Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Костер на снегу

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Райан Нэн / Костер на снегу - Чтение (стр. 17)
Автор: Райан Нэн
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— Никуда ты не пойдешь!

— Ты обещал, — напомнила она, пытаясь говорить холодно и убедительно и слыша свой жалобный лепет. — Я съела все, что было на подносе. Ты сказал, что отпустишь меня.

— Я солгал.

Кейн подхватил Натали под колени, уложил в постель и снова укутал, а у нее не хватило сил даже на то, чтобы оттолкнуть его руки. В ее распоряжении оставались только словесные стрелы, и она тут же этим воспользовалась.

— Ты говорил, что я могу тебе довериться. Это же смешно! Довериться тому, кто врет на каждом шагу! И этот человек обвинял меня в притворстве! Да ты и есть самый главный притворщик, король среди притворщиков! Думаешь, тебе это поможет? Рано или поздно ты уснешь, и тогда я сбегу! Ты не можешь и не будешь держать меня в своей берлоге! Мой дом — ранчо Клауд… о-о-ох!

— Что такое? — спросил доселе молчавший Кейн. Натали не ответила, пережидая вспышку особенно жестокой боли. Кейн подошел и коснулся ее потного лба.

— Не трогай меня! — простонала она, рывком отодвигаясь от него по постели.

На лице Кейна появилось упрямое, неуступчивое выражение. Ладонь легла повыше груди, пригвождая ее к кровати. Он наклонился к самому лицу Натали, овеяв ее жаром дыхания.

— Я не для того спас тебе жизнь, чтобы ты пустила ее по ветру из-за глупого упрямства, — произнес он раздельно. — Однажды ты спасла мою, и теперь, когда мы квиты, я мог бы со спокойной душой предоставить тебя самой себе: иди на все четыре стороны и замерзай в лесу! Но я доведу дело до конца и поставлю тебя на ноги, а ты будешь вести себя так, как и следует больной, беспомощной женщине, то есть будешь делать то, что я скажу. Если ты думаешь, что мне нравится делить с тобой жилье, то ошибаешься. Я с такой же радостью избавлюсь от тебя, как ты от меня. Я даже готов сам отвезти тебя на ранчо, если только ты пообещаешь не доставлять мне лишних хлопот.

Его небритое лицо, так близко нависшее над ней, сердито выпяченная челюсть, сдвинутые брови, а главное, явная угроза в глазах — все это не на шутку испугало Натали. Когда Кейн умолк, она с минуту смотрела на него, потом вздохнула и, сдаваясь, опустила глаза. Ничего более не добавив, он наконец выпрямился, к большому ее облегчению, но не сел рядом, как она опасалась, а начал обходить помещение, раздвигая на всех окнах шторы.

В комнату со всех сторон хлынул свет. Не солнечный свет, а белизна густого снегопада, ослепительная для привыкшего к полумраку зрения. Казалось, что за стеклами, до половины занесенными снегом, кто-то машет сразу сотней пушистых белых шалей. Натали зажмурилась, из-под плотно стиснутых век выступили слезы.

— Ну, убедилась? — спросил Кейн подходя. — Интересно знать, что бы ты там делала! Надеюсь, теперь ты останешься по доброй воле.

— Конечно, конечно! — заверила Натали, стараясь сморгнуть слезы. — Только задвинь, пожалуйста, шторы! Глазам больно.

Она приподняла краешки губ в улыбке, и Кейн охотно улыбнулся в ответ. В глазах его запрыгали лукавые бесенята, он сунул руки в карманы и приблизился к постели с видом хозяина положения.

— Скажи “пожалуйста”!

— Пожалуйста, Кейн.

Глава 30

Внезапное послушание Натали не могло обмануть Кейна. Милая улыбка и слово “пожалуйста”, сказанное с такой готовностью, настораживали его больше, чем откровенные попытки бунта. Он почти слышал, как лихорадочно вращаются воображаемые колесики ее не в меру активного разума, разрабатывая план бегства. Об отдыхе приходилось забыть, наоборот, следовало удвоить бдительность.

