Глава 17

Была среда. До захода солнца оставалось не более часа. Я лежал на животе на высоте холма, откуда был хорошо виден весь комплекс сооружений во владении Траммела. На мне по-прежнему были темный костюм, шляпа и плащ. Мы расстались с Лин всего полчаса назад. Она высадила меня приблизительно в миле отсюда, после тщетных попыток уговорить отказаться от задуманного мною плана, и вернулась домой. Лин боялась, что меня могут убить.

Это случилось в машине, за минуту до того, как я вылез. Лин внезапно придвинулась, обхватила мою шею и поцеловала. Ее губы были мягкими, теплыми и алчущими. В этой минуте, вероятно, было больше шестидесяти секунд, потому что за это время я пережил очень много. Если бы она не отняла рук и не подтолкнула меня, велев идти, я бы, наверное, никогда не ушел! Мне бы и в голову не пришло уйти!

План мой был прост. Я собирался похитить Артура Траммела.

За его домом, между низким темным зданием, называемым «Комнатой истины», и шатром, клубилась пыль. До моих ушей долетел звук отдаленного взрыва — там все старались увеличить площадь для «Дома вечности». На площадке суетилась дюжина рабочих. Однако я обратил внимание еще на нескольких людей в костюмах, которые, казалось, не делали ничего, кроме того, что наблюдали. Вот они-то, скорее всего, и станут возражать, когда я буду похищать «Всемогущего».

Однако на свете существовал только один человек, с чьей помощью я мог оправдаться. И этот человек был Артур Траммел. В отношении его у меня не осталось ни малейшего сомнения. Как только я понял, что он виновник беременности Фелисити и ее смерти, все встало на свои места, разрозненные факты соединились воедино. Я вспомнил горячее выступление Траммела в воскресенье на собрании «наставников» и его поведение сразу же после того, как я упомянул имя Диксон. Тогда он очень постарался вызвать у меня раздражение. Разгоревшегося скандала ему показалось мало — продолжил свои нападки на меня в газете. Теперь я мог даже объяснить, почему тела Фелисити и Диксон оказались в одной могиле.

Вероятно, распорядившись убить Фелисити, Траммел с перепугу не подумал как следует. Потому что из всех мужчин Лос-Анджелеса он, пожалуй, единственный не мог допустить, чтобы его разоблачили. Если бы поползли слухи, что он развратничает со своими молодыми прихожанками, пользуясь их молодостью и неосведомленностью, и таким образом практикует совершенно противоположное тому, что проповедует, Артур Траммел сразу же упал бы в глазах своей паствы и вместо «Мастера» стал бы просто обезьяной. Его преданные траммелиты захотели бы в него плюнуть, так же как этого хотел я.

Фелисити, безусловно, не была единственной пострадавшей. Я подумал, что таких должно быть много. Например, Бета Грин. А помимо этих убедительных причин мне хотелось добраться до него еще и потому, что никто, кроме самого Траммела, не смог бы рассказать всю историю этого преступления по-настоящему, подробно и хоть как-то объяснимо. Скажем, где теперь искать пропавшие тела? Он, вероятно, перенес их в какое-то более надежное место. Но какое? Если мне повезет, это, как и все остальное, я узнаю сегодня вечером. Нужно будет только хорошенько его допросить. Для осуществления задуманного плана мне необходимо было спуститься вниз, похитить «Всемогущего», а затем вместе с ним раствориться.

Внизу, возле стройки «Дома вечности», снова поднялась пыль от нового взрыва, а спустя секунду до меня донесся глухой звук. Когда пыль осела, люди внизу вдруг заметались. Один человек размахивал руками. Другой подбежал к воронке, возникшей в скалистой почве в результате взрыва, и как-то странно стал вертеться вокруг. А все остальные бросились в разные стороны.

Солнечный свет был уже слабым, мне приходилось передвигаться очень осторожно, глядя под ноги. Я понимал — войти в дом Траммела и выйти из него будет нелегко, отлично знал, что мне предстоит отнюдь не пикник, но настойчиво шагал вперед.

Маршрут был выбран правильный, все дальнейшие действия достаточно хорошо продуманы, мне ничего не оставалось, как идти, думать о Траммеле и о Лин и стремиться к обоим.

