Крик, полный ужаса и страдания, разбудил Ника.
      – Не-е-ет!
      Не открывая глаз, он сел на кровати, стал прислушиваться. Крик повторился. Саманта! Ник схватил со стула штаны, натянул и, застегивая на ходу, влетел в ее комнату.
      Одним прыжком преодолел пространство от двери до кровати, наклонился над мечущейся фигуркой. Попытался разбудить жену.
      – Саманта, это – Ник. Проснись, Саманта! Проснись, котенок.
      Все еще в плену страшного сновидения, она отпрянула, отвернулась от него.
      Он легонько потряс ее за плечо. Наконец-то она открыла глаза, полные слез. Со страхом уставилась на него. Попыталась укрыться с головой одеялом.
      – Это Ник, дорогая. Помнишь? Твой муж, – нежно и ласково бормотал он. Заметив, как она насторожилась, стал успокаивать: – Во сне тебя мучают кошмары. Это только сон, страшный сон.
      Она съежилась, закрыла лицо руками, затряслась от рыданий.
      – Это было так ужасно…
      Он сел на кровать рядом с ней, обнял, крепко прижал к груди, нежно погладил по голове и принялся уговаривать, как ребенка:
      – Все хорошо. Не бойся. Я с тобой. Никто не обидит моего котенка. Никто.
      Постепенно она успокоилась, рыдания затихли. Она обмякла и снова заснула у него на руках, убаюканная тихим, ласковым голосом.
      Ему не хотелось выпускать ее из рук. Он зарылся лицом в пушистые волосы, прижался губами к шелковистым длинным прядям.
      Ник нахмурился, раздумывая о том, как долго ее продолжают мучить страшные сны. Проснувшись, она не помнит того, что снилось. Словно кто-то опускает черную завесу в ее памяти. Что же с ней случилось? Что-то страшное произошло в ее жизни.
      «Как бы я хотел узнать, что?!»
      Ник наклонился, потерся щекой о ее лоб. Саманта была маленькая, хрупкая, беззащитная. Ему хотелось защитить ее. Но в то же время что-то смущало. Никогда прежде он не относился так к женщинам. Почему с ней все происходит совсем по-другому?
      Она уже неделю в сознании. От каждого ее приветливого взгляда он ощущал слабость в коленях и словно проглатывал язык.
      Он осторожно положил ее на подушки, нежно поцеловал в лоб. Ему вдруг захотелось лечь с ней рядом, обнять и не отпускать от себя. Затаив дыхание, еле сдержавшись, он плотно укрыл ее одеялом.
      «Господи, я могу напугать ее больше, чем ночные кошмары».
      И опять ему вспомнилось имя «Билли». Он нахмурился, невидящими глазами уставился в темноту. Дрова в камине прогорели. Тусклый свет от углей не рассеивал сумрака. Слабые блики скользили по стенам и потолку.
      Странная у него получилась семейная жизнь. Одни обязанности и никакой награды. И ничего не поделаешь до тех пор, пока у нее не восстановится память. А если все-таки он найдет того человека, которого Саманта звала во сне? При этой мысли все у Ника внутри перевернулось. И так и этак он может ее потерять. Ничего нельзя предсказать вперед и наверняка. Он выругался. Зачем он впустил ее в свое сердце? Зачем?
      Он подошел к камину, подкинул на угли несколько поленьев. Дрова загорелись. Пламя заплясало, отбрасывая яркие блики на мебель, пол, потолок. Резкие, черные тени мельтешили на стенах. Зыбкий столб дыма потянулся вверх. Ник рассеянно осматривал комнату.
      Вдруг его блуждающий взгляд остановился на черном бесформенном платье Саманты. Еще одна загадка. У нее с собой было только два черных уродливых платья. Почему она была в трауре?
      Он решил, что ей пора расстаться с этими платьями. Она молода, ей нужно купить что-то поизящнее, покрасивее. Ник улыбнулся, предвкушая радость, которую он ей доставит.
      «О платье я позабочусь сегодня же».
      Немного постояв у камина и полюбовавшись на Саманту издали, он вышел, бесшумно ступая по полу босыми ногами.
 
      Утреннее солнце уже запустило лучи в комнату сквозь кружевные шторы, когда Саманта проснулась. Она приподнялась на подушках, подтянула колени к груди. Дрова в камине сгорели не совсем. Значит, кто-то недавно подбрасывал их. Она невольно улыбнулась. Это, конечно же, Ник.
      Неделю назад она пришла в себя и обнаружила, что находится на ранчо, среди незнакомых людей.
