Адельгейда вскочила с постели и в недоумении, сквозь сон, рассматривала таинственного пришельца.
— Кто вы такой? — прошептала она. — Каким образом попали вы сюда?
— Я вошел сюда через окно, которое, к счастью, оказалось открытым. Но выслушайте меня, каждая минута дорога. Я сам погибну, если меня застанут здесь. Вы — курьер короля.
— Откуда вы знаете это? — в изумлении произнесла Адельгейда и опять потянулась за пистолетом.
— Я знаю еще больше, — ответил Лазар, — вы находитесь на пути из Потсдама во Франкфурт-на-Майне, с тем, чтобы доставить купцу Зонненкампу важное письмо от прусского короля.
Адельгейда невольно схватилась обеими руками за грудь и с облегчением вздохнула, удостоверившись, что письмо находится на своем месте.
— Не будь меня, — продолжал Лазар, — вам, по всей вероятности, никогда не удалось бы доставить Зонненкампу это письмо, от которого, быть может, зависит благо всего прусского государства. В этом доме, в комнате рядом, находится лицо, твердо решившее отнять у вас это письмо.
— Отнять письмо? — проговорила Адельгейда. — Думаю, что этому лицу не удастся добиться своего. Я буду защищать письмо короля до последней капли крови.
— Однако вы лежали и спали как убитый, — насмешливо заметил Лазар, — и похитить у вас письмо было легче легкого. Но не будем тратить времени на разговоры. Выслушайте мой совет и сделайте то, что я вам скажу. Спрячьте письмо где-нибудь в другом месте, на груди храните вот этот другой конверт, в котором находится лишь чистый лист бумаги. Затем притворитесь спящим и не оказывайте сопротивления похитителю, который должен остаться при убеждении, что замысел его увенчался успехом, так как в противном случае он будет преследовать вас до самого Франкфурта и рано или поздно перехитрит вас. Ведь и он не остановится перед кровопролитием, лишь бы только захватить письмо короля.
— Это дельный совет, — отозвалась Адельгейда, — и я последую ему.
— Берите вот это письмо, — продолжал Лазар, передавая Адельгейде большой конверт с сургучными печатями, — я нарочно приготовил это так, что на первый взгляд можно подумать, что это на самом деле письмо короля. А затем прощайте. Как только похититель сделает свое дело, вы тотчас же, не теряя ни минуты, ступайте к конюшне, берите коня и поезжайте как можно скорее во Франкфурт.
— Но кто же вы такой? — полюбопытствовала рыжая Адельгейда. — Почему вы так озабочены моей защитой от разбойничьих покушений?
— Я друг прусского короля.
Сказав это, Лазар быстро направился к окну, влез на подоконник, спустился по лестнице во двор и убрал ее в темный угол, осторожно положив на кучу навоза.
Затем он направился в комнату Аделины. Он очень удивился, когда увидел, что певица крепко спит.
— Значит, у нее тоже есть нервы, — пробормотала переодетая Илька, — даже эта женщина, выкованная как будто из стали, подвержена человеческим слабостям. Она спит… тем лучше, пусть спит. Быть может, она проспит до утра, когда курьер успеет уже уехать очень далеко.
Лазар уже собрался выйти из комнаты, но, к несчастью, задел мимоходом маленький столик, так что с него упал на пол стакан.
Аделина тотчас же проснулась. Она встрепенулась и соскочила с постели.
— Боже, — вполголоса проговорила она, — сон одолел меня. Неужели я долго спала? Но ночь еще не миновала и, надеюсь, курьер еще не успел уехать.
— Нет еще, синьора, — шепнула Илька, — он все еще спит в комнате рядом.
— Откуда ты это знаешь? — спросила Аделина, пытливо глядя на Ильку.
— Я подслушивала у дверей, — спокойно ответила та, — и слышала ровное дыхание спавшего.
— Вот и отлично, — проговорила Аделина, — примемся сейчас за дело.
— Погодите, синьора, — возразила переодетая Илька. — Вы знаете, что я до настоящей минуты оказывала вам содействие. Но я не хочу быть причастна к самому похищению, так как не желаю отягощать своей совести таким грехом.
