Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сорок бочек арестантов

ModernLib.Net / Юмористическая проза / Прокопьев Сергей / Сорок бочек арестантов - Чтение (стр. 6)
Автор: Прокопьев Сергей
Жанр: Юмористическая проза

 

 


Такие сорок бочек арестантов.

Однажды они с водой были. После перебежек от одного стакана к другому среди ночи врубился в окружающую действительность, а она мокрая… Стоит по грудь в реке. И не понять, что к чему? На другом берегу огоньки деревенские. Невдалеке бакен. Волнишка плещет. Сам при полном параде — в брюках, пиджаке… Какие бесы-балбесы загнали в водную стихию?

Конечно, бесов внутри Васи хватало. Хорошо хоть ангел-хранитель не махнул на подопечного рукой. В том же водном случае, только Вася стал соображать, что к чему — «Ракета» несется, волна как даст, Вася так и окунулся с головой… Еле прокашлялся…

Нет, Вася законченным бухариком не был, но погулять любил и вдаль и вширь. Жена, конечно, не приветствовала эту черту характера.

В один момент рубанула с плеча.

Пришел к Васе старший брат. Он с детства Васю воспитывал. Словом и делом. Отца-то не было. У шебутного Васи с юных лет шило в заднице, да не одно… Брат в школьные годы частенько ремнем обрабатывал место их обитания.

Сидят братья за столом, украшенном поллитровкой, беседуют. Вася как раз за неделю до этого в Иртыше очнулся, но об этом ни полслова. Надо сказать, в данной компании Вася смирненько к рюмке прикладывался, на перебежки не тянуло. Выпили граммов по сто, Васина жена заявляется… Не успела дверь на всю ширину раскрыть, как завелась от сервировки стола:

— Вам что здесь распивочная? — зашумела. — Расселись! Только бы надраться до соплей! Алконавты!

— Ну, сорок бочек арестантов! — воскликнул Вася.

Жена схватила бутылку и вылила драгоценность в раковину.

Рука не дрогнула, так разозлилась.

Вася почернел весь. Не так часто брат родной, который вместо отца всю жизнь, заходит…

Брат встал и ушел. Кому нужен чужой скандал?

Однако Вася не стал раздувать его. Ни междометия поперечного благоверной.

Через месяц у нее день рождения, не из рядовых — 35 лет.

Супруга, конечно, расстаралась. Неделю по магазинам бегала, двое суток у плиты дневала и ночевала. Гости-то сплошь по ее линии. Водку и вино на Васю возложила, наказала закупить этого добра с избытком.

Что Вася и сделал…

Наконец, торжественный момент. На столе наглядный пример изобилия. Слюна от него вожжой до колена. А рука тянется не к перу и не к бумаге…

И компания подобралась. Родственники у жены — из пяти шесть выпить не любят. Сестре Лидке намахнуть стакан водки, что ногой дрыгнуть. Поперек себя толще, ее и литром не свалишь. Только румянец со щек на шею и в декольте разольется. Год назад после дня рождения начала собираться домой, одну ногу обула в сапог, со второй не выходит данный номер. Не лезет конечность, хоть тресни. Пыжится затолкать — все без толку. Наконец, догадалась сунуть руку для проверки внутренностей сапога. А там…

— Какая зараза, — зашумела Лидка, — яблоко подложила? Совсем уже опупели!

А гости, вокруг стоящие, кто еще вертикально может держаться, валятся со смеху, умирают от жизненной комедии.

Лидка ногу в свою дамскую сумочку заталкивает, абсолютно уверенная, что надевает сапог.

Потом оправдывалась: «Она у меня тоже коричневая».