Спустя какое-то время я уже сидел в темноте в гостиной дома «Всемогущего» на краешке стула, который поставил у окна. Когда совсем стемнело, вылез наружу и полежал на животе возле дома. Затем прокрался к задней двери, открыл ее, воспользовавшись отмычкой, опять вошел внутрь и, отодвинув занавеску, занял наблюдательный пункт. Пока все шло по намеченному плану. Стрелки часов приближались к девяти вечера, собрание должно было скоро закончиться.

Я видел возле шатра примерно полдюжины человек. Их фигуры высвечивались благодаря тому, что одна сторона шатра, как и в прошлый раз, была приподнята. Траммел традиционно обходил с микрофоном толпу, напыщенно произнося что-то бредовое. Потом поднялся на сцену, чтобы завершить свое обращение. Обычно в это время все находились внутри, поэтому я решил, что люди снаружи — охранники.

Хоровая группа начала петь. Пройдет еще минут десять, до того как Траммел покинет «Комнату истины» и вернется сюда, в дом, если, разумеется, повторит свои хитрости с магнитофоном.

Я немного нервничал. Мне не терпелось схватить его, когда он выйдет из «Комнаты истины», если, конечно, вообще удастся это сделать. Я должен был поколебать веру последователей Траммела в его могущество, сорвать с него ореол святости. Ведь чувства, которые испытывали к нему большинство траммелитов, были такими, что даже его собственное признание в преступлении могло не поколебать их веру в него, ослабить ее как-то заранее. Правда, для начала я не мог придумать ничего лучшего, как просто увезти «Мастера» куда-нибудь подальше, в горы, предварительно переломав ему несколько костей.

Между «Комнатой истины» и большим шатром, близко от меня, слева, но все же вдалеке от строительной площадки, где воздвигался «Дом вечности», были натянуты ограждающие канаты. А около них воткнуто несколько столбиков с надписями «Опасно!». Один человек стоял примерно на расстоянии десяти ярдов от каната. Несколько других занимали неподвижную позицию подальше. Как мне было известно, за домом тоже находился человек, но по поводу его я пока не беспокоился.

Пение закончилось, снаружи зажглись фонари и осветили землю. Органная музыка звучала печально. Я видел, как «Всемогущий» спустился со сцены по ступеням, но дальше потерял его из виду, поскольку шатер был набит битком, это несколько мешало. Последнее сообщение о «нападении» на «Мастера» в понедельник привело в тому, что число приехавших на его очередную проповедь достигло рекордной цифры. Их собралось тысячи три, а может быть, и более.

Траммел вышел из шатра. Напряжение, в котором мое тело находилось уже несколько часов, теперь, казалось, сосредоточилось в желудке. Глядя на него, я наклонился вперед, крепко сжал руками оконную раму.

Он шел медленными, размеренными шагами под звуки органа. А когда прошел половину пути к «Комнате истины», двигаясь параллельно ограждающему канату, я заставил себя расслабиться, отнял пальцы от подоконника, чувствуя, как у меня дрожат руки. Вот тут все и случилось.

Там, куда я смотрел, земля вдруг сдвинулась, задрожала, затряслась с внезапным грохотом и вспышкой. В центре этого страшного взрыва, теперь совершенно скрытый от меня крутящимся вихрем клубов дыма и пыли, находился Траммел. На несколько секунд я буквально ослеп, затем с краю этого кипящего облака разглядел человека, который до этого момента стоял неподвижно. Он завертелся и упал. Из его горла вырвался вой.

Пыль начала оседать, а дым подниматься в воздух. Прежнее яркое освещение показалось тусклым и померкшим после той необыкновенной вспышки. Наступила гробовая тишина, особенно пронзительная после только что отгремевшего взрыва. Можно было различить лишь одинокие стенания человека, шевелящегося на земле. Но тишина стояла одно мгновение. Затем из шатра раздался общий стон, изданный тысячами глоток. Вначале он еще как-то сдерживался от потрясения, однако, после того как люди поняли, что произошло, стал нарастать.

В шатре поднялась суматоха. Мне было видно, как отдельные фигуры пробрались под поднятым краем шатра и бросились бежать. Даже не думая о том, что меня могут увидеть и опознать, я тоже выскочил в окно и ринулся туда, где лежал Траммел и еще какой-то человек.

