Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Роковой бриллиант дома Романовых (Курьер царицы)

ModernLib.Net / История / Рэтклиф Джон / Роковой бриллиант дома Романовых (Курьер царицы) - Чтение (стр. 2)
Автор: Рэтклиф Джон
Жанр: История

 

 


      - Ни звука, или я стреляю! - сказал Бренкен. Его молодое лицо стало каменным и жестоким. Дикая решимость молнией блеснула в его глазах.
      Пораженный капитан не в состоянии был даже собраться с мыслями. Пришелец с быстротой молнии, как тигр, бросился на него и сжал ему горло, как бы желая перервать глотку.
      Оба упали на пол. Бренкен был сильнее. Капитан задыхался с посиневшим лицом. Бренкен заткнул ему рот куском скатерти и связал его ремнем. Задыхаясь, пленный дико начал метаться по полу. Но Бренкен скрутил ему локти. Пот выступил на его лбу. Он надел фуражку и шубу капитана и в таком виде вышел из комнаты. У дверей он столкнулся с другим офицером.
      Тот с удивлением посмотрел на него.
      - Мятеж! в левом флигеле! - живо крикнул Бренкен и увлек офицера за собой.
      - Дайте тревогу и вызовите стражу!
      Офицер помчался со всех ног. Часовой поглядел ему вслед и потом с изумлением посмотрел на мнимого адъютанта. С другой стороны подошел комендант. Часовой взял на караул. Но едва полковник открыл дверь, как с проклятием отпрянул назад. Часовой бросил взгляд в комнату. В следующий момент он дал сигнальный выстрел.
      Но таинственный полковник уже успел очутиться на улице. У ворот тюрьмы стоял в ожидании комендантский автомобиль, прекрасный германский мерседес. Бренкен с револьвером в руках бросился к шоферу, который только что с изумлением открыл дверцы машины.
      - Валяй! Со скоростью в сто верст, если тебе жизнь дорога! Направление на юг!
      Шофер зажмурил глаза и быстро завел машину. Бренкен почти упал на сидение. Внутри оказалась дама.
      Автомобиль двинулся. Вслед послышались выстрелы. Мерседес помчался по улице с такой быстротой, что снег и грязь брызгами разлетались в обе стороны.
      Молодая дама, укутанная в роскошные соболя, лежала, откинувшись на спинку сидения, и разглядывала умными карими глазами человека, сидевшего рядом с ней. Он скинул чужую шубу, все еще держа наготове револьвер. Мимо них быстро пролетали дома.
      - Кто вы такая? - спросил Бренкен молодую даму. Ее стройное тело издавало запах свежих фиалок.
      - Дочь коменданта, - спокойно ответила она.
      В этот момент полицейские пытались перегородить им дорогу, но шофер направил прямо на них быстро мчавшуюся машину. Они отскочили в сторону. Вперед!
      - Чего только не сделает страх перед револьвером, - усмехнулся Бренкен. Мимо них мелькнули заснеженные луга и озеро, подернутое льдом.
      Она молчит. Он глядит ей в лицо. Породистое женское лицо. Губы сжаты. Ноздри нервно раздуваются. Наконец она сказала:
      - Вы думаете? Вы не знаете, значит, Шнейдера?
      - Шнейдер? Кто такой Шнейдер? Немец?
      - Да, бывший военнопленный. Мне слепо предан.
      Они проносятся мимо березовой рощи. Березки стоят, как чистые молодые девушки, группами, тоскливо глядя на ландшафт. Небо посинело. Воздух становится холоднее.
      Бренкен почувствовал себя в безопасности.
      - Это должно означать, - спросил он, развеселившись, - что шофер Шнейдер слушается вас?
      - Да, так оно и есть, - ответила она, бросив на него сбоку горящий взгляд.
      - Ого, посмотрим, что будет, когда я опущу свой револьвер.
      Он прибрал оружие. Молодая девушка крикнула в рупор несколько непонятных ему слов. Автомобиль мчался с прежней быстротой.
      Бренкен посмотрел на нее сбоку. Вдруг ему стало жутко. На этом молодом прекрасном лице было написано выражение дикой решимости. Ее глаза были полузакрыты. Сквозь длинные черные ресницы она внимательно наблюдала за местностью.