У другой свояченицы, Нельки, с обувью конфуз не хуже приключился. Та в налоговой работает. Их ушлые бабы затемнили с одним предпринимателем и отхватили на всю ораву по дешевке добрые сапоги. Как-то утром Нелька проснулась, накануне в честь 8-го Марта расслабились в конторе, посмотрела на свою обувь и дурно сделалось. Хуже чем Васе в Иртыше. «Где это я таскалась?» — обожгло похмельную голову. Они, конечно, с продолжением веселились. Но чтобы так за вечер состарить новые сапоги — надо ухитриться. С горки катались — было. По парку с песнями таскались — помнит. К одной сотруднице зарулили… Потом — к другой… Но так ухайдакать сапоги! Каблуки стоптаны, носки вышарканы…

Посмотрела на шляпу — еще горше стало. Отродясь головной убор из соболя украшал крендельком пришитый хвост данного зверя. Хвоста в помине нет. Как собаку, шляпу кто-то купировал. Подчистую. «Когда отчекрыжили, сволочи?! — Нелька убивается по нарушенной красоте. — Даже следов не оставили! Что за народ?!»

К мужу за сочувствием бросилась. А тот глаза вытаращил: «Разве у тебя хвост на шапке был?» За что был заклеймен супругой: «Пить надо меньше!»

И только через два часа Нелька поняла: самой меньше надо. Дошло до похмельного сознания, что на голову и на ноги чужое напялила. Сапоги одной сотрудницы, шапку другой.

Такие у Васи родственнички по линии жены!

Понятно, с каким настроением пришли они на день рождения. А на столе «тяжелее» минералки и запивалочки ничегошеньки. Закуски — гулять не перегулять. Но без выпивки она, известное дело, — просто еда.

— Вась, — гости вразумляют хозяина, — ты че совсем запурхался из-за именинницы?! Соловьев салатами не кормят!

И жена подгоняет:

— Неси вино-водку!

Вася нарядный весь: белая рубаха, брюки отглажены, малиновый галстук пылает на груди в честь дня рождения любимой супруги. Встает, эффектно так разводит широко руки и говорит:

— Вам что здесь, сорок бочек арестантов, распивочная?!

Гости, конечно, быстренько убрались восвояси.

С той поры Вася не пьет.

По истечении года трезвой жизни купил бутылку коньяка, пририсовал одну звездочку, через год еще… Сейчас звезды рукописные в два ряда горят.

Такие сорок бочек с арестантами.

А вы говорите, русский мужик слаб в коленках.

Для удовлетворения шила в заднице Вася завел сад за тридцать км от дома и гоняет туда исключительно на велосипеде. Огурцы, объеденье какие! наловчился солить. Но родственники жены больше к Васе не ходят.

Собственно, Вася и не зовет их.

БРАСЛЕТ С КОТЯТАМИ

— Все! — категорично позвонила Татьяне Швец закадычная подруга Ирина Арбузина. — Едем на море!

— Какое море в мирное время?

— Какое-какое? Черное! Отдыхать надо! Посмотри на себя в зеркало — ходишь как покошенная.

— На какие шиши? — сопротивлялась Татьяна.

— На сапоги прикопала деньжат? Добавишь, и как раз хватит. А иначе на лекарства больше ухлопаешь с твоим давлением. Недельки две отдохнуть очень даже в кассу пойдет.

— А Льва Степаныча куда?

— Брату моему. У них кошка есть, до кучи пойдет.

И бабоньки рванули в пляжные места.

Лев Степаныч — не муж или бойфренд, Лев Степаныч — кот.

На новом месте с порога почуял кошку. Кровь взыграла гормонами. Да напрасно. Путь к вожделенной красотке наглухо перекрыла дверь. Кот заорал во гневе. Он считал, его привели для утех. И вдруг объект наслаждения, испускающий дурманящие флюиды, под замком. Истошные вопли не дали эротического результата. Кошкины хозяева блюли четвероногую честь, перспектива появления в доме детей Льва Степаныча их не вдохновляла.

Тогда как Лев Степаныч рвался продолжить род.

Видя, что звуковая обработка, как об стену горохом, применил другое оружие массового поражения — начал мочиться, где попало. В ванной, на кухне, в коридоре, на диване и, само собой, — на половиках. В наказание его перестали поить, но мочевой пузырь обильно питала лютая злоба. Снова и снова разъяренный Лев Степаныч выдавливал из себя лужи вонючей жидкости.

