Ненавистная служба: Что ни день, так удар. Живописная дружба: То проклятье, то дар.
      В горле рвотные крошки Сдобной булки земной. Лишь собаки и кошки Безраздельно со мной.
      Моя бедная Ора (Я - неправедный муж) Скандальезного ора Не стесняется уж.
      Человечка б, словечка... Фитилек мой погас. Рвет траву, как овечка, У крылечка Пегас.
      4 июня 1983 года
      57.
      МАКСИМИЛИАНУ ВОЛОШИНУ
      Прожив неполную неделю Под Кара-даговой грядой, Я уезжал из Коктебеля С такой щемящею тоской, Что увлажнялось сердца око Слюною с кровью вперемеж... Под дуновеньем нежным рока Я ощутил такую брешь В себе, в судьбе, в житейской вере... Самокопание - чума! Вот и воздалось в полной мере Мне за прельщение ума... Как сладкопевец Сирин, вежды Я закрывал, болтая дичь, Свои нелепые надежды Пытаясь коротко обстричь. Каким-то полоумным теткам Читал с листа крутую ложь, Соображая очень четко, Что пропадаю ни за грош... И словно желтохвостый кенар Чего-то верещал, свистал, И как провинциальный тенор Автографы я раздавал. Кому-то мерзко улыбался Все невпопад: то да, то нет... Каким я был, таким остался, А мне почти что тридцать лет.
      1 июня 1977 года
      58.
      А. Б.
      Мой путь не извилист, но кляузен. Судьбы незатейлива лепка. Как тот пресловутый Мюнхгаузен, Я спутан тенетами крепко.
      Барон, мы теперь в обороне. Как Вы, я - бездельник и псих. Веди же меня, чичероне, По саду видений своих.
      Барон, мы сейчас в нападенье. Остроты опасней клинка. Что толку в паденье, в раденье Скулящего нервно щенка.
      Барон, мы на пире... - В сортире Вонючем и тесном, как гроб. Сбренчать бы на лире, но в тире Мне кто-то прицелился в лоб...
      ...Обрушится снежной лавиною Заемное лживое кредо И станет для нас с половиною Эрзацем шотландского пледа.
      27 декабря 1981 года
      59.
      ПИСЬМО АНДРЕЯ БЕЛОГО К НИНЕ ПЕТРОВСКОЙ
      Д.
      Все бросив и уехав в Нижний Забыться в площадной гульбе Я - хулиган и трутень книжный Скучал и думал о тебе
      Как ни играй с собою в прятки Как ни юродствуй и ни лги Приходят святки - взятки гладки Помилуй мя и помоги
      Мороз и толчея у стойки Похмелье... вьюга над Венцом Я еду к Метнеру на тройке С глухим до боли бубенцом
      В багете в кабинете Гете Сияет рамой золотой Хозяин в бархатном жилете Нальет мне рюмочку простой
      Нальет мне рюмочку... я выпью... Как Валтасарово кольцо Над пьяной и угарной зыбью Возникнет милое лицо
      Ну - бес - загадочно и лестно Беду мне новую сули... Звучи - единственная песня В метельной иглистой пыли
      Пусть пляшет в сердце ретивое Где тонко - там порвется нить Есть нечто роковое, злое В том что нельзя соединить
      Все бросив и уехав в Нижний Забыться в площадной гульбе Я - хулиган и трутень книжный Скучал и думал о тебе
      8 ноября 1972 год
      60.
      Кукленок, позер, ходя-ходя На нитке висит, не дыша. Витальная сила уходит. В потемках и струпьях душа.
      В трясучке бумажное тельце. Песчинки в картонной башке. Какое нехитрое дельце: Сломаться в неверном шажке.
      Забавник с сердчишком-игрушкой, Китайчик с мочальной косой Тягаться решил со старушкой, Владеющей ловко косой.
      Премьер нитяного театра Отравленный, битый, хромой Пиеску сыграл психиатру И еле отпущен домой.
      И в ящике душном из досок, Смиряя тошнотную дрожь, Ругает себя, недоносок, За силу, за слабость, за ложь.
      28 января 1983 год
      61.
      НИКОЛАЮ КЛЮЕВУ
      К. А.
      О, христотерпец, выговский вещун, Запечник каргопольский, щур нарымский, Омыть стопы твои тебя ищу. Сымай суму, ставь посох пилигримский.