      Тут Бренкен понял, что попал в плен.
      Автомобиль мчался по рытвинам и ухабам проселочной дороги. Это была езда, которая каждую минуту могла кончиться катастрофой.
      - Поезжайте медленнее, - крикнул он и снова схватился за револьвер, направив его на свою спутницу.
      Она посмотрела на него; из-под тяжелой меховой шапки на лоб спадали вьющиеся каштановые волосы.
      - Я не боюсь револьвера. Не трудитесь напрасно.
      Она насмешливо улыбнулась. Он грубо схватил ее за за кисть руки.
      - Вы причиняете мне боль! - воскликнула она, и взгляд ее смелых глаз блеснул ему прямо в лицо.
      "Уж не восточная ли женщина она?" - подумал он. Его пальцы невольно выпустили ее руку. Она коротко и презрительно усмехнулась.
      - Вот так взбалмошная девчонка, - сказал он. Ее глаза были глубоки, как черное море. Ее смех оборвался, и губы вдруг приняли скорбное выражение.
      Они все еще мчались с той же скоростью. Город давно уже остался позади. Они находились на открытой дороге.
      "Разве я загипнотизирован? - мелькнуло в его голове. - Я пленный... да... ну, понятно... Я пленный этой взбалмошной девчонки и сумасшедшего военнопленного. Теперь я даже не могу выскочить на ходу из этого бешено мчащегося автомобиля". Он инстинктивно протянул руку к дверцам, пытаясь выскочить.
      - Вы сломаете себе шею, - крикнула дочь коменданта, положив ручку на его плечо. - Останьтесь, - ее голос звучал мягко, в нем чувствовалась горячая возбужденность.
      - Вы собираетесь сдать меня как пленника? Вы жаждете дешевого успеха! воскликнул Бренкен.
      - А если даже так?
      Она кокетливо поглядела на него краешком глаз. На секунду ему пришла в голову мысль заключить в свои объятия эту очаровательную девушку, только лишь из восхищения перед ее мужеством. Настя простила бы ему это.
      Далекая Настя...
      - Вы думаете о своей невесте? - сказала молодая девушка.
      Он не ответил. С лица его таинственной спутницы исчезло выражение веселости. Она отвернулась от него и разглядывала кедровые деревья, как часовые, стоявшие по краям дороги.
      Его внезапно охватила дикая ненависть. Он, переживший военные бури, теперь окажется побежденным маленькой девчонкой?
      Нет, она не была маленькой девчонкой. Она сидела сейчас прямо, как свеча. Ее густые брови нахмурились, глаза приняли жестокое выражение.
      "Она достойна меня", - подумал Бренкен. Теперь для него наступило время действовать. Они достигли большого изгиба, и автомобиль замедлил ход. Он распахнул дверцу... нет, он только собирался распахнуть ее, но дверца не поддавалась.
      - Значит, все-таки вы собираетесь изловить меня! - горько воскликнул он. - Уличные мальчишки будут смеяться надо мной, но все же вы недооценили меня. - И вдруг он зажал ей рот рукой. Левой рукой он с нечеловеческой силой открыл дверцу.
      Но в тот же момент он отпрянул от нее. Она укусила его. Кровь капала из его пальца. Он бросил на нее яростный взгляд, но снова был обезоружен ее улыбкой. Какие-то странные чары исходили от этой непонятной женщины.
      - Не сердитесь на меня, - прошептала она, - но я не позволяю зажимать себе рта. Я никогда не выносила этого. Это я унаследовала от своего отца, и она замолчала, склонив голову и прикрыв муфтой лицо.
      Бренкен увидел, как на ее глазах показались две слезы, скатившиеся на шубу.
      - Что с вами? - тихо спросил он, держась за ручку дверцы и готовясь спрыгнуть.
      Она резким движением откинула голову назад и холодно посмотрела на него.
      - Воспоминания...
      Автомобиль остановился.
      Она находились в деревне, лежащей в занесенной снегом котловине. Дым из труб тонкими прямыми струйками подымался в холодном воздухе. Не было видно ни живой души.
      - Мы прибыли на место. Выходите.