Там уже были десятки людей, опередившие меня на несколько секунд. Но основная масса остановила свой бег и нетерпеливо толпилась, тесня друг друга. Снова воцарилась тишина, прерываемая отдельными вздохами и криками ужаса от созерцания того, что мы, стоящие близко, уже увидели. Я ощущал тошноту в желудке и тупость в голове.

Упавший человек поднялся на ноги без посторонней помощи, хотя сделал это медленно. Стенания его постепенно прекратились. Не глядя на него, я, тем не менее, заметил, как он внезапно остановился, заметив, наконец, то, на что смотрели все остальные.

Артур Траммел был мертв.

Бог мой, он был мертв! И не просто безжизнен — потрясающе, ужасно разорван, неправдоподобно и уродливо растерзан. Кровь его залила землю. Я стоял от него на расстоянии менее десяти футов, вернее, не от него, а от той части, которая от него осталась.

«Всемогущий» лежал на спине. Половина его узкого лица была перепачкана кровью, но другая осталась чистой и почти непристойно белой. Черная мантия, в которую он был одет, разорвалась, полностью обнажив тонкое тело. Из развороченной груди выпирало разорванное мясо.

Одна рука была странным образом подогнута под тело, а левая нога просто оторвана. Она кончалась коленом.

В течение некоторого времени я мог думать только о том, что все мои планы и мечты умерли вместе с Траммелом. Затем, словно надеясь, что каким-то образом, может быть, это все же не он, я подошел еще поближе. Глядя на узкое лицо, вытаращенные глазки, длинный крючковатый нос, на редкость уродливые черты, понял: ошибки нет — это был Артур Траммел, и, вне всяких сомнений, мертвый.

Подбежал мужчина с одеялом, накинул его на неподвижное тело. Снова раздались рыдания. Напротив меня, тихо всхлипывая, плакала какая-то женщина, чья-то рука обнимала ее, стараясь отвести в сторону. Эти действия вывели меня из состояния шока. Я начал отступать, протискиваясь сквозь толпу, стоящую вокруг тела. Внезапно подумал, что кто-нибудь может меня узнать. Однако все глаза были направлены на прикрытого одеялом мертвеца. Я надвинул шляпу глубже на лоб, поднял воротник плаща, чтобы полностью закрыть лицо.

Кто-то наткнулся на меня, я резко обернулся. Но это была всего лишь женщина, тоже пытавшаяся выбраться из толпы. Опустив голову, я направился к дому Траммела и вздохнул спокойнее, войдя в отбрасываемую им тень. И тут кто-то рядом издал восклицание, схватил меня за руку.

Повернув голову, я увидел в полумраке квадратное полное лицо с большими глазами на красном фоне. Это был один из «наставников». Он открыл рот как раз вовремя, чтобы я смог закрыть его апперкотом, предпринятым совершенно неосознанно. Зубы его щелкнули, а пока он падал, я устремился в темноту. Через несколько ярдов оглянулся, но меня никто не преследовал. Картина позади оставалась прежней, люди понемногу отодвигались от покрытого одеялом тела.

Некоторое время я шел без определенного направления, раздумывая о том, как мог произойти такой несчастный случай. Но постепенно меня начали одолевать сомнения, что это был действительно несчастный случай. Очень многие люди желали смерти Траммелу. Мне почему-то вспомнился всплеск активности, произошедший после первого взрыва, который я наблюдал с холма. Впрочем, какая теперь разница, было это так или иначе?!

Я продолжал идти, временами начисто забывая, что мне следует прятать лицо, избегать освещенных мест, стараться не сталкиваться с людьми. Потом вдруг осознал, что нахожусь в знакомом месте, перед знакомым зданием. Автоматически я вернулся к Лин.

Глава 18

Лин стояла в голубом халате. Лицо ее было спокойным, но, открыв дверь и увидев меня, она улыбнулась и произнесла:

— Шелл, я так волновалась!

Затем прижалась ко мне, обняла за шею и склонила голову на мою грудь. Но через минуту отступила, посмотрела на меня внимательнее, хотела что-то сказать и остановилась. Должно быть, по выражению моего лица поняла, что все плохо.