К счастью, хозяйка не знала об эротических мучениях любимца. Беззаботно отдыхала под шум набегающих волн. С погодой повезло наполовину — жаркая стояла, тогда как море лежало холодное. За день до приезда шторм перебуровил теплые и глубинно-холодные слои. Отчего купаться радости не было. Но что делать? Приехать из Сибири и ждать милостей от природы — ну, уж фиг! Посему подруги лезли в воду.

По отдельности. Что раздражало Татьяну. В плавании она абсолютный ноль. Даже с минусом. На воде секунды не могла удержаться. Колуном шла ко дну. Ни о каких брассах и баттерфляях не могло быть и речи. Только и всего — гуляла по мелководью. В одиночестве нудное занятие. Вдвоем проще развлечься в воде: где поплескался, где потолкался… Не станешь ведь одна на виду у всего пляжа скакать и прыгать. Но…

Ирина взяла на море фотоаппарат. Не «мыльницу», что на рубль вязанка в базарный день, — «Nikon». Такой агрегат без присмотра в доме, где поселились дикарями, не оставишь. Проходной двор. На пляже и подавно не бросишь — одна из двух подруг обязательно должна была загорать рядом с «японцем».

— Мы ради него приехали? — ворчала Татьяна.

Ирину разве переговоришь.

Поэтому Татьяна заходила в воду и, съежившись, стояла, как суслик в степи. Фигурой природа наградила ее субтильной, без жировых отложений. Ни тебе складок по бортам, ни животика впереди. По жизни это на зависть подругам, той же толстушке Ирине. Но в холодной воде промерзала Татьяна насквозь. А купаться надо. Для укрепления подорванного Сибирью здоровья.

В это время рассвирепевший Лев Степаныч терроризировал приютившую его квартиру агрессивными мочеиспусканиями.

Скрываясь от гостя, хозяева скучились жить в одной комнате. Единственной из трех, не оскверненной лужами сексуально озабоченного кота. Ее стены также защищали невинность кошечки. Выбирались из укрытия по острой надобности — к холодильнику или в туалет. Но чаще — для вытирания луж Льва Степаныча…

Тогда как на море жизнь улучшалась с каждым днем. Вода нагревалась, сибирячка Татьяна уже заходила по грудь, принимая целебные ванны. Не взбаламученное более теплолюбивыми дикарями море было прозрачным. И однажды, разглядывая на дне игру солнечного света, Татьяна засекла браслет. Самый что ни на есть золотой. И не какая-то едва заметная желтая полоска. Под ногами лежало изделие рэкетирской модели. В ширину под стать кандалам каторжников. И по весу не меньше. Как говорится, берешь в руку — маешь вещь.

Как бы еще взять?..

В холодном море Татьяну бросило в жар. Она воровато огляделась. Нет, никто в сторону обнаруженного морского сокровища в черной маске с автоматом не нырял. На сторожевом катере не мчался. Народ лениво впитывал ультрафиолет.

Вожделенное изделие из драгметалла лежало в шаге от Татьяны. Бери и пользуйся. Но шаг был в сторону Турции. Сделать движение в данном направлении Татьяна не могла. Не потому, что робела оказаться в мусульманских краях, а оттого, что панически боялась глубины.

— Иди сюда! — стараясь придать голосу как можно больше беспечности, позвала Ирину.

— Сама иди!

— Иди тебе говорю!

— Оно мне надо, — не хотела бросать на произвол судьбы «Nikon» Ирина.

— Сфотографируй, — пыталась хитростью вызвать подмогу Татьяна.

— Пленка кончилась!

И не крикнешь: я браслет золотой нашла!

Раскинув руки по морю, Татьяна потянулась ногой за находкой, цепко схватила сокровище пальцами. И с головой ушла в воду. Хватанула с пол-литра горько-соленого раствора, вынырнула с выпученными глазами, закашлялась и снова ушла вниз.

«Люди гибнут за металл», — подумала.

Умирать не хотелось. Однако даже под страхом смерти не выпускала находку, боролась с морем, не желающим отдавать сокровище. Браслет всей дорогостоящей тяжестью тянул в нейтральные воды. Татьяна норовила уволочь его на берег. Она поплавком выскакивала на поверхность, хватала воздух и снова погружалась в пучину, по дороге засасывая в себя целебно йодированную воду.