      Он колебался.
      - Западня?..
      Она покачала головой. Он снова встретился с ее горячим быстрым взглядом. Она вышла первая. Шофер стоял у дверцы и отдал честь. Он что-то пробормотал и с сожалением пожал плечами. Бренкен снова схватился за револьвер. Шнейдер сделал отрицательное движение рукой и сказал по-немецки:
      - Вы говорите по-немецки?
      - Да, - ответил Бренкен, выходя из автомобиля.
      - Если вам когда-нибудь придется побывать в Германии, господин офицер... я баварец, уроженец Нижней Баварии. Вы знаете Фронтенгаузен? Нет? Вы никогда не слыхали о нем? Недалеко от Ландсгута? Богатая местность. Там у меня живет мать. Рядом с церковью стоит наш маленький домик. Одним словом, если вы когда-нибудь попадете в Баварию, не забудьте Фронтенгаузен. Только привет. Скажите - от Францля.
      "Как странно все это", подумал Бренкен и посмотрел в ясные голубые глаза баварца.
      - Я не забуду. Если я когда-либо...
      Молодая дама прервала разговор. Франц Шнейдер молча отошел.
      - Вы не смеете долго задерживаться здесь, - сказала она. - Здесь я написала имя. Покажите эту бумагу старосте. Он знает, в чем дело. Вас примут. А теперь слушайте внимательно. Послезавтра в 8 часов вечера, ни раньше и ни позже, - вы должны стоять на маленькой станции там, напротив, по ту сторону рельс. Петроградский поезд приходит в две минуты девятого. Вы пройдете вдоль поезда до предпоследнего багажного вагона. Он будет неплотно заперт. Вы сядете и доедете до Петрограда без того, чтобы вас кто-нибудь потревожил.
      "Мне, должно-быть, снится что-нибудь, - подумал он. - Все это как-то невероятно". Но потом он положил свою руку на ее плечо.
      - Скажите мне только...
      Она покачала головой.
      - Вы можете доверять мне. В доказательство я подарю вам кое-что на память. - Она порылась в своей муфте и передала Бренкену маленький черный шарик.
      - Спрячьте как следует эту штуку и ради Бога не ударяйте ею по твердому предмету...
      - Бомба? - запинаясь, пробормотал Бренкен.
      Она улыбнулась. Ее лицо было свежим и красным от мороза. Глаза блестели мягко, как бархат.
      - Да, бомба. Если бы сегодня настоящий комендант сел в свой автомобиль, то-есть, если бы он только вздумал сесть, то на полдороге между тюрьмой и автомобилем его разорвала бы бомба. Но я сейчас же увидела, что выкинули какую-то штуку, и что вы не комендант.
      Шофер подошел поближе, как бы напоминая о чем-то.
      - Иду, - крикнула она ему.
      Бренкен удержал ее.
      - Это прямо, как в сказке. Только еще одно - ваше имя? Я никогда не забуду вас.
      Она улыбнулась, ее голос прозвучал совсем тихо: - Вера... этого достаточно.
      - Вера... этого достаточно.
      - Вера...
      - Прощайте.
      - Я никогда не увижу вас больше?
      - Увидите, - ее лицо сделалось серьезным и вдруг показалось ему старым и изборожденным морщинами. - Не забудьте - послезавтра в 8 часов вечера.
      Она мелкими шажками, не оглядываясь, побежала к автомобилю. Шофер по военному отдал честь. Потом она исчезла в автомобиле.
      И сразу стало тихо... Даже воробьи не чирикали... Деревья печально стояли, вздымая к небу прямые, как свечи, стволы. И из близлежащих изб к небу подымался дым.
      Бренкен повертел бумагу в руках. Задумчивый, усталый, печальный, он поплелся в деревню.
      III
      В самом деле, это было почти как во сне. Староста бегло просмотрел бумагу и не говоря ни слова проводил. Бренкена к одному из крестьян. Этот крестьянин имел интеллигентную внешность. "Должно быть, ссыльный интеллигент", - подумал Бренкен, с первого взгляда поняв, с кем имеет дело. Но все его попытки завязать разговор с этим мрачным бородатым человеком кончились неудачей. Казалось, будто этот непроницаемый человек дал обет молчания. В его избе находились его жена и теща, обе простые крестьянки. Но и они очень мало говорили и относились к нему весьма сдержанно. Бренкен почувствовал, что здесь скрывается трагедия, которую он не в состоянии понять. Он в душе был благодарен, что этот человек не задавал ему никаких вопросов, и сейчас же постелил ему на полатях. Беглец моментально погрузился в глубокий сон.