— Что случилось? — Глаза ее были широко раскрыты.

— Все разлетелось. Буквально. К чертям. — Я попытался улыбнуться. — Вернись на место. Подожди. Я выйду и снова постучусь. Попробуем еще раз. Или, может быть...

— Что значит «все разлетелось»?

Я рассказал ей всю историю. Мы сидели на бугристой кушетке, и она, не перебивая, с интересом слушала. Лин знала все — и что я сделал, и что вычислил... знала, как много значила для меня эта ночь.

— Мне очень жаль, Шелл, — проговорила мягко. — Ты уверен, что это был Траммел?

— Да, беби, уверен! Были сумерки, но все его хорошо разглядели. Лицо исковеркалось только с одной стороны. Ты же знаешь, как выглядела эта старая шляпа? Никто никогда не спутал бы его ни с каким другим человеческим существом. И никого нельзя за него принять. Нет, Лин, Траммелу капут.

— Что же ты теперь будешь делать, Шелл?

— Хороший вопрос.

Честно говоря, я понятия не имел, что теперь можно будет предпринять. Мозг мой совершенно отупел от внезапности происшедшего. Мы молча сидели на кушетке. Я откинулся, закрыв глаза. Через минуту почувствовал на щеке дыхание Лин, а потом ее губы — мягкие, теплые и нежные.

Я повернулся к ней, ее губы скользнули по моим, все еще теплые, мягкие и нежные, но ставшие уже более требовательными. Я притянул Лин к себе, крепко прижал. Где-то в глубине ее горла раздавались мурлыкающие звуки. Не открывая глаз, она заговорила со мной почти шепотом.

Утром небо изменилось, стало сыро и холодно. Для депрессии мне не хватало только этой мрачной, серой погоды. Никогда еще я не был так подавлен, как вчера вечером.

Теперь я сидел на кушетке, а Лин — у меня на коленях. И эхо была одна из причин, по которой сегодня я почувствовал себя лучше. Эта женщина умела говорить хорошие слова. У нее был прекрасный логический ум, которым она, однако, пользовалась не всегда, будучи женщиной, а время от времени, как психиатр. И женщина, и психиатр были потрясающие! Постепенно я вернулся к нормальному состоянию.

— Представь себе самое худшее, Шелл, — бормотала она. — Даже если все поверят в ужасные вещи, которые сейчас о тебе говорят, ты ведь знаешь, что это не правда. И я тоже знаю это.

— Здорово! А что дальше? Найти остров, построить там хижину и загорать в течение пятидесяти лет? Подумай только, как замечательно это будет!

На очаровательных гладких щечках появились ямочки.

— Не говори глупостей, Шелл! Ты должен что-то предпринять. Мы знаем, что ты не виновен, значит, должен быть какой-то способ доказать это.

Я хмыкнул.

Она соскользнула с моих коленей:

— Пойду приготовлю кофе, а ты сосредоточься.

Пока она шумела на кухне, я действительно сосредоточился, но безрезультатно. Мир вокруг меня был в огне. Я не мог свободно ходить по улицам, разговаривать с людьми, задавать вопросы и даже стукнуть кого-нибудь по голове.

С утра пораньше мы с Лин прочли утренние газеты и прослушали новости по радио. Всюду обсуждалось последнее событие.

«Наставники» утверждали, что это я взорвал Траммела, разорвав его на куски.

Больше никто такого не говорил, но мое имя все время упоминалось, поскольку парень, которого я сбил с ног, сообщил, что видел меня на месте трагедии. И хотя допускалась возможность несчастного случая, поскольку, как я и сам подумал прошлым вечером, там находились различные взрывчатые вещества и даже смышленый шестилетний ребенок мог устроить взрыв, журналисты на все лады продолжали мусолить мою встречу с Траммелом и «наставниками», а также мое «нападение» на «Мастера» в понедельник. Меня это не очень удивило. Ну и разумеется, множество стрел летело в адрес полиции. На нее и раньше оказывалось давление, но теперь ее просто душили.

Вошла Лин с двумя чашками кофе.

— Ну, так что же ты вычислил?

Я взглянул на нее.

Она улыбнулась:

— Послушай, Шелл, мы слишком много об этом думаем. Это, заметьте, сэр, говорит психиатр. Перестань на какое-то время думать, освободи голову. Пусть работает подсознание.