      Они хлопотали вокруг нее, беспокоились о ней. Но она не знала никого из них. Она также не знала, кто она такая, как ее зовут. И что было с ней и с этими людьми до того часа, когда она очнулась в конюшне под копытами гнедой лошади.
      У нее не было прошлого. Только настоящее. Предстояло будущее, которое пугало, было неясным. За неделю она начала привыкать к семье Макбрайдов и Розе. Она даже смогла полюбить их за этот короткий срок. Они трогательно заботились о ней. И просто невозможно было не полюбить их. Но вспомнить их, так же, как и себя в прошлом, она не могла.
      Какие-то бессвязные куски, фрагменты из прошлого нет-нет, да и выплывали из тумана беспамятства – фраза, лицо, имена, ощущения. Но все вместе не имело ни смысла, ни значения.
      Она перебирала пальчиками край стеганого одеяла и думала, думала… Если фрагменты соединялись, то общая картина была неясной, расплывчатой.
      А темные, кровавые ночные кошмары, от которых она просыпалась в поту, ужасе, страхе, заставляли ее задавать себе вопрос: может быть, лучше ничего не вспоминать?
      Она закрыла глаза, обхватила руками плечи и восстановила в памяти чувство надежности, уюта, защищенности, которые ощущала прошлой ночью в объятьях Ника, когда проснулась от очередного кошмара. Сон ей не запомнился. Только чувство ужаса, безнадежности, безысходности. Он обнял ее, успокоил, дал возможность почувствовать себя в безопасности.
      Ей стало лучше. Она объявила, что может переселиться в гостевую комнату. Но Ник не позволил сделать это. Он сказал, что ему там удобно. Он хочет, чтобы она жила в его спальне.
      Саманта глубоко вздохнула. В комнате витал горьковатый запах горящих сосновых дров. К нему примешивался слабый запах табака и кожи. Его комната. Его запахи. Все это окружало ее, и от всего у нее учащался пульс.
      Ник Макбрайд. Ее муж. Тот факт, что Ник – ее муж, вызывал в ней сложные чувства. Хоть она и не могла вспомнить его, но находила довольно привлекательным, сильным, мужественным. Уже только это могло заставить биться чаще сердце любой девушки. Временами что-то в нем пугало ее. Какая-то дикость, граничащая с жестокостью. Но он умел быть таким нежным…
      Она вздохнула, вспомнив, как Ник, раненый, со сломанными ребрами, еле стоял на ногах, но все-таки добился своего и сам отнес ее в дом. Тогда его руки показались ей знакомыми, словно она уже была когда-то в его объятиях.
      Роза рассказала, что Ник оставался с ней все время, пока она была больна. Он купал ее, когда у нее была горячка. Подумав об этом, она смутилась и покраснела, несмотря на то, что они уже женаты.
      Женаты. Как ей хотелось вспомнить их свадьбу и… медовый месяц. Она заулыбалась. Когда она думала об этом, у нее захватывало дух и замирало сердце.
      Саманта закрыла глаза и представила, как бы все это происходило, если бы он обнимал ее, ласкал, был ее мужчиной… Но ее воображение не шло дальше нескольких поцелуев. Пропади ты пропадом!
      Почему ее сны не об этом? Почему в ее снах кровавые кошмары?
      Боясь, что Ник может застать ее в постели, она быстро выбралась из-под одеяла. Сняла преогромнейшую сорочку. Взяла платье и быстро натянула его на себя. Недовольная гримаска исказила лицо. Она надеялась, что дорожная полиция отыщет ее сундук с вещами. Она ничего не помнила. А Ник объяснил, что она потеряла свои вещи в дороге, когда они путешествовали, отмечая медовый месяц. Саманта не могла понять одного: он так и не объяснил ей, почему у нее оказалось только два черных платья.
      Она схватила рукой складки лишней ткани на талии. Платье было ей велико. Это, конечно же, не ее платье. Оно ей вовсе не подходит.
      Саманта взяла щетку и попыталась привести в порядок прическу. Но смогла только расчесать спутанные пряди. Решила оставить их распущенными. Блестящие, волнистые, они доставали ей до пояса.
      Прибрав комнату, девушка спустилась по лестнице вниз. В столовой Роза и Джейк уже завтракали. Она улыбнулась им.
      – Доброе утро!
      Роза расплылась в довольной улыбке и пошла на кухню за завтраком для Саманты.
      – Доброе утро, солнышко! Как ты чувствуешь себя сегодня? – приветливо спросил Джейк.