— Конечно, я задвину шторы, — сказал Кейн так простодушно, как только мог. — Нам обоим пора как следует выспаться.

Он снова обошел комнату, теперь уже плотно зашторивая окна. По мере того как прямоугольники слепящей белизны исчезали, вокруг сгущался благословенный полумрак. Тем временем Натали разрабатывала план спасения.

Кейн утомлен — похоже, до предела. Сколько все это длится? Кажется, двое суток. За это время он вряд ли мог толком поспать. Значит, уснув, он не проснется, хоть из пушек пали!

— Ты прав, Кейн, — дремотно прошептала Натали, дождавшись, пока он зашторит последнее окно. — У меня просто закрываются глаза. Если погасишь и лампы, я сразу усну.

— Считай, что они уже погашены, — любезно ответил хозяин дома и принялся прикручивать фитили.

Наконец осталась лишь лампа на ночном столике. Прежде чем подкрутить и ее, Кейн внимательно посмотрел на Натали и, как ей показалось, решил, что все в порядке.

— Спи сладко, — сказал он тоже шепотом. Теперь помещение освещалось только догорающим в камине пламенем. Натали с замиранием сердца ждала, что Кейн подбросит дров, но он отошел и пропал в темноте — как ей показалось, в направлении дивана. Она взмолилась, чтобы он лег и сразу же уснул, чтобы не пришлось тратить время на ожидание. Из темноты не доносилось ни звука, не было слышно и скрипа пружин. Возможно, потому, что Кейн, этот хищник в образе человека, умел при необходимости действовать бесшумно. Возможно, он старался не беспокоить ее. Если так, если он уже на диване, то, конечно же, спит…

Натали осторожно приподняла голову. Всмотрелась в темноту. Прислушалась еще более внимательно. Неожиданно прикосновение к плечу заставило ее сильно вздрогнуть.

— Боже мой!

— Это всего лишь я, — мирно заверил Кейн. — Проверил двери, а теперь вот сижу у кровати. Оберегаю твой сон.

— Чтоб тебе пусто было! — прошипела она и отодвинулась, скрипнув зубами от боли. — Можешь сидеть, лежать или стоять столбом — мне все равно!

Кейн только усмехнулся. Зная, что табак прогонит сон, он закурил, пуская дым в противоположную от кровати сторону. Необычайно острое зрение позволяло ему неплохо видеть и в темноте, поэтому он мог различить на подушке копну рассыпанных волос и невольно возвращался мыслями к вопросу, кто виновник того, что Натали оказалась под его крышей. Не так он представлял себе ее визит, когда мечтал о нем.

Пуля предназначалась ему, в этом у Кейна сомнений не было. Жеребец Натали был той же масти, что и его Дьявол. На ней была мужская одежда и, как нарочно, еще и черный стетсон, как у него. Если она запрятала под шляпу волосы, в метель нетрудно было ошибиться.

Кто совершил эту ошибку? Скорее всего один из Лезервудов. Сам, по собственному почину? Вряд ли. Скорее, по чьему-то приказу. По чьему именно? Эшлина Блэкмора?

Кейн не знал, что и мысли Натали движутся в том же направлении. В нее стреляли. Необходимо было выяснить кто. В этом ей мог помочь только Тахома. Ни с кем другим она не осмелится об этом говорить, никому другому не откроет своих страхов и подозрений. Только старый шаман сможет объяснить прочитанное ею в дневнике.

Как ни противилась Натали неприятной догадке, все же приходилось признать, что самый главный подозреваемый в этом деле — Эшлин Блэкмор. Однако у него и в мыслях не было покушаться на ее жизнь. Пуля была предназначена Кейну Ковингтону. Его решили убрать, и такая попытка была сделана.

То, что пулю выпустил кто-то другой, скорее всего один из Лезервудов, не меняло дела. Приказ последовал из других уст. Из уст того, у кого Кейн стоял на дороге…

Натали задремала.

Выкурив сигару, Кейн зевнул, оперся локтями о колени И устремил взгляд на спящую. Натали лежала лицом к нему. Во сне губы ее слегка приоткрылись, ровное дыхание вздымало грудь. Волосы рассыпались вокруг в полнейшем беспорядке, частично свесившись с постели.