— О'кей, психиатр! Потребуется нечто большее, чем мое подсознание, сознание и еще восемь чудес, чтобы выбраться из этого дерьма. Ну ладно! Давай поговорим о тебе. Я ведь правда знаю о тебе очень мало. Во-первых, как случилось, что такая молодая, привлекательная женщина стала психиатром?

— Мой отец был психиатром в Дьюке. Поэтому с детства я тоже хотела стать психиатром. Вот и все. Не могу сказать, что благословляю час, когда приняла такое решение, но и не жалуюсь.

Я закончила среднюю школу, шесть лет училась в колледже, потом четыре года в медицинском училище, затем еще четыре в медицинском институте, два года была интерном. После этого несколько месяцев занималась частной практикой, а потом попала в «Гринхейвен».

— Кстати, что там у вас делается? Какие-то типы бродят по коридорам, снаружи тоже происходят странные вещи. Я там увидел и услышал немало непонятного.

— Видишь ли, «Гринхейвен» несколько отличается от большинства подобных лечебниц. У нас действительно среди пациентов нет убийц, как тебе известно. — Она улыбнулась. — Только среди персонала. Больные проходят обычный курс лечения, но при этом особое внимание мы уделяем честности и откровенности.

Я нахмурился:

— А как это увязать с тем, что на людей надевают смирительные рубашки?

Лин снова улыбнулась:

— У нас редко появляются больные в таком тяжелом состоянии, в каком, предполагалось, находился ты. В основном мы имеем дело с умственным расстройством. Это серьезная вещь. Так вот, мы заставляем пациентов быть предельно откровенными друг с другом, и это все, что применяется к большинству из них. Они так привыкли к большим и маленьким хитростям, что многим из них трудно вести себя иначе. Но постепенно такой метод поразительно улучшает их умственное здоровье, поскольку нечестность и обман, которыми эти люди постоянно пользовались в жизни, тревожили их больше всего, независимо от того, сознавали они это или нет. Отсюда и произошли их неврозы.

— Мне кажется, я наблюдал ваш лечебный процесс в действии. — И рассказал ей о двух старых ведьмах.

Лин рассмеялась.

— А многим из ваших подопечных выбивают зубы?

— Никому. Такое может случиться в «Подунке», но в «Гринхейвене» — никогда! У нас не приходят в ярость, ведь все знают, что люди говорят правду. Может, что-то и звучит обидно, но не потому, что хотят сказать гадость. — На лице Лин снова появились ямочки. — У нас не так, как везде.

Я засмеялся:

— Беби, ты можешь себе представить, если бы было везде, как у вас? И все стали бы вдруг абсолютно честными? Не было бы ни войн, ни недоразумений. Не было бы ни коммунистов, ни Эмиля Поста. Не нужны стали бы суды. Отпала бы необходимость даже в детективах! Можно было бы просто спросить человека: «Кто это сделал?» — а он ответил бы: "Я".

Она захлопала в ладоши.

— Подумать только! Рекламные агенты говорили бы: «Эта маленькая пилюлька не вылечит ваш желчный пузырь, а этот шампунь не уничтожит перхоть. Они вообще не помогут ни от чего. Бесполезны».

Лин закатилась смехом, и я присоединился к ней, но вдруг вспомнил о моем деле, и это меня сразу же отрезвило.

— О, продолжай смеяться! Что случилось?

— Просто подумал, что в вашем очаровательном мире я оказался бы в тяжелой ситуации. И Артур Траммел не смог бы развернуть свою деятельность. Беби, готов поспорить, что массу людей в «Гринхейвен» помещают лжецы и другие подонки. По крайней мере, половину.

— Может быть, эта цена, которую приходится платить за цивилизацию? Хотя она того не стоит...

Я допил кофе.

— Знаешь, дорогая, я просто восхищаюсь твоим правдивым миром! Но стоит произнести всего одно слово, и его стены разрушатся. Вот попробуй сказать, что у тебя есть клиент по имени Шелл Скотт, что он в ужасающем состоянии, а ты должна его вылечить...

— Представляю! — не стала спорить Лин.

Мы помолчали, а потом сменили тему.