Ногу со скрюченными в захвате пальцами начала сводить судорога.

«Держать! — стиснула зубы Татьяна. — Держать!!»

Вопреки команде нога, пронзенная болью, выронила добычу. И тогда Татьяна, впервые за сорок лет жизни нырнула. Да не просто камнем ушла под воду, молниеносной щукой метнулась к цели.

Не успел браслет коснуться дна, как был схвачен.

Еще неизвестно, чем бы закончилась золотая лихорадка, кабы не Ирина. Она, наконец-то, заметила странности в купании подруги, которая больше находилась в глубинах, лишь изредка судорожно высовываясь оттуда. Ирина бросила на произвол судьбы фотоаппарат и вырвала утопающую на безопасное место. Где обратила внимание на кулак, в коем подруга что-то подозрительно зажимала.

— Что у тебя?

— Пошли домой! — шепотом потребовала Татьяна.

— Покажи?

— Не ори ты, заполошная! Рвем отсюда скорее!

Кое-как утащила подругу с пляжа.

Покажи ей сразу браслет, завопила бы так, с ее-то горластой эмоциональностью, что полпобережья сбежалось на крик. Кто-нибудь, как пить дать, пустил бы в ход загребущие руки с требованием: «Мое!»

С того дня Татьяне тоже было о чем беспокоиться, собираясь на пляж. Куда девать браслет? Не в купальник ведь засовывать. Кстати, пробовала. Слишком большой — выпирал, хоть на груди спрячь, хоть ниже пояса. И выскользнуть может. Выход нашла, вспомнив фильм «Бриллиантовая рука». Надела на руку и перебинтовала толстым слоем. Как рану. А так как по толщине ее запястье значительно уступало рэкетирскому, повязка располагалась у предплечья. Теперь купалась с «раной» вместе.

Если, конечно, этим оздоровительным процедурам не мешала Ирина. Она постоянно бросала на подругу «Nikon». Сама ныряла до красноты в глазах. И рыла носом дно, обшаривала руками — вдруг еще золото бесхозно валяется. Может, рэкетиры срывали его с себя и швыряли в воду для приметы — вернуться к морю на следующее лето?

Татьяна в благодушном настроении грелась на солнышке, непроизвольно каждую минуту ощупывая золотого тельца под бинтом. И мечтала под дуновение жаркого ветерка о применении свалившегося на нее со дна морского богатства.

Нет, на лом сдавать не будет. Есть знакомый ювелир, должен купить. На вырученные деньги можно сапоги справить, платье вечернее, колечко с брюликом. С виду скромненький камешек, но вдруг вспыхнет дорогим огнем…

…Мечты Льва Степаныча оставались неизменно плотскими — кошка.

Война за любовь продолжалась. Даже кухонный стол пострадал в боях, получил в один момент порцию воняющей злобой жидкости. После чего, как до этого кровать, диван и кресла, был перенесен в запретную для Льва Степаныча комнату.

Кошку накормили антисексом, она перестала реагировать на призывы самца. Льва Степаныча противосекс не брал.

— Я его своими руками кастрирую! — кричал хозяин кошечки.

Опасаясь самосуда, хозяйка прятала ножницы и даже щипчики из маникюрного набора.

Лев Степаныч все же уловил момент, когда хозяин побежал в туалет, а дверь в «девичью» оставил в спешке открытой. Кот вбежал к прелестнице. А там облом. Эта вертихвостка в мгновение ока взлетела на шкаф, с него — на карниз для штор. Лев Сепаныч относился к породе равнинных котов. Даже стол для него был Эверестом. В приступе гнева еще мог заскочить на эту вершину, но не более…

И вот — две недели он изнывал от желания продолжить род, днем и ночью искал возможности для этого дела, наконец, достиг предмета страсти, а она…

Обуреваемый злобой на весь белый свет, Лев Степаныч запрыгнул на монитор компьютера. На экране сыпались в «стакан» кубики тетриса. Картинка кота не интересовала… Он раскорячился в туалетной позе…

Внимательный читатель может обвинить автора в эксплуатации темы «кошки и телевизоры», — в одном моем рассказе кот справил нужду на телеприемник. Однако дело здесь сложнее. Давно замечена неприязнь некоторых кошек к мониторам. Может, они, по природной своей сущности, дьявольщинку в них чуют?