      Он провел эти два дня молча, мучимый беспокойством, возраставшим с каждым днем. Он твердо решил вернуть царице голубой Могол. Его путь вел в Петроград. Но разве ему удастся проникнуть незамеченным в столицу?
      Наступил вечер долгожданного дня. Он молча крепко пожал на прощание руку человека, который укрыл его. Они стояли на крыльце, снег отливал синевой, глубокая тишина окружала их. Казалось, что бесконечность дышит глубоко и беззвучно.
      - Вы социалист-революционер? - спросил крестьянин.
      - Нет.
      - Большевик?
      - Это было бы одно и то же.
      Мнимый крестьянин почти с сожалением посмотрел на него.
      - Значит, вы не принадлежите ни к какой партии? Ну, Вера уже будет знать. - Он поклонился.
      - Ну, счастливого пути и помогай вам Бог!
      Курьер царицы со странным чувством двинулся в путь и отправился на станцию. Он спрятался в снегу на противоположной стороне. Но у него было еще достаточно времени. Станция казалась вымершей. Мимо прошел только какой-то служащий.
      Повалил снег.
      Бренкен больше не был в состоянии сдерживаться. Шатаясь, он направился к станции. Перед длинным красным кирпичным зданием стояла деревянная доска. На ней был прибит свежий плакат. Он прочел:
      Злодеяние.
      "Вчера были убиты начальник тобольской тюрьмы
      полковник Надеждин и бывший губернатор князь Савицкий
      в тот момент, когда оба покидали офицерское собрание.
      Злоумышленников было двое. Сначала Вера Полякова,
      отец которой в свое время умер в тюрьме, пыталась
      застрелить начальника тюрьмы. Но ее выстрелы не
      попали в цель. Сейчас же после этого известный
      большевик Дмитрий Тихорецкий бросил бомбу. Полковник
      Надеждин тяжело ранен, князь Савицкий убит.
      Тихорецкому и Поляковой в наступившем общем смятении
      удалось скрыться. Они, по всей видимости,
      воспользовались помощью членов партии с. д.
      большевиков."
      Бренкен несколько раз перечитывал плакат при тусклом свете лампы, качавшейся на стене... Он читал и с трудом заставил себя собраться с мыслями: Вера Полякова, эта гордая девушка с детским лицом и героической женской душой, убийца? Может ли это быть?
      Но у него не было времени для размышления. Поезд пришел несколько раньше, чем это полагалось по расписанию. Порядок в России стал похож на дырявый занавес: местами он сохранил еще старый блеск, но в большей части был изорван в клочья. Уже в течение многих дней поезда не ходили по расписаниям. Охрана путей, предписанная правительством, была отменена, причем никто не знал, кто отменил этот порядок? Никто не интересовался одиноким человеком, бродившим по снегу, и Бренкен мог спокойно скрыться в темноте. Дрожа от холода, он побежал совершенно механически, охваченный чувством неуверенности, вдоль поезда и был поражен при виде полуоткрытой двери. Вагон в темноте казался таким же черным, как и все прочие. Ни один вагон не был освещен.
      - Заходите, офицер, - послышался голос из зияющей тьмы в глубине вагона.
      Он замялся. А что, если в последний момент ему расставили ловушку? Если все время его только убаюкивали, говоря, что он находится в безопасности?
      Но тут две руки схватили его и втащили в темноту. В этом вагоне царила настолько непроницаемая и давящая тьма, что Бренкен содрогнулся.
      Его что-то пугало здесь. Без того, чтобы он был в состоянии отдать себе отчет в своем смутном страхе.
      Теперь кто-то прошел мимо него и выскочил из вагона. Тот самый, который втянул его. Бренкен узнал силуэт. Это был шофер Шнейдер. Стоя внизу, он повернул к нему свое лицо.