— Трусиха, — прошептала Аделина.
Она сбросила с себя верхнее платье: оказалось, что она была одета в длинную, черную сорочку, доходившую почти до самых пяток. Сорочка эта прилегала почти плотно к красивому стану танцовщицы, а благодаря черному цвету ее Аделина в темноте была совершенно не видна.
Сняв башмаки и оставшись в черных чулках, она медленно подкралась к двери в смежную комнату. Избегая малейшего шороха, она вставила в обшивку двери поверх ручки коловорот, нарочно приготовленный ею для этой цели. Спустя несколько минут в двери образовалось большое круглое отверстие. Просунув в него руку, Аделина отодвинула засов, закрывавший дверь с внутренней стороны, и нажала ручку. Дверь неслышно открылась.
— Погаси свечу, — шепнула Аделина Ильке, — здесь должно быть темно, чтобы я могла спокойно действовать.
Затем она пошла в комнату Адельгейды. Подобно черному призраку, она подкралась к постели, на которой лежал курьер короля, по-видимому, в глубоком сне. Аделина наклонилась к нему: белые зубы ее сверкали в ночном мраке, как у хищного зверя. Слегка дрожавшими руками она расстегнула шелковый жилет Адельгейды и медленно, крайне осторожно, начала шарить по карманам.
Вдруг она нащупала бумагу. «Вот оно, письмо короля, — пронеслось в голове Аделины. — Оно в моих руках. Я узнаю все тайны прусского короля, и, благодаря мне, о них узнает моя государыня, Мария Терезия». Она выхватила письмо и насмешливо взглянула на Адельгейду, которая лежала совершенно спокойно, как будто находилась в полнейшей безопасности.
— Спать нельзя, — насмешливо прошептала Аделина, — когда везешь письмо короля. Теперь можешь ехать, сколько хочешь, твоего поручения ты все равно не выполнишь.
Тихо вернулась она в свою комнату.
— Удалось! — торжествующим голосом произнесла она, обращаясь к Ильке. — Вот оно в моих руках, это письмо, благодаря которому я узнаю все планы нашего смертельного врага. Скорей зажги лампу! Прочитаем, что написано в этом письме.
Илька испугалась.
Она не ожидала, что Аделина сейчас же вскроет письмо, а полагала, что доставит его австрийской императрице в нераспечатанном виде. Она знала, что если Аделина теперь же вскроет похищенное письмо, то все погибло, так как тогда обман сразу обнаружится.
Надо было действовать решительно.
— Ради Бога, подождите хоть еще один час, — умолял Лазар. — Не вскрывайте письма в эту минуту, не делайте этого здесь. Лучше сядем в карету и уедем подальше. Когда мы выедем на дорогу, тогда и прочитаете письмо.
Аделина ничего не ответила, а подошла к двери и прислушалась. В комнате курьера послышался шум. Рыжая Адельгейда, по-видимому, торопливо собиралась в путь. Затем Аделина услышала, как курьер вышел из своей комнаты в коридор.
— Дело в шляпе, — шепнула певица своей спутнице, — курьер собирается уезжать. Пожалуй, я действительно не буду вскрывать письмо, пока он не уедет. Но после этого я уже не выдержу, а обязательно прочитаю все.
Спустя несколько минут во дворе послышалось ржание коня, а затем топот копыт.
Аделина открыла окно и выглянула. Она увидела, как курьер выезжает со двора на красивой рыжей лошади.
— Увидим, далеко ли ты уедешь на этом коне, — насмешливо прошептала Аделина, — ведь конь твой отравлен. Ты не проедешь и мили, как он будет лежать мертвым. — С этими словами она отошла от окна.