      – Прекрасно, – она села рядом с Джейком. – А где Ник?
      – Они с Джеффом поехали в город за покупками. – Джейк вздохнул. – Может быть, в этот раз они привезут что-нибудь.
      Саманта удивленно посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. Она хотела расспросить Джейка, но в столовую вошла Роза и поставила перед ней большое блюдо с сочным бифштексом.
      – Вот твой завтрак, малышка. Ешь, а после мы поищем тебе что-нибудь из одежды.
      – Спасибо, Роза. Завтрак выглядит так аппетитно, – Саманта намазала маслом ломоть пышного хлеба. – А то, что вы сказали, звучит заманчиво. Мне надоело ходить в этом платье и выглядеть старой каргой.
      Джейк наклонился к ней, замахал руками и запротестовал:
      – Ну что ты, что ты, Саманта, дорогая. Как бы ты ни оделась, ты никогда не будешь плохо выглядеть.
 
      После завтрака они пересмотрели гардероб Розы, выбрали и стали ушивать одно из Розиных платьев. Розин гардероб состоял почему-то из одежды коричневых и красных цветов. А красный цвет совсем не подходит к рыжим волосам. Они остановили выбор на новом коричневом платье. К тому же оно было Розе тесновато.
      И вскоре Саманта сидела в кресле и перешивала себе коричневое платье, прилежно склонив голову. Она была страшно довольна и благодарна Розе за то, что, наконец-то, сможет выглядеть намного лучше.
 
      За прошедшую неделю она сделала открытие, что многие домашние дела ей не знакомы. Она совсем не умела готовить, печь, стирать. Но была старательна, прилежна и многому успела научиться.
      Саманта улыбнулась. Она даже научилась варить туалетное розовое мыло. И теперь для нее не составляло большого труда испечь пирог. По-видимому, она раньше была лентяйкой или избалованным капризным ребенком.
      Она пристально посмотрела на Розу, занятую штопкой носков.
      – Роза, расскажи мне о Нике. Каким он был маленький?
      Роза подняла голову, задумалась, глядя в пространство, и вдруг улыбнулась.
      – Ты не поверишь, малышка, но он был застенчивым и ласковым мальчуганом. Он часто делал мне маленькие подарки – приносил полевые цветы, пестрые птичьи яйца, разноцветные камешки, – опустив ресницы, она помолчала, словно вспоминая что-то. – Ты знаешь, он не любил, когда над ним смеялись. Был очень обидчивым. Но старался скрывать. А глаза выдавали. Они сразу становились черными, холодными.
      Саманта вспомнила: глаза у Ника, действительно, темнеют, когда он сердится или обижен. И какие они светлые, искристые, когда он весел и доволен.
      Роза нахмурилась и продолжала рассказывать:
      – Однажды Джеффа пригласили в город на вечеринку, а Ник не получил приглашения. Ник пытался скрыть, что обижен. А Джефф не хотел ехать один. Ник уговорил брата поехать, хотя тот долго отказывался. Джефф вернулся рано и с подбитым глазом. Позже выяснилось, он подрался из-за того, что кто-то при нем обозвал Ника грязным индейцем. Джефф никогда не рассказывал об этом брату. Но, я уверена, тот и сам обо всем догадался. И оценил поступок Джеффа по достоинству.
      Девушка не могла скрыть слез, когда Роза рассказывала ей, с каким предубеждением относились белые к малышу. А он и так был обижен судьбой: рано потерял родителей. Саманта словно воочию видела того маленького мальчика, которого описывала Роза: робкого, неуверенного, ласкового, любознательного, с печальными серыми глазами.
      Роза очень любила его, жалела, ласкала. Но теперь он уже вырос, давно не мальчик.
 
      После полудня Саманта поднялась к себе в комнату. Платье было готово. Она подрубила подол, расправила и повесила обновку на вешалку, чтобы разгладились складочки.
      Сладко потянувшись, она легла на кровать, заложила руки за голову, закрыла глаза и попыталась заснуть. Но все мысли ее сегодня были о Нике. Она видела перед собой высокую стройную фигуру. Заглядывала в серые искристые глаза.
 
      Вздохнув, Ник отбросил окурок сигары и отошел от столба, возле которого проторчал почти час. Он внимательно следил за дверями пошивочной мастерской, расположенной на другой стороне улицы. Удостоверившись, что путь свободен, нерешительно пересек пыльную дорогу и усмехнулся, подумав, что, оказывается, пошивочная мастерская переполнена больше, чем бордель в субботнюю ночь. Только сюда идут женщины, а не ковбои.