— Спишь? — спросил он шепотом. Ответа не последовало. Натали даже не шевельнулась. Тогда Кейн откинулся на стуле и задремал, по-кошачьи чутко.

* * *

Натали проснулась от жуткой боли в плече. Закусив губу, чтобы не стонать, она нашла взглядом темную фигуру на стуле рядом. Кейн спал, но теперь, когда долгожданный момент наступил, она не могла им воспользоваться. Вместо этого она шепотом окликнула спящего.

— Что такое? — спросил он, мгновенно просыпаясь.

— Я… — Боль еще усилилась. Сама не зная, как она сдерживается, чтобы не кричать, Натали произнесла сквозь зубы. — Мне что-то нехорошо…

— Жар? — уточнил он и потянулся к ее лбу.

— Нет, я…

Казалось, кто-то воткнул в ее плечо раскаленный вертел. Натали схватилась за руку Кейна и стиснула ее. Глаза ее закатились.

— Разболелась рана?

Она слабо кивнула.

Кейн высвободил руку, поспешно зажег лампу и откинул одеяло. Натали и не подумала мешать ему осматривать рану. Не обнаружив никаких опасных перемен, Кейн снова ее забинтовал и виновато развел руками.

— У меня нет ничего, что могло бы ослабить боль. Могу предложить только виски. Некоторые считают, что это наилучшее средство.

Кейн бросил вопросительный взгляд на бледное лицо с обострившимися чертами. Губы, над которыми собрались бусинки холодного пота, шевельнулись.

— Пожалуй, я выпью… чуть-чуть…

Последующий час оказался ужасным для обоих, для каждого по-своему. Натали никогда еще не приходилось испытывать подобных страданий: вероятно, воспалился задетый нерв. Из страха, что бесчувственный Кейн Ковингтон жестоко заклеймит ее слабость, Натали без единого звука выдерживала ужасную боль; Кейн же мог лишь наблюдать — молча, не смея приободрить, не решаясь сказать доброе слово из опасения, что Натали истратит последние силы на отповедь. Она имела полное право на стоны и крики, но также и право на стоическое терпение. Он склонял голову перед ее нелепым, трогательным, прекрасным упрямством.

— Еще виски? — спросил он некоторое время спустя самым небрежным тоном, словно они сидели вместе за бутылкой.

Натали глотнула жадно, как лекарство, обещавшее облегчение, но сморщилась и едва удержалась от кашля. Однако с каждым новым глотком боль чуточку слабела, пока не стала вполне терпимой.

— Еще! — храбро потребовала Натали.

Четверть стакана, налитые ей Кейном, она опустошила за пару глотков, уже не морщась. Постепенно появилось приятное опьянение. С ним пришло болтливое, раскованное настроение. Натали говорила обо всем подряд, не замечая того, что собеседнику едва удается вставить “да”, “так” или “конечно, расскажи”. Для нее это была обычная взаимная беседа.

Что касается Кейна, он уже не так охотно доливал ей виски, понимая, что теперешнее приятное состояние может обернуться потом тошнотой и головной болью. Однако он не знал, как положить этому конец, и решил махнуть рукой на благоразумие. Главное было достигнуто — боль подавлена, а остальное можно было пережить. Его радовало, что в зеленые глаза Натали вернулся прежний блеск, а щеки раскраснелись. На какое-то время она забыла обо всем, а это что-нибудь да значило.

— …не так-то просто объять! Первая женщина-судья в Колорадо, а может, и во всей Америке! Достижение, ведь так?

— …а когда Девлин был убит на войне… и вот тогда Тахома назвал меня своей богоданной дочерью… Эшлин Блэкмор сделал мне предложение, и я подумала…

Откровения сыпались, как из рога изобилия, так что Кейн не успевал их переварить. За полчаса он узнал о Натали Валланс больше, чем знал о ней весь городок.

— …потому что никогда не любила Эшлина…

Кейн придвинулся ближе, весь обратившись в слух.