— Вот мы с тобой знаем, что Траммел забавлялся с маленькими девочками, — сказал я, — хотя ни один траммелит в такое не поверит. Они убеждены — Мастер не может совершить ничего дурного. Как тут быть? Нужны свидетели, люди, которые могли бы рассказать правду о Траммеле и его исцеляющих руках.

— Ты думаешь, могут быть и другие, такие, как... Фелисити?

— Могут быть даже убитые, хотя в этом я сомневаюсь. До сих пор за Траммелом не охотился ни один детектив. Но готов поспорить, Фелисити была не первой девушкой, которую он отправил в «Гринхейвен».

— Значит, все, что нам нужно сделать, — это найти их!

— Да, очень просто. А после того как отыщем — заставить заговорить. Надо знать этих траммелиток, увидеть, какие они молчаливые и как обожают этого типа! Возможно, после его смерти они станут еще большими тихонями. Кроме того, их тысячи. Найти нужных — не простая работенка. Один Траммел знал их имена. — Я помолчал, закурил сигарету и добавил: — Одно имя мне кажется известно. Бета Грин.

Я рассказал, как Бета вела себя, и Лин поинтересовалась:

— Ты думаешь поговорить с ней еще раз?

— Да, но не сейчас. Сначала в этом проклятом городе все должно немного успокоиться и остыть. Хорошо, если и Траммел немного похолодеет.

— Бета Грин, — тихо повторила Лин.

Мы провели ленивое утро и такое же послеобеденное время. Около шести я принял душ, а когда вышел из ванной комнаты, оказалось, что Лин куда-то ушла. В оставленной записке она оповестила меня, что вернется через час или два. Я почти протоптал дорожку на ковре, прислушиваясь, не вставляется ли ее ключ в замочную скважину.

— Где, черт возьми, ты была? — набросился, когда она, наконец, явилась.

— Ходила к Бете Грин.

— Черт побери, сколько раз...

Она подошла близко ко мне и улыбнулась:

— Все уже сделано. Веди себя разумно. Разве ты не хочешь услышать, что произошло?

Я хмурился еще одну минуту, затем буркнул:

— О'кей. Но я все же сержусь. Бета сказала что-нибудь?

— Ни слова! Она напугана. Я расспрашивала ее о Траммеле, о «Гринхейвене», о Диксон, обо всем. Она все отрицает, но не забывай: я хороший психиатр. Я утверждаю — она лжет.

— Ты не должна была ходить к ней, Лин. Черт, ты ведь сама сказала, что если есть место, где я в безопасности, то это здесь, в твоей квартире, в квартире психиатра, который объявил меня психом! Теперь оно стало не таким безопасным. И видишь, ничего у тебя не получилось. — Я сердито посмотрел на нее: — Что ты имела в виду, говоря, что она напугана? Тебя испугалась?

— Нет. — Лин потянула меня к кушетке. А когда мы сели, пролепетала: — Самое странное. Она услышала об этом и говорит, что все траммелиты уже оповещены. Не знаю, верит ли сама Бета в это или нет...

— Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Ходят слухи, что через три дня произойдет воскрешение Траммела.

Глава 19

— Произойдет что? — Я вытаращил глаза. — Кто воскреснет? Не Траммел же, беби! Не представляю себе, где и когда могла зародиться такая идея!

— Похоже, среди траммелитов, — предположила Лин. — Они потрясены его смертью, и большинство из них хочет, чтобы их лидер вернулся. Конечно, принимают желаемое за действительное. Однако теперь, когда распространился такой слух, очень многие в него поверили. И будут верить, что это произойдет, пока не разочаруются.

— Полагаю, надежда постоянно живет в человеческих душах. Но интересно, как же возник такой слух? — Я помолчал, а спустя некоторое время улыбнулся Лин. — Черт, по-моему, ты готова поспорить, что Траммел не воскреснет!

На этот раз она уставилась на меня.

— Беби, боюсь, ты можешь проиграть. Эти жаждущие чуда траммелиты не разочаруются. Конечно, это не будет настоящий Артур Траммел, если только они не сумеют собрать все его куски, но что-то такое, что пастве его вполне заменит.

Она ухмыльнулась:

— Между прочим, я считаюсь психологом!