Тем временем доктор Лазар зажег лампу. Аделина быстро накинула на себя свой дорожный костюм, подошла к столу и торжественно произнесла:
— Великая, могущественная государыня! Покровительница и спасительница моя! Да будут твои мысли со мною в эти минуты. Взгляни на то, что я сделала, чтобы хоть чем-нибудь отблагодарить тебя. Для тебя я обманывала и лицемерила. Служа тебе, я ежедневно преклонялась перед прусским королем, стараясь убедить его, что мое сердце преисполнено любви и преданности к нему. Для тебя я сегодня ночью совершила кражу — преступление, которое я глубоко презираю. Для тебя же вскрываю я это письмо и хочу ознакомиться с его содержанием. Клянусь тебе, Мария Терезия, что я всегда буду стремиться предупредить тебя вовремя, для того, чтобы ты мощной рукой могла пресечь все замыслы твоего смертельного врага. Да простит мне Господь мое преступное дело.
Быстрым движением разрезала она конверт. Бумага задрожала в ее руке, когда она поднесла ее к свету, и глаза ее жадно вперились в нее.
— Первая страница пуста, — проговорила Аделина. — Исписана, вероятно, лишь внутренняя сторона бумаги. Что это? Да ведь тут нет ни одного слова. Боже! Меня перехитрили, меня обманули. Я надеялась похитить письмо короля, а получила в руки лишь пустой лист бумаги. Черт и дьявол! Как это могло случиться?
Громко вскрикнув от ярости, певица скомкала бумагу и швырнула ее в угол. Как помешанная бегала она взад и вперед по комнате и рвала на себе волосы. Крупные слезы злобы и отчаяния катились по ее щекам.
— Я обманута! — кричала она. — Все мои труды пропали даром. Эта рыжая мерзавка, несомненно, спрятала Подлинное письмо короля в другом месте, а мне достался лист бумаги, не имеющий никакой цены. Но кто предупредил эту рыжую? Кто предостерег ее? Неужели Илька? — Илька, говори, кто предостерег ее?
Грозно сжимая кулаки, Аделина подступила вплотную к Ильке и злобно посмотрела на нее. Ясно было видно, что она догадывается, в чем дело.
— Вы спрашиваете, кто предупредил курьера? — спокойно ответил мнимый доктор Лазар. — По всей вероятности, он и сам достаточно сообразителен.
— Сообразительность его я уничтожить не могу, — прошипела Аделина, — но если это сделал человек, то ему не уйти от моей мести. Живо запрягай лошадей! Я еще не оставила надежды. Напротив, я уверена, что добьюсь своего. Через час письмо короля будет в моих руках, даже если бы Небо и ад воспротивились этому.
— Синьора, — решительно произнес Лазар, — не стоит и пытаться догнать курьера. У него, по всей вероятности, свежий конь, а всадник всегда имеет преимущество сравнительно с каретой.
Аделина положила руку на плечо Ильки и с дьявольской усмешкой произнесла:
— Через час мы увидим на дороге, ведущей в Эрфурт, человека, который в отчаянии будет стоять рядом с издохшей лошадью. Этот человек — курьер короля. Конь его отравлен, и отравила его я. Да, да, доктор Лазар. Что вы с таким ужасом смотрите на меня? Я приняла свои меры. Итак, вперед! Мне хочется побеседовать с этой рыжей пройдохой, да так, чтобы у нее пропала охота в другой раз надувать меня.
Аделина схватила свой маленький чемодан и выбежала из комнаты. Илька была так испугана, что дрожала всем телом. Уловка ее не привела к желаемому результату — курьер, как и раньше, был в опасности.
Но вдруг Илька, медленно спускаясь по лестнице, приложила руку ко лбу, выпрямилась и решительно пробормотала:
— Если другого исхода не будет, то у меня остается еще одно средство. Лейхтвейс отнимет письмо у Аделины, прежде чем она доедет до Франкфурта.
Спустя четверть часа карета Аделины Барберини уже выехала на дорогу. Певица сама правила лошадьми, которые неслись вперед со страшной скоростью.
Глава 21
ПИСЬМО КОРОЛЯ
Как только Аделина Барберини вышла из комнаты курьера, захватив с собой никому не нужный пустой лист бумаги, Адельгейда отправилась в конюшню, поспешно вывела во двор рыжего коня и вскочила в седло.