— …но он был таким великодушным, таким заботливым… — Натали вдруг перестала улыбаться и нахмурилась. — Я нашла у него в библиотеке тетрадь… там было столько разного… непонятного…

— Тетрадь? — переспросил Кейн, поощряя Натали к продолжению рассказа.

— Это был дневник…

Она покачала головой и задумалась, поникнув толовой, а когда снова подняла ее, на губах была прежняя улыбка, и Кейн понял, что предмет разговора выпал у нее из памяти. Но он не слишком огорчился, так как Натали с необычной для нее смелостью погладила его по щеке и задержала пальцы на ухе.

— Я уже говорила, что у тебя самые красивые уши, какие мне доводилось видеть у мужчины?

— Спасибо, — сказал Кейн, не зная, как еще на это реагировать.

Он дал возможность Натали изучать заворожившую ее часть тела, а сам между тем попытался вернуть ее мысли к теме, которая заинтересовала его.

— Так что же было в этом дневнике?

— Твои уши прижаты к голове, поэтому волосы так красиво завиваются вокруг них!

Кейн понял, что наводящие вопросы — бесполезная трата времени. Натали решительно не желала оставить в покое его уши. Однако интерес к ним прошел так же внезапно, как и появился. Натали откинулась на подушки и рассмеялась.

— А я выпью еще! Наливай!

— Может, хватит? — осторожно осведомился Кейн.

— Вот еще! — Голос ее очень изменился и был теперь совсем девчоночьим, шаловливым и беспечным. — Не будь таким букой, Кейн! Будь ко мне добр и ласков, как я того заслуживаю. — Она снова засмеялась, схватившись за голову и зарывшись пальцами в волосы. Смех оборвался. — Боже мой, какие грязные! Кейн, какой кошмар! Мои волосы в ужасном состоянии!

— Завтра я их вымою.

— Правда? — обрадовалась Натали и схватила его за руку. — Ты не шутишь?

— Честное слово.

Отчего-то Натали нашла его торжественное обещание невероятно забавным, и на нее напал затяжной приступ смеха. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но не могла.

— Нет… — выдохнула она наконец, — это невозможно! Кейн Ковингтон… ой, не могу! Кейн Ковингтон моет голову судье Валланс!

Он только вздохнул. Обессилев от смеха, Натали потребовала целый стакан виски. Кейн воспротивился. Последовал спор. Наконец они сошлись на половине стакана, получив который, Натали настояла, чтобы они распили его на пару. При этом она болтала без умолку — увы, о несущественных вещах.

Кончилось тем, что она принялась флиртовать.

— …и все время слышу, что ты симпатичный… — Зеленые глаза впились Кейну в лицо. — Симпатичный, как же! Я считаю, что ты просто красавец, Кейн! Я всегда так думала, с первой минуты, вот хочешь верь, а хочешь не верь. Только ты меня немного пугаешь… всегда пугал. — Глаза ее затуманились. — Такое красивое лицо — и такое резкое… ты чаще кажешься опасным, чем привлекательным. — Натали обвела пальцем контур его лица. — А как на самом деле? Ты опасен, Кейн? Ну скажи, надо тебя бояться или нет? — игриво осведомилась она, добравшись до губ. — Надо или нет?

Губы Кейна против воли дрогнули от ее прикосновения.

— Ничего опасного во мне нет, — ответил он, пытаясь отшутиться. — Я самый кроткий человек в мире.

— Судя по лицу, нет, но судя по губам… — Натали зевнула. — Твои губы, они… — Еще зевок. — Боже мой, как я устала…

— Так поспи, — предложил он.

— Ладно… но только если ты ляжешь рядом и…

Натали не договорила. Она словно так и уснула, с широко раскрытыми глазами, держа руку у губ Кейна и прикасаясь к ним кончиками пальцев. Когда рука начала опускаться, голова Кейна последовала за ней, и он прилег на подушку так, чтобы не нарушить соприкосновения. Пальцы сонно шевельнулись раз, другой… и замерли. Зеленые глаза закрылись.

На губах спящей Натали медленно проступила улыбка. Она легонько вздохнула и погрузилась в более крепкий сон, на целых восемь последующих часов. Кейн тоже уснул, на стуле рядом.