— Ну, тут мы с тобой на равных. Я считаюсь детективом. И все может быть именно так, как я думаю. Уцелевшие «наставники» постараются не упустить ситуацию из своих рук. Траммелизм — большое дело, очень доходное. И становится могущественным. Но без Траммела это будет просто еще одна секта. Если «наставники» хотят сохранить бизнес, их босс должен вернуться, и он вернется!

— Шелл, — мягко проговорила Лин, — я не понимаю, что ты имеешь в виду. Это, конечно, неосуществимо. Ты ведь знаешь, как выглядел Траммел. Он был уродом!

— Что ж, может, они отыщут какого-нибудь тощего типа, стиснут его голову тисками и... Короче, сделают так, что он будет достаточно похож на их лидера. А воскрешение, скорее всего, будет происходить темной ночью, и тощий тип с клювом, как у Траммела, выползет, восклицая: «Аллилуйя!» Кучка присутствующих прихожан не сможет как следует рассмотреть мошенника, а спустя несколько секунд его уберут. Но из уст в уста очень быстро будет передаваться: «Мастер воскрес!» Ну, как вам это, доктор Николс?

— Давай я лучше посчитаю твой пульс, мистер Скотт. Но может быть, ты и прав.

Мы пообсуждали это еще некоторое время, затем переменили тему. Последнее, что я об этом сказал, было:

— Что ж, поживем — увидим.

Долго нам ждать не пришлось.

Лос-Анджелес известен своей любовью к сплетням. Однако последующие три дня — пятница, суббота и воскресенье — были самыми сумасшедшими, фантастическими и ненормальными днями, которые даже в этом городе, как мне кажется, наблюдались впервые. Это был взрыв, бомба замедленного действия.

В пятницу, на другой день после того, как я сказал: «Поживем — увидим», к нашему удивлению, слух о предстоящем воскрешении, который накануне передавался шепотом, превратился чуть ли не в громкий крик. При этом никого не смущало, что объявленный «третий день» отсчитывался, как ни странно, не с момента смерти Траммела, а с четверга, когда поползли слухи. Но это было просто несущественной мелочью по сравнению с фантазиями о том, каким грандиозным будет предстоящее событие.

Зародыш безумия и фанатизма разрастался буквально на глазах, охватывая все больше и больше людей, достигая даже самых отдаленных мест. Естественно, новость не обошла и газеты, которые не преминули посвятить небольшие заметки еще одной забавной истории.

Однако на второй день из разряда заурядных местных происшествий она стала превращаться в настоящую сенсацию, что в принципе еще как-то можно было понять. Почему бы не поговорить о чем-нибудь необычном! Естественно, не многие из миллионов читателей воспримут это всерьез.

Между тем возбуждение среди траммелитов и членов других сект и даже обычных жителей Лос-Анджелеса росло не на шутку. Вера и неистовая надежда вскоре сменили слух на исторгаемый верующими лозунг: «Траммел воскреснет!»

И хотя лихорадка охватила главным образом дураков, неуравновешенных и просто тронутых, пугало, что таких оказалось немало. Люди с невероятной легкостью поверили в патентованную ложь.

В субботу утром предстоящее событие стало в некотором роде официальным, поскольку «наставники» на полном серьезе сообщили некоторым траммелитам, что Артур Траммел возродится в воскресенье, в три часа пополудни, и даже назвали место, где это произойдет. Приблизительно я его знал — не раз тренировался там в стрельбе по мишени или по консервным банкам, поставив их у подножия скалы. Оно находилось в нескольких милях от Лос-Анджелеса, возле небольшого городка Холлис.

Трудно поверить, но газеты подхватили и эту галиматью. Не отстало от них и радио. И хотя преподносилась эта информация с юмором, тем не менее граждане были оповещены.

Мы с Лин обсуждали это.

— Для «наставников» главное, чтобы им поверили, — высказался я. — Если траммелиты уверуют, что их «пастор» воскреснет, они поверят во что угодно. Деньги потекут рекой. «Наставники» станут миллионерами.

Лин хмурилась.

— Шелл, в четверг вечером я с тобой согласилась. Твое предположение было вполне реальным и таким остается. Но не похоже, что это будет небольшое представление лишь для горстки траммелитов. И к тому же будет происходить не при свете луны.