      - Здравствуйте, господин офицер! Да хранит вас Бог!
      - Это вас я вижу опять? - затаив дыхание, спросил Бренкен.
      Ответа не было.
      Какую связь все это имело между собой? Как попал сюда этот таинственный немец?
      Шнейдер тяжелыми шагами направился к паровозу и исчез в темноте.
      Бренкен уселся у открытой двери. Но в следующий момент кто-то с сильным треском захлопнул выдвижную дверь. Бренкен уперся в нее. Изнутри ее нельзя было открыть. Кто-то возился снаружи. Потом подошел еще кто-то, и Бренкен услыхал:
      - Готово?
      - Так точно, запломбирован!
      - Хорошо.
      Послышался шум удаляющихся шагов.
      "Значит, я пойман, - подумал Бренкен, - но кто же поймал меня?"
      Поезд тронулся...
      Вольдемар фон Бренкен долго сидел в темноте и мечтал. Вдруг он вспомнил о своем карманном фонарике. Слава Богу, он спасен!
      Он достал фонарик из кармана грязного сюртука и нажал пуговку.
      Луч света, как ножом, прорезал темноту. Вагон был пустой. Только в одном углу на деревянных нарах стоял какой-то ящик. Нет, это не был ящик. Бренкен осторожно подошел поближе, направив свет на его темные очертания.
      Перед ним лежало что-то длинное. И Бренкен сразу узнал, что это был за жуткий багаж. Это был гроб.
      Он пожал плечами. Ну что же поделать? Гроб. Во время войны он попадал в худшие переделки, чем сейчас, где его везли вместе с гробом в запломбированном вагоне пленником какой-то неведомой силы.
      Он осветил гроб.
      Тут он свистнул от величайшего изумления, перешедшего в следующий миг в сильную сердечную боль.
      В крышку гроба над изголовьем было вделано стекло. А под стеклом безжизненное лицо Веры Поляковой. Анархистка, большевичка или социалистка-революционерка, - ах, все это мало интересовало Бренкена в тот момент, когда он снова увидел перед собой милую девушку, которой был обязан жизнью.
      Следовательно, она знала, что это дело будет ей стоить жизни. Она знала, что ее тело отправят в Петроград, и она придумала это... свидание.
      Усталый и безутешный, Вольдемар фон Бренкен уселся на краю нар, обратив свой взор на женское лицо с плотно закрытыми глазами.
      Поезд мчался во тьме ночной.
      Гроб со своим жутким содержимым скрипел и покачивался. Бренкен, утомленный сильным душевным потрясением и всеми переживаниями, задремал. Он видел сон:
      Он не сводил глаз с мертвой, которую никогда в жизни не сумеет забыть. Вдруг ему захотелось бежать и громко крикнуть, но с его губ не сорвалось ни звука, и его члены настолько отяжелели, как будто налились свинцом. Он не был в состоянии двигаться, но видел, да, он видел... Вера открыла глаза. Умершая медленно открыла глаза и посмотрела на него долгим-долгим загадочным взглядом. Взглядом сфинкса, который с незапамятных времен скрывает в себе все загадки женщины... Но тут Бренкен проснулся.
      Была ночь, электрический фонарик валялся на полу, он больше не действовал. Батарейка выгорела.
      Умершая по-прежнему спала сном вечности.
      - Черт побери, - громко сказал Бренкен, чтобы успокоиться от звука собственного голоса. - Как могли мне присниться такие жуткие вещи? - Он опустился на пол. Его сердце учащенно билось, и спазмы подступали к горлу. Он хотел спать. Он чувствовал себя невероятно усталым. Поезд остановился. Внезапно под ногами Бренкена дрогнул пол вагона. Его охватил ужас. Он отскочил. Как вдруг в сиянии электрической лампы снизу вынырнула голова, вслед за головой показались руки и плечи. Это был шофер Шнейдер. Он влез в вагон, положил карманный фонарик на гроб и подал офицеру руку.
      - Мы велели сделать в вагоне раздвижной пол, вагон принадлежит большевикам. Мы разъезжаем здесь совершенно беспрепятственно взад и вперед и доставляем наших сторонников в Петроград.