      Не сигом по Сухоне лупит рок, Литою гирей бьет под вздох и насмерть... Вертайся вниз, ступи на мой порог, Как в струпьях нищий на резную паперть.
      Что видел в белой Индии своей? Что насбирали анделы в котомку? Словес-смарагдов горсть не пожалей Безбожному и скучному потомку.
      Апостол Петр, наверно, насушил Тебе в дорожку сладкую морошку. Ты жил, как умер, и, как умер, жил. Попей чайку, погостевай немножко.
      Повой, родимый, вьюгою в трубе, Как кот запечный, поскребись о стены, Поведай, замогильный гость: в судьбе Какие ожидать мне перемены.
      Перекрести набрякшею рукой, Не хмурься на табачный запах пыли. Помолимся вдвоем за упокой Тех, что свое уже давно отжили...
      Встает, рукою опершись на стол. В глазах - огонь, всесветно бьющий с неба. Уходит тихо, смачно плюнув в пол... Под скатертью - в тряпице - пайка хлеба.
      11 августа 1977 год
      62.
      Вас распустили по указу, Смастряченному холуем, Чтоб чумоносную заразу Вы унесли за окоем.
      Приказ был дан шагать не в ногу Нерастолкованно нелеп Вам не прогатили дорогу, Не испекли с изюмом хлеб.
      И, сняв с довольствия поротно, Дав благодарно по рогам, Вас обрекли бесповоротно Апостолическим трудам.
      И тронулись, и побежали, Крича на птичьем языке, Неся заветные скрижали Брошюркой тоненькой в руке.
      И растеклись по Ойкумене Тьмы жен, манипулы мужей, Чтоб тесто душ кроваво пенить Чужими пачками дрожжей.
      И клеветать, и лицемерить, Пытать, прощать, казнить, плясать, Принудить всех к животной вере И руку грязную лизать...
      Чтоб над ликеем и амбаром На вековечные года Прореял дьявольский лабарум Алчбы и рабского труда.
      25 октября 1978 год
      63.
      ОСИПУ МАНДЕЛЬШТАМУ
      "И у костра читает нам Петрарку..."
      Тень улыбки пробежала по губам О туманный пророческий зов Обвиняется коллега Мандельштам В сочинении прелестных стихов
      Мандельштам - златоуст Искупительная жертва людей В имени Вашем слышу хруст Переламываемых костей
      Жизнь - неразгаданная молвь Смерть - немота пустота Ваша немецкая кровь Падает в гётев стакан
      Вы рассорились с грубым веком На него замахнулись стеком Сочинитель пророк педант
      Вы под милой фебовой аркой Там где ворон зловеще каркал Наизусть читали Петрарку Рифмоплет трясогузка талант
      На балу в салоне в охранке В Петербурге в тюрьме на Лубянке Вас хранил белокрылый архангел От безумья коварства лжи...
      "Я в мир вхожу и люди хороши..."
      Из прихожей Вам калоши Принесет век-волкодав И вальяжный Макс Волошин Вас потреплет за рукав
      Наше русское раздолье Наш загадочный народ "Баратынский из подполья" Вас в "Собаку" поведет
      Там роскошные таланты Инсценируют грехи Там Вы выпьете "Спуманте" И попишете стихи...
      И если мне придется у костра Мечтать о миске нищего приварка То Мандельштама вспомню я сперва И лишь потом Торквато и Петрарку
      1 мая 1966 год
      64.
      ЧУДАК - В СУДАК,
      КОБЕЛЬ - В КОКТЕБЕЛЬ,
      А ДУРАК - НА КАРА-ДАГ.
      Коктебель.
      А. М. Р.
      Полынный ветер скалами согрет, Сомкнувшимися будто бы на спевке. Здесь выспренно дурил жиреющий поэт, И сбрасывали вес писательские девки.
      Библейские проплешины холмов Излюблены туристами в туниках. Зов Киммерии. Пыль ристалища богов... И лом бутылочный на кара-дагских пиках.
      Ржаное ржанье краснорожих крикс-варакс. Желе медуз, сияньем облитое. Шепните на ухо, ясновельможный Макс, Не зябко ли лежать под новенькой плитою...
      И я там был, и салом прел нутра, Пил корвалол - не старокрымский допинг... По вечерам не надевает Пра Свой молью траченый, Но импозантный смокинг.
      Судак.
      Б. Н. Б. (А. Б.)
      Бесстыдно светоносное тепло В подсиненном желе воды и неба. Слепящий пляж, как тертое стекло, Глоток вина и вес буханки хлеба.
