчивая фортуна полицейских позволила Камнелому заполучить подходящий нагрудник вместо куска боевой брони для слонов. В нормальной униформе сержанта нагрудники должны были имитировать накаченные мускулы под одеждой. В отношении Камнелома это не срабатывало, он не мог скрыть свои мускулы за нагрудником.
      – Ест какой проблема? – спросил он.
      Толпа подалась назад.
      – Совсем нет, офицер, – сказал мистер Реддли. – Вы, э, просто так неожиданно зарисовались, все это…
      – Энто правильно, – сказал Камнелом. – Я – рисовщик. Энто часто случается неожиданно. В общем, проблема нету, знашит?
      – Никаких проблем, офицер.
      – Странный штук – проблема, – задумчиво сказал Камнелом. – Я всегда ишу проблемы и когда я нахожу, люди говорят, ее тута нету.
      Мистер Реддли собрался.
      – Но мы хотим взять тело отца Тубелчека для захоронения, – сказал он.
      Камнелом повернулся к Веселинке Малопопка.
      – Ты все што нужно сд'лал?
      – Думаю, да…
      – Он мертвая?
      – О, да.
      – Ему могет стат лучше?
      – Лучше мертвому? Я так не думаю.
      Двое полицейских отступили в сторону, давая дорогу для выноса тела по лестнице.
      – Почему ты д'лаешь рисунки мертвого человека? – спросил Камнелом.
      – Ну, э, может пригодиться, чтобы увидеть, как он лежал.
      Камнелом кивнул с умным видом.
      – А, он лежал, не так ли? И еще называется святым человеком.
      Малопопка вытащил рисунок и посмотрел на него. Он был почтичерным.
      Но…
      Снизу к лестнице подбежал какой-то констебль.
      – Есть там кто-нибудь, кого зовут, – приглушенное хихиканье, – Веселинка Малопопка?
      – Да, – угрюмо ответил Малопопка.
      – Хорошо, коммандер Ваймз сказал, чтобы Вы немедленно пришли во дворец мэра, все понятно?
      – Энто капралМалопопка, знаешь с кем разговариваешь? – сказал Камнелом.
      – Ничего, – сказал Малопопка. – Хуже уже не может быть.

* * *

      Слухи – это настолько хорошо продистиллированная информация, что они могут просачиваться сквозь что угодно. Им не нужны двери и окна, иногда им не нужны даже люди. Они остаются свободными и не прирученными, перелетая из уха в ухо, даже не касаясь губ.
      Они уже просочились. Из высокого окна в комнате патриция Ваймз видел людей стекающихся к дворцу. Никакой толпы, нет ничего, что можно назвать хотя бы группами, но броуновское движение на улицах подталкивало все больше людей в направлении дворца.
      Он немного расслабился, когда увидел одного или двух стражей входящих в ворота.
      На кровати лорд Ветинари открыл глаза.
      – А… коммандер Ваймз, – пробормотал он.
      – Что происходит, сэр? – спросил Ваймз.
      – Кажется, я лежу, Ваймз.
      – Вы были у себя в кабинете, сэр. Без сознания.
      – Боже мой. Я наверно… переработал. Ну, спасибо. Не могли бы Вы… помочь мне встать…
      Лорд Ветинари попытался сесть прямо, качнулся и снова опрокинулся назад. Лицо у него было бледным. На лбу проступил пот.
      В дверь постучали. Ваймз чуть приоткрыл дверь.
      – Это я, сэр. Фред Кишка. Я получил Вашу записку. Что случилось?
      – Э, Фред. Кто там еще с тобой?
      – Констебль Флинт и констебль Слаппер, сэр.
      – Хорошо. Пусть кто-нибудь сбегает до моего дома и скажет Вилликинсу принести мою уличную униформу. И мой меч и арбалет. И спальный мешок. И немного сигар. И скажет леди Сибил… скажет леди Сибил… ну, им надо сказать леди Сибил, что у меня здесь дело, это все.
      – Что происходит,сэр? Кто-то там сказал, что лорд Ветинари умер!
      – Умер? – пробормотал лорд-мэр с кровати. – Чепуха! – Он рывком сел, свесил с кровати ноги и упал вперед.
      Это было медленное ужасное падение. Лорд Ветинари был высоким, поэтому падать было высоко. И делал он это вскладчину. Колени у него подкосились, и он упал на колени. Они со стуком ударились о пол и начала сгибаться поясница. Последним стукнулся о пол лоб.
      – Ох, – сказал он.
      – Его превосходительство немного… – начал Ваймз, а затем схватил Кишку и затащил его в комнату. – Я думаю, его отравили, Фред, вот в чем дело.
      Кишка переменился в лице.
      – Бож' мой! Мне сбегать за доктором?
      – Ты с ума сошел? Мы же не хотим, чтобы он умер!
      Ваймз прикусил язык. Он сказал то, о чем думал, и теперь, несомненно, тонкий дымок слухов расползется по всему городу.
      – Но кому-то надо осмотреть его… – сказал он вслух.
      – Правильно, черт побери! – сказал Кишка. – Хотите, чтобы я нашел мага?
      – Откуда мы знаем, что это не один из них?
      – Боже мой!
      Ваймз постарался сконцентрироваться. Все доктора в городе наняты гильдиями, и все гильдии ненавидели Ветинари, значит…
      – Когда у Вас будет достаточно людей чтобы выделить гонца, пошлите его к конюшням на Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, – сказал он.
      Это еще больше поразило Кишку.
      – Пончика? Он ничего не понимает в медицине!Он накачивает наркотиками лошадей на скачках!
      – Просто приведите его, Фред.