«Что за прелесть конь, — подумала она, любуясь красивым животным. — Он силен и строен на редкость. Что ж, вперед, на таком коне я быстро доберусь до Эрфурта».
Конь как стрела помчался по дороге.
Близился рассвет. Первые лучи солнца золотили верхушки деревьев, и над полями клубился сырой туман.
«Кто такая эта красавица, которая хотела похитить письмо короля? — подумала Адельгейда. — Жаль, что я не могла открыть глаза и рассмотреть ее как следует. Но все-таки я успела заметить, что она очень хороша собою, эта воровка. Во всяком случае я расскажу обо всем Зонненкампу. Пусть остерегается, а то враги его, которые пытаются захватить письмо короля, примут все меры к тому, чтобы добиться своей цели какою бы то ни было ценою».
Дорога тянулась вдоль берега горной речки, мутные волны которой омывали скалистые берега. Вдруг Адельгейда, к удивлению своему, заметила, что конь дрожит всем телом и, видимо, сильно волнуется. Он то останавливался, вдыхая в себя свежий утренний воздух, то мчался вперед с невероятной быстротой.
«Что это с ним? — недоумевала Адельгейда. — Неужели подпруга слишком туго затянута? Посмотрим, в чем дело».
Она соскочила на землю и осмотрела седло и уздечку. Все оказалось в полном порядке. Тем не менее конь был весь в поту, ноздри его широко раздувались, и глаза его были мутны.
— Что с тобой, мой красавец, — проговорила Адельгейда, гладя коня, — неужели ты болен? Но нет, ты помчишь меня дальше. Выдержи только до Эрфурта. Ведь каждая минута дорога. Всякое промедление не только погубит меня, но будет иметь страшные последствия для целого государства.
Снова она села на коня. Животное как будто понимало свой долг и попыталось нестись вперед с прежней быстротой, но вскоре снова начало дрожать и шататься из стороны в сторону.
Тут Адельгейда пришла в ярость.
— Вот оно в чем дело! — крикнула она. — У тебя, оказывается, есть капризы. Погоди, я тебя научу дурачиться. Не забывай, что ты должен мчаться как стрела.
Она сильно стегнула коня хлыстом. В то же мгновение конь встал на дыбы и внезапно упал назад, как пораженный молнией, придавив к земле своим туловищем рыжую Адельгейду.
С большим трудом выбралась она из-под коня и схватила его за уздечку, пытаясь поднять на ноги. Но конь уже не шевелился. Адельгейда в ужасе всплеснула руками.
— Он пал! — вскрикнула она. — Что мне теперь делать? Я погибла.
Это происшествие так ошеломило Адельгейду, что она зарыдала и упала на колени около трупа лошади. Она закрыла лицо руками и плакала навзрыд. В этом отчаянном положении она совершенно растерялась, хотя обыкновенно отличалась отвагой и решительностью. Но тут в ней снова сказалась женщина, и она совершенно не знала, как ей быть.
Да и что было делать? Кругом не было видно ни малейшего следа жилища, она была одна в поле, у трупа своего коня. К тому же письмо короля находилось при ней. Как могла она хранить это письмо теперь, не имея ни лошади, ни кареты, чтобы уйти от надвигавшейся на нее беды? И действительно, вдали уже слышался шум колес. Адельгейда растерянно оглянулась, не зная, что предпринять — бежать ли или спрятаться куда-нибудь. Но было уже поздно. Оставалось только пустить в ход пистолеты.
Карета приблизилась на двадцать шагов и остановилась. С козел соскочила какая-то дама под густой вуалью и быстро направилась к Адельгейде.
— Что вам нужно от меня? — крикнула ей Адельгейда. — Зачем вы меня преследуете? Поезжайте своей дорогой, не то я выстрелю.
Вместо ответа раздался выстрел. Адельгейда, тяжело раненная, упала на землю. В то же мгновение Аделина опустилась на колени рядом с ней.
— Где ты спрятала письмо? — спросила она, приставив дуло пистолета ко лбу несчастной. — Ты пока еще только ранена, но я добью тебя, если ты не выдашь мне письмо.