* * *

Натали проснулась с трескучей головной болью и сильнейшей тошнотой. Не решаясь двинуться из страха расплескать то, что бурлило в желудке, она повела глазами туда, где Кейн спал, положив ноги на край кровати. Словно ощутив умоляющий взгляд, он проснулся.

От смеющейся говорливой женщины не осталось и следа, теперь это была женщина в муках похмелья. Довольно было одного взгляда, чтобы понять, что сейчас последует. Кейн бросился на кухню и вернулся с тазиком. Едва он успел поднести его, как Натали перегнулась с кровати. Он подхватил ее волосы, не давая им свеситься.

Ее рвало долго, пока желудок совершенно не опустошился. Натали выпрямилась, белая как мел, с залитым слезами лицом и взглядом человека, совершившего постыдный проступок. Молча она позволила Кейну умыть ее, прополоскала рот, выпила воды и только потом заговорила.

— Прости, Кейн… — сказала она, пряча глаза от смущения.

— Ничего страшного не случилось, милая.

Натали замерла. Он назвал ее “милая”. Значит, ей это не приснилось тогда. Он назвал ее так теперь и называл раньше. По телу прошел сладкий трепет. Кейн Ковингтон называл ее милой, когда думал, что она не может его слышать. Значит, это шло от души!

— Скажи, я… — она замялась… — я не наговорила чего-нибудь, когда была пьяна… каких-нибудь глупостей?1

— Ничего такого, о чем нельзя было бы упомянуть в присутствии посторонних, — бесстрастно заверил ее Кейн, и теплый свет исчез из его глаз.

Он это знал. Вообще говоря, он сделал это намеренно, поймав себя на том, что назвал Натали Валланс “милая”. Это его встревожило. Женщине в расцвете сил, со всеми ее женскими уловками путь к его сердцу был заказан. Иное дело бледное несчастное создание, которое так хочется пожалеть, приласкать. А что потом? Новая словесная порка с ее стороны? Ну уж нет.

Наткнувшись на ледяной взгляд, Натали опустила глаза и больше ничего не сказала. Ей уже было лучше, но прежнее отвратительное состояние сменилось меланхолией. Притворившись спящей, она долго лежала, обдумывая ситуацию. Короткие моменты нежности — потом отпор, словно она совершила какой-то промах.

Кейн тоже размышлял. Натали как будто снова погрузилась в сон. Пользуясь этим, он смотрел на нее и пытался понять, что чувствует к женщине, так внезапно ставшей его подопечной. Что-то поднималось из глубин души, что-то давно забытое, и как раз потому, что он забыл, что это такое, Кейн не сумел подобрать этому название.

А между тем это была любовь.

Глава 31

Буран, необычайно затяжной даже для этих мест, продолжал заваливать снегом склоны хребта Сан-Хуан и Промонтори-Пойнт, заносить уединенную лесную хижину. Но внутри дома было неизменно тепло.

В стенах этого убежища Натали Валланс довелось познать как наихудшие, так и наилучшие минуты жизни. Воспаленный нерв невозможно было унять одним только виски, поэтому боль вернулась, и утром следующего дня она лежала, судорожно комкая простыню, то жмурясь, то широко открывая глаза от боли. Время тянулось медленно. Кейн то садился к постели, то, изнывая от бессильной жалости, принимался ходить по комнате. Трижды он подступал к Натали с бутылкой виски, но каждый раз она отказывалась наотрез, не столько из страха перед похмельем, сколько из опасения, что выболтает что-нибудь важное.

Оба они страдали.

Но временами боль вдруг, словно по волшебству, исчезала, и тогда наступала короткая упоительная передышка. В такие минуты Натали и Кейн разговаривали о пустяках или молчали, слишком уставшие не только для того, чтобы шевелить языком, но и чтобы думать.

На четвертый день Натали оправилась настолько, чтобы вспомнить об обещании Кейна вымыть ей голову. Он, конечно, сказал это сгоряча, не собираясь осуществить, но ей было гораздо лучше, и она решила немного подразнить Кейна.

— Доктор Ковингтон! — окликнула она. Кейн, собиравшийся выпить кофе на кухне, сразу оставил свое занятие и подошел. Вид у него был встревоженный.