      Он закурил папиросу. Вынул из кармана другую и подал ее Бренкену, подав ему огня.
      - Значит, все-таки большевики, - сказал Бренкен.
      Его глаза остановились на покойной. Легкие с жадностью втягивали табачный дым.
      Шнейдер провел рукой по глазам.
      - Она надеялась скрыться по совершении акта. Здесь, в этом вагоне, вы должны были встретиться с ней. Но мы обещали ей взять ее с собой живую или мертвую. Она хотела быть похороненной в Петрограде. Мы выкрали ее из покойницкой. Да, господин офицер, так обстоит дело. В Петрограде большевики торжественно встретят ее тело. Она, господин офицер, - Шнейдер сделал продолжительную паузу и никак не мог собраться с духом, - еще просила вам кланяться. Ее смерть была внезапной.
      Раздался сигнал к отходу поезда. Поезд дрогнул и рванулся вперед. Шнейдер со своим фонарем погрузился в темноту. Половицы вагона захлопнулись над его головой. Наступила кромешная тьма.
      Поезд помчался. В воздухе неожиданно послышался сладкий запах. Странно, - Бренкен больше не был в состоянии противиться сну.
      Он немного изумился этой усталости, напавшей на него неожиданно, как враг, а потом больше ничего не помнил.
      Утром он проснулся с тяжелой головой. Гроб по-прежнему качался на нарах, и лицо девушки смотрело сквозь стекло в крышке.
      На остановке появился Шнейдер. Он принес корзину с пищей и питьем.
      - Это запас на четыре дня, - предупредил он. - Возможно, мне не удастся навестить вас. Не забывайте, что вы - сопровождающий тело и ваша фамилия Шнейдер.
      Сказав это, он исчез.
      Потом прошло несколько дней. Бренкен не видел лица живого человека. Только голоса людей иногда долетали до его темницы.
      Но вот однажды утром, проснувшись, он заметил, что поезд стоит. Снаружи слышались шум и звуки мужских голосов. Вагон открыли.
      Несмотря на тусклый ноябрьский день, дневной свет показался Бренкену ярким и ослепительным. Бренкен стоял растерянный перед чужими людьми, пришедшими с носилками. Кругом были железнодорожники. Милиционер указал рукой на Бренкена.
      - Вы провожатый Шнейдер? - спросил он, просматривая какую-то бумагу.
      - Да, - машинально ответил Бренкен.
      - Хорошо, можете идти.
      Милиционер исчез. Гроб поставили на носилки. Люди стали расходиться. Никто не интересовался мнимым Шнейдером. Бренкен спустился вниз с железнодорожной насыпи, потому что вагон остановился где-то за городом на запасных путях. Никто не мешал ему. Он еще раз оглянулся. Носильщики тронулись в путь, пошатываясь под тяжестью гроба. В этом гробу покоилась Вера - тайна, ключ которой был потерян, по-видимому, навеки.
      IV
      Стоя у дверей своей квартиры, Петр Непомнящий подал на прощание руку своему другу Дмитрию Тихорецкому. Они посмотрели друг другу в глаза. Лицо Тихорецкого было мокро от слез.
      - Итак, через несколько часов, товарищ Непомнящий, через несколько часов, товарищ, мы либо дадим России свободу, либо умрем.
      - Да, так! - торжественно ответил Петр Непомнящий. Мы будем драться бок о бок, так же, как мы вместе, держась за руки, вышли из "Крестов".
      - Мы старые друзья, - подтвердил Дмитрий. - Мы друзья с тех пор, как еще мальчиками встретились на большой дороге.
      - Друзья с тех пор, как мы вступили в партию, - кивнул в ответ Непомнящий. Они обнялись. Оба с виду казались еще совсем юными. Вера в свое дело и фатализм дали им силу переносить все невзгоды жизни. Они посвятили свою жизнь революции и каждый день готовы были встретить смерть, как праздник.
      Кругом тянулись огромные дома, в которых царила таинственная деловитость. На плохо вымощенной улице лежала густая грязь. Из открытой двери напротив доносился отвратительный запах гнили и годами непроветренных потных испарений.