— Убивайте, но тайны своей я не выдам, — проговорила раненая и лишилась чувств.
Аделина пришла в неописуемую ярость и начала срывать с Адельгейды одежду. Дрожащими руками она обшарила все карманы, но письма не нашла.
— Доктор Лазар, — крикнула она, — идите сюда. Помогите мне хоть теперь. Я требую, чтобы вы помогли мне.
Лазар вышел из кареты, неся в руке маленькую шкатулку. Взглянув на Адельгейду, из раны которой сочилась кровь, переодетая девушка произнесла:
— Синьора, это зрелище навсегда разлучает меня с вами. Я служила вам и служила с радостью, так как меня привлекала ваша красота, ваша приветливость, ваш выдающийся ум. Но теперь я ближе узнала вас. Женщина, способная совершить убийство, хотя бы даже во имя великой цели, в моих глазах достойна презрения. Я окажу помощь этой несчастной, но с вами, синьора, мы расстанемся навсегда.
— Ты предаешь меня! — воскликнула Аделина. — Ты скажешь королю, что я убила и ограбила его посланца?
Но Илька, отрицательно качая головой, громко воскликнула в ответ:
— Нет, синьора! Клянусь Господом Богом, что никому об этом не скажу! Прусский король от меня не узнает, что вы, которую он осыпал благодеяниями и знаками своей милости, предали его и что именно вы его самый лютый и неутомимый враг.
Илька отвернулась, опустилась на колени рядом с лишившейся чувств Адельгейдой и вынула из шкатулки необходимый материал для перевязки. Вскоре ей удалось остановить кровь.
Чтобы облегчить мучения раненой и привести ее в более удобное положение, Лазар снял с нее тяжелые сапоги. Аделина тотчас же взяла их и внимательно осмотрела, предполагая, что в них находится разыскиваемое ею письмо. И действительно, письмо оказалось спрятанным в подошве правого сапога.
Аделина вскрикнула от радости, когда узнала почерк и печать короля. Доктор Лазар слышал этот возглас. Он едва заметно улыбнулся.
«Недолго ты будешь обладать этим письмом, — подумал он. — Если мне не удалось спасти его, то Генрих Антон Лейхтвейс поможет мне вернуть его».
Он встал и подошел к Аделине.
— Что вы думаете предпринять с этой раненой женщиной? — спокойно спросил он. — Возьмете ли вы ее к себе в карету или оставите здесь среди поля?
Аделина, в сущности, не была жестока: напротив, она было довольно добра и умела сочувствовать чужому горю и нужде. Она бывала жестока только тогда, когда надо было защитить интересы императрицы Марии Терезии. Так как она уже добилась своей цели, захватив письмо, то ей не хотелось бросить раненую на произвол судьбы.
— Перенесем ее в карету, — сказала она. — Мы отвезем ее в Эрфурт и там поместим у надежных людей, я даже заплачу за ее лечение. Надеюсь, она не слишком скоро очнется и не будет знать, кто подстрелил ее.
— Что касается этого, то можете быть вполне спокойны, синьора, — ответил Лазар, — она потеряла столько крови, что слабость ее продлится несколько дней, в течение которых она не в состоянии будет мыслить и говорить.
С этими словами Илька приподняла раненую Адельгейду и, с помощью Аделины, перенесла в карету, где ее уложили на мягком сиденье. Карета снова тронулась в путь по направлению к Эрфурту.
По пути в Эрфурт Аделина с Илькой почти совершенно не разговаривали. Между бывшими подругами открылась глубокая, ничем не заполнимая пропасть. Аделина чувствовала, что Илька презирает ее, но она была слишком горда для того, чтобы сделать попытку к примирению. Она начала испытывать недоверие к Ильке, так как не сомневалась в том, что именно та предупредила Адельгейду о грозившейся ей опасности.
Сама же Илька все время только и была занята уходом за раненой. Адельгейда все еще не приходила в чувство. Пуля застряла в ране и, по-видимому, причиняла ей нестерпимую боль, судя по тому, что она часто жалобно стонала.