Как бы там ни было, Лев Степаныч, оказавшись на дорогостоящем мониторе, корпус которого дырчатой поверхностью походил на дуршлаг, выдавил из себя добрую порцию жидкой мести.

…Татьяна ехала с моря в мечтах о реализации морских сокровищ. Не забывала и о любимце. «Буду Льва Степаныча исключительно его любимой говядиной кормить…»

Хозяина монитора Татьяна застала в малосознательном состоянии:

— «Сони»! — в прострации рвал на себе волосы. — 19 дюймов по диагонали! Гарантия только что закончилась! «Сони»! 19 дюймов по диагонали!.. Убью!!!

— Режь! — Татьяна сунула под нос пострадавшему портняжные ножницы.

— Ты что? — отпрянул хозяин накрывшегося монитора.

Татьяна полоснула ножницами бинт, сорвала браслет.

— Хватит?

— Да! — жадно схватил золото потерпевший.

А Лев Степаныч, увидав хозяйку, забыл про подлых кошек и бесовских компьютерах. Бросился к ней.

— Ах, ты мое сокровище! — прижала Татьяна к груди кота. — Соскучился, бедняга.

— Все бы так скучали, — сказал потерпевший, примеривая браслет. — Но мы на Степаныча не в обиде.

БЛИН ГОРЕЛЫЙ

У молодых во все времена острее острого проблема, где пообщаться без свидетелей. Затупляя ее, Леха Петрейкин однажды влип в историю с физикой летающих тел.

Молодой и свободный на все четыре стороны Леха познакомился с такой же беззаботной Маргаритой. Почти по Булгакову получился роман. Даже с полетами в ночи. Отличие от оригинала, Маргарита булгаковская, окрыленная чудодейственной мазью, вверх устремилась, Петрейкин без всякой мази камнем вниз ухнул.

Лехина Маргарита работала компьютерной машинисткой в газете.

— Дятлом, блин горелый, стучу весь день! — повествовала о трудовых подвигах. — Эти всякую дребездень левой пяткой накарякают, а я, блин горелый, долблю!

Пальцы у нее были с коротко остриженными ногтями.

Летним вечером персонажи нашего романа гуляли близ волн Иртыша и целовались. По берегу в кустах много укромных от любопытных глаз мест. Но совсем укромных, увы… Город как-никак, не глухоманная деревня. Зато пиво на каждом шагу. Наша парочка на «Джин с тоником» налегала. Поцелуются-поцелуются, вылезут из кустов и еще по баночке опростают. Помечтают про себя, вот бы где-нибудь в номере отеля оказаться. С мягкой мебелью и белоснежной ванной. Или стемнело бы скорее…

В сумерках купили бутылку вина и с ней наткнулись на сооружение недостроенное. Здоровенное. И уступом. Высоченный второй этаж фигушкой торчал из первого. Что-то спортивное возводили, да передумали. Влюбленные забрались на крышу первого. Глядь — металлическая приставная лестница на второй ведет. Длиннющая, как у пожарных.

— Полезли, блин горелый! — Маргарита смело предлагает.

— Вперед! — без сомнений поддержал Леха.

Верхолазами взлетели. И на секунду про поцелуи с вином забыли. Картина открылась… Как в песне: «Внизу не встретишь, как ни тянись… десятой доли таких чудес». Иртыш слева направо движется. В обратную сторону пароход, огнями усыпанный, течение преодолевает. Музыка с него распространяется. На острове костер темноту веселит. Вдали противоположный берег утыкан домами с освещенными окнами. Люди после трудов праведных ужинают или телевизор смотрят. Самолет с неба валится на посадку. А вверху — звезды…

А внизу — ни одного свидетеля.

Посреди крыши была оборудована стоянка современного человека. Ящики для сидения, дверь для лежания… Можно лунный загар принимать. Хотя в ту ночь от луны один огрызок остался.

Зато звезды… Почти рядом.