      Прибою монотонному внемли, Держась лопатками за лоб скалы покатой... Се - заповедный уголок земли, Где плачут тени скифов и сарматов.
      Скатившись в море, наг и бездыхан, Разуй глаза на золотое пламя. Здесь некогда немытый крымский хан Шитьем шатров тягался всласть с богами.
      Воззрись окрест: старухи и скопцы Дно боронят хвостом, копытом, рылом. Когда-то итальянские купцы Тут девок тискали с галантно-потным пылом.
      Зри: генуэзской крепости излом, Дерзнувший в прах рассыпаться по скалам... Внизу торгуют розовым вином И дамских прелестей перегорелым салом.
      Кара-Даг.
      А. В. Л.
      Смири гордыню. Помолись. Судьба слепа. Доверься инстинктивному уменью. Уходит в небо горная тропа. Ступай, держась за ветви и каменья.
      Три тысячи шагов в палящий зной. Неверная щебенка колет ноги. Из-под надбровных дуг смахни рукой Слепящий пот, упав на пол-дороге.
      Тропа теряется в камнях, ползи туда. Зажмурь глаза на круче перевала: Внизу, в полуверсте, кипящая вода Бесшумно бьет в обугленные скалы.
      Запомни диво это. Поиграй, Побалансируй на ветру над миром... Невероятен первобытный рай, Расчерченный парящих птиц пунктиром.
      Не выбирай проторенных дорог, Спускайся вниз по горному распаду... Колючки терна. Сухо пахнет дрок. И под тобой поют в траве цикады.
      Лето 1977 год
      65.
      Напьюсь в сосиску, начудачу В последний раз и напоказ, Войду в нетопленую дачу И отверну на кухне газ.
      Балонный окисел метана Вдохну, как наркоман дурцу, Пока посмертная сметана Не растечется по лицу.
      Небрит, кромешен, неприятен, Как черт горячечный, в углу Я в диадеме трупных пятен Валяться буду на полу.
      Разбухну жижей разложенья. Впитают стены трупный яд. Мне мыши в сытом возбужденье Глаза и уши отъедят.
      Сухие легкие сугробы Мой склеп убогий занесут, Пока истлевшего без гроба Не призовет Господь на суд.
      И я скажу: Всевластный Претор, Не верь, не бойся, не проси Меня, - я - шелудивый ретор, Немытый пасынок Руси.
      Махнет Господь ладонью старой, Даст кипятку и табаку, Укажет тесаные нары, Где я угреюсь на боку...
      И с губ сотру собачью пену, Стопы пречистые лизну, Осознавая постепенно Немыслимую новизну.
      11 мая 1979 год
      66.
      ЮРИЮ ЖИВАГО
      "Я гордый римлянин эпохи апостата..."
      Во сне свинцовой яростью метнутся На нежный берег алые валы Из чадной пещи хмурых революций Приветливо рукой махнете Вы
      Стальной ланцет стального катаклизма Взносила ввысь державная рука Вы спрятали останки гуманизма Под саваном Ванятки-дурака
      Исторгнув искры грозное кресало Зажгло пожар неслыханнейших смут В огне шипело человечье сало Вы шли - как Он - на каиафов суд
      Брат на врага кретин на супостата Поднялись закружившись в вихре бед Как римлянин эпохи Апостата Все понимая Вы сказали "Нет"
      Кровавый пух разрубленных воскрылий Припудрил Ваш батистовый хитон Когда надменно топоры рептилий Долбили среброглавый Киферон
      Сегодня мы - печальные потомки Как крысы в отгоревших закромах Обшариваем пыльные котомки Оставленные Вами впопыхах
      8 ноября 1968 год
      67.
      В хрущевско-блочную беседку С женой дорожку проторив, Я коммунальную соседку Боготворил, обматерив.
      Подныривая в чье-то ретро Булгаковский ажиотаж Делил на кухне дециметры, Уверовав в благую блажь.
      За коридорную картошку, За лампочку в пятнадцать ватт Взаправду, а не понарошку Орал я родине виват.
      Гиньольно-фарсовая сценка (Жиличек театральный зал), Когда пробойником я стенку И дюбелями пронизал.
      В саду бухие крикс-вараксы Бутылки чмокали взасос. На нашу рыженькую таксу Писала бабушка донос.
      Кондовый новый участковый Под хруст наглаженных манжет Усваивал сей бестолковый, Но не бесхитростный сюжет...