      - Э, - отмахнулся Дмитрий Тихорецкий, - теперь несколько часов мне предстоит вдыхать хороший аромат. Э... - он широко расставил руки, расправив свои могучие плечи. - Товарищ... если бы только знал... какие женщины у аристократов, скажу я тебе... - Он звонко расхохотался.
      Петр Непомнящий посмотрел вдоль улицы. Длинная полоса грязи, а за ней вдали вздымались стены Петропавловской крепости. Здесь, в этом убогом квартале, была его родина. Он немного знал об этом городе каналов, о блистательном Петрограде с великолепной набережной Невы, воспетой лучшими русскими писателями.
      "Ну и счастье же этому Дмитрию, - подумал он. - Женщины посматривают ласково и на меня, но аристократка... Гм... Она, вероятно, не знает, что ее любовник бросил бомбу в губернатора Савицкого? Убил?.. ерунда... Он исполнил произнесенный над ним приговор".
      - Мне нужно уходить, - прервал Дмитрий ход мысли своего друга. Она ожидает меня. Никогда прежде я не знал еще такой женщины. Я познакомился с ней на улице. С ее санями случилось несчастье. Совсем недалеко от нашего партийного бюро. Я бросился на помощь... Она посмотрела на меня... Петя, никогда еще ты не видал таких глаз! Она напоминает портрет царицы Елизаветы Петровны в молодости. Короче говоря, она пригласила меня к себе... каприз... и я... - он пожал руку Непомнящему и крикнул ему уже на ходу: - Из ее объятий я прямо брошусь в борьбу! Какое изумительное время, Петя! Жизнь хороша.
      И он быстро ушел.
      V
      Петр Непомнящий вошел в свою маленькую комнатку. Всегда, заходя в свое бедно убранное обиталище, он думал о Раскольникове. Так жил и он. И так же в нем постепенно накоплялась воля к преступлению. Но Петру Непомнящему не требовалось убивать старуху-ростовщицу. Ему предстояло задушить целую эпоху. Петр Непомнящий никогда больше не будет выступать на провинциальных подмостках. Больше никаких клоунад! Актер Непомнящий только что пришел из Смольного, прямо с непрерывного заседания военно-революционного комитета. Там держит речь Ленин. Неисчислимые массы потоком входят и выходят. Там раздают оружие в то время, как Керенский кидает в массы воззвания: "Ужаснейшая бойня несмываемым позором покроет имя свободной России, если государственный преступник Ленин победит". Но рабочие на всех перекрестках прикрепляют плакаты: "Граждане, сохраняйте спокойствие и самообладание, порядок находится в надежных руках!"
      С наступлением дня армия рабочих пойдет свергать правительство Керенского. Глава временного правительства отовсюду стянул войска в город. Уличная мостовая дрожит от орудийных колес. Стучат подковы лошадей. Въезжает зенитная батарея. За нею следует рота самокатчиков. Казаки... казаки...
      Уже три часа утра. Но все темно. Только снег слабо блестит. Петр Непомнящий не желает зажигать маленькую керосиновую лампочку. Бледный отсвет белых облаков на темном фоне неба причудливо отражается сквозь разбитое окно. Воет ветер, и холод, как покрывало, окутывает стены. Перед ним пронеслась вся его жизнь. Бедность, холод, скитания, тюрьма, голод, театр... В сущности говоря, во всем и всегда только театр. Когда его в первый раз арестовали за бродяжничество, он не мог назвать своего имени. Тогда ему было всего 10 лет.
      - Как тебя звать? - спросил полицейский.
      - Я не помню как, - ответил Петр.
      - Но у тебя ведь должно быть имя! Как зовут твоего отца? мать? Откуда ты родом?
      - Не помню, - ответил Петр. - У меня нет ни имени, ни отца, ни матери, ни родины.
      - Итак - Петр Непомнящий! - Под таким именем он и был записан в протокол. Так именовались сотни тысяч людей. Это были или обездоленные, бездомные, или преступники, скрывавшие имя; они бесцельно бродили по необъятной России - вдоль и поперек. И это прозвище стало фамилией мальчика. Петр Непомнящий. Знал ли он когда-нибудь своего отца? свою мать? Да, мать он знал. В Поволжье он слыхал об этом легенду. Его мать была горничной князя Сулковского. Горничной - полурабой.