Когда карета приехала в Эрфурт, Аделина немедленно приняла меры к тому, чтобы пристроить свою жертву. Для этого ей показалась подходящей семья ремесленника, часовщика, тихого, болезненного человека, который все время сидел дома за работой. Жена его была женщина высокая, здоровая и энергичная, и, по-видимому, домом и хозяйством управляла только она. Аделина наняла для Адельгейды у этих людей хорошенькую светлую комнатку с окнами во двор и внесла вперед несколько золотых за уход и лечение, которые таким образом были обеспечены сразу на несколько месяцев.
Доктор Лазар немедленно сделал необходимую операцию и извлек пулю из раны. Затем он отдал все распоряжения относительно дальнейшего ухода за раненой.
Ни он, ни Аделина не сообщили хозяевам никаких подробностей и даже не назвали себя. Имени же Адельгейды они тоже не сообщили по той простой причине, что сами не знали его.
Сама Аделина Барберини заняла комнату в одной из лучших гостиниц Эрфурта. Она не вскрыла похищенного ею письма короля, считая удобным передать его своей государыне нераспечатанным. Но она лелеяла другую мысль, исполнением которой достойным образом увенчалось бы ее предательское дело.
Она намеревалась лично познакомиться с таинственным агентом короля Пруссии; она хотела узнать, кто такой этот Зонненкамп и что побуждает его оказывать прусскому королю столь ценные услуги. Она даже мечтала о том, чтобы убедить этого человека перейти на сторону Австрии.
С этой целью Аделина решила пустить в ход все свои чары, зная, что таким путем она не раз уже заставляла мужчин делать то, что она пожелает. Она была уверена, что если этот Зонненкамп не старик, то она сделает его своим рабом и тем самым лишит прусского короля одного из его преданнейших слуг.
— Вы поедете со мной во Франкфурт? — спросила Аделина мнимого доктора Лазара, когда тот начал укладываться. — Вы, я вижу, собираете свои пожитки и, кажется, намерены расстаться со мной?
— Несомненно, — холодно ответил Лазар, — я вам от души желаю счастья и благополучия, я не хочу больше иметь ничего общего с вами.
Он поклонился и направился к двери. Аделина подняла руку и воскликнула:
— Помни свою клятву, Илька. Ты поклялась не выдавать меня прусскому королю, не сообщать ему, кто я такая и какие я испытываю к нему чувства. Если ты нарушишь свою клятву, то в моем лице ты приобретешь врага, непримиримая ненависть которого безжалостно будет преследовать тебя всюду до конца твоих дней.
— Не беспокойтесь, синьора, — ответил мнимый доктор Лазар, — я своей клятвы не нарушу. — Он еще раз поклонился и вышел из комнаты Аделины.
Выйдя из гостиницы, Лазар направился не на улицу, а во двор, где были расположены конюшни. Там кучер возился около кареты. Лазар подошел к нему, дал серебряную монету и спросил:
— Вероятно, вы поедете с той дамой, которая завтра уезжает из Эрфурта?
Кучер ответил утвердительно.
— Куда же вы поедете?
— Во Франкфурт-на-Майне.
— В таком случае вы можете сделать для меня большое одолжение, за которое я охотно вознагражу вас золотой монетой.
— Если это будет не против чести и совести, то отчего же не сделать.
— Ничего подобного. Я скорей дал бы свою руку на отсечение, чем причинил бы той даме какую-нибудь неприятность.
— Понимаю, — рассмеялся кучер. — Вы, вероятно, влюблены в эту красавицу? Оно и немудрено. Такой красоты я отроду не видал.
— Да, вы правы, — согласился Лазар, — но я прошу вас, не болтайте об этом. Дело в том, что мне хотелось бы, прежде чем она доедет до Франкфурта, побеседовать с ней наедине в карете. Поэтому я прошу вас, когда вы доедете до Нероберга, близ Висбадена, сверните с дороги в горы. Там вы найдете дорогу поменьше, где может проехать карета. Да поезжайте там медленнее, а если она вам прикажет ехать быстрей, то не слушайте ее, а помните о моем золотом.