      Как в коммуналке нашей мило... Не дай мне, Господи, пропасть! Ведь и отдельные могилы Отменит скоро эта власть.
      8 июня 1979 год
      68.
      Соседка гремела в тазы На кухне и харкала в мойку. А я листал Чжуан цзы, Развратно улегшись на койку.
      Старуха жарила корки И хрумкала их потом. Я строчек-раковин створки Разламывал пером.
      Шизоидные торосы Раскалывая с трудом, Не пишет она доносы: Ее напугал дурдом.
      Чернильно-словесную жижу Не льет намеченным в пасть... Господи, я ненавижу Ее, как фашистскую власть.
      Откуда такое чудо? Богатый какой типаж! Не может меня, паскуда, Взять на свой карандаш.
      Заржавели трупные крючья, Обрызганные слюной. Повадка осталась паучья, Но яд превратился в гной.
      Не можешь меня повесить, Распять и колесовать. Приятственно мне, повесе, Стиха звукоряд ломать.
      Мерзоидна и убога, Постигшая Дао и дэ, Должно быть, народу много Спровадила в НКВД.
      Распухших костей бряцаньем Косую спугнуть сумей. Я - жизни твоей отрицанье А ты - поруганье моей...
      28 октября 1979 год
      69.
      Т. - Ю. - К. - И.
      В суете и кутерьме Не до слез и смеха. Друг в могиле, друг в тюрьме, Друг туда уехал...
      И печальный, и седой, Трезвый, не похмельный Я кумекал над бедой Долгий срок недельный.
      Хоть беда и не моя, Рвет на части душу... Ледяная колея Сквозь метель и стужу.
      Ласковые господа, Братики-сестрички, Натуральная беда... Не испить водички,
      Водочки не полакать... Ангелы и беси ! И Господня благодать Ничего не весит.
      Стелит жесткую постель Пакостное лихо. Обморочная метель Подпевает тихо.
      Вьется сухонький снежок. Горюшко подперло. Мне железный сапожок Наступил на горло.
      Застят взор из-под бровей Льдистые иголки. Алчут кровушки моей Человековолки.
      Не пробиться никуда. Нет того разбега... Настоящая беда, Как дольмен из снега.
      Воют черные ветра Зло и одичало. Надо ехать со двора, Начинать сначала.
      6 января 1981 год
      70.
      Был вечер *********... Телевизор Его, как шведский стол, сервировал Поэт куражился: капризные репризы, Как рыночная баба, выдавал; Манерничал продуманно пластично, Плескался омулем в цензурном котелке, С улыбкой скорбной женщины публичной И с кукишем, зажатым в кулаке. Вийон сибирский, хлопчик, сучий потрох. А ведь ему уже под пятьдесят... Все так же порошок зубной за порох Нам вольнодумцы принимать велят... Как распинался он луженой глоткой За родину, за вольность, за народ. И как полосовал словесной плеткой Процеженный блатной московский сброд. Бард малограмотный, всея Руси заступник, Печальный страстотерпец-потаскун, Сознательный растлитель и преступник, Дозволенной поэзии сегун Хрипел и приседал, и задыхался, И, в раж входя, себя колесовал, И под конец так гнусно обмарался, Что даже зал в ладошки заплескал. Мишень и средоточье русской боли, Советский кривогубый соловей, Что знаешь ты о нашенской юдоли? Ты пой и пей, да дело разумей. Лакей и лицедей, ты столь нескромен, Что микрофон краснел, как светофор. Квасно, красно, неслыханно погромен, Надменной музы язвенный позор... Слагай свои убогие эклоги, Печатай миллионным тиражом. Российские поэты-полубоги Прирезаны разбойничьим ножом. А вы, ценители словесных исхищрений, Гурманы соловьиных языков, Внимайте: се - национальный гений Вам за грехи и до конца веков.
      23 марта 1979 года
      71.
      Плодящаяся деревенщина В словесности... Ажиотаж. Дозволенная экривенщина. Вольнолюбивый эпатаж.
      Плуты, кликушеньки базарные, Расхристанные апаши... Не за кредитки гонорарные, Писатель, для души пиши.
      Горит медаль лауреатская, Как сатанинское клеймо... Оставь свою повадку ********, Провравшееся дерьмо.
      К чему натужно россиянина Вздымать на шаткий пьедестал, Уэллсовского марсианина, Что кровь лакать не перестал.