— Во! блин горелый! Как в горах! — Маргарита в небо загляделась…

— Только корабли под боком плавают…

— Эх, на корабль бы сейчас! Отец мой капитаном лесовоза ходил, пока флот не сократили. Летом меня в рейсы брал. Один год матрос у него работал, весь, блин горелый, татуированный. Зек бывший. Места пустого на коже не найти. Ноги, руки, грудь — сплошняком живопись… Русалки, розы, тигры … Влюбилась я в дядьку…

— А на заднице что?

— С чего бы он, блин горелый, передо мной заголялся? Мне пять лет всего было.

— Раньше на одной полузаднице топку изображали, на другой — кочегара с лопатой. При ходьбе мультик получался: кочегар в топку уголь швыр-швыр, швыр-швыр…

— У этого во всю грудь церковь с куполами… Я у отца авторучку стяну. Дом себе на животе нарисую, тигров на ногах… Каракатицы, конечно, получались… А про задницу не ты первый, блин горелый, интересуешься. Я ведь на повара училище закончила, отец устроил на теплоход, капитан которого и спрашивал про задницу того матроса. Свою тоже, особенно спереди, хотел показать. А мою, чуть мимо идешь, норовил щипануть. Очень рвался на десерт меня потреблять…

— И что?

— Зачем мне такая дребездень! Послала в переднюю часть его задницы и ушла посреди рейса.

«Серьезная девушка, — оценил Леха. — И готовить умеет. Может, жениться на ней?»

— Капитан старый был?

— Нет, блин горелый, лет тридцать пять.

«А начни она заголять свой задик, плавала бы и плавала припеваючи. Молодец девка!»

Принципиальность Маргариты решительно понравилась Лехе. До этого ни разу не задумывался о семейной жизни и вдруг… Может, красота окружающая и близость к звездам подействовали романтически-категорически… И гены сбрасывать со счета нельзя. Отец и мать познакомились под перестук колес вагона, по выходу из коего стали ячейкой общества. Брат Николай еще кудрявее отчебучил…

Он старшим лейтенантом тогда на танковом заводе служил. На закате советских времен отправили в командировку к черту на кулички, в Казахстан. Дело военное, никто «хочешь — не хочешь» не спрашивает. Старлей на приказ командира сказал: «Есть!» — и вперед. А впереди, в предгорном Казахстане, в бюро пропусков, сержант противоположного пола сидит. Документы Николаю оформила, парой фраз обменялись.

Как уж там объяснят психологи от секса и философы от любви этот случай — не знаю, только жахнула в сердце старлея любовная стрела толщиною в копье. За какие-то десять-пятнадцать мимолетных минут втюрился по самую макушку. Перед сном понял: без сержанта хана… Надо жениться. Стоит перед глазами, из головы не выходит.

Времени на тщательную подготовку операции не было ни грамма. Командировка относилась к разряду стремительных: раз — «прибыл», два — «убыл». Между ними с гулькин нос. Если отложить решительные действия на потом и начать тянуть тысячекилометровую резину под названием «любовная переписка», какой-нибудь ухорез обязательно уведет невесту.

Посему Николай не стал предаваться пустопорожним мечтам, придавливая подушку щекой, а быстренько соскочил с кровати и узнал, как обстоит дело с ЗАГСом в данном ауле. Обстояло ровным счетом никак. Уполномоченный государством на свершение акта бракосочетания находился за перевалом в более солидном ауле.

На следующий день Николай рванул за перевал. В этой глуши всего полтора рейсовых автобусов ходило, и те по причине непогоды стояли на приколе. Старлей, используя служебное положение, поехал на танке. А что мелочиться, когда вопрос жизни и женитьбы решается?

Перемахнул перевал. На подступах к аулу аксакал на камне сидит, бородка козлиным клинышком, малахай на голове.

«Где, дедушка, сельсовет?» — высунулся танкист из люка.

Аул внизу как на ладони лежал. Дома, сады и огороды.

«Мал-мала покажу», — оживился аксакал.

Указал палкой на сельсовет, дом председателя колхоза, парторга. Всю верховную власть выдал с головой. И говорит:

«Дави всех к едреновой маме».