— Что, хуже?

— Наоборот. Кажется, я начинаю поправляться. Прости, я не собиралась пугать тебя.

— Ничего страшного. — Он принес кофе к постели и уселся на свое дежурное место. — Ты что-то хотела?

— Очень! — Натали запрокинула голову, чтобы лучше его видеть. — Мои волосы чем дальше, тем грязнее.

Она следила за выражением лица Кейна, стараясь не упустить ни малейшего оттенка эмоций и ни минуты не сомневаясь, что сейчас Кейн выпятит подбородок и сдвинет брови, проклиная себя за неосторожно данное обещание. Но он только сказал:

— Можно вымыть их хоть сейчас.

— Думаешь, я смогу?

— Я не имел в виду тебя, — уточнил он, уходя на кухню с пустой чашкой. — Это сделаю я. — Он повернулся, и Натали уловила на его лице некоторое сомнение. — Разумеется, если ты позволишь.

— К-конечно, — пролепетала она с екнувшим сердцем. Кейн, посвистывая, занялся камином. Когда он решил, что в комнате достаточно тепло, чтобы вымыть голову даже больному человеку, то принялся доставать необходимые принадлежности. Занимаясь этим, он ощущал приятное волнение. Ему всегда нравилось прикасаться к рыжим волосам Натали, и мысль о том, что они временно окажутся в его полном распоряжении, была по-своему возбуждающей. Процедура казалась интимной. Кейн нагрел воды, выложил стопкой несколько мягких полотенец и достал таз побольше.

Натали с любопытством наблюдала за его деятельностью. Отчасти ее забавляли домашние хлопоты Кейна, но более всего ей хотелось привести себя в порядок. Она не могла дождаться, когда волосы окунутся в горячую воду. Однако когда Кейн поднес таз и ведро с водой к кровати, она не удержалась от протеста:

— Зачем это? Не проще ли будет, если я встану и…

— Не проще, — отрезал Кейн. — Голову буду мыть я, мне и решать, где и как это делать.

Он смягчил резкость слов дружеской улыбкой, и Натали уступила:

— Ладно, доктор, будь по-вашему.

Кейн откинул одеяло и помог Натали поменять позу. Теперь она лежала поперек кровати, свесив голову в поставленный на табуретку таз. И вот он наступил, этот восхитительный момент! Вода потекла на волосы, пропитывая их, смывая пот.

— Это рай! Кейн, я в раю!

— Знаю, — ответил он коротко, не уточняя, что в этом раю они находились вместе.

Мытье началось. Пальцы задвигались в волосах, втирая мыло, массируя, прополаскивая волосы. Кейн и Натали при этом болтали и пересмеивались, как школьники. Несколько раз намыленные и тщательно промытые, волосы обрели вожделенную чистоту. Натали ожидала, что за этим последует процедура сушки, но Кейн не спешил взяться за полотенце.

— Чего ты ждешь?

— Сейчас будет маленький сюрприз, — пообещал он с загадочной улыбкой. — Настоящая леди всегда ополаскивает волосы в чем-нибудь полезном, ведь так?

— Но где взять это полезное?

— Сейчас увидишь. Только не поднимай голову.

Лежа на спине, с волосами, опущенными в теплую воду, Натали не имела возможности проследить за действиями Кейна и умирала от любопытства. Когда Кейн снова появился в поле ее зрения, у него был вид победителя. В руке он держал что-то завернутое в тонкую бумагу. От свертка запахло лимоном. Как оказалось, это и был настоящий лимон.

Кейн рассек его пополам и выдавил сок на волосы. У Натали не хватило жестокости остановить его и объяснить, что сок следует сильно разбавить. Кожу головы зажгло, но она стоически вытерпела неприятное ощущение. Зато волосы пропитались чудесным свежим запахом.

— Спасибо, Кейн, — тихо произнесла Натали.

— Это сделает волосы блестящими.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она. Кейн ответил не сразу. Он отжал волосы, набросил на голову Натали большое полотенце и присел рядом.