      Непомнящий усмехнулся про себя.
      Ну, да... княжеская кровь! Не смоешь. Разве женщины вечно не бегали за ним? В особенности тогда, когда он выступал в Москве? В роли Арбенина в "Маскараде" Лермонтова. Тип пресыщенного человека. Устаревшая штука. Безжизненная маска прошлого. Но ему едва тридцать лет от роду. А голова... голова... настоящего породистого аристократа. Петр Непомнящий еще покажет себя. С такой головой он пробьет себе дорогу.
      Снизу доносится тихий лязг. Слабый отблеск света проникает из занавешенных окон на дворе. Черные стены безмолвно мигают.
      Рабочие вооружаются. С Малого проспекта доносится гулкое громыхание грузовика. Рабочие выезжают занимать позиции. Или солдаты Керенского пробираются в рабочие кварталы? По Малой Неве идет судно. Петр Непомнящий мысленно видит его. Палуба полна людей. О, когда наступит утро, Петроград будет начинен пулеметами! Ленин все хорошо подготовил. На этот раз будет не так, как в 1905 году. Никаких Гапонов! Только Ленин!
      На церкви глухо пробили часы.
      "Кто там? - подумал Петр Непомнящий. - В моей комнате кто-то возится. Такую вещь можно почувствовать." Он оглянулся.
      Он едва не упал, увидев тень.
      Тень. Человеческий силуэт! Да, это человек, который безмолвно и загадочно сидит рядом со шкафом перед зеркалом... Петр Непомнящий заворчал. Но вокруг была та же жалобная жуткая тишина.
      - Эй, ты, товарищ, - кричит Непомнящий, стоя у дверей. Ничего. Никакого ответа. Откуда-то издали долетают крики - гул толпы.
      "Они начинают. Они уже начинают", - ликуя думает Непомнящий. Но снова страх захватывает ему дыхание. Сейчас, когда его глаза успели свыкнуться с темнотой, он ясно видит: там сидит человек, неподвижный, как восковая фигура.
      - Товарищ, ты будешь говорить или нет? Или я...
      Он выхватывает револьвер и целится в незнакомца.
      Но человек перед зеркалом не трогается с места.
      Дрожащими руками Непомнящий зажигает лампу.
      Вдруг позади хлопает дверь, и струя сквозняка тушит лампу. Непомнящий инстинктивно крестится. "Чепуха", - думает он. Но приходится привыкать к этому.
      Наконец лампу удалось зажечь. "Семь чертей и одна ведьма в зубы, ведь я же не пьян!" Он стоит, нагнувшись корпусом вперед, его дыхание становится прерывистым, глаза готовы выскочить из орбит. Перед зеркалом... сидит он сам... в своем собственном костюме. Сидит, съежившись в кресле, и бледным восковым лицом смотрит в зеркало. Это он, Петр Непомнящий, сидит там и он, тот же Непомнящий, стоит тут. Совсем, как в кино. Но, черт побери, ведь это же не фильм!
      Он съеживается. Где-то раздался выстрел.
      А Соня ожидает. Ведь должен же он еще попрощаться с Соней! Предстоит жаркий день и почем знать...
      Итак, он тяжко и глубоко вздыхает... Это примета. Он видит самого себя. Ему суждено умереть. Смерть караулит у его дверей. Ну, ладно, в таком случае он умрет не напрасно. Он предварительно завершит свою месть. Итак, Петр Непомнящий, если уж суждено умереть, так какого же черта бояться?
      Он медленно начал приближаться к своему двойнику, избегая смотреть в зеркало. В зеркале он должен встретиться взглядом со своим же собственным лицом. Это уж чересчур... Вот он уже стоит позади таинственной фигуры, осторожно нащупывая кончиками пальцев впалые плечи. Он чувствует мускулы, мускулы и кости. Жизнь, это человек. "Чепуха, - думает Непомнящий, чистейшая чепуха". Итак, надо продолжать осмотр. И одним движением в припадке мужества и отчаяния, - чувство, хорошо знакомое ему по сидению в окопах, - он поднимает вверх голову фигуры и смотрит в зеркало. На него смотрит лицо Непомнящего.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12