Похоже, еще тот басмач был в молодости.

Николай к сельсовету подрулил. Заходит вовнутрь. Так и так говорит председателю-казашке. Та и слышать не хочет за перевалом бракосочетанием заниматься. Николай, надо отметить, не очень представительно выглядел. В комбинезоне. Никаких погон со звездами. Почти как тракторист. Начал он умолять-упрашивать. Да как!!. Огонь любви из глаз пышет, лазером прошивает.

Только не чиновничье сердце.

— Что я зря на танке приперся?.. — бросил Николай последний аргумент.

И пробил преграду.

Председатель на крыльцо выскочила, увидела грозную машину с дулом, настроение сразу переменилось.

— Совсем нетерпеж что ли? — захихикала. — Давай лучше у нас кызымочку тебе найдем?

— Некогда искать, командировка ек.

Вооружился Николай государственным человеком, а на перевал туман пал, того и гляди — ухнет танк в теснину. Председатель Аллаха начала вспоминать. Домой запросилась.

— Главное в танке что? — кричит Николай дорогому пассажиру.

И сам отвечает:

— Главное в танке в штаны не наложить!

Приехали они целыми и невредимыми к дорогому сержанту. Тут выяснилось, старлей еще не посвятил его в замысел по созданию семейной ячейки.

Уже и печать есть, книга регистраций заложена пальцем в нужном месте, а вторая половина ячейки, вспыхнувшая девичьим румянцем, только получает предложение стать невестой, мгновенно переходящей в жену.

— Ой! — хлопает глазами. — Мама ругаться будет, спроситься надо…

— Некогда! — Николай торопит.

На его счастье, подруга невесты, тоже сержант бюро пропусков, говорит:

— Соглашайся! Там видно будет!

Лазерный луч в глазах старлея на этот раз сокрушительно действовал.

— Хорошо, — прошептала невеста в погонах.

Шампанское они распили вместе с председателем в юбке, а вот брачной ночи не последовало. Чмокнув жену в щечку, старлей ринулся в другой пункт командировки — в Москву.

Лишь через пять дней, когда вся военная часть и аул за перевалом на десять рядов обсудили заполошную женитьбу старлея, гадая — приедет за невестой или надул ее? — Николай нагрянул устраивать брачную ночь…

Такой у Лехи боевой брат.

— Плов готовить умеешь? — спросил Леха Маргариту.

— Че его, блин горелый, делать. Из баранины в казане исключительный получается! Особенно на природе…

— Торт «Наполеон»?

— Без базару.

— А брюки слабо сшить?

— Если подружка скроит.

— Носки вязать? — продолжал экзамен Леха.

— Даже кальсоны, блин горелый, тебе мохеровые без проблем.

«Такую жену можно иметь, — подумал Леха. — Хватит уже по кустам зажиматься».

— Выходи за меня замуж, — предложил.

— Только что, блин горелый, два раза выходила, — захихикала Маргарита.

— По-настоящему.

— А мы че игрались?

— Хватит по крышам лазить, — начал приводить доводы в пользу семейной жизни Леха. — Мне уже 22 года, а тебе?

— А здесь ничего, — закокетничала Маргарита.

— У моего дядьки в районе сеновал, с него тоже звезды хорошо глядеть. Тебе-то сколько лет?

— Двадцать, — перестала кокетничать Маргарита. — Старуха, блин горелый! Какое тут замужество? Во! спутник летит!.. Хотя можно и попробовать.

— Где-где? — пытался найти плывущую звездочку Леха.

И не нашел. Но не расстроился.

— Не пора ли нам пора? — спросил невесту.

Тут-то и пришло время расстроиться. Леха обошел всю крышу по периметру. Лестницы не было. Прыгать без парашюта — самоубийственное дело. Высота — частей тела внизу не соберешь. Метров десять лететь. Соломки, конечно, никто не подстелит.

— Нету нигде, — доложил невесте.

— Во! дребездень! — захохотала Маргарита. — Будем спать здесь.

— Я че тебе горный орел на вершине ночевать?!

Леха снова начал обход крыши. Он хотел вниз, где еще автобусы вполне возможны, не надо тратиться на машину.