      – А что если он не захочет прийти?
      – Тогда скажете ему, что коммандер Ваймз знает, почему Смеющийся Мальчик не выиграл скачки Квирма на прошлой неделе, и скажете ему, что тролль Хризопрейз потерял десять тысяч долларов на этой скачке.
      Кишка был поражен.
      – Вы бьете ниже пояса, сэр.
      – Очень скоро здесь появится очень много народа. Я хочу, чтобы парочка полицейских стояла сразу за дверью – лучше всего тролли или гномы, и чтобы никто не входил без моего разрешения, ясно?
      Было видно, как на лице Кишки мелькают разные эмоции. В конце концов, он смог выдавить:
      – Но… отравлен?У него есть пробовальщики еды и все такое!
      – Тогда, может быть, это один из них, Фред.
      – Боже мой, сэр! Вы никомуне доверяете, не так ли?
      – Нет, Фред. Между прочим, может это ты? Шучу, – быстро добавил Ваймз, увидев как слезы чуть не брызнули из глаз Кишки. – Идите. У нас не так уж много времени.
      Ваймз закрыл дверь и облокотился на нее. Потом он повернул ключ в замке и поставил под ручку стул. Потом он подтянул патриция по полу и перевалил его на кровать. Тот что-то пробормотал, и его веки вздрогнули.
       «Яд,– подумал Ваймз. – Это самое худшее. Он бесшумен, отравитель может быть за много миль, его невозможно увидеть, часто нет ни запаха, ни вкуса, он может быть везде – и вот он делает свою работу…»
      Патриций открыл глаза.
      – Я хочу стакан воды, – сказал он.
      Около кровати стоял кувшин и стакан. Ваймз взял кувшин и задумался.
      – Я пошлю кого-нибудь за водой, – сказал он.
      Лорд Ветинари очень медленно моргнул.
      – А, сэр Самуэль, – сказал он, – но кому Вы можете это доверить?
      Когда Ваймз, наконец, спустился вниз, в большой комнате аудиенций уже собралась приличная толпа. Люди судачили, волновались и были неуверены, и, как все важные люди, будучи взволнованными и неуверенными, они злились.
      Первым подскочил к Ваймзу мистер Боггис, председатель Гильдии Воров.
      – Что происходит, Ваймз? – потребовал он.
      Он напоролся на взгляд Ваймза.
      – Я хотел сказать – сэр Самуэль, – сказал он, теряя некоторую самоуверенность.
      – Я думаю, что лорда Ветинари отравили, – сказал Ваймз.
      Толпа притихла. Боггис понял, что раз он задал вопрос, то он теперь стал центральной фигурой.
      – Э… смертельно? – спросил он.
      Наступила такая тишина, что было бы слышно, как пролетает муха.
      – Еще нет, – ответил Ваймз.
      Все в холле повернули головы. Теперь мир сгустился вокруг мистера Доуни, главы гильдии Наемных Убийц.
      Доуни кивнул.
      – Мне не известно о каких-либо приготовлениях касательно лорда Ветинари, – сказал он. – Кроме того, я думаю, что все знают, что мы оценили патриция в один миллион долларов.
      – И у кого реально есть такие деньги? – спросил Ваймз.
      – Ну… например, у Вас, сэр Самуэль, – сказал Доуни.
      Кто-то нервно хихикнул.
      – В любом случае, мы хотим видеть лорда Ветинари, – сказал Боггис.
      – Нет.
      – Нет. И почему?
      – Указания доктора.
      – Правда? И кто же доктор?
      Позади Ваймза, сержант Кишка закрыл глаза.
      – Доктор Джеймз Фолсом, – сказал Ваймз.
      Прошло несколько секунд пока до всех дошло.
      – Что? Не хочешь ли ты сказать… Джимми Пончик? Он же – лошадиныйдоктор!
      – Я тоже так думаю, – ответил Ваймз.
      – Но почему?
      – Потому что многие из его пациентов выживают, – сказал Ваймз. Он поднял руку требуя тишины. – А теперь, джентльмены, я вынужден вас покинуть. Где-то ходит отравитель. Я хочу найти его до того, пока он не стал убийцей.
      Он стал подниматься по лестнице, стараясь не замечать крики позади себя.
      – Вы уверены в старике Пончике, сэр? – схватив его за рукав, спросил Кишка.
      – Ну, Вы ему доверяете? – спросил Ваймз.
      – Пончику? Конечно же, нет!
      – Правильно. Ему нельзя доверится, поэтому ему никто не доверяет. Так что все нормально. Но я видел, как он отходил лошадь, про которую сказали, что она годится только на колбасу. Лошадиный доктор должен добиваться результатов, Фред.
      И это было правдой. Когда человеческий доктор после многих кровопусканий находит, что его пациент безнадежно скончался, он всегда говорит: «Что поделать, на все воля бога, с Вас тридцать долларов, пожалуйста», и уходит свободным человеком. Это потому, что человеческие существа фактически ничего не стоят. Хорошая скаковая лошадь, со своей стороны, может стоить двадцать тысяч долларов. Доктор, который позволит лошади слишком быстро уйти в великий выгул для лошадей на небесах, скорее всего услышит, проходя по темной улице, чью-то фразу: «Мистер Хризопрайз – очень расстроен»,и ему быстро напомнят, что в жизни бывает много несчастных случаев.
      – Никто не знает где капитан Кэррот и Ангуа, – сказал Кишка. – У них сегодня выходной. Нобби также не могут найти.
      – Ну, хоть за это спасибо…
      – Бинги-бинги-банг-бинг, – послышался голос из кармана Ваймза.