      Аксессуары: водка, воблочка, Душевный говор закута... Шовинистическое облачко Вокруг имперского кнута.
      Хмельные слезоньки бесстыжие: На торге каяться не трусь... Глумливо - ряженые-рыжие Оплакивают труп твой, Русь.
      Национального достоинства Ревнители, ступайте вон. Христово ангельское воинство Не пустит вас на тот амвон,
      Где мученики и угодники С собой и с Господом в ладу... Отступники и греховодники Исчахнут в пепельном аду.
      2 сентября 1982 год
      72.
      КОНСТАНТИНУ И ЗВИАДУ ГАМСАХУРДИА
      Как-то зябко мне, душно и плохо. Сквознячок инфернальный, как пар... В кабаке свою пховскую чоху Я оставил вчера за динар.
      Нас принудить к неправедной вере Возмечтал исламит Альф-Арслан. Азнауры мои, хевисбери, Неспокоен опять Лазистан.
      Царь царей, Авшанидзе Глахуна, Бог и раб кровожадных химер, Уплачу смертоносную куну Я за душу твою, Чиабер.
      У Христа моя кроткая Тихе... Собирает войска спасалар. За победу мы пьем в Уплисцихе Под узорчатой тенью чинар.
      Ждет в веках несказанная слава Тех, кто в битвах положит главы. Мандатуры мои, эриставы, Харалужные латные львы.
      Чтоб в бою вы не осоловели, Подниму я за вас турий рог... Стой незыблемо, Светицховели, Осиянный Господень чертог.
      Сельджукиды, язычники-твари Да склонятся под игом мечей... Пусть купается каменный Джвари В водопаде незримых лучей.
      25 октября 1980 год
      73.
      Из всех вероятностных множеств, Стасованных веком в пасьянс, Я выбрал: шестерку ничтожеств В системе людей де сиянс.
      Пишу ахинею и дичь я (Снедает тщеславья азарт), Меняю частенько обличья, Как шулер рубашки у карт.
      Суконный колпак лжепророка Надежно мне уши закрыл. И, право, какая морока Выдергивать перья из крыл.
      Из крыльев, как учит учебник Такого, как я, дурака. Плевать: тупорылый нахлебник Не знает азов языка...
      Безжалостны, злы и летучи Виденья. Я ими томим. На Ладожском озере тучи Клубятся над домом моим.
      Там лоси живут и еноты. Там рыбой сверкает канал. Иные, мажорные ноты В себе я впервые узнал.
      Душа - полигон червоточин Здорова всего лишь на треть. Мой дом удивительно прочен, И в нем я хочу умереть.
      5 мая 1981 год
      74.
      Ей.
      Ветер свищет, рыщет, вертит Листьев ржавое рыжье. На сто верст один, поверьте, Я - две кошки, пес, ружье.
      Лупит дождь в огрызки ставен Утомительно не нов. И ревет всю ночь "Коль славен..." Хор озерных бурунов.
      Размышляю о Плутархе, Разводя зубцы у пил. А гадючью мысль об Архе Я в канаве утопил.
      Бесы, когти берегите, Уползайте за кордон... Медитации по Гите Рвут небес сырой картон.
      Огнедышащая сфера Фейерверком рухнет в ад, Коль любовь, надежда, вера Не задержат камнепад...
      Допотопная коптилка Освещает белый лист. Жив пока еще курилка, Виршеплет и стрекулист.
      Простучал мотором глиссер По каналу, вдоль куртин. Я нанизываю бисер Снов, видений и картин.
      Принцепс - в избяной державе Повелитель мух и крыс Я бубню: - Осанна, Аве Тем, кто чрево мне изгрыз...
      Одинок, я прячусь в лузу, Как бильярдный верткий шар, Страстно жду ворчунью-музу, Ворошу поленьев жар.
      Сероглазая планета Всходит над печной трубой... Никого на свете нету: Ты да я... и я с тобой.
      4 ноября 1983 год
      75.
      А. Ис.
      Художник полубог мальчишка златокудрый Тебе я приношу стихов несносных сор Возлюбленный мой брат смиренно богомудрый Прими мой тайный грех гордыню и позор
      О сколь кровопотлив труд памяти Господней Как страшен чистый лист и белизна холста Обстали бесы нас хохочут в преисподней Под тяжестью креста идем путем Христа
      22 апреля 1977 года
      76.
      Как мышь, залезу в перепревший стог. Видения, таблетки, переплясы. Меч отзвенел, я подвожу итог. Не все ж точить неугомонно лясы.