— Кто-то утащил лестницу что ли? — недоумевал Леха.

Маргарита вела себя беспечно, несмотря на предстоящую семейную жизнь.

— Во! блин горелый! — размечталась лежа на двери. — Будь у тебя «сотовичок», пожарных бы вызвали. У меня есть знакомый! Один раз ключи потеряла, родители в деревне гостили, он выручил. Лестницу выдвинули с машины, через балкон залез.

— Будь у меня «сотовичок», — заметил Леха, — я бы по крышам не лазил, как кот мартовский. А с пожарником что — любовь крутила?

— Во, блин горелый! еще спутник! — такнула в небо пальцем Маргарита.

— Если такая глазастая, лучше бы лестницу искала.

— Мне и здесь тепло, темно и комары не кусают. Утром рабочие придут и спустимся.

— Рабочие здесь забыли, когда были. А мне на работу утром.

Леха все-таки не был на все четыре стороны свободным. С одной стороны подпирала строительная фирма.

— Черт с ней, с работой, блин горелый!

Маргарита стала какой-то совсем беззаботной. Звезды что ли дурно влияли? Дескать, все это мелочи перед вечностью.

Вглядываясь в темноту у стен, Леха нагнулся… Голова, потяжелевшая от дум о женитьбе, перевесила ту часть, откуда ноги растут, Леха по бабьи вскрикнул «ой!» и полетел…

В полете увидел лестницу.

Ларчик с пропажей просто открывался: крыша была с выступом, и край лестницы упирался в стену под ним. Наши влюбленные, разогретые винными и эротическими градусами, торопясь в места без свидетелей, не обратили внимание на особенность расположения лестницы.

Она стояла на прежнем месте, тогда как Леха летел. Но, как уже говорилось, в отличие от булгаковской Маргариты, не был чудодейственно смазан, летел кирпичом. Ожидая костоломный удар, обречено подумал: «Отженился!»

Вышло мягче, поторопился Леха ставить крест на семейном будущем. Плюхнулся не на голую крышу первого этажа, а на тюки со стекловатой.

Но не успел обрадоваться продолжению жизни, как покрылся страшно чесучей трухой. Кожу по всей протяженности охватил нестерпимый зуд.

— Во! — услышал сверху, — еще один спутник!

«Ну, дребездень! — подумал Леха. — Тут насмерть убьешься, а такая жена, блин горелый, и не заметит кончины!»

Спрыгнул со стекловаты и, чухаясь с головы до ног, заторопился подальше от женитьбы… Пока автобусы еще ходили.

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА

Куда ни плюнь — противоположности ведут борьбу за единство. Плюс с минусом не усидят на своих местах. Так и тянет разномастные полюса схлестнуться. И не чайку попить, а чтобы пыль до потолка. Каждый норовит единство своим знаком покрыть.

Отец Елены Владимировны дома все, что касалось забить, отпилить, покрасить, побелить, играючи делал. Щи, борщи и брюки пошить — тоже с большим удовольствием. И за праздничным столом не скучал — гитарой и песнями развлекал народ…

Отец Антона Александровича ничего тяжелее ложки по дому не поднимал. Жена в медовый месяц нацепила на ненаглядного табличку «НЕ КАНТОВАТЬ», и он, руководствуясь строгим запретом, с радостью уселся в кресло. Проблемы гвоздей или чего другого по хозяйству решались энергичной мамой Антона Александровича. Папа знать не знал и ведать не хотел, что откуда берется.

С таким-то тяжелым прошлым Елена Владимировна и Антон Александрович потянулись к семейному единству. С квартирой, дитем и котом Барсиком.

Яблоко от яблони под елку не упадет. У Антона Александровича душа и руки к домашнему труду категорически не лежали. Елена Владимировна решительно была настроена привить их к молотку и другим инструментам.

Днем и ночью вела прививочную кампанию. Про ночь говорить не будем — не знаем, что и как применялось в спальне для приживления черенков трудолюбия, хотя можно догадаться о коварной тактике интимных методов женского единоборства. Дневным оружием были крики, швыряние чашек на поражение и даже рукопашные схватки.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9