— Шерон, — сказал он наконец. — Моя младшая сестра. Она любила ополаскивать волосы лимоном.

— Расскажи о ней.

Они провели этот вечер вдвоем на широкой постели Кейна. Он тщательно высушил ей волосы, поменяв три полотенца, потом аккуратно разделил их перепутанную массу на отдельные пряди и, наконец, расчесал узкой мужской гребенкой, что было не так-то просто, учитывая густоту этой рыжей гривы. Натали позволила ему холить ее, наводить лоск и время от времени (когда Кейну казалось, что она утомлена) покоить ее голову на своей груди. Ей удалось склонить его к рассказам о прошлом.

— У Шерон были роскошные волосы, густые… как у тебя, только более темные, цвета лесного меда. Стоило большого труда их расчесать, потому что распущенными они достигали бедер. — Он рассказал о том, как умерли мать и сестренка, как погиб отец, потом вернулся к счастливым дням юности на плантации. — Мы любили вечерами все вместе сидеть на веранде. Ветер приносил с реки прохладу и благоухание растений: олеандров, магнолий, лавров. Влажный воздух был так густо насыщен их ароматом, что казалось, его можно пить, как вино. Это были самые лучшие, самые безмятежные дни моей жизни.

И Кейн продолжал рассказывать. Он говорил о том, что трогало душу и будоражило чувства. Натали смеялась над его детскими выходками и незаметно смахивала слезу при упоминании о теплой дружеской атмосфере в этой семье. Кейн и сам не заметил, как перешел к более поздним и гораздо менее радостным временам, и Натали испытала такое глубокое сочувствие, что едва не заключила его в объятия. Он, со своей стороны, готов был вечно перебирать пряди ее волос и, чтобы это продолжалось, говорил и говорил без умолку, почти не задумываясь над тем, что слетает с его губ, сам завороженный размеренным ритмом своей речи, своим ровным негромким голосом. Взгляд его был прикован к золотому великолепию, разметавшемуся по плечам Натали. Многие годы он не знал такого мира в душе, как теперь, когда сидел за спиной у прекрасной женщины, расчесывая ей волосы и повествуя о давно прошедших временах. Он ни за что не остановился бы сам, но в конце концов Натали удержала руку с гребенкой, обернулась через плечо и сказала:

— Я думаю, довольно. Спасибо, Кейн! Это было чудесно.

— Но тебе пришлось столько времени сидеть…

Он вдруг осознал это, смутился и, отложив гребенку, начал устраивать Натали в подушках.

— Есть хочешь? — спросил он.

— Да, но…

— Что “но”?

Она замялась, потом потянулась к его руке, словно стесняясь сообщить нечто важное. Кейн позволил ей завладеть его пальцами.

— Теперь, когда у меня чистая голова… — Она снова замялась.

— Ну! — поощрил Кейн.

— Может, поужинаем, как два цивилизованных человека?

— То есть мне нужно побриться? — уточнил он с улыбкой.

— Да, неплохо бы. — Взгляд Натали перекочевал на расстегнутые полы его рубашки. — И я надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы застегнуться…

— Нисколько. Постой, я принесу тебе чистую рубашку. Переоденешься и отдохнешь, а я пока все приготовлю. Идет?

— Идет.

Конечно, Натали хотелось немного отдохнуть. Она утомилась, но в то же время и расслабилась. Почувствовав, что проголодалась, Натали с нетерпением ожидала ужина. Следить за тем, как Кейн готовит, казалось ей приятной перспективой. Еще приятнее было мечтать о том, что он, быть может, позволит ей сесть за стол.

Незаметно опустились сумерки, и в комнате совсем стемнело. Кейн зажег лампы — одну, как обычно, у постели — и приступил к бритью. Щеки и подбородок основательно заросли, пришлось часто править бритву, так что процесс оказался длительным. Натали зачарованно наблюдала за тем, как это смуглое лицо избавляется от давней щетины, становится гладким и еще более привлекательным. Закончив бриться, Кейн повернул голову так и эдак, оценивая результаты своих усилий. Закинул ее, разглядывая подбородок. Провел кончиками пальцев по щекам и наконец удовлетворенно кивнул.