      На улице показался Джефф. Ник быстренько юркнул за дверь. Дверь заскрипела и с шумом захлопнулась за ним. Невысокая дама с роскошными формами раздвинула шторы и вышла в переднюю комнату. Она пытливо посмотрела на Ника голубыми глазами.
      – Откуда весь этот шум? Что вы хотели, монсеньор?
      Ник огляделся. Кроме него, в комнате никого не было.
      – Я не монсеньор. Я – Ник Макбрайд. Наверное, это я надела столько шума. Извините, – он сорвал с головы шляпу, нервно комкал ее в руках. Он чувствовал себя словно лиса, пойманная в курятнике.
      – Чем я могу вам помочь, монсеньор? – снова спросила дама.
      – Ник, мэм. Меня зовут Ник, – он вдруг смутился, совсем растерялся и попятился к двери.
      Дама одарила его понимающей улыбкой, подошла, отобрала шляпу. Взяла Ника за руку и повела за шторы в гостиную. Ласково усадила в кресло, проворковав:
      – Я думаю, вам будет здесь более удобно, так?
      – Нет… Да, – Ник ослабил пальцем узел шейного платка, который почему-то вдруг стал давить.
      – Вы пришли купить что-либо для леди, так?
      Она налила в чашку какой-то дымящейся жидкости и подала ему. Он взял хрупкую фарфоровую чашку обеими руками, боясь, что уронит и разобьет ее. Поднес к губам, сделал глоток. Господи. Что это? Он заморгал, стараясь не подавиться.
      Дама улыбнулась, забрала у него чашку.
      – Я думаю, что, возможно, монсеньор хочет что-то еще, кроме чая? – она достала из буфета высокую бутылку и маленький хрустальный стаканчик. – Бренди?
      Ник кивнул. Сейчас ему необходима хорошая выпивка. Он взял стаканчик, который дама поставила перед ним, и сделал глоток, с удовольствием смывая во рту вкус чая. Она снова наполнила стаканчик.
      – А теперь, монс… Ник, что мне для вас сделать? – Он опорожнил еще один стаканчик, чувствуя себя гораздо свободнее и раскованнее.
      – Мне нужна одежда для женщины – моей жены. Думаю, что вся.
      – Какой размер? – спросила дама.
      – Размер? Черт возьми! Я не знаю, – нахмурившись, он оглядел ее. – Немного повыше вас, мэм. О… не совсем… понимаете? – стал запинаться Ник и, в конце концов, показал руками.
      Она мило улыбнулась, на щеках у нее показались ямочки.
      – Я думаю, что правильно вас поняла, – ответила она, открывая высокий гардероб.
      Ник допил остатки бренди и стал рассматривать кипу одежды, выложенную перед ним.
      – Господи, никогда не знал, что женщины носят так много всякой чепухи, – сказал он, смеясь. Вначале ему было неловко. Особенно когда выбирал нижнее белье. Но потом, когда все осталось позади, стало даже немного забавно.
      – Вы уверены насчет корсета, Ник?
      – Уверен, мэм. Не хочу, чтобы мою жену зашнуровывали в эту штуковину.
      – А турнюр? – спросила дама и помахала у него перед носом чем-то, похожим на птичье гнездо.
      – Ни в коем случае.
      Ему нравилось наблюдать за Самантой, как она ходит и хлопочет по дому. Он вовсе не хотел, чтобы какие-то турнюры портили ему вид.
      Модистка вышла, и Ник украдкой вытащил из кучи одежды кружевную ночную сорочку. Она была мягкой и тонкой, светилась насквозь. Ник плутовски улыбнулся: в этой прелестной ночнушке он будет любить ее. Положив сорочку к остальной одежде, он раздвинул шторы и вышел в переднюю комнату.
      – Вы уверены, мэм, что все остальное будет готово к Рождеству?
      Дама кивнула.
      – Конечно, все будет готово.
      Ник показал пальцем на рулон зеленого китайского шелка. Шелк переливался, менял цвет на голубой. Совсем как глаза Саманты. Ник заказал платье, черные шелковые чулки и мягкие лайковые туфельки. Это все к Рождеству.
 
      По дороге домой Ник стойко переносил ядовитые насмешки Джеффа. Сегодня его ничто не могло смутить. Ничто не могло испортить ему настроения. Джейк сказал, что Саманта легла отдохнуть. Ему не хотелось будить ее. Но в то же время не терпелось увидеть ее и показать покупки. Согнувшись под тяжестью свертков с подарками, он сразу же направился в спальню. Он усмехнулся, думая, что эта женщина стоит таких забот. Ник ногой постучал, так как руки у него были заняты.