      Я жрал и пил на жизненном пиру, Тянулся к вологодскому стакану. Не изменив ни другу, ни перу, С подмостков жизни хрустко в Лету канул.
      Пошли круги по бешеной реке. Я выплыл, как гнилая половица. Но ангелы в разбухшем старике Не узнают пророка и провидца.
      Мне повезло. Я не пошел ко дну, Обматюгав Гермеса и Харона. Я б отдал сорок жизней за одну Обычную - без плахи и короны...
      Ночь на излете. Зенки утомив, Строчу стихи в тетрадке без оглядки. Переводной картинкой сохнет миф: Я - несравненный капитан Лебядкин.
      Бог посылает содомитам СПИД, Проказу - тем, кто песенки слагает. Но Беатриче десять лет не спит, Меня спасает и оберегает.
      Живя в раю морозных вьюг и хляб, Бежав от суесловья и злословья, Я допустил непоправимый ляп, Брульон судьбы испачкав жирной кровью.
      Сорвав лекарств узорный капюшон, Стучусь виском простреленным в ворота, Самонадеян, жалок и смешон, На обормота нету укорота.
      Фуфайка. Табачок. Сольцы щепоть... Грехов тугих весомая гирлянда. Возьми меня на общие, Господь, Я отслужу и пайку, и баланду.
      Стихов моих одическая рать. Дурдомские хворобы и заботы. Аз верую: не тяжко умирать, Но смерть - такая нудная работа.
      5 декабря 1986 год
      77.
      М. М.
      У меня в деревне утро Дождь прошел, и ветер стих Многомудрое, как сутра, И прелестное, как стих.
      У меня в канале - рыбы, Крысы-нутрии, бобры. На лугах - гранита глыбы, Что волок ледник с горы.
      У меня в болоте - утки, Лоси, клюквенный распад... Сочиняет прибаутки Неудавшийся комбат.
      У меня в лесу - обабки, Мухоморы, комары... Я купил избу у бабки, Улетел в тартарары.
      Я иду тропинкой древней Меж каналов над водой. Я горжусь своей деревней, Как любовницей - Годой.
      В огороде - космы ветра. Ласточки над головой. Усладительное ретро. Я - счастливый и живой.
      17 апреля 1983 года
      78.
      Я отравлен и затравлен. Сон утратил и покой. На тот свет почти отправлен Черта праведной рукой.
      Демонический экслибрис На невышедших стихах. Омерзительная гибрис. Воспаленье. Боли. Страх.
      Неизбывного позора Загустевшая волна. Что себя убить, что Ору... Заплатить за все сполна.
      Был услужлив я и важен, И талантлив, как лиса... Крест поставлен. Я спроважен В залетейские леса.
      Никогда мне не собраться. Не отмыться от дерьма. Неприятнейшая, братцы, Получилась кутерьма.
      Без запинки, без заминки Всех прошу - я - хулиган Превратить мои поминки В непристойный балаган.
      Инфернальная причуда В утомительном бреду... Верю в чудо, верю в чудо: Я воскресну и приду.
      Из-под маски лицемера, Подлеца и прихехе Зазвенит упруго мера В хореическом стихе.
      16 апреля 1983 года
      79.
      Я медленно сходил с ума...
      Александр Блок
      Я сумрачно схожу с ума. Брезгливо руку жму мильтону. Тюрьма, бесчестье и сума Просроченный билет в Ментону.
      Таблеток ржавый шкворень в мозг Вколочен, фармацевтом мерян. Меняю масть, теряю лоск, Как запаленный сдуру мерин.
      Белохалатный мажордом Приветно кланяется в пояс. Я побарахтаюсь... в дурдом Не сдамся и не успокоюсь.
      Я побреду наверх, где свет Назойливый и незакатный. Бонжур, станичники. Привет! Оттуда нет пути обратно.
      А на прощальный посошок (Мила мне вялая беспечность) Приму снотворный порошок На шаг ноги, на бесконечность.
      Но все ж строку я сладить смог, Отрезать ломоть каравая... Январский сатанинский смог. Не сплю, хвораю, умираю.
      И обморочное забытье Мне кровью заливает бельма. Мигрень. И в сердце колотье. И пляшут огоньки Сент-Эльма.
      11 января 1983 года
      80.