С этими словами Лазар дал кучеру золотой. Тот, ухмыляясь, взглянул на него, положил его в карман и сказал:
— Охотно сделаю вам это одолжение. Не из-за денег, которые вы мне дали, а потому, что я сам был когда-то молод и знаю, что значит влюбиться. Что ж, я доставлю вам возможность поухаживать за вашей возлюбленной вблизи Нероберга.
— Благодарю вас. Если я останусь доволен вами, то не пожалею и другого золотого.
Затем Илька поспешно ушла и отправилась в квартиру часовщика, где лежала раненая Адельгейда. Она взяла одежду, которую Адельгейда носила в качестве курьера, и переоделась в нее. Затем она купила хорошую лошадь и, не отдохнув ни одного часа, быстро уехала из города.
«Ты своей цели еще не достигла, предательница, — думала она, несясь вперед по шоссе, — и если я ничего не могла сделать, то с тобой справится разбойник Лейхтвейс».
Медленно двигалась неуклюжая карета, в которой сидела Аделина Барберини. Еле сдерживая свое нетерпение, певица сидела в карете и выглядывала в окно на ночной мрак, окутавший горы Таунаса. Наконец она постучала кучеру. Тот обернулся и вежливо спросил, что угодно.
— Вы едете очень медленно, — сказала Аделина, — ведь вы обещали еще до полуночи довезти меня до Франкфурта, но если ваши лошади не пойдут быстрее, то мы никогда не доберемся до цели.
— Я сделаю все, что могу, сударыня, — ответил кучер, — но вы сами видите, что мне приходится ехать по горам, так как герцог Нассауский недавно приказал перестроить шоссе и теперь там проехать совершенно невозможно.
— Только этого еще не хватало, — досадливо отозвалась Аделина. — Скорей бы выехать из этих гор. Здесь опасно. На последней остановке мне рассказывали о каком-то разбойнике, который будто бы скрывается в здешней местности. Скажите, кучер, слышали ли вы об этом разбойнике?
Кучер расхохотался.
— Не беспокойтесь, сударыня. Здесь разбойников нет, разве только такие, которые рады похитить поцелуй у проезжающих красавиц. Денег ваших никто не тронет.
Слова кучера успокоили Аделину.
Горы сходились все ближе и ближе, путь становился все неудобнее и мрачнее, и лошади с трудом тащили карету по ухабистой дороге. Вдруг пристяжная лошадь споткнулась упала и потянула за собой другую лошадь. Аделина вскочила.
— Что случилось? — крикнула она. — Несчастье?
Она хотела открыть дверцу кареты, чтобы посмотреть в чем дело. Но в ту же секунду кто-то снаружи разбил стекло и Аделина увидела перед собой высокого красивого мужчину.
Он направил на певицу пистолет и произнес:
— Сударыня! Ни одного звука, или я буду стрелять.
С глухим стоном Аделина отшатнулась и упала на сиденье. Она сразу поняла, в чем дело, она попала в руки разбойника Лейхтвейса, о котором ей рассказывали.
Перепуганный насмерть кучер слез с козел. Он увидел перед собой второго разбойника, который прицеливался в него из ружья.
— Ничего дурного я вам не сделаю, — произнес этот разбойник, — если вы исполните то, что вам будет приказано. Карета и лошади пока останутся здесь, вам завяжут глаза, и вы пойдете туда, куда мы вас поведем. Вероятно, потом вам придется отвезти письмо во Франкфурт.
— А лошади? А карета?
— Никто не отнимает у вас вашей собственности, — ответил второй разбойник — это был товарищ Лейхтвейса, прежний лесничий Рорбек, — мой атаман не грабит бедняков.
Кучер, видимо, успокоился. Он сел на пень вблизи кареты и стал ждать, что будет дальше. А Лейхтвейс, все время наблюдавший с пистолетом в руке за Аделиной, открыл дверцы кареты, отвесил низкий поклон и сказал:
— Сударыня, потрудитесь выйти из кареты.
Аделина вышла. Она успела немного успокоиться, и это неожиданное приключение как будто даже потешало ее.