      Саманта ответила ему, потом подошла и распахнула дверь.
      – Ник? В чем дело?
      Он подошел к кровати и вывалил на нее гору свертков.
      – Тут я купил кое-какие вещички. Думаю, они тебе понадобятся.
      – Мне? – переспросила она, глядя на него сияющими глазами. Взяла большой сверток и вынула отрез набивного ситца.
      – Как красиво, – обрадовалась она, приложила ткань к себе, а потом обернулась ею. Одной рукой она придерживала ткань, а другой обняла Ника за шею, чтобы отблагодарить его поцелуем.
      – Там есть еще кое-что, – улыбаясь, Ник кивнул на кровать. Он стал наблюдать, как она открывает свертки. Радовался вместе с ней ее восторгу, замешательству, изумлению. Кровать была завалена тонким бельем, отрезами тканей, кружевами, лентами, нитками, иголками, шпильками и всякими безделушками, которые для женщин имеют большое значение. Она развернула последний сверток и вынула прозрачную светло-зеленую ночную сорочку.
      Широко раскрыв от изумления глаза, она осторожно развернула тончайшее кружево, приложила к себе, смущенно опустила голову, чтобы Ник не увидел, как она покраснела.
      Потом подняла глаза и улыбнулась застенчивой, нежной улыбкой. Она подошла к нему. Глаза ее были похожи на глубокие озера, когда в них отражается молодая весенняя зелень.
      – О, Ник, спасибо тебе, – сказала она и вдруг заплакала.
      Ник, растроганный, посмотрел ей в глаза. Увидев, что она плачет, смутился и спросил:
      – Саманта, почему ты плачешь? Что-то не так? Я обидел тебя?
      – Нет. Просто потому, что я счастлива, – ответила она, осыпая его лицо поцелуями.
      – Ну, женщины, – вздохнул Ник. Никогда ему не понять их.
      Да и кто их поймет? Улыбнувшись, он крепко обнял ее, нежно поцеловал в лоб, щеки. А потом крепко прижался ртом к ее мягким алым губам.

      Саманта перегнулась через забор загона и легонько почесала гнедого за ушами. Он заржал и подтолкнул ее мордой. Она засмеялась и вынула из кармана фартука большое краснобокое яблоко.
      – Ты, наверное, это ищешь, дружок?
      Она протянула коню яблоко, он взял его губами, щекоча ладонь Саманты бархатным носом. Девушка похлопала гнедого по шее, поднимая при этом облако пыли.
      – Фу! – отстранилась она, обмахиваясь. – Сейчас мы тебя почистим, – пообещала она и направилась к навесу.
      Войдя в конюшню, она огляделась и стала рыться в куче инвентаря, сваленного в углу.
      – Саманта? – послышался голос Ника.
      – Я здесь, – отозвалась она и оглянулась.
      В дверном проеме выросла высокая фигура. Ник удивленно наблюдал за ней.
      – Что ты ищешь?
      Она разогнулась, держа в руках скребницу и щетку, показала ему, улыбнувшись.
      – Вот это.
      – Для гнедого? – Ник нахмурился.
      – Да, – кивнула девушка. – Его давно надо почистить, а тебе некогда этим заняться.
      – Саманта, эта лошадь дикая, – серьезно сказал Ник.
      – Фу, Ник! Он такой ласковый, как ребенок, я собираюсь как-нибудь выехать на нем, – улыбаясь, ответила Саманта.
      Ник подошел к ней и схватил ее за плечо, глаза потемнели.
      – Эту лошадь объезжать буду я. Не хочу, чтобы она сбросила тебя и ты опять ушиблась.
      Ник вытер ей запачканный пылью нос и усмехнулся.
      – Но ты вряд ли умеешь ездить верхом, – немного снисходительно и насмешливо сказал он.
      Она вызывающе уперлась руками в бедра.
      – А вот и неправда. Я начала ездить верхом, когда еще не умела ходить.
      – Откуда ты об этом знаешь? – ошарашенно уставился он на нее широко раскрытыми глазами.
      Саманта замерла. Откуда она знает?
      – Я не знаю, откуда. Но знаю наверняка, – растерянно проговорила она.
      – Ну хорошо. Сейчас мы проверим.
      Ник схватил ее за руку и потащил в дом. Оставив ее в своей комнате, вышел.