      **** бояться...
      Иосиф Бродский
      Как жулика влечет за ворот В кутузку узколобый мент, Меня насильно тянут в город В неподобающий момент... Мои приладожские Веды, Моих брульонов строй и стать Не удосужась полистать, Меня засудят блоковеды... Вострят ученые мужи Ножи мясничьи и гужи, Беспечной вольности взамен Мне предлагая В.М.Н.1
      Чадит соляркою лампада. В лесу - двустволок канонада. Под горький шелест листопада Спрошу негромко: **** надо? Невмоготу мне в Петрограде, Так отпустите, Христа ради: Пусть сумасшедший Робинзон Вкушает сон, пистон, озон. Помилосердствуйте, дружки... Стреляй! Он дунул за флажки.
      Как вольнодумцы-гверильясы, Адепты пятьдесят восьмой По мою душу точат лясы И обшивают ложь тесьмой... Неповоротен, как верлибр, Мне метит в лоб большой калибр, Что поднял тихий ангелок (И ворошиловский стрелок). Браток, где ж вольные хлеба? Пальба. Пальба. Пальба. Пальба.
      Тропинку проторив лихую, Я ухожу... Ступайте к ***. В паху колючки, в ягодице... Мой мех на шапку не сгодится. Я - плотояден. Простокваша Для вас, не для таких, как я. Моя душа - душа не ваша. Моя судьба - судьба моя.
      9 октября 1983 года
      81.
      Т. К. Россиянские игрушки: То раденье, то погром... Я орудую в избушке То пером, то топором.
      Видел ангела и беса. С Достоевским чай варил... Злоречивого балбеса Бог поэтом сотворил.
      Стырив тютчевский чинарик, Затянусь на полный вдох... Керосиновый фонарик Почадил, да и подох.
      Тяжко мне и худо, братцы.. Растоплю вещунью-печь: Надо бы в избе убраться, Да пожрать чего испечь.
      Деревенские работы, Незатейливый уют Прогоняют прочь заботы, Душу греют и поют.
      Ленинградских чистоплюев, Кукловодов рабьих склок Презираю, словно Клюев, И жалею, будто Блок.
      Эмигрировав из клира Потом пахнущих творцов, В огород повешу лиру, Как скворечник для скворцов...
      18 сентября 1983 года
      82.
      ПОЭТАМ ПРОКЛЯТЫМ
      ...Мещанская драма. Холуйский смешок. Судьба Мандельштама Барак и мешок. Морщины. Седины. Скандальная гнусь. Гортанью Марины Пред Богом клянусь. Партийных буржуев Имперские сны. Бугаев и Клюев Молитесь за ны. Как майская пчелка, Зароюсь в песок. Ахматовой челка Щекочет висок. Подобие знака Мне выжег палач. Шаги Пастернака. Шушуканье. Плач. Приятель, налей... так На четверть стопца. Кузминская флейта Да славит Творца. Наветы. Запреты До Судного дня. Большие поэты, Простите меня. Хоть ростом я вышел, Умом не дошел. Позвольте, как мыши, Проникнуть в подпол Дворцов химеричных, Что грезились вам В трудах горемычных... Российский бедлам Дурдом вездесущий Советский Парнас, Где райские кущи Взрастили для нас... Где нож и веревку В изящный букет Сплести с поллитровкой Сумеет поэт.
      2 мая 1979 год
      83.
      Р. В.
      Верю тысячекратно В тождество: бубна, тамтама, Троицы и Триратны, Мухаммеда и Гаутамы.
      Верую: троглодиты Станут полубогами, Если ушей их Гита Коснется златыми слогами.
      Верю: в подземной штабе Вне распорядка и правил Руку подаст Амитабе Грозный апостол Павел.
      Дао с путем на Голгофу Могут связать воедино Только неровные строфы В горле стальном муэддина.
      Бешеный гений Ислама (Меч и Коран - все пожитки) Вязью арабской калама Вытеснил эллинов свитки.
      Друг наступает с Востока. Благостно пламя дракона. Майя духовного тока Плавится в цепи закона.
      Истина - горше лимона, К подвигу зависть лелеем: К мученику Пантелеймону, Что врачевал лишь елеем.
      17 марта 1984 год
      84.
      Мне снилось: будто я... - еврей... Стою у храмовой калитки, Из-за распахнутых дверей Я вижу ризы и накидки, Платки и колыханье свеч, Скользящие в проеме тени, Мерцанье глаз, смещенья плеч У падающих на колени. И я стою, потупив взор, В задохе, в судороге, в страхе. Озноб: поет церковный хор... Пот проступает по рубахе.