Она попала в руки красавца разбойника, по-видимому, весьма вежливого, а в этом опасности большой не было. Она не сомневалась, что разбойника интересуют только ее деньги. Правда, кошелек ее был туго набит золотыми монетами, но в общем эта потеря была не существенна, так как она везла с собою несравненно более крупную сумму переводами на одного из франкфуртских банкиров. Переводы эти она спрятала на груди вместе с письмом короля. Они не представляли собой никакой ценности для разбойника, который не мог бы получить по ним деньги. А что касается письма короля — так думала Аделина, — то откуда же разбойник может знать, какое значение имеет это письмо. Поэтому она спокойно вышла из кареты и даже оперлась на руку Лейхтвейса, которую он учтиво предложил ей.
Он проводил ее в чащу и там попросил сесть на высокий пень, покрытый мхом. Затем он стал перед ней, скрестил руки на груди и произнес:
— Прежде всего, сударыня, я прошу у вас извинения, что позволил себе остановить вас. Но я не сомневаюсь, что мы с вами быстро сговоримся, после чего я вас немедленно отпущу.
Аделина с нескрываемым любопытством посмотрела на красивого и статного разбойника.
— Вы Генрих Антон Лейхтвейс? — спросила она. — Но вы, господин разбойник, и понятия не имеете, какую крупную неприятность причиняете мне, прервав мою поездку. Говорите же скорей, что вам нужно от меня. Впрочем, я и сама догадываюсь и не буду мешать вам. Вот мой кошелек, берите все, что в нем есть. В нем имеется около ста золотых, и я полагаю, что эта сумма вознаградит вас за ваш труд.
Она вынула из кармана кошелек зеленого шелка и протянула его разбойнику. Но Лейхтвейс гордым движением руки отстранил его.
— Как? — в изумлении воскликнула Аделина. — Вы не хотите брать моего кошелька? По-видимому, вам этого мало и вы заметили мои бриллиантовые кольца. Извольте, берите их. Все эти перстни с бриллиантами я снимаю с пальцев и отдаю их вам вместе с кошельком, прошу оставить мне только одно это кольцо: вы видите, оно не имеет почти никакой цены, но я ни за что не хочу расстаться с ним, так как оно подарено мне на память одной очень высокопоставленной особой.
Аделина протянула разбойнику кольца. Но Лейхтвейс только улыбнулся.
— Сударыня, — произнес он, — я не считаю возможным лишить ваши прелестные ручки этих украшений. Что касается кошелька с золотом, то отдайте его моему седовласому товарищу, он ему пригодится. Мне лично нужны не деньги и не бриллианты.
Аделина сверкнула глазами. Она встала и подошла вплотную к Лейхтвейсу.
— Лейхтвейс, — прошептала она, обдавая его лицо своим горячим дыханием, — я знаю, что тебе нужно. Ты знаешь, что я хороша собой, и воображаешь, что можешь овладеть мною. Но ты жестоко ошибаешься, так как, клянусь тебе, скорее я сама нанесу себе смертельный удар кинжалом в сердце, чем предоставлю тебе то, в чем отказывала сильным мира сего.
Лейхтвейс опять улыбнулся.
— Да, вы очень красивы, сударыня, — сказал он. — Сознаюсь, ваши прелести могут свести с ума кого угодно, но только не меня. В моем убогом жилище меня ждет моя жена, которая во сто раз красивей вас. Я люблю свою жену, сударыня, всем пылом моего сердца, и если бы сама богиня Венера пришла ко мне и открыла мне свои объятия, то и тогда я не принял бы ее дара, а ушел бы к своей любимой Лоре. Вы видите, сударыня, что не из-за красоты вашей я причинил вам эту маленькую неприятность.
Аделина сердито топнула ногой.
— Если тебе не нужны ни золото, ни ласки, — воскликнула она, — чего тебе нужно? Чего ты ждешь от меня?
— Пустяк, — учтиво произнес Лейхтвейс. — Мне нужна некая бумага, которую вы везете с собой и которую вы выдадите мне, прежде чем расстаться со мной.