Похоже, он придавал на редкость большое значение привычной процедуре приведения себя в порядок. Обмывшись до пояса, он — как был, мокрый — выплеснул тазик за дверь, вытерся, переоделся и приступил к приготовлению ужина. Им владело странное чувство: как если бы он назначил Натали свидание, пригласив ее к себе домой. Он волновался, предвкушая их совместный ужин.

Снаружи, как и прежде, мела пурга, ветер сотрясал стены, но даже погода не могла испортить настроения — напротив, контраст между холодной ночью снаружи и теплом уютного помещения создавал какую-то особую интимность. Застилая стол белой льняной скатертью, Кейн улыбался. Из самых ценных своих запасов он выбрал бутылку выдержанного вина и поставил в центр стола. Скоро в ее округлых боках, на фарфоровых тарелках и хрустальных бокалах отразился свет свечей, зажженных в трехрожковом подсвечнике.

* * *

Когда ужин был готов, Кейн еще раз оглядел себя в зеркале. Белая шелковая рубашка была застегнута на все пуговицы, ботинки начищены до блеска. Придраться было не к чему.

— Натали! — окликнул он, подходя к ней. — Все готово.

Но она крепко уснула, не дождавшись приглашения к ужину. Кейн был разочарован сильнее, чем мог себе представить. Он стоял в нерешительности, прикидывая, не разбудить ли Натали, потом решил, что отдых ей нужнее, чем пища. Она вполне может поужинать и потом, когда выспится. Кейну очень хотелось поцеловать ее, но он позволил себе только убрать с ее щеки заблудившийся локон. Затем удрученно отошел.

Ужинать одному было невесело. Кейн задул свечи, наполнил свою тарелку и открыл бутылку дорогого вина, приберегаемого для торжественного случая. В том, что Натали его так и не отведала, был, должно быть, перст судьбы. Он слишком о многом возмечтал, слишком смелые планы строил в своем воображении.

Не потрудившись наполнить бокал, Кейн поднял всю бутылку, салютуя спящей в его постели женщине.

— За тебя, милая, — сказал он и поднес горлышко к губам.

* * *

Была глубокая ночь, когда Натали проснулась. В комнате было темно, только, как и в первую ночь ее пребывания здесь, догорающие поленья давали какой-то свет. Стол был накрыт, одна тарелка наполнена, но не тронута. Кейн спал в кресле у камина, вытянув ноги к огню. Он был в черной вечерней паре, словно собрался на бал или в оперу, но белая рубашка была расстегнута. Он спал, уронив голову на грудь, так что волосы свесились на лоб, и, бог знает почему, показался Натали похожим на утомленного барса, которого сморил сон.

Всматриваясь в Кейна, Натали решила, что такое сравнение пришло ей в голову не случайно. Хищника нельзя приручить, его инстинкты и кровожадные наклонности останутся при нем, что бы ни случилось. Кейн выказал ей столько великодушия — почему? Ведь если даже от спящего от него исходит угроза, то может ли он быть подлинно добрым? Да, он опасен, и в первую очередь тем, что ей хочется все забыть и броситься к нему в объятия. Возможно, на это он и рассчитывает — усыпить ее бдительность.

Натали вдруг ощутила, как замкнутое, насыщенное теплом пространство смыкается вокруг, душит ее. Кейн Ковингтон, этот бездушный циник, человек с омертвевшей душой, побрился и переоделся ради ужина с ней. Он сервировал стол, поставил дорогое вино. Все это ради нее? Верится с трудом. До сих пор ему не приходилось особенно утруждаться, чтобы получить ее. Что все это должно означать?

Что делать, как быть? Лучше всего бежать, пока он не проснулся, пока она вновь не подпала под его опасные чары. Пока они еще не заглушили в ней здравого смысла. Бежать, пока эти голубые глаза не глянули прямо в душу и не перечеркнули — в который раз! — все с таким трудом принятые решения. Пока Кейн не понял, как много он для нее значит, и не воспользовался этим. Пока сама она не бросилась на колени перед этим воплощением мужской красоты и не взмолилась, чтобы он вернул ей украденное сердце.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22