      Чужому Господу хвалу Поют в неведомом мне храме. Я на Распятого хулу Шепчу кровавыми губами. Вдруг возглас: "Смертью смерть поправ" Взмывает над кадильным дымом. Как вор дрожу я, свет украв... И горе в сердце недвижимом. Гляжу входящим в храм вослед От слез незрячими глазами. Из храма бьет незримый свет Невероятными снопами. О как мне хочется войти Туда, в лучи, в Христову славу... Но нет... Заказаны пути Тем, кто несет в себе отраву. И я разбил души сосуд, Зашедшись в истеричном плаче... Меня иначе погребут И отпоют меня иначе.
      1 июня 1977 года
      85.
      А. Жид.
      Милорд не скинуться ли нам по рублику Купив спуманте пить из боккара В холщовом фраке выходить на публику Пора мой друг рога трубят пора
      Судьба - в вощенке кислая ириска Лизни сорви обертку и потом Ты будешь обезглавлен и изыскан Осыпан цветопадом хризантем
      Какая гиль! Весна набиты конки Звон цепи ржа щебечущий галдеж И на шнурке гайтанном у иконки Ты вздрогнешь конвульсивно и замрешь
      А впрочем - нет! Оплеванная Фея Грядет разбитой лирою грозя Душа твоя - небритого Орфея Распята на серебряных гвоздях
      5 мая 1967 года
      86.
      Г. Л.
      Мне истина разверзлась в Слове. Возликовал телесный прах. В славянской, грязной, вязкой крови Мой храм, мой стыд, мой грех, мой страх.
      Бунтует, черная, и жаждет Себя спесиво расплескать. Душа изъязвленная страждет Молиться, каяться и лгать.
      Мой род глумлив, талантлив, мрачен Погромы, войны, мятежи И я, последыш, молью трачен, Иной судьбы не заслужил.
      И я, как вы, питаю в сердце Страх перед Господом Живым , Презрение к единоверцам И ужас расовый к чужим.
      И мне воздастся полной мерой За вашу кровь, за ложь, за блуд, Когда меня в тумане сером На виселицу повлекут.
      И я, в петле забившись гнусно Марионетка-арлекин Подумаю о том, как грустно, Что я не сын родных осин.
      1 июня 1976 года
      87.
      Т. К., Я.С.
      Жизнь - тусовка и тщета. Такова эпоха. Жажду прочности щита Зевса Эгиоха.
      Боль пронзительно остра. Прет навылет вертел. Расстаемся мы, сестра, Может быть, до смерти.
      Мировая требуха В дьявольском желудке. В интонации стиха Старые погудки.
      Ночь. Мороз. Метель и лед. Болен я и жуток. До посадки в самолет Меньше полусуток.
      С поэтических котурн Шмякнусь мордой в лужу. Улетаешь на Сатурн, Оставляешь душу.
      Стали детские стишки Яростной балладой. Из моей седой башки Вышла ты - Палладой.
      Вурдалаки, псы-дружки: Пасти, когти, лапы. Осторожные шажки Направляешь к трапу.
      Человечьих сальных стай Маята убога. Улетаешь, - улетай... Только веруй в Бога.
      Разгрызай судьбы гранит, Не журись на долю Он спасет и охранит, Даст покой и волю.
      Не печалуйся, прости Тех, кто сбоку, между. Мы хотим тебя спасти, Подарить надежду.
      Трудно спрясть в стальную нить Волокно любое... Нас нельзя разъединить, Мы всегда с тобою.
      2 января 1982 года
      88.
      Национальный спорт: горелки, Застолья злая чехарда, Изысканные посиделки, Разысканные господа...
      И в этой зыбкой круговерти, В бенгальском чадном колесе, Я забывал совсем о смерти И был талантливей, чем все.
      Метель с дождем пороли воду Моих Фонтанки и Невы. Я пил стаканами свободу И был свободнее, чем вы.
      Я не боюсь хулы и славы: В запасе вечности мешок. Плесни мне, Антиной, отравы В щербатый кратер на вершок.
      Высоколобые клевреты, Хоть я - отступник-ренегат, Надеюсь, русские поэты Меня возьмут с собою в ад.
      Пусть я привержен к странной влаге, Но попадаю в колею... Ведь я умею на бумаге Творить вселенную свою,
      Где бродят смутные светила, Где Бог смеется и грустит, Где Матерь Божья приютила Своих подружек Аонид.